За помощью к психологу обращаютсялюди, у которых на душе тяжело: их мучают тревога, отсутствие цели исмысла жизни, душевная боль и тоска… Психолог не демиург: он неможет изменить душу человека по своему разумению, не нарушив заповедьГиппократа: «Не навреди!» Но он может помочь пробуждениюживительных духовных сил, скрытых в глубине души. Суть диалогическогоконсультирования в том, что человек не объект исследования,постановки диагноза и воздействия, а субъект живого общения,»сверхзадачей» которого является духовное пробуждениеличности.
Прошли те времена, когда»глубинному» психологу требовалось много времени и усилийдля того, чтобы «раскрепостить» вытесненные из сознанияпациента постыдные влечения. Сегодня это «раскрепощение»достигло массовых масштабов: из каналов массовой информации хлещутпотоки нечистот. Но душевное здоровье человека и общества явно неулучшается. Во избежание массового удушья, очевидно, нужна экологияне только окружающей среды, но и души человека. Джинн, вырвавшийся избутылки, агрессивен; одержав верх, он делает человека одержимым.Вытесняется, предается и распинается «сокровенный сердцачеловек». Чтобы душа ожила, необходимо покаяние.
Практическая психология — этопредмет не только для психолога-специалиста, в широком смысле словаэто психологическая практика жизни. Каждый становится психологом вмеру зрелости и осознанности своего душевного опыта.
Работа психолога-консультантатакже зависит от качества и содержания его личного опыта. Этоособенно дает себя знать в вопросах духовной жизни личности. Не имеядуховного опыта и не признавая его реальности, консультант, в лучшемслучае, пройдет мимо существа проблемы. Если же он убежден в»относительности» нравственных норм, усилия его будутнаправлены на то, чтобы расшатать нравственные устои посетителя иизбавить его от «комплекса вины». Авторитет психологиипоможет в этой «психокоррекции». Если консультантисповедует господство секса в психической жизни, он посоветуеттревожному пациенту для снятия напряжения завести любовные связи; онне сочтет для себя зазорным вступить в интимные отношения с приятнойему клиенткой. Мода на плюрализм открывает в психологической практикеширокие врата для вседозволенности.
Нравственная позиция психолога -область его свободного выбора и личной ответственности. Но этаситуация означает, что к «психологической помощи» следуетотноситься с осторожностью, чтобы «не повредиться».
Предлагаемый в книгедиалогический подход к психологическому консультированию основан наобщечеловеческих духовно-нравственных ориентирах, испытанныхмноговековым опытом человечества и подтверждающихся опытом душевнойжизни каждого человека, у которого жива совесть («… Потому чтоСова была злая, а сердце у нее было доброе»).
Открывая книгу, обычно хочетсяузнать об авторе: кто он, почему написал ее, чем он хочет с тобойподелиться. Если книга — справочник или словарь, можно обойтись и безэтого. Но о писателе, философе, ученом хочется знать; и необязательно биографические подробности или даже особенности егохарактера, хотя и они могут быть интересны. Прежде всего хочетсяпонять нечто существенное, от чего зависит смысл написанного этимчеловеком. Поэтому я и начну с некоторых штрихов своей личной инаучной биографии.
В психологию меня привели поискивыхода из мятущегося состояния души. Я чувствовала, что так не должнобыть, что во мне что-то неладно и наука психология должна мне помочь.Но лекции и семинары по психологии в МГУ не касались моих душевныхпроблем: условные рефлексы, ощущения, восприятия, память, внимание,чувства — все это в отдельных главах, между которыми я не могла найтивнутренней связи. «Психология» в переводе с греческого -«наука о душе». Но та психология, которую мы проходили,была явно наукой без души. Она старательно равнялась наестествознание, в котором видела образец научности, превращаячеловека в механическую систему. Самой убедительной фразой дляУченого совета было: «психологический механизм такой-то…»
Не лучше обстояло дело и спедагогикой. В человеке, учили нас, 95% психики является результатомвоспитания. Из этого следовало, что личность формируется по заданнойпрограмме, являясь продуктом среды и воспитательных воздействий.
Университетские занятияпсихологией, физиологией, политэкономией, марксистской философией идругими науками, включая «научный атеизм», отнимали многовремени и буквально «забивали голову». Так что я уженачинала забывать о своем первоначальном стремлении найти впсихологии ответы на мучившие меня проблемы и обрести с ее помощьюмир души. Много времени отнимали и «общественные нагрузки».Одним словом, суета заедала. Наступали летние каникулы, и я оказаласьперед выбором: поехать мне с агитбригадой читать популярные лекцииили заняться, наконец, чтением серьезной литературы для просвещениясобственной души. И снится мне сон.
