Любовь и сексуальность в культуре, семье и взглядах на половое воспитание

Можно липостроить современную семью на любви? — спрашивает автор книги,известный философ и психолог. Что мы имеем в виду, говоря о семье илюбви, как эти реалии понимались в истории и культуре? Что такоеполовое воспитание и возможно ли оно в школе? На все эти вопросычитатель найдет ответ в книге В. Розина. А также, чем любовьотличается от сексуальности и какую роль в появлении последнейсыграли искусство и средства массовой информации.

Книга будет интересна иполезна не только для студентов педагогических и гума­нитарныхвузов, но и для всех читателей, которых волнуют проблемы семьи илюбви.

Посвящаю любимой жене Наташе

ВВЕДЕНИЕ. НОВАЯ ВОЛНА ИНТЕРЕСА К ПРОБЛЕМАМ ЛЮБВИ И СЕКСУАЛЬНОСТИ

Благая жизнь — это жизнь, вдохновляемая любовью и направляемая знанием. И знание и любовь бесконечны.Бертран Рассел

Любовь — это самая интимная точка соединения природы и разума, это единственное звено, где природа вторгается в разум, она, стало быть, есть превосходнейшее среди всего природного.Готлиб Фихте

Речь вкниге пойдет о природе любви и сексуальности. Я хочу понять, как ониформировались в прошлом и что с ними происходит в наши дни. Говоря обэросе и сексуальности вместо того, чтобы просто использовать словолюбовь, тем самым указываю, что мною движет научный интерес. Однакоэто не означает, что я буду обсуждать любовь отстраненно, непереживая за нее и за себя. Нет, у меня глубокий личный, житейскийинтерес к вопросам пола и любви. Для меня понимание природы любви(соответственно в научном плане — эроса и сексуальности) естьмомент личного самоопределения или, как сегодня часто

говорят, событие. Итак, мнехотелось бы обсуждать проблемы и природу любви и научно и так, чтобыэто обсуждение стало событием и для меня и для читателя, которыйзахочет прочесть эту книгу.

Почему сегодня проблемылюбви, пола, сексуальности так заинтересовали и отдельных людей иобщественность? Замечу, что наш интерес к этим темам повторяетаналогичный интерес серебряного века. Можно вспомнить, что в русскойлитературе и философии начала века вопросы пола, любви, секса непросто обсуждались, но отчасти стояли в центре внимания. Здесьдостаточно указать имена В. Брюсова, А. Блока, З. Гиппиус, А. Белого,М. Арцебашева, С. Надсона, Вл. Соловьева, Н. Бердяева, В. Розанова.Вот, например, что писал Н. Бердяев о Розанове: «Розанов сгениальной откровенностью и искренностью заявил во всеуслышание, чтополовой вопрос — самый важный в жизни, основной жизненныйвопрос, не менее важный, чем так называемый вопрос социальный,правовой, образовательный и другие общепризнанные, получившие санкциювопросы, что вопрос этот лежит гораздо глубже форм семьи и в корнесвязан с религией, что религии вокруг пола образовывались иразвивались, так как половой вопрос есть вопрос о жизни и смерти»^.Обсуждая этот период, современный искусствовед Римма Кречетоваотмечает: «А между тем российское искусство уже в XIX векеотношения сексуально-любовные занимали чрезвычайно. У Пушкина иЛермонтова, у Тургенева, Толстого шел поиск границы открытости,способов выражения тончайших ощущений и эмоций, меры допустимогофизиологизма. Возникла устойчивая традиция одухотвореннойоткровенности, той, что позже, уже в серебряном веке отзовется такособо, так дразняще непросто. Чувственность (назовем это так) —важная краска искусства того времени, удивительно вбирала в себя какестественно грубое, так и тысячелетиями выпестовываемую в человекедуховность. Дух и плоть эстетически встречались, создавая зонуспецифического «русского эроса», который притягивал болееизощренный в интеллектуальных подходах к «этому» западныймир. Русская литература, музыка, балет несли в Европу особуюэротическую энергию, что не в по-

Бердяев Н.А. Эрос и личность (Философия пола и любви). — М., 1989. — С. 19.

4

следнюю очередьспособствовало их успеху. Тут есть о чем думать и спорить»^.

Конечно, в наши дни все этивопросы понимаются иначе, но влияние серебряного века все жеощущается: и в постановке проблем и в отсылке к взглядам нашихзамечательных поэтов, писателей и философов начала века. Но почемувсе же эти вопросы интересуют нас?

Начать можно с болееотдаленных обстоятельств — общего кризиса культуры ицивилизации. Сегодня сложились два разных понимания, два взгляда насудьбу мировой культуры: так сказать, оптимистический ипессимистический. Оптимисты уверены, что мировая культура направильном пути, что будущее за наукой, техникой, информацией,рационально организованной экономикой, что ценности западной культуры(успех, власть, личная свобода, сила и т.д.) являются архетипическимии истинными, а западный образ жизни — единственно правильным.Пессимисты, начиная с О. Шпенглера, напротив, уверены в обратном:современная мировая культура клонится к закату. Еще в 20-х годах Н.Бердяев писал: «Мы живем в эпоху, аналогичную гибели античногомира… Все привычные категории мысли и формы жизни самых«передовых», «прогрессивных», даже«революционных» людей XIX и XX веков безнадежно устарелии потеряли всякое значение для настоящего и особенно для будущего…Индивидуализм, атомизация общества, безудержная похоть жизни,неограниченный рост народонаселения и неограниченный ростпотребностей, упадок веры, ослабление духовной жизни — все этопривело к созданию индустриально-капиталистической системы, котораяизменила весь характер человеческой жизни, весь стиль ее, оторвавжизнь человеческую от ритма природы. Машина, техника, та власть,которую она с собой при­носит, та быстрота движения, которую онапорождает, создают химеры и фантазии, направляют жизнь человеческую кфикциям, которые производят впечатление наиреальных реальностей.Повсюду раскрывается дурная бесконечность, не знающая завершения»^.

Более чем полвека,отделяющие нас от этих пророческих размышлений, вроде бы подтверждаютих правоту. Экологичес-

Кречетова Р. Листопад // Театральная жизнь. — 1997. — № 4. — С. 15.

Бердяев Н.А. Новое средневековье (размышление о судьбе России и Европы) // Вестник высшей школы. — 1991. — № 3. — С. 100.

5

кий кризис, кризисантропологический, угроза третьей мировой войны, Чернобыль, кризиснравственности и морали, рост всевозможных заболеваний, возрастаниенеравенства во всех сферах жизни — все это и есть дурная и дажегибельная бесконечность. Но как же иначе, говорят оптимисты, какпрокормить миллиарды людей, удовлетворить их растущие потребности,как создать комфорт и достойный уровень жизни, как удовлетворить тягучеловека к свободе, новизне, удовольствиям, творчеству, успеху?

В поисках разрешения этойдилеммы сегодня намечены два противоположных пути. Один — этонадежда разрешить кризисные явления современной культуры на путяхнауки и образования за счет разумной организации жизни, производства,сознательного подхода ко всему, изменения ориентиров развития науки итехнологии. «Развитие для кого? — спрашивает Ф. Майор. —Вряд ли скажешь короче и полнее: для человека, для всех людей.Другими словами, оно должно иметь в качестве первостепенной целидуховное и моральное совершенствование человека, а также улучшениеего материальных условий»^. Сегодня, говорит он далее, «наукаслишком часто служит силе. Ответ в том, чтобы она служила толькоразуму. Революция — в знании, в его мудром использовании…Правильная передача знаний и способов их приложения является главнымаспектом «рефлексивной» культуры, незаменимым субстратомкоторой выступает образование»^.

Второй путь разрешениякризисных явлений можно назвать альтернативным или эзотерическим^.Его сторонники предсказывают возвращение человечества или к различныммодификациям религиозной культуры (например, Н. Бердяев считает, чтогрядет «новая коллективная религиозная эпоха, долженствующаясобрать в себе всякое подлинное бытие Церкви Христовой»), или кформам жизни, более естественным для человека — с ограниченнымиздоровыми потребностями, ощущением единства с природой и космосом, сформами бытия, свободными

Майор Ф. Завтра всегда поздно. — М., 1989. — С. 63.

^Там же. — С. 94, 132.

^Эзотерическое мироощущение исходит из убеждения, что наш мир и наши институты неэффективны или иллюзорны, что существует подлинный мир и человек может обрести его. Необходимые условия этого — кардинальное духовное и психотехническое изменение и переделка человека.

6

от власти техники.Существуют, говорят сторонники этой по­зиции, абсолютныечеловеческие ценности — здоровая жизнь, семья, любовь, дети.Именно к ним и нужно возвращаться, их и нужно отстаивать.Естественная любовь, а не секс, не изо­щренные поискинаслаждений, любовь прежде всего в семье, а не на стороне, именнолюбовь, а не сексуальные отклонения и извращения^.

Полемика, хорошо ощущаемаяв этой позиции, подводит нас еще к одному вопросу, обстоятельству,обострившему интерес к проблемам любви, пола, сексуальности. Аименно, как нам относиться к отклоняющимся формам сексуальногоповедения: гомосексуализму, лесбиянству, групповым оргиям,порнографии, неестественным формам полового сношения и т.д.? В однойиз вполне солидных докторских педагогических диссертаций, посвященныхантичному миру, я прочел, что он, этот мир, погиб потому, что любовьк прекрасным мальчикам у мужчин и к прекрасным женщинам у женщинвытеснила нормальные отношения между полами. Удивляться этому выводуне приходится, читая, например, «Жизнь двенадцати цезарей»римского историка Гая Светония Транквилла. Сегодня в нашей культуремногие формы любви и сексуального поведения, которые раньше относилик патологии и отклонениям от культурной нормы, не только объявляютсяестественными, но и связываются с возможностью достижения личнойсвободы граждан или окончательной победой над тоталитарнойидеологией^.

^Впрочем, многие исследователи указывают, что и эти абсолютные ценности охвачены кризисом. «Так называемые “противоестественные” формы любви и полового соединения, — писал Н. Бердяев, — приводя­щие к негодованию ограниченных моралистов, с высшей точки знания нисколько не хуже, иногда даже лучше форм так называемого “естест­венного соединения”» (Бердяев Н.А. Эрос и личность (Философия пола и любви).— М., 1989. — С. 44).

^В журнале «Огонек» на заре перестройки и реформы Людмила Сальникова в статье «Вперед к личной жизни», правда, не без юмора пишет: «Свободу мы всегда понимали исключительно в политическом смысле. Свобода нравов? Свобода поведения? — Это нечто неясное и неприличное, почти разврат… запрещать ничего нельзя, иначе весь пор­нографический бизнес опять уйдет в подполье и примет извращенные формы. Семьдесят лет у нас сажали в тюрьму проституток, гомосексуа­листов, в последнее время даже владельцев видео. Что-нибудь измени­лось к лучшему?» (Огонек. — 1991. — № 44).

7

Последнее аргументируетсятем, что ханжество и бесправие в общественной жизни былораспространено столь широко, что захватило даже телесную основусоветского человека, так что уже, напротив, ханжеские отношения всфере интимной жиз­ни, отсутствие здесь свободы поддерживали всюпирамиду по­ведения личности вплоть до общественного поступка. «ВСо­ветском Союзе, — пишет Р. Кречетова, — секса небыло. Это те­перь знает каждый школьник. Но то, что знают «все»,редко бывает истиной. Мы просто заблудились в словах. А вынуж­денноеприняли за действительность.

Секс, эротика, порнографияутратили сегодня в нашей постоянно шарахающейся из стороны в сторонудействительности свои разграничительные признаки. Бедный, бедныйСтанислав Говорухин с его законом об ограничении и т.д. Ну где онсего­дня найдет тех, кто сумеет отличить одно от другого»^.

Но не только выход наповерхность «любовного андеграунда» (проституции,порнографии, гомосексуализма, лесбиянства, трансвестицизма и т.п.)снова привлек интерес общества к во­просам любви и секса.Обостряют интерес и новые медицинские технологии, позволяющие нибольше, ни меньше как сменить пол. Оказывается, и в нашей стране и зарубежом тысячи впол­не нормальных людей сегодня меняют пол. Читаяодну из типичных статей о смене пола, я удивился. Поразила меня этастатья не только самим материалом, но и отношением автора к этомуявлению. Да никак автор к этому не относится, просто описываеттехнологию генетической коррекции и приводит ко­роткие интервью спациентами Центра репродукции человека и планирования семьи, гдеделаются эти операции. Как такое мо­жет быть, подумал я, ведьлюди меняют пол, из женщин стано­вятся мужчинами и наоборот,меняют не только пол, но и личность, идут на тяжелейшие операции, аавтор — ни слова о нравственной и этической стороне вопроса,как будто это самое обычное дело. Более того, из статьи следует, чтосмена пола — вполне естественное дело, в результате получаютсялюди, кото­рые «в дальнейшем чаще всего слывут хорошимисемьянинами» и вообще преуспевающими, полноценными людьми.

И ладно, если бы речь шлаоб отдельных, частных явлениях общественной жизни. Нет, что-томеняется в самой культуре, в нашем отношении к вопросам пола. Этотпроцесс ускоряется и в

^Кречетова Р. Цит. соч. — С. 14.

8

связи с попытками создатьиндустрию любви. И опять у нас нет никакого отношения к этому. Делоне только в падении вкуса и в пошлости, хлынувшей на нас со страницкниг, журналов, с экранов телевизоров, но и в отсутствии нравственнойпозиции, вообще какой бы то ни было осмысленной позиции.

Нет позиции в этом вопросеи у многих ученых. Например, в интересной книге польскогокультуролога Збигнева Лев-Старо­вича «Секс в культурахмира», с одной стороны, признается, что «массоваякультура закручивает спираль эротизма, нередко ста­новясь рядом спорнографией»^, что различные публикации и фильмы с эротическимсодержанием формируют установки у мо­лодежи и не только молодежи,а с другой стороны, сам автор описывает секс в различных культурахтак, как будто это фено­мен природы, далекий от этическихразмышлений и оценок. Кому-то может показаться, что и сам секс каккультурное явле­ние требует подобного бесстрастного рассмотрения,ведь в раз­ных культурах, как показывает Лев-Старович, были всемысли­мые и немыслимые сексуальные отклонения, причем то, что водной культуре (например, мастурбация, гомосексуализм, ор­гии илинеклассические позы) являлось культурной патологи­ей, в другихкультурах было нормой и естественным ходом дел. Если одниисследователи трактуют культивирование секса и эро­тизациюсовременной жизни как зло, как свидетельство заката культуры Запада,то другие, напротив, видят в этих процессах символы «новойнравственности, свободной от табу, от затормо­женности»^.Но и те и другие судят о сексуальности скорее эмо­ционально, чемопираясь на знание и научное понимание этого явления.

Впрочем, есть счастливыеисключения. Речь идет об ис­следовании сексуальности, проведенномизвестным современ­ным французским философом Мишелем Фуко.Проблемати­зируя тему секса, М. Фуко спрашивает: «Какая-тоскользкая дорожка за несколько веков привела нас к тому, чтобыво­прос: что мы такое? — адресовать сексу… Какудалось почти целиком и полностью поставить нас — наше тело,нашу ду­шу, нашу индивидуальность, нашу историю — под знакло­гики вожделения и желания. Именно она отныне служит намуниверсальным ключом, как только заходит речь о том, кто

^Лев-Старович З. Секс в культурах мира. — М., 1991. — С. 104, 107.

^Там же. — С. 105.

9

мы такие. И не одностолетие прошло уже с тех пор, как бесчисленные теоретики и практикиплоти сделали из чело­века — без сомнения, весьма мало«научным» способом — детище секса, секса властногои интеллигибельного. Секс — причина всего»^.

Если секс причина всего, тов чем тогда роль любви? И чем вообще секс отличается от любви? Ванглийском языке слово sex означает как пол, так и любовь. Однако длялюбви есть и свое слово — love. В русском языке со словом секссвязаны та­кие представления, как, например, нечто запретное,пограничное, наслаждение как самоцель, которые мы не находим в словелю­бовь. Когда известного искусствоведа Льва Аннинскогоспроси­ли, является ли сексология наукой, позволяющей людямучить­ся заниматься любовью, он ответил:

«…Заниматьсялюбовью? Кстати сказать, есть нечто дикое для меня в самом понятии«заниматься любовью». Любовь — это не понятие, этосостояние, состояние, при котором все стано­вится видно вподлинном свете… Это и есть понятие любви. А эрос что-тосамостоятельное — это что-то из области медицины. Это приотклонениях наверное.

Для меня, когда Тургеневпишет, что его героиня вся затре­петала, это и есть эрос.Затрепетала «вся», а не каким-то там кусочком организма,нарочно для того предназначенным. Я по­дозреваю, что и на Западе,откуда пришло к нам сугубое “заня­тие любовью”,человеческое, естественное вряд ли в таких заня­тияхреализуется»^.

Необходимость различениялюбви и секса диктуется не толь­ко личностными или эстетическимисоображениями, но и весь­ма практическими. Так, в настоящее времяна Западе и у нас вводятся программы полового воспитания. Носпрашивается, что под этим понимать?

Например, авторымеждународного проекта «Половое воспи­тание российскихшкольников», осуществляемого в рамках пла­нирования семьи,понимают под половым воспитанием гигиену отклоняющихся формсексуального поведения. Анализируя этот проект, представители Фондасоциально-психического здоровья семьи и ребенка И.Я. Медведева и Т.Л.Шишова пишут:

^Фуко М. Воля к истине. — М., 1996. — С. 176-177.

^Аннинский Л. Не возжелай // Театральная жизнь. — 1997. — № 4. — С. 2.

10

В пресс-релизе Министерство образования РФ мотивирует необходи­мость введения полового просвещения школьников «резким ростом количес­тва беременностей, абортов и заболеваний, передающихся половым путем, среди подростков, участившимися случаями сексуального насилия… Кроме того, с экранов телевизоров, видеомагнитофонов, со страниц газет и журна­лов на молодых людей обрушился поток порнографии и полупорнографии».

Почему-то, сетуя на засилье порнографии,Министерство образования не призывает ее запретить, а фактическиобязывает школу обучать детей тому же самому, но более системно иквалифицированно. Дескать, пожа­луйста, на здоровье, но грамотно!

Какое же общественное мнение формируется поданному вопросу? При­близительно такое:

— школа будет рассказывать детям, «чтоони не родились в капусте»;

— говорить о вреде абортов;

— учить пользоваться контрацептивами, чтобыне забеременеть и не заразиться венерическими болезнями. Вроде быблагие начинания.

Хотя сразу же возникают три вопроса:

1. Почему не хотят внушать — с помощьюродителей, тех же школьных учителей или священнослужителей,­чтодетям не следуетвступать в ранние половые связи, а собираются учить их грамотноэто делать, таким образом, в принципе давая индульгенцию на детскийсекс?

2. Почему надо просвещать всех скопом —коллективно и при смешан­ной системе обучения, — а неразбираться с отдельными случаями? (Для чего, в частности, исуществует должность школьного психолога).

3. Почему этот предмет называется «половоевоспитание», а не «техни­ка секса»? Ведь толькона изучение физиологии полового акта в старших классах отводится 26часов.

Значительную часть учебного времени занимаетподробное изучение всех существующих видов половых извращений,проституции, онанизма. Обучение будет проходить не только с помощьюучебников, но и нагляд­ных пособий, а также полоролевыхигр (?!). О добровольности занятий впроекте не упоминается. Больше того, высоко оценивается пример однойиз скандинавских стран — Швеции, где половое воспитание позакону про­водится с детского сада безсогласия родителей.

В проекте говорится, что в области половоговоспитания он принесет пользу всему сообществу школьных учителей иврачей. Он повысит нашу информированность о «детерминантахсексуального поведения российских подростков» и «заполнитогромный информационный пробел в сексуаль­ном образовании как уних, так и у их родителей и учителей».

В качестве образца успешного проведения данногопроекта приводят­ся западные страны^.

^Международный проект «Половое воспитание российских школь­ников в системе общего и профессионального образования Российской Федерации». Фонд социально-психического здоровья семьи и ребенка (Сборник материалов). Рукопись. — М., 1997.

11

Действительно, речь впроекте идет о сексуальной гигиене (чего стоят, например,разработанные в рамках проекта заклад­ки для детских книг сдевизами «Ваш друг презерватив», «Пре­зерватив— это… круто» и соответствующими рекламнымиизо­бражениями). О любви и нормальных отношениях полов в про­ектепочти ни слова. Реакция общественности и специалистов на проект быладостаточно бурной и крайне отрицательной; в результате решениемМинистерства общего и профессионально­го образования РФпроведение эксперимента по проекту в 16 пилотных школах былопрекращено.

Но проблема половоговоспитания все же остается. Как ее решать? На что при этомориентироваться: на любовь, секс, а если на норму, то какую? Понятно,что ответить на эти вопросы невозможно, не проанализировав природусамих этих явлений.

План нашего«путешествия-исследования» будет следующий. Сначала ярасскажу о том, что о любви и сексе думали философы и ученые. Затеммы обсудим, что такое современная семья (имеются в виду некоторыетипичные проблемы российской и не только российской семьи) и можно лиее основать на любви. После этого, используя собственные знания вобласти истории и культурологии, я познакомлю читателя с тем, каклюбовь и секс понимались в истории и разных культурах. Следующий шаг,который напрашивается, — обсуждение природы и сущности любви исекса. Завершим путешествие мы постановкой проблемы половоговоспитания.

12

ФИЛОСОФЫ И УЧЕНЫЕ СПОРЯТ И РАЗМЫШЛЯЮТ О ЛЮБВИ И СЕКСУАЛЬНОСТИ

ПАРАДОКСАЛЬНОСТЬ ДРЕВНИХ И СОВРЕМЕННЫХ ПРЕДСТАВЛЕНИЙ О ЛЮБВИ ИСЕКСУАЛЬНОСТИ
Нашесовременное представление о любви получило название романтическойконцепции любви. Считается, что первыми принципы романтической любвиразработали американские пуритане в XVII веке. С романтическойконцепцией любви связываются такие характеристики, как идеализация(любимого и любимой), новое понимание человека и взаимоотношений (какписал канадский теолог Герберт У. Ричардсон, суть романтической любви— равенство партнеров), любовная страсть или более сдержанные,но все же сильные эмоциональные переживания. Вот для примеранесколько высказываний ученых о романтической любви.

Ричардсон, автор книги«Монахиня, ведьма, партнерша: американизация любви»,считает, что романтическая любовь рождает высокое чувство личнойуникальности и индивидуальности, освобождает человека от путсредневековых представлений, закладывает основы для равных,неавторитарных отношений в обществе, создает всеобщие ощущениясвободы личности. Психотерапевт из Калифорнии Натаниэль Бренден встатье «Видение романтической любви» перечисляетпсихологические потребности, которые удовлетворяет романтическаялюбовь: общения,

13

любить и быть любимым,испытать с любимым родство душ, удовлетворять сексуальные желания,самореализации.

Без удовлетворения этихбазовых потребностей, уверен Н. Бренден, «мы просто умираем».Напротив, американский психотерапевт Стэнтон Пил в статье «Глупцыдля любви» пишет, что романтическая любовь — это одно изпроявлений социальной и индивидуальной патологии. Романтическаялюбовь, считает он, пагубна, сродни пристрастию к наркотику,напоминает умопомрачение. Именно общество, полагает Пил, создаетситуации, поощряющие пагубную любовь, вместо того чтобыпропагандировать отношения дружбы и товарищества.

Со своей стороны отметимеще два момента. В целом романтическая любовь — это любовьмужчины к женщине и наоборот, т.е. любовь к человеку противоположногопола. Кроме того, она не противоречит браку. Завершение романтическойлюбви романтическим браком — естественное развитие событий вна­шей культуре, которую иногда называют новоевропейской. Но еслимы пойдем вглубь веков и задержим свое внимание на ко­лыбелинашей цивилизации — Древней Греции, то с удивлени­емобнаружим совершенно иные, непривычные для нас пред­ставления олюбви и браке. Наиболее отчетливо они описаны в знаменитом диалогеПлатона «Пир». Но предварительно несколь­ко слов дляпонимания этого диалога.

Судя по литературе, вДревней Греции различались три раз­ные формы (вида) любви: любовьмежду супругами и друзьями, любовь чувственная («эрос»,ее по Платону символизирует Аф­родита пошлая, земная) и любовьвозвышенная. Только первая форма, между мужем и женой осуществляласьобычным путем. Чувственная любовь — это всегда любовь «настороне» —к чужой жене,к наложнице, к проститутке^.

Но самое замечательноеизобретение греков — любовь возвы­шенная (символизируемаяАфродитой небесной). Те, кто следо­вал такой любви, вдохновлялисьне чувствами, а прежде всего идеями: красоты, блага, бессмертия.Кроме того, это чаще всего не любовь мужчины к женщине, а любовьмужчины к мужчине,

^Сходную картину мы наблюдаем и в Древнем Риме. Известна реп­лика наследника императора Андриана (II в.) Элия Вера, адресованная законной жене: «Ясно, что я удовлетворяю свои страсти с другими: ведь понятие «жена» обозначает почет, а не удовольствие» (Бессмерт­ный Ю.Л. Жизнь и смерть в средние века. — М., 1991. — С. 30).

14

точнее, к прекрасномуюноше, или женщины к женщине (пре­красной девушке). Наконец,Платон склоняется к мысли, что возвышенная любовь не требует брака,что брак ей, так сказать, противопоказан. Но послушаем самогоПлатона. Раскроем «Пир». Платон устами одного из героевдиалога Павсания говорит:

Так вот, Эрот Афродиты пошлой поистине пошл испособен на что угодно: это как раз та любовь, которой любят людиничтожные. А такие люди любят, во-первых, женщин не меньше, чемюношей; во-вторых, они любят своих любимых больше ради их тела, чемради души… Вот почему они и способны на что угодно — нахорошее и на дурное в одинаковой степени. Эрот же Афродиты небеснойвосходит к богине, которая, во-первых, причастна только к мужскомуначалу, но никак не к женскому, — недаром это любовь к юношам,— а во-вторых, старше и чужда преступ­ной дерзости.Поэтому-то одержимые такой любовью обращаются к муж­скому полу,отдавая предпочтение тому, что сильней от природы и наде­ленобольшим умом… Такова любовь богини небесной: сама небесна, онаочень ценна и для государства и для отдельного человека, посколькутребует от любящего и от любимого великой заботы о нравственномсовершенстве (курсив наш.­В.Р.). Все другие виды любвипринадле­жат другой Афродите — пошлой^.

Не правда ли, странноетребование — «нравственное совер­шенствование»возлюбленных. Разве занятие любовью — уп­ражнение внравственности? Для Платона — да. И более того, он считает, чтолюбовь — это своеобразный путь человека, ве­дущий прямикомк бессмертию. Так, Платон, хотя и начал в «Пире» срассмотрения идеи чувственной красоты и привлека­тельности,стремления к физическому соединению и воспроиз­водству, но затемподчинил эту идею другой. «Но если любовь, как мы согласились,— пишетон, — естьстремление к вечному обладанию благом, то наряду с благом нельзя нежелать и бес­смертия. А значит, любовь — это стремление кбессмертию»^. Раз это столь серьезное дело, то на пути кбессмертию ничто не должно отвлекать человека — ни пустыезанятия, ни раз­влечения, ни семья.

Возражая против обвиненийприверженных божественной Аф­родите людей в безнравственности,Платон подчеркивает их му­жество, ум, общественную ценность.«Некоторые, — говорит дру­гой герой «Пира»,Аристофан, — правда, называют их (прекрас­ных юношей. —В.Р.) бесстыдными, но это заблуждение: ведут они себя так не посвоему бесстыдству, а по своей смелости,

^Платон. Пир // Соч.: В 3 т.­М., 1970. — Т. 2. — С. 107,111.

^Там же. С. 138.

15

мужественности и храбрости,из пристрастия к собственному по­добию. Тому есть убедительноедоказательство: в зрелые года только такие мужчины обращаются кгосударственной деятель­ности. Возмужав, они любят мальчиков, и уних нет природной склонности к деторождению и браку; к тому и другомуих при­нуждает обычай, а сами они вполне довольствовались бысожи­тельством друг с другом без жен. Питая всегда пристрастие кродственному, такой человек непременно становится любителем юношей идругом влюбленных в него»^.

Чтобы оправдатьестественность сожительства в любви лю­дей одного пола иодновременно объяснить желание их к соеди­нению (слиянию), Платонустами Аристофана излагает правдо­подобный миф о происхождениилюдей разного пола из монст­ров-андрогинов, существ, соединявшихв себе признаки муж­ского и женского полов. У андрогинов было трипола: мужской, женский и смешанный. Зевс и Аполлон рассеклиандрогинов пополам, на мужчин и женщин.

Итак, — говорит Аристофан,— каждый из нас — это половинка чело­века,рассеченного на две камбалоподобные части, и поэтому каждый ищетвсегда соответствующую ему половину. Мужчины, представляющие собойодну из частей того двуполого прежде существа, которое называлосьанд­рогином, охочи до женщин, и блудодеи в большинстве своемпринадлежат именно к этой породе, а женщины такого происхожденияпадки до мужчин и распутны. Женщины же, представляющие собойполовинку прежней жен­щины (андрогина женского пола. —В.Р.), к мужчинам не очень расположе­ны, их больше привлекаютженщины, и лесбиянки принадлежат именно этой породе. Зато мужчин,представляющих собой половинку прежнего мужчины, влечет ко всемумужскому: уже в детстве, будучи дольками су­щества мужского пола,они любят мужчин, и им нравится лежать и обни­маться с мужчинами.Это самые лучшие из мальчиков и юношей, ибо они от природы самыемужественные.

Поистинезамечательный текст и такой странный. Ведь Пла­тон доказывает,что более естественно мужчине любить не жен­щину, а прекрасногоюношу, что любовь не столько дело чувств и страсти, сколько ума ивоспитания, что конечная ее цель не наслаждение, а благо. При такомпонимании соитие в любви и деторождение отодвигаются куда-то назадний план, а семья вы­ступает скорее как препятствие на пути клюбви, чем естествен­ная ее среда. С точки зрения нашихсовременных представлений (т.е. романтической концепции любви ибрака), все поставлено с ног на голову. Спрашивается почему, ктозаблуждается: мы или

^Платон. Цит. соч. — С. 118-119.

16

Платон? Хочется сказать,конечно, Платон, но ведь Платон — это Платон и «Пиром»восхищалось не одно поколение людей. Но может быть нас успокоит то,что и в античности были мыс­лители, несогласные с великимфилософом.

ПЛУТАРХ ПРОТИВ ПЛАТОНА
В диалоге«Об Эроте» Плутарх явно полемизирует с «Пиром»Платона^. Герой его диалога Протоген сначала фактически изла­гаетточку зрения Платона. «Действительно,— говоритон, —за­конодателисправедливо превозносят это соединение как необхо­димое дляпродолжения человеческого рода и прославляют его перед толпой. Но уистинного Эрота нет ничего общего с гинеке­ем^, и я утверждаю,что отношение к женщинам и девушкам тех, кто к ним пристрастился, также далеко от Эрота, т.е. люб­ви, как отношение мух к молоку илипчел к сотам. Эрот, сопри­коснувшись с молодой и одаренной душой,приводит ее к добро­детели по пути дружбы, а желания,устремленные на женщину, в лучшем случае завершаются преходящимтелесным наслажде­нием. В этом смысл ответа, который был данАристиппом чело­веку, жаловавшемуся, что Лайда его не любит. «Язнаю, —ска­залАристипп, —что вино ирыба меня не любят, и, однако, я с удовольствием пользуюсь тем идругим». Ведь цель желания — наслаждение иудовлетворение»^. Другой участник диалога, отец Автобула, содной стороны, соглашается с тем, что нельзя оста­навливаться влюбви только на удовлетворении телесного насла­ждения, чтолюбовное влечение нужно облагораживать, превра­щая в умное инравственное дело, но с другой — доказывает в противоположностьПлатону, что добродетель и дружба прису­щи и женщинам и что этипрекрасные качества лучше всего реализовать в браке и семье.

И вот некоторые, — говоритон, — пытаясь насильно и безрассудно по­гасить страсть, непришли ни к чему хорошему, но или наполнились чадом смятения, или,обратившись к темным и недостойным наслаждениям, бес­славноувяли. Те же, кто, руководствуясь здравыми рассуждениями и сове­стью,как бы отняли у огня его безудержность, но оставили душе сияние,

^Плутарх. Об Эроте // Мир и Эрос. — М., 1991.

^Гинекей — женская половина дома.

^Плутарх. Цит. соч. — С. 45.

17

свет и теплоту, которая вызывает не сотрясение,как сказал кто-то, тесня­щее атомы семян под воздействиемвозбуждения и благодаря их гладкости, а удивительный животворныйразлив, подобный движению соков в растении и раскрывающий порывзаимопонимания и благорасположения. Не прохо­дит много времени,и они, минуя тело любимых, проникают до глубины их существа,разверзшимися очами созерцают их нравственный облик и всту­пают вобщение с ними в речах и делах… Нелепо, как я уже сказал,утвер­ждать, что женщинам вообще чужда добродетель. Надо лиговорить, в час­тности, об их скромности и рассудительности, обих верности и справедли­вости, если многие из них показализамечательные примеры: мужества, ге­роизма и величия духа? Но, неотрицая их прекрасной природы, во всем прочем, отказать им вспособности к дружбе и вовсе дико… Таково то соеди­нение,которое поистине можно назвать соединением в целом, соединени­емсупругов, объединенных Эротом, тогда как соединение людей, толькоживущих вместе, можно уподобить соприкосновениям и переплетениямэпи­куровских атомов, испытывающих непрерывный ряд взаимныхстолкнове­ний и отталкиваний, но не создающих никакого единства,какое создает Эрот, присутствующий в брачном общении. Нет никакойбольшей радости, более постоянной привязанности, столь светлой изавидной дружбы, как там, где единодушно живут, охраняя домашнийпорядок муж и жена…

Но любовь к благородной женщине не только не знаетосени и процве­тает при седине и морщинах, но и остается в силедо могильного памятни­ка. Трудно найти примеры длительной любвимальчиков, но нет числа при­мерам женской любви^.

ЗдесьПлутарх явно противопоставляет благородных женщин благородным юношам,брак, основанный на возвышенной люб­ви, браку без любви,идеальные отношения в любви (т.е. лю­бовь, преображенную«рассуждениями», «совестью», «сиянием»,«светом» «теплотой», «общением»)простым чувственным удоволь­ствиям от соития. Судя по литературе,к концу античности «не­достойные и темные желания»,как и брак без любви, уже стали серьезной проблемой, и Плутархблестяще ее решает^. Спор Плу­тарха с Платоном напоминает другой,который происходил почти через две тысячи лет между русскимифилософами.

^Плутарх. Цит. соч. — С. 51, 52.

^Изменилась отчасти и сама практика любви. Вот всего один пример. Римский поэт Децим Магн Авсоний посвящает своей жене следующее стихотворение: «Будем жить, как мы жили, жена! Тех имен не оставим, /Что друг для друга нашли в первую брачную ночь!/ Да не настанет тот день, что нас переменит: пусть буду /Юношей я для тебя, девушкой будь для меня! /Если бы старше я был, чем Нестор, и если б Дейфобу/ Кумскую ты превзошла возрастом, что до того!/ Знать мы не будем, что значит преклонная старость!/ Не лучше ль,/ Ведая цену годам, счета годов не вести!»

18

НИКОЛАЙ БЕРДЯЕВ И ВЛАДИМИР СОЛОВЬЕВ ПРОТИВ ВАСИЛИЯ РОЗАНОВА
Конечно,русские философы начала века понимали вопросы пола и любви иначе, чемантичные мыслители, но все же анало­гии просматриваются.Парадоксальный мыслитель Василий Ро­занов воспевает любовь в лонесемьи, но в отличие от Плутарха не только не облагораживает еемыслью, светом, совестью, теп­лом, но, напротив, снижает. Зато онпоэтизирует, превозносит до небес не просто «телесноенаслаждение», получаемое в любви, а сам акт совокупления. Болеетого, он почти кощунствует (явно полемизируя здесь с церковниками),отождествляя слияние душ с совокуплением. Но, может быть, Розановдействительно так думает, действительно исходит из «космическогосложения», из идеи физической душевной любви, пронизывающейсобой все — от соития влюбленных до мерцания звезд? Впрочем, небудем голословными, откроем его книгу «Люди лунного света».

Во всех фактах, христианских идохристианских, мы имеем в зерне де­ла какое-то органическое,неодолимое, врожденное, свое собственное и невнушенное отвращение ксовокуплению, т.е. к соединению своего дето­родного органа сдополняющим его детородным органом другого пола. «Не хочу! Нехочу!» — как крик самой природы, вот что лежит в основевсех этих, казалось бы, столь противоприродных, религиозныхявлений… Есть какое-то тайное, невыразимое, никем еще неисследованное не только со­отношение, но полное тождество междутипичными качествами у обоих полов их половых лиц (детородныхорганов) с их душою в ее идеале, за­вершении. И слова о «слияниидуш» в супружестве, т.е. в половом сопряже­нии, верны допотрясающей глубины. Действительно, «души сливаются» уособей, когда они сопряжены в органах!.. Мужская душа в идеале —твер­дая, прямая, напирающая, одолевающая: но между тем ведь этовсе — почти словесная фотография того, что стыдливо мужчиназакрывает ру­кою!… Перейдем к женщине: идеал ее характера,поведения жизни и вооб­ще всего очерка души — нежность,мягкость, податливость, уступчивость. Но это только — названиякачеств ее детородного органа… Каковы — ду­ши, таковы иорганы! От этого-то в сущности космогонического сложения (не земноготолько) они и являются из всего плодородными, потомствен­ными,сотворяют и далее, в бесконечность, «по образу и подобиюсвоему»… Душа — от души, как искра — от пламени:вот деторождение^.

ЕслиРозанов воспевает и возвышает половой акт, сливая его с душой любви идушой человека, то Н. Бердяев видит в нем зло. Половой акт, считаетБердяев, разрушает личность, отвле-

^Розанов В. Люди лунного света. — М., 1990. — С. 39-41.

19

кает от лица любимого, онантидуховен. Вообще, великий русский философ отрицательно относится кполовой жизни, даже ради продолжения рода. Именно это, считает он,уво­дит от личности, от духовного спасения. Впрочем, Бердяевчасто непоследователен: то он напрочь отрицает половую лю­бовь,половой акт, то пытается их оправдать. Вот первая его позиция.

Сексуальный акт внутреннепротиворечив и противен смыслу ми­ра. Природная жизнь пола всегдатрагична и враждебна личности… С пола начинает тлеть и распадатьсяличность человека, отыматься от вечности… Смертельная тоскасексуального акта в том, что в его без­личности раздавлена ирастерзана тайна лица любимого и любящего. Сексуальный акт вводит вкруговорот безличной природы, становится между лицом любящего илюбимого и закрывает тайну лица (по Бер­дяеву, любовь есть путь краскрытию тайны лица, обнаружению в нем образа Бога). «В самомсексуальном акте, — продолжаетБердя­ев, — есть что-то уродливое. Леонардо да Винчиговорил, что половой орган так уродлив, что род человеческийпрекратился бы, если бы лю­ди не впадали в состояниеодержимости… Жизнь эротическая, за вычетом отдельных мгновений, —самая печальная сторона человечес­койжизни^.

Теперь еговторая, почти противоположная позиция, разви­ваемая, правда, вранней работе «Метафизика пола и любви».

Если признать греховным всякоесладострастие, если видеть в нем только падение, то нужно отрицать вкорне половую любовь, видеть сплошную грязь в плоти любви. Тогданевозможен экстаз любви, невоз­можна чистая мечта о любви, таккак любовь сладострастна по сущест­ву своему, без сладострастияпревращается в сухую отвлеченность… пора перестать видеть всладострастии уступку слабости греховной чело­веческой плоти,пора увидеть правду, святость и чистоту сладостраст­ногослияния… Высшая форма любви не есть любовь бесполая, бес­плотная,не есть высушенный долг и моральная отвлеченность, в осно­ве еележит мистическая чувственность, непосредственная радость ка­санияи соединения^.

Кажется,еще шаг — и Бердяев попадет в объятия В. Розано­ва. Но нет,

…есть сладострастие Афродитыпростонародной, но есть сладост­растие и Афродиты небесной.Только при допущении праведного сла­дострастия может быть речь осмысле любви, могут оказаться чисты­ми чаяния любви. Всякийэкстаз сладострастен, и элемент сладостра­стия был во всехрелигиозных таинствах. В окончательном слиянии

^Бердяев Н.А. Эрос и личность (Философия пола и любви). — М., 1989. — С. 70, 71, 92, 134, 141.

^Там же. — С. 42, 47.

20

полной и вечной индивидуальности с космосом будетто экстатическое блаженство, которое есть в слиянии полов^.

Чтобыпонять последнее утверждение, необходимо учесть, что Н. Бердяев вследза Вл. Соловьевым считал, что решение про­блемы пола и любви естьрешение религиозное и духовное. И не просто духовное, а мистическое.Должно состояться преображе­ние духа и плоти, переход их в иную,трансцендентальную и мистическую реальность.

В истории мировой философии, —пишет Н. Бердяев, — я знаю только два великих учения о поле илюбви: учение Платона и Вл. Соловьева. «Пир» Платона и«Смысл любви» Соловьева — это самое глубокое,са­мое проникновенное из всего, что писалось людьми на этутему… В Аф­родите небесной Платона уже чувствуется дыханиехристианского Эро­са, таинственного и по сию пору, средневековогоромантизма и глубочай­шего, возможного лишь после Христа ученияВл. Соловьева о любви, как пути к индивидуальному бессмертию…Окончательное преодоление пола, соединение полов есть не толькослияние противоположных чело­веческих половин (вспомним учениеПлатона об андрогине. — В.Р.),но также и слияние с вечной женственностью (известное учение Вл.Со­ловьева. — В.Р.)и с Божеством… может ли быть соединение человечес­тва не вроде, не по необходимости, не безличное соединение, а мис­тический,сверхприродный организм, возможна ли новая соединяющая любовь,возможно ли превращение человеческого рода в Богочеловечес­тво?..Но мистическая тайна полового соединения в том и заключается, чтобыне попасть в рабство безликого родового инстинкта, не поддать­сяхитрости греховной природы, а найти органическое дополнение к сво­емувечному образу в Боге, осуществить в любви идею Божью, то естьиндивидуальностью завоевать бессмертие^.

Итак, Н.Бердяев не просто отрицает ценность полового акта и любви, оннастаивает на решительном духовно-мистическом преображении всейполовой телесности. Но спрашивается, что это значит —«духовно-мистическое преображение»? Возможно ли оно, и,если возможно, что собой представляет? К сожале­нию, мы не найдемответы на эти вопросы у самого Бердяева. Одно понятно: Бердяевпытается осмыслить и преодолеть хри­стианское наследие в этомвопросе. И высказывается здесь он вслед за Розановым достаточнорезко:

Христианство не преобразило пола,не одухотворило половой плоти, наоборот, оно окончательно сделало полхаотическим, отравило его. Де­монизм пола есть только обратнаясторона христианского проклятия пола. Могущественная половая любовьбыла загнана внутрь, так как ей отказали

^Бердяев Н.А. Цит. соч.­С. 43.

^Там же.­С. 22, 26, 38.

21

в благословении, превратилась в болезненноетомление, не покидающее нас и до сих пор… Господствующеерелигиозное сознание поставило про­блему пола в зависимость отвульгарного дуализма духа и плоти, связало ее с греховностью плоти, иэто была не только моральная, но и метафи­зическая ошибка… Такназываемая христианская семья есть лицемерная ложь, языческийкомпромисс, подобный христианскому государству. Хаос пола так жебушует под покровом семьи, как он бушевал в крови средневе­ковыхотшельников. Весь Розанов есть реакция на христианскую отраву пола,восстановление первоначальной святости пола^.

Эти идругие высказывания Н. Бердяева заставляют нас поставить вопрос: окакой любви он говорит? Явно не об обычной: к женщине и в семье.Бердяев сам, правда с огорчением, писал, что его отталкивалибеременные женщи­ны, что счастливая семейная жизнь — эторедчайшая счаст­ливая «обыденность», что в его идеалелюбви (так же, как и у Вл. Соловьева) был «силен Эросплатонический, который направлен на вечную женственность Божью, а неконкрет­ную женщину»^. Недаром Н. Бердяев восхищаетсяучением Я. Беме об андрогине и Софии, которое он цитирует: «Из-запохоти своей Адам утратил деву и в похоти обрел женщину; но дева всееще ждет его, и если только он захочет вступить в новое рождение, онас великой честью вновь примет его… Премудрость Божия есть вечнаяДева, а не жена, она беспо­рочная чистота и целомудрие ипредстает как образ Божий и подобие троицы»^.

Требование преображенияпола в Боге, очевидно, застав­ляло Бердяева отрицать и половойакт, и половую жизнь, и даже семейную жизнь, хотя последний вывод онизбегал де­лать, понимая, что с этим связано для обычногочеловека. Вникая в метания и мысль Н. Бердяева, я невольно вспомнилзнаменитую историю любви и переписку Абеляра и Элоизы, относящуюся кначалу XII века. В этой переписке прекрасная Элоиза восстает противтребований средневекового общества — ставить на первое местолюбовь к Богу. Признавая могущест­во Бога, она тем не менеевыбирает любовь к своему возлюб­ленному и, подобно Сократу,предпочитает осуждение обще­ства и обвинение в безбожии, чемотказ от своей любви, от себя и ложь.

^Бердяев Н.А. Цит. соч.­С. 20-21.

^Там же.­С. 140-141.

^Там же.­С. 64.

22

ЛЮБОВЬ К БОГУ ИЛИ ЛЮБОВЬ К ЛЮБИМОМУ?
Страстнаялюбовь знаменитого французского философа маги­стра Абеляра июной, обладающей редкими способностями к нау­кам,семнадцатилетней Элоизы, как известно, закончилась тра­гично.Дядя и родные Элоизы, решив, что Абеляр обесчестил Элои­зу (хотяони тайно обвенчались, и дядя это знал), что он «грубо обманулих и посвятил Элоизу в монахини, желая совершенно от нее отделаться»(хотя он только укрыл Элоизу в женском мона­стыре Аржантейль),подкупили слугу Абеляра и подослали в его дом нескольких наемныхпалачей. Когда Абеляр спал, те проник­ли ночью в спальню магистраи оскопили его (как сам Абеляр пишет: «…отомстили мне самымжестоким и позорным способом, вызвавшим всеобщее изумление: ониизуродовали те части моего тела, которыми я совершил то, на что онижаловались^»). И вот, будучи оба в постриге (Абеляр —аббат в Бретани, Элоиза — на­стоятельница, аббатисамонастыря в Аржантейле), они через 26 лет начинают знаменитуюпереписку. Поводом к ней послужила прочитанная Элоизой «Историямоих бедствий». Чтение воспоми­наний любимого ею человекаоживили в душе Элоизы никогда не умиравшую любовь к Абеляру, ноодновременно она глубоко за­дета, обижена: Абеляр не уделяет ейвнимания, занят своими проблемами и бедами и, похоже, уже давно нелюбит ее. Об этом Элоиза прямо пишет Абеляру:

Тебя соединяла со мной не столькодружба, сколько вожделение, не столько любовь, сколько пыл страсти. Ивот, когда прекратилось то, чего ты желал, одновременно исчезли и течувства, которые ты выражал ради этих желаний. О возлюбленнейший, этодогадка не столько моя, сколько всех, не столько личная, сколькообщая, не столько частная, сколько об­щественная. О, если бы такказалось мне одной, о, если бы твоя любовь нашла что-нибудьизвиняющее, от чего — пусть немного — успокоилась бы мояскорбь! О, если бы я могла придумать причины, которые, извиняя тебя,как-либо опровергли бы мое низкое предположение!^

В историии переписке Элоизы есть один непонятный мо­мент: страстно любяАбеляра, Элоиза упорно отговаривала его от брака с нею. Она пишет:

И хотя наименование супругипредставляется более священным и прочным, мне всегда было приятнееназываться твоей подругой, или, если ты не оскорбишься,­твоеюсожительницей или любовницей. Я думала,

^Абеляр П. История моих бедствий.­М., 1959.­С. 31.

^Там же.­С. 70.

23

что чем более я унижусь ради тебя, тем большебудет твоя любовь ко мне и тем меньше я могу повредить твоейвыдающейся славе… ты не пренеб­рег изложить и некоторые доводы,при помощи которых я пыталась удер­жать тебя от нашегонесчастного брака, хотя и умолчал о многих других, по которым япредпочитала браку любовь, а оковам — свободу.

Подтверждаетэту установку своей возлюбленной и Абеляр.

Убеждая или отговаривая меня припомощи этих или подобных дово­дов и будучи не в состояниипобедить мое недомыслие, но не желая в то же время оскорбить меня,она вздохнула, заплакала и закончила мольбы так: «В концеконцов остается одно: скорбь о нашей погибели будет столь велика,сколь велика была наша любовь»^.

Когда же,замечает Абеляр, позже после трагедии с ним все жалели и пугалиЭлоизу монастырской жизнью, она отвечала сквозь слезы и рыданья,повторяя жалобу Корнелии:

О величайший супруг мой!
Брак наш — позор для тебя. Ужели злой рок будет властен
Даже над этой главой? Нечестиво вступила в союз я,
Горе принесши тебе. Так приму же и я наказанье!
Добровольно приму я его…^
Но только ли потому Элоизане хотела вступать в брак, что думала об Абеляре? Вряд ли. Вчитываясьв ее два письма к Абе­ляру, я вижу, что для нее более ценным былане любовь к Богу, не любовь в браке, освященном Богом, а любовь кАбеляру, лю­бовь свободная, любовь чувственная, любовь,позволяющая ей ощущать себя, как бы мы сегодня сказали, личностью,хотя при­знающей Бога, но и одновременно осознающей своесобственное достоинство. Действительно, Элоиза признает, что вмонастырь она пошла только по воле Абеляра, из любви к нему, чтовоспо­минания о чувственной любви к нему заполняют ее сознаниедаже во время богослужения, что она понимает свою грехов­ность ислабость, но спокойно принимает свою судьбу.

И в самом деле, любовныенаслаждения, которым мы оба одинаково предавались, были тогда дляменя настолько приятны, что они не могут ни утратить для меняпрелесть, ни хоть сколько-нибудь изгладиться из моей памяти. Куда быни обратилась я, они повсюду являются моим очам и воз­буждают вомне желания. Даже во сне не щадят меня эти мечтания. Даже во времяторжественного богослужения, когда молитва должна быть осо­бенночистою, грешные видения этих наслаждений до такой степени овла­деваютмоей несчастнейшей душой, что я более предаюсь этим гнусно-

^Абеляр П. Цит. соч.­С. 30.

^Там же.­С. 32.

24

стям, чем молитве. И вместо того, чтобысокрушаться о содеянном, я чаще вздыхаю о несовершившемся. Не толькото, что мы с тобой делали, но даже места и минуты наших деяний,наравне с твоим образом так глубоко запечатлелись в моей душе, что якак бы вновь переживаю все это и даже во сне не имею покоя от этихвоспоминаний^.

Болеетого, Элоиза намекает, что самому Богу был неугоден их брак.

Ведь пока мы наслаждалисьрадостями страстной любви, или — скажу грубее, но выразительней— пока мы предавались прелюбодеянию, гнев божий щадил нас.Когда же мы заменили незаконную связь законным сою­зом и искупилипозорное прелюбодеяние честным браком, тогда гнев гос­поденьпростер над нами свою тяжкую длань и поразил наше неосквер­ненноеложе, хоть ранее долго терпел оскверненное^.

Одостоинстве же Элоизы свидетельствуют следующие слова в конце второгописьма:

Я не хочу, чтобы ты, уговариваяменя быть добродетельной и призы­вая меня бороться с искушениями,говорил: «Сила укрепляется в немощи» и «Не будетувенчан тот воин, кто сражался недобросовестно». Я не ищу венцапобеды. С меня довольно избежать опасности. Удалиться от нее вернее,чем вступить в войну. В каком бы уголке неба ни поместил бы меня бог,я буду довольна. Ведь там никто никому не будет завидовать, а каж­дыйбудет довольствоваться тем, что у него есть^.

Где жеЭлоиза черпает силы и спокойствие духа, ведь она не может опиратьсяна Бога, поскольку верит в него меньше, чем в любовь? И силы испокойствие ей дает сама эта любовь и еще ощущение своейиндивидуальности (личности). Только так можно понять странные дляверующего человека признания Элоизы:

Во всю свою жизнь, что бы нипроисходило, я больше боюсь обидеть тебя, чем Бога; больше жаждуугодить тебе, чем ему. Я стала монахиней не ради божественной любви,а по твоей воле… Бог ведает, что я точно так же, ничуть несомневаясь, по твоей воле последовала бы за тобой или упреди­лабы тебя, даже если бы ты поспешил во владения Вулкана, ибо душа моябыла не со мной, а с тобой! Даже и теперь, если она не с тобой, то еенет нигде: поистине без тебя моя душа никак существовать не может^.

Подобнымобразом рассуждает лишь человек, который пове­рил в свою любовь ииндивидуальность, в котором проснулось достоинство, превышающее дажестрах смерти. В европейской истории одним из первых был Сократ.Завершая свою знамени­тую защиту, Сократ говорит:

^Абеляр П. Цит. соч.­С. 85-86.

^Там же.­С. 83.

^Там же.­С. 88.

^Там же.­С. 70, 87.

25

И вот, мои судьи, не следует ожидать ничегоплохого от смерти, и уж если что принимать за верное, так это то, чтос человеком хорошим не бывает ничего плохого ни при жизни, ни послесмерти и что боги не пере­стают заботиться о его делах. И мояучасть сейчас определилась не сама собой, напротив, для меня ясно,что мне лучше умереть и избавиться от хлопот^.

Новернемся к Н. Бердяеву. Хотя он тоже мало ценит брак, однако любви кконкретной женщине предпочитает любовь к Богу или к Деве, или кнекоему существу, преображенному, как он говорит, и духовно ителесно. Что же это за такое существо и что это за любовь?Представления Бердяева можно лучше по­нять, учитывая еще дваобстоятельства: его отношение к сексу, т.е. такой любви, где нетдуховного начала, а все сводится лишь к наслаждению, а также егоотношение к романтической любви и браку, точнее, знание эволюции этихотношений в нашей куль­туре. Рассмотрим оба эти момента.

ОТ МАРКИЗА ФРАНСУА ДЕ САДА К ЭРИКУ БЕРНУ
Маркиз деСад считал, что любовь — это форма душевного безумия и поэтомулюбви нельзя сопротивляться, а, напротив, нужно следовать ее природе.«По природе,­писал он в книге «Философия вбудуаре»,­женщины, безусловно, рождаются склонными кразврату, то есть они склонны наслаждаться все­ми преимуществамидругих животных женского пола, которые без всякого исключенияотдаются любому самцу… женщины су­ществуют с той целью, дабыдоставлять наслаждение всем, а не обеспечивать привилегированное иэгоистическое счастье… За­кон должен обязать женщин заниматьсяпроституцией, если они сами этого не желают»^.

Близки к этимпредставлениям и взгляды немецкого философа Ф. Ницше, писавшего, что«любовь в своих средствах война, в своей основе —смертельная ненависть полов»^.

Женщине,­пишет современныйкультуролог Р. Шапинская,­во мно­гих культурах отведена рольпоследовательной исполнительницы воли

^Платон. Апология Сократа // Соч.: В 3 т.­М., 1968.­Т. 1.­С. 112.

^Мир и Эрос.. М., 1991.­С. 117.

^Ницше Ф. Ессе Homo // Соч.: В 2 т. — М., 1990.­Т. 2.­С. 727.

26

мужчины — это убеждение Ницше разделяет,правда с совсем иными им­пликациями, С. де Бовуар и представителисовременного феминизма. Ес­ли для мужчины возлюбленнаяпредставляет лишь одну из жизненных цен­ностей, для женщины«любить — значит отказаться от всего ради своегогосподина»^.

Вопубликованной в последние годы рецензии на четыре книги о браке ЛьваНиколаевича Толстого и Софьи Андреевны, напи­санной встихотворной форме, литературовед Марина Тимкина пишет, что всеусилия вовлеченных в этот брак были направле­ны на созданиеТолстому условий для работы.

В этот механизмавтоматически затягивались все окружаю­щие, как будто у нихничего на уме, кроме «Ах, лишь бы он писал свои книги».

Понимание до известнойстепени и непонимание друг друга тоже имело место, и со временемувеличивалось как то, так и другое. В старости Толстой записал вдневнике: «Она мне нико­гда этого не простила».

Представьте сами: прямо изцеркви с новобрачной в карете по тряской дороге в не близко лежащуюЯсную Поляну, и тут-то он ее невинности и лишает. Сейчас бы мы этоиначе назвали, а тогда она хоть и сопротивлялась, но слабо, не вполную силу, сказать «нет» потверже боялась, думала, онопомнится, повре­менит, поймет, пожалеет. Да и как в 18 летсопротивляться взрос­лому дяде, боялась, подумает, что она его,мужа, недостаточно пылко любит, да какая ж тут любовь-то, малоприятного на сиденье в пыльной карете, в одежде. Для него это былодемонст­рацией силы, бушующей страсти и геройской славы подавитьсопротивление раз и навсегда. А жить-то потом как вместе, ко­гдау нее, кроме отвращенья…

В этом браке шлаподспудная, вероятнее всего, неосознанная борьба за власть. Началосьэто с момента показа ее готовности к беспрекословной субординации,что было воспринято им как должное.

А вот как известныйамериканский психолог Эрик Берн в книге «Секс в человеческойлюбви» определяет секс. «Нормаль­ный секс — этолюбое взаимное наслаждение, получаемое двумя свободными иинформированными партнерами, которое достав­ляется телом,обычными облачениями и украшениями партне-

^Шапинская Р. Властные стратегии и дискурс любви в романе «Об­рыв» // Вопросы социологии.­1996.­Вып. 7.­С. 129.

27

ра»^. Я не хочусказать, что аморальный и психически нездоро­вый маркиз де Садявляется предтечей ответственного, мораль­ного и вполне здоровогоЭрика Берна. И тем не менее оба они понимают любовь как наслаждение.Правда, Берн различает секс и любовь, но все дело в том, что вмассовой культуре, осо­бенно американизированной, эти два понятияочень быстро сбли­жаются. По сути, Э. Берн сводит любовь к сексу,это вполне отвечает его естественно-научному, рациональному образумыш­ления. «Секс,­пишет он,­матрица для всякогорода наиболее живых взаимодействий: объятий и ссор, соблазнений иотступ­лений, созидания и бед. Кроме того, это средство длясчастья и для работы, заменитель всякого рода лекарств и целительмно­гих болезней. Он может служить забаве, удовольствию иэкста­зу. Он связывает людей узами романтики, признательности илюбви. И он создает детей. Для человеческой жизни и человечес­койлюбви все это — то, что он объемлет и что является егоцелями»^.

Сегодня, говоря о сексе,все чаще имеют в виду просто лю­бовь. Конечно, не платоническую,но и не чисто животную, а обычную между мужчиной и женщиной (илимежду людьми од­ного пола) и до брака и в браке. «Самослово «любовь»,­пишет Р. Шапинская,­частопереопределяется с точки зрения соци­ально-экономической ценностиее аспектов. Так, секс приобре­тает значение единицы обмена,которая может быть предложена взамен устойчивого материальногоположения»^.

Отношение Н. Бердяева клюбви-наслаждению вполне одно­значное — отрицательное.«Грязно и греховно,­пишет он,­делать человека простыморудием своего естественного наслаж­дения, но не путем слияния свысшей природой. Демонизм сла­дострастия, связанный с потерейличности и самомнением личнос­ти, давит современное поколение,выявляется новой литерату­рой и искусством, и нельзя спастись отэтой болезни старой мо­ралью, аскетизмом или замалчиванием иигнорированием ост­роты вопроса»^.

Это было сказано в самомначале века, но сегодня кажется еще более актуальным. Но как быть вслучае, если наслаждение

^Берн Э. Секс в человеческой любви.­М., 1990.­С. 37.

^Там же.­С. 21.

^Шапинская Р. Цит. соч.­С. 131.

^Бердяев Н.А. Цит. соч.­С. 43.