Я в переполненном метро. Людисуетятся, куда-то спешат, и я с ними спешу, не зная куда. Толпавносит меня в вагон поезда. Двери закрываются, поезд трогается, и явижу в окне огромную надпись: «Поезд следует до станции»ЧЕПУХА». Глубоко возмутившись, я на полном ходу рывкомоткрываю дверь и выскакиваю из вагона. Вокруг тихо, спокойно. Передомной источник чистой прохладной воды. Оборачиваюсь и вижу за собойбесконечную очередь…
Слово «чепуха» застрялов памяти после лекции по психологии «установки»: если передним написать латинское Id, оно воспринимается как латинское»реникса». Инерция установки подменяет реальностьвоспринимаемого, и вместо обыкновенной «чепухи»представляется благозвучная «реникса» . Не так ли и мыбессмысленную суету своей жизни называем красивыми словами»общественная работа», «просветительскаядеятельность», «самоотверженный бескорыстный труд» ит.д.? Во сне мне удалось вырваться из этой бессмысленной суетымассового движения и обрести источник тишины и мира. Оказалось, чтоон нужен не только мне, но очень многим.
С агитбригадой я не поехала илето провела с пользой для души.
Много позднее, став уже»остепенившимся» научным сотрудником, я на практике понялавсю непригодность той «школьной» психологии для решениядушевных проблем человека. За это время в науке произошел серьезныйсдвиг: ранее запретные тесты, вопросники «буржуазных»авторов теперь вошли в моду и на них появился массовый спрос.
Но вопросники и тесты рассчитанына человека среднего уровня. Если же обследуемый выходит за рамки»среднестатистического», он может получить парадоксальныйдиагноз. Обычно не бывает, чтобы человек никогда не лгал, не подводиллюдей, не опаздывал, не добивался успеха за счет других и т.д. Еслиже он это утверждает о себе, значит, он лжив. Но мне безразлично,каков этот человек с точки зрения среднестатистических мерок. Самоеинтересное то, что в человеке особенно, неповторимо. Кроме того, самидиагнозы — «тревожный», «интроверт», «шизоид»,»невротик» и тому подобное — мало что говорят по существу.Самое существенное в человеке не то, каков он от природы иливследствие условий своего развития; ведь эти исходные данные — всеголишь материал, к которому он может так или иначе относиться и которымон может пользоваться в зависимости от понимания цели и смысла своейжизни. А последнее как раз и остается за скобками «личностных»тестов: они оказываются окололичностными. Так что эти достижениянаучной психологии мало что дают науке о душе. Хотя знать о своемпсихическом материале бывает полезно, но это не самое главное.
Долгое время изучая и анализируязарубежные теории «глубинной» психологии — психоанализа,аналитической психологии К.Г. Юнга, психосинтеза, гуманистическойпсихологии, я не стала сторонницей ни одной из них. Фрейдовскийпсихоанализ был мне скучен своей откровенной бездуховностью ибеспросветной погруженностью в вытесненные сексуальные проблемы.
В наше время вытесняется самоеглавное, святая святых души человека — голос совести.
Работая психологом-консультантом,я не раз убеждалась в этом. Подростки по телефону доверия, несмущаясь, могли много говорить о своих сексуальных проблемах, но лишьв исключительных случаях сами поднимали духовные и нравственныепроблемы. Эти проблемы нередко попутно обнаруживались в ходе беседы иоказывались наиболее серьезными и «глубинными».
Консультируя разводящихсясупругов, я могла убедиться в том, что их сексуальные проблемызачастую являются производными от трудностей межличных и снимаютсяпри их разрешении. Наиболее значительными с этой точки зрения былислучаи, когда за помощью обращался человек в состоянии душевнойтоски, неудовлетворенности жизнью, тревоги, внутреннего смятения; иза всем этим не было сексуальных проблем. Душевные трудностиснимались при разрешении проблем нравственного и духовного характера.
Признание в человеке духовнойжизни — явной или скрытой, «вытесненной» в областьнесознаваемого, — принципиально меняет десятилетиями укоренявшиесяпредставления в психологии.
ЧЕЛОВЕК В ЧЕЛОВЕКЕ
Дом души и храмдуха
Представление о доме какотображении тела человека было обычным в древности, да и в наше времятело называют «домом души». Архитекторы издавна принималитело человека за образец дома и храма. Так, архитектор Витрувийсказал, что прекрасное здание должно быть «подобно хорошосложенному человеку». А Микеланджело считал, что «частиархитектурного целого находятся в таком же соотношении, как частичеловеческого тела, и тот, кто не знал и не знает строениячеловеческого тела в анатомическом смысле, не может этого понять».Это хорошо видно в архитектуре православных храмов, напоминающихмогучих богатырей, стройных воинов, нарядных царевен и величавыхцариц.
Кто же этот архитектор, создавшийтело человека как непревзойденный образец для строителей? Некоторыеученые утверждают, что это — материя, природа, естественный отбор. Ноиз этого следует, что у природы, материи и естественного отбора былопределенный проект, замысел, цель. Наука же утверждает, что онимогут быть лишь у живого и разумного существа, но никак не у хаосанеживой материи, из которой якобы все произошло путем случайныхкомбинаций. Красота и гармония мира, законы природы, чудо плодородияземли и воспроизводства жизни животных и человека… Откуда это все?Этот вопрос постоянно задают дети. Но взрослые образованные людиперестают задумываться над этим, довольствуясь усвоенными понятиямиестествознания и достижениями научного прогресса.
Человечество знает многопрекрасных и полезных изобретений. Но если присмотреться к нимвнимательно, можно увидеть, что все они так или иначе отображаютстроение и назначение органов тела человека. А все тело человекаявляется прообразом дома. Об этом рассказал в своем труде»Органопроек-ция» Павел Александрович Флоренский,выдающийся мыслитель и образованнейший ученый XX века. Он былсвященником и богословом. Чем глубже ученый познает мир, тем сильнееон проникается чувством изумления и благоговения перед красотой исовершенством его, перед непостижимой тайной жизни, мудростью игармонией законов природы. Он видит ограниченность и мизерностьпознанного в сравнении с непознанным, таинственным. Поэтому многиевыдающиеся ученые верили и верят в Творца всего сущего — Бога — и сблагоговением смотрят на человека как на вершину Божественноготворения.
Тело человека — самый совершенныйиз всех живых организмов. Ни одно создание рук человеческих не можетсравниться с ним. Все изобретения в истории науки — лишь слепки,подражания органам человеческого тела. Они только продолжают ихработу.
Представим себе фигуру человека свытянутыми в стороны руками и поднятыми вверх ладонями. Чтосоответствует ей в мире техники? Конечно же, весы. Руки заменяют намчашки весов, когда мы сравниваем, какой из двух грузов тяжелее.
Матерью всех изобретенных орудийявляется рука: гладящий утюг, шлифовальный станок, схватывающиеустройства и другие машины продолжают работу руки и воспроизводят ее.
Изобретатель фотоаппаратасравнивал свое изобретение с глазом, а изобретатели линз и другихоптических приборов сознательно воспроизводили строение частей глаза.
Подобием уха является рояль.Чтобы ухо слышало, оно должно воспроизводить звуки, поэтому в неместь молоточек, наковальня и стремя. Барабанная перепонка ухасоответствует клавишам, кортиевы дуги — струнам, костные резонаторы -резонаторным доскам и полостям.
Электрические провода иэлектроприборы воспроизводят нервную систему, по волоскам которойпроходят нервные возбуждения, вызывающие сокращения мышц тела.
Кости служат прототипом железныхи железобетонных сооружений. Они обладают чудесной крепостьюблагодаря своему строению, которое подобно механически совершеннойсистеме упругих столбов и стропил.
Тепловая регуляция телавоспроизведена в строении термостата подобно тому, как инкубаторявляет собой подражание курице-наседке.
И наконец, тело человека служитпрообразом дома. Подобно тому как тело согласованно объединяет всеего органы, так и дом, обслуживая человека, служит вместилищеморудий, созданных им. Так, водопровод соответствует кровеноснойсистеме, электрические провода электроприборов — нервной •системе,печь — легким, дымовая труба — горлу и т.д.
Войдя в дом, мы спрашиваем: «Естьли тут живая душа?» Душой дома является его хозяйка. Пустой домхолоден, неуютен: он разрушается и умирает. Так умирает и телочеловека, когда его оставляет жизнь, душа.
Тело мы видим, ощущаем,чувствуем; душа же невидима. Некоторые говорят поэтому, что души нет.Говорят это и многие психологи. Люди, призванные изучать психику,т.е. душу, отрицают само ее существование. Но точно также невидимы инаша память, внимание, воля, чувства — все проявления нашей психики -души. Однако никому не приходит в голову отрицать их существование.
Для серьезного ученого видимостьявления вовсе не обязательный признак его существования. Мы видим ислышим далеко не все, что, несомненно, существует: так, у нашегоглаза ограничена способность зрительного восприятия, он видит лишь вопределенном диапазоне длин волн; то же относится к слуховомувосприятию. Поэтому говорить: «Души нет, потому что ее не видно»- все равно что уподобиться слепому и глухому, отрицающемусуществование мира. Столь же несостоятелен аргумент невидимости приотрицании бытия Бога.
О людях мы говорим: «душевныйчеловек», «добрая душа», «чистая душа». Ивсе понимают, о чем идет речь. Мы чувствуем состояние своей души:»душа не на месте», «душа ушла в пятки», «душагорит» и т.д.
Кроме слова «душа» естьеще слово «дух». Интуитивно мы понимаем, что хотя они исвязаны друг с другом, но между ними существует различие.