28

взаимно, если происходит,так сказать, обмен наслаждениями: ты мне, а я тебе? Именно этотслучай и имеет в виду Э. Берн, говоря о нормальном сексе. Очевидно,для Н. Бердяева, если в любви нет «слияния с высшей природой»,т.е. одухотворения и преображения, то нет и любви, будет ли онавзаимной или одно­сторонней. Однако ведь миллионы или дажемиллиарды людей на земле, возможно, стремятся извлечь из любви именнонасла­ждение. Или это не так? И что тогда представляет собой«сладо­страстие Афродиты небесной», о которой говорилБердяев? Мо­жет быть, чтобы разрешить эту проблему, стоитпослушать еще одну точку зрения.

МОРАЛЬНЫЕ ТЕОРИИ ЛЮБВИ
Маркиз деСад призывает следовать природе любви, но к тому же призывают ивеликие немецкие философы И. Кант и Г. Фихте. «Порой,­замечаетКант,­мужчины, чтобы понра­виться, усваивают женскиеслабости, а женщины иногда (хотя и гораздо реже) подражают мужскимманерам, дабы внушить к себе глубокое уважение, но то, что делаютпротив природы, делают всегда плохо»^. Но как же быть сплатоновской концеп­цией любви, это против природы или за? Какбыть с широко распространенной и в прошлые века, и сейчас верой, чтолю­бовь — это наслаждение? На второй из этих вопросов Кантпы­тается ответить в «Метафизике нравов». Обсуждаятак назы­ваемые казуистические вопросы, он спрашивает, допустимоли совокупление только с целью наслаждения, а также почемунедопустимы похоть, сладострастие, распутство (вот бы пе­ренестиКанта в наш терпимый век). В целом ответ звучит так: все этонедопустимо, поскольку не соответствует целям чело­веческойприроды, ведет к унижению и искажению человечес­кой личности.

Спрашивается, подчинено липрименение способности половой люб­ви какому-нибудьограничительному закону долга, как же половая любовь, не ставя передсобой упомянутой цели, вправе применять половые свой­ства толькоради скотского наслаждения, не нарушая этим какого-либо долга передсамим собой? В учении о праве доказывается, что человек не может

^Кант И. Наблюдения над чувством прекрасного и возвышенного // Мир и Эрос.-М., 1991.­С. 123.

29

без особого ограничения по правовому договорупользоваться другим ли­цом для такого наслаждения; поэтому двалица и берут на себя взаимные обязательства. Но здесь вопрос в том,существует ли в отношении этого наслаждения долг человека перед самимсобой, нарушение которого есть осквернение (не только унижение)человечества в его собственном лице… Не противно ли цели природы итем самым долгу перед самим собой со стороны как мужчины, так иженщины стремиться употреблять свои поло­вые свойства во время,например, беременности, или стерильности жен­щины (из-за возрастаженщины или болезни), или когда у нее нет никакого влечения?^

А вот ответ: Однако логическое доказательствонедопустимости упомянутого неестественного и даже простонецелесообразного упот­ребления своих половых свойств какнарушения долга перед самим со­бой не так легко дается. Основаниедоказательства заключается, ко­нечно, в том, что человекотказывается от своей личности (унижая ее), когда употребляет себялишь как средство для удовлетворения своих животных инстинктов^.

Любопытно, что и Платон аргументирует возвышеннуюлюбовь к прекрасным юношам, апеллируя к благу личнос­ти, говоря омужестве, общественной ценности, уме. Одна­ко вряд ли для Кантаплатоническая любовь соответствует целям природы.

Еще болеекатегоричен Готлиб Фихте.

Брачное состояние,­пишетон,­подлинный, требуемый приро­дой способ существованиявзрослого человека того и другого пола… Брак есть союз двух лиц:одного мужчины и одной женщины. Женщина, от­давшаяся полностьюодному, не может отдаваться другому, ибо ее дос­тоинство зависитот того, чтобы она полностью принадлежала одному этому Единственному.Мужчина, который должен стремиться к удовле­творению стремлений ималейших желаний Единственной, чтобы сде­лать ее счастливой, неможет выполнять желаний еще и других, кото­рые не соединены сним^.

Как жетак! А адюльтер, а многоженство, распространенное на Востоке, амиллионы взрослых мужчин и женщин, живу­щих вне брака? ПонятьФихте просто, если учесть, что он ис­ходит из моральныхсоображений. Для него любовь — мораль­ное дело, особенно состороны женщины. Фихте убежден, что женщина «вообще не можетпредаваться страсти, чтобы удов­летворить собственное влечение»,но так как должна покорять-

^Кант И. Цит. соч.­С. 125-126.

^Там же.­С. 126.

^Фихте Г. Основоположения естественного права согласно принци­пам наукоучения // Мир и Эрос.­М., 1991.­С. 136.

30

ся мужчине, любовь для неестановится желанием «удовлетво­рить мужчину» не всилу телесного наслаждения, а следуя «нрав­ственномузакону»^.

Хотя, — говорит Фихте, —женщина в любви становится средством, она утверждает свое достоинствотем, что делает это добровольно, из бла­городного своегоестественного влечения, которое есть любовь… Любовь есть тогда,когда приносят себя в жертву ради другого… У мужчины перво­начальноне любовь, а половое влечение; вообще любовь у него неперво­начальное, а приобретенное, производное, развитое лишьблагодаря свя­зи с любящей женщиной, и имеет совсем иную форму,как это мы глубже увидим далее. Любовь, благороднейшее из всехприродных влечений, вро­ждена только у женщины; и толькоблагодаря ей распространилась она среди людей…^

И наконец: Первоначальные стремления человекаэгоистичны: в бра­ке сама природа направляет его забыться вдругом человеке, брачный со­юз обоих полов — единственныйспособ облагородить человека, выводя его из состояния природного. Несостоящее в браке лицо — человек лишь наполовину^.

Так ихочется написать: Фихте против Платона. У Фихте природа направляетмужчину «забыться» в женщине, женщину в мужчине, а«единственный способ облагородить человека» — брак.У Платона природа, скорее, указывает мужчине на мужчину, а чтобыстать человеком, лучше избегать брачных от­ношений и заниматьсяфилософией.

Позицию Фихте интересносравнить с точкой зрения анг­лийского писателя и философа КлайваС. Люиса. Он не отрица­ет ни нравственных аспектов любви, нителесных. Его девиз — «Высшее не стоит без низшего.Растению нужны и корни и солнечный свет»^. Вожделение, пишетон, «может входить во влюбленность, может и не входить…Влюбленность вступает в человека, словно завоеватель, и переделываетпо-своему все взятые земли. До земли полового влечения она доходит несра­зу; и переделывает ее (курсив наш.­В.Р.; запомним этуфра-

^Фихте Г. Цит. соч.­С. 135.

^Там же.­С. 135.

^Там же.­С. 139. Сравни: «Любовь,­писал Людвиг Фейербах,­сама по себе женственна по происхождению и по существу. Вера в лю­бовь божию есть вера в женское начало как божественную сущность… В самом деле, любовь к женщине есть основание всеобщей любви. Кто не любит женщины, не любит человека» (Фейербах Л. Сущность хри­стианства // Мир и Эрос.­М., 1991.­С. 175).

^Льюис К.С. Любовь // Мир и Эрос.­М., 1991.­С. 200.

31

зу)… Вожделение безвлюбленности стремится к соитию, влюб­ленность — к самомучеловеку»^.

Лично мне эта позициявесьма симпатична, симпатична мне и терпимость Льюиса и даже его юморпри обсуждении проблем любви^.

Поистине, Господь [пошутил,]когда связал такое страшное, такое высокое чувст­во, каквлюбленность, с чисто телесным желанием, неизбежно и бестактнопроявляющим свою зависимость от еды, погоды, пищеварения.Влюбив­шись, мы летаем; вожделение напоминает нам, что мы —воздушные ша­ры на привязи. Снова и снова убеждаемся мы, чточеловек двусоставен, что он сродни и ангелу, и коту. Плохо, если мыне примем этой шутки. По­верьте, Бог пошутил не только для того,чтобы придержать нас, но и для того, чтобы дать нам ни с чем несравнимую радость^.

Непонятнов концепции Льюиса лишь одно: как связаны влюбленность и вожделение,наш ангел-хранитель и наш кот, гуляющий сам по себе? Или наш ангелдержит нашего кота на коротком поводке или, наоборот, бежит вслед засвоим люби­мым котом?

Если же говорить совсемсерьезно, то рассмотренный в этой части материал привел нас к четыремосновным проблемам. Пер­вая. Что в любви естественно, а что нет,кто более прав и почему — Платон или Фихте? Вторая. Как в любвисоотносятся стремле­ние к наслаждению и удовольствию ивозвышенные чувства и це­ли (например, стремление ксовершенствованию, идеальным отношениям, жертве другому, Богу ит.д.)? Третья. Какова связь между половым влечением (желанием) ивлюбленностью (любо­вью)? И четвертая. Любовь и достойноечеловеческое бытие пред­полагают брак (семью) или нет? Дляуглубления последней про­блемы интересно взглянуть на эволюциюпредставлений о соот­ношении любви и брака, имевшую место в XIXвеке. Мне в силу определенных интересов удобнее это сделать наматериале рус­ской и западной литературы.

^Льюис К.С. Цит. соч.­С. 209.

^Вот пример терпимости Льюиса: «Я не считаю, что без влюб­ленности соитие нечисто, низко, постыдно. Почти всех наших пред­ков женили родители, и они зачинали детей, повинуясь только жи­вотному желанию. И ничего низкого тут не было, а были послуша­ние, честность и страх Божий. При самой же сильной, самой высо­кой влюбленности соитие может означать жестокость, ложь, изме­ну мужу или другу, нарушение гостеприимства, горе для детей» (Там же.­С. 208).

^Там же.­С. 210-211.

32

ЭВОЛЮЦИЯ ПРЕДСТАВЛЕНИЙ О ЛЮБВИ И БРАКЕ В ПОСЛЕДНИЕ ДВА СТОЛЕТИЯ
Не такдавно я перечитал «Доктор Живаго» Б. Пастернака изадумался. Надеюсь, все помнят, что в романе два основных жен­скихобраза — Тони, жены доктора, и Ларисы. И вот что инте­ресно:образ Тони насквозь подозрительно положителен. Тоня беззаветно ибезнадежно любит мужа, она готова, уважая его возвышенные чувства,даже отойти в сторону, уступить его Ла­рисе. Ее судьба трагична.Обстоятельства революционного вре­мени заставляют ее вместе ссемьей покинуть Россию, расстать­ся с мужем. Отношение Живаго кТоне — не любовь. Долг, со­весть, уважение, жалость —все что угодно, только не любовь. И Тоня сама это понимает. А почему,спрашивается, не любить Тоню? Если следовать рассудку, то стоитлюбить именно ее, та­кая она положительная. Но любит Живаго —страстно, глубоко, непосредственно — Ларису. Лариса же, по ееже словам, «над­ломленная, с трещиной на всю жизнь»;она в духовном порабо­щении у Комаровского и уезжает с ним втрагическую для Жи­ваго минуту. А между тем Ларисе посвященылучшие страницы романа, ее образ выписан нежнейшими красками, согромным чувством и тактом: это не земная женщина, а идеал, самакрасо­та и любовь, как их понимал поэт, живущий в тревожную итрагическую пору. Помните мысли о Ларе находящегося в пле­нуЖиваго:

О, как он любил ее! Как она была хороша! Как разтак, как ему всегда думалось и мечталось, как ему было надо! Но чем,какой стороной своей? Чем-нибудь таким, что можно было назвать ивыделить в разборе. О нет, о нет! Но той бесподобно простой истремительной линией, какою вся она одним махом была обведена кругомсверху донизу Творцом, и в этом бо­жественном очертании сдана наруки его душе, как закутывают в плотно накинутую простыню выкупанногоребенка.

Не менее глубоки и прекрасны ответные чувстваЛарисы. Дар люб­ви, как всякийдругой дар. Он может быть и велик, но без благословения он непроявится. А нас точно научили целоваться на небе и потом детьмипослали жить в одно время, чтобы друг на друге проверить этуспособ­ность. Какой-то венец совместимости, ни сторон, нистепеней, ни высоко­го, ни низкого, равноценность всего существа,все доставляет радость, все стало душою.

Впрочем, и здесь естьстранность. Лариса начинает жизнь, теряя невинность еще гимназисткой;она живет с Комаровским, причем ей льстит, что годящийся ей в отцыкрасивый седеющий мужчина, которому аплодируют в собраниях и окотором пишут

33

в газетах, тратит деньги ивремя на нее, зовет божеством, возит в театры и на концерты и, чтоназывается, «умственно развива­ет» ее. Затем онанаходит силы уйти от Комаровского. Через несколько лет стреляет внего… Наконец полная свобода. Лари­са выходит замуж за Пашу.Она учится, работает, отправляется на фронт, работает в госпитале.Встреча с Живаго. Лариса по­любила его, но они расстаются. Идетгражданская война. Лари­са работает учительницей, помогает людям,многих спасает… И вот снова встреча с Живаго. Они открываются другдругу. Их совместная жизнь трагична (угроза ареста) и прекрасна. Нопо­является Комаровский и увозит Ларису — явно обманом,вос­пользовавшись нависшей над Живаго опасностью и егорасте­рянностью, но все же с ее согласия.

Как же объяснить, почемуЖиваго любит Ларису и не лю­бит свою такую положительную женуТоню и почему Лариса, женщина прекрасной души, ясного ума, любяЖиваго, снова уходит к Комаровскому и даже какое-то время живет сним? Ну, может сказать читатель, дело житейское. За что мы не любимженщину, всегда ясно, а вот почему любим — никогда не понятно.Что же касается Ларисы, то ведь сам Живаго одна­жды сказал ей,имея в виду Комаровского: «Так ли ты хорошо всю себя знаешь?Человеческая, в особенности женская, при­рода так темна ипротиворечива. Каким-то уголком своего от­вращения ты, можетбыть, в большем подчинении у него, чем у кого бы то ни было другого,кого ты любишь по доброй воле, без принуждения».

И тем не менее вопросыостаются. Оппозицию Тоня — Ла­риса можно понять, вспомнив,как вообще решали вопрос о семье и романтической любви многиеписатели прошлого века. Возьмем хотя бы «Евгения Онегина»или «Дубровского». Пуш­кин считает: любовь —это одно, а брак и семья — другое. Романтическая любовь,любовь-страсть, любовь-влечение, обо­жествление любимого несовпадали с представлениями о суп­ружеских отношениях. Засупружескими отношениями стояли духовные и религиозные начала, а заромантической любовью — порыв, творческий экстаз, гений,природа. Расхожее мнение о несовместимости любви и брака, приобретшееособую популяр­ность в канун Нового времени, пишет Р. Шапинская,в эпоху становления нового отношения к власти — легитимации,сфор­мулировано М. Монтенем: «Удачный брак, если он вообщесу­ществует, отвергает любовь и все ей сопутствующее: онстара­ется возместить ее дружбой». Закон социальностипереформу-

34

лирует христианскуюформулу, заменяя духовные категории (любовь, милосердие и т.д.)категориями экономическими (на­дежность, прочность, опора).Причина невозможности сохра­нения любви в браке заключается, помнению С. де Бовуар, в том, что супруга теряет свою эротическуюпривлекательность. В браке совершается «ловушка» —«хотя по предположению он социализирует эротику, ему удаетсятолько убить ее»^. А чуть выше Шапинская замечает: «Втрадиционной русской культу­ре «брак по любви»воплощается лишь в романтическом дис­курсе^ или «скандальных»историях (если, конечно, не считать романтизированных «договорных»браков). Брак по любви, не получивший одобрения «старших»,не мог принести ничего, кро­ме несчастья»^.

А.И. Гончаров в романе«Обрыв» решает дилемму любви и брака так же, как иАлександр Сергеевич, и Стендаль в «Крас­ном и черном»,и Толстой в «Анне Карениной». Толстой писал, что он частодумал о влюблении и не мог найти ему места и значения. А место это изначение очень ясные и определенные: облегчить борьбу похоти сцеломудрием. Влюбление, утверждал великий писатель, должно у юношей,не могущих выдержать полного целомудрия, предшествовать браку. Тут иместо влюб­ления. Когда же оно врывается в жизнь людей послебрака, то неуместно и отвратительно.

Эти писатели разводили вразные стороны романтическую любовь и супружеские отношения,утверждали, что они несо­вместимы. Для последних употреблялись исовершенно другие слова: супруг, друг, муж, жена, товарищи (пожизненному пу­ти) и т.д. Если вам доведется гулять по аллеямДонского мона­стыря в Москве, обратите внимание на эпитафии намогильных плитах XVIII и XIX веков. Обычны надписи типа: «Женеи дру­гу», а помню и такую замечательную эпитафию:

Супругу нежную и истинного друга,
Мать, посвятившую жизнь для детей своих,
Оставившую свет еще в цветущих летах,
Оплакивают муж и семеро детей.
^Шапинская Р. Цит. соч.­С. 146-147.

^Дискурс — современное понятие, совмещающее в себе черты языкового высказывания, мышления, определенной реальности. Разные дискурсы обладают разной логикой и возможностями выражения.

^Шапинская Р. Цит. соч.­С. 144.

35

Очевидно, и Борис Пастернакисходит из тех же самых моде­лей любви и брака: любит ЖивагоЛарису, а жалеет и считает своей женой Тоню. Потому и нет им сЛарисой счастья, а только восторг и страданья, совпадения и боль.

Итак, в русской и не толькорусской литературе XIX века сло­жилась модель, разводящаяромантическую любовь и брак. Прав­да, уже в середине этогостолетия стала формироваться и другая модель, если можно так сказать,гражданского брака. Что для нее характерно? Ослабление религиозногоначала, уважение к личнос­ти супругов, идеи сотрудничества иэмансипации. Разочаровавшись в идеалах романтической любви, Н.П.Огарев пишет своей буду­щей, второй жене Натали Тучковой: «Ядумаю, единственная жен­щина, с которой я мог бы жить под однойкрышей,­вы, потому, что у нас есть одинаковое уважение к чужойсвободе, уважение ко всякому разумному эгоизму, и совсем нет этойнеприятной ме­лочности, отягчающей человека заботами ипоследующей его при­вязанностью, которая пытается завладеть всемего существом, без всякого уважения к человеческой личности».Натали Тучкова пол­ностью разделяла взгляды Огарева, но известно,чем все это кончилось: прожив с Огаревым семь лет в полном согласии ипони­мании, она полюбила Герцена и ушла к нему.

Третья жена Огарева, Мэри(в прошлом лондонская женщина легкого поведения), с которой он прожил18 лет в мире и согла­сии до самой своей смерти, даже не понималапо-русски, а тем более его стихов или политической деятельности. Затоона его любила, обожала, создавала ему все условия для нормальнойжизни и работы, т.е. была просто женой. «Мэри Сатерленд,­пишетЛидия Лебединская в повести об Огареве,­боготворила его, непонимая. И с годами Огарев стал думать, что, наверное, этоесте­ственно, коли так, и уже ничего и не пытался разъяснять.Впрочем, это и не надо было Мэри. Все, что делал муж, заведомопредстав­лялось ей в ореоле непреложной справедливости иправоты».

Не правда ли, любопытнаяэволюция: начав с романтичес­кой любви, влечения сердца, страсти,Огарев приходит к идее подчинения любви разуму, чтобы в конце концовуспокоиться в почти языческом понимании любви. Безусловно, в жизнивсе может случиться, однако вряд ли Натали ушла бы от мужа, если быона понимала брак также как Татьяна Ларина.

Я вас люблю (к чему лукавить?),
Но я другому отдана;
Я буду век ему верна.
36

Модель гражданского брака вценностном отношении разви­вается в XIX веке в двух направлениях:к буржуазному идеалу семьи и к революционно-демократическому. Первыйидеал на­ходит свое выражение в американской модели циклическогобрака (Т. Драйзер, Р. Кент, Э. Хемингуэй), второй — в моделикомму­нистического брака. В обоих случаях предполагается любовь(близкая к романтической), причем семья строится именно на ее основе.Герой Драйзера, финансист Фрэнк Каупервуд, как вы помните, каждый разстрастно и глубоко любит очередную из­бранницу. Он уходит изодной семьи и создает новую; оставлен­ная же семья получаетопределенное содержание. Жена в амери­канской модели брака нетолько ведет хозяйство, дом, воспиты­вает детей, она —любимая женщина. Обладает она и правами, и независимостью. Но еслилюбовь кончается или нарушаются договорные отношения, бракраспадается.

В коммунистической моделибрака на месте правовых и эко­номических отношений стоятсотрудничество, сознание, мораль, нравственность. Семейная жизнь К.Маркса является в этом отношении недосягаемым образцом: страстная,романтическая любовь к Женни фон Вестфален, пронесенная через всюжизнь, многодетная семья, взаимопомощь и сотрудничество супругов,единство взглядов и идеалов. В этой модели предполагается, что семьястроится не только на любви, но и на сознательных гуманистических идаже коммунистических началах. Другой вопрос, в какой мере такуюмодель брака удавалось реализо­вать практически. Нашим родителяминогда это удавалось, а сегодня получается лишь в виде исключения.Понятно, что ком­мунистическая модель брака допускает развод иобразование новой семьи.

XIX век дал три разныемодели любви и брака: классичес­кую (романтическая любовь ирелигиозный брак), американскую (романтическая любовь и буржуазныйбрак по расчету) и ком­мунистическую (романтическая любовь исознательное сотруд­ничество супругов). В этом же веке, по сути,был поставлен прин­ципиальный вопрос: а совместима лиромантическая любовь и семья, любовь и брак. Почему? Да потому, чторомантическая любовь — это всегда в какой-то мере идеализация,возвышение жизни, а семья — быт, будни, конфликты, непонимание,забо­ты — ее снижение. В романтической любви наша натура насво­боде, ее влечет некая сила — любовь, а любить сердцу неприка­жешь. В семье же, напротив, мы подчиняемся необходимости(для многих насмешкой звучит тезис о том, что свобода есть

37

осознанная необходимость),ориентируемся не на сердце, а на рассудок, разум. Но ведь, какизвестно, сердце и рассудок, ра­зум (голова) у человека не владах. Об этом хорошо сказано у Марины Цветаевой:

…И если сердце, разрываясь,
Без лекаря снимает швы, —
Знай, что от сердца — голова есть,
И есть топор — от головы.
Наш век так и не дал ясногоответа на этот вопрос.

КОНЦЕПЦИЯ СЕКСУАЛЬНОСТИ ЗИГМУНДА ФРЕЙДА
ПрофессорКалифорнийского университета Г. Сантас замечает, что Зигмунд Фрейдразмышляет о любви в терминах симптомов и причин, как если бы любовьбыла разновидно­стью недуга. Все виды любви по Фрейдуосновываются на сек­суальности. Чтобы понять, как Фрейд объясняетлюбовь и от­клоняющиеся случаи сексуального поведения (половоевлечение к лицам того же пола, к подросткам, детям, животным,сексу­альное применение рта, заднего прохода, разных частей тела,предметов, сексуальный садизм и мазохизм и т.д.), нужно вспом­нитьосновные положения его теории. И психическое поведе­ние, игенезис (развитие) человека в детстве, считал Фрейд, можно объяснить,рассматривая взаимодействие двух основных сил в человеке:бессознательных сексуальных влечений («ли­бидо») иосознаваемых социальных требований или условий. На первом этапе своихисследований Фрейд называл одну из этих сил «бессознательнойпсихической инстанцией», а другую «инстанцией сознания»,на втором — первая сила получила название «Оно», авторая — «Я».

Что такое либидо? Это нетолько сексуальные инстинктив­ные влечения, либидо представляетсобой особую энергию, ко­торая может трансформироваться,принимать разный вид; да­лее, либидо — это и определенноеколичество энергии, разное у разных людей. «У нас,­пишетФрейд,­возникает представ­ление об определенном количествелибидо, психически пред­ставленное, как мы говорили, Я —либидо, продукция которо­го, увеличение или уменьшение,распределение и сдвиг, долж-

38

на дать нам возможностьобъяснить наблюдаемые психосексу­альные феномены»^.

Но одновременно либидо —это и неосознаваемые жела­ния, которые стремятся реализоваться,причем есть два важ­ных условия такой реализации. Во-первых,либидо может реализоваться, если находит свой объект (Фрейд называетего то «сексуальный объект», то «объект-либидо»).Фрейд пи­шет, что исследование либидо «становится доступнымтоль­ко тогда, когда это либидо нашло психическое применение,чтобы привязаться к сексуальным объектам, т.е. превратиться вобъект-либидо… Мы видим тогда, как либидо концентри­руется наобъектах, фиксируется на них или оставляет эти объекты, переходит сних на другие и с этих позиций на­правляет сексуальнуюдеятельность индивида, которая ведет к удовлетворению, т.е.частичному временному потуханию либидо… будучи отнятым от объектов,либидо остается ви­тающим в состоянии напряжения и, наконец,возвращается к «Я»…»^.

Второе условие реализациилибидо — представление его в сознании (прохождение черезсознание). Именно это условие яв­ляется проводником социальныхтребований: одни бессознатель­ные сексуальные желания (морально икультурно оправданные) допускаются сознанием, другие — нет. Впоследнем случае про­исходит или вытеснение этих желаний, какправило, с транс­формацией в область патологии (неврозы ипрочее), или их суб­лимация, т.е. выход и применение энергиилибидо в других об­ластях (например, в творчестве —научном, художественном, духовном).

Зигмунд Фрейд набрасываетследующий сценарий разви­тия сексуальности человека.Первоначально, в детстве либи­до не имеет соответствующегосексуального объекта (пока еще нет «примата», как говоритФрейд, «генитальной зоны»), а «употребляется надругие несексуальные цели»^. Правда, в раннем детстве можноговорить о «зародышах сексуальной деятельности» (сосаниегруди матери). Поскольку в этот пе­риод либидо витает в состояниинапряжения, не прикрепле-

Фрейд З. Очерки по психологии сексуальности. — М., 1989. — С. 42.

^Там же.­С. 42.

^«Половое влечение, следовательно, в детстве не сконцентрировано и сначала не имеет объекта, автоэротично» (Фрейд З. Цит соч. — С. 48.).

39

но к объекту, оно временноможет фиксироваться на любых объектах. Отсюда Фрейд делаетпринципиальный вывод, что предрасположение к отклоняющимся формамсексуального поведения «составляет общее первоначальноесексуальное предрасположение полового влечения человека, из которогов течение периода созревания развивается нормальное сексу­альноеповедение»^.

Фрейд указывает дваосновных фактора, под влиянием которых развивается или нормальноесексуальное поведение, или отклоняющиеся его формы. Это, с однойстороны, про­пущенные через сознание требования культуры (стыд,со­страдание, отвращение, конструкции морали и авторитета ит.п.), с другой — выбор того или иного сексуального объекта(нормальное развитие идет, если таким объектом становятся гениталиисубъекта противоположного пола и срабатывает принцип инцеста)^. Таккак сексуальное развитие представ­ляет собой сложный и длительныйпроцесс, то, как замечает Фрейд, «всякий шаг на этом длинномпути развития может привести к месту фиксации (т.е. случайному, какоправдан­ному, так и неоправданному культурой выбору сексуальногообъекта), всякая спайка этого запутанного сочетания может статьповодом к диссоциации полового влечения», т.е. нару­шениюнормального развития. Это может быть неправильное воспитание,перепутывание пола в результате неправильных акцентов и идеалов,влияние культуры, нарушения соматичес­ких структур и др.

Противоположные половыепризнаки, указывает Фрейд, са­ми по себе недостаточны для того,чтобы исключить, напри­мер, «инверсию», т.е.перепутывание пола. Необходимы и дру­гие моменты.

Прежде всего, сдерживающийавторитет общества: там, где инвер­сия не рассматривается какпреступление, можно убедиться, что она вполне соответствуетсексуальным склонностям многих индивидов (курсив наш.­В.Р.).Далее относительно мужчины можно допустить, что детские воспоминанияо нежности матери и других женских лиц, попечению которых он вдетстве был предоставлен, энергично содействует тому, что­бынаправить его выбор на женщину, между тем как испытанные со сто­роныотца в детстве сексуальное запугивание и положение соперника с

Фрейд З. Цит. соч. — С. 47, 48.

^Инцест (кровосмешение), т.е. запрет на брак и половые сношения с матерью, сестрами (братьями), ближайшими родственниками.

40

ним отвлекают от одинакового пола. Но оба моментаимеют, однако, силу и для девушки, сексуальная деятельность которойнаходится под особой опекой матери. Таким образом создаетсявраждебное отношение к сво­ему собственному полу, котороеоказывает решительное влияние на вы­бор объекта в смысле,считающемся нормальным. Воспитание мальчиков мужчинами (рабамидревнего мира), по-видимому, способствовало гомо­сексуальности,несколько более понятной становится частота инверсии у современнойзнати, благодаря услугам мужской прислуги и благодаря меньшим личнымзаботам матери о детях. У некоторых истеричных про­исходит так,что благодаря отсутствию в раннем детстве одного из роди­телей(смерть, развод, отчуждение), после чего оставшийся привлекает к себевсю любовь ребенка, создается условие, предрешающее пол выби­раемогопозже в сексуальные объекты лица и вместе с тем и возмож­ностьпостоянной инверсии^.

Итак, чтоже получается? Поскольку основа любви — ли­бидо, т.е.биологическая энергия, уже не удивляет следую­щий вывод Фрейда:«любовь, в основе своей и теперь настоль­ко же животна,какой она была испокон веков. Любовные влечения с трудом поддаютсявоспитанию, их воспитание дает то слишком много, то слишком мало. То,что стремится из них сделать культура, недостижимо; оставшиеся безпримене­ния возбуждения дают себя знать при активных половыхпро­явлениях в виде неудовлетворенности»^. Для Фрейдалибидо и культура всегда находятся в конфликте. Если К. Льюиссрав­нивает отношения между вожделением и влюбленностью сот­ношением между котом и ангелом, то в концепции Фрейдаотношения между либидо и культурой напоминают отноше­ния кота спсом, который, следуя указаниям хозяина, загоня­ет кота надерево. У Фрейда культура — это цензура, запре­ты, ведущиек страданиям и неудовлетворенности^. Правда, считает Фрейд,

именно эта неспособность половоговлечения давать полное удов­летворение, как только влечениеподчинилось первым требованиям куль-

Фрейд З. Цит. соч. — С. 47.

^Там же. — С. 73.

^В ранних своих исследованиях Фрейд так и определял отношения между сознанием и бессознательным — как цензуру. Он говорил в свя­зи с этим, что психике присущ «элемент демонизма», в соответствии с которым отношение между бессознательной и сознательной инстанция­ми таково, «будто одно лицо, находящееся в зависимости от другого, желает сказать то, что последнему неприятно слушать» (Фрейд З. Пси­хология сна. — М., 1926. — С. 67).

41

туры, становится источником величайших культурныхдостижений, осу­ществляемых благодаря все дальше идущемусублимированию компо­нентов этого влечения. Ибо какие мотивымогли бы побудить людей да­вать другое применение сексуальнымимпульсам, если бы при каком­либо распределении их они могли быполучать полное счастье? Они не отошли бы от этого счастья и неделали бы дальнейших успехов^.

Ну ладно,наука, искусство, философия, религия подталки­ваютсянеудовлетворенной сексуальностью, но любви-то что за дело, она всеравно существует в конфликтном пространстве. Понимание культуры какцензуры и запрета не позволяет ста­вить вопрос о возвышенныхаспектах любви, о преображении любви в духе. В этом смысле Фрейд иБердяев антиподы. Кста­ти, Бердяев это хорошо понимал. «Тольконаша эпоха,­писал он,­допустила разоблачение жизни пола. Ичеловек оказался разложенным на части. Таков Фрейд и психоанализ,таков со­временный роман. В этом бесстыдство современной эпохи,но также и обогащение знаний о человеке»^.

На это Фрейд бы возразил,что точное, научное изучение не предполагает моральные категории(«бесстыдство») или апелля­цию к идее целостностичеловека, ведь научное изучение всегда ведет к частичному(модельному) представлению объекта. Фрейд решительно отказывается отморальных и духовных оценок сек­суальных форм поведения, в этомон совпадает с Платоном. Но Благо Фрейд понимает иначе, чем Платон,физикалистски. Для Фрейда отклоняющиеся формы сексуального поведениявсего лишь один из видов поведения наряду с другими, не хуже и нелучше остальных. В то же время он не уклоняется от ответст­венности,просто понимает границы своего подхода. «Психоана­лиз,­пишетФрейд,­не может ничего иметь против того, что­бы его выводыбыли использованы при проведении реформы для создания полезногопротив вредного. Но он не может наперед сказать, не будут ли те илииные установления иметь следстви­ем другие, более тяжелые жертвы.Цель науки — ни пугать, ни утешать»^. Не правда ли,хорошо сказано для ученого, кем Фрейд себя считал.

Теория, в определенномсмысле противоположная фрейдист­ской, — это теориясексуальности Мишеля Фуко.

Фрейд З. Очерки по психологии сексуальности. — М., 1989. — С. 73.

^Бердяев Н.А. Цит. соч. — С. 134–135.

^Фрейд З. Цит. соч.­С. 72, 74.

42

КОНЦЕПЦИЯ СЕКСУАЛЬНОСТИ МИШЕЛЯ ФУКО
Представленияо сексе М. Фуко довольно странные. По Фрейду секс — этосвойство биологии и психики человека, по Фуко секс принадлежит нестолько человеку, сколько социальным отно­шениям, которымподчиняются люди. Главные из этих отноше­ний — властные.Именно властные отношения и задают страте­гии и практики(религиозные, медицинские, педагогические, юри­дические), а затеми особую организованность тела, которые в совокупности и образуютсекс. Однако секс, считает Фуко,­это также и формы осознаниясекса, и размышления о нем (то, что Фуко называет дискурсами). Приэтом Фуко старается показать, что публично о сексе говорят одно(именно: что общество как властная инстанция стремится подавить всепроявления сексу­альности человека), а на самом деле секс неподавляется, а на­против, культивируется, возбуждается,насаждается в человеке.

Понимая парадоксальностьсвоих представлений, Фуко ста­рается отвести два распространенныхобвинения в свой адрес. Во-первых, что он изучает секс вне связи счеловеческим телом и специфическими сексуальными органами, во-вторых,что он говорит не о сексе, а о чем-то другом — властныхотношениях, практиках, дискурсах.

Диспозитив^ сексуальности,-пишетФуко,-следует мыслить, отправ­ляясь от современных ему техниквласти…

Мне скажут: предположим, что и в самом делемеханизмы власти при­менялись в большей степени для того, чтобывызывать и «возбуждать» сек­суальность, нежели чтобыее подавлять… Но вы опускаете как раз то, исхо­дя из чеготолько и могла произойти эта сексуализация и от чего психоана­лиз— он-то как раз и не отрекается, а именно: секс. До Фрейдапытались как можно более тщательно локализовать сексуальность —в сексе, в его функ­циях воспроизводства, в его непосредственныханатомических локализаци­ях; ударились в разговоры обиологическом минимуме: органе, инстинкте, финальности. Вы жезанимаете симметричную и обратную позицию: для вас остаются однитолько эффекты без их опоры, оторванные от своих корней ветви,сексуальность без секса. Кастрация. И тут опять — кастрация.

В этой точке необходимо различать два вопроса. Содной стороны, обяза­тельно ли анализ сексуальности в качестве«политического диспозитива» пред-

^Диспозитив — понятие, позволяющее рассматривать изучаемое явление с разных точек зрения, в разных дисциплинах — биологии, социологии, языкознании, теории деятельности. Как видно из исследований Фуко, диспозитив — это и властное отношение, и форма осознания, и языковое высказывание, и практика.

43

полагает выпадение тела, анатомии, биологического,функционального? На этот первый вопрос, я думаю, можно ответить: нет.Во всяком случае, целью настоящего исследования и является показать,каким образом различные дис­позитивы власти сочленяютсянепосредственно с телом — с телами, с функ­циями, сфизиологическими процессами, с ощущениями и удовольствиями…

Теперь второй вопрос, отличный от первого: этаматериальность, к которой отсылают, разве не является онаматериальностью секса? Так вот: эту-то идею секса как такового какраз и нельзя принять без ее рассмотрения. Действитель­но ли«секс» является точкой закрепления, на которую опираетсяв своих прояв­лениях «сексуальность», или же он естьтолько сложная идея, исторически сфор­мировавшаяся внутридиспозитива сексуальности? Во всяком случае можно было бы показать,как эта идея «секса» сформировалась через различныестра­тегии власти и какую вполне определенную роль она тамсыграла^.

Но чтоздесь Фуко имеет в виду, говоря о «диспозитиве сексуаль­ности»,и как вообще его можно понять? Чтобы утверждения Фуко о сексуальностистали понятными, необходимо рассмотреть, во-пер­вых, егопредставления о власти, во-вторых, его метод работы.

Начинал он, как известно, санализа знаний и дискурсов («знаний-дискурсов»,«сказанных вещей»), взятых в определен­ном культурномконтексте. Вспомним хотя бы его широко цити­руемую книгу «Словаи вещи». Затем от знания-дискурса, вы­ставляемого, еслиможно так сказать, публично, Фуко перехо­дит к дискурсу, какправило, скрытому, скрываемому, но кото­рый на самом делеявляется для исследователя более реальным в плане существования, чем«публичный». Этот скрытый дис­курс требуется ужереконструировать, он регулируется прави­лами, представляет собойсвоеобразную социальную практику. «Я,­пишет Фуко,­нехочу искать под дискурсом,­чем же является мысль людей, нопытаюсь взять дискурс в его явлен­ном существовании, какнекоторую практику, которая подчиня­ется правилам: правиламобразования, существования и сосу­ществования, подчиняетсясистемам функционирования… я ста­раюсь сделать видимым то, чтоневидимо лишь постольку, по­скольку находится слишком явно наповерхности вещей»^.

Удерживая знания-дискурсы вцентре внимания, Мишель Фу­ко дальше делает шаг к анализу болееширокого предмета, объем­лющего дискурсы-знания(дискурсы-правила). Он переходит к рас­смотрению вопроса о том,какие социальные практики и страте­гии обуславливают(конституируют, поддерживают) сами дискур­сы. На этом пути Фуко,в конце концов, приходит к идее власти и

^Фуко М. Воля к истине.­М., 1996.­С. 257-260.

^Там же.­С. 338.

44

бессубъектной воли кзнанию. Выступая в 1978 году в Токийском университете, Фукообъясняет, что он «начинал как историк нау­ки и одним изпервых вопросов, вставшим перед ним, был вопрос о том, может лисуществовать такая история науки, которая рас­сматривала бывозникновение, развитие и организацию науки не столько исходя из еевнутренних рациональных структур, сколько отправляясь от внешнихэлементов, послуживших ей опорой… я попытался ухватить историческуюпочву, на которой все это (речь идет об Истории безумия. —В.Р.) произошло, а именно: практики заточения, изменение социальных иэкономических условий в XVII веке»^. Не «производственныеотношения» или «идеологию господ­ствующего класса»,но «отношения власти внутри общества» пред­лагаеттеперь Фуко рассматривать в качестве «точки внешнего ус­коренияорганизации и развития знания»^. При этом анализ соци­альныхпрактик, считает Фуко, «отсылает не к какому-то субъек­тупознания (историческому или трансцендентальному)…, но пред­полагаетскорее волю к знанию — анонимную и полиморфную»^.

Мишель Фуко предлагаетотказаться от традиционного под­хода к изучению власти ирассматривать ее как дискурс. При этом власть понимается как сетьвластных отношений, наме­рений и стратегий, в которой нетсубъекта.

Под властью, — писал М.Фуко, — мне кажется, следует понимать, пре­жде всего,множественность отношений силы, которые имманентны области, где ониосуществляются, и которые конститутивны для ее организации; пониматьигру, которая путем беспрерывных битв и столкновений ихтранс­формирует, усиливает и инвертирует; понимать опоры, которыеэти отно­шения силы находят друг в друге таким образом, чтообразуется цепь или система, или, напротив, понимать смещения ипротиворечия, которые их друг от друга обособляют; наконец, подвластью следует понимать страте­гии, внутри которых эти отношениясилы достигают своей действенности, стратегии, общий абрис или жеинституциональная кристаллизация кото­рых воплощаются вгосударственных аппаратах, в формулировании зако­на, в формахсоциального господства^.

Итак,метод Фуко — это движение от публичных дискурсов­знаний кскрытым (реконструируемым) дискурсам-практикам и от них обоих к такимсоциальным практикам, которые позволя­ют понять, как интересующееисследователя явление (например, секс или безумие) конституируется,существует, трансформиру-

^Фуко М. Цит. соч.­С. 358.

^Там же.­С. 358.

^Там же.­С. 345-346.

^Там же.­С. 192.

45

ется, вступает вовзаимоотношения с другими явлениями. И на­оборот, это движение отсоответствующих социальных практик к скрытым и публичным дискурсам.Понятием, выражающим этот метод Фуко, [является] понятие«диспозитива».

Что я пытаюсь ухватить под этимименем, так это, во-первых, некий ансамбль — радикальногетерогенный,­включающий в себя дискурсы, институции,архитектурные планировки, регламентирующие решения, за­коны,административные меры, научные высказывания, философские, но такжеморальные и филантропические положения,­стало быть: сказан­ное,точно так же, как и несказанное,­вот элементы диспозитива.Собст­венно диспозитив — это сеть (а мы бы сказалисодержание метода.­В.Р.), которая может быть установлена междуэтими элементами.

Во-вторых, то, что я хотел бы выделить в понятиидиспозитива, это как раз природа связи между этими гетерогеннымиэлементами. Так, некий дис­курс может представать то в качествепрограммы некой институции (то есть публичного дискурса.­В.Р. ),то, напротив, в качестве элемента, позволяю­щего оправдать иприкрыть практику, которая сама по себе остается немой (эта практикареконструируется как скрытый дискурс.­В.Р. ), или же, нако­нец,он может функционировать как переосмысление этой практики, давать ейдоступ в новое поле рациональности (мы бы сказали, что в данномслучае речь идет об условиях, обеспечивающих трансформацию иразвитие.­В.Р. ).

Под диспозитивом, в-третьих, я понимаю некоторогорода — скажем так — образование, важнейшей функциейкоторого в данный исторический момент оказывалось: ответить нанекоторую неотложность. Диспозитив имеет, стало быть, преимущественностратегическую функцию^.

Здесьможет возникнуть законное недоумение: что же это за понятие,совмещающее в себе такое количество несовместимых признаков? Ну,во-первых, это скорее не понятие и, конечно, не объект, а метод,точнее его содержание. Во-вторых, понятия дис­курса и диспозитиваоткрывают новую страницу в развитии соци­альных и гуманитарныхнаук. В частности, их употребление по­зволяет связать в единоецелое такие важные планы изучения, как: эпистемологический план(дискурсы-знания), дискриптив­ное и компаративное описаниятекстов (дискурсы-правила), ана­лиз деятельностных и социальныхконтекстов и условий (дискур­сы-практики и дискурсы-властныеотношения). Можно согласить­ся, что в традиционном членении науквсе эти планы и даже их части относятся к разным дисциплинам —теории познания, лин­гвистике и семиотике, теории деятельности ипрактической фи­лософии, культурологии и социологии. Однакотрадиционная клас­сификация и организация научных дисциплин ужедавно не от-

^Фуко М. Цит. соч.­С. 368.

46

вечают потребностямвремени. Уже давно наиболее плодотворные исследования и теоретическиеразработки идут на стыках наук или в междисциплинарных областях.Понятия дискурса и диспо­зитива — это как раз такиепонятия, которые позволяют «пере­плывать» с одногоберега научной дисциплины на другой, позво­ляют связывать истягивать разнородный материал, относящий­ся к разным предметам.Наконец, позволяют формировать совер­шенно новые научныедисциплины, например, такие, которые выстроил Мишель Фуко. Новернемся к понятию сексуальности.

Очевидно, что говоря осексе, Фуко имеет в виду диспозитив сексуальности. Отсюда секс каксеть властных отношений, как определенные социальные практики (преждевсего в области ре­лигиозного контроля — исповеди, контролямедицинского, пе­дагогического; именно в этих областях,показывает Фуко, в XVIII-XIX веках отслеживались и формировалисьсексуальные нарушения). Как диспозитив сексуальность — это идискурсы (публичный и скрытый), и особая «организованность»тела и пси­хики — собственно секс в человеке.

Можно видеть,­пишет Фуко,­какименно по тем основным линиям, по которым начиная с XIX векаразвертывался диспозитив сексуальности, и разрабатывалась идея, чтосуществует нечто другое, нежели тела, орга­ны, соматическиелокализации, функции, анатомо-физиологические сис­темы, ощущения,удовольствия,­нечто другое и большее, нечто такое, что имеетсвои, внутренне присущие ему свойства и свои собственные за­коны:«секс». Так, внутри процесса истеризации женщины «секс»опреде­лялся трояким образом: как то, что принадлежитодновременно и мужчине и женщине; как то, что принадлежитпреимущественно мужчине и чего, стало быть, недостает женщине; нотакже еще и как то, что одно только и конституирует тело женщины,целиком и полностью подчиняя его функци­ям воспроизводства ибеспрестанно нарушая его покой результатами дей­ствия самой этойфункции. В рамках этой стратегии истерия интерпретиру­ется какигра секса постольку, поскольку он есть одновременно и «одно»и «другое», целое и часть, первоначало и недостаток.

В рамках сексуализации детства вырабатывается идеятакого секса, кото­рый и присутствует (с точки зрения анатомии),и отсутствует (с точки зрения физиологии); опять-таки —присутствует, если иметь в виду его активность, и обнаруживает своюнедостаточность, если говорить о его репродуктивной фи­нальности;или же который действителен в своих проявлениях, но скрыт по своимэффектам, которые в своей патологической весомости дадут себя знатьлишь позже; и если секс ребенка еще и присутствует у взрослого, токак раз в форме некой тайной причинности, которая стремитсяаннулировать секс взрос­лого (одной из догм медицины XVIII и XIXвеков и было предположение, что раннее сексуальное развитие влечет засобой впоследствии стерильность, импотенцию, фригидность,неспособность испытывать удовольствие, анесте­зию чувств);сексуализируя детство, тем самым конституировали идею секса,

47

отмеченного игрой присутствия и отсутствия,скрытого и явного; мастурбация со всеми эффектами, которые ейприписывают, как будто бы прежде всего и обнаруживает эту игруприсутствия и отсутствия, явного и скрытого.

Внутри психиатризации извращений секс был отнесенк биологическим функциям и к анатомо-физиологическому аппарату,который и дает ему его «смысл», то есть его финальность;но точно так же секс оказался соотнесен с инстинктом, который —через свое собственное развитие и соответственно объектам, к которымон может прикрепляться,­делает возможным появ­лениеизвращенных поведений, равно как и интеллигибельным их генезис; такимобразом: «секс» определяется через переплетение функции иинстинкта, финальности и значения — и именно в этой форме онлучше, чем где бы то ни было, обнаруживает себя в том, что за образецберется извращение: в том «фетишизме», который, начинаяпо крайней мере с 1877 года, служил путеводной нитью для анализа всехдругих отклонений, поскольку в нем яс­но прочитывалась фиксацияинстинкта на объекте по типу исторического сцепления и биологическойнеадекватности.

Наконец, в рамках социализации репродуктивных формповедения «секс» описывается как нечто, зажатое междузаконом реальности (непо­средственной и наиболее грубой формойкоторого являются экономичес­кие необходимости) и экономикойудовольствия, которая всегда пытается обойти закон реальности, когдаона вообще его признает; самая известная из «хитростей» —coitus interruptus — представляет собой такую точку, гдеинстанция реального вынуждает положить предел удовольствию и гдеудо­вольствие еще находит возможность реализоваться, несмотря наэконо­мику, предписанную реальным. Понятно: именно диспозитивсексуально­сти и устанавливает внутри своих стратегий эту идею«секса»; и в этих четы­рех главнейших формах —истерии, онанизма, фетишизма и прерванного коитуса — ивыставляет он секс как нечто, подчиненное игре целого и час­ти,первоначала и недостатка, отсутствия и присутствия, избытка инехват­ки, функции и инстинкта, финальности и смысла, реального иудовольст­вия. Так мало-помалу сформировался корпус общей теориисекса^.

Таковопредставление Фуко о сексе. Здесь возникает ряд во­просов. Неявляется ли секс тем, что всегда относится к патоло­гии или,осторожнее, к границе нормы и патологии? Ведь, если верить Фуко,диспозитив сексуальности возникает в ситуации отслеживания иустановления контроля за отклонениями, кото­рые позднее былиназваны сексуальными. И как быть с диспо­зитивом любви: совпадаетли он с диспозитивом сексуальности, и если нет, то какие властныепрактики и стратегии его консти­туировали? Однако оставим ответына эти вопросы на последую­щее изложение. Сейчас же сменим жанрна более публицистичес­кий и посмотрим, как тема любви и сексасмотрится в рамках проблем современной семьи.

^Фуко М. Цит. соч. — С. 260-262.

48

ПРОБЛЕМЫ ЛЮБВИ В КОНТЕКСТЕ ПРОТИВОРЕЧИЙ СОВРЕМЕННОЙ СЕМЬИ

ПОЗИЦИЯ АВТОРА
Предвижувопрос читателя: можно ли сказать о семье и люб­ви что-то, чегобы уже не сказали древние мыслители или совре­менные ученые ижурналисты?

Действительно, сказаномного и хорошо. Однако сегодня все видится по-новому: меняютсявремена и обстоятельства, меняет­ся семья, меняемся мы сами.Поэтому необходимо снова и снова говорить и о любви, и о семье, и освязанных с ними проблемах. Но писать о таком тонком, деликатном«предмете» можно толь­ко то, что сам хоть отчастипережил, продумал, во что искренне веришь, что готов применить ксамому себе. Кроме того, необхо­димо, совершенно необходимоучесть и другие, отличные от сво­их взгляды на семью и еепроблемы, другие позиции, чтобы был не один сплошной авторскиймонолог, а звучали разные голоса, разные точки зрения.

Сразу хочу высказать своеобщее ценностное отношение к семье и ее будущему. Я не разделяюмнения тех, кто утвержда­ет, что семья свою роль уже выполнила исходит с авансцены истории, что любовь в семье вовсе не обязательна,не говоря уже о детях. Убежден: ничего лучше любви, семьи и детей учело­вечества нет, и они еще долго будут оставаться высшимиценно­стями человеческого бытия. Другое дело, какое содержаниесе­годня вкладывают люди в эти вечные начала. Во всяком случае нето, которое вкладывалось в прошлые времена, и не то, что будутвкладывать поколения, которые придут вслед за нами.

49

Надо сказать, меня малоудовлетворяют современные книж­ки на популярную тему любви, бракаи семьи. Журналистские варианты общи и развлекательны, т.е. несколькоповерхност­ны, а научные слишком абстрактны. Разнимая жизнь семьина части, абстрагируясь от очень многих сторон реальной жиз­ни,ученые создают, может быть, и правильный с научной точки зрения образсемьи, но такой, который мало что способен дать обычному человеку.Вопрос в том, как сохранить верность нау­ке и одновременно бытьпонятым, нужным человеку, от науки далекому.

Часто в книгах о любви,семье читатель ищет ответы на во­просы: как поступать в том илиином конкретном случае? Сразу оговорюсь: я не священник и ненаставник, а потому не хочу и не могу давать рецептов. Я философ,ученый и, как всякий чело­век, тоже ограничен своим собственнымопытом. Цель этой главы другая: объяснить, помочь понять, чтопроисходит с современ­ной семьей, поразмышлять, лучше вместе свами, над ее пробле­мами. По мере необходимости я буду прибегатьв своих размыш­лениях и рассуждениях не только к изложению своихмыслей или к мыслям других специалистов, но, естественно, и к своемувоображению. И если читатель не всегда будет понимать, в ка­койреальности он находится — существующей на самом деле иливымышленной,­пусть он не огорчается.

Начнем с проблем семьи,которые обсуждаются в современ­ной литературе (и обычной, инаучной), по которым высказыва­ются различные точки зрения.

КРИЗИС СЕМЬИ, ИЛИ ПРОСТАЯ СТАТИСТИКА
В нашевремя столкновение противоположных взглядов — дело обычное.Одни говорят, что все гибнет — и природа, и куль­тура,другие же возражают. Не обошел стороной этот спор и семью. Пессимистыутверждают, что современная семья тяжело больна, а оптимисты видетьэто не хотят.

Каковы же аргументы за ипротив? Кому неизвестна тревож­ная статистика разводов в нашейстране: сейчас половина моло­дых семей распадается в первый годжизни, две трети — в пер­вые пять лет, в 70% семей, которыееще не распались, супруги находятся в напряженных отношениях… Заэтими цифрами — стрессы, психические травмы супругов, дети безотцов или с приходящими папами (что хуже — неизвестно),неполные се-

50

мьи, одинокие мужчины илиженщины и другие отрицательные последствия. И вот что поразительно —это отмечают многие исследователи: и быт вроде стал комфортнее, ипочти все в наше время выходят замуж (женятся) «по любви иуважению» (по статистике, в нашей стране именно так образуютсемью 70­75% молодых людей), а число разводов растет.Спрашивается: что же это за любовь такая, что за уважение?!

Впрочем, я уже слышувозражения иных читателей: «Опять нас запугивают статистикой.Ее еще ведь нужно понять. Все не так страшно, как вы рисуете. Нуразводятся многие, но ведь затем снова семью образуют, а то и вторую,третью… Да, много одиноких мужчин и женщин, что поделаешь: кому-тоне повез­ло, кому-то вообще без семьи больше нравится. Это ихдело: хотят — образуют семью, хотят — живут сами по себе.Слава богу, как мне поступать, решаю я сам. А что поженились полюбви, а потом разошлись, ну что ж — ошиблись, кто нынче неошибается с семьей! Жениться во второй раз, а еще лучше в третий —куда надежнее. Да и что вы так напираете на любовь? Конечно, по любви— хорошо, но куда важнее сегодня, какой у него или у неехарактер, положение, квартира, красива ли жен­щина (и мужчинатоже), умна ли, сексуальна, умеет ли справ­ляться с труднымиобстоятельствами жизни и быта (причем она даже больше, чем он), да имало ли что еще. Вот, скажем, Лео­нид Жуховицкий пытался намдоказать ценность любви, но ведь смешно, право, о чем он говорит! ПоЖуховицкому, любовь — это или несчастное, обязательнонесчастное, романтическое чув­ство, или какая-то жертвенностьради другого. Ни в первом случае, ни во втором нормальной семьиопределенно быть не может. Сколько же нас будут кормить этой маннойкашей, лю­бовь, долг, дети! Довольно, хватит, мы уже выросли изэтих помочей, сами с усами».

Вот такая отповедь, но покая воздержусь отвечать. Одно действительно странно и непонятно: почемутак много ошибок при выборе будущего супруга или супруги, развенельзя до бра­ка разобраться друг в друге? И тут неважно, сколькодлился период ухаживания — три месяца или три года:по-настоящему мы узнаем друг друга только после загса. Поневолезадумаешь­ся, в чем тут дело.

Вспоминается и обсуждениесоциологами вопроса: что важ­нее — любовь или семья? Непротиворечит ли любовь семейной жизни, а семейная жизнь любви? Одниутверждали, что первен­ство должно быть за семьей, чтосовременная семейная жизнь

51

несовместима сромантической любовью. Все говорит за то, счита­ет известныйроссийский социолог Ю. Давыдов, чтобы отказать­ся от принципаромантически толкуемой страсти как основы современной любви. Нужновспомнить о другом принципе, ко­торый долгое время оставался втени. Альтернативой пустыне «безлюбья» может быть толькосупружеская любовь, ценность которой выступает со всей ясностью иотчетливостью как раз на фоне нынешнего «безлюбого»адюльтера.

Другие социологи возражают,считая, что подобная позиция ведет к безнравственности и расчету. Ненам судить Татьяну Ла­рину и ее время, полемизирует с Ю.Давыдовым другой наш социолог А. Вишневский. Если бы подобный бракбыл заключен в наши дни, мы, скорее всего, сочли бы его аморальным.Хотя современный брак — это всего лишь брак по свободномувыбору. Мы часто называем его браком по любви, т.е. указываем наглав­ный критерий выбора, соглашаясь только с таким браком,кото­рый мотивирован жаждой, ослеплением или истинной любовью.

Нужно заметить, что перваяточка зрения вообще неприем­лема для людей старшего поколения:они не мыслят семьи без супружеской любви, причем не только настарте, когда молодая семья складывается. Помню, моя мать однаждысказала: «Мы с отцом любили друг друга всю жизнь, и в нашевремя и в нашем кругу так жили многие. Ни о каком сексе мы неслышали. Секс — отвратительное слово, это что-то аморальное,может быть, и не разврат, но и не любовь».

Здесь мы подошли к оченьинтересному вопросу: что сего­дня является нормальным в семейнойжизни и любви, а что уже лежит за пределами нормы и какой? Для нашихродите­лей и секс, и расчет были несовместимы с пониманиемна­стоящей любви и семьи. Более того, саму любовь и семью ониисчисляли в единственном числе — на всю жизнь. Сегодня,напротив, при образовании семьи многими молодыми людьми учитываются исекс, и положение, и многие другие немысли­мые раньше факторы, асемейная жизнь нередко понимается как цикличная, т.е. со сменойпартнеров в браке. Для наших родителей (но, естественно, не всех)страшно было даже поду­мать об изменах или случайных связях внесемьи, не говоря уже о групповом браке. Последнее вообще относилось кпато­логии, причем многие и не подозревали, что такое явлениевообще может существовать. Сегодня же этим никого не уди­вишь.Широко распространены и групповой брак, и случай­ные связи, иинститут любовниц и любовников (причем суп-

52

руги часто прекрасноосведомлены об изменах своих партне­ров), и прямая патологиявзаимоотношений полов. Все это считается, в общем, вполне нормальным.Поражает именно обычность отношений.

Как ко всему этомуотноситься? Считать ли абсолютно нор­мальным явлением, условиемсвободы личности и ждать, пока эта жизнь придет к нам, подобнопарижской моде (а может уже пришла?), или, напротив, отвергнуть,оценить как свидетельст­во заката западной культуры, как пир вовремя чумы?

Или другой вопрос —об экономических отношениях в на­шей семье. Раздается все большеголосов в защиту идеи необхо­димости строить семью на твердомфундаменте экономических и правовых отношений (как на Западе).Аргументируют эту кон­цепцию так. В этом случае при разводах идругих коллизиях в семье супруги будут чувствовать себя спокойнее иувереннее, поэтому и сама семья будет крепче. Ну а если она все жераспа­дется, каждый супруг в соответствии с брачным контрактомсо­хранит свое имущество (квартиру, машину, дачу, домашнююэлектронику, личные вещи) или все это будет поделено, какпре­дусмотрено в договоре. Обсуждаются и такие варианты, какот­носительно независимое существование супругов: у каждого свояквартира, частичная финансовая независимость и т.д. И опять же дляпоколения 50-60-х годов эти идеи были абсолютно не­приемлемыми,безнравственными.

Кто же прав, представителикакого поколения? Или, может быть, правы все? Во всяком случае, покане ясно, с чем мы имеем дело: с кризисом семьи или же с нормальнымходом ее исторического развития. Очевидно, нужны дополнительныесве­дения и более глубокий анализ современной ситуации.

Обозревая разноголосицумнений о семье, браке и любви, я вспоминаю один интересный разговорна даче, свидетелем кото­рого был.

РАЗГОВОР НА ДАЧЕ, ИЛИ КАК МЫ ВЫБИРАЕМ СЕБЕ МУЖА ИЛИ ЖЕНУ
Делопроисходило летним вечером в небольшой компании. Представителистаршего поколения сидели на открытой веран­де, а младшего —расположились тут же, в саду, под окнами. Разговор, постепеннопринявший общий характер и неожидан­ный поворот, шел опредстоящем браке двух молодых людей: Леночка, племянница ВерыПавловны, приятельницы хозяйки

53

дачи, объявила на днях, чторешила выйти замуж за своего со­трудника Леву.

— Я слышала, —громко и бесцеремонно говорила хозяйка, об­ращаясь к своейприятельнице, — Леночка выходит замуж. Но почему не за Павлика,который за ней долго ухаживал, а за Леву? Ведь Лева, извини меня,ничего не имеет: ни положения, ни денег, всего одна комната вкоммунальной квартире и зарплата чиновника от науки. Леночкаутверждает, что безумно любит его. Ну разве это основание для брака?Леночка такая красавица, у нее обеспеченные родители, дача, машина,обстановка… Послушай, Вера, ты имеешь на нее влияние, еще непоздно, нужно удержать девушку от опро­метчивого шага. Я,конечно, понимаю: страсть, любовь — это пре­красно, сама вмолодости увлекалась до безумия, чуть в Москву-реку не бросилась. Нобрак, семья… Я своего мужа хоть и не люби­ла поначалу, новсегда уважала, мы с ним большие друзья. А уж когда дети пошли изаботы и стала я мужу помогать, а он мне, тут и глубокое чувство, ужене знаю, как его назвать, пришло. Сейчас, оглядываясь назад, я хорошопонимаю, что в юности романтичес­кая любовь — так, однагорячка, бредишь и все без ума.