В переводе с греческого «психи»означает и «душа», и «дыхание» , а дыхание -основа жизни тела. Слово «душа» означает также «бабочка»;на эллинских надгробиях душа изображается крылатой бабочкой. Вгреческом искусстве часто встречается такой сюжет: Амур, бог любви,ловит Психею-бабочку с горящим факелом в руках. Миф об Амуре и Психеев образах-символах раскрывает таинственную связь души и духа.
Душа стремится к духу, жаждетвстречи с ним и лишь в слиянии с духом находит полноту и радостьжизни. Когда дух покидает душу, она томится, страдает и всеми силами,преодолевая трудности и препятствия, устремляется к нему.
Психею разлучил с Амуром грехлюбопытства: наученная злыми сестрами, она решилась подглядеть засвоим невидимым супругом и больно ранила его. Амур улетел от Психеи.
Такова же участь и любопытногоисследователя тайн человеческого духа, ускользающего от него.
Для психолога миф об Амуре иПсихее имеет особый смысл: ведь «психи» — один из двухкорней слова «психология». Душа, персонифицированная вобразе Психеи, не может жить без любви. Но истинная любовь духовна.Она невидима для внешнего взора. Превращение ее в объектисследования, анализа ранит любовь, и, подобно Амуру, она улетает отпсихолога, стремящегося уловить ее в научные схемы, понятия иопределения. Определить — значит положить предел, а дух беспределен инеуловим.
Душа стремится к духу. Когда онивстречаются, наступает полнота любви, творческого вдохновения,внутреннего мира — это мир души и духа.
Говоря «душевный человек»,мы подразумеваем такие его качества, как доброта, чуткость,тактичность, предупредительность и другие проявления, связанные свосприимчивостью, чувствительностью и сердечностью. Когда же речьидет о силе духа, об одухотворенности человека, мы чувствуем, что этонечто более таинственное и высокое, чем душевность. В это понятиевключаются и мудрость, и воля, и высокие бескорыстные проявлениялюбви. Душевность ассоциируется скорее с проявлениями женственности,пластичности, а духовность — с активностью, мужественностью. Подобнотому как жена хранит семейный очаг, уют и тепло дома, душаоживотворяет тело. Но она должна подчиняться духу, чтобы был мир вдоме. Душа оживотворяет, дух управляет, тело подчиняется и служит им.
Кто был в Санкт-Петербурге,помнит четыре скульптуры Клодта: они изображают всадника, постепеннообуздывающего дикого коня. Конь обычно символизирует человеческуюприроду, тело человека. Четвертый всадник, спокойно ведущий ужепокоренного коня, — символ одухотворенного человека, подчинившеготело духу, обуздавшего его. Вся композиция говорит о том, какогомужества, силы воли, решимости стоит победа духа над плотью. Но лишьпобедив свою природу, унаследованную от животного мира, человекстановится ее мудрым хозяином, обретает то царственное достоинство, ккоторому он призван.
Представим себе, что браздыправления взяла непослушная, своевольная душа. Дух не можетподчиняться ей — он ее оставляет, и она становится рабой тела, служитего необузданным желаниям и похотям. Тогда человек превращается враба своего тела и теряет достоинство. Душа его мечется и тоскует,тело оскверняется и впадает в немощь от неправильного образа жизни 1.
Порядок в «доме души» ичистота в нем наступают лишь благодаря господству духа. Тогда телочеловека становится прообразом храма. В храмах всех времен и религийвыделяются три части: двор, святилище и самое святое: «святаясвятых». В христианских храмах это притвор, храм и алтарь. Такоестроение соответствует трехчастности строения человека: тело, душа идух.
О духовном достоинстве человека,о мире в его душе и в доме его, о семье, о психологии, котораяпомогает человеку обрести этот мир, и пойдет наша беседа.
Подросткиоткрывают духовное «Я»
И дома, и в школе мы, взрослые,постоянно взываем к совести ребенка. Но знаем ли мы, какое содержаниестоит за этим словом у детей? Может быть, для них это — пустой звук?И понимаем ли мы сами, что такое «совесть»?
Мы со студенткой Мариной Макеевой(теперь уже профессиональным психологом) решили узнать, как понимаютподростки слово «совесть». Попросили их написать объясненияэтого слова, а потом — сочинения, где рассказывались бы случаи изжизни вымышленных героев или своей собственной, связанные с совестью.Пообещали, что не будем оценивать их работу отметками и не станемрассказывать о ней учителям.
Нашу просьбу подростки принялиохотно, с интересом, и мы получили много искренних и содержательныхответов. В них отчетливо видны возрастные особенности подростков -младших и старших.
Для младших подростков -четвероклассников и пятиклассников — характерны подробные описанияобыденных житейских ситуаций, особенно тема «о старушке».»Я вчера ехала в автобусе, было много народа. В автобус вошлапожилая женщина лет шестидесяти. У окошка сидел ученик. Женщинаподошла к нему и поставила тяжелые сумки около него. Он посмотрел насумки удивленно и отвернулся к окну. Так проехали несколькоостановок. Потом женщина с ребенком уступила место старушка, она селаи тяжело вздохнула. Мне очень стыдно было за этого мальчика. А онсидел у окна и напевал тихонько песенку». В таком жеэмоциональном и нравоучительном тоне подростки четвертых-пятыхклассов описывают ситуацию «разбитое стекло», «стертаяотметка», «неуважение к учителю».
В рассказах этих детей отраженыморальные нормы поведения школьника, усвоенные с первого класса. Ихнарушение грозит наказанием и неодобрением взрослых. Но значимы онине только поэтому: ведь дети пишут не о страхе наказания, а осочувствии, сострадании, любви к человеку.
«Например, мимо тебя прошелмальчик или девочка, у них какая-нибудь болезнь: они косые или у нихдлинные уши или шея. И мы, проходя мимо них, говорим: «Вон идеткосая», или: «Вон идет гусь», или: «Вон идетушастый». Но когда мы хорошенько всмотримся в их лица, то всердце появляется жалость к этим ребятам, и мы хотим подойти к ним исказать: «Прости меня». Вот что такое совесть».
Здесь есть очень важноепсихологическое обобщение: когда мы проходим «мимо»человека, мы ведем себя не по совести, жестоко судим о нем, как очужом, постороннем. «Но когда мы хорошенько всмотримся в ихлица…», тогда, проявив внимание к этому человеку, начинаемчувствовать жалость и раскаяние в своей прежней жестокости: это иесть голос совести. Такое переживание сочувствия другому, своейсопричастности ему М.М. Пришвин назвал «родственным вниманием».Оно проявляется не только по отношению к человеку, но ко всемусущему, с которым мы связаны узами родства. Так, совесть, основаннаяна родственном внимании, проявляется в отношении к животным. Вот одиниз рассказов на эту тему.
«Однажды я пошла гулять.Когда я зашла за дом, то увидела мальчика. Я подошла к нему иувидела, что он привязывает к крылу голубя нитку. Я спросила: «Зачемты это делаешь?» Он сказал: «Тебя не спросил!» Тогда яего оттолкнула, взяла голубя и отвязала нитку. Потом его отпустила,но он не взлетел. Я позвала своего брата и рассказала все, что было.Мы этого голубя отнесли домой, стали лечить. Когда он вылечился, мыего отпустили, и он улетел. Теперь он к нам прилетает на карниз, аиногда стучит в окно и хочет что-то сказать».
Родственное внимание наделяетчувством совести не только человека, но и животных: «Моя собакаМалышка очень маленькая, но злая. Однажды мальчики поймали на улицекотенка и начали его в грязи валять. Малышка, увидев это, подбежала иукусила одного из них. Мальчишка заплакал и убежал. За первым убежали второй. А я взяла котенка на руки и отнесла домой. Малышка не любиткошек, но она увидела, что он маленький, и сама стала спать наподоконнике, а котенка я положила в Малышкину постель. Сейчас котенокуже большой, и они дружат с Малышкой. Но Малышка так же зла ккошкам».
Сопереживание связано с родством,единством всего живого — из этого единства и рождается совесть. Обэтом говорит наш внутренний опыт: мы испытываем угрызения совести,когда ставим себя на место того, перед кем провинились. «Мнебыло бы худо на его месте», — как бы говорю я, и действительночувствую себя плохо, как будто этот человек не «другой», ая сам. Это глубокое чувство общности, сопричастности другому живет вкаждом нормальном человеке.
В самом слове «совесть»на эту общность и сопричастность указывает приставка «СО»(она и в таких словах, как «сообщ-ность», «сочувствие»,»сотрудничество», говорящих об общности, единстве людей).Корень этого слова — «весть» (от «ведать»,»знать») — указывает на то, что совесть дает нам знать оправильности или неправильности поступка, слова или мысли именно сточки зрения общности, единства людей, природы и всего сущего.
Если в ответах младших подростковпреобладает эмоциональная сторона понятия совести, то у подростковстарших классов чаще звучит сознательная оценка своих поступков.
Объясняя понятие «совесть»,младшие подростки пишут, что это «чувство, грызущее душу заплохой поступок»; «совесть — это любовь. Когда сделаешьчто-то плохое, то и тебе от этого будет не очень-то хорошо, тебязамучает совесть». Здесь есть и осознание переживаний совести.Оно возникает сначала в связи с душевным разладом, трудностью(подобно тому, как мы обычно начинаем анализировать ход своихдействий, когда происходит сбой, нарушение правильного хода дела).По-видимому, этим объясняется то, что дети обычно связывают совесть сотрицательными переживаниями — «муками совести».
Осознание же совести как вести оправильности поступка хорошего, доброго, очевидно, приходит с опытом,когда человек приобретает навык слышать «голос совести» ируководствоваться им в своем поведении: одобряет этот голос илиосуждает задуманный или уже совершенный поступок. У младшихподростков поведение еще в большой степени определяется моральнымитребованиями и оценками взрослых.