Но Вера Павловна сталавозражать:

— Не могу с тобойсогласиться, думаю, ты не права и зря бес­покоишься. Как там уОстровского сказано: «Бедность — не по­рок».Молодые люди любят друг друга — и слава богу, ведь этопрекрасно. Сегодня настоящая любовь так редко встречается. Дру­гоенастораживает: Леночка очень властная, мы это с тобой знаем. Она дажев мыслях не допускает, чтобы ее супруг был самостоя­тельным,что-то сам решал, о чем-то судил самостоятельно. Боюсь, их бракокажется недолговечным. Лева, хоть пока и не имеет по­ложения,человек честный, порядочный и себя уважает. Он и от жены надеетсяиметь и уважение и понимание. Плохо не то, что молодые люди любятдруг друга, а то, что они не договорились заранее о своей семейнойжизни, не узнали как следует друг друга. Я вовсе не за брак порасчету, но доля разумного эгоизма, о чем говорили в прошлом векегерои Чернышевского, не повредила бы. Я за трезвое отношение кбудущей жизни, за сотрудничество в семье двух молодых людей сосходными представлениями и оцен­ками. Но и за свободу, еслисупруги не подходят друг другу. Толь­ко разве Леночка на этопойдет? Она взбалмошна и эгоистична, для нее свобода — то, чтоей самой хочется в данный момент.

Из сада раздался голосодного из гостей, «нового русского», полнеющего молодогочеловека, который, очевидно, знал Веру Павловну.

54

— Вот вы, ВераПавловна, сказали «расчет». А хоть бы и расчет —что в этом плохого? Не получилось бы, как в поговор­ке: «Пили,ели, веселились, подсчитали — прослезились». Надо заранеесчитать, до брака, а не тогда, когда уже и посуду и головы бьем илиразводимся. Можно и любить, но голову при этом не терять. Когда яженился, все постарался учесть: и свое положение, и ее, и своюзарплату, и ее, и мою дачу, и ее маши­ну. И крутой характер моейбудущей супруги прикинул, и взгля­ды ее на жизнь. Некоторые меняукоряли: «Цинизм, расчет…» Да, расчет, да, я долгодумал — почти два месяца, пока обо всем с ней не договорился.Зато теперь живем душа в душу и не без люб­ви. А если, не дайбог, разойдемся (где бы тут постучать по дереву), никто в накладе неостанется. Все будет справедливо, как у нота­риуса заверил. Вотнедавно ваш муж, Валентин Афанасьевич, иро­низировал по поводутого, что у моей жены деньги свои, а у меня свои. Зато мы с женойуважаем друг друга, никогда голоса не повысим. Пусть Леночка любитЛеву, но прикинет все заранее. Тогда и здоровье и все остальноебудет, а без расчета — одни скан­далы и огорчения.

Молодого человека тут жеподдержала Катя, как мне извест­но, недавно вышедшая замуж:

— НиколайКонстантинович прав. По моим наблюдениям, браки по расчету сейчассамые прочные. Я вот тоже, можно ска­зать, вышла по расчету идумала, что мы с мужем не подходим друг другу. А сейчас вижу: все нетак плохо. Я живу, как хочу, и муж как хочет. Видимся мы с ним,правда, не часто: то он на работе, то я, то он у своих друзей, то моидрузья приходят. Но ведь это к лучшему — меньше ссоримся. Выспрашиваете, люб­лю ли я его? Наверное, как-то люблю, иначе бы невышла за­муж, но понимаем мы с ним все, ну буквально все,по-разному.

— Решительно не могус вами согласиться, — подала голос с веранды другаяприятельница Веры Павловны, Жанна Васильев­на, пожилая, но весьмаэнергичная женщина. — Буду говорить прямо, откровенно. Ясовременную молодежь совершенно не мо­гу понять. Ваши взглядынасквозь буржуазны. Расчет, секс, из­вините меня, разврат… Выжену не любите, а покупаете с потро­хами, и она вас за те жесамые деньги. Любовь — светлое, возвы­шенное чувство, а высо своими расчетом и нотариусом все оск­верняете. Любовь —это жертва, нужно всего себя отдать друго­му, пронести эту жертвучерез всю жизнь, как супруга Карла Маркса. И как вы спокойно говоритео разводе! Конечно, юри­дически супруги могут развестись, но, посути, брак должен быть

55

прочным. Думаю, Еленасовершает ошибку, но вовсе не потому, что любит, а потому, чтослишком легко смотрит на жизнь. Жизнь — это борьба, в ней многотрудностей, быта, даже грязи, но истинное сотрудничество и любовьсупругов все преодолевают, превозмогают. Если, конечно, сами онибудут действительно вы­соко моральными людьми и до концапоследовательными в своих убеждениях. Я вижу, молодые люди улыбаются,думают: «Опять Жанна Васильевна со своими коммунистическимилозунгами и проповедями прошлого века». Да, опять, но вы меняне переубе­дите. Мы, комсомольцы 30-х годов, хотя бы верили ижили чис­то, целеустремленно, а у вас ни веры, ни принципов —один расчет.

— Ха-ха, —раздался из сада откровенный смех. Это при­ятель Леночки, хорошоодетый молодой человек. — Почему же! У нас есть принципы.Другие. Если Лена будет следовать вашим отеческим советам, то лишьподтвердит статистику разводов мо­лодой семьи. Тогда за ее бракгроша ломаного нельзя будет дать. Достаточно взглянуть на нашукрасавицу, чтобы понять одно­значно: вся эта идеалистическаячепуха не для нее. Лена от­лично разбирается и в расчетах и всексе, и даже положение Левы учитывает, хотя она никогда в этом вслухне признается. Просто надеется, что со временем Лев Николаевич, так,кажет­ся, его отчество, станет доктором наук, если не академиком(ведь все говорят, что он талантлив). Тогда все будет: и дача, имаши­на, и приемы. Ради этого она готова подождать лет этакдесять, но, конечно, не больше. Я не хуже вас ее знаю: как-никаквме­сте росли. У нее одно на языке, другое на уме. Не станемосуж­дать ее за это. Кто первый бросит камень? Кто не без греха?Во всяком случае, не я. Что такое любовь и рай с милым в шалаше, нашепоколение не понимает, зато хорошо знает, что современ­ная семьястроится вовсе не на романтической любви или жерт­ве, а наделовом подходе. И нечего здесь разводить антимонии.

— Зачем же такобобщать? — слышится голос другой пожи­лой женщины,приятельницы хозяйки. — Вы, молодой человек, откровенный циники, похоже, даже не скрываете этого. То, что вы говорите, ужасно, надопризнать, мы сами вас таким вырас­тили. Все — только вам,детям; никаких забот вы не знали; что захотели, то и имели; никакойответственности — и вот резуль­тат. Может быть, ЖаннаВасильевна выражается и думает не­сколько прямолинейно, ее речиотдают нравоучениями, ее даже, я слышала, Леночка обвиняла вханжестве. Но это заблужде­ние, Жанна Васильевна — человекискренний. У нее идеалы, она зовет молодых людей в светлое будущее. Ачто у вас? Не

56

хотела бы я быть на местевашей жены. Сегодня любите, точнее — наслаждаетесь и своесамолюбие тешите, завтра разлюбили. Сего­дня вас устраиваютположение и квартира жены, а завтра встрети­ли другую красотку,более, как говорите, сексуальную, с лучшей квартирой или положением.Я, впрочем, не отрицаю необходи­мости разумного подхода к браку.Конечно, молодые люди долж­ны знать и друг друга, и себя, должнысоотнести, примерить свои характеры и взгляды на жизнь. Но все наоснове любви, уважения, порядочности, совести, чести. И если ужразвод, то достойный, без этих грубых выражений, без того, чтобы шкафпилить пополам. Во всех ситуациях, даже самых крайних, нуж­нооставаться человеком.

Внезапно раздался крикнезнакомого юноши, которого случай­но привел с собой сын хозяйки.По виду он напоминал хиппи или просто недоучившегося старшеклассника:

— Ненавижу вас всех,ненавижу! Вы врете все, стараетесь приличия соблюсти. Ханжи, чинуши,бюрократы! Разве вы лю­ди, разве способны любить открыто,естественно, без этих ва­ших ужимок и ухаживаний, просто инепосредственно? Хочешь любить — люби, хочешь ребенка —роди, не нравится — уходи. Главное — свобода, главное —уничтожить все ваши слова, взгля­ды, ограничения, вашу моду,одежду, вылизанные машины, квар­тиры, сортиры! Ну кто мне чтовозразит? Пусть попробует!

Вызов юноши произвелнемалый эффект. Все смолкли: стар­шие были шокированы, молодежьвтайне злорадствовала…

Вспомнив эту сцену на даче,я вернулся к своим размышле­ниям о семье и ее проблемах.

Что же удалось пока чтоуяснить? Оказывается, существуют очень разные концепции семьи илюбви, и по-разному в семьях живут. Но дело не только в этом. Делоеще и в том, что сегодня эти разные концепции и образы жизнисталкиваются. Муж мо­жет ориентироваться на один идеал семьи,любви и брака, же­на — на другой, родители мужа или жены —на третий, их вну­ки — на четвертый. Споры, наподобиетолько что приведенного, происходят вовсе не в гостиной или на сцене,а в самой семье. И даже не споры. Не все могут четко осознать ивыразить в словах свою жизненную позицию, на этой почве происходятконфликты, стычки, ссоры. Всем плохо, и не всегда супруги понимаютпочему.

Человек решительныхдействий и ясного сознания (есть та­кие люди) может сказать:«Смотреть нужно, когда заводишь се­мью: не кота в мешкепокупаете — жену или мужа. Как там сказал Александр Сергеевич:

57

Но жена не рукавица:
С белой ручки не стряхнешь,
Да за пояс не заткнешь.
Небось когда в магазинеплатье или пальто выбираете, смот­рите и смотрите, и так и эдакперед зеркалом вертитесь, а мужа или жену берете, не глядя, как вомут бросаетесь. Разве ж это разумно?»

Ах, как я согласен с такиммудрым рассуждением! Верно, опрометчиво мы все поступали. Как было быхорошо безоши­бочно выбрать будущую жену (мужа), узнать ееполучше еще до того, как… Но возможно ли это?

— Принципиальноневозможно! — слышу я вдруг голос во­ображаемого оппонента.Я живо представляю его себе. Выгля­дит он солидно, напоминая нето врача, не то ученого.

— Кто вы, —спрашиваю его, — откуда?

— Неважно, кто я иоткуда, — отвечает он несколько таинст­венно, — но выможете на меня положиться. Ну считайте, что я крупный социолог или,скажем, психолог. Давайте поговорим о том, что вас волнует в данныймомент. Правильно усомнились: будущую жену или мужа принципиальнонельзя узнать до бра­ка, часто и после него долго нельзя узнать.

— Но почему же? Развемолодые люди скрывают что-нибудь друг от друга? Ведь у них взаимныелюбовь и уважение. Они женились по любви.

— Вот именно, полюбви, — отвечает собеседник, — то есть в горячке, вособом состоянии. Любит — значит не видит, не слы­шит, непонимает, только токует, как тетерев на дереве.

— Как так — невидит, не понимает? — возмущаюсь я. — Ведь молодые людипроводят друг с другом все свободное время, разговаривают, все вместесмотрят, слушают, обсуждают. Что же, они лгут, когда говорят: «Тысамый прекрасный, умный, красивый, добрый, сильный?»

— Успокойтесь, —говорит мой собеседник, — давайте поду­маем вместе. Вотживет молодой человек, еще не помышляя о любви и браке. Читает книги,смотрит кино, телевизор, наблю­дает за другими. Постепенно он,если уж не совсем инфантиль­ный, обнаруживает, что в мире естьтакая прекрасная и таинст­венная вещь, как любовь. О ней поется впеснях, написаны кни­ги, поставлены спектакли и фильмы, говорятвзрослые. Оказы­вается, любовь — это целый мир, в которомвсе: и восторг, и наслаждение, и муки, и разлуки, и встречи, и,наконец, свадь-

58

ба, молодая семья с еетайнами интимной жизни… Любовь су­лит внимание к твоимчувствам, личности, обещает понимание твоих устремлений, повзрослениеи определенное уважение (как­никак семья) со стороны взрослых, имногое еще угадывается в ней. Согласитесь, что наш молодой человекуже жаждет полю­бить, войти в этот чарующий и волнующий мир.Остановка за малым — за возлюбленной. Причем заметьте: ужесформировал­ся ее образ, идеал. Вы спросите, откуда он взялся? Даниоткуда. Я, конечно, шучу. Этот образ сложился под влиянием тех жекниг, радио, телевидения, друзей, родителей, учителей. То есть я бысказал, он совершенно случаен, некритичен, никакого, аб­солютноникакого отношения не имеет к реальной жизни. Не верите? Тогдапроанализируйте содержание любовных песен, ро­мансов,кинофильмов, взгляды ваших родителей или друзей.

Я задумался, сталвспоминать. Послевоенное время, пятиде­сятые годы. Кто же на меняоказал самое большое влияние в плане формирования идеалов любви?Родители? Пожалуй, нет: отец был в армии, а мать уходила на работурано утром, прихо­дила поздно вечером и не знала, за что домасхватиться в пер­вую очередь. Учителя? Смешно сказать, мы с нимив школе как­то не общались. Друзья? Тоже нет: до восьмого классая рос без друзей, а потом скорее я на них влиял.

Самое большое влияние наменя оказали книги, главным об­разом, русская и зарубежнаяклассика XIX и немного XX веков. Вот откуда я заимствовал своепредставление о любви, о чело­веческом достоинстве, о семье.Любимая должна быть прекрас­ной, умной, интересной, понимающейменя, свободной в сужде­ниях. Мы должны помогать друг другу,людям, создавать, тво­рить. Никакой лжи, расчета, мещанства. Вот,кажется, и все… Слышу ехидный голос собеседника: «Ну и как,удалось вам най­ти такую девушку? И похож ли ваш идеал нареальную жизнь? Молчите? А сказать почему? Да потому, что когда вывстретили свою будущую жену, вам показалось: она! Точно — она!Все, как хотел, о чем мечтал. Почему вы так решили? Вам так хотелосьполюбить, вы так ждали этого прекрасного мгновения».

Увы, не вы одинобольщаетесь; когда мы уже созрели для любви, когда ждем ее, неважно,кто она на самом деле, какая. Когда кто-то чуть-чуть подходящийпоявляется на горизонте на­шего ожидания (были бы лишь какие-тознаки, совпадения), мы совершаем это удивительное сальто-мортале. Мывдруг узнаем ее, узнаем в ней свой идеал возлюбленной. Мгновенноначинаем видеть, что хотели увидеть, слышать, что хотели услышать. Мы

59

полюбили, но вовсе не ее, асвою конструкцию, собственный идеал любви, хотя условием нашегоузнавания — открытия любимой — является кажущееся,поверхностное совпадение этого идеала с первой случайной девушкой.Еще Шодерло де Лакло говорил устами своей героини, что не следуетобманываться: чары, кото­рые якобы обретаешь в другом, находятсяв нас самих, и только одна любовь делает столь прекрасным любимоесущество.

Теперь я вам задаю вопрос:а у вашей возлюбленной идеал любви был тот же, что и у вас?

Я опять стал вспоминать.Пожалуй, в одном отношении по­хож: он так же не имел никакогоотношения ко мне, как и мой к ней, был таким же абстрактным,выдуманным и книжным (правда, она читала другие книги). Во всехостальных отноше­ниях, как выяснилось потом, лет через 5-6, нашиидеалы люб­ви и семьи не совпадали. Но почему же я не смогразглядеть этого сразу, до женитьбы?

— А потому, —заметил мой собеседник, — что вы ухаживали за ней, а она завами. Ухаживали, значит, вели себя, как на сцене, демонстрировали то,чего она от вас ожидала. К тому же нетрудно это было: никаких забот,никаких реальных общих дел; человек вы начитанный, внимательный, чтоот вас хотела любимая, легко угадывали, да и она хотела вампонравиться и поэтому тоже роль играла. Вот вы оба и обманулись,поверили, что встретили именно то, что ожидали. Кроме того, нельзязабы­вать, что любовь — это особое состояние человека:возвышен­ное, экстатическое. Все чувства меняются, обостряются,логика нарушается, как во сне, становится причудливой иизбиратель­ной. Влюбленный человек, конечно, не больной вклиническом смысле, но и не совсем нормальный. Где уж тут тщательновзве­шивать и разбираться?!

— Знаете, —возражаю я, — по моим наблюдениям, в настоя­щее времямолодые люди любят иначе, чем раньше, я бы ска­зал, более холоднои трезво.

— Не вам судить обэтом, но одно верно: их идеалы любви и семьи иные, чем у вашегопоколения. Однако вернемся к теме. Подчеркиваю: до брака, до того каксупруги вместе не хлебнули забот, будущего мужа или жену узнатьнельзя.

— Неужели и помочьнельзя? Есть радио, телевидение, писа­тели, поэты, почему они неразъяснят все это молодым, не от­кроют им глаза?

— Наоборот, —отвечает собеседник. — Они лишь запутыва­ют проблему.Возьмем эстрадную любовную лирику. «Я тебя люб-

60

лю, я тебя жду, я без тебяжить не могу: ты лучше всех, ты прекрасна, никто с тобой сравнитьсяне может». И т.д. и т.п. Но что такое любовь, о которой поетсяв этих песнях: увлечение, страсть, томление или долг,ответственность, дети, результат труд­ного прилаживания двухразных людей друг к другу? Любовная лирика учит чему угодно, тольконе трезвому размышлению. Это дурман, грезы. Эстрадные песни обещают,увлекают, сбива­ют с толку.

— А вы хотите, чтобыв песнях о любви давались советы, как правильно выбрать себе жену илимужа, по каким критериям их оценивать, — иронизирую я.

— Нет, конечно, —говорит оппонент, — однако заведомо уво­дить молодых людейбог весть куда едва ли правильно. Но я не поэт, я… — и тут,так же неожиданно, как появился, он исчезает.

Ну ладно, подумал я, придяв себя, узнать будущего мужа или жену мы не можем, что такое любовь,не знаем, не знаем также, совместима ли любовь с семейной жизнью…

Здесь я вспомнил, чтоинтересующие меня проблемы долж­ны будут обсуждаться на одномнаучном междисциплинарном семинаре (его шутливо назвали «семейныесреды»), куда меня давно уже приглашали, и в ближайшую средуотправился туда. Меня уже ждали, более того, согласились обсудитьименно мои проблемы.

Открыв семинар и познакомивменя с его участниками, ру­ководитель — литературовед икультуролог — сказал:

— Проблемы,поставленные нашим гостем, волнуют и нас. Обсудим их…

Слово попросил социальныйпсихолог, в прошлом, как мне сказали, историк. Свое выступление онначал с противопоставления:

СЕМЕЙНЫЕ ТРАДИЦИИ ИЛИ СВОБОДА ЛИЧНОСТИ?
— Тема,интересующая нашего гостя,­сказал социальный психолог,­весьмане простая. Ему сейчас, как мне известно, 60 лет. Нетрудноподсчитать, что он пошел в школу сразу после войны, следовательно,его родители сформировались как личности в начале 30-х. Что это былиза годы, всем известно, и как жилось в 50-е — тоже. Нашемугостю не повезло дважды: сначала его родители, комсомольцы 20-30-хгодов, отринули предшествующий исторический опыт семейноговоспитания, а война и трудное послевоенное

61

время не позволили передатьдетям даже тот небольшой опыт се­мейной жизни, который сложился кначалу 40-х годов. Другими словами, дважды рвалась связь времени,дважды нарушалась тра­диция передачи опыта семейной жизни. Каковрезультат? Нашего гостя, подобно миллионам подростков его поколения,вообще ни­кто не воспитывал, о семейной жизни и любви он узналглавным образом из книг, ну еще, наверное, из отдельных наблюдений.Однако мы знаем: люди старшего поколения свою личную жизнь неафишировали, стыдились проявлять чувства, ничего не обсуждалиоткрыто. И опять же известно почему.

А к чему ведет разрушениетрадиций воспитания в семейной жизни? К воспитанию от головы, аточнее — к невоспитанности, к книжным образцам любви и брака, кслучайным воздействиям и влияниям: радио, друзья, улица и т.п.

Пока историк говорил, мненевольно пришли на память рас­сказы родителей и собственнаяподростковая послевоенная жизнь. Моя мама в 12 лет попала в семьюсвоей тети — Веры Михайлов­ны Дубининой, жены известногокомиссара гражданской вой­ны, начальника Омской железной дороги.Воспитывала тетя своих падчерицу и племянницу столь сурово, чтопадчерица покончила жизнь самоубийством, а моя мама в 16 летоказалась на улице. Помогла школа. Маме дали стипендию в 10 рублей иразрешили ночевать на диванчике в пионерской комнате школы (тогда этоназывалось «пионерская база»). Потом мама переехала вМоск­ву, работала на стройке, училась (единственная девушка вгруп­пе из 50 человек) на арматурщицу, поступила на рабфак,строи­ла Мосфильм (строительство называлось «Русско-германскоеак­ционерное общество»), и там же познакомилась с моимбуду­щим отцом, который организовал в Москве одну из первыхком­сомольских коммун. Сам отец в 16 лет приехал в Москву изнебольшого городка в Белоруссии. Года два был безработным, учился накурсах каменщиков и механизаторов, строил Мос­фильм, поступил вуниверситет.

Какие представления о любвии браке мои родители могли получить и где? Конечно же не в семье. Ониих получали из газет, книг, радио, споров в коммуне. Спорили же обэтом тогда много. Две семьи в коммуне распались. Вот и обсуждали:разре­шать развод или нет, может ли коммунар полюбить жену своеготоварища, достойно ли это его звания, разрешить ли второй брак и т.п.Все же разрешили.

Сам я, как уже говорил, всечерпал из книг. Моего отца, прекрасного политработника и педагога,после войны не от-

62

пускали из армии, комнату вМоскве бросать было жалко, и поэтому мы долго жили одни. Мама, к томувремени уже ар­хитектор, буквально пропадала на работе: нужнобыло вос­станавливать страну. Предоставленный самому себе, ячитал с утра до вечера, позабыв обо всем на свете, даже о том, чтонадо помочь маме.

Да уж точно, никакойтрадиции семейной жизни люди моего поколения не получили, и вполноценной семье жили немногие. Поэтому, когда в 25 лет я женился, осемейной жизни имел весьма смутное представление, еще меньше о нейдогадывалась моя первая жена. По книгам я знал, как жили и любили вXIX веке дворяне и интеллигенция (внешне все было заманчиво), какстроил свою жизнь К. Маркс, и думал, что моя жизнь будет чем­топохожа на их. Увы, все оказалось не так…

Однако я отвлекся ипропустил целый кусок интересного вы­ступления социальногопсихолога.

…Но рвались не тольковремя и традиции, происходило пе­ремешивание целых классов,укладов, образов жизни. Если рань­ше в городе люди,принадлежавшие к различным социальным группам, старались селитьсясреди своих же: рабочие — среди рабочих, торговцы — средиторговцев, обеспеченные — среди обеспеченных, то в нашем городевсе перемешалось, естествен­но, на демократической основе.Сегодня в городе теоретически нет ни сословий, ни классов, ни людей сразными доходами, есть просто россияне. Теоретически министр ипростой рабочий, и «новый русский», и интеллигент, ислужащий мало чем от­личаются друг от друга. Практически все нетак: быстро складывается неравенство и сословное общество.

Образ жизни людей,образующих семью, различался всегда. Один (правда, таких уже почтинет) вышел из старой интелли­гентной семьи и женился на девушке,приехавшей из деревни. Сын рабочего, в семье которого постоянно пилии гуляли, же­нился на женщине из добротной мещанской семьи, гдегулять и пить считалось просто неприличным. Итак — что нисемья, то два разных человека, привыкших к разным укладам семейнойжизни, имеющих различные представления о ней, линии пове­дения ивзаимоотношений.

В наше время совпадение вданном отношении молодых суп­ругов в семье — редчайшееисключение, так сказать, реликто­вое явление, а какправило,­несовпадение: два разных образа жизни, два уклада, дваразных мироощущения…

Раздался голос пожилогочеловека:

63

— Я вас, уважаемый,не понимаю. И мы, комсомольцы 30­40-х годов, в семье, как вывыражаетесь, «не совпадали», но как-то жили, и многие —совсем неплохо.

— Но разве яутверждаю, что современная семья распадается и неустойчива толькопотому, что в ней два разных человека? — ответил социальныйпсихолог. — Есть и другие причины, их много, о некоторых я ещескажу. К тому же для вашего поколе­ния семья часто являласьединственным прибежищем, где еще можно было дышать, да и семейныеидеалы у обоих супругов все же совпадали больше, чем теперь, и,главное, вы меньше ощущали себя личностями. Не поймите меняпревратно. Лич­ность — это не только уникальность ииндивидуальность чело­века, в этом отношении ваше поколениенисколько не отличалось от последующих. Личность для социальной науки— это тип, организация человека, отвечающие особенностямновоевропей­ской культуры, требующие от человекасамостоятельности в по­ведении, самосознания, рациональныхоснований в принятии ре­шений. Социальная наука утверждает, что в60-х годах в нашей стране быстро начала складываться такая личность ипараллель­но, как известно, развивались потребительское обществои эле­менты (к сожалению, только элементы) гражданского правовогообщества. Именно с личностью мы сегодня связываем категории свободы,творчества, разума, достоинства, права человека, само­стоятельности.Кажется, все прекрасно, мы сами постоянно при­зываем к развитиюличности, к созданию условий для ее всесто­роннегосовершенствования. И тем не менее я утверждаю, что именнокультивирование личности во многом подорвало совре­менную семью.В каком-то смысле семья и личность несовмести­мы, а сегодня внашей семье, как правило, две яркие личности и поэтому нередко дваантагонистических начала.

Я вижу, наша научнаяаудитория возмущена, шокирова­на: как же, затронута святыня. Норазрешите все же пояс­нить свою позицию. Возможно, я чуть-чутьсгущаю краски, но в целом уверен: отрицательных последствий отличности больше, чем положительных. Личность — не толькосвобода, но и свобода от обязательств, когда они заставляют меняогра­ничивать свои желания и цели (а в семье, как известно, этопроисходит на каждом шагу). Не только творчество, но и все то время исилы, которые я затрачиваю на творчество и тем самым отнимаю их усемьи (спросите жен гениальных ученых или художников, как имживется). Личность — это не просто разум, но именно моиразумные аргументы, почему-то часто

64

не совпадающие саргументами моей жены. Не только права и достоинство, но прежде всегомои права, мое достоинство, ко­торые все время отрицает моя жена.Не только самостоятель­ность, но именно моя самостоятельность, амне теперь шагу не дают ступить самостоятельно. В конце концов, еслия личность, мой мир и должен быть миром моей семьи, ее зако­ном,а не наоборот. Какие же это любовь, семья, если мне в семье плохо,если все делается не так, как я вижу и хочу, а так, как видит и хочетмоя жена или теща.

Вы думаете, я шаржирую,пародирую личность? Нисколько. Очень много молодых людей на вопрос,почему они разводятся, не прожив и года, отвечают буквально: «Мнеплохо», «Какая же это любовь, если мне плохо, если я немогу делать, что хочу?». А жены: «Он делает все не так,все по-своему», «Он не хочет де­лать, как я говорю,ведь кругом не прав» и т.д.

Вы говорите, что я противличности, творчества, свободы, что я хочу казарму. Ну зачем же так? Яне хочу казарменной дисциплины в семье и сочувствую людям творческим:как-ни­как, сам пишу. Но не стоит закрывать глаза и на реальныепро­блемы: личность — не только одна из основных ценностейна­шей культуры, но и одно из начал, эту культуру разрушающих.Конечно, мы говорим не о всякой личности, а о личностиэгои­стической, но как поймешь, где эгоизм разумный, где уженера­зумный, где его еще нет, а где уже есть? Некоторыеутвержда­ют, что наша эпоха — эпоха всеобщего эгоизма и чтосовсем неэгоистических людей не существует.

И еще одно соображение подзанавес. Личность, как извест­но, пришла на смену религиозномучеловеку, верившему в Бога, видевшему в Боге и источник жизни, изакон. Если первая запо­ведь Христа была: «Возлюби ГосподаБога твоего всем сердцем твоим и всем разумением твоим», товторая — «Возлюби ближ­него, как самого себя».Заметьте, ближнего, а не самого себя. Личность же нередко успешносоединяет в себе обе эти запове­ди: в глубине души считает себябожественной персоной и лю­бит себя больше всего на свете, вовсяком случае больше семьи. Неблагоприятное развитие личности, а унас оно сплошь и ря­дом, ведет к эгоизму и эгоцентризму, к тому,что личные про­блемы человека становятся самыми важными, кудаважнее про­блем семейных, семейного благополучия.

Следующее слово попросилпедагог.

— Мне хотелось быобратить ваше внимание еще на одну сторону дела, нравственную. Своевыступление я бы назвал

65

КРИЗИС СЕМЬИ И ВОСПИТАНИЕ ДЕТЕЙ
Сегодня накаждом шагу можно встретить молодых людей, для которых нравственныекатегории — пустой звук. Добро, зло, грех, милосердие,сочувствие, сострадание, порядочность — над этими понятиями онипросто никогда не задумывались. Как-то я заговорил об этом с одним изтаких молодых людей. Он долго меня с подозрением слушал, а затемсказал: «Ловко вы жонгли­руете словами, только не пойму,какой у вас расчет?». Человеку в голову не приходило, что я нехитрю, а на самом деле стараюсь делать добро или, по крайней мере,избегать зла. А одна моло­дая особа заподозрила меня в лицемерии,считая, что я просто прикрываюсь этими высокими словами, преследуядалеко не лучшие цели. И я вдруг с ужасом понял, что эти люди вообщестоят вне нравственности. Они не безнравственны; для этогоне­обходимо было бы хоть что-то знать о добре и зле, как-тоотно­ситься к нравственным началам. Они именно вненравственно­сти, ими движут только рациональные, «разумные»соображе­ния, в результате часто и получается, что в семье ужехуже, чем вне ее или в другой семье, а следовательно, пораразводиться. И при чем тут страдания супруга или супруги, детей, причем тут зло? Речь идет просто о «разумном, осмысленном»поведении.

Есть, однако, и другаяпричина неустойчивости наших моло­дых семей: их полнаянеподготовленность к будням жизни, к труду. Пока молодые ухаживаютдруг за другом — все прекрас­но. Но вот образовалась новаясемья. Куда же уплыл иллюми­нированный пароход, на палубекоторого громко звучала музы­ка и шумел праздник? Почему все такоднообразно и скучно, так обыденно? Каждый день одно и то же: работа,посуда, стир­ка, дети, муж (жена) с наперед известнымипривычками, шу­точками, поступками… К тому же у него (у нее)оказалось столько неприятных, раздражающих черт характера. Иделает-то он (она) все не так, и рассуждает странно, и не умеетлюбить, обращать­ся с людьми, и вообще, где же тот идеальныйчеловек, которого я полюбила (полюбил)? Его будто подменили.

Тогда на сцене появляетсясоциолог или психолог (не обижай­тесь, коллеги) и говорит: «Семья— это умение совместно вести хозяйство, воспитывать детей,строить сексуальные отношения, уступать друг другу, воспитывать другдруга, играть друг с дру­гом, управлять (кем, чем), умениеперераспределять семейные обя­занности, быть терпеливым,психологически выносливым, справ­ляться с семейными конфликтами,стрессами… и так далее».

66

Однако зачем, спрашивается,терпеть, ради чего? Ведь се­мья — не производство, нерационально организованное совме­стное хозяйство и не рынок (ятебе удовольствие, а ты — мне).

Надо откровенно сказать,что и безнравственность, и непод­готовленность молодых людей ксемейной жизни мы отчасти закладываем в той же семье. Давайтевнимательно присмотрим­ся к тому, как организована наша жизнь.Обычный день. Дети и родители разошлись — кто в школу(техникум), кто на работу. Вечером родители готовят пищу, прибирают вквартире, отды­хают, помогают детям, а дети делают уроки, гуляют,играют и совсем не всегда помогают родителям. День прошел, а общениеродителей с детьми было минимальным. Остается воскресенье. Но и здесь— то родители заняты собой, то опять хозяйственные хлопоты, тодрузья, то развлечения и т.п. Оказывается, можно жить в одной семье игодами не соприкасаться, поддерживая с родителями (с детьми)поверхностные, формальные отношения.

Подобные отношениявозникают отчасти и потому, что в боль­ших городах родители идети редко связаны общей деятельно­стью, они не включены, как,например, в сельской семье, где ребенок с детства вовлечен вхозяйственные заботы родителей, в общий трудовой процесс, когданеобходимо и понимать друг дру­га, и перенимать образцы поведенияи систему ценностей. В со­временной городской семье мы видимтипичное для любой орга­низации обособление сфержизнедеятельности: взрослые отвечают за одни операции (хозяйство,быт, обучение, воспитание), де­ти — за другие (обязаныхорошо учиться, слушаться родителей, в меру сил помогать им и т.п.).

Я не случайно употребилздесь слово «организация». Не ста­ла ли сегоднясредняя семья продолжением школьной — и не только школьной —организации, ее добровольным агентом и органом? Не способствует лиона формализации отношений, т.е. не выполняет ли роль,противоположную своему назначению?

Другое заблуждение: главное— это создать все условия для ребенка, хорошо его одеть инакормить, удовлетворить его же­лания («Мы жили бедновато,пусть хоть дети поживут по­человечески»). И дети (а дети унас — чуть ли не до 30-40 лет) привыкают к дорогим вещам иодежде, к тому, что их запросы, чтобы не сказать требования, всегдаудовлетворяются, хотя для этого не нужно абсолютно ничего делать. Ане откупаемся ли мы часто таким образом от необходимостипо-настоящему забо­титься о воспитании, не обнаруживается лиздесь, что ребенок у нас в действительности далеко не всегда стоит напервом месте?

67

Имеется и противоположнаяпозиция: подавление личности в ребенке. Здесь, как мне кажется, покамало помогают пере­дачи по радио для родителей. Вольно илиневольно мы забыва­ем, что личности не только мы, но и наши дети.Мы, конечно, вроде бы понимаем, что наш ребенок — личность,маленький, но полноценный человек, а на практике только себя считаемносителями знаний и жизненного опыта. А ребенок, рассужда­ем мыподчас, ничем этим не обладает, а потому и ведет себя не так, какнадо (капризничает, ленится, грубит, хамит, кричит, плачет, врет). Нопочему он хамит, грубит, ленится, врет? Мо­жет быть, потому, чтомы сами грубы или ленивы, а он смотрит на нас? Разве мы стараемсяпонять его? Не оценить, не подвести под привычную рубрику добродетелиили порока, а именно по­нять? При этом само собой считается, чторебенок должен ум­неть, изменяться, осваивать все новые и новыенавыки, пози­ции, формы поведения. А мы? Странно даже ставить таквопрос. Мы, взрослые, уже все постигли, «прошли» всеуниверситеты, поэтому не считаем нужным более изменяться до самойсмерти. От детей требуем изменения, развития, расширения кругозора, аот себя почему-то нет.

Думается, взаимоотношениядетей с родителями и учителя­ми затрудняет еще однообстоятельство. Речь идет о феномене, иногда называемомамбивалентностью, т.е. противоречивостью личности. К сожалению, впроцессе школьного и семейного вос­питания нередко вырастаетименно такая личность, в которой звучат и спорят между собойнесколько не совпадающих, проти­воположных голосов: голос мамы,голос папы, голос бабушки, голос учителя X, голос учителя Y, голосатоварища А и товари­ща Б, голоса по радио и телевидению и,наконец, постепенно кристаллизующийся голос собственного Я. Все этиголоса, звучав­шие в душе ребенка, не только не сливаются междусобой и с его собственным Я, но, напротив, вступают друг с другом вборьбу, отрицают друг друга. Немудрено, что в этих условиях часто (ксчастью, не всегда) складываются такие черты характера, как анархизм,лицемерие, цинизм.

Если же на все этонакладываются формализация отноше­ний в семье, процессыобслуживания детей, подавление личнос­ти ребенка или, напротив,предоставление ей излишней свобо­ды, то, как правило, создаетсяпочва и для развития в семье эгоистической личности, о которойговорил социальный психо­лог, или личности с искаженнымпониманием реальности. Ко­гда же подобные личности сами создаютновую семью, в ней

68

сходятся два человека,отстаивающие каждый свое Я, для кото­рых высшая ценность —собственная свобода. Результат столк­новения этих личностей —разрушение и чувства, и самой се­мьи. Статистика здесьдействительно печальная.

Педагог закончил, и всеразом заговорили. Одни защищали личность, другие отвергали ее, авместе с нею и современную школу. Когда порядок восстановился, словополучил молодой журналист.

— Я не ученый, —начал он, — поэтому буду говорить просто.

ЧТО ВСЕ-ТАКИ ГЛАВНОЕ В СЕМЕЙНОЙ ЖИЗНИ?
С моейточки зрения, семья — это прежде всего любовь, этородственность, опора в жизни, понимание, сочувствие, это дети,следовательно, продолжение нашей жизни в бесконечности. Глав­ноев семейной жизни — вовсе не совместное ведение хозяйства и дажене умение воспитывать детей (да и кто их умеет воспиты­вать?) иликультура взаимоотношений, хотя без всего этого се­мьи тоже небывает. Главное все же — любовь. Не влюблен­ность, нестрасть, а именно любовь. Любовь — значит отождест­вление слюбимым, его идеализация («Он красив, он — празд­никдуши, сама жизнь»); любовь — родственность («Он муж(же­на), отец (мать) моих детей»). Если все это есть —есть и семья, и она может справиться и с трудностями быта, и собыденно­стью, и с низкой культурой человеческих отношений. Когдаже любви нет, то семья раньше или позже распадется или, что еще хуже,будет порождать эгоизм, бездуховность, холод.

Сегодня должна возрастатьответственность каждого из чле­нов семьи, должен углублятьсясознательный подход к семей­ным ценностям и проблемам. Необходимомаксимально отка­заться от различных претензий, подчинить себясемейным тре­бованиям, долгу, ответственности.

Понимаю, хорошо этоговорить — трудно сделать: в наше вре­мя что ни человек, толичность; никто ни от чего не желает отка­зываться, тем более отсвоих «игрушек». Но другого пути у совре­менногочеловека нет: или он обуздает свой непомерный эгоизм, свои претензии,которые часто нами воспринимаются чуть ли не как душевное богатство иразвитость, или окажется лицом к ли­цу с еще более сложнымкомплексом неразрешимых проблем, с еще более глубоким кризисом личнойи семейной жизни. Совре­менная семья, вероятно, должна строитьсяна понимании, сози-

69

дании, культивированиисемейных ценностей. Ничто ее не укре­пляет так, как любовь исознательное внутреннее усилие.

Слушая журналиста, яподумал, что он, конечно, прав, но правы и те скептики, которыеотказывают любви в способности «держать» современнуюсемью. Да и от претензий ни одна личность что-то пока неотказывается.

Тем временем слово сновапопросил социальный психолог:

— Я хочу обратитьвнимание на то, что наши разговоры весьма общи. О ком здесь идет речьи о какой любви? Обо мне или вон о той совсем юной девушке, котораятак горячо всех ругала? Одно дело — взгляды нашегошестидесятилетнего гостя. Дру­гое — сорокалетних, третье —тех, кому тридцать, как мне, а у той юной девушки, вероятно, своипредставления обо всем этом. Без учета различия взглядов и интересовразных поколений мы вряд ли что-нибудь поймем. И не надо меня,пожалуйста, ло­вить на слове, я тоже понимаю, что поколение ивозраст — не одно и тоже; поколение — это скореесоциально-психологичес­кая характеристика. И все же от нашегогостя очень удобно отсчитывать поколения. Его формирование пришлосьна стык двух эпох, на 60-е годы, следовательно, он принадлежит ксамо­стоятельному поколению. Это поколение и больших ученых, имногих известных писателей, и деятелей современного искусст­ва.Все эти люди еще имели высокие идеалы. Следующее за ни­мипоколение (начиналась, как сейчас говорят, эпоха застоя) во многомразочаровалось, стало трезвее, расчетливее, порастеряло идеалы игражданскую активность. Третье поколение характе­ризуют глубокаягражданская апатия, цинизм, уход в личную жизнь, секс, мещанскуюсемью, потребительство. Наконец, чет­вертое поколение —поколение бунта и отрицания, скепсиса и малых дел. Все эти неформалы,наркоманы, рокеры, все эти веж­ливые мальчики, знающие понесколько языков и не знакомые с нравственностью, вызывают интерес истрах. Помню, один из представителей первого поколения однаждысказал: «Мне страш­но, эти молодые люди — словно сдругой звезды: они не гума­ноиды, я стою перед ними какраздетый».

Итак, целых четырепоколения. Сейчас, в период реформы, складывается пятое. Каким онобудет? Коммунистические пред­ставления о любви и браке первогопоколения нам уже изло­жили. А остальные? Трудно говорить задругих, можно поде­литься личными наблюдениями. Мне кажется, чтовторое поко­ление, так же, как первое, начинало скоммунистического идеа­ла, но довольно быстро в немразочаровалось. На смену пришли

70

идеи, напоминающие взглядыОгарева или Чернышевского, а также американская циклическая модельсемьи, но, естествен­но, скорректированная на российский лад.Любовь по-прежнему котировалась достаточно высоко, но одновременностали цениться идеи разумного эгоизма, личной независимости супругов,трез­вый подход к выбору любимого и любимой, реализм в семейнойжизни. Третье поколение интенсивно разрабатывало «найден­нуюжилу», пожалуй, не внося в вопрос ничего существенно нового.Ну, может быть, большее значение стал приобретать секс и расчет, да ито не у всех. Зато четвертое поколение камня на камне не оставило оттрадиционных исторических моделей се­мьи, любви и брака. Впрочем,я не совсем прав, о семье оно особенно не помышляло, а вот любовьпонимало или как прин­ципиально свободную от всяких ограниченийобщества, или в модели расчета «ты мне, я тебе». Другоеответвление было сугу­бо мещанским, потребительским, оно бы,вероятно, с удовольст­вием переняло буржуазную модель семьи ибрака.

Моя мысль, как вы поняли,заключается в необходимости учитывать при обсуждении и разныепоколения, и метаморфозы представлений.

Возвращался я с семинара смолодой женщиной. Мы обменивались впечатлениями.

— Я всех внимательнослушала и пыталась примерить к себе все эти модели, но, увы, не могуподвести себя ни под одну из них. Я верю и в сотрудничество, и вразумный эгоизм, доста­точно трезво смотрю на семью и брак, нечужда расчету и сексу и тем не менее верю в романтическую любовь. Авот моя подру­га, хотя ей всего 25, как будто родилась в прошломвеке: верит исключительно в романтическую любовь, все остальное длянее не существует. Куда же прикажете нас отнести?

Действительно, подумал я,может быть, все эти модели и идеалы, которые так горячо обсуждались,на самом деле только абстрактные схемы, а живая жизнь в них неукладывается? Или, напротив, возможно, в голове у идущей со мнойрядом милой женщины сплошная каша и неразбериха, так сказать,парадок­сально сосуществуют несовместимые вещи? Понятно, какбудет вести себя молодой человек, придерживающийся чистого идеа­ла,например романтического или американского, а вот что де­лать этойженщине? Не является ли бедой нашей молодежи, да и не толькомолодежи, именно эта неразбериха в головах, это смешениенесовместимых идеалов и ценностей? И того нам хочет­ся, и этого,ни от чего не хотим отказаться. Конечно, хорошо бы

71

любить, как литературныеромантические герои или американ­ские кинозвезды на экране, нокак быть тогда с обязанностями в семье или нравственностью? Хорошо быстать независимыми и свободными, порвать со всякой обыденностью, нокак тогда жить остальным членам семьи и куда деться от пресловутогобыта? Хорошо бы сохранить свежесть чувств и влюбленность, но какэтого достигнуть в обычной монотонной жизни, в серых буднях, приналичии проблем, конфликтов, маленькой зарплаты и т.п.?

Я невольно вспомнил и сталрассказывать своей спутнице об одном из многочисленных обследованийстарших школьников. На вопрос о том, какими качествами должнаобладать ваша бу­дущая жена, десятиклассники двух московских школответили: прежде всего красотой и умом (как будто это главное всемейной жизни), решительностью, умением выходить из трудныхситуа­ций (заметьте, чисто мужское качество). Затем уженазывались другие качества. И лишь один юноша из ста (!) сказал:«Любо­вью к детям». А какая неразбериха царит вголовах наших пре­красных женщин. Подавай им непременнопринцев!…

Как-то я рассердился испросил у сотрудниц своего отдела: «Кто же, с вашей точкизрения, в институте настоящий мужчина?» Из пятидесяти человекони с трудом выбрали одно­го. Ничего не скажешь, мужчинаобаятельный, интеллигент­ный, умный, добрый, только… имеет двесемьи: одну официаль­ную, другую неофициальную, и в каждой —дети. Поговаривают и о любовнице.

Я смеялся от души: вот так«настоящий мужчина»! Потом сказал женщинам: «Какиеже нужно иметь представления о люб­ви и браке, чтобы изпятидесяти вполне приличных мужчин (все они научные сотрудники ибольшинство женаты) выбрать лишь одного, да и тот оказался с изъяном?Один для вас не умен, другой жмот, третий бабник, четвертый скучен,пятый чересчур себе на уме, шестой неинтеллигентен, седьмой какой­товялый… Бог мой, где же вы живете, в каком мире?»

Женщинам, участвовавшим вэтом импровизированном ин­тервью, было уже за 30. И тем не менееони так плохо (или слиш­ком хорошо) разбирались в людях! Что жеделать совсем моло­дым, вступающим в брак в возрасте 20-25 лет?Они не только не разбираются в других, но не знают и самих себя.Особенность нашей культуры и образа жизни таковы, что реально человекможет в себе разобраться только годам к 30-35. Помню, мои юношескиеидеалы и представления улетучились уже после ар­мии, потомначались мучительные переосмысление и поиски. К

72

30 годам мне казалось, чтоя наконец-то нашел себя и выработал правильное представление о любвии семейной жизни. Но, увы, только годам к 35 я обрел твердую почву иуже знал, чего можно ожидать от себя, кто мне нравится на самом деле,какую семью я хочу иметь. Вероятно, в возрасте 20-25 лет молодойчеловек не может разобраться ни в себе, ни в любимом.

Я долго еще размышлял надвсеми этими проблемами, и да­же когда заснул, они меня непокинули. Приснился мне стран­ный сон.

СОН
Снилось, что я давно уже живу вкаком-то доме и у меня большая семья. В комнату, где я нахожусь,входит красивая девушка. Я твердо знаю, что это моя невеста, скоторой расстался много лет назад, у нас с ней не сладилось.Неожиданно слышу свой голос, слова, обращенные к девушке: «Ятебя так люблю! Ты так прекрасна! Когда я о тебе думаю, то просто немогу дышать, мне хочется плакать от чувств».­«Я всеголишь романтическая любовь»,­как-то странно глядя на меня инепонятно отвечает моя невеста. Она подхо­дит ко мне, обнимает,целует. Давно забытое чувство овладевает мною, ста­новится жарко,сознание уплывает. «Что ты делаешь?» — произноситкто-то. Оборачиваюсь: в дверях стоит моя первая жена и с удивлениемсмотрит на меня. «Почему она здесь? — пытаюсь сообразитья.­Ведь мы с ней виде­лись в последний раз лет 20 назад, ядаже забыл, как она выглядит, да и сейчас никак не могу разглядеть еелицо». Но мне стыдно, что жена застала меня с любимой девушкой,и почти против своей воли я хитрю: «Познакомь­ся,­говорюя,­это моя сотрудница». Поворачиваюсь к невесте, но вместонее, действительно, стоит сотрудница.­«Я рада с ваминаконец познако­миться,­говорит она почему-то не жене, а мне,жмет мою руку.­Я уже ухожу». Моя жена провожает ее глазами,потом задумчиво обходит меня. «Я тебя не люблю! — кричитона вдруг.­Я ухожу к другому. Ты слабый чело­век, ты неверишь, ты меня никогда не любил, тебе только так казалось, тыженился по расчету, сейчас я это хорошо поняла».

У меня падает сердце, на миг я ясно вижу ее лицо,вспоминаю его отчетливо, меня охватывает тягостное чувствонепоправимости случивше­гося. «Но я же твой муж,­почтибез надежды произношу я,­а ты моя же­на».­«Нет,­говоритона,­не жена, а супруга, ты все, все перепутал». Женачто-то кричит, однако я не слышу что. Становится еще невыносимее,и… я просыпаюсь. Но странно, почему-то я не дома, а где-то вгороде. Быст­ро иду по улице, иду, иду, город кончается,начинается поле. Где же я? По­хоже на кладбище: кресты, могилы…Вот и люди стоят группой: кого-то хоро­нят. Подхожу и вижу: вгробу лежит моя невеста, глаза ее открыты, она улы­бается иудивительно хороша, похожа на ведьму из кинофильма «Вий».Сре­ди людей у гроба стоит моя первая жена и рядом с ней вторая,обе плачут. Я

73

смотрю на них и постепенно начинаю понимать, чтоэти три женщины — моя бывшая невеста и две жены — насамом деле одна женщина, недосягае­мая, ускользающая, какое-тонепонятное существо. Мне становится страш­но, кажется, я никогдане пойму это существо, не пробьюсь к нему, не док­ричусь до него.Так страшно, что… Я проснулся, теперь уже по-настоящему.

Вот такой странный сон приснился. «Впрочем,— ­подумал я, — жизнь куда страннее иного сна».

Однако вернемся к проблемам семьи.

КТО ВИНОВАТ В РАСПАДЕ СЕМЬИ?
Вот о чемя стал размышлять, оглянувшись на свои мысли­переживания ифантазии. Не слишком ли я облегчил задачу себе и молодым людям?Получилось, что мы ни при чем, а вино­ваты обстоятельства жизни.И связь времен рвалась неоднократ­но, и традиции воспитания исемейной жизни утеряны, и не воспитаны мы, и воспитывать поэтому неумеем, и противоречивы мы, и эгоистичны, и любить не умеем, а еслилюбим, то не так, как нужно. А сами-то мы где были, что делали? Непора ли сменить позицию, как считает известный российский философ иэстетик Георгий Гачев?

«Где-то,­пишетон, обсуждая проблемы семьи,­на каком­то перегоне жизни яловлю себя на том, что если до сих пор я имел счеты к устроению мираи людям (к родителям и пр.): что они мне чего-то недодали, блага,причинили зло,­то вот он я — уже активный самоисточник злав мире: я недодаю бедным ближ­ним: жене, детям, обижаю… Вот тутважно очухаться и удержи­вать это уразумение: что отныне уж никтоперед тобой не вино­вен, и весь спрос с тебя, и что ты свободенвыбирать и творить добро или зло,­все это уже совершенно в твоейпрерогативе».

Сквозь призму этогосуждения стал я вспоминать свою преж­нюю жизнь и понял: точно,были у меня счеты к своей первой жене, а у нее, пожалуй, ко мне, даеще какие! Но только я не один, все мы (кто больше, кто меньше)сегодня в претензии к своим женам, а жены — к нам. Опять жевспомнил «Семейные жизнемысли» Г. Гачева и начал читатьотрывки из его дневника.

«30. 1. 73. Яд мне оживилав душе к жене вчера бабка в деревне. Хо­дил я к ней за молоком,она меня расспрашивать: сколько детей? Кто смот­рит-нянчит? Когдасказал, что я тоже все делаю по дому, она: «Ну ясно: бабьявласть!» Я заинтересовался, что это значит.

— Ну как же не бабья власть? —говорит.­Чуть что, они на развод. Мужику ни в чем веры нет, егоне слушают, У меня сын, 18 лет их дочке, а

74

баба от него уходит. И такое на него написала: чтои пьян, и еще незнамо что! Подруги ее понаписали. Такую волю себевзяли. Мы как жили? Мужик и побьет когда — стерпишь, и все. Атут… За сына боюсь. Как бы по пьянке да от тоски…

— Мужик тоже хлипок стал,— говорю.—Оттого и баба верх взяла. Кто же первый начал: мужик слабеть или бабавласть забирать?

— Бабе все устроено в угоду. А они всеболеют… Не рожают: выреза­ют себе железом — оттого иболеют. А то еще уткнутся весь вечер в теле­визор смотреть. Унас, бывало, как вечер — все бабы на улицу, песни петь,краснощекие, здоровые.

— Но сейчас ведь и женщина работает, в домденьги несет. Делает мужскую работу — вот и мужику приходитсяженскую делать. Вот я все время пеленки стираю.

— Пеленки стираешь? Нешто у ней нет время?Она же сейчас не рабо­тает, твоя-то. Вон и у нас бабы: «Вишь,мой мужик какой хороший — пошел на речку полоскать!» А яей: «Не мужик хороший, а ты — дурная».

И воспечалился я о «добром старом времени»и мужчине — мужике и рыцаре… Но ведь то —социально-патриархальный мужик. А метафизичес­кий — какмонах или мудрец — сам все должен делать, быть целостен и нестыдиться быть бабой, делать женскую работу… Вот и у меня тут жежанро­вый эпизод произошел: вошла жена (в нарушение порядка домаи утра мое­го), прервала и стала говорить, что былврач-ларинголог из нашей поликли­ники и что в ушке ничего нет,зачем же звать еще платного ушника из «Се­машки», какмать моя советует? Я стал анализировать, отчего у младенцатемпература вспыхивала и как было в последний раз, когда она вынеслаего под окно в мою комнату и открыла щель, откуда сухой морозныйвоздух…

Она взбеленилась, ногой пнула мой столик,опрокинула книги и стек­лянную раму, на которой я пишу. Я сталсобирать. И тогда вместо соблаз­на, который у меня мелькнул: датьей пинка иль какое еще рукоприкладст­во (а я ей поклялся, чтоболее руку не подыму),­я взял эту картину под стеклянной рамой,понес к ней в комнату и на ее глазах хлопнул вдребезги о ее пол:собирай, мол… И вот уже легко на душе и весело и свободно —никакой злобы на нее не чувствую: мгновенно от черни освободился, аесли б ничего освобождающего не предпринял, клокотал бы, и сколькожелчи стало б скапливаться, отравляя нутро!… Рад остроумию своейказ­ни: вон — до сих пор ходит, подметает, собираетосколки. И не ударил: греха не взял, за что бы ей мне душу зацепить.Улыбаясь, продолжаю передумывать Декарта. (Неприятен я себе в этойсцене: особенно самодовольство тут мерз­ко… Но нечестно будетправить дневник тех лет. Так что: И с отвращением читая жизнь мою, Ятрепещу и проклинаю, И горько жалуюсь, и горько слезы лью, Но строкпечальных не смываю. Так Пушкин учит («Воспоминание»).­14.V. 86).

3.30 (того же дня). По радио «Орфей»Глюка. Мелодия, что мой отец на флейте играл. Я один с младенцем.Спит. Св. ушла лекцию читать. Плачет

75

Орфей, потеряв Евридику. И я-в слезы: умиляюсь,что есть жена, Свет­лана… Что, если б унесла ее Смерть? И пнулаона меня ведь, любя мла­денца, из боли: легко ли ей — месяцсплошной одной возле больной?

И бабка в деревне о беде сына рассказывала: «Попьянке ведь она. Один раз всего в жизни. Ну — с другим. Простилбы он ее. Она у него прощения просила, в ногах валялась. Но он —нет. А если б простил, мо­жет, и в ладу бы дальше жили».Такой у нас был разговор. И думаю о жес­токосердии мужском, что иво мне. Так и запел бы вместе с Орфеем: «О, жестоковыйный! О,жестоковыйный!…»

Как мягчеешь сердцем, возясь с младенцем!… Да,мужчине совре­менному надо не воздыхать о прежнем патриархате истиле жизни и типе мужчины и женщины; не восстановить это — ине надо. А надо — по­мягчеть, одушетвориться, вместитьженское в себе, стать более округ­лым — полным, цельным, ане сухой абстракцией мужества (долга) и ду­ха, чем он стал витоге патриархальной цивилизации: унизил материю —материнско-женское.

Вот сейчас чаек в бутылочку с соской заделываю,чтоб, когда проснет­ся, попить дать^.

Замечательнонаписано, правдиво, честно. Весь ужас в том, что и простая колхозница(«баба», как говорят в народе), и утонченный философ, иего жена, Светлана Семенова, кстати, тоже известный ученый, не всостоянии справиться с собой в семье. Первая изменяет, причем,заметьте, в пьяном виде (и это женщина, которая раньше могла лишьпригубить вино), второй стекло бьет, потому что, видите ли, его книгирассыпали и ум­ные рассуждения прервали, а его жена не нашлалучше аргу­мента, чем пнуть ногой стол, за которым работал еемуж. А сын бабки, почему он такой? Ведь любит жену, это очевидно, апро­стить не в состоянии, скорее удавится, чем простит.

В чем тут дело? Ведь нетолько в том, что в семье два разных человека, с разными идеаламилюбви. Почему мы сегодня так скоры на разрыв, на ссору, на расправу?Почему гневаемся на любимых, обвиняем друг друга? Действительно, чтос нами про­исходит в эти моменты (задним числом частовоспринимаемые трагикомически)? Кажется, и любим, а все вдруг не так,все раздражает, все опостылело.

Не попытаться ли во второйраз найти ответы у ученых, в дискуссии? И вот я снова на семинаре, иопять мне идут на­встречу — обсуждаются мои проблемы,разбирается интересую­щий меня случай: Гачев, его жена, их соседив деревне.

^Гачев Г. Семейные жизнемысли // Литературная учеба.­1986.­#5.­С. 66-68.

76

ФРЕЙДИСТСКАЯ ИНТЕРПРЕТАЦИЯ ПРОБЛЕМЫ
Так,вероятно, мог бы назвать свое выступление психолог, получивший слово.Он на семинаре был впервые и еще не усво­ил всех его правил. Судяпо всему, психолог был верным после­дователем Зигмунда Фрейда, укоторого, как известно, есть та­кая теория. Существует греческиймиф о царе Эдипе. Эдип в силу стечения ряда трагических обстоятельствубил отца и же­нился на родной матери. По мнению Фрейда, этот мифвоспро­изводит всеобщий закон развития человека в семье: сыниспы­тывает влечение к своей матери, ненавидит и боится отца каксоперника (Эдипов комплекс), а дочь испытывает влечение к от­цу,ненавидит мать и боится ее (комплекс Электры). Психолог­фрейдисттолковал события так:

— Ваш философ вдетстве несомненно страдал «Эдиповым комплексом»: он былстрастно влюблен в свою мать, а она на него мало обращала внимания.Недополучив материнской люб­ви, он теперь, став взрослым,бессознательно играет в семье жен­скую роль, пытается дополучитьто, что в детстве ему недодали. Поэтому и эстетикой занялся, красотойупивается. Но что за­мечательно, и его жена в детстве имеласходный комплекс — Электры: любила родного отца и, очевидно, несмогла свою влюб­ленность полностью реализовать. Отсюда развитиемужского ха­рактера: муж сидит с дитем, а жена работает, хлеб впоте лица добывает, лекции о русском мыслителе Н. Федорове читает.

— Извините,­замечаюя вслух,­но ведь и муж работает, правда, дома. А главное —почему сегодня в каждом втором мужчине женское начало преобладает?Это как-то странно.

Психолог, потирая руки,радостно соглашается со мной:

— Ах, как вы вернозаметили! Однако теория психоанализа может дать ответы на все этивопросы. Произошла смена ролей: женская роль перешла к мужчине, амужская — к женщине. Эмансипация и время подорвали властьмужчины, развенчали его: теперь уже дочь не могла, как прежде, любитьотца и ревно­вать мать. Зато, когда она становится взрослой, ейприходится самой принимать решения, вести хозяйство, воспитыватьдетей, и почти никакой помощи от мужа. Остается самой утверждать­сяв роли мужчины. И любит поэтому современная женщина больше саму себя,чем мужа.