Новые оттенки в понимании совестипоявляются у подростков-шестиклассников и семиклассников: «Совесть- это чувство, которое не зависит от твоих желаний. Если твойпоступок прошел для всех незаметно, то для тебя самого этот поступокостается, ты начинаешь размышлять над тем, что ты совершил, потомтебя эта мысль начинает преследовать, и ты чувствуешь, что если неисправишь свой поступок, то ты упадешь в собственных твоих глазах «.
Появляется ориентация своегоповедения уже не на внешнюю оценку, как у младших подростков, но насамооценку. В этом возрасте мы не встретили уже ни одного ответа,связывающего совесть с моральными требованиями взрослых. «Вчеловеке просыпается совесть, когда он сделал то, что ему самому неочень хотелось бы сделать. Совесть — это что-то круглое, пушистое,но, когда человек поступает плохо, на ней появляются колючки, и онацарапается ими в душе человека». Такие описания переживанийсовести говорят о глубоко личном, индивидуальном, собственном опытеподростка.
В этом возрасте учителя иродители занимают уже далеко не первое место в душевной жизни: ихвытесняют отношения с товарищами. «Один мой приятель разбилодной девочке очки. После этого его целый вечер мучила совесть. Лежиткакой-то камень на сердце — и все тут. Не знаю, где набрал он столькомужества, но все-таки он позвонил ей этим же вечером и попросилпрощения. После этого у него как гора с плеч свалилась». (Неисключено, что «один мой приятель» — это и есть сам авторповествования: очень уж убедительно он описывает мучения совести.) Авот другой рассказ. «Однажды одному в общем-то хорошему человекувзбрело в голову поймать на улице беспризорную кошку и привязать к еехвосту груду консервных банок, чтоб гремело. «Авось, ничего небудет», — подумал он и принялся за дело. Он увидел на улицепервую попавшуюся кошку. Поймав ее, он привязал банки к хвосту ивыпустил кошку. Кошка загремела по улице, а «герой»отправился за ней домой. Но тут он увидел такое, что заставило егопокраснеть. Его лучший друг отвязал от кошки банки. Это была егокошка. Наш «герой» сидел дома. Его звали гулять, но онотказывался. Его мучила совесть».
Не попадись этому (в общем-тохорошему) человеку его лучший друг, может быть, пришлось бы долгомучиться кошке, а не совести. Увещевания взрослых уже не могутзаставить покраснеть этого подростка, а вот друг… Что скажет, чтоподумает о нем? Это стыд, а не совесть: способность посмотреть насебя глазами другого, особенно любимого человека и оценить свойпоступок с его точки зрения. Конечно, подростку легче встать на точкузрения друга, чем посмотреть на себя глазами проходящих мимо старушкиили милиционера (тут возникли бы уже другие чувства: озорство,бравада, страх, но не стыд и совесть). Стыд и совесть подростки ещене умеют различать; и действительно, эти чувства родственны: каждоеиз них основано на способности встать на место другого, почувствоватьсебя на его месте, представить и понять, что тот может подумать. Ностыд — перед другим за себя, совесть же основана на состраданиидругому из-за себя, виновника его страдания. Совесть — более глубокоеи зрелое переживание, побуждающее к осознанию нравственногонарушения.
«Совесть — когда в человекепробуждается понимание, когда он сам с собой обсуждает свои поступки.Если они плохие, то он должен исправлять». Старшие подросткисвязывают совесть с убеждениями: «Совесть — это личноевнутреннее мнение и суждение». «Совесть — чувство, непозволяющее сделать что-то противное твоим убеждениям». Этиубеждения могут расходиться с мнением большинства, и подросток, длякоторого так значима солидарность с товарищами и сверстниками,способен даже, руководствуясь совестью, преодолеть давление ихподростковой «морали». Вот как изменяется ситуация «вобщественном транспорте»: «В автобус входит пожилойчеловек, и мальчик должен уступить место. Но он находится в компаниисверстников, и над ним могут пошутить из-за этого. Но все-таки,переборов себя, мальчик уступает место на глазах у друзей. Онколеблется, но потом чувство совести взяло верх над боязнью бытьосмеянным».