А что произошло с мужчиной?Сын теперь любит сильную мать и может пожалеть слабого отца; тот емууже не соперник. Как следствие — развитие в мужчине женскогоначала. А так

77

как это начало исходнопринадлежит самому мужчине, оно, ес­тественно, оказываетсясильнее его любви к жене. Итог: и совре­менный муж больше любитсамого себя, чем свою жену.

Так, строго по Фрейду,рождается эгоизм современных моло­дых людей. А знаете, почемумолодая женщина изменила му­жу? Уверен, она регрессировала ксвоей прошлой роли — ей надоело быть мужчиной. В то же времямуж не прощает ей из­мену чисто по-женски.

— Разве можно такпроизвольно обращаться с материалом, так насиловать его! —раздается голос одного из участников об­суждения.­Зачем стольсложно объяснять простые вещи? Обычная история: у него один взгляд нажизнь, а у нее — Дру­гой; у сына деревенской женщины однипредставления о браке и любви, а у его жены — другие, она,вероятно, не ханжа: может и выпить, и по случаю переспать сприглянувшимся мужчиной. Обе истории яйца выеденного не стоят, спсихологической точки зрения они ясны. Главное — несовпадение усовременных суп­ругов ценностей, ожиданий, образов друг друга.Отсюда несов­падение установок и разное поведение.

Слово просит уже знакомыймне журналист.

— Может быть, вы иправы,­говорит он, обращаясь к пси­хологу,­но вот чтонепонятно. Я много раз беседовал с разво­дящимися парами.Удивляет, что каждый из супругов абсолют­но уверен в виновностидругого. Формально он, конечно, может признать и свою вину, но в душеглубоко уверен, что виноват не он, а другой: он (она) не так любит,не так живет, не так ведет себя, не туда все кладет… Судя политературе, раньше у разво­дящихся супругов не было такойабсолютной уверенности в ви­новности другой стороны.

Журналиста сменяетсоциальный психолог:

— Я согласен сжурналистом, все не так просто, как кажется на первый взгляд. Думаю,что и в данном случае дело в эгоизме современной личности. Можетбыть, я вас несколько утомлю, но вынужден вовлечь в более глубокийанализ поведения обеих пар.

ВСЕ ДЕЛО В ЭГОИЗМЕ ЛИЧНОСТИ
Сначаладва слова о том, что такое вообще современная личность, как онаобщается.

Сегодня для нас привычноговорить Я и не просто говорить (и дети говорят), а чувствовать, чтовсе в нашей жизни имеет

78

смысл постольку, посколькусуществует это самое Я, противо­стоящее другим и миру. Подобноеощущение детям чуждо; ребе­нок мыслит себя скорее как Мы (явместе с мамой и папой, как нечто, где сливаются в одно: Я, другие,мир).

Что такое наше взрослое Я?Источник жизни, желаний, наш разум, сознание. Интересно, что так былоне всегда. И в древнем мире, и в средние века человек считал, что иего жизнь, и разум, и даже его желания принадлежат не ему,управляются извне, личными богами, демонами, духами. Известныйисследователь древнего мира С. Крамер пишет, что когда древнийвавилонянин чувствует себя прекрасно, полон жизни, наслаждаетсябогатст­вом и душевным покоем, он объясняет это завидноесостояние ума и тела присутствием сверхъестественных сил, которыелибо наполняют его тело, либо охраняют. Наоборот, всякого роданесчас­тья, болезни и неудачи объясняются отсутствием такойзащиты.

Однако сегодня мы считаем,что средоточием всего является наше Я. Именно вокруг этого Явращаются наша жизнь и пере­живания, и в них главное —подтверждение, признание нашего Я со стороны других. Скажем,подросток. Он отказывается при­нять помощь и любовь собственныхродителей, если они отвер­гают его личность, подвергают еекритике, и, напротив, призна­ние личности подростка в молодежномобществе — необходимое условие принятия им от членов этогообщества помощи, а с дру­гой стороны — условиенеукоснительного выполнения этим под­ростком ролевыхобязанностей, предписанных в молодежном об­ществе. Личность,считает известный психолог К. Абульханова­Славская, активностремится к общению, отвечающему ее жиз­ненным ценностям, иизбегает идущего с ними вразрез.

Итак, общение в нашейкультуре строится, во-первых, как реализация различных потребностей,мотивов, идеалов личнос­ти с помощью других, во-вторых, какподтверждение значения личности со стороны других.

Теперь, если понятно, чтотакое личность, можно высказать одну гипотезу, хотя, думаю, речь идетне просто о гипотезе: в семье каждый супруг, чаще всего не осознаваятого, восприни­мает все происходящее с точки зрения подтвержденияили не­подтверждения своего Я. И опять же так было не всегда. Всемье XVIII-XIX веков, основанной на религиозных началах, не тольконе было личностей в том понимании, о котором я говорю, но были четкиероли: муж отвечал за одно, жена — за другое; муж выполнял одно,жена — другое. Оба эти обстоятельства — опора на религиюи четкие, определенные роли в семье — позволяли

79

рассматривать семейныенеурядицы и конфликты не как ущем­ление личности супругов, аименно как внешние обстоятельст­ва, как дождь или зной в природе.Ничего смертельного для самолюбия мужа или жены.

А в наше время? Попробуемвникнуть в сознание, в миро­ощущение современной личности. Онахорошо ощущает свое Я, из него как средоточия исходят силовые линии,напряженное поле желаний, на этом Я замыкается и все происходящее.Личность остро переживает оппозицию «Я — другие»,свой внут­ренний мир и мир внешний. А вот куда, я вас спрошу,личность относит свою семью, квартиру, любимое дело? Вероятно,включает в свое Я. Конечно, не всегда, но обычно включает. И воттеперь предлагаю всем проделать мысленный эксперимент. Представь­те,пожалуйста, что происходит, если ваша жена или муж ведут себя не так,как вы себе это мыслите, ожидаете. Скажем: «У меня болеет сын,а муж сидит и рассуждает, как будто понимает в болезни лучше врача.Ну еще Сократа или Декарта он может понять, а почему у сына болит ухо— никогда». Или, напротив: «Я вникаю изо всех сил вболезнь сына, хочу ему помочь, а жена в сердцах, в нетерпении пнуламеня ногой». Или: «Я так люблю жену, а она мне изменила,к тому же в пьяном виде. Кого же я любил?!» А она: «Яповинилась перед мужем, встала перед ним на колени, ползаю по полу,рыдаю (это я-то!), а он стоит как пень, смотрит с ненавистью…»

Что происходит с нашим Я вовсех этих случаях? Оно искажает­ся, отрицается, отвергается, аследовательно, искажается, отрицает­ся и отвергается моя жизнь,моя личность. Поэтому я страдаю, пе­реживаю, не могу жить. Ведьмое Я — вся моя жизнь, я сам. Кто же во всем этом виноват?Конечно, не я, а она (он) — источник моего страдания, беды,горя, источник конфликта в семье.

— Позвольте,­спросиля социального психолога, — но почему нельзя отрефлексировать,осознать свою позицию и по­нять, что он сам не меньше виноват,чем его супруга?

— Хорошо бы, как высказали, «отрефлексировать», но мно­го чего этомупрепятствует. Во-первых, нужно иметь такую ус­тановку —взглянуть на себя беспристрастно, объективно. Не всякий этого хочет:вдруг себя увидишь в неприглядном свете. Во-вторых, нужно еще уметьсебя объективно осознавать. Дело в том, что беспристрастно на себявзглянуть весьма трудно: та же самая личность препятствует, защищаетсебя. Умение объек­тивно взглянуть на себя — искусство,мало кто им владеет. Я сейчас читаю беседы замечательного индийскогомыслителя

80

Кришнамурти. Не могуудержаться, чтобы не прочесть один фрагмент его книги. Не возражаете?Читаю.

К Кришнамурти пришла женщина, укоторой от рака умер любимый муж и сразу вслед за ним в интернате —один из детей.

— Я не знаю, что делать, помогите. Смертьмужа потрясла меня до основания. Я любила своих детей. Я не могуперенести одиночества; наш брак был построен со всей тщательностью,как строят дом, на весьма твер­дом фундаменте. Теперь всеразрушено этим страшным событием.

И знаете, что сказал ей в ответ Кришнамурти?

— Почему вы в таком горе? Относится ли оно квашему мужу или к са­мой себе? Если вы плачете из-за него, развеваши слезы помогут ему? Он ушел безвозвратно. Что бы вы ни делали, выего не вернете. Ни слезы, ни вера, ни обряды, ни боги никогда невернут его. Это факт, который вы долж­ны принять, вы ничего неможете сделать. Но если вы плачете о себе, о своем одиночестве, освоей опустошенной жизни, о чувственных удовольст­виях, которыевы имели, об утерянной совместной жизни, тогда ваши сле­зы —это слезы жалости к самой себе, не так ли? Быть может, вы впервыеосознаете собственную внутреннюю нищету. Мягко выражаясь, вы вложиливесь капитал в своего мужа, и это давало вам благополучие,удовлетворен­ность и радость, не так ли? Все, что вы чувствуетесейчас, — утрата, муки одиночества и тревоги — разве этоне жалость к самой себе?… Не ожес­точайте свое сердце противтого, что увидите, не говорите: «Я люблю своего мужа, янисколько не думаю о себе. Я хотела быть для него опорой, хотя ячасто пыталась подчинить его себе, но все это делалось для его благаи никогда не было мысли о себе…». Если вы понаблюдаетенесколько доль­ше, вы увидите, что причина ваших слез —собственное одиночество, собст­венная внутренняя бедность, т.е.жалость к самой себе.

— Вы довольно жестоки, не так ли, сэр? —сказала женщина. — Я при­шла к вам, чтобы получитьдействительную поддержку, а что вы мне даете?

— Одна из иллюзий у большинства людей, —ответил ей Кришнамур­ти, — состоит в том, что существуетнекое внутреннее утешение, что кто-то другой может вам его дать иливы сами можете его найти. Боюсь, что тако­го нет. Если вы ищетеутешения, вам придется жить в иллюзии, а когда эта иллюзия рухнет,появится скорбь об утраченном утешении.

— Все это для меня не так важно, —сказала женщина. — Я бесконечно несчастна. Я потеряла мужа исына, и осталось еще двое детей. Что мне делать?

— Если вы беспокоитесь об оставшихся детях,— настаивал Кришна­мурти, — вы не можете тревожитьсяо себе и своих страданиях. Вы должны думать о них, правильно ихвоспитывать, оберегая от обычной посредствен­ности. Но если выпоглощены жалостью к себе, которую вы называете «лю­бовью кмужу», если вы замкнетесь в себе, тогда вы погубите также иэтих двух детей. Сознаем мы это или нет, но все мы крайне эгоистичны,и пока мы получаем то, что хотим, мы считаем, что все в порядке. Нокак только произойдет событие, которое разрушит все это, мы вотчаянии обращаемся

81

к другим с надеждой найти новые подпорки, которые,без сомнения, также будут разрушены. И так далее. Если вы хотитепопасть в эту ловушку, пре­красно зная, что за этим последует,тогда продолжайте в том же духе…

Так чтохорошо бы объективно осознать свою вину и пози­цию, закончилсоциальный психолог, но сделать это нелегко, наша личность чаще всегопредпочитает правде в глаза прямо не смотреть.

— Не могу с вамисогласиться, — живо возразил фрейдист. — Да, современныесупруги в семье винят во всем друг друга и действительно являютсяэгоистическими личностями. Но почему? Вовсе не потому, что ониличности, а потому, что не могут реа­лизовать свою сексуальнуюэнергию (либидо), свои бессознатель­ные влечения. Конфликты ивзаимные обвинения — это форма высвобождения нереализованныхсексуальных влечений. Не за­бывайте, что 30-40% всех браковраспадается по причине не­удовлетворенности супругов интимнымиотношениями. Доста­точно жене отказать мужу, как он становитсяраздражитель­ным и ищет повода, чтобы сорвать на ком-нибудь своеплохое настроение. А кто ближе всего, доступнее, кто под рукой? Женаи дети. Вот и конфликты в семье, и дикое воспитание ребенка.

С другой стороны, как можнообъяснить чуть ли не самое распространенное в нашей страневысказывание женщин в ад­рес мужчин: «Им бы только одно! Нисна, ни отдыха!» Тем, что наши женщины, замученные работой ибытом, уже не в состоя­нии к концу дня удовлетворять своихлюбимых. Оправдывая свое бесчувствие, они начинают обвинять мужчин вгиперсек­суализме, грубости, хотя, как свидетельствуетстатистика, мно­гие наши мужчины, увы, страдают половымбессилием. Кстати, по той же причине они заявляют: «Живя схолодными, усталы­ми женщинами, немудрено стать импотентом илиначать загля­дываться на других женщин».

— Что вы такоеговорите! — возмущается один из слушате­лей. —Мужчины здесь вообще ни при чем. Просто многие наши женщины —ханжи, не умеют любить, получать от любви удо­вольствие, вот исваливают с больной головы на здоровую. Дав­но известно: хорошаяжена — это не просто хозяйка и мать детей, но еще и умелаялюбовница. Да, да, любовница. А если она не может, не умеет или нехочет быть такой, мы бежим к другим женщинам. Заметьте, те же самыеженщины, которые про мужей говорят: «Ни сна, ни отдыха, им бытолько одно!» — прекрасные любовницы, но не с мужьями. Тоже самое, правда,

82

можно сказать и про нас,все это в природе вещей. Помните, у Пушкина:

О люди! Все похожи вы
На прародительницу Эву:
Что вам дано, то не влечет,
Вас непрестанно змий зовет
К себе, к таинственному древу;
Запретный плод вам подавай,
А без того вам рай не рай.
— Зачемже по себе судить о других! — парирует молодая женщина, скоторой я возвращался с первого семинара. — На­стоящиймужчина не опустится до секса или измены, ему со­весть непозволит. Я уверена, ложь, адюльтер оптом и в розницу разрушаютсовременную семью не меньше, чем эгоизм нынеш­них супругов.Почему женщины столь суровы в оценке мужчин? Вовсе не потому, чтосами потерпели фиаско, это мужчины по­теряли свое лицо, хотят«округлиться», как тут говорили, «вме­ститьженское в себя». Так мы скоро докатимся до западной морали:«Все допустимо, главное — удовольствия, наслаждения —любой ценой, и чем острее и новее ощущения, тем лучше». Вженщинах все же больше сохранились нравственные начала, по­томуони и судят мужчин более строго. Но ведь заслужили!

— Это мы-тозаслужили, — раздался в тишине надтреснутый голос мужчинывесьма интеллигентного вида, но не без странно­стей. —Разрешите мне сказать.

ВО ВСЕМ ВИНОВАТЫ ЖЕНЩИНЫ…
Пусть меняобвинят, пусть скажут, что я отстаиваю домо­строй, но еще вБиблии женщине отводили подобающее ей место. Да что средние века! Ицивилизованные, образованные люди так думают. Скажем, известныйрусский мыслитель, эн­циклопедист Н. Федоров, «идеальныйбиблиотекарь», перепи­сывавшийся и с Достоевским, и сТолстым, считал, что имен­но женщины погубили культуру,цивилизацию, что от них все беды.

Это исключительное прилепление кжене, — писал он в «Философииобщего дела», — заставляязабывать отцов, вносит политическую и граж­данскую вражду в мир ивместе с тем заставляет забывать о земле как на небе находящемся телеи о небесных телах как о землях. Называянаш мир Ассамблеей, Федоров указывал, чтоэто торжество женщины и пора-

83

жение мужчины, смятение нравов или прогресс —на светском языке — и падение человека — на языкерелигиозном. Ассамблея видит счастье в сближении полов, совершенноотделяя его от рождения, т.е. признает брак союзом не длядеторождения, а для наслаждения, и, боясь смерти, Ас­самблеястарается уверить себя, что смерти нет. Такое отделение сбли­женияполов от рождения, хотя и не уничтожает рождения совершенно,приводит, однако, к вырождению и вымиранию. Ассамблеи —костюмами, своею женоподобною наружностью, романтическою литературою,эротичес­кою поэзией, музыкою, танцами, знанием и всемиискусствами, прилагае­мыми к ассамблейному делу,­возбуждаютполовые страсти, приводят к преждевременной зрелости, к истощению.Ассамблея есть общество эман­сипированных женщин, т.е.освобожденных от власти родителей и забыв­ших отцов (блудныедочери), подчинивших себе мужчин (сынов), которые также забыли отцов(блудные сыны).

Кстати, —продолжал оратор, отложив книгу Федорова, — же­на нашегофилософа, Светлана Семенова, пнувшая ногой столик с книгами,насколько мне известно, твердая последовательница Федорова, именноона писала вступительную статью и при­мечания к его сочинениям.Идеи Федорова о родственности и воскрешении детьми из мертвых своихотцов и дедов — весьма симпатичны, они объективно работают наукрепление семьи; спо­собствовали они, как известно, и развитиюнаучной космонавти­ки. Циолковский занялся проблемой космическихполетов для освоения других планет, чтобы было где разместитьвоскрешен­ных отцов. Думаю, и женщин Федоров судил вполнесправедли­во. Ведь если даже его последовательница, убежденная вродст­венности всех душ в семье, ведет себя столь разнузданно,чего же ждать от других жен?!

— Эк куда забрались!— воскликнул я не совсем тактично. — Феминисты,женоненавистники… какой-то паноптикум. Как это все далеко отсовременности.

— Вот-вот, осовременности, — услышал я голос журнали­ста. — Можномне слово? Предыдущий оратор думает, что во всем виноваты женщины. Ябы предложил другую версию в по­исках виноватого.

НИКТО НЕ ВИНОВАТ, КРОМЕ НАШЕГО ПРОШЛОГО, КУЛЬТУРЫ И ВОСПИТАНИЯ
Я тутпознакомился с весьма любопытной современной тео­риейамериканского психолога Эрика Берна. Его книга называ­ется «Чтомы говорим после того, как сказали “хелло!”«.Пом­ните, несколько лет назад у него была другая книга —«Игры

84

взрослых», не менееинтересная. Берн утверждает, что вся на­ша жизнь и переживания,семейные в том числе, строятся, ис­ходя из определенных,обусловленных культурой жизненных сценариев, программ —скриптов. Наиболее распространенные жизненные сценарии заимствованынами из сказок или мифов: «Красная шапочка», «Золушка»,«Спящая красавица», «Исто­рия Европы» ит.д. Берн объяснил бы поведение наших двух семейных пар совершенноиначе. Почему жена изменила своему мужу? А потому, что ее скриптомбыла «Золушка». Женщина всю жизнь чувствовала себяЗолушкой и ждала своего принца. И вот однажды, когда муж был вкомандировке, в деревню из города приехал красивый молодой человек.Играет на гитаре, поет, танцует, говорит непонятно, смотрит в глазаи, кажется, куда-то зовет… Потом был волшебный вечер в клубе (бал сприн­цем), потом засиделись компанией у подруги… Так все ислучилось. Только конец сказки оказался печальным, не по скрипту:принц исчез, муж все узнал (ведь деревня) и оттолк­нул, а онасама вдруг поняла, что истинным ее принцем всегда был ее собственныймуж. Ну что ж, ошибка простительная, Ев­гений Онегин был кудаобразованнее, а ведь тоже ошибся, не сразу разглядел свою принцессу.По другой причине муж не мо­жет простить свою жену: в его скриптеогненными буквами на­писано: «Никому никогда не верь, дажесвоей жене. Если тебя обманули один раз, то обманут и дважды итрижды». Эту запо­ведь неоднократно в пьяном виде емувнушал отец.

Теперь наш философ, Гачев.Он явно реализует скрипт (сценарий) своей профессии — то лиСократа, то ли Декарта. «Чую,­пишет Гачев,­сходство сДекартом в сознательном на­строе своей жизни: он изолировался отжизни с тем, чтобы бес­препятственно работать в духе. Я —тоже сознательно — не от­страняюсь от жизни, но включаю еев линию своего духа как мыслеобразующий фактор»^. Реализуяскрипт философа, Гачев, опять же как истинный представитель своейпрофессии (истина ему дороже самолюбия), честно осознает, насколькотакая про­грамма жизни несовместима с семейной и вообще всякойнор­мальной жизнью. «Да, философия — этоантижизнь,­замечает наш философ.­И творилась-то она людьмибессемейными: без жены, без детей иль совсем где-то это для нихпобоку, а вместо жены и жизни любят Софию: она им жена, любовники ониСо-

^Гачев Г. Цит. соч.­С. 67.

85

фии (философы). Ну да,Сократ — с женой, сварливой Ксантип­пой, и с детьминезначащими; Аристотель — с гетерой Филли­дой, что на нем,по средневековым изображениям, верхом езди­ла (тоже нелеп союз сженой — жизнью у него). А далее Декарт, Спиноза, Кант,Кьеркегор, Ницше — все уроды, без жен. Один Гегель… Да и уфранцузов: любовь была (Вольтер, Дидро, Рус­со), а положительнойсемьи, с детьми — и не было. А все учат человечество счастью:как устроить жизнь. А откуда им вполне знать, что потребночеловеку?»^. Поэтому и неудивительно, что жена Гачева, какКсантиппа, пнула мужа ногой, она тоже реа­лизует свой скрипт —«жены философа». Но в ее скрипт вмонти­рован еще одинсюжет: христианского спасения, воскрешения из мертвых. Реализовалсяэтот сюжет в жизни нашей героини в форме следования учению Федорова,в форме заботы о старости. «Любовь к родителям,­пишетона,­воля поддержать их сла­беющие силы — «странные»заботы, не имеющие прямой прак­тической пользы, в них —только нравственный, сверхживот­ный зов, стремление любовью итрудом как бы потеснить права природного закона»^.

Бог мой, подумал я уже просебя, час от часу не легче. Что же было на самом деле? Ведь каждыйдает свое объяснение случившемуся, да еще на науку ссылается. И всевроде правы, их аргументы просто так не отбросишь. Вероятно, надосамому выработать точку зрения на случившееся. Но как, чью позициюпринять: фрейдиста, журналиста, социального психолога, сто­ронникаФедорова, Берна?

Возвращаясь домой, стал явспоминать свои семейные кон­фликты, ссоры, трагедии. Начинаетсячасто с пустяка, почти с ничего, например: куда пойти, что купить,как сына воспиты­вать, а потом — как ком снежный, какселевый поток с гор — ни остановить, ни сдержать. И вот ужевыясняю: любит или не лю­бит? Не сделал ли роковой ошибки?.. Иуже ощущаю с ее сторо­ны холод и жестокость ко мне… А кудапропало прекрасное, ми­лое лицо, и почему у нее такой неприятныйголос? И т.д. и т.п.

М-да, все правильноговорили на диспуте, и, наверное, каж­дая точка зрения не лишенасмысла. Но вот вопрос: что со всем этим делать? Ведь опятьполучается, что каждый супруг действу-

^Гачев Г. Цит. соч.­С. 88-69.

^Семенова С. «Вышняя правда и служба» старости // Литературная учеба.­1986. — #5. — С. 72.

86

ет не со зла, а так, какего жизнь запрограммировала, в зависи­мости от того, какойхарактер в него природа вложила, каким его культура сформировала.Выходит, что никто не виноват — ни я, ни она. Однако семьяраспалась, ребенок растет без отца. Да, но ведь жениться я вроде самрешил и сам себе выбирал жену. Или, может быть, мне только такказалось? Снова вспоминаю слова Гачева: «Весь спрос с тебя, тысвободен выбирать и творить добро или зло». Опять вопрос:свободен ли на самом деле?

Свободно определять себясовременному человеку нелегко, он не всегда знает, на чтосориентироваться, не знает, когда остановиться в своих поисках, когданужно себя ограничить и отказаться от эксперимента, не знает, накаком пути коня поте­ряет, на каком счастье найдет, а на какомего смерть поджида­ет. В то же время не хочется вставатьполностью на позицию признания не зависящей от нас судьбы, рока —уважать себя перестанешь.

Какую же позицию занять?Но, может быть, зря я философ­ствую, ведь можно жить просто,естественно, как заведено? Нет, очевидно, нельзя: растущее числоразводов и проблемы семьи о чем-то говорят. Вспоминаю Достоевского.Федор Михайлович го­ворил, что человек не столько живет, сколькосвою жизнь сочиня­ет. Назначение человека, если он Человек,вносить в свою жизнь смысл, свободно определять себя. Так что не уйтисовременному человеку от философствования, от самоопределения. Сталду­мать, суммировать свои взгляды сначала на жизнь вообще, за­темна семью. И вот к чему пришел.

САМООПРЕДЕЛЕНИЕ АВТОРА
Мнекажется, что самоопределение человека иллюзорно, ес­ли невыработано отношение к добру и злу. Безусловно, хоте­лось быделать добро. Но я стою на той точке зрения, что резуль­татчеловеческих усилий определяется не нашими благими же­ланиями идаже не хорошими делами, а не меньше культурой, обстоятельствами. Какэто понимать? Вот как: я делаю то-то и то-то, другой — нечто,обстоятельства жизни складываются так­то. Что же получается витоге? Результирующая многих сил и обстоятельств. К сожалению, вкультуре идеалы и концепции отдельных людей, как правило,недостижимы. И все же уверен: человек ответствен и за семейную жизнь,и за детей, и даже за исторический процесс. Не зная точно, как мывлияем и будет ли

87

всегда наше влияниеблаготворно, мы все же должны знать, что влияем. Хорошо бы точнознать последствия своих действий, но многое от нас не зависит, мыможем контролировать лишь себя и ближайшее окружение, мы не знаемистину и редко можем управлять другими людьми. Делание добра, блага —всегда риск, нужно быть готовым и к тому, что наше добро для кого-томо­жет обернуться злом. Но и не делать добро нельзя, еслисчита­ешь себя человеком, если имеешь совесть. С точки зрениявоз­можного будущего опыта трудно сказать, правильно ли мы жи­вемсегодня. Важно другое: стараться правильно жить, а уж по­лучаетсяили нет, другой вопрос. Как заметил С. Аверинцев: «Я своегогуманитарного дела не бросаю, значит, пребываю в доб­рой надежде,что со мной в мои лучшие минуты все обстоит отчасти так, как нужно. Аправда это или нет, я не знаю и знать не могу — никто себе несудья».

Не менее важно понять, чтотакое свобода. Говорят, что жизнь — суть свобода личности,творчества. Но жизнь неразрыв­но связана с историей, традицией,т.е. несвободой. Получается, что смысл жизни не только в поддержаниитрадиции, но не мень­ше — в разрыве с ней. Смысл жизни —в поисках человеческого начала, в расширении и испытании его пологике свободы. Но и одновременно — в возвращении к исходнымнеизменным чело­веческим началам. Диалектика реальной, и вчастности семей­ной, жизни, вероятно, в органическом соединенииизменения и постоянства, свободы и разума, творчества и ограничения.Каж­дый шаг нашей свободы, новые завоевания духа, новыевозмож­ности существования должны корректироваться разумом иогра­ничением свободы, иногда даже отказом от достигнутого.

«Зачем все этиабстрактные рассуждения: добро, свобода? — слышу я голос одногоиз читателей.­Ведь речь идет просто о семье и браке, к ним идержите путь напрямик».

Дорогой читатель, думаю, выне правы. Сегодня кризис се­мьи — лишь симптом, проявлениедругого, более глубокого кри­зиса: нашей современной культуры,человека.

Вспоминается в связи с этимбеседа с одной знакомой. Давно с ней не виделись, встретились,разговорились, стала рассказывать:

— Выходила замуж,любила, затем постепенно выяснилось: муж — страшный,патологический скряга, на всем, даже самом необходимом экономит. Неповеришь, он кандидат экономических наук, я работаю бухгалтером,получаем оба прилично, а он счита­ет каждую копейку, да чтокопейку, каждую неделю подсчитыва­ет, 150 или 170 граммов маслаили сыра купить. Кончилось тем,

88

что стали вести раздельноехозяйство. Это в одной-то семье! Как дети? Тоже нет покоя. Кажется,все в порядке: оба окончили ин­ституты, один женился, другой поканет. Как старший женился, мать для него перестала существовать. Женуобожает, все для нее готов сделать, а меня уже и не слушает. Японимаю, это хорошо, что жену любит, но почему и мать не любить и невыслушать? Ведь раньше все «мам» да «мам», отюбки не отходил. Младший значительно умнее старшего, начитан,интеллигентен, тонок, но эгоист законченный. Живет с нами, работает,а материально не помогает и делает вид, что намеков не понимает.После аспиран­туры полгода не работал, а сам работу не искал. «Авы,­гово­рил,­на что? Что, у меня родителей нет?» Ито ли шутит, то ли серьезно, понять невозможно. Тут на днях мнеговорит: «Я, мам, наверное, жениться не буду, ведь семью надосодержать, отвлечет меня это от творчества». Не могу я понять:учился почти два­дцать лет, о черных дырах рассуждает, а совестьи порядочность считает понятиями относительными, неточными.

И работой я последнее времянедовольна. Полностью пе­реучилась. Освоила высшую математику ипрограммирование, столько сил на это положила. Написала хорошееисследование (все так говорят), а вот пробить его не могу. На путистала началь­ник отдела: то ли думает, что я на ее место сестьхочу, то ли ею просто движут мелкая женская зависть и самолюбие!Бьюсь как рыба об лед уже третий год.

В ответ на эту исповедь ясвоей приятельнице говорю:

— Может, ты простопреувеличиваешь? Идеальных мужей сегодня нет, детей — тоже, атем более — начальников.

— Нет, нет, —отвечает, — я тут как-то задумалась: может быть, я неправильноживу, не тем, чем надо бы? Ведь своей жизни я почти и не имела, всемуж да дети на первом плане. И вот результат. За что, почему?Ответь…

А действительно, почему такполучилось, кто виноват? Почему хороший человек полностьюнеудовлетворен своей жизнью — мужем, детьми, работой, собой?Но, может быть, подобная судь­ба — исключение из правил,редкость?

Однако кто из нас, положаруку на сердце, признается, что доволен собой, своими детьми иработой? Много ли найдется таких людей? И если даже много, тонеудовлетворенных жиз­нью в том или ином отношении — тожене меньше. Но, может быть, хорошо, если человек неудовлетворен собойи своей жиз­нью, в этом случае он ищет, не стоит на месте? Чтоправиль­нее — жить в ладу с самим собой, быть довольнымсвоей жиз-

89

нью или же, как мы сказали,мучиться и переживать? И вооб­ще, может ли современный человекбыть удовлетворен своей жиз­нью, зная многое из того, что онзнает? Касается нас, например, или нет голод в Африке или то, что вмире миллионы детей каждый год умирают от недоедания? Как мы должныреагиро­вать на гибель природы в результате человеческойдеятельно­сти, на исчезновение многих видов животных и птиц, напробле­мы и противоречия в нашей экономике или просто страданиябольного соседа за стеной?

Можно задать много и другихвопросов, на которые нет отве­та. Ясно одно, во всяком случае дляменя: мы живем в особое время — время кризиса культуры,человека, семьи. Чтобы в этом убедиться, погрузимся в поле хотя бычасти тех проблем и колли­зий, которые беспокоят и мучаютсреднего человека нашего вре­мени. При этом автор не имеет в видулюдей совершенно здоро­вых и довольных собой, своей жизнью, атакже тех, у кого нет жизненных проблем и противоречий. Впрочем,думаю, что подоб­ных людей становится все меньше. Напротив,пополняются ряды людей, недовольных собой, своей жизнью, своимздоровьем, свои­ми взаимоотношениями с близкими в семье идрузьями.

Но… по порядку.

ВСЕ ЛИ БЛАГОПОЛУЧНО В НАШЕМ ДОМЕ?
Начатьможно с проблем здоровья, которые с определенного возраста беспокоятпочти каждого человека. В одной поликлинике я видел плакат: «Пожилойвозраст и старость — не болезнь». К сожалению, и впожилом, и в зрелом, и в молодом возрасте многие люди, даже нестрадающие хроническими заболевания­ми сердца, желудка и т.д.,тем не менее постоянно жалуются на головные боли, апатию, отсутствиесил, энергии, нарушение сна и прочие «болячки»,заставляющие «практически здорового» (по определениюврача) человека ощущать себя нездоровым или не­полноценным. Этиотрицательные ощущения резко усиливают­ся с возрастом (у когопосле сорока, у кого после пятидесяти или шестидесяти лет). Являютсяли нормальными подобные ощущения и переживания? Действительно ли, какговорят некоторые врачи и психологи, это естественный результатсложности на­шей жизни, многочисленных стрессов и проблем наработе и в семье, с которыми не может справиться современный человек?И другой вопрос: в какой мере подобные ощущения и объектив-

90

ные симптомы зависят отсамого человека, от того образа жиз­ни, который для негохарактерен? Что здесь можно изменить самому, а что от нас не зависит?

Существует точка зрения,притом весьма древняя, что каж­дый человек, если только захочет иправильно организует свою личную и семейную жизнь, и в пожиломвозрасте и дальше мо­жет ощущать себя если не молодым, то вовсяком случае здоро­вым, полным сил и энергии. И болеть человекможет мало, и сам в состоянии справляться со многими заболеваниями(про­студа, гастриты, радикулиты, функциональныесердечно-сосу­дистые нарушения и т.п.). Так ли это? Действительноли мы можем быть энергичными и полными сил чуть ли ни до самой смертии почти не болеть? А ведь сегодня, по некоторым дан­ным, болееткаждый третий человек.

Однако человек может бытьнедоволен не только своим здо­ровьем, но и характером. «Нервырасшатались, никуда не годят­ся». «Не могусдержаться, срываюсь, раздражаюсь, все меня вы­водит из себя».«Не могу справиться со своим дурным настрое­нием».«Понимаю, что веду себя нехорошо с людьми, даже с близкими, ноничего не могу с собой поделать». Не правда ли, подобныезаявления и горькие констатации знакомы многим? Но, может быть, всеэто — обычное дело, всегда были люди бо­лее спокойные исдержанные, умеющие владеть собой, так же, как всегда были людираздражительные, несдержанные, все де­ло в культуре и характеречеловека. Едва ли. Сегодня количест­во, как говорится, перешло вкачество: людей, не владеющих и, главное,­неудовлетворенныхсобой, стало так много, что воз­никла серьезная проблема. Что-тонеблагополучно и в нашей жизни, и с нами. Определенную роль в этомпроцессе сыграла также установка, пропагандируемая средствамимассовой инфор­мации, а именно, что наше настроение и поведение —в нашей власти, что человек, если захочет и приложит усилия, всостоя­нии управлять своим настроением и нервами, может полностьювладеть собой.

Но возникает вопрос: так лиэто? Думаю, многие пытались применить к себе эти утверждения и…потерпели фиаско. Сдер­живаешься в одном месте, а «плотина»прорывается в другом; если какое-то время удается полностьюконтролировать себя, то неминуем взрыв долго сдерживаемогораздражения. Может быть, человек вообще не способен управлять собой,своими настрое­ниями, темпераментом? Может быть, нужно жить«по-итальян­ски», тут же выплескивая на окружающихсвои эмоции и пере-

91

живания? Ну а если люди невыдерживают этих эмоций и пере­живаний, сами приходят от них враздражение или, чего добро­го, заболевают? Как тогда быть и вчем тогда культура челове­ка? Передать свое плохое настроение илиэмоции другим лю­дям, особенно близким или подчиненным,находящимся тут же, под рукой, нетрудно, но как справиться с тойситуацией, кото­рая затем складывается?

Сегодня нередки заболеванияпсихическими расстройствами детей из-за того, что им постояннопередают свое плохое настрое­ние или раздражение их собственныеродители. Свидетельство то­му — рисунки и рассказы детей,которые находятся в остром конфликте с родителями. Ленинградскийпсихотерапевт А.И. За­харов приводит следующие характерныепримеры: восьмилетний мальчик, у которого строгий, раздражительныйотчим, паничес­ки боится сказочного Кощея; семилетний ребенок изнеполной семьи при конфликтующей с ним матери боится Бабы Яги; то жеу мальчика шести лет, которого не любит мачеха; пятилетняя девочкабоится Бабы Яги, о которой ей напоминает крикливый голос матери;другая же девочка, у которой возбудимый и не включенный в жизнь семьиотец, видит во сне волка. Во всех этих случаях дети боятся, что сними может произойти нечто страшное, жестокое, непоправимое, чтонесовместимо с понятия­ми доброты, сердечности, любви,искренности и непосредственно­сти. В этом смысле Баба Яга —это образ «нематери», а Кощей Бессмертный — образ«неотца» (Захаров приводит и рисунки де­тей,изображающих своих родителей в виде чёрта и Бабы Яги).

Конечно, приведенныепримеры — это крайние случаи про­тивостояния реальностей всознании ребенка, обычно эти реаль­ности не столь антагонистичны,они просто амбивалентны.

И все же наблюденияпоказывают, что ко многим сдвигам в психике детей ведут наши с вамираздражительность и несдер­жанность, неожиданный прорыв плотин,которые мы выстраи­ваем на пути своих желаний,неудовлетворенность нашей личной жизнью, срываемая на детях. Да исупруги, передавая друг дру­гу свое настроение, нередко доводятлюбимого, как говорится, до белого каления, а то и стресса.

Отсутствие контроля надэмоциями, невладение собой — все же не самая большая проблема.Хуже, когда человек обнаружи­вает у себя всякого рода странности,страхи, комплексы, совер­шает непредсказуемые поступки, так чтонет-нет да и мелькнет мысль: «Уж не болен ли я психически?»Наверное, многим зна­комы страхи типа: «А выключил ли я,уходя из дому, газ или

92

утюг? Запер ли дверь?»(знаешь, что закрыл, а все-таки возвра­щаешься, чтобы проверить).Все больше людей неправильно питаются (одни переедают, другие себяморят голодом «ради здо­ровья»), странно отдыхают(нормально ли, когда человек сидит у телевизора до полуночи, а затемпишет в редакцию письма, жалуется: «Почему вы заставляете насдо двенадцати смотреть всякую дрянь?» А кто их заставляет?).Это чаще всего относится к жителям больших городов. А как страшноодиночество! На первый взгляд люди живут в семье, занятыпроизводственными делами, интересуются политикой, литературой, а всераздраже­ны, выясняют отношения, что-то доказывают, куда-торвутся… Много эгоистов, завистников, скряг, людей, во всех видящихврагов, себялюбцев. Таковы герои и ряда художественных про­изведенийсовременных авторов. В романах Ю. Трифонова вроде бы милые,интеллигентные люди поедом едят друг друга, одер­жимы какими-тостранными идеями…

Но, может быть, на подобныемелочи не стоит обращать вни­мание (все мы, как сказал поэт,«немножко лошади»)? Может быть, для современного человекаподобные странности естест­венны? Однако как быть, если на тебяпоказывают пальцем (или кажется, что показывают)? А если ты самнедоволен собой и считаешь, что лучше бы этих странностей у тебя небыло? И разве проблема одиночества выдумана писателями?

Интересно, что все большеодиноких людей — именно в семье. Есть жена, муж, дети, ачеловек одинок. Ему кажется, что его не понимают, что ему не с кемподелиться тем, что у него на душе…

У героини повести В.Токаревой «Длинный день» полноцен­ная семья, однакомолодая женщина предельно одинока. И ее можно понять. Да, у неенепьющий (огромное достоинство), но какой-то эгоистичный,инфантильный муж. Сама она, отдавая все силы души работе,журналистике, забросила ребенка. Муж и ребенок героини находятсягде-то на периферии ее сознания и переживаний. Интуитивно женщинапонимает, что живет как­то не так, как бы сама по себе, нопроникнуться жизнью своих близких не может. А если называть вещисвоими именами, по­настоящему интересна ей только собственнаяжизнь. Расплачива­ется же человек за такой своего рода эгоизмодиночеством.

Однако современный человекне просто одинок, к тому же, как мы уже говорили, эгоцентричен,эгоистичен. Но и это не исчер­пывает его экзистенциальныхпроблем. А страх перед смертью, перед войной, страх за детей, забудущее земли и людей, а отсут­ствие жизненной перспективы? Неменьшие переживания испы-

93

тывает современный человеки в связи с глобальным экологичес­ким кризисом, ростомпсихических заболеваний, преступности, распространением рака и СПИДа.Наконец, не внушает спокой­ствия и уверенности будущее нашейстраны. Все сегодня пробле­ма: хозяйство, идеология, национальныеотношения… Это, да и многое другое, безусловно, влияет и на семью,подрывает ее. Ведь если конец света в том или ином виде неизбежен,размышляют иные, то зачем, спрашивается, работать над укреплениемсемьи, уступать друг другу, преодолевать свой эгоизм? Главное —боль­ше взять от этой жизни, а там — хоть трава не расти…

Правда, всегда были и естьоптимисты.

— Так ли все это? —возразят они.­Вы стали жертвой собственного страха и незнанияистории. Войны? Да, они все­гда были, и культуры погибали, да чтокультуры — целые ци­вилизации. Вспомните руины античногомира, пылающую Алек­сандрийскую библиотеку, гуннов, Тамерлана,татаро-монголь­ское нашествие, опричнину Ивана Грозного. АТридцатилет­няя война, первая и вторая мировые войны и многиедругие печальные и страшные события. Вам кажется, что наступает конецсвета? Его уже не раз предвещали и церковь, и знамения небесные(кометы, затмения), и всевозможные пророчества. За примерами далекоходить не надо. «А лета, и времена, и дни кончаются, / астрашный суд готовится…» — читаем мы в «Ки­приановскомчасослове». То же в Новгородской летописи: «И понежевремя последнее приходит и сокращено есть уже, ко­нец житиюприближается, и знамения яже в звездах являют­ся: и се звезда,юже видехом ныне, необычныя и незнаваемыя звезды…»^. Иприрода разрушалась и переделывалась, а как иначе кормить иобогревать миллиарды людей, как развивать промышленность? И болезнивсегда сопутствовали человечест­ву — одна холера чегостоит! А семья… что ж, сегодня ей труд­но. А когда было легко?

— Потому и боимсяконца света,­возразит пессимист,­что отдельный человекбессилен перед обстоятельствами, ни свои­ми поступками, нидействиями он не в состоянии изменить ход истории, повлиять наглобальные мировые события. Чаще всего и они не влияют на текущуюжизнь каждого из нас, расписан­ную в социальном реестре отрождения до смерти: детсад, шко­ла, работа, семья, определенноеположение в обществе, пенсия…

^Плугин В.А. Мировоззрение Андрея Рублева.­М., 1974.­С. 32.

94

Размышления над жизньюрисуют нам парадоксальную кар­тину: каждый отдельный человеквроде бы неплохой, никто вро­де бы сознательно не творит зла(просто действует, исходя из своих вполне человеческих интересов), ажизнь не становится лучше, государства вооружаются, природауничтожается, да и сам человек нередко погибает под бременем своихпланов, це­лей, желаний, своей кипучей деятельности: выдержатьему са­мого себя, свой внутренний противоречивый мир, преодолетьсвои страхи и сомнения трудно.

Жизнь предельномеханистична: изо дня в день одни и те же события, люди, роли. В чемсмысл всего этого? Наши отноше­ния друг с другом поверхностны,формальны, наши желания для нас — самые важные в жизни, самоеценное для нас — мы. Но зачем мы-то сами? Находясь в гущежизни, среди людей, дел, шума, мы боимся заглянуть в себя, обнаружитьв душе пустоту, отсутствие смысла жизни. Когда же мы все-такине­вольно сталкиваемся лицом к лицу с собой (во сне, пробуждаясьв страхе умереть), наваливается тоска, возникают мысли о своейникчемности, бессмысленности, заброшенности. Мы смотрим на себя взеркало и видим чужое лицо, маску; глядим на людей и видиммеханические манекены, спящие на ходу. Спрашиваем себя: зачем вся этакипучая жизнь? И не находим ответа. Боясь смерти, стараемся не думатьо ней, стараемся жить несмотря ни на что. Мы делаем вид, что нашажизнь вечна, хотя в минуты честного осознания обнаруживаем, что ужеумерли и не раз. Часто с болью и печалью мы замечаем, что лучшиечувства и богатство души — в прошлом, что в ней больше пепла,чем огня, больше рассудка и привычки, чем чувства и веры…

— Ну и ну! —может сказать читатель, здоровый душой и телом.­Какое болезненноевосприятие действительности, ка­кой пессимизм! Живите проще.Зачем искать какой-то особен­ный смысл или нагонять на себя страхи перед апокалипсисом, и перед собственной кончиной? Придет смерть,тогда и будем печалиться, зачем же заранее? Так ведь и жить нельзя.

Конечно, ни над чем незадумываясь, жить проще. Но что делать, если человеку дан разум, дарпредвидения, если он оза­бочен качеством бытия, если не можетпросто течь, как вода, и расти, как тростник, если стремится кблагополучию не только для себя, но и для других людей и своих детей?

Во всяком случае для менянесомненно, что семья не может быть здоровой, если вся наша культурапереживает глубокий кризис. Нет, не все благополучно в нашем доме —в нашей куль-

95

туре и семье. В этойситуации напрасно пытаться предсказать, какая модель семьи, брака,любви окажется наиболее оптималь­ной в ближайшем или отдаленномбудущем. Представляется бо­лее целесообразным поговорить онекоторых ценностях той же семейной жизни, стратегии поведения в ней.

ЦЕННОСТИ СЕМЕЙНОЙ ЖИЗНИ
Случайноли мы рядом со словами «вера» и «надежда»всегда ставим еще и «любовь»? Чем является для нас эточувство? Нужна ли любовь для семейной жизни?

Думаю, что нужна, как бы мылюбовь ни понимали. Только позицию здесь нужно изменить напротивоположную: не следу­ет спрашивать, зачем мне любовь илисуществует ли она на са­мом деле. А если любовь есть, если ялюблю, значит, живу, как человек, значит, со мной все более или менеев порядке. Любить можно (и нужно) не только супругов (не у всех ониесть), но и детей, родителей, других людей, животных, природу.Уверен: именно любовь делает нас людьми, делает нас лучше, чище,ук­репляет семью. А что конкретно каждый вкладывает в понятие«любовь» — дело его самоопределения.

Конечно, и без любви можнопрожить, и есть люди, которым неведомо это чувство. Но мои наблюденияпоказывают: с такими людьми не все благополучно. Умны они нередко, ичасто делают добрые дела, и все же в них чувствуется какой-точеловеческий изъян: излишняя сухость, что ли, рационализм,механистичность.

Однажды в поезде яразговорился с пожилым человеком. Об­разован, всего в жизнидостиг, имеет семью, взрослых детей и при этом никогда не любил. Ивот он мне признался: «Со мной в последний месяц что-топроизошло. Сын полюбил девушку, да как-то неразумно: совсем потерялголову, наделал кучу глупо­стей, говорит, что без нее не можетжить. Сначала я его разубе­ждал, но потом вдруг почувствовал:говорю фальшиво, не верю своим же словам. И понял, что завидую сыну,что сам никогда на такое чувство не был способен, может быть, в моейжизни не было самого главного». Видно было, что человек, кконцу своей жизни осознав это, страдает.

Теперь остановимся навопросе более сложном: эгоизме супругов и связанных с ним амбициях иличных претензиях друг к другу.

Все мы личности. Идействительно, от себя не уйдешь. Но если мы все же хотим жить лучше,если беспокоимся не только

96

о себе, но и о своихблизких, если думаем (пусть хотя бы дума­ем), что любим их, то,вероятно, должны что-то с собой делать. Вначале, может быть, признатьсвой эгоизм и понять его приро­ду, подумать о последствиях длялюбимого (любимой), детей. А там, глядишь, и сами тогда не захотимбыть такими эгоистами. «От понимания до принимания,­писалаМарина Цветаева,­не один шаг, а никакого: понять и есть принять,никакого дру­гого понимания нет, всякое другое понимание —непонимание». В данном случае, понять свой эгоизм —значит разобраться в его сущности и захотеть с ним расстаться.

Хорошо бы еще нам научитьсяв семье отказываться хотя бы частично от своих любимых привычек ижеланий, если они уг­нетают близких, разрушают семью. Почемуотказываться, почему себя ограничивать? Опять же, чтобы остатьсячеловеком или сделаться им. Много на эту тему размышлял А.П. Чехов.Герой его рассказа «Жена», умный, но эгоистичный человек,замучив­ший претензиями жену, уязвленный тем, что она егоотвергает и занимается своим благотворительным делом, неожиданно длясебя переживает нравственный переворот. Он находит в себе си­лыотказаться от претензий к жене, возвыситься над собствен­нымсамолюбием. В результате обретает спокойствие духа, дос­тоинство,впервые ощущает себя свободным человеком.

Думается, наше время —время самовоспитания, в частности воспитания в человеке умения испособности ограничивать себя даже в высших проявлениях духа. В концеконцов, всегда нуж­но задаваться вопросом: что для нас болееважно и ценно — свобода, творчество, наслаждение бытием илисама жизнь, се­мейное благополучие, судьба детей?

«Легко этоговорить,­слышу я возражение.­А если я не могу, не умею?».А попробуйте еще раз, и еще, и еще — в этом и будет вашечеловеческое начало. К тому же известно: капля камень точит.

Теперь очередные вопросы.Что в семье можно, а чего нель­зя, что в интимной жизнидопустимо, а что нет? Можно ли, например, срывать свое раздражение нажене (муже) или детях? Где в интимных отношениях граница, отделяющаянорму от па­тологии, и что здесь вообще может считаться нормой?

Кажется, где же еще, как нев семье, разрядиться, особенно после неприятностей на работе? Одинмой знакомый на вопрос, зачем ему семья, ответил: «Как зачем?Кто же еще, кроме моей жены, станет терпеть все мои капризы? Дома яговорю все, что хочу… Ты бы послушал, что я иной раз говорю: сампугаюсь,

97

себя не узнаю. Конечно, ижена не стесняется, иной раз у нас шум — как в итальянскомфильме».

Однако как избежатьконфликта или срыва в ответ на собствен­ное раздражение? Да,свобода в интимных отношениях разнообра­зит любовные переживания,сохраняет их свежесть. Но где себя ограничить, чтобы интимныеотношения не превратились в само­цель, в источник примитивныхнаслаждений, убивающих любовь?

В романе «Белыеодежды» В. Дудинцев пишет: «Мужчины по природе своейполучают от жизни больше, чем женщины. Многие и пользуются этимпреимуществом на сто процентов. А настоящий мужчина должен поднятьсяеще на одну ступень — к сверхпреимуществу. Оно состоит в том,чтобы время от време­ни отказывать себе, притом в существенном.Конечно, в пользу обойденного, но скрывающего обиду друга —женщины. Не сколь­зить легкомысленно по лугу наслаждений».

Женщины, хоть, возможно, иреже, грешат тем же. Как-то моей жене жаловалась ее недавно вышедшаязамуж подруга на то, что муж-де охладел к ней, поскольку любит ее некаждую ночь. Идеал здесь, возможно, в том, чтобы, любя, наслаждаясь,чувствовать душу любимого человека и не идти слишком далеко в поискахчего-то нового и необычного, если кому-то это непри­ятно. Этотоже возвышает в нас человека.

Распределение, передачаэнергии, как положительной, так и отрицательной, безусловно, важныймомент во взаимоотноше­ниях супругов. Легко свое плохоенастроение передать жене или мужу, но как трудно дальшеконтролировать ситуацию! Вряд ли целесообразно в семье постоянносдерживать себя (как это, на­пример, принято в японской культуре,где супруги почти не говорят о своих переживаниях), но, вероятно,нужно принимать во внимание, как воспринимают нашу «разрядку»любимые, да и выбран ли подходящий для этого момент: могут ли они нассейчас выслушать и посочувствовать? Могут ли из любви и ува­жениястерпеть нашу слабость? Итак, принцип один — быть взаимновнимательными и думать не только о себе.

То же самое — освободе в интимных отношениях. Допусти­мо практически все, к чемуготов ваш любимый (любимая), что не угнетает его, что укрепляет вашуобщую любовь. Укрепляют же ее не столько наслаждения, скольковзаимное понимание, родственность, ощущение красоты и естественности,уверенность друг в друге, любовь к детям.

Многим молодым людямкажется, что любовь — это сплош­ное наслаждение,непрерывное любование друг другом, и чем

98

ярче он (она), чем большене похож на других, тем любовь силь­нее. Нетрудно заметить, что воснове такой любви лежит удовле­творение собственных желаний,собственной претензии, что лю­бовь здесь — ради престижа иуспеха. В этом случае человеку трудно думать не только о себе; отлюбимого (любимой) он тре­бует соответствия его ожиданиям. Еслиже любимый перестал соответствовать, если нет успеха, то и любовьначинает слабеть. При таком понимании любви человек всегда будетнеудовлетво­рен, ему будет казаться, что у кого-то жена (муж) икрасивее, и умнее, и ярче, и удачливее.

Близко к этим проблемампримыкает и весьма острый во­прос о том, как избежать в любви исемье обыденности, сохра­нить ощущение новизны, красоты,необычности, без которых, по убеждению многих, любви не существует.Можно ли что-ли­бо возразить поэту, сказавшему: «Что вамдано, то не влечет»? Вопрос особенно актуален в наше время.Мода, искусство, теле­видение, широкое общение, свобода нравов,эгоизм, тяжелый быт, монотонность городской жизни и многие другиефакторы способствуют так называемой «знаковой усталости»,убивающей любовь, превращающей в обыденность даже интимные отноше­ниясупругов.

Вряд ли на поставленныйвопрос можно ответить удовлетво­рительно, но одно ясно:обыденности противостоят, во-первых, сама любовь, во-вторых, нашобраз жизни, ее ценности, степень нашей духовности, богатствовпечатлений, умение реализовать себя в семье. Чаще же люди, особеннов молодости, пытаются преодолеть обыденность, просто разнообразяразвлечения. Орга­низовав конвейер удовольствий и острыхощущений, они затем невольно становятся его рабами и жертвами.Убивается сама ос­нова любви — ее тайна, необычность,самоценность, духовность. Становясь средством развлечения иудовольствия, любовь превра­щается в секс, а интимные переживаниястремительно идут к насыщению и пресыщению. Короче: любить —дело непростое.

Несколько слов о культуресупружеских взаимоотношений. Берн в книге «Игры взрослых»приводит такой пример. Муж пришел домой и видит, что в квартире невытерта пыль. Нетруд­но предвидеть реакцию, так сказать,«среднего» мужа, он выдает тираду вроде такой: «Целыйдень работаешь, устаешь, как вол, а приходишь домой — и тутнепорядок». Далее понятно, как пове­дет себя жена. Повысивголос до крика, а то и со слезами на глазах она ответит: «А ячто, не работаю?! Ты вот пришел с рабо­ты, надел тапочки, поел,уселся перед телевизором и смотришь

99

свой хоккей, а мне додвенадцати часов не разгрести. Взял бы тряпку и вытер эту самую пыль,небось руки не отвалятся…».

У Берне муж повел себясовершенно иначе: он подошел к журнальному столику и на его пыльнойповерхности написал пальцем: «Дорогая, я люблю тебя».Во-первых, он еще раз жене в любви объяснился (как известно, этоникогда не помешает), а во-вторых, все же очень тактично намекнул,что не худо бы вы­тереть пыль. Не думаю, что его жена при такомобращении оби­делась бы; в худшем случае она могла бы написать вответ и тоже пальцем что-нибудь вроде: «Дорогой, и я тебялюблю, но хорошо бы нанять прислугу, я не успеваю управляться схозяйством».

К сожалению, и это нужнопризнать, мы в семье редко ща­дим чувства и самолюбие друг друга,не умеем тактично вести спор, отстаивать свою позицию, не обижая,выходить из ссоры, идти на компромиссы. Компромисс, с моей точкизрения, вовсе не слабость, не сдача позиций «врагу», авеликое завоевание куль­туры. Человек, идущий на компромисс,человек культурный, он может и свои интересы соблюсти, и чужие.Только на основе компромисса в современной семье возможны согласие,диалог, культура взаимоотношений. Сегодня эта культура сводитсяво­все не к дворянскому этикету (мы по-французски не говорим иманерами не блещем), а к уважению личности любимого челове­ка идетей. Если мы думаем прежде всего о них, а потом о себе, живем впервую очередь их проблемами и заботами, то, уверен, и культуравзаимоотношений будет на высоте. В противном же случае ее не будетникогда. Если на первом месте не мы, а они, наши любимые, тогда иссору легче прекратить, и мы не станем во всех случаях считатьвиноватым только другую сторону, а, как это порой ни трудно, возьмемчасть вины на себя.

Хотелось бы остановиться натакой вот проблеме: как быть, когда убеждаешься, что любимая (илилюбимый) вовсе не такая, какой бы ее хотелось видеть или какой мы еепредставляли вначале?

Можно, конечно, попытатьсяее переделать. Но, как прави­ло, это не удается. А нередко, каквыясняется, и она уже пыта­ется переделать нас самих. Врезультате — ссоры и конфликты, коса на камень, семья подугрозой разрушения. Думаешь: «Мож­но, конечно, и уступить,но что делать со своей натурой? Вроде как наступил ногой на горлособственной песне…».

Простых рецептов здесь нет.Надо сказать, современная се­мейная жизнь требует определенногоума, вдумчивости, заботы. Если мы живем просто так, как жизньсложилась, куда она нас

100

увлекла, вряд ли получитсячто-нибудь путное. Вспоминается в связи с этим кинофильм «Случайиз жизни Потапова». Кажется, оба брата Потаповы —интересные, творческие, одухотворенные люди. Однако каждый по-своемутерпит фиаско в семейной жизни. Почему? Один слишком погружен в дело,фанатично ему предан (для жены у него времени просто не остается),другой слишком слаб, влюблен, порядочен, с ним современной женщине ипресно, и скучно. По сути, оба они инфантильны в прозе сложныхсупружеских взаимоотношений, а их жены эгоцентричны и безоглядны всвоих желаниях и увлечениях.

Но как все же поступать,если она (он) оказалась «не такой»? Прежде всего несчитать это ненормальным, лучше подумать, что, возможно, и я выгляжув ее глазах так же, как она в моих, и постараться выработатьсоответствующую линию поведения. Она может быть разной, но во всехслучаях должна учитывать желания вашей любимой, гарантировать для нееи уважение, и свободу. Все здесь годится: и объяснение своих проблем,и по­пытка убедить ее (его) в чем-то, и компромисс, особеннокомпромисс. Главное же — понимать: неподтверждение нашихожиданий в этой области — вещь естественная, почтизакономерная, преодоление его предполагает как работу над собой,причем иногда в течение всей жизни (например, переосмысление своихпредставлений о любви и любимой или отказ от каких-то собственныхпретензий), так и совместные супружеские усилия в этом направлении.Царских дорог в семейной жизни нет.

МОЖНО ЛИ ПОСТРОИТЬ СОВРЕМЕННУЮ СЕМЬЮ НА ЛЮБВИ?
— Ивсе-таки вы меня не убедили, — слышу я голос пессимиста. —Точнее, убедили в обратном: что лучше жить одному, чем в семье. Выописали обстоятельства, препятствующие нормаль­ной жизни в семье,указали на такое количество проблем, что резонно возникает вопрос: ак чему все эти муки? С женщинами можно встречаться и не заходя взагс, детей и так можно иметь, растить их может государство или мать,что все чаще имеет ме­сто, а жить все же лучше одному.

Кстати, к этому выводу, какпоказывает статистика, приходит все больше мужчин и женщин, причемпоследние даже чаще.

Как известно, числоодиноких мужчин и женщин, и побывавших и не находившихся в браке,растет. Не является ли се-

101

мья социальным институтом,исторически себя изживающим? Не должен ли ей на смену прийти другойинститут — свобод­ных, плавающих отношений между мужчинамии женщинами, временных, условных союзов и сожительств?

Ну что на это ответитьскептику? Противопоставить веру в об­ратное — явнонедостаточно. Подбирая аргументы, я вспомнил о социальном психологе(его речи на семинаре звучали вполне убе­дительно) и поэтомупригласил его в гости — обсудить высказан­ную точку зрения.Социальный психолог любезно откликнулся.

— Давайте поступимтак,­сказал он,­я буду убеждать вас, что семья ныне так женеобходима, как и вчера, а вы будете мне возражать. Начну соследующего тезиса: одному человеку жить плохо; ну тоска, одиночество,растет эгоцентризм, возни­кают странности в характере…Согласны?

— Положим, выправы,­сказал я,­но в семье человеку иной раз бывает ещехуже. К тому же мы уже косвенно обсуж­дали этот вопрос. Помните,мы говорили, что в современной се­мье человек нередко одинок,эгоистичен, да и странностей много у семейных людей, особенно вгороде.