В душе старшего подростка идетборьба между совестью и подростковым «негативизмом» -стремлением доказать свою свободу и независимость от морали взрослых.Вот как это звучит в их ответах: «Совесть — это такое понятие,которое мы не проходили. И вообще, это понятие вполне растяжимое.Если требуется индивидуальное мнение, то его дать не могу, потому чточеловек без общества — ничто. А вообще, в разных ситуациях человекможет проявить свою совесть, а может побояться это сделать.Постоянной совести нет ни у кого. Поэтому совесть — понятиеотносительное». Любопытно рассуждение одного юногофилософствующего «релятивиста»: «Что такое совесть -никто не знает (кроме меня). Я знаю. Могу поделиться. Это — то, чегов достатке нет ни у кого. Я так думаю. Совесть — это когда стыдно засвои плохие поступки (за слишком хорошие иногда тоже). Чистую совестья в своей жизни не наблюдал ни у кого. Многие пытаются скрыть своюсовесть. Им совестно за свою совесть. По-моему, совесть — нужнаявещь. Было бы ее побольше у людей, особенно в нашем классе. Конечно,не надо слишком много совести. А то будет слишком совестно». Иигриво-ироническая подпись: «К-ский и моя совесть».
Этому подростку явно «совестноза свою совесть» (а точнее — стыдно), оттого все такпротиворечиво и зыбко в его словах. Какая сторона этого противоречияпобедит, окажись он в ситуации нравственного выбора? Хочется верить,что эта наносная бравада пройдет со временем.
Но, к сожалению, этотподростковый негативизм у многих людей сохраняется на всю жизнь. Мыможем узнать его и в философских системах, и в психологическихтеориях, которые утверждают, что совесть мешает раскрепощениюпсихической энергии; что касается «массового» искусства, тооно утратило не только совесть, но и элементарный стыд… Это -бедствие в нашем отечестве, которое еще в прошлом веке было для всегомира образцом высокой духовной культуры, не сущей идеалы нравственнойчистоты. Десятилетия безжизненной коммунистической морали сделалисвое дело, обесценив подлинную нравственность, присущую душе каждогочеловека. Порою она таится под спудом стыда за свою совесть («многиепытаются скрывать свою совесть»). Лишь в свободной душе говоритсовесть. В условиях идеологического рабства человек становится глухимк ее голосу и она замолкает. Но совесть, отвергнутая человеком,проявляется в непонятных ему состояниях тревоги, страха,неудовлетворенности, тоски… Человек ищет, чем бы заглушить эту больдуши, и с этим связаны разные виды наркомании: от алкоголя и секса допоп-музыки.
Подростки пишут: совесть»гложет», «мучает», «терзает»,»болит»… Что это за обвинитель, властный голос которогосильнее голоса самооправдания? И что в нас «болит»? Мызнаем, что голос совести бывает сильнее физических страданий. Нокогда болит сердце или зубы, ясно, с ними что-то неладно, что их надолечить. А когда душа стонет от мук уязвленной совести (как, например,у Бориса Годунова в пушкинской трагедии: «Как язвой моровой душагорит…») — что болит? И почему — болит?
Страдания телесныесвидетельствуют о нарушении нормального строя организма. Подобноэтому, душевная боль говорит о расстройстве души. И у души есть свойстрой, порядок. Нужно заботиться и следить за сохранением этогодушевного строя, чтобы душа не заболела. Ведь душевное расстройствоможет стать необратимым, как и физическое. Оно может навсегда лишитьчеловека радости жизни, сил и разума.
Вспомним Родиона Раскольникова изромана Достоевского «Преступление и наказание». Онсознательно, из «идейных соображений» убилстаруху-процентщицу, для блага других, близких ему людей. К благу этоне привело. А герой на протяжении всего романа мучается, томится и,подобно живому трупу, бродит по жизни, не находя покоя. Убив другого,пусть неприятного, чуждого ему человека, он убил жизнь в себе самом.Рассудочное самооправдание не помогает ему, он совершает один задругим странные, иррациональные поступки, символически выражающиеподавляемое чувство вины. И наконец, как бы автоматически,непроизвольно решается на поступок, достойный истинно раскаявшегосячеловека: признается в своем преступлении и добровольно терпитнаказание. Он на коленях просит прощения у матери-земли. Носознательное раскаяние приходит к Раскольнико-ву только в эпилогеромана. Это поведение человека, душевно раздвоенного (что звучит и вфамилии «Раскольников»). Оно говорит о неумолимости совести- этого таинственного внутреннего судьи, выносящего приговор»всемогущему» теоретику. Это приговор по закону совести.Закон этот выражен в названии романа «Преступление и наказание».Его можно понять и как причинно-следственную связь преступления инаказания, и как их тождество: преступление и есть наказание.
Совесть дает о себе знать.Подростки «не проходили», что такое «совесть», ноони знают о ней. Ни в одном учебнике по психологии я не встретилатаких глубоких и зрелых ее описаний, как в словах некоторых из них:»Совесть — это второе «Я» человека, обязательное увсех. И обязательно это «Я» должно быть идеальноправильным, верным, оно должно подсказывать человеку, что, как, когданадо делать. Это «Я» должно думать о всех окружающих».В психологии общепринято утверждение об открытии «Я» каксущественном «новообразовании» подросткового возраста. Ноподросток написал о втором «Я». Это открытие куда болеесерьезное. Вот еще подобные ответы о втором «Я». «Совесть- это что-то чистое, что есть в душе каждого человека, оно не должнобыть подлым, это самоконтроль человека. И обязательно лучший»;»Это твое второе лицо (внутреннее)»; «Совесть — когдаделаешь одно, а «внутренний голос» говорит, что надо бысделать другое. И начинаешь мучиться: как надо бы сделать — так илиэтак? Как было бы лучше?»