— Ладно, один ноль ввашу пользу,­согласился социальный психолог.­Теперьрассмотрим такой вопрос: что дает семья со­временному человеку?Начну перечислять, следите внимательно.

Во-первых, нормальную жизньв плане его социального ста­туса, положения в обществе, жизненныхперспектив; он семья­нин, с ним все ясно, его в этой роли уважаюти поддерживают.

Во-вторых, обеспечена иупорядочена его интимная жизнь, он спокоен, не озабочен сексуально,здоров телом и духом.

В-третьих, в семье человекобщается с близкими, понимаю­щими его людьми, что немаловажно длясовременной жизни.

В-четвертых, он имеет илинадеется иметь детей и, следова­тельно, одной ногой уже стоит ввечности, отчасти приобщается к бессмертию. Пусть сам он, когдапридет срок, умрет, но его дети и дети его детей будут продолжать егород.

В-пятых, в семье житьлегче: вместе воспитывать детей, вес­ти хозяйство, справляться струдностями.

В-шестых, только в семьеможно пережить такие чувства, как благодарность жене (мужу),ответственность за будущее де­тей, настоящую родственность и ряддругих.

В-седьмых, именно семья —наша опора в старости, ведь, как известно, старому человеку неменьше, чем молодому, начинающему жизнь, нужны помощь, любовь,поддержка. Да и умирать в семье, думаю, значительно легче, чемодному.

102

Ну как, вы согласны?

Немного подумав, я сталвозражать:

— Статус семейногочеловека, конечно, уважаем, но и оди­нокие люди не отвергаются ине третируются обществом. К тому же они часто больше отдают себяделу, больше вникают в обще­ственные заботы. А мало ли у нас всемьях пьяниц или бездель­ников, их никто не уважает несмотря насемью и детей. Это раз.

Теперь упорядоченность иобеспеченность в семье интимной жиз­ни. Так ли это? А знаковаяусталость, о которой тут говорили, а отношения супругов на стороне(их, к сожалению, немало, особен­но в больших городах), а большойпроцент импотенции у мужчин и немалый процент фригидности у женщин…Потому и тянемся так к сексу, а не к любви. Все-таки какое-торазнообразие, острота чувств. Потому и смотрим эротические фильмы. Ябы на вашем месте не стал отстаивать этот тезис — онсомнителен. Это два.

Общение в семье? Вот ужсмешно! Через год вы знаете все, что может сказать вам супруг, даже вкаких выражениях ска­жет и какое ухо при этом почешет.Значительно интереснее об­щаться с друзьями, на работе, в клубе.Там действительно на­стоящее общение, а в семье — так,игра, делаем вид, что обща­емся. Я тебя за столом выслушаю, тыменя. Ритуал. Это три.

Теперь четыре. Еще проще.Детей можно иметь и без семьи, и даже любить их можно и воспитывать,не имея семьи. Сегодня статус приходящего папы (реже — мамы)вполне признан в об­ществе. Что же касается бессмертия, то ведьоно не обязательно через детей, можно после себя оставить ещечто-нибудь — дела, мысли, добрую память, книги, машины; мало лимы помним не имевших ни семьи, ни детей великих людей! Тут главное —за­хотеть и постараться попасть в историю.

В-пятых, смотря с кемживешь. С другим в семье жить значительно сложнее, чем одному. Прямокаторга. Недаром мно­гие наши женщины то ли в шутку, то ливсерьез говорят, что от мужчин одни проблемы: и накорми их, иобстирай, и обласкай, а от самих мужчин — что с козла молока.Ну, чтобы завести ребенка, они еще нужны, а воспитывать его легчеодной, никто не мешает. Правда, такие сентенции могут быть ивынужденны­ми, но доля истины в них все же есть.

Согласен с вами, что всемье человек может пережить и бла­годарность, и ответственность,но зато он не свободен. Свобода же дает человеку такой простордеятельности и творчества, та­кие переживания и чувства! Уверен,более богатые, чем в семье. Это в-шестых.

103

Наконец, конечно, встарости иметь семью хорошо, тут труд­но что-нибудь возразить. Нои в этом случае все не так одно­значно: одновременно супруги неумирают, дети сегодня черст­вые, занятые своими делами изаботами. И какая старость — во многом зависит от здоровья идостатка. Однако согласен, такая проблема есть. Тем не менее стоит лиради перспективы отда­ленной одинокой старости терпеть семейныенеурядицы, жить в семейном аду?

— Два ноль в вашупользу,­смеется социальный психо­лог.­Но я вас сейчаснаукой подавлю. Меня устраивает, что вы фактически приняли все семьфункций семьи (заметьте, семь — священное число). Важно, что всемье эти семь функций реали­зуются сразу, а вне семьи онидействуют порознь. Общаетесь вы обычно с одними людьми, а живете сдругими; дети у вас от одной женщины, а понимает вас другая и т.д.Согласны?

— Пожалуй,да,­ответил я,­но что из того?

— Хорошо. Итак, всесемь функций,­продолжает социаль­ный психолог,­реализуютсясразу, а это очень важно. Вы спра­шиваете почему? Попробуюобъяснить. Но сначала несколько слов о том, как устроена нашапсихика.

Исследования психологовпоказывают, что в ней есть как бы два этажа: на первом осуществляютсяжелания, потребности, для реализации которых есть возможности иусловия, на вто­ром — те, которые по разным причинам немогли быть реализо­ваны в первом этаже. В последнем случаежелания человека, как говорят психологи, блокируются и уходят навторой этаж психики, где и реализуются, но в других условиях (чащевсего человек не осознает этого). Вы спрашиваете, как они тамреали­зуются и что это за этаж? Отвечаю, это те области нашейпсихи­ки, в которых могут создаваться и образы, и что-то вродепере­живаний, причем более свободно, чем в обычной деятельности.Конкретно — это наши сновидения, эстетические переживания,процессы общения, размышлений о своей жизни и т.п. Оказы­вается,во всех этих случаях помимо основной деятельности (сна, эстетическихпереживаний, общения, размышлений) незаметно для самого человекаосуществляются его блокированные жела­ния. Вы сомневаетесь, чтоэто необходимо? Не только необходи­мо, это условие сохранениячеловеком его психики, здоровья и работоспособности. Если, например,человеку не дают видеть сно­видения, будят его, как только онначинает видеть сон (подоб­ные эксперименты проводились в Европеи Японии), то он быст­ро устает, становится суетливым,раздражительным, затем вхо-

104

дит в фазу устойчивыхгаллюцинаций и, наконец, оказывается на грани тяжелого психическогорасстройства.

Что же я утверждаюотносительно семьи? А то, что в совре­менной культуре семьяявляется одним из главных каналов реа­лизации желаний личности, атакже осуществления блокиро­ванных желаний. Накладываясь друг надруга, указанные вы­ше семь функций семьи создают условия,своеобразную психоэко­логическую среду, позволяющие современнойличности не толь­ко осуществить свои текущие желания и болееотдаленные уст­ремления, т.е. скрипты, о которых говорилжурналист, но и из­жить прежде всего в форме общения своиблокированные жела­ния и связанные с ними напряженные состоянияпсихики. И что интересно — в этом процессе важную роль играетлюбовь.

С точки зрениярассмотренной здесь теории любовь — это особая реальность,позволяющая личности эффективно претво­рять в жизнь как своискрипты (представления о жизненном пути, своем назначении, красоте,благе и т.д.), так и желания сферы интимной жизни. Причем еслинекоторые из них не уда­ется по разным причинам реализовать всемье, здесь человек может осуществить эти нереализованные желания,или общаясь с близкими, или передавая им свое настроение. Такимобразом, семья и любовь позволяют личности и реализовать себя, иосу­ществить в особой форме блокированные желания. В этом смыс­лесемья является нашим вторым Я.

Изложенные здесьпредставления позволяют по-новому взгля­нуть на многие явления, окоторых мы с вами говорили. Рас­смотрим лишь некоторые из них.

Почему в юности мы такнастраиваемся на любовь и опреде­ленный образ любимой? Очевидно,у нас под влиянием культу­ры формируется особая реальность,назовем ее условно роман­тической. По мере того как онаформируется, а объект нашей влюбленности еще не обретен, не открыт, унас накапливается все больше блокированных, нереализуемых желаний. Споявле­нием любимой (любимого) наши желания начинают бурноосу­ществляться, т.е. реализуются события и сценарииромантичес­кой реальности.

А почему нередко в молодойсемье начинаются разочарова­ния и конфликты, чувства ослабевают?Дело в том, что помимо романтической реальности у человекасформированы и многие другие: например, представления о семейнойжизни, о добре и зле, о том, что следует, а чего не следует делать, ит.д. Если романтическая реальность не согласована с остальными

105

реальностями личности (а внаше время чаще всего так и быва­ет), то происходит взаимнаяблокировка желаний, они не реали­зуются. К чему это ведет —понятно. Развитие такого процесса может зайти так далеко, чтоисходная, романтическая реаль­ность или ее конкретное воплощениев данном образе любимой распадается, разрушается. Это и есть феноменумирания любви.

В одной из своих книг М.Зощенко описывает любопытный случай. Он был влюблен в очень красивуюзамужнюю женщи­ну, у которой было много поклонников. Однажды кЗощенко пришел ее муж и сказал примерно следующее: «А знаете ливы, что все наиболее горячие поклонники моей жены кончили пло­хо:один застрелился, с другим произошло такое-то несчастье, с третьим —такое-то, вы на очереди». Но несчастья не произош­ло.Зощенко по какой-то причине расстался с женщиной. Когда черезнесколько лет они встретились, то Зощенко был поражен: женщина былатакая же красивая, как и прежде, однако души в ней уже не было,огонь, так привлекавший когда-то мужчин, совершенно погас. Отвечая навопрос, что с ней произошло, она рассказала такую историю. «Однаждыя задумалась: почему все, кто меня любят, погибают, почему моя любовьприносит только несчастье? Эта мысль настолько меня поразила иизмучила, что в конце концов я стала неспособной больше любитьвообще».

Конечно, это крайний случайразвития событий, но логика здесь сходная: романтическая реальностьбыла парализована ре­альностью нравственных переживаний, а та всвою очередь ро­мантической. Взаимная блокировка желаний привелак тому, что романтическая реальность распалась, любовь умерла.

Примерно так же, в том жеключе, можно объяснить и мно­гие другие явления любви, брака исемейной жизни, в частности теорию скриптов. Ведь скрипт — этоне что иное, как особая реальность, события которой мы осуществляем втечение всей семейной жизни.

Кстати, эти представлениязаставляют нас усомниться в том, что главный способ супружескогоповедения в семье основан на соображениях разума, рассудка. Внешнемы, конечно, всегда находим разумные основания для своего поведения:она (он) не­правильно себя ведет, обстоятельства заставляют насделать то­то, я прав, а она нет. Но что нами руководит на самомделе? Чаще всего вовсе не разум. В борьбе разных реальностей (моихжеланий, привычек, телесной натуры, страхов или претензий личности ит.п.) нередко побеждает не разумное начало, а, ска­жем, телесноеили эгоистическое. Именно оно, реализуя себя,

106

фактически диктует нам,задает характер нашего поведения, но в форме вроде бы разумной. Какправило, реальность, победив­шая другие, реализуется не в своемистинном обличье, она ря­дится в другие одежды, выступает от лицаразумного начала. Но если это так, то относиться к своей любимой илилюбимому, да и к самому себе только как к разумному человеку нельзя.Есть в нас, конечно, и разум, но есть и много чего другого: скрытыежелания, страсти нашей натуры, противоречивые потребности, претензиинашей личности и т.п. Увидеть и понять реальные слабости супруга(впрочем, не всегда это слабости), признать их естественность (что неотрицает трезвой их оценки) — большое дело в семейной жизни.Однако вернемся к выдвинутому тезису: семья — второе Ячеловека, поскольку она обеспечивает реали­зацию всех, в томчисле блокированных желаний его личности.

Ну что, убедил я вас? Чтовы можете возразить?

— А вот что, —сказал я.— Теоретически всегда все получает­ся. Но вспомнимпословицу: «Было гладко на бумаге, да забыли про овраги».Пока речь идет о функциях семьи, все хорошо, пока вы говорите о любвивообще, тоже нет вопросов. Но о какой люб­ви можно толковать вданном случае? Мы ведь уже поняли, что идеалов любви существуетмного, а функции семьи — это еще не семья. Вспомните полемикунаших социологов Ю. Давыдова и А. Вишневского. Оба, говоря о любви,совсем по-разному понимают ее. Мне же сейчас в голову пришла страннаямысль, а можно ли вообще построить современную семью на любви?

Конечно, в семье любовьслучается, не без того, но именно «случается». Случай,случайность… А, как правило, любовь — это одно, семейнаяжизнь — другое. И дело вовсе не в том, какая это любовь —романтическая, супружеская, с расчетом или нет, американский илирусский ее вариант,­все это частности. Дело в том, что любовь исемья в принципе несовместимы. Почему? Да потому, что любовь —это действительно всегда в какой-то мере идеализация, возвышениежизни, а семья — быт, будни, кон­фликты, непонимание,заботы — ее снижение. В любви наша натура на свободе, ее влечетнекая сила, любить сердцу не прика­жешь. В семье же, напротив, мыподчиняемся необходимости, ориентируемся не на сердце, а на рассудок,разум. Но ведь, как известно, сердце и рассудок, разум (голова) учеловека не в ладах.

Ваши семь функций семьиплюс эгоизм современных супру­гов, плюс проблемы воспитаниядетей, плюс тяжелый быт, плюс весь наш образ жизни, уверен, всостоянии разрушить любую идеализацию, убить любое влечение сердца.Я, конечно, могу

107

для игры принять ваш тезисо семье, основанной на любви, но вы покажите, что такое возможно, ине в виде исключения, а возможно принципиально, так сказать, поприроде явлений…

Социальный психолог на этотраз долго молчал. Потом про­изнес:

— Вы меня отбросилина исходные позиции. Я думал, что иду с козырей, как-никак —наука, а вы ей противопоставили здравый смысл, и трудно сразучто-нибудь возразить. Однако, как говорится, назвался груздем —полезай в кузов, придется на ходу доказывать, что любовь и семья нетолько могут ужить­ся друг с другом, но что в их союзе —спасение в будущем чело­века и культуры.

Я не случайно говорю вбудущем: во-первых, будущее начина­ется сегодня, во-вторых, внастоящем, может быть, вы правы, семья и любовь уживаются плохо. Нодаже и сегодня, уверен, семья не может существовать без идеализации,возвышения, сво­боды, т.е. всего того, что вы связываете слюбовью. Другое дело, что все эти моменты в нашей жизни отодвинуты навторой план, неартикулированы. В будущем же они выйдут на первыйплан, пусть не в каждой семье, но в большинстве.

Вижу на вашем лиценедоумение и вопрос: каким образом? Все идет как раз впротивоположную сторону.

Да, пока еще маятникистории движется в противоположную сторону. Но думаю, скоро оностановится, замрет и начнется дви­жение вперед, к новойкультуре, к новой цивилизации, новой жизни и новой семье. Ужесегодня, как вы сами говорили, кри­зис культуры углубляется,отрицательные последствия нашей дея­тельности лавинообразномножатся; человек не выдерживает и физически и психически, невыдерживает и природа.

Шестидесятник философ Г.Батищев писал, что человек ста­новится губителем природы непотому, что он слишком далеко ушел от нее, не потому, что сделалсячрезмерно внеприродной, далекой от естественности и простоты,самодеятельной и само­прогрессирующей силой, но как раз напротив,потому, что он в пределах некоторых специфических отношений ведетсебя ана­логично безответственно грубой природоподобной стихии.

Еще немного, и человекосознает: дальше так жить нельзя, нужно от чего-то отказаться,кардинально изменить свою жизнь. Когда я говорю «еще немного»,это не следует понимать бук­вально. Речь идет об очень сложномпроцессе: нужно сменить ценности, указать другие цели развития ижизни, переключить усилия человечества на новые задачи (не толькокомфорт, власть,

108

успех, изобилие и т.п., нои уверенность в завтрашнем дне, в здоровье, а также снижение во всеммире конфликтов, власти зла, эгоизма, восстановление разрушеннойприроды и пр.).

В этом месте я поднял рукуи, когда мой оппонент умолк, сказал:

— Извините, что я васперебиваю, но как быть с человеческой природой? Может наступитькризис, причем глубокий, но мало кто из людей в состоянии изменитьсвой образ жизни, как вы гово­рите, кардинально. Каждыйрассуждает примерно так: «От меня одного ничего не зависит.Кроме того, почему я стану от чего-то отказываться, что-то менять, авсе остальные нет? К тому же хоро­шо тем, кто уже насытилсякомфортом, успехом, властью, а я их еще даже не попробовал. Вот когдая всем этим пресыщусь, тогда посмотрим». И так рассуждает всямолодежь, большинство людей в нашей и в развивающихся странах, т.е.все те, кто к этой культу­ре, которую вы так легко хороните,только приобщается.

— Вы правы,­ответилсоциальный психолог,­однако вы забываете и Чернобыль, иэкологический кризис, и горы, монб­ланы оружия, и СПИД, и рак, ирост психических заболеваний, и многое другое. Думаю, лет через 20-30никто, подчеркиваю, никто уже не сможет рассуждать по той схеме,какую вы здесь довольно точно воспроизвели. Кстати, существуют иисторичес­кие параллели. Казалось, что Римской Империи не будетконца; и с точки зрения ее многовековой истории представления ран­ниххристиан выглядели не менее наивными, чем сегодня идеи альтернативнойкультуры «зеленых». Но будущее оказалось не зарафинированной многоопытной античностью, а именно за хри­стианством.Причем начался глобальный процесс культурных преобразований, какизвестно, не от государства, а от человека.

Христианские подвижникиотказывались от привычных цен­ностей античного общества —богатства, власти, престижа рим­ского гражданина и иных реалий впользу идей христианского учения. Эти люди не только проповедовалиновое учение, но и шли на лишения, подвергались осмеянию и поруганию,не боя­лись даже смерти на кресте. Так неужели, если будутгибнуть жизнь на земле, твои близкие и родные, твои дети и внуки, непоявятся новые подвижники и мы не откажемся от многого ра­дибудущего, ради жизни?

Конечно, речь идет не оновом христианстве. Но один момент может повториться, естественно, вдругой форме, по-иному. Эпоха преимущественного развития отдельнойличности может сменить­ся эпохой развития нового общества, гдечеловек перестает

109

«якать» (Я —центр мира, Я — неповторимая личность, мои интересы преждевсего, с моей смертью заканчивается все на свете). Он научитсясоотносить свои интересы с интересами близ­ких и всего общества вбольшей степени, чем он делает это сейчас, подчинит свою жизньинтересам даже не государства, а самой жизни, культуры. Возникнетновая соборность, новая нравст­венность, включающая в себя исамого человека, и культуру, и природу. Цитированный уже здесьГеоргий Гачев писал, что во­лей самого своего историческогоразвития человечество подведе­но к тому, чтобы преодолетьгуманитарный эгоизм, когда чело­век объявлен самоцелью общества иприроды. Ибо либо мы ста­нем способны считаться с природой, целымбытия, с другими сожителями, соседями по космосу (с водой, воздухом,деревья­ми, антилопами) как нравственными личностями, неоскорбляя их прерогатив в бытии, полагая в них самость исубъективность, сущность (а не только субстанцию и пассивную материюи объ­ективную реальность), либо сами сгорим в геенне огненнойсво­ей тупой гордыни и в чаду чванства задохнемся.

Не более, не менее. Ктоздесь мы? И я и вы. Что значит либо-либо? А то, что мы должны непросто понять или пове­рить, а совершить поступок, изменить своюжизнь, начать соот­носить ее, как говорит Гачев, с водой,антилопами, космосом. Однако прежде всего, сказал бы я, с совокупнойжизнью Чело­вечества, с социумом. Что это такое? Не просто люди,культура, страны, а живое существо, некий тонкий сверхорганизм,самочув­ствие которого зависит от того, как мы живем — я ивы. Вы говорите, что это какая-то мистика. Где это я вижу живоесуще­ство? А ноосфера, а народ, а человечество? Это неабстрактные понятия, а именно живые существа, личности, как говоритГачев, причем мы с ними сиамские близнецы, самочувствие икровооб­ращение у нас одно, общее.

Если сегодня мы игнорируемсвоих сиамских собратьев, уби­ваем их, а следовательно, и себя(наша жизнь, по мнению мно­гих философов,­чистоесамоубийство), то завтра, и оно не за горами, мы придем к выводу, чтоглавное — вовсе не наш ком­форт, интересная жизнь, горавещей, развлечения, а здоровье и самочувствие социума, космоса,природы. Главное — сохране­ние жизни Человечества ипридание эволюции безопасного ха­рактера, а какой при этом будетпрогресс — дело даже не второ­степенное —третьестепенное, вопрос вообще не важный.

Я почти уверен: уже сегодняпробиваются ростки новой ду­ховности, нравственности,мироощущения, из которых вырас-

110

тет новое древо жизни,новая культура. Но пока они существу­ют лишь как идеал, замысел,как скрытая, дремлющая почка, как всеобщая жизненная необходимость.Тем не менее уже сего­дня за ними проглядывают новая идеальность,духовность, но­вые ценности. Так вот, я утверждаю следующее:человек буду­щего, семья будущего будут строиться как миридеального, мир, включающий в себя и социум, и космос.

Однако я увлекся, а вы, явижу, уже давно хотите что-то сказать.

— Да, хочу. Почему бывам не заменить слова «социум», «космос»,«природа» одним словом — «Бог» и несказать, что нам не обойтись в будущем без религии, а семья должнастро­иться на религиозных началах?

— А потому,­отвечалсоциальный психолог,­что соци­ум — это не Бог; хотя этоживое существо, оно не произвело на свет мир и людей, не творитчудеса и не имеет мистической пер­воосновы. Если здесь и можноговорить о мистическом начале, то им является сама жизнь людей, ихсоциальность, язык, эво­люция. Потому и не религия, что человекне ждет от социума спасения и блаженства за гробом или в этой жизни,а сам его спасает, спасая одновременно самого себя. Я настаиваю лишьна духовности, идеальности бытия человека именно в отношении социумакак необходимых условиях нашего с вами здоровья, сохранениячеловеческой жизни, безопасной эволюции. Если же вы хотите назватьэто религией, религиозным отношением,­дело ваше, однако для меняэто совсем другое, скорее — смысл жизни, суть человечности,духовности, идеал будущей жизни.

Но вернемся к семье. Что яутверждал? То, что в идеальной семье, пусть будет такое понятие, всеотношения должны быть пронизаны новыми духовными отношениями. Вовзаимоотно­шениях супругов хотелось бы видеть первичную клеточку,мо­наду социума. Каковы наши взаимоотношения, таков и социум;если мы не научимся жить и любить в семье, то не сможем жить и всоциуме с другими людьми. В супружеской любви хотелось бы видетьпример всеобщей любви к человеку, но воплощенной в близости к данномуконкретному человеку, в детях — вечное условие жизни социума, вжене — его женственную сущность, в муже — другой полюс ит.д.

Короче, вся семейная жизньи любовь в семье должны быть одухотворены, идеализированы, но не дляабстрактных мистичес­ких целей, а для сохранения нашей жизни, ееоздоровления, для придания человеческой эволюции безопасногоразвития.

111

— Не получится литак, как в Домострое, только на новой, ноосферной основе? —возразил я в паузе.­Не могу по случаю не вспомнить ИоаннаЗлатоуста. Он писал, что ничто так не укрепляет нашу жизнь, каклюбовь мужа и жены. Бог поло­жил мужу и жене как основания ихсчастья взаимную любовь и заботливость, указав каждому подобающуюобласть: ему — начальство и попечение, а ей —повиновение. У вас тоже: соци­ум требует от супругов любви,уважения, того, сего. А где же сам человек — живой, теплый, схарактером, с присущими ему противоречиями, эгоистической личностью,с идеалами роман­тической любви? Что, это все исчезнет, как помановению вол­шебной палочки?

— Понимаю,­отвечалсоциальный психолог,­вы меня об­виняете в утопизме, воторванности от реальной жизни. Но я рисую всего лишь идеал, понимая,что от замысла до реализации идеала — большой путь. Сценарийздесь мыслится такой. Начина­ется все с романтическойвлюбленности, с увлечения и страсти. На этой волне молодые людисходятся, узнают друг друга, всту­пают в брак. На этой же волнеони неожиданно для себя проходят первые испытания — бытом,характером, обыденностью. Други­ми словами, наступает кризисмолодой семьи. Впрочем, воз­можен и другой, более рациональныйстарт, о котором пишет А. Вишневский. Он считает, что новейшаятрансформация суп­ружества сопровождается выработкой иукреплением позитив­ных ценностей, в частности таких, какединство интимности и автономии супружеских отношений. Достижениетакого единст­ва — сложный процесс, начало которогоотносится к периоду, предшествующему созданию брака. Необходимо,говорит Вишневский, пройти через сито ухаживания и рациональныйвы­бор супруга, а затем через разные периоды адаптации ксовмест­ной жизни. На всех этих этапах любовное чувство выступаеточень важным, но не единственным компонентом формирования обще­готонуса супружества. Ведущей адаптационной осью брака явля­етсяпоиск общих супружеских ценностей и потребностей.

Тем не менее уверен, что ив этом случае кризис молодой семьи неизбежен. Но кризис — этовсего лишь беда, а не катаст­рофа. Кризис даже полезен, если онзаставит задуматься супру­гов, отрефлексировать свою жизнь,меняться, искать выход и действительно его найти.

Дальнейший сценарий таков:романтическая любовь начинает критически осмысливаться итрансформироваться в другое, бо­лее глубокое чувство. Это новоечувство — тоже любовь, но лю-

112

бовь, претерпевшаясущественные метаморфозы под влиянием развития самой личностисупругов. Идеализация прекрасного мира (он прекрасен, она прекрасна,дети прекрасны) постепенно сменяется идеализацией семьи как монадысоциума. Социум то­же прекрасен, а через него и семья, но некрасотой, сотворенной (искусной) или божественной, а красотой,полнотой, безопасно­стью жизни человечества, его истории, егобудущего, понимани­ем того, что жизнь человечества естьодновременно и моя жизнь, и жизнь моей семьи. Страсть к любимому(любимой, детям) уг­лубляется и одновременно видоизменяется врезультате того, что этот поток чувств сливается с более широким иглубоким пото­ком — влечением к социуму, борьбой за него,сохранением его, подчинением ему и т.п. Муж, жена, дети — этотеперь не просто члены моей семьи, а невидимая основа человеческойжизни. Страсть к любимому теперь питается из более обширного, каксказали бы философы XIX века, трансцендентального источни­ка. Итем не менее это будет страсть, любовь именно к мужу, жене, детям. Всемье человечество выступает вовсе не в абст­рактном виде, не какСвятой дух, а в лице мужа, жены, детей.

Такова диалектикасоциальной жизни в семье. Человечество и индивид совпадают (должнысовпадать).

Таким образом, пройдякризис и переосмысление, романтичес­кая любовь в молодой семьедолжна умереть, чтобы на ее основе и волне возникла любовьсупружеская.

— Но не слишком ли вымногого хотите от одного человека: жить одновременно с женой исоциумом, мужем и человечест­вом? — спросил я.­Если жебыть серьезным, то разве человек способен произвести такоепереосмысление, так расширить го­ризонты своего сознания, чтобысоотносить свою жизнь с жиз­нью всего человечества?

— Да,конечно,­отвечал социальный психолог.­Совре­менныйчеловек на это мало способен. Но ведь речь идет о буду­щем ивовсе не столь уж отдаленном. Я даже самонадеянно на­звал бысроки: 50, ну от силы 100 лет. Далее речь идет об осоз­наниикаждым человеком глубокого кризиса нашей культуры и жизни, осознанииневозможности жить по-старому и старым. К идее ограничения своихэгоизма и желаний, разрушающих жизнь и природу, к мысли онеобходимости соотносить свою жизнь с жизнью других людей, животных,воды и воздуха каждый чело­век будет приходить по-своему, нопридет обязательно, рано или поздно. Человек начнет меняться икардинально. Особенностью этого нового человека будет желаниепостоянно работать над своей

113

жизнью, сознательно к нейотноситься. Пока еще мы можем жить просто так, по инерции, попривычке: как заведено, как сложилось, считая, что наша жизнь от насне зависит, и т.п. Но это пока. В будущем же необходимым условиемвсякой жизни на земле, в том числе и семейной, станет работа надсобой, со­единение индивидуального бытия с семейным, семейногобытия с общим бытием социума. Собственно говоря, семья сможетпре­одолеть кризис, когда сольются в один три потока —работа над собой, над своим совершенствованием, работа в семье радисво­их близких и работа в социуме ради его сохранения и приданияэволюции безопасного характера. Но я уже, кажется, повторя­юсь…Надеюсь, моя мысль ясна?

— Конечно,­сказаля.­Однако это всего лишь прогноз, а прогнозы, как известно, частоне сбываются. Кроме того, вы все же говорили очень общо. Вряд лиэволюция человечества одно­значна; вполне допустимо, что вбудущем в культуре одновре­менно смогут сосуществовать разныемодели жизни и разные типы семей. Почему бы не предположить, чтовыживут и окреп­нут все типы семей, возникшие в последние два-тристолетия?

— Оченьсомнительно,­подумав, сказал мой собеседник.­Ведь как я ужеговорил, речь идет о весьма драматическом пе­риоде существованияцивилизации. Без новой соборности духа, без отказа от части нашейсвободы (не политической, она, на­против, должна расцветать, а всфере личных желаний и дейст­вий), без кардинальной сменыценностей и ориентиров общест­венного развития человечество, намой взгляд, не выживет. Я же уверен, оно выживет, следовательно,будут происходить и те процессы, о которых мы здесь говорили. Другоедело, как кон­кретно в разных странах будет произрастать новаяжизнь, скла­дываться новая семья. Уверен, здесь возможны имногообразие, и разные модели, но это уже дело не наше, а людейбудущего.

Однако ради истины я готовдопустить и другой сценарий, хотя лично в него не очень верю.

Любовь, как известно, нетолько хрупкий цветок, но и с ис­торической точки зрения весьмаюный. Быть может, в будущем его место займут другие «растения»,пусть не столь экзотичес­кие и привлекательные, но, скажем, болеежизненные и полез­ные. Одно дело — влечение полов, семья,брак, другое — лю­бовь. Ну не удалось их скрестить, невыросло на их основе пло­доносящее древо жизни — не беда.Мало ли что в истории чело­вечества было, а затем безвозвратнокануло в вечность! Тогда вы правы, любовь и семья несовместимы, болеетого, в будущем

114

обществе места для любви ненайдется, уж больно много от нее хлопот. В этом случае четверостишиеМ. Цветаевой будет без последней строчки:

И если сердце, разрываясь,
Без лекаря снимает швы, —
Знай, что от сердца — голова есть…
Однако, повторяю, личноменя такая перспектива мало уст­раивает. Просто как человек яговорю: мои симпатии на стороне семьи, основанной на любви, и какчеловек я буду стараться способствовать именно такой возможностиразвития культуры и человечества. Не запрещая, однако, вам личноспособствовать другой возможности. Как говорится, история насрассудит или просто разведет в разные стороны, или, может быть,соединит на какой-то неожиданной почве. В том-то и прелесть будущего,что оно неизвестно и неожиданно. Тем не менее как ученый я обязан былэто будущее определить. Но, кажется, я полностью исчерпал все своиаргументы от науки. Убедил ли я вас?

Ну что я мог возразитьнауке, тем более что сам верил и в семью, и в любовь, и в их будущее.Кивнув головой, я сказал:

— Ваши соображениядостаточно интересны, но вряд ли с ними согласятся скептики, которыеживут вне семьи и не верят ни в науку, ни в любовь.

— Конечно,­сказалсоциальный психолог,­едва ли мож­но убедить в чем-нибудьскептиков, но есть жизнь, а она еще не сказала последнее слово.Будущее за практикой жизни и, я уве­рен, за новой семьей,пережившей кризис современной культу­ры и человека. Давайтеподождем, но в семье, работая над со­бой, улучшая нашу жизнь ивзаимоотношения.

На этом закончилась моябеседа с социальным психологом.

Возвращаясь теперь к темелюбви и секса, не должны ли мы предположить, что секс супругампротивопоказан, что в семье только любовь. Однако разве любовь неможет включать в себя секс? И как отнестись к мнениям философов и З.Фрейда? Что­бы ответить на все эти вопросы, оставим лонопублицистики и в более академической манере посмотрим, как любовь исекс воз­никли в истории и какие стадии прошли в своем развитии.

115

ПРОИСХОЖДЕНИЕ И ЭВОЛЮЦИЯ ЛЮБВИ И СЕКСУАЛЬНОСТИ

ДВА ПОДХОДА К ИЗУЧЕНИЮ СЕКСУАЛЬНОСТИ
«Секс,— пишет Лев-Старович,­принадлежит к числу ос­новныхбиологических потребностей, обусловливающих суще­ствование рода.Это также основная психическая потребность, тесно связанная спотребностями любви, уз, безопасности, чув­ства собственнойценности. Он является одним из важнейших механизмов общественнойжизни. Казалось бы, что такая важ­ная сфера существованиячеловека и общества должна нахо­диться в центре внимания науки,смежных дисциплин. Обзор имеющихся исследований, посвященныхсексуальному поведе­нию человека, свидетельствует опротивоположном, и это пред­ставляется странным»^.

Лев-Старович идет здесьвслед за Фрейдом, считавшим, что сексуальные влечения имеют чистобиологическую основу. Есте­ственную оппозицию психоанализу вобъяснении природы люб­ви и сексуальности образует культурология.С точки зрения этой относительно новой дисциплины можно возразитьФрейду. На­пример, как быть с людьми, которые, принадлежа одномубио­логическому полу, чувствуют и, главное, ведут себя как особипротивоположного пола? Получается, что психическая основа любви иполового влечения вроде бы существует отдельно от телесной основы иэту психическую основу можно даже хирур-

^Лев-Старович З. Цит. соч.­С. 164-165.

116

гическим путем посадить надругую телесность. Не противоречит ли сам себе Фрейд, показывая, чторазвитие и нарушение сексу­альности определяются в значительноймере культурными об­стоятельствами — воспитанием, влияниемна детей родителей, чувством стыда, различными запретами. Может быть,более правы те исследователи, которые связывают сексуальность преждевсе­го с психикой и сознанием. Например, канадский теологГер­берт У. Ричардсон считает, что человек сумел создатьнесексу­альную сферу жизни, а затем интегрировать в нее своисексу­альные действия и чувства, что история человеческойсексуаль­ности, половых отношений тождественна эволюциичеловечес­кого сознания.

Может быть, предположение опсихической и даже культур­ной, а не биологической сущностисексуальности позволит объяс­нить, почему в истории культурысексуальные отношения неред­ко выглядели или как табу, или какненормальность. Действи­тельно, в архаической культуре (и упримитивных народов) пер­вое половое общение с женщиной частоявляется табу и поручает­ся шаману или другому человеку, но немужу, либо заменяется своеобразной ритуальной хирургической операцией(обычаи раз­рывать девственную плеву каким-нибудь инструментом).Кажет­ся, что сама женщина, пишет Фрейд, есть табу, «кактолько мужчина предпринимает что-нибудь особенное­экспедицию,охо­ту, военный поход,­он должен держаться вдали от женщины,особенно же воздержаться от полового общения; в противном случае егосила была бы парализована, и он потерпел бы неудачу»^.

В античной культуре,особенно в Греции, как мы уже от­мечали, процветали различныеформы сексуальных отклонений: мужчины жили с мальчиками, женщины сженщинами, люди с животными (зоофилия) и т.д. В средние века половойакт считался греховным. Во всей святоотеческой литературе, отмечаетН. Бер­дяев, только у святого и мученика IV века МефодияПотарского встречается прямое религиозное оправдание сексуальногоакта (ему дается интерпретация проводника Божественного творенияновых, нарождающихся в теле матери души и тела)^. Зато ут­верждаетсяидея непорочного зачатия: это означает, что Богома­терь зачаланормальным человеческим образом, но без греха.

^Фрейд З. Очерки по психологии сексуальности.­М., 1989.­С. 76.

^Бердяев Н.А. Эрос и личность (Философия пола и любви).-М., 1989.

117

Начиная с XII-XIII вековлюди стали верить, что существуют ведьмы, получившие свою силублагодаря половому акту с Дья­волом, и что они в состояниинаносить мужчинам сексуальную порчу. Если бы сексуальность имелатолько биологическую при­роду, то вряд ли она могла принимать вразных культурах столь причудливые формы. Последуем же закультурологами, изучав­шими любовь и сексуальность.

С нашей точки зрениякультурология должна решить две основные задачи: объяснить, как вкультуре вырос такой удиви­тельный цветок — любовь, ипоказать, в чем отличие любви в каждой культуре, как эти отличия былипредопределены осо­бенностями соответствующих культур.

ЛЮБОВЬ В АРХАИЧЕСКОЙ И ПРИМИТИВНОЙ КУЛЬТУРЕ
У Фрейдаесть одно интересное замечание: он считает, что для поддержаниялюбовной энергии и влечения необходимы пре­пятствия (запреты) ичем они выше, тем любовь сильней. «Лег­ко доказать,­пишетон,­что психическая ценность любовной потребности понижаетсятотчас же, как только удовлетворение становится слишком доступным.Чтобы увеличить возбуждение либидо, необходимо препятствие, а там,где естественные сопро­тивления удовлетворению оказываютсянедостаточными, там лю­ди всех времен создавали условныепрепятствия, чтобы быть в состоянии наслаждаться любовью. Этоотносится как к отдель­ным индивидам, так и к народам»^.

Можно ли согласиться сФрейдом, подтверждают ли его суж­дение культурологическиенаблюдения? Прежде всего заметим, что в так называемых репрессивныхкультурах, где люди живут разобщенно, где супруги в семье находятся внапряженных от­ношениях, где препятствия пронизывают все сферыжизни чело­века, страдает и любовь. Такова культура племени Манус(Но­вая Гвинея)^. Известный американский антрополог Маргарет Мид

^Фрейд З. Цит. соч.­С. 76.

^К архаической культуре относят общества (племена), сложившиеся примерно 10-50 тыс. лет назад, к примитивной культуре — общества, живущие в наше время, но по уровню развития близкие к обществам архаической культуры.

118

по поводу отношений молодыхсупругов этого племени, в част­ности, пишет:

И это убеждение, что муж и женапринадлежат разным группам, длит­ся в течение всего еезамужества… Что же касается мужа, то и для него жена чужая. Не онвыбирал ее; он никогда не думал о ней до брака без чувства стыда…До женитьбы он был свободен, по крайней мере в своей деревне. Он могчасами сидеть в доме для мужчин, играя на музыкальных инструментах ираспевая песни. Теперь же, когда он женился, ему не при­надлежити его собственная душа. Целыми днями он должен работать на тех, ктооплатил его свадьбу… У него есть все основания ненавидеть своюзапуганную, смущенную жену, которая с проклятиями отшатывается от егогрубых, неумелых объятий и никогда не скажет ему ни одного ласковогослова. Они стыдятся есть в присутствии друг друга. Им предписаноспать в разных частях дома^.

Нооказывается, страдает любовь и в культурах, где члены племени(например, племени горных арапешей, тоже Новая Гви­нея)доброжелательно относятся друг к другу, совместно трудят­ся,много общаются, помогают друг другу, любят своих детей. «Жизньу арапешей,­пишет М. Мид,­сорганизована вокруг одногоглавного стержня: мужчины и женщины, несмотря на физиологическоеразличие, объединены в общем деле, материн­ском по своейприроде,­деле воспитания. Их основные ценно­стные ориентациинаправлены не на себя, а на нужды подрас­тающего поколения»^.И отец, и мать, и любой представитель племени позаботится о ребенке,который попал в беду. В племе­ни не знают войн, ссоры редки,большинство работ (возделыва­ние огородов, строительство хижин ит.д.) делаются совместно. Поскольку арапеши думают, что ребенокполучается из мате­ринской крови и отцовского семени, функцияотца в оплодотво­рении не кончается вместе с зачатием, в течениенескольких недель от него требуется напряженная сексуальнаяактивность. Чем больше актов соития совершат родители, думаютарапеши, тем лучше и здоровее будет их ребенок. Но как только «грудиматери обнаруживают характерные для беременности набуха­ние иизменение цвета сосков, считается, что создание ребенка завершено. Сэтого момента все половые сношения запрещены»^. И далее, покаребенок не начнет ходить, накладывается строгое табу на половыесношения. «Мать кормит ребенка грудью до трех, даже четырехлет, если только она вновь не забеременеет в

^Мид М. Культура и мир.­М., 1988.­С. 196-197.

^Там же.­С.241.

^Там же.­С. 253.

119

это время. Табу на половыесношения снимаются после возоб­новления менструаций»^.Воспитывают детей и мать и отец. Признанием «материнских»забот отца, признанием его вклада в само появление ребенка на светзвучит ответ на чье-либо за­мечание, что такой-то мужчина среднихлет хорошо выглядит: «Хорошо выглядит? Да? Но вы бы его виделидо того, как он родил всех этих детей»^. О том, как воспитываютдетей, в какой атмосфере, говорит следующий эпизод:

В ритме, в котором отлучка материна час сменяется часом кормления грудью, интервалы между кормлениямивсе больше увеличиваются до тех пор, пока время отсутствия матери утрехгодовалого ребенка не начинает длиться целый день. В это времяребенка, разумеется, кормят другой пи­щей. За этим днемотсутствия матери непременно следует день кормле­ния. В этот деньмать остается дома, берет ребенка на колени, позволяет ему сосатьгрудь, сколько он захочет, бегать, снова брать грудь, играть с нею,делает все, чтобы вернуть ему чувство уверенности. Все этодостав­ляет такое же наслаждение матери, как и ребенку. Смомента, когда ребе­нок достаточно подрастет, чтобы играть с еегрудями, мать берет на себя активную роль в процессе кормления. Онадержит свою грудь в руке и неж­но проводит ею по губам ребенка.Она дует в ухо ребенку или же щекочет его, игриво хлопает по егогениталиям или же щекочет его пальцы. Ребе­нок, в свою очередь,играет с маленькими татуировками на теле матери и на своемсобственном, с ее грудями, со своими собственными гениталия­ми,смеется и гулькает, делая из кормления долгую и приятную игру… дляматери и для ребенка акт кормления — длительная, эмоциональнонасы­щенная, полная очарования игра, в которой на всю последующуюжизнь складывается добродушная, теплая чувственность^.

Самоепоразительное, как арапеши создают семью. Мальчик­арапеш вбуквальном смысле выращивает свою будущую жену.

Помолвка у арапешей происходитмежду девочкой семи-восьми лет и мальчиком лет на шесть ее старше.После помолвки она переходит жить в дом будущего супруга. Здесьсвекор, будущий супруг и все его братья об­щими силами выращиваютмаленькую невесту… Если мы примем во вни­мание то, что втечение ряда лет муж и жена живут вместе, как брат и сестра, то намстанет ясен один из решающих факторов отношения арапе­шей ксексу. Половые сношения у них не связаны с чувствами, резкоот­личными от тех, которые питают к собственной дочери илисестре. Они оказываются просто более законченным и полным выражениемтого же самого чувства. Они не считаются какой-то спонтанной реакциейчеловека на внутренние половые раздражители^.

^Мид М. Цит. соч.­С. 257.

^Там же.­С. 258.

^Там же. С. 260-261.

^Там же.­С. 274, 280.

120

Поэтому уже не удивляет ифакт своеобразной фригидности у взрослых женщин. Женщины арапешей,отмечает Мид, «не получают в половом общении даже простойрелаксации и опи­сывали свои ощущения после полового акта какнекую неопре­деленную теплоту и чувство облегчения»^.

Культура арапешей относитсяк анимистическим^. Ее анализ позволяет предположить, что и любовь иполовое влечение, как мы их понимаем, в норме не могут возникнуть,если не происхо­дит дистанцирование интимной жизни людей разногопола, ес­ли эта жизнь не отделяется от обычной семейной жизни. Вна­шей культуре жена (муж) — это другая, в принципенезнакомая личность, это существо иного пола, довольно частонепонятное и таинственное. Сама культура создает дистанцию, тайну,инте­рес, которые необходимо и хочется преодолеть, понять. Уарапе­шей и в других примитивных культурах эта дистанция, тайна иинтерес или отсутствуют вовсе, или значительно ослаблены.

Ослаблены или отсутствуют,в частности, потому, что все на виду, никакой, следовательно,интимной, частной жизни нет^, а также потому, что муж — это неличность, а своеобразная культурная роль. О последнем говорит,например, такой факт: если родители арапешей замечают, что невестасозревает слиш­ком быстро и скоро будет уже вполне готовой кполовым отно­шениям, в то время как их сын еще недоразвит, то этудевочку переобручают со старшим братом ее бывшего жениха.

Это решение,­замечаетМаргарет Мид,­весьма удачно. Жена-де­вочка в доме ее супругапривыкла относиться к нему и его братьям одина­ково. Говоря обратьях, она называла их так же, как и мужа; она доверяла им, онитоже кормили ее, подавали ей руку, когда она спотыкалась, мягкоотчитывали ее, когда она делала что-то неправильно. Вот почемупереме­ны такого рода не ведут ни к каким осложнениям. Маленькиедевочки, бе­седующие о жизни, не считают возможный разрывпомолвки и обручение с

^Мид М. Цит. соч.­С. 298.

^Анимизм — представления, характерные для архаической и при­митивной культуры. Вера в души людей, животных, растений, даже предметов.

^На островах Самоа в целом «вся деревня хорошо знает, что делает каждый ее житель. Я никогда не забуду крайнего возмущения на лице моего собеседника, который говорил мне, что никто, только представь­те себе, никто не знает, кто отец ребенка Фаамоаны. Их всех окружает атмосфера маленького городка: через час после самого тайного и ин­тимного дела дети будут рассказывать о нем в танцах и песнях всей деревне» (Мид М. Цит. соч.­С. 144).

121

новым мальчиком чем-то очень серьезным. По сутидела, в эмоциональ­ном плане их выдают замуж за группу людей, ане за одного мужчину. Они становятся составной частью другой семьи —семьи, к которой они теперь принадлежат навсегда, даже после смерти^.

Итак,можно предположить, что предпосылки любовного поведения складывалисьлишь в тех племенах, где всеобщий контроль племени ослабевает, учленов племени формируются элементы частной жизни, мужчины и женщины— будущие супруги — воспитываются по-разному и не в однойсемье, где, наконец, складывается особый ритуал любовного поведения,целью которого является не только образование семьи, дето­рождениеи половые сношения, но и своеобразное сакрализо­ванное «познание»существа противоположного пола, а так­же любовная игра. Судя поархеологическим изысканиям и фольклорным исследованиям, указанныйлюбовный ритуал сложился уже к концу палеолита. Осмысляется он вархаичес­кой культуре в весьма странных для нашего сознанияоппози­циях и отождествлениях: брачные отношения отождествляют­сяс охотой, соответственно жених — с охотником (стрелком излука), невеста — с дичью, фаллос — со стрелой, женскоелоно (вульва) — с раной (и целью). Первая иллюстрация, ко­торуюздесь можно вспомнить и самому читателю,­сказка оцаревне-лягушке.

Специальное исследованиепосвятила этим отношениям современный российский культуролог Н.Ерофеева. (Дальней­шие иллюстрации к тексту мы взяли из еенеопубликованной статьи «Попытка дешифровки некоторыхустойчивых мотивов петроглифов из разных регионов в свете структурнойтиполо­гии».) Она приводит, в частности, такой текст изрусской сва­дебной лирики:

На гори-то соболя убил,
Под горою лисицу убил,
В тихой заводи утицу,
На песочке лебедушку,
В терему-то красну девицу-душу,
Настасью Егоровну.
Сера утица — кушанье мое,
А белая лебедушка — забава моя,
Да Настасья — невеста моя.
^Мид М. Цит. соч.­С. 282-283.

122

«Чрезвычайнотрудно,­пишет Ерофеева,­понять, где кончается «охота»и начинается «свадьба». Так, в колядовом ре­пертуареславян широко распространена сюжетная ситуация, в которой «молодецохотится за ланью (серной, куницей, лиси­цей), котораяоказывается девицей». В восточнороманской эпичес­кой песне«Иоргован и дикая дева из-под камня» герой едетохо­титься непосредственно на дикую деву.

Охотиться едет на легких птиц,
Свататься едет к девушкам милым…».
В петроглифах из Тиу(Африка), датируемых поздним па­леолитом, «охотящийся назверей мужчина соединен особой нитью или даже половым органом сженщиной». В Казахста­не найдены петрографы, на которыхизображен стрелок из лука с подчеркнутым детородным органом, женщина,в кото­рую целится охотник, и группа животных. В Монголии тот жесюжет: охотник, горный козел и женщины в эротической позе. Стрелалука нацелена в женщину. На армянских пет­роглифах в отличие отмонгольских рисунков охотник целит­ся не в женщину, а в животное.Симптоматично, что в двух случаях из трех стрела направлена в областьгениталий самки животного.

Н. Ерофеева приводит илингвистические соображения. Так, в тюркских языках

АТА —самец, отец; AT — стрелять,

АНА — самка, мать; АН— дичь.

Вряд лислучайно и корневое сходство понятий «охота» и «похоть».В самых разных уголках земного шара в петрогли­фах можно выделитьустойчивую композицию — стрела, на­правленная в промежностьженщины, стоящей в эротичес­кой позе. Нередко мужской орган(фаллос) изображен в фор­ме стрелы. В русской свадебной лирикеэта «громовая стре­ла» метит

В серединное окошечко, на тесовую кроватушку,
На перинную периночку…
Да под соболино тепло одеялышко.
После попадания в «цель»такой стрелы невеста сетует о по­тере девичества:

123

Уж прострелила да громова стрела
Уж мою-то грудь белую.
Уж и не наладиться мне, да красной девушке,
Против старого да против прежнего,
Против прежнего да против девьего.
Попробуем теперь понятьсмысл этих отождествлений, а так­же то, почему в архаическойкультуре женщина и сношения с ней в ряде случаев были табу. Не потомули, что архаическое сознание анимистическое. И вот как моглисложиться представ­ления о душе в архаической культуре.

Архаический человекпостоянно сталкивался с явлениями смерти, сновидений, обморока. Чтоони означали для всего кол­лектива, как в этих случаях нужно былодействовать и посту­пать? Вопросы эти для коллектива, несомненно,были жизненно актуальными: нельзя, например, в одних случаях хоронитьпо­терявшего сознание, а в других — лечить, так же как водних случаях будить умершего, в других — стараться еговылечить.

Сон, обморок и смертьвнешне схожи, но действия людей в каждом случае различны. Нельзя,чтобы члены племени дейст­вовали несогласованно: например, однибудили бы умершего, а другие старались похоронить его.Этнографические и культу­рологические исследования показывают,что эта ситуация бы­ла разрешена, когда сформировалосьпредставление о «душе», которая может существовать в телечеловека как в материаль­ной оболочке, выходить из тела и сновавходить в него. В свете этих представлений смерть — этоситуация, когда душа навсе­гда покидает собственное тело, уходитиз него, обморок — вре­менный выход души из тела (затем,когда душа возвращается, человек приходит в себя), сновидения —появление в теле чело­века чужой души.

Важно, что подобныепредставления подсказывают в каждом случае: мертвого будить илилечить бесполезно, зато душу умер­шего можно провожать в другуюжизнь (хоронить), в то же вре­мя спящего или потерявшего сознаниеможно будить, чужую душу можно прогнать, а свою привлечь назад,помогая тем са­мым человеку очнуться после обморока и т.д.Представления о душе как легком, подвижном, неуничтожимом,неумирающем существе, обитающем в материальной оболочке (теле,предмете, рисунке, маске), могущем выходить из нее или входить вновые оболочки, со временем становятся самостоятельными предмета­ми.Так, душу заговаривают, уговаривают, призывают, ей при­носят дарыи еду (жертву), предоставляют убежище (святилище,

124

могилу, рисунок). Можнопредположить, что с определенного момента развития архаическогообщества (племени, рода) пред­ставления о душе становятсяведущими, с их помощью осозна­ются и осмысляются все прочиеявления и переживания, наблю­даемые архаическим человеком.Например, внешнее сходство де­тей и родителей, зависимость однихпоколений от других, на­личие в племени тесных родственныхсвязей, соблюдение всеми членами коллектива одинаковых правил и табуи т.п. осознает­ся как происхождение всех душ племени от однойисходной ду­ши (человека или животного) родоначальника племени,куль­турного героя, тотема. Поскольку души не уничтожаемы,посто­янно поддерживается их родственная связь с исходной душой ивсе души оказываются в тесном родстве друг с другом.

Однако ряд наблюдаемыхявлений было не так-то просто объяснить на основе идеи души. Чтотакое, например, рождение человека, откуда в теле матери появляетсяновая душа — ребен­ка? Или почему тяжелораненое животноеили человек умира­ет, что заставляет их душу покинуть раньшесрока тело? Очевид­но, не сразу архаический человек нашел ответна эти вопросы, но ответ, нужно признать, был оригинальным. Как кберемен­ной женщине, рассуждал архаический человек, приходитновая душа от предка — родоначальника племени? Каким образом онпосылает ее? «Выстреливает» через (посредством) отцаребенка. В этом смысле брачные отношения — не что иное, какохота: отец — это охотник, а невеста (жена) — дичь;именно в резуль­тате брачных отношений (охоты) новая душа из домапредка переходит в тело матери. Сходное убеждение: после смертижи­вотного или человека душа возвращается к роду, предкуплеме­ни. Кто ее туда перегоняет? Охотник. Где она появитсяснова? В теле младенца, детеныша животного^.

Теперь ясно, почему дляархаического человека первое по­ловое общение и женщина в целом —табу. Первое половое общение виделось как охота, заканчивающаясяранением, что понималось как хотя и временное, но все же изгнаниедуши из тела невесты (это было опасно и хотелось этого избежать);охо-

^На барельефе саркофага, найденного в Югославии, изображены: древо жизни, на ветвях которого, очевидно, нарисованы кружочками души, рядом стрелок, прицеливающийся из лука в гениталии женщи­ны с ребенком на руках (судя по нашей интерпретации, это отец ребен­ка). Слева от этой сцены нарисован охотник на лошади, поражающий копьем гениталии оленя.

125

та и война требовали силдля воздействия на души животных и врагов, поэтому нельзя было ихрасходовать на брачные отно­шения и т.д.

Рассмотренный здесьсценарий любовных отношений как охоты очень важен для понимания того,как в архаической куль­туре складывались предпосылки любви. Этотсценарий задавал две важные особенности поведения людей,принадлежащих раз­ным полам. Первая — такое поведениенасыщалось сакраль­ным смыслом (за ухаживанием и брачнымиотношениями ви­делись важные процессы жизни рода: переходы душ оттотема в тела людей и животных и наоборот, магические действия —ухаживание и соитие, способствующие таким метаморфозам). Вторая —любовные отношения по форме превращались в осо­бый вид игры илисостязания. Последнее предполагало, что влюбленный долженпреследовать, побеждать свою суженую, а она должна убегать,скрываться, бороться, чтобы в конце кон­цов отдаться любимому.

Сакрализация и«состязательность» любовного поведения не­редковходили в противоречия. Действительно, удовлетворяя пер­вое изуказанных отношений, архаический человек просто следо­вал тому,что предписано, что не зависело от него (когда наступало время, ондолжен был ухаживать и любить). Он выступал как про­стое орудиепродолжения жизни рода и в этом смысле то, что с ним происходило(появление интереса к женщине или мужчине, рож­дение желания ивсе последующие действия вплоть до соития), воспринималосьархаическим человеком вовсе не как собственные желания и действия, акак то, что приходило и захватывало чело­века помимо его воли.Маргарет Мид отмечает, что в племенах Новой Гвинеи любовь невоспринимается как проявление спонтан­ного желания мужчины илиженщины. В нормальной ситуации «как мужчина, так и женщина несчитаются способными реагиро­вать на ситуацию, которую ихобщество не определило для них как сексуальную». Но случаютсяотклонения, например преднамерен­ное соблазнение. В этом случаепроисходящее больше напоминает внезапную болезнь, наподобие приступамалярии. Родители пре­достерегают своих сыновей даже в большеймере, чем дочерей, от опасности попасть в такие ситуации, в которыхможет наступить половое общение. «В этом случае,­говорятони,­твое тело за­трясется, колени подогнутся и тыподдашься»^.

^Мид М. Цит. соч.­С. 291-292.

126

Удовлетворяя второеотношение, архаический человек дол­жен был любить (охотиться)преследовать (и быть преследуе­мым), наступать (и отступать),побеждать любимую (и сдаваться любимому). Если форма, сценарийлюбовного поведения начинали доминировать, поведение смещалось всторону индивида (а не рода), приобретало самостоятельную ценность,воспринималось просто как индивидуальное действие и поступок, какстрасть. В этом случае любовь могла быть реализована только до и внесемьи^.

ИДЕИ И ПРАКТИКА ЛЮБВИ В АНТИЧНОЙ КУЛЬТУРЕ
Любовь,как мы ее понимаем архетипически, родилась имен­но в ДревнейГреции. Рим здесь лишь продолжает греческую традицию. Несколькоупрощая ситуацию, можно говорить, что в Древней Элладе расцвели дваразных «цветка» — любовь­страсть иплатоническая любовь. Любовь-страсть имеет много общих черт сархаической любовью: она сакрализована, выно­сится из семьи, поформе представляет собой сценарий, но уже не охоты, аборьбы-состязания. Читая греческую любовную ли­рику, а такжемифы, все время наталкиваешься на одну и ту же картину: чтобывозникла любовь, нужно внешнее действие — или богини любвиАфродиты или ее сына, бога любви Эрота. Этот момент подчеркиваетсясамим способом возникновения люб­ви — Эрот должен поразитьчеловека стрелой из своего лука. Если в архаической культуре«выстреливал» отец, то в антич­ной — бог любвии теперь уже равноценно как в женщину, так и в мужчину. Но опятьлюбовь — это не действие и усилие самой личности, а то, что ейпосылается, то, что захватывает человека, как огонь охапку сухихдров. Прежде чем продолжать, послу­шаем греческих поэтов.

^Для сравнения: М. Мид пишет, что на Самоа «кроме официально­го брака существуют еще только два типа половых отношений, поль­зующихся полным одобрением самоанского общества: любовная связь между не состоящими в браке молодыми людьми (включая овдовев­ших) одного возраста, причем на оценку этой связи не влияет, ведет ли она к браку или же является простым развлечением; одобряется и адюль­тер» (Там же.­С. 124).

127

Эрос вновь меня мучит истомчивый —
Горько-сладостный, необоримый змей.
(Сапфо)
ДЕВУШКА

Сами Эроты в тот миг любовались Иренион нежной,
Как из палат золотых Пафии вышла она,
Точно из мрамора вся и с божественным сходным цветом,
Вся от волос до стопы, полная девичьих чар.
И, поглядев на нее, с тетивы своих луков блестящих
Много Эроты тогда бросили в юношей стрел.
(Посидий)
Я ненавижу Эрота.
Людей ненавистник, зачем он,
Зверя не трогая, мне в сердце пускает стрелу?
Дальше-то что? Если бог уничтожит вконец человека,
Разве награда ему будет за это дана?
(Алкей Мессенский)
ДЕВУШКЕ-ПОДРОСТКУ

В почке таится еще твое лето. Еще не темнеет
Девственных чар виноград. Но начинают уже
Быстрые стрелы точить эроты, и тлеться
Стал, Лисидика, в тебе скрытый на время огонь.
Впору бежать нам, несчастным, пока еще лук не натянут!
Верь мне — скоро большой тут запылает пожар.
(Филодем)
Видел я мучимых страстью. Любовным охвачены пылом,
Губы с губами сомкнув в долгом лобзанье, они
Все не могли охладить этот пыл, и, казалось, охотно
Каждый из них, если б мог, в сердце другому проник…
Легче бы было разнять две лозы виноградных стволами
Гибкими с давней поры сросшихся между собой,
Чем эту пару влюбленных и связанных нежно друг с другом
Узами собственных рук в крепком объятье любви.
Милая, трижды блаженны, кто этими узами связан.
Трижды блаженны… А мы разно с тобою горим.
(Павел Силенциарий)
Поразительно, что и самиолимпийские боги были во вла­сти Эрота, да и сам Эрот во властисвоих стрел. Вот два за­мечательных эпизода из Апулея. Когдапрекрасная Психея хотела убить по настоянию своих злых сестерКупидона (рим-

128

ский эквивалент Эрота), онее оставил, говоря: «Ведь я, про­стодушная Психея, вопрекиповелению матери моей Венеры, приказавшей внушить тебе страсть ксамому жалкому, по­следнему из смертных и обречь тебя убогомубраку, сам пред­почел прилетать к тебе в качестве возлюбленного.Я знаю, что поступил легкомысленно, но, знаменитый стрелок, я самсебя ранил своим же оружием и сделал тебя своей супругой для того,значит, чтобы ты сочла меня чудовищем и захотела брит­войотрезать мне голову за то, что в ней находятся эти влюб­ленные втебя глаза»^. Встретив затем Купидона, Венера пе­няет ему:«Очень это прилично и достойно и происхождения нашего ихорошего твоего поведения, что ты, поправши для начала наставленияматери твоей, даже госпожи, вместо того, чтобы в виде наказаниявнушить постыдную страсть моей вра­гине, сам мальчишка такоговозраста, заключаешь ее в свои распутные и преждевременные объятия,думая, что я потерп­лю своей невесткой ту, которую ненавижу…Впрочем, с ран­них лет ты плохо воспитан — на рукупроворен, старших все­гда толкал без всякого почтения, самое матьсвою, меня, гово­рю, ты, убийца, каждый день раздеваешь и ранишьчастень­ко, ни во что не ставя, словно вдову какую-нибудь, небоясь отчима своего, силача знаменитого и великого вояки. Мало того,ему часто в ущерб моей связи с ним, взял ты в обычай то и дело девицпоставлять в наложницы»^.

Впрочем, и средиолимпийских богов, оказывается, есть ис­ключение: любви и стреламЭрота не подвержены три боги­ни — Афина Паллада, Артемида иГестия (богиня очага, т.е. семьи). Афина, вероятно, потому, что онаантипод Афродиты («разум», отрицающий «страсть»);Артемида потому, что это архаическая соперница Афродиты, ведь онабогиня охоты, а охота, как мы помним, в архаике — это брачныеотношения; Гестия потому, что семья и страсть в представлении грековбы­ли мало совместимы.

И все-таки, несмотря наподозрительное сходство античных богов с Людьми, любовная страстьпредставляла собой сакрали­зованный феномен. За ней виделисьдействия божественных же­ланий и сил — Афродиты и Эрота.Влияние богов приводит к тому, что сценарий любви-охоты превращаетсяв античности в

^Апулей. Метаморфозы. — М., 1966.­С. 184.

^Там же.­С. 188.

129

сценарий любви-состязания^.Такая любовь-страсть не уклады­валась в обычную ролевую структуруотношений в семье и бра­ке, она разрушала брак. Поэтому в Грециии Риме процветали адюльтер, институт гетер, проституция. Чужая жена,гетера, про­ститутка или просто свободные от брака и семьи членыобщест­ва (например, юноши, вдовы) смело могли вступать влюбовно­страстные отношения. Но питать любовь-страсть ксобственной жене (мужу) — не приходило в голову. Судя по всему,и в Гре­ции, и в Риме любовь в браке в сексуальном отношениивоспри­нималась как обыденная, любовные отношения — скореекак гигиенические, чем страстные, приносящие наслаждение ичело­веческое удовлетворение. Вспомним фразу императораАндриа­на: «Ясно, что я удовлетворяю свои страсти сдругими: ведь по­нятие «жена» обозначает почет, а неудовольствие». Правда, за удовольствия и наслаждения нужно былоплатить: или жертвой в храме (например, в Риме была богиняНаслаждения и ее храм), или опасностью, постоянно подстерегавшейвозлюбленных. У греческого поэта Руфина мы читаем:

Кто тебя высек нещадно и голою выгнал из дому?
Зрения был он лишен? Сердце из камня имел?
Может, вернувшись не в час, у тебя он любовника встретил?
Случай не новый, дитя,­все поступают, как ты.
Только вперед, если будешь ты с милым в отсутствие мужа,
Дверь запирай на засов, чтоб не попасться опять.
Вероятно, читатель могпочувствовать еще одно отличие ан­тичного понимания любви-страстиот архаических представле­ний. Уже чувствуется индивидуальность,пока еще слабо мер­цающая личность влюбленных. Но это еще не таиндивидуаль-

^В «Метаморфозах» герой, приоткрыв свою одежду и показывая, с каким нетерпением он ждет любви, говорит своей возлюбленной Фоти­де: «Сжалься, скорей приди мне на помощь! Ведь ты видишь, что пыл­ко готовый к близкой уж войне, которую ты объявила мне без законно­го предупреждения, едва получил я удар стрелы в самую грудь от жес­токого Купидона, как тоже сильно натянул свой лук, и теперь страшно боюсь, как бы от чрезмерного напряжения не лопнула тетива» (курсив наш.­В-Р.). В ответ Фотида, сбросив с себя все одежды, распустив волосы, говорит: «На бой, на сильный бой! Я ведь тебе не уступлю и спины не покажу. Если ты — муж, с фронта атакуй и нападай с жаром и, нанося удары, готов будь к смерти. Сегодняшняя битва ведется без пощады» (Апулей. Цит. соч.­С. 125).

130

ность, с которой мывстречаемся у Платона и других великих философов античной культуры.Индивидуальность, ощущаемая в любви-страсти, пришла из греческоймифологии, от греческо­го искусства (скульптуры, лирики,живописи). Вчитаемся в сти­хотворение александрийской эпохиАсклепиада Самосского:

НА СТАТУЮ ВЕНЕРЫ

Изображение Киприды^ здесь видим мы, не Вереники:
Трудно решить, на кого больше походит оно.
А вот другое — ПавлаСиленциария:

НА СТАТУЮ ВАКХАНКИ В ВИЗАНТИИ

Эта вакханка в безумье — отнюдь не созданье природы,
Только искусство могло с камнем безумие слить.
Античный человек смотрел насебя глазами искусства, это человек, в котором проснулось пониманиечувственности, люб­ви, который увидел свое тело и понял, что ономожет быть пре­красным, являться источником наслаждений.Достаточно срав­нить архаические изображения человека сантичными, чтобы понять, что архаический человек не видел своеготела, что толь­ко в античной культуре тело стало телом женщины имужчины, обладающим пропорциями, гармонией, красотой.

Чуть ли не главную роль вэтом открытии, вероятно, сыгра­ла греческая мифология искульптура. Мы знаем, что централь­ный сюжет греческой мифологии— любовь бессмертных богов к прекрасным земным женщинам июношам. Но за что боги их любят, что их привлекает в людях? Не ум, недобродетель, не домовитость, а красота и девственность, возможностьлюбить и получить наслаждение. Однако для самих людей через любовьбессмертных богов на землю и людей сходило благословенье, си­ла,первородство (происхождение прямо от богов)^, ореол небес и божества.Таким образом, связь между богами и человеком мыс­лилась преждевсего через чувственную любовь, через рождение (дети, рождавшиеся отбогов и земных женщин). Именно гречес­кая скульптура,изображавшая прекрасных обнаженных богов,

^Киприда — другое имя Афродиты.

^А.Ф. Лосев, например, перечисляет около четырех десятков пле­мен и городов, которые считали Аполлона своим родоначальником (Лосев А.Ф. Античная мифология.­М., 1957.­С. 272-273).

131

практически ничем внешне неотличимых от людей, схватила,художественно выразилаэту связь. (А как еще иначе, чем не через обнажение, можно былоосмыслить связь богов и людей, что еще указывало на чувственнуюлюбовь и рождение?) Но это и было открытием тела — телачувственной и одновременно бо­жественной любви-страсти.

Однако это только один типиндивидуальности. Параллельно складывается и другой, ведущий кгреческой философии, науке и, в частности, к новому идеалу любви,который гениально опи­сал Платон. Несколько соображений о том,как этот идеал сфор­мировался.

ПОЗНАНИЕ И САМОПОЗНАНИЕ КАК ЗАБОТА О СЕБЕ
Научноемышление, как известно, родилось в Древней Гре­ции на почвеанимистическо-мифологического мышления. Вы­ше мы отмечали, чтоанимистическое сознание обеспечивает согласованное однозначноедействие племени. Научное мышление также решало определенныекультурные задачи. Эти задачи были двоякого рода: усвоение грекамимудрости (прежде всего мифологических представлений) других наро­дов(египтян, вавилонян, персов, финикийцев) и объяснение этой мудростисвоим соплеменникам. Здесь нужно иметь в виду следующее. Во-первых,относительно таких древних культур, как египетская или вавилонская,греческая куль­тура была юной и менее знающей (мудрой). Поэтомупервые греческие мыслители (Фалес, Пифагор, Анаксимандр, Герак­лити др.) охотно заимствовали мудрость на Востоке, но, ес­тественно,так, как они ее понимали, т.е. переосмысливая. Во-вторых, сами греки,народ свободолюбивый, торговый и независимый, не доверяли на словодаже своим уважаемым соплеменникам. Их нужно было еще убедить,склонить к чужой мудрости, привести аргументы в ее подтверждение,доказать, что она правдива, что положение дел именно тако­во, какэта мудрость утверждает. Другими словами, нужно было не простопересказать восточную мудрость, как свое собственное убеждение, но иобосновать эту мудрость, апел­лируя к каким-то известным вещам.В-третьих, в сознании древних греков без особого противоречияуживались такие две установки, как вера в собственных богов и героеви вера в «естественные» отношения, которые во многоммыслились по

132

торговому образцу(эквивалентный обмен, расчет, доказатель­ство перед торговымпартнером или третьим лицом эквивалент­ности обмена и т.п.).

Можно предположить, чтодействие указанных трех момен­тов вместе с какими-то другимиобстоятельствами приводит к созданию в греческой культуре утвержденийо действительности типа: «все есть вода», «все естьогонь», «все состоит из атомов», «человексмертен», «животное дышит» и т.п., которые весьмабыстро получили большое распространение. Эти высказывания строилисьразными мыслителями и, отчасти, с разными целя­ми. Одни (Фалес,Парменид, Гераклит) стремились понять, как устроен мир, что есть(существует), а что только кажется. При этом они считали существующимразные образования — воду, воздух, огонь, землю, движение,покой (бытие), атомы, идеи, единое и т.д. Другие мыслители (первыесофисты, учителя муд­рости и языка) стали использовать такиевысказывания для прак­тических целей (в судебной практике, дляобучения, в народных собраниях для ведения споров). Третьи (поздниесофисты, помо­гавшие «делать человека сильным в речах»)применяли эти вы­сказывания в целях искусства спора ради спора(эристики) и просто в игровых целях. Четвертые (ученые в узком смысле— пифагорейцы, геометры, оптики и т.д.) те же выраженияис­пользовали для эзотерических и практических целей.

Нужно учесть культурнуюситуацию этого периода. Вопро­сы о том, что есть на самом деле, ачто только кажется, кто прав, а кто ошибается, в чем именно ошибаетсянекто, утвер­ждающий нечто, — не были толькоумозрительными, это были вопросы самой жизни, бытия человекагреческого полиса. Воз­никла жесткая конкуренция в области самихпредставлений, они не могли уже мирно сосуществовать, каждыймыслитель и стоящая за ним школа (сторонники) отстаивали свою правоту(истину), утверждая, что именно их представления верны, а все другиеневерны.

Примером подобной жесткойполемики с другими школами является деятельность Парменида, Зенона,Сократа, Платона. Эти мыслители превратили в регулярный сознательныйприем (метод) процесс получения противоречий (антиномий). Стихий­нопротиворечия создавались и раньше, к этому вела сама прак­тикапостроения высказываний. Один член противоречия по­лучался врезультате интерпретации в языке высказываний яв­лений,наблюдаемых реально. Например, реально видно, что те­ла (вещи,животные, планеты, солнце и т.д.) движутся, поэтому

133

может быть получено знание«все движется». Другой член про­тиворечия можно былополучить при осмыслении, например, восточной мудрости или жемифологического перехода между предметами. Так, из представлений «всеесть вода» (Океан) и «Океан неподвижен» можно былополучить знание «все непод­вижно». Сознательноепостроение противоречий позволяло ста­вить под сомнение иотвергать знания, с которыми были не со­гласны мыслители, ведущиеполемику с представителями дру­гих школ.

Однако знание в данныйпериод имеет еще одно понимание — это не только высказывание,оно воспринимается и как муд­рость. Действительно, греки назывализнающих людей мудры­ми, а мудрых — знающими. Мудрый человек— это не просто услышавший нечто или вообразивший то, что емупригрезилось. Мудрый связан с богом, направляем божеством, поэтому онзна­ет, как обстоит дело в действительности, он сообщает не своеиндивидуальное мнение, не простое название, а то, что есть(«…нельзя,­писал Аристотель,­иметь знание о том, чегонет»^). Понимаемое как мудрость знание входит не только вреальность высказываний, но и в другую реальность — реальностьнарож­дающегося мышления. В отличие от мнения, поэтическогоис­ступления, воображения, мышление — это такое созерцаниеи рассуждение, которое соотносится с божественным разумом,ру­ководствуется им, прислушивается к нему (подобно тому, какГераклит прислушивался к божественному Логосу, а Сократ — ксвоему внутреннему божественному голосу).

Требование прислушиваться кразуму, руководствоваться им возникает не случайно. Многочисленныепарадоксы, конкури­рующие между собой школы и учителя, а такжеразные группы полученных об одном и том же знаний заставили грековвспом­нить старую мудрость — «познай самого себя»,которая, воз­можно, первоначально имела религиозный смысл. Вусловиях множественности религиозных культов, характерных дляДрев­ней Греции, эта формула означала требование указать иосоз­нать своего личного бога (свою веру). Если же человекмолился многим богам, необходима была рефлексия, осознание своихсоб­ственных религиозных представлений. Обращение сознания насамого себя сначала в религиозных целях, а затем и в анализи­руемойнами ситуации было исключительно важным моментом,

^Аристотель. Аналитики.­М., 1966.­С. 182.

134

поскольку целью подобногоосознания были не созерцание или досужий интерес, а желание понять,где совершена ошибка, почему получился парадокс, какой мыслительрассуждает пра­вильно, а какой заблуждается.

Античный человек, хотя иверит в богов, часто вынужден действовать сам, приниматьсамостоятельные решения в не­обычных ситуациях, долженсоображать, чтобы не проторго­ваться, чтобы получить больше, аотдать меньше. Успешно де­лать все это, не осознавая вопределенной мере себя, свои дей­ствия, не фиксируя отрицательныйи положительный опыт, про­сто невозможно. Качества расчетливого инедоверчивого (не ве­рящего на слово) человека греческого полисаочень пригоди­лись ему в ситуации жесткой конкуренции школ,учителей и созданных ими знаний. Вспомним, что делали Зенон илиСо­крат: они подвергали сомнению любую мудрость, доказывали еенесостоятельность. Сократ хотел, чтобы человек не делал вид, что ончто-то знает, а признал бы, что он ничего не знает^. Здесь сходилисьтри момента: требование познать себя, требо­вание адекватности(правдивости) представлений о себе, а так­же требование осознатьошибочность своих представлений о се­бе как мудром (знающем)человеке. Отсюда же рождались пред­ставления о мышлении,доказательстве, знании как особой ре­альности, в которойдействует божественный разум (Логос) и царит истина.

Мишель Фуко обращаетвнимание еще на одно обстоятельст­во, уже прямо выводящее нас кновому типу греческой индиви­дуальности. Он показывает, чтоусловием политической деятель­ности, процветавшей в ДревнейГреции, как и отчасти самого познания (философии), было формированиеновой индивидуаль­ности античного человека, что отразилось вконцепции epimeleia / cura sui («заботы о себе»)^.

^Платон. Апология Сократа // Соч.: В 3 т.­М., 1968.­Т. 1.­С. 90-91.

^»Попечение о себе подразумевается и вытекает из стремления осу­ществить политическую власть над другими людьми. Невозможно ру­ководить другими, невозможно превратить свои привилегии в поли­тическое воздействие на других, в рациональное действие, не проявляя заботы о самом себе. Забота о себе занимает промежуточное положение между политической привилегией и политическим действием, именно здесь возникает понятие epimeleia» (Фуко М. Герменевтика субъекта // Социо-Логос.­М., 1991.­С. 288-289).

135

В концепции epimeleia — пишет Фуко,­следуетразличать такие аспекты:

— во-первых, налицо тема некоторого общегоотношения, своеобраз­ной манеры смотреть на мир, действовать,вступать в отношения с други­ми людьми;

— во-вторых — это своего роданаправление внимания, взгляда. Забо­та о себе подразумеваетпереключение взгляда, перенесение его с внеш­него, окружающегомира, с других и т.д. на самого себя. Забота о себе предполагаетсвоего рода наблюдение, что ты думаешь и что происходит внутри твоеймысли;

— в-третьих, epimeleia также всегда означаетопределенный образ дей­ствий, осуществляемый субъектом поотношению к самому себе, а имен­но, действие, которым онпроявляет заботу о самом себе, изменяет, очища­ет, преобразует(transforme) и преображает (transfigure) себя. Для дости­женияэтого результата необходима совокупность практических навыков,приобретаемых путем большого количества упражнений, которые будутиметь в истории западной культуры, философии, морали и духовной жизнидолгосрочную перспективу^.

Забота осебе, по мнению Фуко, включает в себя, в частно­сти, и заботу освоей душе и заботу о теле, причем связь между заботой о себе илюбовными взаимоотношениями Фуко называ­ет эротикой. Наконец,Фуко делает два очень важных для на­шей темы вывода, а именно:платоновская традиция характери­зуется тем, что «забота осебе» в греческой культуре и дальше «обретает свою формуи свое завершение в самопознании» и это самопознание ведет кпризнанию «божественного начала» в чело­веке.«Познать самого себя, познать божественное начало, уз­натьего в себе,­пишет Фуко,­это, я полагаю, являетсяосно­вополагающим в платоновской и неоплатоновской форме «забо­тыо себе» «^.

Взглянем с точки зренияэтих представлений на любовь­страсть и на греческую женщину.Любовь-страсть является внеш­ней, привходящей в том смысле, чтоне человек приходит к люб­ви, а любовь к нему, она егоохватывает, проникает в него, за­жигает. В этом смысле человек несубъект любви-страсти, а ее объект. Идеал же Платона — заботачеловека о себе, сознатель­ная работа, нацеленная на своеизменение, преобразование, пре­ображение. То есть полнаяпротивоположность любви-страсти. Далее, любовь-страсть — этоименно страсть, состояние, проти­воположное разуму, познанию,самопознанию (недаром Афина

^Фуко М. Герменевтика субъекта // Социо-Логос.­М., 1991.­С. 285.

^Там же.­С. 292-293.

136

Паллада вышла прямо изголовы Зевса и неподвластна Афроди­те и Эроту), в этом состояниичеловек все забывает — и себя и богов. Опять же она —полная противоположность идеям Пла­тона о том, что забота о себе,включая, естественно, любовные отношения, обретает свою форму изавершение в самопознании, что самопознание так же, как и любовь,должно привести к от­крытию, обнаружению в человеке божественногоначала. А раз так, любовь-страсть — это не путь к Благу, незабота о себе. Приходится, к сожалению, если следовать концепциизаботы о себе, расстаться и с любовью к женщине. Почему? Да ведьимен­но с этой любовью для античного человека ассоциируетсястрасть (адюльтер, любовь к гетере или проститутке), а такжеобы­денность, деторождение, семейные проблемы и претензии(лю­бовь к супруге).

И вот Платон начинаетудивительное мероприятие — он соз­дает новое понимание,концепцию любви, концепцию, соответ­ствующую идеям «заботыо себе». Для этого, правда, сначала нужно было «подменить»бога любви; столь полюбившийся гре­кам Эрот, за которым стоялаАфродита, явно не годился для целей концепции заботы о себе. Встихотворении «Музы и Ки­прида», а Платон, какизвестно, писал и стихи, мы читаем:

Молвила музам Киприда: «О девушки, вы Афродиту
Чтите, не то напущу мигом Эрота на вас!»
Музы в ответ: «Болтовню эту сбереги для Арея,
Нам же не страшен, поверь, мальчик крылатый ничуть».
В диалоге «Пир»решение этой задачи — смены Эрота — Пла­тон поручаетЭриксимаху, Агафону и Диотиме, которые после­довательнодоказывают, что Эрот пронизывает собой всю приро­ду и людей,внося в них гармонию, порядок, благо, что он добр, рассудителен и,наконец, мудр. Когда Эриксимах указывает, что и в природе, «и вмузыке, и во врачевании, и во всех других делах, и человеческих ибожественных», присутствует Эрот, что проявляется в благомустройстве всех этих явлений и вещей, он, по сути, намекает, чтолюбовь — это не страсть, а познание, занятие наукой,искусством, врачеванием и т.д. Когда Агафон говорит, что «Эротне обижает ни богов, ни людей», что «наси­лие Эротане касается», что «ему в высшей степени свойственнарассудительность», то Платон тем самым переводит «поездлюб­ви» совсем на другой путь — к ясному сознанию,воле и разуму. «Ведь рассудительность,­говорит Агафон,­это,по общему при-

137

знанию, умение обуздыватьсвои вожделения и страсти, а нет страсти, которая была бы сильнееЭрота. Но если страсти сла­бее, чем он,­значит, они должныподчиняться ему, а он — обуздывать их. А если Эрот обуздываетжелания и страсти (курсив наш. — В.Р.; не правда ли, с точкизрения любви-стра­сти Эрот удивительный, прямо-такиЭрот-самоубийца), его нуж­но признать необыкновеннорассудительным»^. Когда Диотима говорит Сократу, что «мудрость— это одно из самых прекрас­ных на свете благ, а Эрот —это любовь к прекрасному, поэтому Эрот не может не быть философом»^,то Платон, с одной сторо­ны, продолжает ту же линию —замены Эрота-страсти на Эрота­epimeleia, с другой — видно,позабывшись, приоткрывает свою личную заинтересованность во всеммероприятии. Ведь получает­ся, что Платон ставит на пьедестал непросто Эрота, а бога люб­ви для философов.

Затем Платон переходит отбога к человеку. Он определяет, что такое любовь для человека. Напервый взгляд это определе­ние вполне годится и длялюбви-страсти. «Любовью,­говорит Платон устамиАристофана,­называется жажда целостности и стремление к ней»^.Однако продолжение речи Аристофана и далее речь Диотимы показывают,что и целостность, и стремле­ние к ней Платон понимает не столькокак физическое соитие, сколько как стремление к благу, бессмертию,прекрасному, со­вершенствованию, творчеству. При этом Платонвводит удиви­тельный образ — людей «беременныхдуховно», разрешающих­ся духовным бременем всовершенствовании себя и творчестве. Не отбрасывает Платон иобыкновенную любовь, которая совер­шается, однако, не радинаслаждения, а ради рождения. И все же духовное зачатие и рождение онставит неизмеримо выше обычного, физического.

Дело в том, Сократ,­говоритДиотима,­что все люди беременны как телесно, так и духовно, и,когда они достигают известного возраста, приро­да наша требуетразрешения от бремени. Разрешиться же она может толь­ко впрекрасном, но не безобразном. Соитие мужчины и женщины есть такоеразрешение. И это дело божественное, ибо зачатие и рождение сутьпроявления бессмертного начала в существе смертном (курсивнаш.­В.Р.)… Те, у кого разрешиться от бремени стремится тело,обраща­ются больше к женщинам и служат Эроту именно так, надеясьдеторожде-

^Платон. Пир // Соч.: В 3 т.­М., 1970.­Т. 2.­С. 124.

^Там же.­С. 134.

^Там же.­С. 120.

138

нием приобрести бессмертие и счастье и оставить осебе память на вечные времена. Беременные же духовно — ведьесть и такие, беременны тем, что как раз душе и подобает вынашивать.А что ей подобает вынашивать? Разум и прочие добродетели… Ктосмолоду вынашивает духовные качест­ва, храня чистоту и снаступлением возмужалости, но испытывает страст­ное желаниеродить, тот, я думаю, тоже ищет везде прекрасное, в котором он мог быразрешиться от бремени… для такого человека^ он сразу нахо­дитслова о добродетели, о том, каким должен быть и чему долженпосвя­тить себя достойный муж, и принимается за его воспитание.Проводя вре­мя с таким человеком, он соприкасается с прекрасным иродит на свет то, чем давно беременен. Всегда помня о своем друге,где бы тот ни был — далеко или близко, он сообща с ним раститсвое детище, благодаря чему они гораздо ближе друг другу, чем мать иотец, и дружба между ними прочнее, потому что связывающие их детипрекраснее и бессмертнее. Да и каждый, пожалуй, предпочтет иметьтаких детей, чем обычных^.

Этотдиалог интересен во многих отношениях. Во-первых, получается, чтоПлатон ограничивает обычную любовь между мужчиной и женщиной оченьнебольшой территорией — деторо­ждением; кстати, этооказалось весьма ценным для христиан­ской церкви в следующейкультуре — средневековой. Далее, он утверждает, что субъектлюбви — не тело, а душа; соответствен­но продукты любви —не страсть и наслаждение, а духовное творчество и забота о себе.В-третьих, естественный объект люб­ви в этом случае — неженщина, а прекрасный юноша. И понят­но почему: юноша легкоподдается воспитанию, склонен к ус­воению прекрасного. Наконец,немаловажное обстоятельство, что, с одной стороны, юноша — неженщина, с которой уже связаны обыденность, физическое деторождение,любовь-страсть, а с дру­гой — он чем-то похож на женщину(красив, пластичен, не за­грубел, как взрослый мужчина, и т.д.).Правда, здесь возникает принципиальный вопрос, на который Платон в«Пире» не от­вечает: а почему бы вообще не оставить встороне телесную лю­бовь? Как говорится, Богу — богово, акесарю — кесарево, ду­ше — духовное творчество исовершенствование, а телу — лас­ка, вожделение, соитие.Очевидно, Платон не мог помыслить себе подобное полное обособлениеэтих двух сфер; возможно, ему казалось, что источник телесной идуховной любви один — «жа­жда целостности истремление к ней». Творчеству Платона, в частности, приписываютследующие стихи:

^Из предыдущего диалога ясно, что речь идет о прекрасных юношах.

^Платон. Цит. соч.­С. 137, 140.

139

АГАТОНУ

Душу свою на губах я почувствовал, друга целуя:Бедная, верно, пришла, чтоб перелиться в него.
Интересен и еще одинмомент: Платон явно эстетизирует, как бы мы сегодня сказали, духовнуюдеятельность и любовь. Более того, объявляет, что «прекрасноесамо по себе» наряду с Благом является конечной целью любви.

Кто,— говорит Диотима, —наставляемый на пути любви, будет в пра­вильном порядке созерцатьпрекрасное, тот, достигнув конца этого пути, вдруг увидит нечтоудивительно прекрасное по природе, то самое, Сократ, ради чего и былипредприняты все предшествующие труды, — нечто, во-первых,вечное, то есть не знающее ни рождения, ни гибели, ни роста, ниоскудения, а во-вторых, не в чем-то прекрасное, а в чем-тобезобразное, не когда-то, где-то, для кого-то и сравнительно с чем-топрекрасное, а в другое время, в другом месте, для другого исравнительно с другим безобразное. Прекрасное это предстанет ему не ввиде какого-то лица, рук или иной части тела, не в виде какой-то речиили знания, не в чем-то дру­гом, будь то животное, Земля, небоили что-нибудь, а само по себе, всегда в самом себе единообразное…И тот кто благодаря правильной любви к юношам поднялся над отдельнымиразновидностями прекрасного, тот, по­жалуй, почти у цели…лишь созерцая прекрасное тем, чем его надлежит созерцать, он сумеетродить не призраки добродетели, а добродетель ис­тинную, потомучто постигает он истину, а не призрак. А кто родил и вскор­милистинную добродетель, тому достается в удел любовь богов, и есликто-либо из людей бывает бессмертен, то именно он^.

Что же этоза странный идеал любви — прекрасноесамо по себе, вечное, не знающее ни того и ни другого?По сути, это идеал философской жизни, как понимает его Платон:обнаруже­ние в себе божественного начала (оно вечно и не можетменять­ся), позволяющего все понять, жить для Блага, предписыватьдругим. Путь к этому и способ идти — сливающиеся воедино любовьи духовная работа. Вот какое интересное, можно ска­зать,эзотерическое представление о любви создал Платон.

Эзотерические представленияПлатона, очевидно, повлияли и на художников античности (их в Грецииназывали техника­ми). Последние прочли Платона по-своему: дляобретения бес­смертия и блаженной жизни необходимо, считали они,созда­вать скульптуры богов, писать фрески и картины, строитьпре­красные храмы и т.д. Одновременно античные художники итех­ники выполняли своеобразную культурную миссию: так сказать,

^Платон. Цит. соч. — С. 142–143.

140

«опускали мир боговна землю», давали возможность античному человеку почувствоватьсебя героем, окруженным богами. Дело в том, что античное искусство нетолько чему-то подражает, но и сохраняет свою архетипическую функцию— сводить человека с духами и богами, предъявляя их глазу ичувству.

Наконец, существенно ещеодно обстоятельство: для эзотери­ка идеалом эзотерическойличности является он сам, поскольку именно он открывает путь, ведущийв подлинную реальность. Поэтому Демиург Платона в «Тимее»похож на самого Платона, а Божество Аристотеля в «Метафизике»— на самого Аристоте­ля. Современные исследованияэзотеризма показывают, что под­линная реальность эзотериков (абог для эзотериков выступает как одно из воплощений или состоянийподлинной реальности) — это не что иное, как проекция вовнеличности самого эзотерика; эту реальность эзотерик и познает,открывает и одновременно порождает, творит. Суммируем этипарадоксальные характе­ристики эзотеризма: эзотерик познаетподлинную эзотерическую реальность, создавая, творя ее; идеаломэзотерической личности (пусть это будет даже бог) является самэзотерик.

Появление в Древней Грециизамечательной скульптуры и картин — следствие эзотерическойориентации античных техни­ков. Ряд особенностей античнойскульптуры и картин, а именно массовая распространенность (богатыеантичные города-государ­ства в период своего расцвета тратили на«искусство» чуть ли не половину своего бюджета),отрешенность выражения лица (на­пример, невозможно поймать взглядперсонажа античной скульп­туры), холодность, неэротичностьобнаженного тела богинь и ге­роев, легкость, полетность частодаже масштабных скульптур, наконец, определенная ирреальность ихобраза — все это можно объяснить только с эзотерическихпозиций. Действительно, спус­кая богов с Олимпа на землю,античные техники должны были, однако, сохранить и передать ихбожественный образ, сакраль­ную суть. И они этого добились,разработав ряд интересных ху­дожественных приемоввыразительности. Боги-небожители на­поминают птиц, этот образполетности и легкости создавался с помощью развевающихся одежд иособых поз персонажей, изо­бражаемых скульптурой или картиной(опора на землю носком ноги, поза человека, как бы коснувшегося землипри прыжке и т.п.). Боги — это существа иного мира, на которыена ранней стадии античной культуры нельзя было даже взглянуть.

Вспомним миф о несчастномАктеоне, которого Артемида пре­вратила в оленя только за то, чтоон на миг увидел ее полуобна-

141

женной. Поздние античныетехники охотно изображали богинь обнаженными, но стремились тем неменее удержать их сакраль­ный образ. Для этого они разработалиособый прием, не позво­ляющий глазу зрителя сосредоточиться,собрать в единое целое отдельные впечатления. Достигалось это за счеттого, что все выразительные средства работали друг против друга:направле­ние взора скульптуры не совпадало с общим движением еетела, одежды развевались не совсем в унисон с движениями рук и ног, акак бы сами по себе, голова была повернута часто против хода тела,выражение лица было холодным и отрешенным, от­дельные положениярук, ног, корпуса тела не складывались в общее целое и несоответствовали сюжету. В результате глаз зри­теля «и видели не видел», создавался эффект ирреальности, по­тусторонности,т.е. глаз видит бога, но не простым взором, а, как писали в средниевека, «мистическим оком», как положено при созерцаниибожественной сущности.

Поскольку образцом дляэзотерика является он сам, античные боги и богини ничем не отличалисьот прекрасных юношей и девушек Греции. Но поскольку боги — этосамо совершенство, идеал красоты, то отбирались и гармонизировались(эстетичес­ки упорядочивались, творились) все самые лучшие чертыэтих молодых людей.

Для нашей темы особо важноотметить неэротичность обна­женного тела, представленного вантичной скульптуре или кар­тине. Объяснение этому двоякое.Во-первых, тело богини или бога не могло трактоваться в эротическомплане (хотя, как из­вестно, олимпийские боги были не без греха),за исключением тех богов (Дионис, Пан), которые, так сказать,специализиру­ются на эросе. Во-вторых, для греков еще не былооппозиции — греховного тела и духовного лица. Женщина еще нерассматри­валась как сосуд зла, погубившего весь род людской.Эротичес­кие переживания связывались не столько с обнажением,сколь­ко с эротической ситуацией и реальностью, возникнувшими втот момент, когда Эрос поражал влюбленных своими золотыми стрелами. Вэтом плане в античности не было никакого секса, хотя встречаетсяпорок.

Читатель мог заметить, чтонамеченный Платоном идеал ин­дивидуальности и любви тесно связанс идеями справедливости, блага, даже бога, понимаемого, конечно,философски. Это не означает, что в античности не было и других типовиндивиду­альности. К закату античной культуры в Риме сложился типиндивидуальности, можно сказать, прямо противоположный пла-

142

тоновскому. Здесь идеязаботы о себе была понята эгоцентричес­ки, как своеволие, какстремление удовлетворить любые свои желания, какими бы странными илидаже чудовищными с точки зрения других людей они ни были.

Читая Гая СветонияТранквилла «Жизнь двенадцати цеза­рей», холодеешь:цезари, которых иногда даже величали «бо­жественными»,предавали, убивали, отравляли не только чужих, но и своих близких,прелюбодействовали, погружались во все­возможные, немыслимыеформы разврата. Низость, жестокость, коварство, сладострастие, порок,извращенность — все эти и много других крайне отрицательныхчерт характера были при­сущи цезарям. Конечно, римскихимператоров развращала не­ограниченная власть, но дело не тольков этом. Забота о себе действительно могла быть понята не только какпуть к спра­ведливости и добру, путь к богу, но и как путь именнок себе, к своим страстям, своим наслаждениям. Если к тому же кто­тоначинал ощущать себя богом^, — а почему бы нет, ведь боги такпохожи на людей,­то не оставалось уже никаких мораль­ныхграниц и запретов^. Например, Гай Калигула сначала сде­лал себяцарем, а затем

… начал притязать уже набожеское величие. Он распорядился при­везти из Греции изображениябогов, прославленные и почитанием и искус­ством, в их числе дажеЗевса Олимпийского,­чтобы снять с них головы и заменить своими…некоторые величали его Юпитером Латинским… в хра­ме он поставилсвое изваяние в полный рост и облачил его в собственные одежды.Должность главного жреца отправляли поочередно самые бога­тыеграждане… По ночам, когда сияла полная луна, он неустанно звал ее ксебе в объятия и на ложе, а днем разговаривал наедине с ЮпитеромКапи­толийским: иногда шепотом, то наклоняясь к его уху, топодставляя ему свое, а иногда громко и даже сердито. Так, однаждыслышали его угро­жающие слова:

— Ты подними меня, или же я тебя…­апотом он рассказывал, что бог, наконец, его умилостивил и даже сампригласил жить вместе с ним»^.

^Другой вариант — терял веру в богов вообще.

^»Когда кто-то сказал в разговоре: «Когда умру, пускай земля ог­нем горит».­«Нет,­прервал его Нерон.­Пока живу». И этого он достиг. Словно ему претили безобразные старые дома и узкие кривые переулки, он поджег Рим настолько открыто, что многие консулы ло­вили у себя во дворах его слуг с факелами и паклей, но не осмеливались их трогать» (Гай Светоний Транквилл. — Жизнь двенадцати цезарей).

^Гай Светоний Транквилл. Жизнь двенадцати цезарей.­М., 1966.­С. 112.

143

В рамках подобнойиндивидуальности любовь-страсть пре­вратилась влюбовь-наслаждение, вырождаясь в пределе (как в случае божественныхцезарей) в любовь-извращение. На дру­гом полюсе развиваласьплатоническая любовь к прекрасным юношам, которая в конце античностибыла, правда, судя по всему только в тонком слое образованных людей,адаптирова­на к семье и браку. Именно этот последний идеалплатоничес­кой любви в отношении к женщине-супруге и обсуждаетПлу­тарх в диалоге «Об Эроте». Утверждая, чтоблагородной жен­щине не чужда добродетель, любовь к ней не знаетосени. Плу­тарх формулирует этот новый идеал платоническойсупруже­ской любви. В некотором роде такой идеал был античнымва­риантом (репетицией) романтической супружеской любви. Ноподчеркнем еще раз — вряд ли этот идеал оказал серьезноевлияние на практику любви. Все же основными в античности были тримодели — любовь-страсть, платоническая любовь илюбовь-наслаждение.

Если обратиться к концепцииФуко, то можно поставить во­прос о структуре античногодиспозитива любви. В этом случае приходиться говорить по меньшей мерео двух диспозитивах. Один задавался религиозно-мифологическимдискурсом (любовь или причастность к божественной любви Афродиты иЭрота) и соответствующей религиозно окрашенной любовной практикой(приношения Эроту и Афродите, любовные обряды и мистерии). Этотдиспозитив можно назвать архаическим, поскольку он от­сылал к«любовному архе», т.е. тому, что было в прошлом, чтозавели боги любви в качестве вечного образца.

Второй диспозитив,намеченный Платоном, условно можно назвать эзотерическим. Онзадавался дискурсами философии и нарождающегося рациональногомышления. Эзотерическому дис­позитиву соответствует практикаиндивидуального строительст­ва самого себя (заботы о себе), врамках которой платонической любви отводилась важная роль. Вопределенном смысле именно идея платонической любви скрепила новыеотношения между людьми, знаменуя становление нового типа социальностии вла­стных отношений, основанных на индивидуальной свободе ира­циональном мышлении.

Интересно, что античноеискусство и институт куртизанства (но не адюльтера) работали на обадиспозитива античной любви. Произведения искусства и архитектуры илилюбовь куртизанок, «поднимающие» античных греков и римляндо богов и героев, укрепляли как власть Эрота и Афродиты, так и образплато-

144

нической любви,предполагающий служение красоте и ощуще­ние себя личностью,соизмеримой с небожителями.

Возможно, во всяком случаедля поздней античности, имеет смысл говорить о самостоятельномтретьем диспозитиве, ориен­тирующем любовь на чистое наслаждение.Именно этот третий диспозитив любви можно рассматривать как первуюрепетицию сексуальности, но только в одном отношении —аксиологичес­ком (наслаждение как безусловная ценность любви).

ХРИСТИАНСКАЯ МОРАЛЬ И КУРТУАЗНАЯ ЛЮБОВЬ
Средниевека — это христианство, а значит, и другой Бог, и другаяиндивидуальность. Боги периода древних государств (Египет, Шумер,Индия), хотя и имели иногда антропоморф­ный облик, большепонимались как космические силы и само мироздание. Античные боги с ихчеловеческими желаниями, страстями и занятиями мало чем отличались отлюдей. Старо­заветный Бог и Христос, особенно последний,становятся в центр мира и обращаются не только к народу, но и прямо котдельному человеку, ставят его перед выбором добра или зла, спасенияили гибели своей бессмертной души. Вот это напря­женно-ценностное,уже почти нравственное отношение между человеком и Христом, человекоми святыми, человеком и Бо­гоматерью — характерная чертахристианства в целом и но­вой индивидуальности. Забота о себе —это теперь любовь к Богу, забота о спасении своей души, это духовнаяработа по переделке ветхого человека в нового, это борьба со старым всебе за новое. Рассказывая о внутренней борьбе, предшеству­ющейпринятию христианства, теолог и епископ Блаженный Августин писал:«Между тем во мне родилась новая воля — служить Тебе скорыстью и наслаждаться Тобою, Боже мой, как единственным источникомистинных наслаждений (кур­сив наш. — В.Р.). Но эта волябыла еще так слаба, что не мог­ла победить той воли, которая ужегосподствовала во мне… Таким образом, две воли боролись во мне,ветхая и новая, плотская и духовная, и в этой борьбе раздиралась душамоя… Но да исчезнут от лица Твоего, Боже, те, которые, видя двеволи в борьбе духа нашего, утверждают, что в нем существу­ют двадуховные начала противоположного естества, одно доб­рое, другоезлое… Не тот человек по справедливости называ-

145

ется добрым, который знает,что такоедобро, атот, кото­рый любит»^.

В этих высказыванияхобращают на себя внимание три мо­мента: противопоставлениеантичному умозрению (главное — не знать, а верить, любитьБога); противопоставление духа телу, которое, по мнению людей раннегосредневековья, уво­дило человека от Бога, было источникомгреховных желаний, и, наконец, выдвижение любви к Богу на первый планв ценно­стном отношении (как единственный источник истинныхна­слаждений). При таком подходе вопрос об отношении к античнойлюбви решался однозначно: любовь-страсть и любовь-наслаж­дениепрямо уводили человека от Бога, поэтому были недопус­тимы;платоническая любовь также отрицалась, поскольку ис­ходила не изхристианского, а античного понимания Блага, справедливости и божества(все это христианство полностью или частично отвергало).

Крайние сторонники всехэтих новых идей отрицали даже брак, как отвлекающий от целей спасениядуши. Но победила все же более умеренная и реалистическая партияАвгустина, ко­торая и сформулировала основные каноныхристианского бра­ка: «цель — предотвращениесоблазнов и разврата^, предна­значение — рождение себеподобных, условия — нерасторжи­мость, моногамия,публичность, церковное благословение, со­гласие обеих брачующихсясторон, исключение родственных сою­зов и т.п. Что касаетсядевственности и безбрачия, то они, хотя и продолжают считатьсявысшими христианскими добродетеля­ми, все чаще рассматриваютсякак идеал, достижимый даже не для всех клириков»^.«Средневековая католическая теория бра­ка,­замечаетР.А. Фридман,­не признавала супружеской люб­ви как результатаиндивидуального полового влечения. В соеди­нении супругов,утверждают средневековые богословы, не должно быть желания, так какгреховным является не самый акт сово­купления, а сопутствующееему желание. Андрей Капеллан, ут­верждавший, что страсть ксобственной жене больший грех, чем страстная любовь ко всякой инойженщине, мог подкрепить свое

^Августин. Исповедь // Творения Блаженного Августина епископа Иппонийского.­Киев, 1880.­С. 209, 210, 220, 223.

^Апостол Павел писал, что «лучше вступить в брак, нежели разжи­гаться».

^Бессмертный Ю.Л. Жизнь и смерть в средние века.­М., 1991.­С. 34.

146

заявление ссылкой на целыйряд совершенно несомненных сред­невековых авторитетов»^.

Итак, в браке, в семьелюбить было нельзя, ведь соитие без желания — это не любовь.Недаром в средние века супружеская любовь часто понималась как«любовь по принуждению» (amour de dette). КристинаПизанская, одна из первых, так сказать, феминисток, писала, что «длямногих женщин из-за грубости мужей безрадостная жизнь в браке намноготяжелее, чем жизнь рабынь у сарацинов»^. Вне брака, в публичныхдомах, которых, кстати, в средние века, особенно в некоторые периоды,было очень много, любить тоже было нельзя.

Владельцами публичных домоввыступали то общины в целом, то от­дельные епископы или аббаты(курсив наш.­В.Р.), то знатные фамилии, то некоторые купцы иликоролевские чиновники. Общее расширение про­ституции и снятиепреград в создании публичных домов относятся к рубе­жу XIII-XIVвв. В некоторых местах (в частности, в Дижоне и Тарасконе) на каждые100-200 жителей приходилось по проститутке… Опираясь насохранившиеся свидетельские показания, Ж. Росио утверждает, что длянеженатых мужчин среднего класса посещение публичных домовпредстав­ляло в середине XV в. обычное (а не постыдное или хотябы требующее сокрытия) дело… С женатых, застигнутых у проституток,полагалось взи­мать штраф, хотя соблюдалось это далеко не всегда,и они также входили в число завсегдатаев публичных домов^.

Любовь заденьги и при отсутствии свободы — это не любовь, а лишьудовлетворение половых влечений, заработок на жизнь или же разврат.Оставалась для любви лишь одна сфера — адюль­тер, т.е.любовь к чужой жене, чужому мужу. Можно было, конечно, теоретическилюбить и девушек, но практически это было сложно: девица должна быласохранить девственность, как правило, за ней строго следили, да и вцелом она была ориенти­рована на предстоящий брак. «Никогдаво время праздников ры­цари не разговаривают и не беседуют сдевицами»,­утвержда­ется в известном средневековомромане «Фламенка». «Дама лучше барышни, будь этапоследняя даже наилучшей из всех… Было бы безумием надеяться налюбовь девушки, из-за которой вы были бы в смятении день и ночь»^.

^Фридман Р.А. «Кодекс» и «законы» куртуазного служения даме в любовной лирике трубадуров // Уч. зап. / Рязанский ГПИ. — М., 1965.­Т. 34­С. 45.

^Бессмертный Ю.Л. Цит. соч.­С. 154.

^Там же. — С. 150-151.

^Фридман Р.А. Цит. соч.­С. 18, 21.

147

И вот в среде рыцарей, атакже людей среднего сословия и достатка со второй половины XI векаформируется новая, спе­цифически средневековая форма любви иповедения, которая получила название куртуазной. Одновременноскладывается и куртуазное искусство — поэзия, музыка, пение.Прежде всего необычен объект куртуазной любви — прекраснаядама. (В античной любви-страсти в центре внимания — самастрасть. В платонической любви — тот, кто любит и совершаетдухов­ную работу.) Впервые женщина ставится в центр любовногоповедения, и это женщина, о которой христианская мораль не говорит ниодного хорошего слова. «Я хорошо знаю,­писал, например,средневековый автор Э. Дешан,­что сердце ни льва, ни леопарда, нииного хищника, ни самого религиозного из людей не так верно себе, какверна себе женщина. (Она из­вечно творит одно и то же.) Женщинойбыли погублены и царь Соломон, и первый человек, и весь род людской.И нет такого в мире, чего не смогла бы погубить женщина… И мно­гихсмелых и достойных людей погубили либо любовь, либо брак»^. Авот что, напротив, о прекрасной даме писали курту­азные поэты^.

Прекрасная дама, когда я смотрюна вас, мне кажется, что я вижу бога.
Если бы я верил в бога так жепреданно, как я люблю вас, я был быбез сомнения живым вознесен в рай.
Всегда пред госпожою преклоняюсь,Которая так нежно, без копья, мне сердце ранила
Одним лишь взглядом нежных глаз ласковых…
Так в сердце мне, мадонна, вы желанье заронили
Улыбкой нежной и взглядом простым незлобливым…
^Бессмертный Ю.Л. Цит. соч.­С. 153.

^Далее в этом разделе мы цитируем стихи и песни по книге Р.А. Фридман «Любовная лирика трубадуров и ее истолкование» (1986) и по уже названной ее статье.

148

Куртуазная любовь —это целый ритуал, довольно сложное поведение; от куртуазныхвозлюбленных требуются: и особая честь, и умение скрывать отпосторонних свои чувства и истинные на­мерения, и куртуазноеотношение к искусству, и умение куртуаз­но держаться с другимилюдьми и многое другое. Но по порядку.

Сценарий куртуазногоповедения можно вычитать в аноним­ном произведении «Донна,я принадлежу вам»:

В любви есть четыре ступени:первая ступень — «таящегося», вторая —«молящего», третья — «поклонника», начетвертой — он зовется «другом».

Тот, кто чувствует склонность к даме и частопосещает ее, не смея, однако, убеждать ее, является робким«таящимся». Но если дама выказала ему уваже­ние инастолько обнадежила его, что он решился высказать ей свою просьбу,он становится «молящим». Если же уговорами он добилсятого, что она дарит его шнуром, поясом или перчаткой, или какимдругим имением, малым или боль­шим, он поднялся на ступень«поклонника». Если же она полюбит своего верно­го«поклонника» и ей угодно будет, целуя, даровать ему своюлюбовь и уложить его с собой под одеяло, он возводится в степень«друга».

Куртуазноеповедение предполагает умение красиво и модно оде­ваться, охотнослушать и запоминать стихи и повести, вести себя адекватно в разныхситуациях, говорить к месту и говорить курту­азно. В «Назиданиидаме» трубадура Гарена ло Брю мы читаем:

Будьте веселы с веселыми
И куртуазны с куртуазными…
Но среди людей серьезных
Вы должны спокойной быть…
Она изящна, весела,
Куртуазна и любезна,
Приятна в обращении со всякими людьми:
Неразумным говорит о суетном,
А невеждам — о невежестве,
Образованным и знающим
Свою высказывает мысль красивыми словами.
Другой поэт пишет так:

Лишь только вспомню прекрасные и ласковые речи,
Слова любезные, что благородно так сказать сумели мне…
Манеры любезные, куртуазные слова,
Нежный взгляд искоса, любезности,
Что в меру и к месту делает и говорит…
149

Куртуазная любовьпредполагает испытания, умение стра­дать и ждать, без всего этогоона неполноценна.

Любовь, коли она чиста и благородна,
Не может с легкостью согласьем одарить…
И через испытания проверить можно,
Кто благороден, кто хитер, а кто корыстен.
Пусть через двадцать или тридцать лет
Ухаживанье будет принято мое,
Я не пожалуюсь на горе и не скажу,
Что медленно мне радость достается.
И от любовного недуга я излечиться не хочу,
Он тем милее мне, чем больше я страдаю.
Пусть любовь меня держит в осаде,
Нападает и ночью и днем —
От ее нападений жестоких
Я покоя нигде не ищу. И хоть нет исполненья желаньям,
Та, что мучит меня, такова,
Что нет в мире подлунном блаженства
Мне милее страданий моих.
Наконец, куртуазноеповедение — это служение своей даме, при этом поэты как всегдаперебарщивают:

Я принадлежу ей вплоть до права дарить и продавать.
Сударыня, вы можете меня подарить, продатьили заложить с большим правом, чем если бы вы купилименя на ярмарке или на рынке.
Поскольку я принадлежу ей, она может меня убить.
Мадонна, за вашу красоту и доблесть я замок мой, и сердце,
И все, что мне принадлежит, вам отдаю;
Если бы я был королем, у вас была б корона золотая.
О дама благородная, где б ни был я, я вам принадлежу,
Куда бы я ни пошел, всегда пред вами я склоняюсь;
И если б я весь мир завоевал,
Я б захотел, чтоб вы им управляли.
Теперь вопрос: а какованаграда, чего собственно добивался рыцарь, поэт или дама? На первыйвзгляд прежде всего чувст­венной любви, чувственных наслаждений,поцелуев, объятий, об­ладания телом любимой дамы.

150

Я так жаден и лаком до нее…
Моя госпожа, к которой я чувствую великий голод…
Именем бога прошу у нее лишь один дар:пусть мои губы, которые постятся, разговеются сладким поцелуем.
Я страстно жажду обладать прекрасной.
Когда гляжу на тело благородное, что так желанно мне.
На прощание вы мне дали нежный поцелуй,
Да нежно так, что душу всю из тела увлекли.
В устах и сейчас я храню поцелуй.
Я нежно целовал
Ее белое стройное тело
При почетном
И сладком прощании
В полной тайне…
…О госпожа прекрасноглазая, позвольте смиреннымипросьба­ми мне добиться свидания в укромном местечке и возлежатьс ва­ми, как это делает друг, лаская свою госпожу.

…Я от рая
Согласен отказаться —
Лишь бы под покровом
С вами наслаждаться.
Теперь, я думаю, конец пришел мне
От вспыхнувших во мне желаний,
Коли красавица в опочивальне
Возле себя не приютит,
Чтоб я ее ласкал, и целовал,
И к себе прижимал
Ее белое, полное, гладкое тело.
Может показаться, чтотолько мужчина домогается чувст­венной любви женщины. Но воточаровательная кансона знаме­нитой провансальской поэтессыграфини де Диа:

Я пребываю в великой грусти из-зарыцаря, который раньше был у меня, и я хочу, чтобы на вечные временабыло известно, как велика была моя любовь к нему. Сейчас я вижу, чтоя обманута за то, что дала ему своей любви. И от этого я пребываю всмятении, когда я в постели и когда я одета.

Я хотела бы как-нибудь ночью обнимать моего рыцарянагим так, что­бы он был счастлив от того, что можетперешептываться со мной… Отдаю ему мое сердце и мою любовь, мойразум, мои глаза и мою жизнь. Пре­красный друг, пригожий идобрый, когда будете вы наконец в моей власти, чтобы я моглавозлежать с вами и одарить вас нежным поцелуем. Знайте, что у менябыло бы великое желание обнимать вас вместо моего мужа, только бы выпообещали мне поступать так, как я захочу.

151

Итак, белое, полное,гладкое тело, нежный поцелуй, наслаж­дение под покровом(одеялом). Это на первый взгляд. Но более внимательное чтениепоказывает, что для куртуазных возлюб­ленных не менее, а дажеболее важно не целовать, обнимать и ласкать, а мечтать о нежныхпоцелуях и любви, страдать, любо­ваться лицом любимой (любимого).

Я лакомлюсь ею в мечтах,
Придется ль мне, о боже, иначе ею насладиться?
Тотчас же, отправляется мой дух
Прямым путем, мадонна, к вам,
Кого он видеть жаждет.
Совсем как я того хочу,
Ночью и днем, лишь только замечтаюсь,
За вами вволю тут ухаживает он,
Целует, обнимает и ласкает.
…Ночью, когда я усну,
Мой дух отправляется к вам;
Мадонна, тут так счастлив я,
Что, когда только кончится сон,
Я выколоть очи готов,
Что вздумали бодрствовать вдруг;
И я ищу вас на постели
И горько плачу, не найдя.
Пусть прямо, как по ниточке, идут
И пусть изящно будут тонки
На лбу красивом ваши бровки;
Красивый круглый подбородок,
А зубки — мелки и малы,
Красивый нос и пурпурные губки,
Что созданы, чтобы целовать
Того, кого господь сей чести удостоит.
И ласковые светлые глаза, прямые без лукавства.
И светлые глаза, исполненные ласки…
Глаза-обманщики,
Что к вам обращены,
Но чаще смотрят в сторону другую.
Что же собой представляеткуртуазная любовь, куртуазное поведение? Как в среде всеобщейненависти к женщине, к люб­ви, дающей чувственное удовлетворениеи наслаждение, вырос этот замечательный цветок? Ведь заметьте,влюбленный рыцарь или поэт называет возлюбленную мадонной,благородной госпо-

152

жой; даже мечтая о самыхприземленных телесных наслажде­ниях, не забывает говорить онежности, страданиях, слезах («И я ищу вас на постели и горькоплачу, не найдя»). Более того, куртуазная нравственностьпредполагает в любви свободу и ра­венство (и это в атмосфереприниженного положения женщины в семье и обществе, а также «любвипо принуждению»).

Двое влюбленных в любви благородной
Должны быть равны; но тот из них, кто доблестью выше,
Иль властью сильней, иль телом красивей,
Пусть больше чуть-чуть повинуется чувству смиренья.
И правы искренне влюбленные,
Которые наперекор злоречью скучнейших богачей
Своей любви во власть гордыне не отдают,
Но сердца одного законами живут вдвоем.
А где свобода и равенство,там любовью правит взаимное желание, связь сердец, совпадение, как бымы сегодня сказали, мироощущений.

Совершенная любовь — это узы, соединяющие
двоих единым желанием, родившимся из познания.
Где двое благородно любящих сопряжены в желаньях,
что любо одному, то примет и другой.
О ничтожное сердце, почто захотело ты,
чтобы померкла столь яркая любовь?…
Ведь не было в мире других двух людей, благородно
влюбленных, что больше бы были согласны во всем.
При таком понимании любвиуже не удивляет, что мужчина озабочен честью женщины и даже частоподнимается в любви до настоящего нравственного поступка (он готовотказаться от сво­их претензий, если почему-либо женщина не хочетили не мо­жет его любить). Мантуанец Сордель, например, говорилтак:

Ни один рыцарь не может искренне
любить свою даму, если ему не дорога
ее честь наравне с нею самой.
Я забочусь о вашей чести столь же преданно,сколь искренне люблю вашудорогую и нежную особу.
Если любовь когда-либо заставитменя желать того, чего вы не должныделать, умоляю вас ни на йоту неснисходить к моим просьбам.
153

Другой поэт, Гранет,современник Сорделя, вторит ему:

Если моя дама захочет сделать меня счастливым,соблюдая свою честь, мои печали будут превращеныв радости. Если же она, чтобы соблюсти свою честь,откажет мне в этом, я приму отказ вместо дара.
А один анонимный поэт идетеще дальше, его не устраивает в любви даже милосердие, или, как мысегодня говорим, лю­бовь-жалость, любовь-долг.

Сеньор Беленжер, пусть никогдаМилосердие не будет мне под­могой у той, которая убивает меняжеланием. Потому что, если она не желает быть со мной любезна излюбви, и я не хочу пользоваться представительством Милосердия. Ведьлюбовь приводит двух лю­бящих к взаимному согласию, Милосердие же— не больше чем си­лой навязанный долг. А между тем в любвисила не имеет никакого применения. Поэтому я не хочу любовныхрадостей, насильно навя­занных Милосердием.

Размышляяо куртуазной любви, поражаешься ее отличием и от любви-страсти и отплатонической любви, многое в курту­азной любви сходно с идеаламиромантической любви. Но как она возникла, из каких идей? Куртуазнаялюбовь, похоже, сло­жилась в лоне христианского мироощущения. Да,именно хри­стианского, хотя христианская мораль убивала всякуюлюбовь, кроме любви к Богу.

Чтобы понять нашезаявление, присмотримся внимательнее к куртуазному мироощущению. Вцентре куртуазной любви, как мы уже отмечали, стоит образ прекраснойдамы, благородной госпожи, мадонны. Конечно, куртуазный поэт не виделв лице своей дамы буквально Мадонну, но культ Мадонны, расцветко­торого приходится как раз на XII-XIII века, во-первых,подго­товил мужчину к восприятию и воспеванию женщины,во-вто­рых, одухотворил ее (обозначив тем самым дистанцию, тайну,напряженное отношение), в-третьих, через многочисленные ико­нывоспитал глаз и вкус, способствуя новому визуальному вос­приятиюженского лица (а затем по закону смежности и тела). Особенность этогонового восприятия — духовное видение жен­щины, каксотворенной «по образу и подобию», сияющей боже­ственнойкрасоты. В старопровансальских текстах говорится:

Дорогая и прекрасная дама,
Где мог господь найти
154

Такую массу светлой красоты,
Когда он создавал вас несравненной?
Сам господь бог, без всякого сомнения,
Создал ее из собственной своей красы.
…Следовало бы думать, что ее красота
снизошла к нам с небес;
она так похожа на творение рая,
что в ее изяществе нет почти ничего земного.
А идеи равенства и свободыв любви? Разве здесь не чувству­ется проповедей Христа и святыхапостолов?

Дух дышит, где хочет…
Истинно, истинно говорю вам:
раб не больше пославшего его.
(Евангелие от Иоанна)
И явилось на небе великое знамение —
жена, облаченная в солнце,
под ногами ея луна,
и на главе ея венец из двенадцати звезд.
(Откровения святого Иоанна)
Однако, а как же идеипервородного греха, как же куртуаз­ное стремление к чувственнымнаслаждениям в любви? Но ведь говорил же евангелист Иоанн, что «Богесть любовь»^. И все же, вряд ли куртуазные трактовки апостолови евангелистов могли полностью оправдать грех, а именно такприходилось понимать обман мужа, кокетство, чувственную любовь. Ночто делать, ес­ли образы любимой (любимого) буквально вытеснялидаже во время богослужения образы Бога и святых, если дева Марияневольно становилась похожа на Лауру, Маргариту или Матиль­ду.Вспомним чувства и переживания Элоизы, очевидно неред­кие в тевремена.

^Один марсельский трубадур пытался обойти запрет чувственных наслаждений в любви так:

Господь бог повелел, чтобы Адам и Ева без всякого греха плотски совокуплялись друг с другом. И захотел господь, чтобы все те, кого он от них произвел, знали плотское совокупление. Поскольку Адам является нашим всеобщим корнем — ведь без кор­ня не цветет ни одно дерево, изысканный возлюбленный и совер­шенная возлюбленная, совокупляясь, не совершают, как я утвер­ждаю, никакой провинности.

155

Куда бы ни обратилась я, они повсюду являются моимочам и возбуж­дают во мне желания. Даже во сне не щадят меня этимечтания. Даже во время торжественного богослужения, когда молитвадолжна быть особен­но чистою, грешные видения этих наслаждений дотакой степени овладе­вают моей несчастной душой, что я болеепредаюсь этим гнусностям, чем молитве^.

А вот идругое свидетельство.

Я расскажу вам, что происходит сомной из-за вас, которую я люблю больше всего на свете: когда янахожусь в церкви, где все другие грешники просят о прощении своихгрехов, я молюсь вам, закрыв лицо руками, ибо я не могу молитьсяиначе, и мой ум так занят вами, что, когда я хочу сказать «Отченаш», я говорю: «Дама, я ваш»; вы меня лишилиразума до такой степени, что я забываю о боге и о самом себе.

Выход извсего этого находился, с одной стороны, в самой куртуазии, впровозглашении куртуазной любви и поведения как естественных и высшихформ жизни, с другой — в особом понимании греха.

В этом понимании выражаетсясвойственное тому времени убежде­ние в неизбывном несовершенствечеловеческой натуры. Будучи из­начально грешен, человек можетдуховно усовершенствоваться лишь ценой напряженнейшихинтеллектуальных и физических усилий. Мир на­полнен соблазнами,частью дьявольскими, частью ниспосланными бо­гом во испытаниячистоты праведников, над которыми ведь тоже висит угроза греха.Сложна иерархия этих соблазнов: перед одними способны устоять лишьсамые совершенные, преодолеть другие по силам и про­стецам…Высшие из христианских идеалов предполагали недостижи­мое длярядового мученика (или даже клирика) исполнение всех горних заветов,другие — менее возвышенные — допускали (или дажеизвиня­ли) следование соблазнам грешной плоти… В зависимости«от точки отсчета» в них можно было видеть не толькопрегрешения, но и, наобо­рот, свидетельство преодоления худшихсоблазнов и, следовательно, моральное достижение^.

Какговорится: не согрешишь — не покаешься, не покаешь­ся —не спасешься. Часто куртуазный возлюбленный (возлюб­ленная)вообще отказывался видеть в куртуазной любви грех, напротив, считал,что любовь — благо и дело богоугодное.

Любовь заставила бога спуститься на землю.
Любовь облагораживает сердца.
Любовь приводит в рай.
^Из второго письма к Абеляру (Абеляр П. История моих бедствий.­М., 1959).

^Бессмертный Ю.Л. Цит. соч.­С. 152.

156

Имеет смысл отметить ещеодин момент — роль средневеко­вой культуры и искусства впредельной артикуляции и разра­ботке образа лица (и мужского, иженского). Если тело в сред­ние века всячески третировалось кактленная плоть, как сосуд греха и нечистот, то лицо и все его атрибутывсячески изучались и художественно воплощались (в иконе, скульптуре,фреске, сло­ве). Именно лицо (а не тело, как в античности)выступало теперь в качестве наглядного образца социальнойкоммуникации. В ан­тичности обнаженное тело бога и человекасвидетельствовало о божественном происхождении последнего. В средниевека толь­ко лицо (Бога, обращенного к человеку, человека —к Богу) удо­стоверяло факт связи человека с Богом и то, что Богсоздал чело­века по своему образу и подобию. Человеческое тело(особенно женское) было полностью выключено из социальнойкоммуни­кации, убрано из поля зрения (заметим, что даже вкуртуазной любви последняя ступень — это ласки, но «пододеялом»). На­против, лицо всячески претворялось иартикулировалось, в нем выявлялись самые разные планы и выражения —любви, скор­би, сомнения, гнева и т.д. В духовно-визуальномотношении чело­век был парадоксально редуцирован до своего лица,но зато оно получило максимальную разработку.

Что собой представлялдиспозитив куртуазной любви? Зада­вался он дискурсами куртуазногоискусства и нормами куртуаз­ного поведения, например описаниемчетырех ступеней прибли­жения к прекрасной даме. Безусловно, неменьше, чем плато­ническая любовь, любовь куртуазная — этонастоящая искусст­венная конструкция (абстракт), но неинтеллектуальная, а ско­рее символически-художественная.Например, прообраз прекрас­ной дамы средневековый рыцарь илитрубадур сначала «откры­вал» в иконах богоматери илишь затем начинал видеть в лице своей сеньоры. Вся логика куртуазнойлюбви строилась по ана­логии с идеями служения Богу и путем кнему, только в конце стоял не Христос (дева Мария), а Элоиза илиЛаура, или Абе­ляр. Диспозитив куртуазной любви именно в силусвоей искус­ственности, даже театральности позволял в атмосфересредневе­кового принижения женщины и неестественных форм любвимужчины к женщине воссоздавать и поддерживать любовное же­лание иповедение, удовлетворяя при этом, с одной стороны, средневековомухристианскому мироощущению, с другой — личности рыцаря илиобразованного человека. Своеобразный кур­туазный театр и карнавал(поведения и чувств) как нельзя лучше ограждал сознаниесредневекового человека от мрачной прозы и

157

будней, создавая внутреннююлогику и энергию, поддерживаю­щие как духовные, так и телесныеаспекты любви.

Хотя куртуазная любовь ужев XIV — XV веках теряет свое значение и сходит на нет, ее идеине только не забылись, но оказали большое влияние на теорию ипрактику любви в эпоху Возрожде­ния. В куртуазной модели любвивпервые в истории европейской цивилизации складываются такиеценности, как культ любимой жен­щины, любовное страдание ипереживание, возвышенное любовное отношение, почти нравственныйлюбовный поступок, естественный синтез возвышенных любовных отношениймужчины и женщины с телесными, включая соитие. Правда, пока все этиотношения и лю­бовь происходили вне брака и предполагали двойнуюмораль.

ОСОБЕННОСТИ ОСМЫСЛЕНИЯ ЛЮБВИ В ЭПОХУ ВОЗРОЖДЕНИЯ
Возникновениев культуре Ренессанса интереса к земной жиз­ни и человеку отнюдьне означало отказа от религии, сохраняет­ся и всеобщая вера вБога, и многие суеверия (например, именно в эпоху Возрождения охотаза ведьмами и деятельность инкви­зиции достигают особенноширокого размаха)^. Но происходит своеобразная передача эстафетнойпалочки; божественные функ­ции передаются человеку и природе,поэтому Бог как бы отодви­гается на второй план, становитсясвоеобразным фоном. Все, чем раньше обладал Бог, теперь считаетсяпринадлежащим чело­веку: центральное положение в мире, власть надживотными и природой, разум и замышление, личность и свобода^. Дажебо-

^«Повальная охота на ведьм, которая охватила Европу с конца XV века, свирепствовала на протяжении XVI и XVII веков и кое-где возоб­новлялась даже в XVIII и XIX столетиях» (Гуревич А. Проблемы сред­невековой народной культуры.­М., 1981.­С. 145).

^«Тогда,­пишет итальянский философ эпохи Возрождения Пико делла Мирандола,­принял бог человека как творение неопределенно­го образа и, поставив его в центре мира, сказал: “…Я ставлю тебя в центре мира, чтобы оттуда тебе было удобнее обозревать все, что есть в мире. Я не сделал тебя ни небесным, ни земным, ни смертным, ни бес­смертным, чтобы ты сам, свободный и славный мастер, сформировал себя в образе, который ты предпочтешь.”» (Пико делла Мирандола Дж. Речь о достоинстве человека // История эстетики. — М., 1962.­Т. 1.­С. 507-508).

158

жественные функции творения— достояние ренессансного чело­века. Как говорититальянский гуманист неоплатоник Марси­лио Фичино, человекспособен создать сами светила, если бы имел орудия и небесныйматериал^.

Возрождение выдвигаетлозунги — «Подражание природе» и «Развитиеестественных наук». На первый взгляд — это античнаякультурная традиция, однако что ренессансный человек пони­маетпод природой, подражанием и наукой? Не совсем то, что античныйфилософ, точнее, совсем не то. По сути, происходит синтез, компромиссдвух культурных традиций — античной и средневековой — илиже создание принципиально новой куль­турной точки зрения.

С одной стороны, природа —это замышление и творение Бо­га (средневековая традиция), сдругой — бытие, которое можно изучать в науке (античная).Поскольку божественные функции переданы человеку, ренессансныйчеловек считает, что он мо­жет творить природу и использовать еев своих целях; необходи­мое условие этого — познание внауке божественных законов существования природы (закон природы какскрытый процесс, форма и причина). Отсюда ренессансное подражаниеприроде — это не просто познание (т.е. выделение родов бытия,начал и систематизация научных знаний), а одновременно творение«но­вой природы». Одну сотворил Бог, а другую —человек (инже­нер, художник), познавший в науке законы природы.Мы не оговорились, ренессансный художник мыслит свое творчество кактворение (хотя говорит о подражании) природы на основе научныхзакономерностей ее изучения.

Инженер и художник теперь —это не просто теchт[греч.]^, каким он был в древности и в средниевека, это — Творец. В своей деятельности он не просто создаетжизненные удобства, он, подобно божественному творцу, творит самобытие: красоту и уродство, смешное и жалкое, и по существу он мог бысотворить даже и светила… Художник подражает теперь не столь­косозданиям бога, что, конечно, тоже имеет место, — он подражаетсамо­му творчеству бога: в созданиях бога, т.е. природных вещах,он стремится теперь увидеть закон их построения^.

ЭпохаВозрождения интересна, однако, еще и тем, что имен­но в этотпериод начинается обособление отдельных форм жизни человека: единое,регламентированное церковью бытие средне-

^История эстетики­М., 1962.­Т. 1.­С. 468.

^По-гречески дословно «техник», «специалист».

^Гайденко П. Эволюция понятия науки.­М., 1980.­С. 516.

159

векового человекапостепенно разделяется на жизнь трудовую, общественную, личную, вбыту, в искусстве, в общении. Посте­пенно складывается практикаиндивидуального воспитания, ин­дивидуального выбора профессии,возможность самостоятельно глядеть на мир, строить свою жизнь,думать, чувствовать, же­лать. Удовлетворяя общим социальнымусловиям, участвуя в разделении труда и общественных ритуалах,отдельный человек одновременно получает возможность, пока ещенезначительную, личного бытия. Начиная с Возрождения и особенно далеев XVII­XVIII веках формируется социальный институт личности исама личность человека в современном понимании^. Институт личнос­ти— это система культурных и правовых норм, правил и обычаев,закрепляющая самостоятельное поведение человека в обществе, его ролии функции, преимущественную ориентацию на других людей (и лишь вовторую очередь на Бога и церковь). В психоло­гическом плане всеэти моменты обеспечиваются особой органи­зацией поведения исознания человека, т.е. собственно лично­стью. Человек теперьидентифицируется не столько с различны­ми религиознымиперсонажами (Богом, святыми, священника­ми), сколько, во-первых,с самим собой (центрирует жизнь на своем Я), во-вторых, с себеподобными.

Итак, что же стремилсяреализовать, выразить ренессанс­ный человек в своейжизнедеятельности? Во-первых, значимость самого Я (как центра мира ижизни), во-вторых, интерес к дру­гим и внешнему миру, в-третьих,убежденность, что видимый мир подчиняется природным закономерностям(выражаемым в знании и познании), в-четвертых, что в человеке иприроде про­сматриваются (проступают) божественная печать,гармония и тайна.

Каждое из этих устремленийбыло в той или иной степени осуществлено в новом понимании любви.Вот, например, извест­ные «Комментарии на «Пир»Платона» Марсилио Фичино. При первом чтении рассуждениявеликого гуманиста о любви отдают средневековой схоластикой.

И справедливо, кто любит —умирает… Умирает же всякий, кто любит, ибо его сознание, забыв всебе самом, всегда обращается к любовнику. Если он не размышляет осебе, то, конечно, не мыслит о себе самом. Поэтому охваченный любовьюдух не действует в себе самом. А кто не действует в себе самом, тот ине пребывает в себе… Если он не находится

^Речь идет не об уникальных, своеобразных чертах субъекта, а о типе человека, отвечающего типу культуры Нового времени.

160

в себе, то также и не живет в самом себе. А кто неживет — тот мертв. А потому всякий, кто любит, умирает для себяв себе. Живет ли он по край­ней мере в другом? Разумеется…Когда же любимый отвечает на любовь, то любящий по крайней мере живетв нем… душа любящего становится зеркалом, в котором отражаетсяоблик любимого^.

Не правдали, странные рассуждения. Однако они стано­вятся понятными, есливспомнить, что ренессансный человек все центрирует на себе, на своейперсоне; тогда любовь для него действительно выглядит, с однойстороны, как уход от себя, как потеря себя, как смерть своего Я, а сдругой — как жизнь в другом, как отражение своей души в«зеркале» друго­го. Понятно также, почемудействовать, быть и жить для Фичино — это значит мыслить,сознавать. Здесь проявляется другая установка ренессансной культуры —на познание, зна­ние, науку^. Третья установка — видеть вовсем второй божест­венный план — просматривается вследующей трактовке люб­ви. «Что, однако, же,­спрашиваетФичино,­ищут люди, ко­гда взаимно любят друг друга? Они ищуткрасоту. Красота же есть некое сияние, влекущее человеческую душу…красота есть некая прелесть (gratia), живая и духовная, влитаясияющим лучом бога сначала в Ангела, затем в души людей, в формы тели звуки, которая посредством разума, зрения и слуха движет иуслаждает наши души, услаждая, влечет и, увлекая, воспламе­няетгорящей любовью»^.

Известно, что в эпохуВозрождения человек стремится на­верстать упущенное, в том числеи в любви. В этом смысле ан­тичность давала богатые образцы.Культивируется и платоничес­кая любовь, к которой были склонныособенно философы и пред­ставители нового искусства, илюбовь-наслаждение. Заново от­крывается человеческое тело (какписал в трактате «О наслаж­дении» итальянскийгуманист Лоренцо Балла, нужно изображать не только лицо, но и другиечасти грешного тела, «чтобы насла­ждаться, взирая друг надруга»), причем не только открывается, а остро переживается инасыщается сакральными смыслами. Большую роль в этом сыгралихудожники, искавшие прототипы для изображения Христа и святых.

^Фичино М. Комментарий на «Пир» Платона // Мир и Эрос.­М., 1991.­С. 66-67.

^То есть закладывается понимание заботы о себе как мышления, что вылилось в Новое время в принцип «мыслю, значит, существую».

^Фичино М. Цит. соч.­С. 68.

161

С одной стороны, теоретикиискусства той эпохи трактуют красоту и прекрасное как нечтобестелесное и в этом смысле невидимое глазом, постигаемое скореемистически. Эту точку зрения, например, отчетливо выражает МарсилиоФичино и Ань­оло Фиренцуола.

Как я часто повторял,­пишетМарсилио Фичино,­блеск и красота лица божия в ангеле, душе илиматериальном мире должны быть названы всеобщей красотой, а всеобщееустремление к этой красоте должно быть названо любовью. Мы несомневаемся, что эта красота повсюду бестелес­на, ибо ни для когонет сомнения, что в ангеле и душе нет ничего телесно­го, и втелах она также нетелесна… Что же такое, Наконец, красота тела?Деятельность (actus), жизненность (vivacitas) и некая прелесть(gratia), бли­стающие в нем от вливающейся в него идеи^.

В трактатеитальянского писателя Аньоло Фиренцуолы «О красотах женщин»одна из участниц диалога называет вообра­жаемую красавицу,которую ведущий дискуссию по античному образцу предлагает принаписании картины составлять из изо­бражений прекрасных частейтела других женщин, попросту «хи­мерой». В ответведущий восклицает: «Вы не могли сказать лучше, чем сказав:химера, ибо подобно тому, как химера вооб­ражается, но невстречается, так и та красавица, которую мы собираемся создать, будетвоображаться, но не будет встречать­ся, мы увидим скорее то, чтотребуется иметь, чтобы быть кра­сивой, чем то, что имеется»^.Итак, красота бестелесна и химе­рична, это отблеск идеи,божественного сияния, идеал красоты. Подобную сущность можносхватить, вероятно, не глазом, а ду­ховным органом, наблюдая неза природой, а постигая замыслы Бога. Однако великий Леонардо пишет:«Разве не видишь ты, что глаз обнимает красоту всего мира?»И рекомендации Леона Баттиста Альберти предполагают изучение именноприроды.

Как же совместить эти двапротивоположных понимания кра­соты? Может быть, исходя израспространенной в период Возро­ждения идеи, что «Богпроявляется в вещах»? Как писал Джор­дано Бруно,«…мудрецы знали, что Бог находится в вещах и чтобожественность, скрытая в природе,… приобщает ее предметы к своемубытию, разуму, жизни»^.

^Фичино М. Комментарий на «Пир» Платона // История эстетики.­М., 1962.­Т. 1.­С. 502, 505.

^Фиренцуола А. О красотах женщин // История эстетики.­М., 1962.­Т. 1.­С. 565.

^Бруно Дж. Изгнание торжествующего зверя.­СПб., 1914.­С. 164.

162

Но есть еще одна странностьв эстетических воззрениях той эпохи. Хотя художники Возрождения чащевсего писали о под­ражании и изображении, но понимали они своетворчество пре­жде всего как творение. «Еслиживописец,­писал Леонардо,­пожелает увидеть прекрасные вещи,внушающие ему любовь, то в его власти породить их, а если он пожелаетвидеть уродливые вещи, которые устрашают, или шутовские или смешные,то и над ними он властелин и бог» (курсив наш.­В.Р.)^.Иначе говоря, художник эпохи Возрождения ощущает себя Творцом. Впредыдущих культурах (античной и средневековой) Творец — толькоБог, все, о чем можно помыслить, уже создано Богом; художник,выделывая свои произведения, только подражает Твор­цу, он всеголишь выявляет в материале творения Бога.

По-другому мыслит художникВозрождения. Он не просто подражает и изображает, но и создает,воплощает, творит! Не слишком ли много для простого человека? Но втом-то и дело, что художник Возрождения не ощущал себя обычнымчелове­ком и в культурном отношении не был простым человеком. Онбыл тем, кого мы сегодня называем эзотериком. Эзотерическоемироощущение эпохи Возрождения наиболее отчетливо сформу­лировалПико делла Мирандола в «Речи о достоинстве челове­ка».Однако эта речь не только манифест итальянского гуманиз­ма, но иманифест эстетический и эзотерический. Ведь в нем Пико деллаМирандола утверждает не больше не меньше чем следующее: человек стоитв центре мира, где в средние века сто­ял Бог, и он долженуподобиться если и не самому Творцу, то уж во всяком случае херувимам(ангелам), чтобы стать столь же прекрасным и совершенным, как они.

Но ведь, если необходимо,­пишетМирандола,-строить нашу жизнь по образцу херувимов, то нужно видеть,как они живут и что делают. Но так как нам, плотским и имеющим вкус смирскими вещами, невозможно это достичь, то обратимся к древнимотцам, которые могут дать нам многочис­ленные верныесвидетельства о подобных делах, так как они им близки и родственны.Посоветуемся с апостолом Павлом, ибо когда он был возне­сен натретье небо, то увидел, что делало войско херувимов. Он ответит нам,что они очищаются, затем наполняются светом и, наконец, достигаютсовершенства, как передает Дионисий. Так и мы, подражая на землежиз­ни херувимов, подавляя наукой о морали порыв страстей ирассеивая спо­рами тьму разума, очищаем душу, смывая грязьневежества и пороков, чтобы страсти не бушевали необдуманно и небезумствовал иногда бес-

^Леонардо да Винчи. Книга о живописи // История эстетики.­М., 1962.­Т. 1.-С. 543.

163

стыдный разум. Тогда мы наполним очищенную ихорошо приведенную в порядок душу светом естественной философии,чтобы затем совершенст­вовать ее познанием божественных вещей^.

Мыподчеркивали, что эзотерическая личность не просто открывает,описывает подлинную реальность, но и творит ее вполне в соответствиис божественными прерогативами. При этом она опирается на знаниезаконов, знание устройства под­линной реальности. Отсюдаренессансная идея «естественного мага», который, с однойстороны, творит, создает чудеса, с дру­гой — изучаетприроду и ее законы, используя эти знания в процессе творения.

Посмотрим теперь, какхудожники Возрождения творили и изображали божественный мир, сводячеловека с событиями, отраженными в Старом и Новом заветах. Они брализа образец природу и человека, но не обычных, а, так сказать,эзотеричес­ки и научно претворенных. Образцом человека (какпрообраза Бога и святых) выступает сам художник-эзотерик, поэтому,на­пример, не случайно, что мадонны и святые у Леонардо похо­жина него.

Кроме того, художникисоздавали настоящую иллюзию ви­дения иного мира —божественного, мистического. Какими свой­ствами в представлениихудожника того времени должен был обладать этот горний мир?Населяющие его «небожители» (Бог и святые) должны бытьсовершенными, излучать Свет, не иметь веса или просто летать, невосприниматься обычными глазами (в то же время их как-то нужно быловидеть) и, наоборот, вос­приниматься мистически и космически.Например, эффект ино­го, мистического мира создается за счетхудожественных прие­мов, не позволяющих осуществить то, что можноназвать «визу­альной сборкой». Если вы захотитепоймать взгляд лица, пред­ставленного на картине или в скульптуретого времени, в подав­ляющем большинстве случаев это сделать неудастся. Не собира­ются в целостную систему и отдельныевизуальные образы, они все друг другу противоречат: мизансцены,группы лиц, направ­ление взгляда персонажа, выражение его лица,его мимика, жес­тикуляция рук, позы и движения тела, фоновые«виды» — все это не связано друг с другом,существует (и тематически и визу­ально) само по себе. За счетэтого создается странный эффект. Мы видим происходящее на картине и вто же время не видим,

^Пико делла Мирандола Дж. Речь о достоинстве человека // История эстетики.­М., 1982.­Т. 1.­С. 509.

164

наш глаз не может собратьразные образы, он как бы наталкива­ется на невидимую преграду. Нов результате и создается эф­фект иного, мистического мира,отчасти усиленный условностью поз и движений, а также отсутствиеминдивидуальности в изо­бражении лиц (вспомним идею химеры).

Важно отметить, чтосистемность человеческого сознания при­водит к тому, что эти жеживописные приемы используются ху­дожниками и скульпторамиВозрождения при создании вполне обыденных нерелигиозных сюжетов. Вчастности, и при изображении женского тела, а также любовных сцен.Теперь не только лицо, но и обнаженное тело сияет красотой игармонией, излучает божественный свет.

Перенос образцов тела илица происходит не только в одну сторону — от обычных людей кнебожителям (Христу, Мадонне и святым), но и в противоположномнаправлении. Воспитанный в искусстве глаз и в обычном теле начинаетвидеть божествен­ную прелесть и красоту. Однако возрождение иреабилитация человеческого обнаженного тела не шла безболезненно.Скрытое много веков от глаз и понимаемое как греховное и грязное(тлен­ное) обнаженное тело вызывало у человека ренессанснойкуль­туры острое, противоречивое переживание. С одной стороны,оно влекло, притягивало своей красотой и божественной гармонией, сдругой — отталкивало греховностью, от которой сознание не могловраз отделаться.

Долгое время ренессансныйчеловек не мог также совместить видение тела и лица. Первое было ещене познано, не освоено, второе, напротив, предельно проработано идетализировано. И вот прежде всего в искусстве (живописи, скульптуреи литерату­ре) начинает происходить освоение тела… с помощью«модели лица». Обнаженное тело, мы это видим на картинахренессанс­ных художников, приближается к глазу зрителя(размещается на первом плане, занимает в поле картины все большеместа) и, главное, разбивается на отдельные зоны (грудь, живот, лоно,ноги, руки, шея), каждая из которых под влиянием «модели лица»разрабатывается самостоятельно, гармонизируется, наде­ляетсякрасотой, драматизируется. Все эти части тела «смотрят»на зрителя, имеют самостоятельное выражение, притягивают пре­лестьюи тайной греховностью, от которой человек Нового вре­мени ещедолго не может освободиться.

В сюжетном плане этотсложный процесс находит свое ре­шение в приемах художественногосопоставления женщины оде­той и обнаженной, в разработкемногочисленных Мадонн и Ве-

165

нер, в постоянноусиливающемся интересе к изображению и разработке женского тела. Приэтом художник Нового времени периодически пытался оградить себя изрителя от соблазна (гре­ховности), который ему мерещится и наявуи во сне. Напри­мер, весьма вольную и эротическую (с современнойточки зре­ния) картину «Венера и Амур» (1509 г.)автор Лукас Кранах Старший сопроводил следующей надписью: «Всемисилами го­ни купидоново сладострастие. Иначе твоей ослепленнойдушой овладеет Венера». Эта надпись Лукаса Кранаха выдает, чтоку­пидоново сладострастие было весьма нередкой гостьей длячело­века Нового времени.

Что же с этой точки зренияпредставляет собой ренессанс­ный диспозитив любви? Задавался ондискурсами нового искус­ства и философии, синтезировавшими нановой основе античные и средневековые представления о любви. Основнойпрактикой при этом выступала практика индивидуальной свободнойлюб­ви, в которой чувственная сторона дополняласьвизуально-ду­ховной. Ренессансная любовь — это любовь,протекающая в рав­ной мере под влиянием как христианскихвоззрений, так и но­вой философии и искусства, выражавшихстановление новоев­ропейской личности.

НОВОЕВРОПЕЙСКОЕ ПРЕДСТАВЛЕНИЕ О ЛЮБВИ
В эпохуВозрождения новоевропейская личность еще только формировалась,человек еще понимал себя в значительной мере по аналогии с Творцом,дыхание которого он продолжает чувст­вовать за своей спиной.Поэтому и любовь он трактует двояко: и платонически, и куртуазно, икак божественное дело, и как страсть. По сути, только в XVII-XVIIIвеках складывается со­временная новоевропейская личность, закоторой уже не стоит Бог, которая мыслит и себя и мир в рациональномключе (даже веря в Бога, к которому она поворачивается лицом иобщается, так сказать, на равных). Новоевропейская личность не толькоотсчитывает все от себя, от своего Я, своего внутреннего мира, но иощущает себя источником собственной жизни, желаний, неповторимыхсвойств и качеств.

Внутренний мир. Я!? Этивещи были незнакомы среднему человеку эпохи античности. Только всредние века внутренняя жизнь человека (но понимаемая иначе —как борьба темных и светлых сил в душе) была открыта. С верой, пишетП. Гайденко,

166

человек сразу оказываетсядалеко за пределами всего природ­но-космического: оннепосредственно связан живыми личными узами с творцом всегоприродного… личный бог предполагает и личное же к себе отношение; аотсюда изменившееся значение внутренней жизни человека: онастановится теперь предметом глубокого внимания, приобретаетпервостепенную религиозную ценность^.

Человек — источникжизни, желаний и воли?! Ничего по­добного, ответил бы древнийчеловек,­источником жизни, во­ли и желаний является нечеловек, а боги, демоны или ангелы. Когда древний вавилонянин, пишетС.Н. Крамер, «чувствует се­бя прекрасно, полон жизни,наслаждается богатством и душев­ным покоем, он объясняет этозавидное состояние ума и тела присутствием сверхъестественных сил,которые либо наполня­ют его тело, либо охраняют. Наоборот,всякого рода несчастья, болезни и неудачи объясняются отсутствиемтакой защиты»^. Во всех культурах, кроме культуры Новоговремени, и воля, и ум, и желания, да и сама жизнь считались в большейили мень­шей степени привходящими, они овладевали душой человеканезависимо от его усилий. Сам человек мог лишь способствовать илисопротивляться этим силам, не более того. Однако в Новое времясуществовать, жить действительно понимается в связи с познанием,научным объяснением, рациональным постижением законов природы, назнании которых, как говорил Ф. Бэкон, основывается могуществочеловека. Есть лишь один закон, ска­зал бы древний, античный илисредневековый человек,­боже­ственный или космический, ему идолжен подчиняться человек, из того же проистекает не его могущество,а всего лишь уверен­ность в завтрашнем дне.

Пытаясь понять, как в Новоевремя складывались гумани­тарные науки, М. Фуко пришел к выводу,что в основании на­шей культуры и, в частности, индивидуальностичеловека ле­жат такие фундаментальные процедуры и отношения, как«ос­мотр», «дисциплина» (тогда как вантичной культуре лежало отношение «мера»; всредневековой — «опрос-дознание»).

Но параллельноформулировалось требование уважать и всячески развивать разум,индивидуальность и личность чело-

^Гайденко П. Цит. соч.­С. 409.

^Крамер С. Мифология Шумера и Аккада // Мифология древнего мира.­М., 1977.­С. 203.

167

века. В этой связихарактерен один из подзаголовков «Великой дидактики» —известного произведения первого крупного теоретика педагогики Новоговремени Яна Амоса Коменского («Есть три цели: человек долженбыть: 1) одаренным разумом среди всех; 2) владыкой над собой и 3)радостью для бога»)^ или параграф книги педагога Ф.Г. Гербарта«Индивидуальность пи­томца как исходная точка воспитания»^.Уважать и развивать разум означало не просто его культивировать, нодать ему пи­щу, работу, сделать человека, по выражениюКоменского, «знаю­щим все вещи, искусства и языки».

С требованием уважатьчеловека, индивидуальность, личность тесно сочеталась идеясамостоятельности человека, убеждение, что он может управлять и собойи другими.

Быть владыкой всехсозданий,­читаем мы в «Великой дидактике»,­этозначит, приспособляя к надлежащему назначению все вещи, употреблятьих с пользой для своих выгод, везде среди созданий вести себяцарственно, т.е. с достоинством и святостью… Не служить никакомусозданию, даже соб­ственной плоти; свободно пользоваться всем длясобственных услуг: хорошо знать, где, когда, каким образом и докакого предела благоразумно пользо­ваться каждой вещью, где,когда, каким образом и до какого предела призна­вать право плоти,где, когда, каким образом и до какого предела нужно усту­патьближнему,­словом, быть в состоянии разумно управлять движениями идействиями внешними и внутренними, своими и чужими^.

Как жеформирование новоевропейской личности сказалось на понимании любви?Весьма существенно. Во-первых, скла­дывается индивидуальный опытлюбовного поведения и пере­живания, который часто декларируется иманифестируется как норма, как природа любви. Так, если одни индивидывозвыша­ют любовь, то другие принижают, одни считаютнесовместимы­ми брак и любовь, другие высказываются за их союз,одни вы­ключают из «настоящей любви» половоевлечение, другие счита­ют, что без него любовь не существует, ит.д. Во-вторых, лю­бовь в культуре Нового времени — этосвоеобразный объект изучения, предмет знаний и размышлений. А разтак, то люб­ви приписываются определенные свойства ихарактеристики, вытекающие из рассуждений о любви. Любовь соотноситсяв

^Коменский Я. Великая дидактика // Хрестоматия по истории за­рубежной педагогики.­М., 1971.­С. 97.

^Гербарт Ф.Г. Общая педагогика, выведенная из целей воспитания // Там же.­С. 379.

^Коменский Я. Цит. соч.­С. 97.

168

мысли с другими явлениями ихарактеристиками человека. Став предметом познания, любовьпревращается в идеальный объ­ект мышления. В-третьих, любовьпсихологизируется, это свя­зано с новоевропейским пониманиемлюбви как определенной формы поведения и качеств новоевропейскойличности. Ни Аф­родита, ни христианский Бог больше неответственны за лю­бовь, только сам человек, его характер,убеждения, темпера­мент, склонности, потребности.

Если попытаться понять,какие основные причины кроме на­званных повлияли на представленияо любви, начиная с XVII века, то нужно указать две: кризисрелигиозных представлений (уход их на второй или третий план) ипостроение любовного поведения исходя из рациональных соображений.При этом не­обходимо различать два этапа: один, примерно до XIXвека, ко­гда еще не сложились основные буржуазные институты(буржу­азная семья, государство, современная школа, медицина,право, наука, искусство, инженерия, индустриальное производство), идругой (XIX — первая половина XX века), когда эти институты восновном сложились и на историческую сцену вышла техноло­гия вразных ее вариантах (социальная, в рамках названных институтов,техническая, семиотическая).

Первый этап интересен тем,что не только формируются но­вые ценностные ориентиры поведениячеловека, новые способы решения им жизненных задач, но и продолжаютвоспроизво­диться традиционные и сословные схемы и стереотипыжизни. В этой ситуации отдельный человек действует исходя израцио­нальных соображений, которые выстраиваются им чистоумственно. Но в результате в рамках традиционного общества он чащевсего терпит поражение или сталкивается с проблема­ми, которые неможет решить.

Действительно, вспомнимклассическую романтическую модель любви (например, «Ромео иДжульетта» Шекспира, «Красное и чер­ное»Стендаля или «Евгений Онегин» Пушкина). Во всех случаях,с одной стороны, страсть, одухотворение любимого (любимой),пе­реживания и страдания, препятствия и их преодоление, но сдру­гой — трагический конец и обрыв. Романтическая любовь,как правило, заканчивается трагедией и совершенно не вписывается внормальную жизнь, не переходит в брак. Спрашивается: почему? Непотому ли, что влюбленные разрывают с традицией, ориентиру­ютсяне на обычай или религиозные устои, а на идеи, образцы литературы(вспомним волну самоубийств, прокатившихся по Ев­ропе послевыхода в свет «Страданий юного Вертера»), свой разум

169

и ощущение свободнойличности. В подобной рациональной и ин­дивидуалистическойреальности, еще не укоренившейся в соци­альной жизни и ееинститутах, можно любить только в простран­стве символическом,искусственном, не совпадающем с прозой обычной жизни. Очевиднопоэтому романтическая любовь так много заимствует от куртуазной любви(или переоткрывает ее заново), а также от искусства (литературы,философии, живописи).

Другой вариант развитиясобытий в этот период вызревания буржуазной жизни — Дон Жуан.Это модель влюбленного, и не верящего, и действующего по разуму.Естественное развитие со­бытий в такой ситуации — погоня занаслаждениями, быстрое пресыщение (так как физическое влечение неможет долго под­держивать интерес личности) и смена партнеров,чтобы в новиз­не обрести новое желание. Таков и Казанова. Однакотолько век спустя после «Дон Жуана» Мольера появляетсяпроизведение Шадерло де Лакло «Опасные связи», где данноемироощущение отливается в законченную форму.

Если мольеровский Дон Жуандействует еще, так сказать, про­стодушно, не рефлексируя особеннов отношении своих поступ­ков и ощущений, то донжуаны де Лакло(маркиза де Мертей и виконт де Вальмон) изощрены в своей «профессии»и опираются на целую философию. Основные ее положения следующие.

Цель любви — наслаждение и только наслаждение, а также победа в любовном поединке. Форма — состояние обновления и смена партнеров.«Будем же откровенны,­пишет виконт де Вальмон маркизе де Мертей,­в наших связях, столь же холодных, сколь и мимо­летных, то, что мы именуем счастьем,­всего лишь удовольст­вие»^. В одном из ответных писем де Мертей рассказывает о фор­мировании своих взглядов на жизнь: «Именно там я убедилась, что любовь, которую расхваливают как источник наслаждения, самое большее — лишь повод для них»^. И в другом: «Неужели вы еще не уразумели, что наслаждения, действительно являющего­ся единственным толчком для соединения двух полов, все же не достаточно для того, чтобы между ними возникла связь, и что если ему предшествует сближающее их желание, то после него наступает отталкивающее их друг от друга пресыщение?»^.

^Лакло Ш. де. Опасные связи.­М., 1992.­С. 19.

^Там же.-С. 157.

^Там же.-С. 279. Характерна, однако, следующая фраза: «Таков закон природы, и нарушать его властна только любовь».

170

Любовь должна быть свободна от морали и нравственных переживаний. В этой сфере скорее действуют противоположные принципы: грех и распутство — отличное горючее для любовно­го огня.Объясняя мотивы своих действий в письме к маркизе де Мер­тей, Вальмон пишет: «Эта женщина станет моей, я отниму ее у мужа, он только оскверняет ее, я дерзнул бы отнять ее у самого бога, которого она так возлюбила. Какое наслаждение то вызы­вать в ней угрызения совести, то побеждать их. Я не помышляю о том, чтобы сокрушить смущающие ее предрассудки! Они толь­ко увеличат мое счастье и мою славу. Пусть она верит в доброде­тель, но пусть пожертвует ею ради меня. Пусть грех ужасает ее, будучи не в силах сдержать, и пусть, все время, находясь во власти страха, она забывает, преодолевает его только в моих объятьях»^. А вот одна фраза из письма маркизы де Мертей, рассказывающей Вальмону о своем становлении как женщины: «Но добрый священник объявил мой грех столь великим, что я сообразила, как же велико должно быть наслаждение, и жела­ние знать, что оно такое, сменилось жаждой вкусить его»^.

Рефлексия и самонаблюдение являются необходимыми ус­ловиями и любви, и наслаждения. Они помогают сделать любов­ный поединок и наслаждение острыми и контролируемыми. Соб­ственно говоря, вся книга «Опасные связи» представляет собой удачно найденную автором форму (письма героев) рефлексии и самонаблюдения любовных событий и переживаний, что не в последнюю очередь способствовало популярности этого романа в письмах и у его современников, и в наше время.

Любовь предполагает настоящее искусство (искусство оболь­щения), включающее игру и лицемерие, возведенные в норму и образ жизни.

Рассказываяо себе, маркиза де Мертей пишет:

Я была еще очень молода и почтине привлекала к себе внимания, мне принадлежали только мои мысли, именя возмущало, что можно уловить их, овладеть ими вопреки моей воле.Получив в руки это первое оружие, я стала его испытывать… С этоговремени мой истинный образ мыслей стал лишь моим личным достоянием,людям же я показывала лишь то, что мне было выгодно… Я искала дажеу самых суровых моралистов, что они от нас требуют, и, таким образом,достоверно узнала, что можно делать, что следует думать, какой надоказаться… мне хотелось не испытывать чувст-

^Лакло Ш. де. Цит. соч.­С. 19.

^Там же.­С. 157.

171

во любви, а внушать его и изображать. Напраснотвердили мне,­и я чита­ла об этом,­что чувство это нельзяподделать. Я отлично видела, что для этого нужно сочетать ум писателяс талантом комедианта^.

Как мывидим, философия и искусство обольщения достаточно целостны ипоследовательны. И понятно, что они произросли на почве кризисарелигии и отсутствия путеводных ценностных ори­ентиров воткрывшихся просторах свободы. Человек Нового вре­мени не толькореабилитировал любовное наслаждение, но и все больше подпадал под егомагическое воздействие.

В этот период становлениябуржуазного общества можно го­ворить о еще одном направлении, гденащупывалась связь ро­мантической любви и брака. Это, с однойстороны, как мы выше отмечали, американская модель любви, с другой —европейская. Формирование последней можно рассмотреть на примереинте­ресной книги американского философа и писателя Ральфа У.Эмерсона «Любовь» (кстати, в этой книге мы можем найтивсе три особенности новоевропейского понимания любви —воплощение индивидуального опыта любви, размышление о люб­ви,психологические аспекты).

Читая ее, нетрудно увидетьаприорные пристрастия Эмерсо­на, проистекающие из егособственного понимания жизни и личного опыта любви. Для Эмерсоналюбовь — это прекрасное, возвышенное чувство, преображающееюное человеческое суще­ство; любовь органически связана с браком,который соединяет личность с человечеством^. Описывая эволюциювзаимоотноше­ний юных возлюбленных, Эмерсон пишет: «Отобмена взгляда­ми они приходят к обмену любезностями, кухаживанию, потом к пламенной страсти, клятвам верности и, наконец, ксупруже­ству. Совершеннейшее единство являет собой человек вминуты страсти. Душа проницает плоть, а плоть душу»^.

^Лакло Ш. де. Цит. соч.­С. 156, 158.

^В романе «Анна Каренина» Л.Н. Толстой устами Левина заявляет, что правильная любовь всегда подчинена семье и браку. «Любовь к жен­щине,­размышляет Левин после неудачного сватовства к Кити,­он не только не мог себе представить без брака, но он прежде представлял себе семью, а потом уже женщину, которая даст ему семью. Его поня­тия о женитьбе поэтому не были похожи на понятия большинства его знакомых, для которых женитьба была одним из многих общежитей­ских дел; для Левина это было главным делом, от которого зависело все его счастье» (Толстой Л.Н. Анна Каренина // Собр. соч. В 12 т.­М., 1981­С. 109).

^Эмерсон Р.У. Любовь // Мир и Эрос — М., 1991.­С. 188.

172

Хотя юношеская любовьпроходит («как и всех людей, воз­любленных ждут тяжелыеиспытания, горе и боль»), возвы­шенная душа «облачаетсяв доспехи, чтобы посвятить себя слу­жению целям великим ибеспредельным». «Проходит время, — пишет Эмерсон,­истановится ясно, что совместная жизнь — это бесконечная цепьсамых разнообразных положений и ком­бинаций, во всей полнотераскрывающих обоим супругам их возможности, их сильные и слабыестороны. Ведь смысл и на­значение такого союза —олицетворять друг для друга чело­вечество»^. Здесь мы видимкак наблюдения над жизнью, по­знание ее хода, так и возвышенныеидеалы любви и супружест­ва самого Эмерсона, которые он, однако,приписывает любви как таковой.

Приписывает Эмерсон любви итакое фундаментальное качес­тво, как стремление к красоте, атакже к иной, трансценден­тальной реальности. А, раз приписав,извлекает отсюда (по за­конам мышления) массу следствий:гармонизацию впечатлений, идеализацию и возвышение и т.д.

Давайте же попытаемся постичьприроду той силы, что имеет такую власть над юностью. Красота,явление которой человеку мы сейчас сла­вим, всегда желанная, каксолнце, где бы она ни сияла, всем несущая радость созерцания ипреображения, сама себе довлеет. Воображение юноши никогда не рисуетлюбимую бедной и одинокой. Подобно цвету­щему дереву, нежная,едва распустившаяся, упоительная прелесть соз­дает вокруг себяцелый мир… Древние называли красоту цветущей доб­родетелью.Можем ли мы объяснить, чем завораживает нас то или иное лицо или инойпредмет? Мы умиляемся и ликуем, но нам неведом ис­точник этоговосхитительного чувства, этого изливающегося на нас све­та… Мызадаем этот вопрос, ибо ощущаем, что любим в любимой не то, что в еевласти, но нечто высшее. Не ее, но ее сияние. То, чего она в себе незнает и никогда не узнает. Все это сливается с той высокойфилософи­ей Красоты, в которой находили усладу древние; ибо ониговорили, что человеческая душа, облекшись плотью, мечется в поискахутраченного ею мира, но ослепленная блеском земного светила уже неразличает ничего, кроме окружающих ее предметов, представляющих собойлишь тени реальных вещей. Поэтому божество посылает душе лучезарнуююность как напоминание о небесной чистоте и благости; юноша, видяпрекрасную девушку, тянется к ней и находит высшее счастье всозерца­нии ее лица, ее движений, ее души, ибо он приближается ктому, что лежит в основе красоты, к источнику красоты^.

^Эмерсон Р.У. Цит. соч.­С. 189.

^Там же.­С. 186-187.

173

Вот это тесное переплетениеличного опыта жизни и любви, идеалов и устремлений, рассуждений олюбви, наконец, оценок ее и даже рекомендаций характеризуетновоевропейский подход к любви. Помимо общекультурного мироощущения исубкуль­турной ориентации в культуре Нового времени сложились ещедве координаты (две степени свободы) — личность инаучно­ориентированное мышление. Конечно, Платон в некоторомсмыс­ле тоже был личностью, но, тем не менее, он выразил в «Пире»общекультурную модель любви, т.е. определенный культурный, а нетолько личный опыт любви. В Новое же время складывает­сяразнообразный личный опыт любви, который декларируется и описывается.В определенном смысле новоевропейская личность соизмерима со всейкультурой, в форме знания и осознания она ассимилирует культуру, ееисторию, включая разнообразный опыт и образцы любовного поведения.Как соизмеримая и час­тично независимая от культуры,новоевропейская личность вос­произвела и развила, доведя допредела, все бывшие в истории культуры модели любовного поведения.Но, естественно, пере­осмыслив их на свой лад, на другойкультурной почве. И не только развила разные модели любви, но искрестила их между собой. Так, из скрещивания любви-страсти,платонической и кур­туазной любви и переосмысления их возникламодель роман­тической любви.

Можно ли говорить оцелостном диспозитиве любви Нового времени? Очевидно, нет. Но имеетсмысл считать, что общим для разных моделей любви Нового времениявляются рацио­нальные дискурсы, и дискурсы искусства,индивидуальный опыт любовного поведения, тесная связь с браком идругими буржу­азными институтами (прежде всего с правом,государством, образованием).

ФОРМИРОВАНИЕ СЕКСА
МишельФуко относит этот процесс к XVIII-XIX векам и связывает состановлением социальных институтов религиозной исповеди, образования,медицинского контроля и лечения, пра­восудия в отношении половыхотклонений. Во всех этих случаях он намечает единую схему объяснения,которую я попытаюсь отредактировать и изложить.

Первый шаг —появление в рамках определенного социаль­ного института (церкви,школы, медицинского учреждения, су-

174

да) задачи отслеживатьотклонения от нормального поведения своих клиентов и подопечных сцелью возвращения их в лоно нормы (возвращение к Богу, выздоровление,исправление и на­казание). При этом, естественно,подразумевалось, что сущест­вует норма и отклонение от нее(патология поведения). На са­мом же деле граница между нормой ипатологией проводилась как раз в рамках социального института.

Почему считалось, чтопатологии нужно отслеживать и мини­мизировать? Ведь многие векадо этого никто не обращал внима­ния, скажем, на сексуальныегрешки верующих, сомнительные забавы детей (например, мастурбацию илиранние половые свя­зи), многие половые извращения (за них несудили), женскую истерию на почве беременности или ревности (ее нелечили). А потому, что начиная с XVIII века под влиянием науки ивмене­ния социальным институтам заботы о будущем (о душевномсо­стоянии человека, представшего перед Богом, о здоровьенаселе­ния, здоровье взрослого, который вырастет из ребенка, обисправ­лении правонарушителя) стали прогнозировать многочисленныенегативные последствия девиантного (отклоняющегося) сексуаль­ногоповедения. Например, в медицинской науке считалось, что мастурбацияведет к слабоумию и к будущей половой импотен­ции (правда, позжевыяснилось, что это не так). Теологи уверяли, что если верующий непризнается на исповеди во всех своих сек­суальных желаниях ипрегрешениях, то его душа погибнет и по­падет в ад. Вюриспруденции победили взгляды, что гомосексуа­лизм, совращениемалолетних, жизнь с трупами или зоофилия и тому подобные формысексуального поведения представляют собой нарушение закона (которыйтут же и формулировался), поскольку вредно влияют на все общество вцелом, подрывая его основы.

Второй шаг — развитиепод воздействием этих идей различных практик контроля и подавления(лечения, исправления). В шко­лах насаждается институт тьюторов,надзирателей, классных дам, которым предписано следить и наказывать.В медицинских учре­ждениях разрабатываются техники обследования,контроля и лечения. В пенитенциарных учреждениях сочиняютсямногочис­ленные правила и запрещения, за строгим исполнениемкото­рых следят надзиратели и т.д. Причем содержанием всех этихпрактик являются формы поведения, относящиеся к интимной, половойстороне жизни человека, ранее не замечавшиеся, а те­перьпонимаемые как сексуальные нарушения.

Третий шаг — реакцияиндивида на воздействие новых прак­тик контроля и подавления.Все, что с ними связано, начинает

175

рассматриваться совниманием и толкуется как запретное и от того часто какпритягательное. Индивид, особенно под влияни­ем науки (физиологиии психологии), ищет и находит причину и источник своих проблем идевиантного поведения. Это и есть секс. Под «власть»народившегося и быстро окрепшего секса по­степенно переходятинтимные органы и формы поведения чело­века: гениталии, всепривлекательные и притягательные части тела, над которыми в течениетрех-четырех веков основательно потрудилось искусство Нового времени(грудь, живот, ноги, шея и т.д.), кокетство, эротика и т.д. Фукопишет:

Понятие секса позволило,во-первых, перегруппировать в соответст­вии с некоторымискусственным единством анатомические элементы, био­логическиефункции поведения, ощущения и удовольствия, а во-вторых —позволило этому фиктивному единству функционировать в качествекау­зального принципа, вездесущего смысла, повсюду требующейобнаруже­ния тайны: секс, таким образом, смог функционировать какединственное означающее и как универсальное означаемое. И кроме того,подавая себя единообразно — и как анатомию и как недостаток,как функцию и как ла­тентность, как инстинкт и как смысл,­секссмог обозначить линию контак­та между знанием о человеческойсексуальности и биологическими наука­ми о воспроизведении рода,таким образом, это знание, ничего реально у этих наук непозаимствовав — за исключением разве что несколькихсо­мнительных аналогий и нескольких пересаженных понятий, —получило благодаря привилегии такого соседства некую гарантиюквазинаучности; но благодаря этому же соседству некоторые положениябиологии и физио­логии выступили в качестве принципа нормальностидля человеческой сек­суальности.^

Существеннуюроль в формировании секса сыграли формы рефлексии, сначала вискусстве, затем — в науке. Многие писа­телиромантизировали и поэтизировали не только возвышенные формы любви, нои простое любовное наслаждение. При этом они уловили, что наслаждениеили сладострастие в любви мо­жет выделяться в самостоятельныйпроцесс. Особенно чуток в этом отношении был Мопассан. В рассказе«Ласки» мы читаем:

Это ловушка, гнусная ловушка,скажете вы? Пускай, я это знаю, я готов попасть в нее, я этому рад.Природа научила нас ласкам, чтобы скрыть свою хитрость, чтобызаставить поневоле, без конца плодить новые поко­ления. Такдавайте похитим у нее сладострастие, присвоим его, преобра­зим,сделаем утонченным, идеальным, если хотите! Обманем в свою очередьэту обманщицу Природу! Сделаем больше, чем она хотела, боль­шетого, чему она могла или осмелилась нас научить. Сладострастие —словно необработанный драгоценный камень, добытый в недрах земли:

^Фуко М. Воля к истине.­М., 1996.­С. 262.

176

возьмем его и станем шлифовать, чтобы придать емукрасоту, не заботясь о первоначальных намерениях, о тайной воле того,кого вы зовете богом. И так как мысль все может сделать поэтичным —опоэтизируем сладостра­стие, сударыня, даже самые грубые егопроявления, самые некрасивые его формы, самые чудовищные его выдумки!

Будем любить сладострастие, как пьянящее вино, какзрелый плод, благоухающий во рту, как все, что переполняет нассчастьем. Будем лю­бить тело, потому что оно красиво, бело иупруго, округло и нежно, сладо­стно для губ и для рук…

О сударыня! Пусть моралисты проповедуютстыдливость, а врачи — ос­торожности; пусть поэты, этиобманщики, всегда обманывающие самих себя, воспевают чистое слияниедуш и беспредельное счастье; пусть некрасивые женщины помнят о своемдолге, а рассудительные люди — о своих бесполез­ных делах;пусть теоретики останутся со своими теориями, а священники — сосвоими заповедями,­мы же будем любить сладострастие, котороепья­нит, сводит с ума, обессиливает, доводит до изнеможения ивновь воскреша­ет! Оно нежнее благоухания, легче ветерка, острееболи; оно стремительно, ненасытно, заставляет молиться, совершатьпреступления и подвиги.

Будем любить сладострастие, но не спокойное,обычное, разрешен­ное законом, а яростное, буйное, исступленное!Будем искать его, как ищут золото и алмазы, ибо оно дороже, ононеоценимо, хотя и мимолетно. Бу­дем гнаться за ним, умирать занего или от него!^

Заметьте,чем Мопассан кончает,­истолкованием сладост­растия не какнормы, а скорее, как отклонения от нее.

Второй по значимости шаг внаправлении к сексу сделали ученые, особенно Фрейд. Именно последнийобъявил сексуаль­ное влечение и энергию источником и причиной нетолько и не столько полового влечения, сколько развития всей личностичело­века. При одном направлении развития либидо личностьтяготе­ет к творчеству, при другом — к психическомузаболеванию, при третьем — имеют место оговорки, юмор,сексуально окра­шенные сновидения. Психоанализ с его почтидетективными про­цедурами выявления блокированных бессознательныхсексуаль­ных влечений сделал сексуальность тайной, подлежащейрас­крытию, и тем, что определяет саму личность. Поэтому уже неудивляют заявления Фуко, приписывающего сексу роль послед­нейинстанции в человеке и одновременно тайны.

Секс, эта инстанция,господствующая, как нам представляется, над на­ми; эта тайна,которая кажется нам лежащей подо всем, чем мы являемся; эта точка,завораживающая нас властью, которую она проявляет, и смыс-

^Мопассан Г. Ласки. // Собр. соч.: В 12 т.­М., 1958.­Т. 10.­с. 346-347.

177

лом, который она утаивает; точка, у которой мыпросим открыть нам, что мы такое, и освободить нас от того, что насопределяет,­секс есть, несо­мненно, лишь некая идеальнаяточка, которую сделали необходимой дис­позитив сексуальности иего функционирование…

Можно было бы добавить, что «секс»выполняет и еще одну функцию, которая пронизывает первые и ихподдерживает. Роль на этот раз более практическая, чем теоретическая.В самом деле: именно через секс — эту воображаемую точку,закрепленную диспозитивом сексуальности,­и должен пройти каждый,дабы получить доступ к своей собственной ин­теллигибельности(поскольку он, этот секс, является одновременно и по­таеннымэлементом, и первоначалом, производящим смысл), к целост­ностисвоего тела (поскольку он является реальной и угрожаемой частью этоготела и символически конституирует его как целое), к своейиден­тичности (поскольку к силе импульса секс присоединяетединичность не­кой истории). И вот в результате переворачивания,которое подспудно, без сомнения, началось отнюдь не вчера, но уже вэпоху христианского пастырства плоти, мы сегодня дошли до того, чтостали испрашивать на­шу интеллигибельность у того, что напротяжении стольких веков счита­лось безумием, полноту нашеготела-у того, что долгое время было его клеймом и как бы раной, своюидентичность — у того, что воспринима­лось как темный напорбез имени. Отсюда то значение, которое мы ему придаем, тотблагоговейный трепет, которым мы его окружаем, то усер­дие,которое мы вкладываем в его познание. Отсюда же тот факт, что он сталв перспективе столетий чем-то более важным, нежели наша душа, развечто не более важным, чем наша жизнь; и отсюда же — что всезагадки мира кажутся нам такими легковесными в сопоставлении с этойтайной, в каждом из нас — мелкой, плотность которой, однако,делает ее более весомой, чем что бы то ни было другое…

Создав такой воображаемый элемент, каковымявляется «секс», дис­позитив сексуальности породилодин из главнейших принципов своего функ­ционирования: желаниесекса — желание его иметь, желание получить к нему доступ, егооткрывать, его освобождать, артикулировать его в дискурсе,формулировать его в виде истины. Самый «секс» онконсти­туировал как нечто желаемое. И именно эта желаемость сексаи связывает каждого из нас с предписанием его познавать, раскрыватьего закон…

Пусть как особая историческая фигура опытсексуальности и отличает­ся от христианского опыта «плоти»,все же, кажется, оба они подчинены принципу: «человекжелающий». Во всяком случае, трудно было анализи­роватьобразование и развитие опыта сексуальности начиная с XVIII века, непроделывая по отношению к желанию и желающему субъекту историчес­койи критической работы… чтобы понять, как современный индивид могполучать опыт самого себя как субъекта «сексуальности»,необходимо бы­ло выявить сначала, каким образом западный человекв течение веков при­водился к тому, чтобы признавать себя каксубъект желания^.

^Фуко М. Цит. соч.­С. 265, 273-274.

178

Здесь, с нашей точкизрения, Фуко точно указывает на пер­воначальный истоксексуальности — свободу человека в отно­шении своихжеланий. Вспомним «Речь о достоинстве человека» Пикоделла Мирандолы: «О высшее и восхитительное счастье человека,которому дано владеть тем, чем пожелает, и быть тем, чем хочет!»Второй по значимости момент (на него Фуко тоже обращает внимание, номеньше) — рациональные формы осмыс­ления, трактовкачеловека в естественно-научной онтологии, при­писывание природечеловека конечных причин, объединяющих все его желания и поведение.

Итак, диспозитивсексуальности сформирован по Фуко ре­прессивными дискурсами ипрактиками, особыми техниками вла­сти, характерными длясовременных социальных институтов^. Получается, что секс в отличие отлюбви всегда запретен и пато­логичен. Вряд ли. Помимо той линииформирования, которую гениально проанализировал М. Фуко, можноуказать две области факторов, определивших становление секса.

Первая область —действие СМИ, рекламы, дизайна, искус­ства, пропагандирующихсекс, обнаженное тело, сексуализиро­ванные формы жизни и общения.За всем этим стоят вполне практичные интересы (т.е. опять-таки особыепрактики): заста­вить купить, приобрести предметы и атрибуты,необходимые и для секса и для любви, повлиять на стандарты поведения,рас­ширить зону удовольствий и наслаждений, повысить интерес кинтимной жизни и т.п. Известно, что действие и влияние инду­стриисекса и любви в нашей культуре значительны и постоянно расширяются.

Особенно велика здесь была(и есть) роль таких видов искус­ства, как кино и телевидение, атакже рекламы. Кинооператоры и сценаристы, подхватив достиженияживописи в культивиро­вании и разработке тела, сделали в этомнаправлении очередной

^»Механизм власти, преследующий все эти отклонения, собирается элиминировать их путем придания им статуса объекта анализа, постоянно присутствующего и доступного наблюдению; власть погружает отклонения в тела их носителей, пронизывает ими все их поведение, превращает отклонения в принцип классификации и осмысления, конституирует их как основание бытия и естественный порядок беспорядка… В отличие от запретов старых времен эта форма власти для своего осуществления требует постоянного присутствия извращений» (Фуко М. История сексуальности // Жизнь и власть в работах Мишеля Фуко.­М.: ИНИОН РАН, 1997.­С. 61).

179

прорыв. Техники «наплыва»,«крупного плана», «перебивки пла­нов»,сама возможность изобразить «движение тела» позволилинаделить интересом и сексуальной энергией буквально каждый значимыйэлемент тела, многие до того вполне невинные его движения. Когда жекинематограф стал изображать соитие и шагнул в область порнографии,последние преграды пали и зри­тель оказался в реальности, которуюкроме как сексуальной и действительно патологической не назовешь.Если для Н. Бер­дяева именно лицо любимой (любимого)символизирует любовь, то для известного режиссера и кинооператораТинто Брасса, од­ного из создателей «Калигулы», секссимволизирует «женская попка». Вот выдержка из егоинтервью в газете «Сегодня».

— Как вы выбираетеактрис на главные роли?

— Я исхожу из попок. Это мистический,волшебный процесс, и я стара­юсь поддержать высокую культуруженской попки. Лицо может выражать целую гамму чувств, попка можетбыть или веселой, или грустной.

— Как относится к вашемутворчеству мировая кинокритика?

— С большим подозрением. Это в лучшемслучае. Ну как объяснить им, что эротика — наиболее доходчивоехудожественное средство кино? Культура испачкала и омертвила секс.Кто изобрел сексуальные табу: при­рода или культура? Чемкультурнее человек, тем труднее ему выражать­ся в сексе. За нимтащится чудовищный хвост запретов и предрассудков, которыенаслаивались веками. Зрители любят мои фильмы, а «интеллек­туалы»воротят от них нос. Они не считают секс достаточно интеллекту­альнойтемой…

Фильм «Так поступают все женщины»основан на письмах женщин в жур­налы и газеты. Эти синьоры оченьлюбят своих мужей и являются пример­ными матерями, но если импредоставляется случай прилечь с кем-то еще, они не видят здесьбольшой беды. Девственность давно перестала быть ценностью, но ведь иверность — свойство, противоречащее природе.

Но дажеТинто Брасс далек от настоящего «поэта секса» —современного американского писателя Генри Миллера. Рискнемпроцитировать из его знаменитого романа только одно не самое сильное,но весьма характерное место, где герой рассказывает о проституткеЖермен.

Через пять минут мы уже были наулице Амено в пятифранковой ком­натушке со спущенными шторами иотвернутым одеялом. Жермен не торо­пилась. Она сидела на биде,подмываясь мылом, и болтала со мной на разные приятные темы. Ей оченьнравились мои штаны для гольфа. «Очень шикарно»,­говорилаона. Когда-то штаны были действительно шикарны­ми, но износилисьсзади до дыр; к счастью, фалды пиджака прикрывали мой зад. Жерменвстала, чтобы вытереться, все еще болтала, но внезапно сбросилаполотенце и, подойдя ко мне, начала ласково гладить меня меж-

180

ду ног обеими руками, точно это была драгоценнаяпарча, которой она нежно касалась. Было что-то незабываемое в еекрасноречивых движени­ях, когда она приблизила свой розовый кустк моему носу. Она говорила о нем, как о чем-то прекрасном ипостороннем, о чем-то, что она приобрела за большую цену, чтовозросло потом в цене много раз и что сейчас для нее дороже всего насвете. Эти слова придавали ее действиям особый аромат, и казалось,это уже не просто то, что есть у всех женщин, а какое­тосокровище, созданное волшебным образом и данное Богом — иничуть не обесцененное тем, что она продавала его каждый день многораз за несколько серебренников… Она мне так понравилась, что послеобеда мы опять пошли в ту же гостиницу и попробовали еще раз. Теперьуже — «по любви». И опять этот большой пушистыйкуст произвел на меня магическое впечатление. Для меня он тоже сталвдруг чем-то самостоятельным. Тут была Жермен, и тут был ее розовыйкуст. Мне они нравились по отдельно­сти. И мне они нравилисьвместе.^

Конечно,сторонники возвышенной любви могут возмутить­ся: «Развеможно воспевать и поэтизировать даже не лоно жен­щины, а еегениталии». В ответ на это адепты секса, вероятно, возразили быследующее: «Вовсе не гениталии, а Это, и почему вам можно навсе лады воспевать женское лицо, тайно получая наслаждение от Этого,а нам честно нельзя рассказать о своих переживаниях и кумирах».

Вторая область факторов,определяющих формирование секса, уже нормального, там, где онрассматривается, с одной стороны, как источник удовольствий инаслаждений, с дру­гой — как условие психического здоровьяи телесной гигиены. Это направление сексуальности поддерживается какСМИ, так и специальными практиками (психологические группы итре­нинги, участники которых делятся своим сексуальным опытом инеудачами, консультации психологов и сексологов, образова­тельныекурсы полового воспитания и пр.). Цель подобных прак­тик —нормальное развитие сексуальных желаний, правиль­ноеиспользование секса в семье и во взаимоотношениях, смягчение коллизийи конфликтов, складывающихся в интим­ной жизни, и т.п.

Если учитывать эти двеобласти, то в целом можно говорить об амбивалентной природесовременного секса. С одной сторо­ны, секс воспринимается кактайна, патология и интимная сущ­ность человека, с другой —как обычная техника («технология любви»), норма и всеголишь как один из планов жизни челове-

^Миллер Г. Тропик Рака.­СПб., 1992.­С. 44-46.

181

ка, где он может получатьудовольствие и поддерживать свое физическое и психическое здоровье.

Любовь и секс не толькопротивоположны (первая ориенти­рована на сложные формы жизни —духовные, нравственные, на общение и родственность, включая,естественно, и интимные отношения, второй — только нанаслаждение), но и связаны друг с другом. Секс постоянно «крадет»у любви, использует ее ауру, эксплуатирует ее разнообразные жизненныеформы. Лю­бовь пользуется более скромными плодами: заимствует, ито в своих пределах, технологию секса и связанные с сексуально­стьювнешние формы.

Поэтому, вероятно, имеетсмысл различать сексуальность в узком смысле, т.е. как технику(технологию любви), и в широ­ком, как самостоятельную формуповедения (самостоятельный диспозитив). Имеет также смысл обсудитьотношения, склады­вающиеся между, условно говоря, духовным планомлюбви, тех­нологией любви (т.е. сексуальностью в узком смысле) иполо­вым влечением.

182

ЛЮБОВЬ, СЕКСУАЛЬНОСТЬ, ПОЛОВОЕ ВЛЕЧЕНИЕ

ПСИХИКА И ТЕЛЕСНОСТЬ
Материалпредыдущих глав со всей убедительностью свиде­тельствует —главное, ведущее начало в любви вовсе не половое влечение, не либидо,а любовное поведение, идея, концепция любви. Они могут каксоединяться с телесностью, так и отсоеди­няться от нее. Можнодаже высказать более сильное предполо­жение: именно любовноеповедение, идея, концепция любви, про­ецируясь на избраннуютелесность, формируют, лепят ее.

Что такое телесность вотличие от тела? Говоря о теле, мы имеем в виду илиестественно-научный взгляд (тело как биоло­гический ифизиологический организм), или эстетический, или, наконец,практический (обыденное понимание тела). В психоло­гиирассматривается не само тело, а определенные изменения сознания,связанного с телом, например нарушение схемы, гра­ниц илиощущений тела.

Категория телесности сталавводиться в психологию, с одной стороны, под влиянием культурологии исемиотики, где обнару­жили, что в разных культурах телопонимается и ощущается по-разному, с другой стороны, в результатенового понимания понятий «болезнь», «боль»,«организм» и др. (оказалось, что это не столькоестественные состояния тела, сколько присваивае­мые (формируемые)и переживаемые человеком культурные и ментальные концепции). Все этиисследования заставляют раз­вести понятия тела и телесности,связав с последней психичес­кие процессы, понимаемые вкультурно-семиотическом и психо-

183

техническом залоге.Телесность — это новообразование, вызван­ное новой формойповедения, то, без чего это поведение не могло бы состояться, этореализация определенной культурной и се­миотической схемы(концепта), наконец, это именно телесность, т.е. модус тела. Чтобысделать понятным данное утверждение, рассмотрим одну иллюстрацию —формирование в рамках ро­мантической концепции любви поцелуя.

Сначала заметим, что собычной точки зрения поцелуй — это реализация желания, мотива.Однако с культурологической точки зрения поцелуй представляет собойзагадку, он формиру­ется только в некоторых культурах, имеет вразных обществах и эпохах разные социальное и личностное значения,при этом со­вершенно не ясна его функция и роль. Сказать, чтовлюбленные начинают целоваться, потому что возникает естественноежела­ние, — не сказать ничего. Спрашивается, откуда взялосьэто желание, зачем оно?

Естественно предположить,что роль поцелуя нужно ис­кать во взаимоотношении полов и вконтексте любви. При этом можно обнаружить одну интереснуюособенность: исто­рическое и культурное развитие человека вело кобразованию особого механизма взаимодействия людей разного пола.Уста­навливались запреты на обнаженное тело, правилабракосочета­ния, общения, разные модели воспитания для женщины имужчины и т.д. Одна из особенностей этого взаимодействия —дистанцирование, различие полов, придание противополож­ному полукачества закрытости (иногда тайны)^. Другая — культивирование усущества другого пола притягательности (например, красота и обаяние уженщины, сила, ум и мужест­венность у мужчины и т.п.).

Но параллельно формировалсядругой культурный механизм: сближение полов, преодоление дистанции,разделяющей влюб­ленных, стремление к соединению и слиянию двухсуществ про­тивоположного пола. Как же снимается, особенно напервых эта­пах любви, дистанция, разделяющая мужчину и женщину,про­сто двух людей, как делаются первые шаги к сближению приусловии воспитанной закрытости, тайны и своеобразной «запре­тности»существа противоположного пола? Известно как: сначала

^Вспомним культ прекрасной дамы, сближение в эпоху Возрожде­ния женщины с ангелом и мадонной, романтический культ женщины в Новое время.

184

общение на расстоянии,возникновение симпатии, взгляды, ру­ки, наконец, поцелуй.

Но почему поцелуй? Ведьрот, губы, язык — органы пита­ния и речи. Прежде чемответить на этот вопрос, обратим вни­мание на то, что поцелуй неявляется естественным атрибутом тела или поведения человека. Это явнокультурное изобретение, не менее гениальное в своей области, чем,скажем, изобретение колеса или книги^. Далее, поцелую нужнонаучиться, и здесь есть свои учителя, правда, не в виде школьногодидакта, а в виде изустной или письменной культуры (рассказы о любви,кни­ги, картины и т.д.), а также наблюдений за другими людьми. Ночему, спрашивается, мы здесь учимся? Не только «техникепоцелуя», кстати, отличной от техники питания и речи.

Осваивая поцелуй,влюбленный прежде всего строит новые взаимоотношения: преодолеваетсвой страх, вызванный запре­том и тайной существа другого пола,учится делать первые шаги по сближению и слиянию с ним, давать иотдавать, разрешать и запрещать, пропускать в себя или нет, еслипропускать, то до какого предела, вести любовную игру (уступать иотступать, раз­решать и запрещать, мучить и неожиданно одариватьи т.д.). Но почему все-таки поцелуй? А потому что все остальное покаеще запрещено, находится в недоступной зоне. Потому что рот —не только орган питания, он несет важную символическую нагруз­ку:это граница между внешним и внутренним (между нашим Я и миром;недаром дети проходят период, когда все познают ртом, все в неготащат). Целуя, человек как бы вводит другого внутрь себя, позволяетему слиться с собой. Потому также, что рот (язык) — орган речии общения, а в поцелуе человек учится «говорить» безслов, одними движениями губ, лица, языка. На­конец, возможно,рот, губы, язык еще «помнят» самый первый опыт соединенияи слияния двух самых близких людей, а имен­но — матери иребенка.

Продумаем теперьрассмотренный здесь материал. Единицей анализа в данном случаеявляется формирование и развитие. Складывается новая психическаяструктура (процесс), а имен-

^Описывая ритуал ухаживания на Триобриандских островах (Но­вая Гвинея), Лев-Старович пишет: «Поцелуи неизвестны им, они трутся носами. Постепенно температура чувства накаляется, растет возбужде­ние, они сосут друг другу губы до крови, резко гладят волосы, травмы часто являются сексуальным стимулом, например отгрызание ресниц» (Секс в культурах мира.­М., 1991.­С. 123).

185

но — желание и егоудовлетворение, и новый орган — собствен­но поцелуй. Еслиисключить из рассмотрения открытие поцелуя как формы телесности ивстать на традиционно психологичес­кие рельсы, то объяснитьвозникновение новой психической структуры будет совершенноневозможно. Дело в том, что поце­луй как желание, т.е. мотив, неможет развиться из пищевой и речевой функций. Появление поцелуя былообусловлено по мень­шей мере четырьмя обстоятельствами:социокультурной ситуа­цией (культурно-историческое разделениеполов, механизмы дис­танцирования и преодоления дистанции ит.д.); наличием в куль­туре определенных концепций и образцов(концепция романтичес­кой любви, изустные, письменные ивизуальные примеры люб­ви и т.п.); психотехнической работой(освоение техники поце­луя, овладение новыми взаимоотношениями);наконец, откры­тием новой единицы телесности (формы, органа).Важно подчерк­нуть, что отсутствие любого из перечисленныхчетырех обстоя­тельств сделали бы невозможным формирование новойпсихичес­кой структуры.

Здесь, естественно, можетвозникнуть подозрение: можно ли так обобщать? Не эксплуатирует лиавтор всего один тощий при­мер? Действительно, если, предположим,желание поцелуя вряд ли могло бы состояться без открытия поцелуя как«гештальта телесности», то можно ли то же самоеутверждать относительно, например, мышления или памяти? А почему нет?

Вспомним выражения,которыми мы стимулируем себя или других для мышления иливоспоминания. Мы говорим: сосре­доточься, напряги память,размышляй, ищи, рассуждай, поко­пайся в своей памяти, активнодумай, запоминай и т.д. Не вы­дают ли подобные выражения именнотелесной работы, дейст­вия единиц телесности, не требуют лимышление и память (запоминание и воспоминание) пространственныхперемещений (имитируемых образно, а часто и реально на бумаге), атакже реальных телесных действий (энергетического напряжения,«отодвигания» в сторону мешающих мыслей, образов ипере­живаний, телесных переживаний)? Мы привыкли к тому, чтомысль и воспоминание осуществляются внутри нас, так ска­зать,таинственно рождаются из нашего сокровенного Я. Не иллюзия ли это?Напротив, интересные реконструкции мыш­ления и памяти все времяобнаруживают, что новая мысль или, скажем, новое запоминание несостоялись бы без открытия форм телесности. В одном случае длязапоминания нужно было в определенном порядке расставить слова, вдругом связать их с

186

образами, в одном случаедля открытия нового научного поло­жения нужно было расщеплятьисходную задачу на подзадачи, увязать в непротиворечивую конструкциювсе аргументы и до­казательства, в другом — имитироватьразличные природные явления с помощью технических конструкций. И вовсех случаях работа мышления и памяти требует сосредоточения,энергетического усилия, изоляции от других, мешающих же­ланий ипроцессов, определенной динамики тела (иногда нуж­но сидеть,иногда встать и походить, иногда временно сменить образ действий,переключиться на другую работу и т.п.). Ко­нечно, все этиаргументы лишь намек, обещание более строго­го анализа, вчастности необходимости соответствующей куль­турно-исторической ионтогенетической реконструкции мыш­ления и памяти.

Возвращаясь к сделаннымобобщениям, заметим еще, что если наша гипотеза верна, то в отличиеот тела, которое лишь растет и затем стареет, телесность претерпеваетсамые необычные изменения. Органы телесности могут в течение жизнирождаться и отмирать (в соответствии со сменой и жизнью психическихструктур и функций), пространственно они могут накладываться друг надруга и проникать друг в друга (например, рот как телесная основа дляпоцелуя, речи, питания и как элемент эс­тетического образа лица).У человека могут складываться (ро­ждаться, жить и отмирать) иболее крупные образования телесности — тела, например «телолюбви», «тело мышления», «тело общения»,«эмоциональное тело», «тело летчика», «телокомпозитора», «тело каратиста», «телотанцора» и т.д. В этом смысле уже не кажутся неправдоподобнымии такие выраже­ния, как «ментальное тело», «эфирноетело», «астральное те­ло». Вероятно, идуховная, эзотерическая практика предпола­гает открытиесоответствующих «тел», включающее изобрете­ние,реализацию эзотерической идеи, концепции, а также пси­хотехническуюработу, направленную на выращивание соот­ветствующих тел.

Что же следует из всегосказанного в отношении любви и сексуальности? Прежде всего то, чтолюбовное поведение и сексуальность (как технология, как формателесности) — две стороны одной монеты. Формирование в культуреновых форм любовного поведения невозможно без выращивания и откры­тияновых форм сексуальности. Рассмотрим теперь вниматель­нееструктуру сексуальности именно как форму телесности. Первое, и этоестественно бросается в глаза каждому, — в сек-

187

суальность делает вкладполовое влечение. Более того, Фрейд утверждал, что сексуальностьцеликом основана на половом влечении (энергии либидо). С этим,однако, трудно согласить­ся. Да, естественной, природной, т.е.биологической основой сексуальности является половое влечение, нокультурной — не только оно. Например, Платон указал на работуглаза (со­зерцающего прекрасное тело, прекрасное вообще), работуво­ображения, мысли, на воспитание и общение (все это позволя­етчеловеку стать совершенным). Куртуазная любовь связала сексуальностьс любованием лицом любимой, со страданием, томлением, ожиданием,бурным воображением. Христианская любовь ввела в сексуальностьгреховность и запрет. Роман­тическая — идеализацию.

Здесь можно еще развернуться к вопросу: а может ли суще­ствовать любовное поведение,вовсе оторванное от полового влечения? Безусловно, и культура всевремя демонстрирует нам этот феномен. Всего два примера: любовнаякультура арапешей и любовь-жалость русской женщины, о которой писалГеоргий Гачев. Так как будущие жены арапешей воспитываются в семьемужа, в частности и самим мужем, судя по всему, они впослед­ствиипрактически не имеют полового влечения к своему супру­гу.Вспомним наблюдения М. Мид: «женщины арапешей не по­лучаютв половом общении даже простой релаксации и описыва­ли своиощущения после полового акта как некую неопределен­ную теплоту ичувство облегчения». Естественно, по другим причинам любятсвоих мужей, но не испытывают к ним полово­го влечения некоторыерусские (да и не только русские) женщи­ны. Наблюдения показывают,что любовное поведение, не осно­ванное на половом влечении, имеетдругую структуру. Оно ме­нее процессуально, не содержит резкихкульминаций и спадов, а главное, питается совсем из других источников(и энергетичес­ки и психически).

Но и половое влечение необязательно реализуется в рам­ках любовного поведения. Когда онотолько созревает, то не реализуется нигде; отсюда беспокойствоподростка, обнару­жившего в себе непонятные силы и напряжения.Далее поло­вое влечение может быть реализовано не в любовномповеде­нии, а в других типах поведения, одни из которых простоснимают напряжение и дают разрядку, а другие несут и удов­летворение(наслаждение). Речь идет, например, о мастурба­ции или о сексе втом случае, когда партнеры не вкладывают в соитие и не извлекают из«любви» никаких чувств, кроме

188

телесных наслаждений^. Впринципе, половое влечение может быть реализовано в любом поведении,даже таком, как садизм или убийство.

Особый случай эксплуатацииполового влечения вне контек­ста обычного любовного поведения мыимеем в эзотерических практиках, например в даосизме^.

По даосизму сексуальное сближениеукрепляет ян и инь обоих полов. В этот момент мужчина собирает из усти грудей женщины выделяемую ею энергию инь. Во время оргазма потокэнергии протекает из глубины тела женщины к половому органу мужчины,а из тела мужчины во влагалище жен­щины, результатом оргазмаявляется полный обмен энергией между любов­никами, а инь и янстановятся едиными, объединяются. Это соединение обес­печиваетжизнеспособность и долговечность… Сексуальная жизнь являетсянеобходимым элементом медитации… К познанию дао приходят путемсо­средоточенного размышления о своем внутреннем духовном мире.Целью медитации является соединение внутреннего и внешнего. Человекпреодо­левает границу между ними и становится бессмертным…Потребность в сборе (в процессе медитации) как можно большегоколичества энергии инь и ян приводит к тому, что тот, кто желает бытьсовершенным, стремится вызвать и продлить оргазм как можно у большегочисла партнеров, стараясь одно­временно сохранить собственнуюэнергию, т.е. сдержать свой оргазм^.

Если быдело происходило на европейской почве, то в даоси­стской любви мымогли бы усмотреть аналогии и с платоничес­кой любовью^, и слюбовью-наслаждением, и с сексом, а в целом

^Вспомним тонкое замечание К. Льюиса: «Как неудачна фраза: «Ему нужна женщина». Строго говоря, именно женщина «ему» не нужна. Ему нужно удовольствие, мало возможное без женщины. О том, как он ее це­нит, можно судить по его поведению через пять минут. Влюбленному же нужна даже не женщина вообще, а именно эта женщина. Ему нужна его возлюбленная, а не наслаждение, которое она может дать. Никто не при­кидывает в уме, что объятия любимой женщины приятнее всех прочих… Я знаю только одного человека, совершавшего такой подсчет,­Лукре­ция, и влюблен он при этом не был. А ответил он так: влюбленность меша­ет наслаждению, чувства отвлекают, трудно со знанием дела смаковать удовольствие (поэт он хороший, но, Господи, что же эти римляне были за люди!)» (Льюис К. Любовь // Мир и Эрос.­М., 1991.­С. 209).

^Даосизм — эзотерическое и религиозное учение в Китае. Следуя «дао» (буквально — пути), мудрец постигает сущее. Отказываясь от целеполагающей активности, он достигает единства с природой и совершенства.

^Лев-Старович З. Цит. соч.­С. 152.

^Например, позиция «осенние дни» (мужчина полулежит, а жен­щина сидит на нем) облегчает медитацию, в этой позиции партнеры не смотрят друг на Друга, они погружены в мистическое созерцание (Лев­Старович З. Цит. соч.­С. 154).

189

мы здесь имеем дело сиспользованием полового влечения для эзотерических целей.

Но вернемся к нашей теме.Все-таки чаще в здоровом обще­стве и культуре половое влечение,как правило, реализуется имен­но в любовном поведении.

Но здесь мы должнывспомнить, во-первых, что любовное поведение может быть весьмаразличным, во-вторых, что любов­ное поведение и половое влечениевесьма несходны. Половое влечение есть биологический периодическийпроцесс, имеющий свое начало и конец, сопровождающийся концентрациейэнер­гии и ее разрядкой, а также рядом более или менее приятныхощущений. Любовное же поведение в той или иной степени за­трагиваетчеловека целиком, предполагает моменты общения, воображения,мышления: оно связано с кристаллизацией доволь­но сложных желаний— видеть, общаться, любить, находиться вместе, жить с любимым(любимой) и т.п. В общем виде можно говорить, что любовное поведениене процессуально, точнее, со­держит в себе много разныхпроцессов; это именно поведение, жизнедеятельность, реализация разныхпо природе психичес­ких структур. Как же половое влечениестановится телесностью для любовного поведения? И не прав ли здесьФрейд, утвер­ждавший, что половое влечение, как только оноудовлетворено, по сути расстается с любовным поведением, как быотрицает, гасит его?

Наблюдение Фрейда верное,особенно если речь идет о сексе, но он сам отмечал, что в культуреесть механизм, постоянно «по­дающий кислород для любовногоогня». Таким механизмом, как мы уже говорили, являетсядистанцирование (различие) полов: чтобы осуществлять совместнуюдеятельность, а также реализо­вать другие культурные нормы иправила (некоторые из них мы уже рассмотрели на примере архаической,античной и средневе­ковой культуры), люди разных полов получаютразное воспита­ние (мужское и женское), тело скрывается одеждой,устанавлива­ются различные запреты и табу (брачные, моральные, атакже в сфере общения и поведения). В рамках этого механизмасклады­ваются чувство стыда, стремление оградить свою личнуютерри­торию, защитить от посторонних взглядов свой внутренний мири определенные части тела. Именно дистанцирование полов опреде­ляетнеобходимость противоположного культурного поведения —преодоление дистанции, осуществление шагов, ведущих к интим­нойблизости или образованию семьи; любовное поведение возни­кает,собственно, из решения этой задачи.

190

Чем более сложныепрепятствия приходится преодолевать влюбленному, тем больше любовныхсобытий он при этом пере­живает, тем сильнее его желание. Влюбви, особенно возвышен­ной, 99,9% держится на тайне, границах,дистанции, противо­положности. Любовное поведение открываетчеловеку целый мир. Будущие влюбленные знакомятся, узнают друг друга,общают­ся, поверяют свои тайны и мысли, осваивают любовную игру,постепенно сокращают дистанцию, получают душевное и чувст­венноеудовлетворение, выращивают в своей телесности новые органы любви(ласка, поцелуй, нежные чувства, соитие и т.п.) и много чего еще, укаждого свое. Этот мир любви и события, в нем происходящие, настолькозахватывают культурного челове­ка, что он стремится повторить всевновь и вновь. Но именно в этом пункте его подстерегает серьезнаяопасность.

Когда любовная цельдостигнута и все начинает повторяться вновь и вновь, когда дистанция,противоположность (инаковость), границы и тайна исчезают, исчезают иусловия для любовного поведения, а следовательно, снижаетсясексуальное влечение.

Легко доказать,­пишет З.Фрейд,­что психическая ценность лю­бовной потребностипонижается тотчас же, как только удовлетворение ста­новитсяслишком доступным^. Чтобы увеличить возбуждение либидо, не­обходимопрепятствие; и там, где естественные сопротивления удовле­творениюоказываются недостаточными, там люди всех времен создавали условныепрепятствия, чтобы быть в состоянии наслаждаться любовью. Этоотносится как к отдельным индивидам, так и к народам. Во времена,когда удовлетворение любви не встречало затруднений, как, например, впериод падения античной культуры, любовь была обесценена, жизньпус­та. Нужны были сильные «реактивные образования»,чтобы создать необ­ходимые эффективные ценности. Все это даетоснование утверждать, что аскетические течения христианства далилюбви психическую ценность, ко­торой ей никогда не могла датьязыческая древность. Наивысшего значения любовь достигла уаскетических монахов, вся жизнь которых была напол­ненаисключительно борьбой с либидинозными искушениями^.

Но дело,собственно, не в самом падении сопротивления, а, как мы сказали, висчезновении условий для разворачивания полноценного любовногоповедения, особенно в рамках роман­тической концепции любви,пришедшей на смену средневеко­вым и возрожденческим идеаламлюбви. Романтическая концеп-

^Психотерапевт из Калифорнии Натаниэль Бренден с этим реши­тельно не согласен, он считает, что подобное утверждение грешит «чрез­вычайной слепотой или безразличием к опыту других».

^Фрейд З. Очерки по психологии сексуальности.­М., 1989.­С. 72.

191

ция любви в современном ееварианте (и американском и евро­пейском) не только интегрировалав себя на новой основе курту­азную, чувственную и возвышеннуюлюбовь, но и связала лю­бовь с браком и личными индивидуальныминачалами супру­гов. Как говорит Н. Бренден: «Любитьчеловека — это значит любить его (или ее) личность».Однако именно личность и семья (брак) в наше время часто лишаютлюбовное поведение условий для реализации, поскольку брак создаетрутину, ведет к сниже­нию идеальных начал, столь необходимых длявозвышенной люб­ви, а личности супругов, как правило, в семье несовпадают и поэтому супруги часто конфликтуют друг с другом.

В рамках романтическойлюбви и христианской традиции, которые долгое время не моглисостыковаться, разворачивалась и линия философского осмыслениясексуальности. Основные про­тиворечия, возникшие в такомосмыслении, зафиксировал Н. Бер­дяев. Бердяев прав, утверждая,что «пол есть стихия, разлитая во всем существе человека, а недифференцированная его функ­ция», что «любовь естьсила, преобразующая мир», что в любви нет никаких «естественныхнорм» (нормы всегда «сверхъестест­венны»), что«без мистического влечения к женственности, без влюбленности ввечную женственность мужчина ничего не со­творил бы в историимира, не было бы мировой культуры»^. И одновременно трудносогласиться с Бердяевым, что человек (мужчина и женщина) не целостен,что он всего лишь половин­ка, ищущая для восстановленияцелостности другую свою поло­вину, что с пола начинает «тлетьи распадаться личность челове­ка, отыматься от вечности»,что «нельзя быть личностью в сек­суальном акте», чтов этом акте «нет ничего индивидуального, нет ничего дажеспецифически человеческого»^.

Если половое влечение,владеющее человеком, рассматривать как чисто биологический процесс(введем на время такую идеа­лизацию), то он дробен, периодичен и,реализуясь в половом акте, на время полностью исчезает. В этом своемкачестве он, действительно, служит лишь продолжению рода, о чем ипишет

^Бердяев Н.А. Эрос и личность (Философия пола и любви).­М., 1989.­С. 62, 48, 44, 39.

^Там же.­С. 70. Правда, в другом месте, на с. 133, мы читаем следующее: «Есть третья точка зрения: смысл полового соединения в соединении с любимым, в достижении полноты от этого соединения. Это смысл личный и единственно допустимый, морально и духовно оп­равданный, и он предполагает одухотворение пола».

192

Бердяев. Но половоевлечение, включенное в любовь и взаимоот­ношения людей, столькоже биологический процесс, сколько и психический. А как психическийпроцесс, любовное поведение, о чем мы уже говорили, это довольносложная и в ряде случаев духовная форма жизни, не одинпсихологический процесс, а много разных. Здесь и сладострастноетомление, о чем пишет Бердяев, и мистическая влюбленность в женскийобраз (Богородицу, Ма­рию, Софию), и желание давно ушедшейматеринской любви и помощи, и стремление найти понимающую тебя душу имногое другое. Когда Бердяев говорит, что человек не целостен, то онправ, но не прав, сводя эту нецелостность только к половойне­достаточности, человек нецелостен по самой своей социальнойприроде: он нецелостен без семьи, без любви, без понимания, безподдержки, без возможности заботиться о другом и т.д.

Итак, половое влечение укультурного человека — это много разных процессов и желаний.Даже телесная подоснова у них не одна: помимо собственно половоговлечения любовь предполага­ет работу почти всех телесныхкомпонентов человека. Уже в ар­хаической модели (где брачныеотношения отождествлялись с охотой) любовное поведение черпало нетолько из полового влечения, но также из ритуалов (сакральные пляски,пение и т.д.), направленных на поддержание жизни племени. В античнойлюбви-страсти Афродита и Эрот были вполне равноправными партнерами.Платоническая любовь подключалась к почти бес­конечному источникуэнергии, сил — работе мышления, вооб­ражения, очищения(делания) себя; это, как мы уже отмечали, привело к смене гештальтателесности, им вместо женщины стал прекрасный юноша. В куртуазнойлюбви на женщину па­дал божественный свет Мадонны, и мужчиналюбил их обеих. Короче, любовное поведение всегда, во всех культурахтелесно основывается не только на половом влечении.

Дискретный, конечныйхарактер сексуального акта может, конечно, приходить в противоречиесо сложной психической при­родой любви и личности человека, нолишь в том случае, если любовь и взаимоотношения мужчины и женщиныотождествля­ются с половым актом, а сам сексуальный актфетишизируется. Хотя окончание сексуального акта приводит к резкомупадению психической и телесной энергии, а также исчезновению навре­мя полового желания (здесь Фрейд прав), другие процессылюб­ви и общения (эстетические, эмпатии, благодарности,родствен­ной близости и т.д.) этим не заканчиваются, а, напротив,иногда только набирают силу. Именно эти процессы создают тот мощ-

193

ный напор и поток энергии,который несет влюбленных (любя­щих). И именно здесь одна изпроблем интимной жизни: как добиться слияния полового влечения слюбовью, со взаимоотно­шениями любящих друг друга мужчины иженщины, как сде­лать, чтобы эти взаимоотношения, имеющие недискретный, а скорее, непрерывный и часто идеальный характер,гармонизи­ровались с дискретным и капризным или грубым половымвлечением^.

И другая проблема —как сложный психический процесс любви и взаимоотношений воплощать,концентрировать в своей кульминации — сексуальном акте. «Дажевысшая форма люб­ви,­писал Бердяев,­не есть любовьбесполая, бесплотная, не есть высушенный долг и моральнаяотвлеченность, в осно­ве ее лежит мистическая чувственность,непосредственная ра­дость касания и соединения» (курсивнаш. — В.Р.). Чисто те­лесное половое влечение исексуальный акт бессознательны, но они должны слиться в своемпроцессе и кульминации с сознательными и разными по природепсихическими процес­сами — с переживанием чувствродственности, благодарно­сти, красоты, радости, с общением ит.д. В свою очередь эти процессы должны в сфере интимной жизнислиться с поло­вым переживанием, структурироваться в соответствиис его напряженностью, ритмом и кульминацией, в идеале сделать­сябессознательными, так сказать, полететь на волне либидо. Именно вэтом случае реализация всех желаний синхронизи­руется,гармонизируется, а все процессы сольются в один по­ток —катарсис любви, по природе одновременно телесной и духовной.«Бессознательность сознательной активности» пе­реживаетсяпри этом как ощущение растворения Я, как по­гружение в телеснуюстихию, в которой уже почти невозмож­но различать себя и ее(его).

^Говоря о теле, К. Льюис заметил, что «на таком громоздком инст­рументе не сыграешь небесной мелодии, но мы можем обыграть и полю­бить саму его громоздкость. Высшее не стоит без низшего. Конечно, бывают минуты, когда и тело исполнено поэзии, но непоэтичного в нем гораздо больше. Лучше взглянуть на это прямо, как на комическую интермедию, чем делать вид, что мы этого не замечаем. Интермедия нужна нам. Наслаждение, доведенное до предела, мучительно, как боль. От счастливой любви плачут, как от горя. Страсть не всегда приходит в таком обличье, но часто бывает так, и поэтому мы не должны забывать о смехе» (Льюис К. Цит. соч.­С. 211).

194

И все-таки, подчеркнем ещераз, половое влечение — лишь одна из форм телесности в любви.Любовь-идеал, любовь как замысел должна высветить, преобразить такжеи все другие фор­мы телесности, несущие умную, духовную любовь. Вумной любви человек получает энергию и духовную силу не только отнепо­средственного слияния с любимым, но не меньше от его лица(Бердяев не переставал подчеркивать, что «на своей вершинелю­бовь всегда есть видение лица любимого в Боге»), от егоприсут­ствия, от самой атмосферы, ауры, которая его сопровождаети окружает, вообще от того, что он живет с любимым.

ЛОВУШКА ДЛЯ «БЕДНЫХ КУЛЬТУР»
ЗигмундФрейд прав, говоря, что когда естественные сексу­альные влеченияослабевают, люди создают, чаще всего не осоз­навая того,искусственные условия, чтобы наслаждаться любо­вью. Какие этобудут условия, зависит и от случайных обстоя­тельств, и отвоспитания, и от той концепции любви, на кото­рую человекориентируется.

Вот один из характерных длянашей современной культуры сценариев развития событий. Ребенкавоспитывают не в том по­ле, в котором он родился. Бехтерев водной из своих работ опи­сывает ситуацию, когда мать хотеладевочку, а родила мальчика. Не в силах с этим смириться, она сталавоспитывать сына как дочь: наряжала в платья, приучала играть скуклами, сводила в игре только с девочками и т.д. В результате ее сынполностью освоил женское поведение, включая ожидание мужской любви.Дальше достаточно было только подвернуться случаю (а он, как правило,всегда подворачивается), чтобы подросший юноша фи­зическипочувствовал себя девушкой и вскоре вступил в гомо­сексуальнуюсвязь в роли женщины.

А вот другой, не менеередкий сценарий. Молодые муж и жена или просто возлюбленные, пытаясьреанимировать угасаю­щее чувство, ищут новые «объекты»для любовного поведения. Если они ориентированы на современнуюмолодежную культуру и секс, то их поиск ограничен прежде всегопределами тела лю­бимого человека, его внешней красотой, темичувственными удо­вольствиями, которые оно сулит (именно эторекламируют жур­налы, эстрада, телевидение, мода). Но тело ужеосвоено, за ис­ключением… запретных зон, охраняемых чувствамистыда, за­стенчивости, сознанием запрещенности (современныеэквивален-

195

ты табу). Но тем интереснееи притягательнее эти места, тем больше их хочется разглядеть,ощупать, освоить в сексуальном отношении. Молодые супруги иливозлюбленные открывают но­вые ощущения, правда, слегка или неслегка патологические, и какое-то время поддерживают любовноеповедение, преодолевая при этом стыд, застенчивость, ощущениегреховности, запрещен­ности. Следующий шаг требует уже кудабольшей изобретатель­ности и изощренности, здесь на помощьприходят эротические фильмы, журналы, книги о технике секса и т.п.Однако опять через какое-то время чувство угасает, а идти уже некуда.

Но есть другойпотенциальный партнер, который может стать любовником или любовницей,есть порнофильмы, есть прости­тутки, есть любовь к людям своегопола, есть всевозможные не­обычные условия и т.д. В США,например, людей, оказавшихся на этом пути, не так уж мало -от 6 до 10процентов населения. Как наркоманы не могут жить без иглы и травки,так эти мужчины и женщины не в силах обходиться без секса — ониготовы пожертвовать всем, потерять все в жизни, лишь бы лю­бымспособом удовлетворить чувственное желание. Таким обра­зом, вовсех этих случаях происходит, так сказать, дрейф телес­ной основылюбви.

Кстати, о сексуальнойреволюции в нашей стране. К каким последствиям может привестикультивирование секса и созда­ние индустрии сексуальныхудовольствий? Ну, во-первых, к даль­нейшему кризису и разрушениюромантической концепции люб­ви, которая и так уже серьезнопострадала от современного быта и низкой личной культуры супругов.Во-вторых, что не менее и даже более важно, к провоцированиюразнообразных сексуаль­ных отклонений, к расшатываниюестественной связи психичес­кого, любовного поведения с еготелесной основой, в конечном счете к снижению сексуальных потенцийнаселения. Нужно за­метить, что сама концепция любви-секса,поддержанная средст­вами массовой коммуникации, деформируетестественные связи любовного поведения с телесностью. Содержание иобразы сек­суальных фильмов, произведений, изображений построенытак, чтобы разрушать нормальные культурные сценарии любовногоповедения. В погоне за острыми ощущениями и переживаниями отрицаютсялюбые границы, запреты, тайны, т.е. убивается са­ма культурнаяоснова любви, любовного поведения. Есть в кон­цепции любви-сексаи демоническое начало. Культивирование (разглядывание) гениталий, атакже эксперименты с ними и те­лом только ради острых чувственныхощущений рано или позд-

196

но вступают в противоречиеи конфликт с духовностью и нравст­венностью человека.

Нужно учесть и тообстоятельство, что пол и тело человека наряду с нравственностью,семьей, личностью являются универ­салиями, определившими развитиечеловеческого духа и куль­туры. Как универсалии они не могут бытьсущественно транс­формированы или тем более элиминированы.Сегодня, однако, наблюдается опасная тенденция экспериментирования сэтими универсалиями (генная инженерия, эксперименты в области по­лаи секса, эксперименты с психикой и т.п.). Разрушение уни­версалийможет привести (как один из возможных сценариев), например, кпоявлению людей-монстров и даже гибели нашей духовности ицивилизации. В этой связи вряд ли те элементы положительногосексуального образования, которые есть в на­шей сексуальнойреволюции, перевешивают указанные здесь не­гативные тенденции.Вероятно, сегодня необходимы не призы­вы к свободе в области полаи сексуальных потребностей, а серь­езная политика в сфересексуальной, а точнее любовной культу­ры. Именно культуры. И вРоссии здесь есть своя традиция. Достаточно вспомнить нашу литературуи поэзию (от Пушкина до Пастернака), работы наших философов и началавека и совре­менных, обсуждавших тему любви и русского эроса.

ЭТИЧЕСКИЙ АСПЕКТ ЛЮБВИ
Вернемся кказуистическим вопросам И. Канта и к метани­ям Н. Бердяева.Все-таки можно или нельзя любить женщину, если у нее нет желания? Какотноситься к половому акту, раз­рушает он личность или, напротив,позволяет прорвать обыден­ность? Ну, во-первых, в разныхкультурах на эти и подобные им вопросы ответили бы по-разному, агде-то сами эти вопросы бы­ли бы неосмысленны. Казуистическиевопросы Канта из нашей европейской культуры, и ответы могут быть данытолько здесь и сейчас.

Делать вид, что междулюбовным поведением (особенно в ли­нии платонической, религиознойи, отчасти, даже романтичес­кой любви) и половым влечением,половым актом нет противо­речий, вряд ли имеет смысл. Их природаразлична, различны в общем случае и цели. Цель любовного поведения —или страсть, или наслаждение, или духовный рост человека, илиобщение, или то и другое вместе (в соответствии с разными концепциями

197

и моделями любви). Цель жеполового влечения — продолжение рода, снятие психическогонапряжения, аспект гигиены и здо­ровья. Но ведь человек не имеетдело с чистым половым влечени­ем, он имеет дело с половымчувством, а это уже телесный ас­пект любви. И здесь никакихпротиворечий нет, а если почему­то человеку претит егособственный половой акт (так же, как, кстати, другие проявлениятелесности — раздражение, потение, бессилие, естественныеотправления и т.д.), то, значит, речь идет прежде всего о егосознании, о своеобразном расщеплении его личности.

Мы как-то не отдаем себеотчета, что буквально все наши психические функции — от низшихдо высших (от физического голода до духовного творчества) —телесны, что, например, ду­ховный экстаз основывается в телесномплане на вполне опреде­ленных и вполне земных действиях,энергиях, соматических от­правлениях. И когда поэт Джон Доннзамечает:

О буре в крови говорит
Красноречивый жар ее ланит,
И кажется, что мыслью плоть кипит,
он и не подозревает, какблизок к истине. И плоть кипит мыс­лью, воображением, и любыемысли и переживания не могли бы состояться без кипения плоти. Другоедело, что в бедных куль­турах любовное поведение весьма частоограничивает себя поло­вым чувством. Скользя по этой плоскости,любовное поведение обретает и особую сверхцель — наслаждение.По сути Бердяев борется не с половым актом, а с концепцией ипрактикой люб­ви-наслаждения. А она действительно противоположнадругой концепции — платонически-христианской. Однако, что имеетв виду Бердяев, когда говорит о преображении пола и половоговлечения? Одно дело, если речь идет об одухотворении любовно­гоповедения, другое — о мистическом акте, наподобие воскре­шенияотцов и дедов, предлагаемого Федоровым. Одухотворение любовногоповедения началось с Платона и проходит через всю европейскуюисторию, воскрешение же в иной плоти еще нико­му, кроме Христа,не удавалось.

Теперь вопросы Канта. Можноли, например, что-либо воз­разить А.С. Пушкину, сказавшему:

О люди! Все похожи вы
На прародительницу Эву:
Что вам дано, то не влечет,
198

Вас непрестанно змий зовет
К себе, к таинственному древу.
Запретный плод вам подавай,
А без того вам рай не в рай.
Как часто мы любим безжелания (по привычке или из жалости) и как часто нас влекут чужиежены! И то и другое особенно актуально в наше время. Мода, искусство,телевиде­ние, широкое общение, свобода нравов, эгоизм, тяжелыйбыт, монотонность городской жизни и многие Другие факторыспо­собствуют «знаковой усталости», убивающей любовь,превращаю­щей в обыденность даже интимные отношения. Как мыотмеча­ли выше, обыденности противостоят сама любовь, наш образжиз­ни, ее ценности, степень нашей духовности, богатствовпечатле­ний, умение реализовать себя. Конечно, нельзя впадать ив про­тивоположную крайность — подчинять любовь целямдуховного развития, превращать ее всего лишь в средствосовершенствова­ния своей личности. В этом случае любовьвырождается, стано­вится искусственной, неживой. Духовноеразвитие — это духов­ное развитие, а любовь — этолюбовь. В частности, любовь — это и гигиена, и удовольствие, инаслаждение. Однако только к гигиене, удовольствию и наслаждениюлюбовь не сводится. За ней стоит личность и духовное развитиечеловека. Это означает, что, сталкиваясь с проблемами в областилюбви, человек их дол­жен решать именно как человек, следя затем, чтобы человечес­кое начало в нем не страдало, а возвышалось.

Предположим, я хочу любить,а она нет. Человеческое реше­ние — найти в себе силы иотказаться, сдержать свои чувства. Предположим и другое развитиесобытий: жалея меня, она лю­бит (любовь-жалость, весьма нередкаяв наше время), но я это вижу, чувствую. Думаю, и в этом случае лучшесдержать свои чувства, отказаться. Лучше… для нашей любви, длянаших взаи­моотношений. Но так намерен поступать я, а другойможет не найти в себе в данный момент силы. И в этом случае можно всеже остаться человеком, компенсировав свою слабость нежностью,ощущением своей вины, да мало ли еще как. Отношения в люб­ви —это всегда творчество, неожиданность, поступок, испыта­ние нас напрочность, на человечность, на умение чувствовать свою вину. Никогдане известно, справимся ли мы, не соскольз­нем ли в яму. И никогдазаранее не ясно, что нас ждет завтра или послезавтра. В любви нетгарантий, любовь — это всегда неизвестность и испытание.

199

Весьма серьезной этическойпроблемой является также отно­шение к отклоняющимся формамлюбовного поведения. Хотя интуитивно чувствуется, что в смене полаили лесбиянстве есть что-то неестественное, аргументировано показатьэто трудно. Ну почему, спрашивается, женщине не сменить пол напротивопо­ложный, если она чувствует себя мужчиной? К тому же,как правило, она не виновата в этом, чаще всего ее так воспитали илина нее так повлияли (друзья, среда, улица). Ведь исправля­ются жегенетические нарушения или порок сердца. Да, труд­нейшаяоперация, но ведь еще труднее жить, ощущая себя су­ществомдругого пола. Сходные соображения можно выдвинуть и в случаепотенциальных гомосексуалистов, лесбиянок, людей, склонных ктрансвестизму (переодеванию в одежду людей про­тивоположногопола) и т.д. А аргументы от морали здесь не про­ходят: ведьнеясно, почему любить мужчине женщину нравст­венно, а мужчинемужчину — нет, почему безнравственно сме­нить пол, есличувствуешь себя в другом, противоположном по­ле. Что против всегоэтого можно возразить?

Ну, во-первых, вряд лиможно заменить природу, сделать лучше, чем она это сделала замиллионы лет эволюции. Меняя пол, человек обрекает себя на тяжелыепоследствия («женщи­ны» не могут рожать, «мужчины»не всегда полноценны в поло­вом отношении, операция даетпоследствия и рецидивы и т.д.). И все же, главное возражение вдругом. Все ли наши желания естественны и допустимы? Одно деломужчина чувствует влечение к мужчинам, женщина к женщинам. Совсемдругое — захотеть сменить свой пол. Здесь тонкая грань, перейдякоторую, оказы­ваешься в другом мире. Когда человек доходит дотакой идеи, он, не замечая того, попадает совершенно в другуюкатегорию. А именно, становится своеобразным эзотериком. Такойчеловек больше верит в свою идею, чем в обычный мир, он решает своюидею реализовать во что бы то ни стало, даже против своей при­роды.И почему бы нет, ведь современный человек все время идет противприроды; он ее изменяет, разрушает, улучшает, вме­сто однойприроды создает другую. Пойдя на изменение своего пола, человекстановится в ряд с инженерами, мистиками, соб­ственноэзотериками, которые изменяют свое существо под эзо­терическоеучение.

А что в этом плохого, можетспросить нас читатель. Есть ин­женеры в технике, инженерычеловеческих душ, генные инжене­ры, ну и, наконец, будутсекс-инженеры, инженеры пола. А пло­хо, точнее опасно здесь то,что рано или поздно эзотерическая

200

инженерия создает такогочеловека, с такими желаниями и обра­зом жизни, который выпадаетиз обычной культуры. Его разви­тие определяется теперь преждевсего идеями; оно не сдерживает­ся и не ограничивается жизненнымиреалиями, природой, куль­турными требованиями. Желание женщиныстать мужчиной — это именно такая идея, ничем не сдерживаемая,и ничем не огра­ничиваемая. И самое опасное, что эту идею, так жекак и многие другие (стать бессмертным, сверхчеловеком, святым),можно осу­ществить в одном случае с помощью медицины, в других —эзоте­рического образа жизни и различных психотехник.

Что предлагает эзотеризм?Или идеальную культуру, или от­каз от культуры вообще.Эзотерические учения — это восстание против существующейобычной жизни, стремление полностью разрушить реальность Я (эго),взорвать привычные представле­ния о смерти, поставить на ихместо… А что, собственно, поста­вить на их место, кромеотрицания существующей культуры и ориентации на Благо, Свет, Дух?Жизнь, вероятно, тогда не стра­дает, не превращается в своюпротивоположность — нежизнен­ность, когда самосознание изнание не только определяют ак­тивность и чувственность человека,но и следуют за ними.

В эзотерических системахактивность и чувственность чело­века полностью перестраиваютсяпод идеальные образы и схе­мы. В результате разрываются связиданной отдельной жизни с другими, теряется ощущение и понимание жизнидругих и все­го целого. И хотя данная отдельная жизнь реализуетполную свободу духа, полностью отвечает идеалу, в рамках этого идеаласовершенна, в целом жизнь и дух ослабевают. Вероятно,совер­шенствовать свою жизнь для блага людей можно лишь вкульту­ре, лишь повернувшись лицом к другим людям, укрепляя сни­ми духовную связь.

Как ни отличаютсясекс-инженеры и люди, меняющие пол, от эзотериков, тем не менее все,что мы здесь сказали, справед­ливо и относительно этой категориилюдей. Желание сменить свой пол в общем случае ничем не проще и небезопасней, чем, скажем, желание попасть в другую реальность илислиться с Космосом. У них одна природа — вера в свою идею, какв истин­ную реальность, стремление переделать себя, чтобыоказаться в этой реальности.

К этим проблемам относятсяи современные споры о половом воспитании. Но это, конечно, тема болееширокая, требующая специальных исследований. В данном случае мыограничиваемся только постановкой вопроса.

201

ПОДХОД К РЕШЕНИЮ ПРОБЛЕМЫ ПОЛОВОГО ВОСПИТАНИЯ
Вернемсяснова к анализу международного проекта «Поло­вое воспитаниероссийских школьников», о котором мы говорили во введении. Этотипичное решение, подменяющее вопрос о половом воспитании информациейо возможных сек­суальных отклонениях. Эксперты З.В. Любимова иГ.И. Рож­кова правильно пишут, что путаница начинается уже стер­минологии. Термин «половое воспитание»подразумевает ре­гулирование отношений человека и общества ввопросах пола, а «секс» и «сексуальность» —термины, определяющие интим­ные взаимоотношения полов. Всеосновные положения проек­та могут быть обозначены вторым терминоми не имеют отно­шения к половому воспитанию.

При обсуждении этогопроекта в Российской академии образования (РАО) директор Институтаразвития личности, академик РАО B.C. Мухина говорила, что в Россиисвоя культура и ментальность, а безопасного секса не бывает. Самаустановка на секс в раннем возрасте — это растление не толь­кофизическое, но и духовное. Секс в раннем возрасте должен бытьтабуирован.

Со всем этим можносогласиться, так же как и с тем, что после бурного обсуждения этотпроект был приостановлен. Од­нако не думаю, что многие педагогипонимают, чем все-таки любовь отличается от секса и почему опаснодавать в школе ин­формацию, предупреждающую сексуальныенарушения.

Сначала имеет смыслобсудить более общий вопрос: может быть, курс полового воспитания вшколе вообще не нужен? По­нятно, что такой, который мырассмотрели во введении, даже вреден. Вреден любой курс, подменяющийосвоение культурной нормы предупреждением патологий, а любовь —сексом. Но де­ло не только в этом. Что такое половое воспитание?Именно воспитание, образование формы поведения, присвоениеопреде­ленных ценностей, выработка правильного отношения кпред­ставителю другого пола, формирование определенногомироощу­щения. Можно ли этому обучить, усваивая знания и навыки?Сомнительно. К сожалению, многие наши ученые и педагоги уверены вобратном.

Но если половому поведениюнельзя обучать, то что же мож­но? Ведь как-то школа должнапротивостоять СМИ, рекламе, пропагандирующим секс, агрессивнойсексуальной атмосфере

202

последних лет. Попробуемсначала понять, какие у полового воспитания могут быть цели, а затемуже обсудим средства их достижения.

Наиболее общая цельполового воспитания — формирование личности, правильноориентированной в своем поле, способной любить, имеющей иммунитет ксексуальным экспериментам и соблазнам. Однако что мы видим сегодня вРоссии? Эстрада, журналы, театр, кино демонстрируют тип героя(мужчины или женщины) как бы неопределенного пола, публично однополаялюбовь теперь не осуждается, более того, подогревается интерес ковсякого рода сексуальному творчеству.

А какую модель любви можетусвоить наша молодежь, ори­ентированная на СМИ и современнуюмассовую культуру? Ин­фантильный, сексуальный герой, ценящийденьги, силу, успех, в уши которого воткнут плейер, а в ротжевательная резинка. Нет, конечно, есть и другая, серьезная молодежь,но, к сожале­нию, не она задает тон.

Без иммунитета противсовременного секса, с его конвейе­ром наслаждения, сегодня необойтись. При этом, опять же к сожалению, простые запреты и моральздесь не проходят. В начале века Л.Н. Толстой, озабоченный сходнымипроблемами, писал следующее: «Наряды, чтение, зрелища, музыка,танцы, сладкая пища, вся обстановка жизни, от картинок на коробках дороманов и повестей и поэм, еще больше разжигают эту чувст­венность,и вследствие этого самые разные половые пороки и болезни делаютсяобычными условиями вырастания детей обое­го пола и часто остаютсяи в зрелом возрасте. И я полагаю, что это нехорошо. Вывод же, которыйможно сделать из этого, тот, что… для воспитания людских детейпоставить себе другие це­ли, кроме красивого, выхоленного тела»^.

Как известно, попытки Л.Н.Толстого распространить в Рос­сии правильную мораль мало чтодали.

Но у полового воспитанияесть еще одна цель — осмысление (сообразно возрасту) явленийлюбовной и сексуальной жизни, с которыми ребенок, подросток или юношасталкивается как во вне, так и в себе. Совершенно неправильно вместомифа (сказки) об аисте и капусте давать пятилетнему ребенкумедицинское объ­яснение механики рождения детей. Его сознаниеориентировано

^Толстой Л.Н. Послесловие к «Крейцеровой сонате» // Собр. соч.: В 12 т.­М., 1982.­Т. 12.­С. 200.

203

именно на игру и сказку, ане на научное знание. Научное объ­яснение он и не поймет (всеравно переделает в детский миф), но момент механистичности в егосознании будет заложен.

Труднее объяснитьподростку, почему он занялся мастурба­цией и что это такое иличто с ним вообще происходит в этом возрасте. Здесь, вероятно, важноразличать два плана — личную гигиену и формирующиесяпредпосылки любовного поведения. Гигиена есть гигиена, к ней ребенканужно приучать в семье, в более сложных случаях (начало менструации,полюции и т.п.) на помощь могут прийти школьный врач и психолог.

А вот складывающеесялюбовное поведение требует специ­ального внимания. По сути нужнотактично помочь подростку понять, что все эти новые для него события,ощущения и пере­живания — необходимое условие егостановления как полно­ценного мужчины (женщины) и личности.Мужчины, женщины и личности, а не инструментов для опасного илибезопасного секса. Предполагает половое воспитание и выработкуправиль­ного отношения к наслаждениям: от трактовок его какгреха, если ребенок воспитывается в семье верующих, до понимания, чтонаслаждение, если оно берет верх, уводит человека от его духовнойприроды и назначения. В половое воспитание обяза­тельно входит иформирование ответственности, во-первых, за чужую жизнь (как святыню,которую не только нельзя поло­мать, например, переспав с кем-то,не предохраняясь или ради удовольствия, а, напротив, нужно лелеять ивсячески поддер­живать), во-вторых, за свою собственную (ее такженельзя ис­портить ради минутного наслаждения или милого друга).

От всего этого нужноотличать половые отклонения — бо­лезнь роста, например,мастурбацию или ранние половые кон­такты. Известно, что в началевека обе эти формы, чаще всего первая, оценивались крайне негативно,как патология разви­тия. Сегодня, напротив, они считаются чуть лине полезными для здоровья. Все же кажется более осмысленнымрассматри­вать их как болезнь роста, а следовательно, не пугатьподростка будущими негативными последствиями (в принципе, они неис­ключены), но и не поощрять в этих занятиях. Вероятно,пра­вильное решение — погружать ребенка (подростка, юношу)в такую реальность и атмосферу, которые бы снижали значениеудовольствий, получаемых от таких занятий, открывали бы ему другиепути и перспективы жизни и развития. То есть опять — непредупреждение сексуальных отклонений, а создание усло­вий дляболее нормального развития личности. Другое дело, что

204

если ребенку понадобитсядушевный или интимный разговор, то школьный психолог или врач (или,если есть доверие, родите­ли и учитель) должны быть наготове,чтобы обсудить проблемы, которые подростка волнуют.

Теперь вопрос о том, как жевсе это подавать в школе. Ясно, что не в обучении и не черезизложение знания и информирова­ние. В каком-то смысле половоевоспитание для ребенка должно быть незаметным. Что-то он узнает науроках биологии, что-то в курсе психологии (если таковой читается вшколе), но не специ­ально, а как фрагменты общей картины. Главноеже другая сфе­ра: обсуждение на уроках и вне их книг,кинофильмов, случаев из жизни, некоторых телевизионных передач,формирование в школе духовной атмосферы. В этих обсуждениях наряду сдру­гими моментами должны акцентироваться и анализироваться сцелью выработки правильного отношения и понимания основ­ные формыи модели любви и отношений между полами. Причем опять же неизолированно от других сторон жизни и развития личности, а внутри их.

Требует ли такой подходспециальных средств и методов? Вероятно, да, ведь ребенок в своемразвитии проходит разные ступени и сталкивается с разными проблемами.Очевидно, нуж­ны соответствующие материалы для классного ивнеклассного чтения и обсуждения, могут быть и специальные курсы«поло­вого воспитания» для педагогов, психологов иродителей. И все же главное в другом: в том, чтобы половое воспитаниебыло час­тью, моментом общего воспитания и образования человека,за­дачи которых в наше тревожное время достаточно сложны и, можетбыть, даже необычны. В идеале образованный человек видится таким,который в той или иной степени озабочен про­блемами выживания испасения человечества, работает над сво­им духовным обликом,может находить свое счастье и назначение в помощи другим иполноценной реализации себя. Вставленное в такую оправу, половоевоспитание, уверен, обретет в школе и семье твердую почву.

205

КОНТРОЛЬНЫЕ ВОПРОСЫ
Чем вызван в современной культуре интерес к проблемам любви и сексуальности?
Охарактеризуйте и сравните между собой модели роман­тической и платонической любви.
Назовите основные темы, по поводу которых в истории европейской цивилизации философы вели полемику.
Как 3. Фрейд трактовал природу сексуальности и решал вопрос о сексуальных отклонениях?
Понимание дискурса и диспозитива сексуальности в кон­цепции М. Фуко.
Почему мы можем говорить о кризисе современной семьи?
Какие разрушающие семью факторы называют разные спе­циалисты (социологи, педагоги, психологи, философы и т.д.)?
Можно ли построить современную семью на любви?
В каких обществах и при каких социокультурных услови­ях возникла любовь в архаической культуре?
Мифологическое понимание любви в античной культуре. Платоновская «реформа» любви.
Особенности и противоречия современной любви.
Понимание любви в период Ренессанса.
Новоевропейские представления о любви. Охарактеризуйте основные модели любви, сложившиеся в последние два–три века.
Любовь и секс. Назовите основные факторы, определяющие в современной культуре формирование секса и сексуальности.
Что такое телесность в отличие от тела? Понятие телес­ности.
Охарактеризуйте возможное решение этических проблем любви и секса.
В каком направлении видится решение проблемы поло­вого воспитания?
См. также: Розин В.М. Природа сексуальности // «Вопр.философии» 1993 №4.

Содержание (по бумажному изданию)

Введение. Новая волна интереса кпроблемам любви и сексуальности 3

1. ФИЛОСОФЫ И УЧЕНЫЕ СПОРЯТ И РАЗМЫШЛЯЮТО ЛЮБВИ И СЕКСУАЛЬНОСТИ 13

Парадоксальность древних и современныхпредставлений о любви и сексуальности 13

Плутарх против Платона 17

Николай Бердяев и Владимир Соловьевпротив Василия Розанова 19

Любовь к Богу или любовь к любимому? 23

От маркиза Франсуа де Сада к ЭрикуБерне 26

Моральные теории любви 29

Эволюция представлений о любви и браке впоследние два столетия 33

Концепция сексуальности ЗигмундаФрейда 38

Концепция сексуальности Мишеля Фуко 43

2. ПРОБЛЕМЫ ЛЮБВИ В КОНТЕКСТЕПРОТИВОРЕЧИЙ СОВРЕМЕННОЙ СЕМЬИ 49

Позиция автора 49

Кризис семьи, или простая статистика 50

Семейные традиции или свободаличности? 61

Кризис семьи и воспитание детей 66

Что все-таки главное в семейной жизни? 69

Кто виноват в распаде семьи? 74

Все ли благополучно в нашем доме? 90

Ценности семейной жизни 96

Можно ли построить современную семью налюбви? 101

3. ПРОИСХОЖДЕНИЕ И ЭВОЛЮЦИЯ ЛЮБВИ ИСЕКСУАЛЬНОСТИ 116

Два подхода к изучению сексуальности 116

Любовь в архаической и примитивнойкультуре 118

Идеи и практика любви в античнойкультуре 127

Христианская мораль и куртуазнаялюбовь 145

Особенности осмысления любви в эпохуВозрождения 158

Новоевропейское представление о любви 166

Формирование секса 174

4. ЛЮБОВЬ, СЕКСУАЛЬНОСТЬ, ПОЛОВОЕВЛЕЧЕНИЕ 183

Психика и телесность 183

Ловушка для «бедных культур» 195

Этический аспект любви 197

Подход к решению проблемы половоговоспитания 202

Контрольные вопросы 206

Учебноеиздание

Розин Вадим Маркович

Любовь и сексуальность вкультуре, семье и взглядах наполовое воспитание

Учебное пособие

Редактор Н.Г.ДавыдоваОбложка Ю.П. БугиКорректор Т.В. Малиновская

ЛР № 071045от18.05.94

Подписано в печать 12.05.98. Формат 60×90/16Бумага офсетная № 1. Печать офсетнаяГарнитура школьная. Печ.л. 13,0. Уч.-изд.л. 13,02Тираж 5000. Заказ 6420

Издательская корпорация «Логос»105318, Москва, Измайловское ш., 4

Отпечатано вПроизводственно-издательскомкомбинате ВИНИТИ140010,Люберцы,Октябрьский пр-т, 403Тел.554-21-86