Знаменательно, что открытие»правильного», идеального, лучшего «Я» совершаютподростки, критически и неприязненно относящиеся к моральнымтребованиям взрослых, склонные к своей «автономной»подростковой морали. Это служит аргументом против распространенного впсихологии и педагогике мнения о совести как результате усвоенныхморальных норм и требований взрослых. Требования совести прорастаютизнутри, моральные требования идут извне. Они могут совпасть, а могути разойтись. Решающую роль в переживаниях совести играютобщечеловеческие нравственные нормы. А моральные требования неуниверсальны, они меняются в зависимости от времени, культуры,общественного строя и т.д. (говорят и о «преступной морали»,и о «фашистской морали»). В голосе совести звучитнравственный закон души человека. Не случайно подростки называютвторое «Я» «правильным», «идеальным»,»внутренним судьей»: ведь судья судит сообразно законам,правилам, нормам. «Помимо моих личных эгоистических интересовсуществуют объективные законы, нарушение которых вредно для всех идля меня самого. Это «Я» должно думать о всех окружающих.Оно должно подсказывать человеку — что, как, когда надо делать».
«Во мне живет и руководитмною мудрейший Наставник, Он говорит со мной голосом совести.Слушаясь Его, и сам я могу стать не просто умным, но мудрым в своихмыслях, чувствах и делах. Советы Его могут оказаться выше моегоразумения и даже идти вопреки ему, но жизнь покажет их истинность,опыт научит, что непослушание голосу совести вредит и мне, иокружающим меня людям».
Совесть — голос Божий в душечеловека. Весть идет от Бога, согласие — от человека. Веления совестисогласны с десятью заповедями Библии. Это законы, нарушение которыхгрозит распадом личности и обществу. Если бы все люди стали убивать,красть, вести беспорядочную половую жизнь и т.д., это привело бы кхаосу и погибели человечества. В эту пропасть и пытаются затянуть нассилы зла, открыто и нагло разрушающие нравственность. Битва идет ужене на жизнь, а на смерть. И каждый призван сделать свой выбор.
Психологиявнутреннего мира
Научная психология, равняющаясяна естествознание и его объективные методы, видит в человеке объектисследования, психодиагностики, целенаправленного формирования.Сообразно такому подходу, ребенок, ученик — объект воспитательныхвоздействий, формирования определенных психологических механизмов,заданного образца личности. Научные исследования в психологии ипедагогике проводятся на большом, статистически значимом материале:они выявляют закономерность психики человека вообще. Неповторимаяиндивидуальность выпадает из такой психологии. За рамками объективнойпсихологии остается внутренний мир личности: это — мир субъекта, онне может быть исследован так, как исследуют внешние объекты, егонельзя измерить, вычислить, воспроизвести.
Психология — наука о душечеловека — не может равняться на принципы и методы физики, химии,биологии. Она — гуманитарная наука, и методы у нее особые: ониобращены к внутреннему опыту человека. Такая психология восходитсвоими корнями к глубокой древности.
С именем Сократа связанодиалогическое направление в гуманитарной науке. В современнойзападной философии это направление связывается с именем М. Бубера. Внашей стране оно разработано такими выдающимися учеными, как М.М.Бахтин и С.С. Аверинцев. Обратимся к их мыслям о диалогическом путипознания человека.
В научных исследованиях есть двапредела: вещь и личность. Чем ближе человек кличностному пределу, тем непри-ложимее к его познанию методы научногообобщения: это стирает грани между гением и бездарностью. Точность внауке нужна для овладения предметом, но личностью нельзя овладеть:она свободна. Суть личности невместима в рамки интеллекта. «Критерийздесь не точность познания, а глубина проникновения».Объективное исследование не может открыть истины о человеке. Ононапоминает судебное следствие и суд над личностью. Таков суд надДмитрием Карамазовым в романе Ф.М. Достоевского. Как пишет об этомМ.М. Бахтин, «они (судьи. — Т.Ф.) ищут и видят в нем толькофактическую, вещную определенность переживаний и поступков и подводятих под определенные уже понятия и схемы. Подлинный Дмитрий остаетсявне их суда (он сам себя будет судить)». Это очень точновыражает ситуацию в экспериментальной психологии и психодиагностике,которые подводят человека «под определенные уже понятия исхемы», проходя мимо его существа.
Ф.М. Достоевский испытывалглубокое неприятие «научной» психологии и решительноотказывался называться психологом: «Меня зовут психологом:неправда. Я лишь реалист в высшем смысле, т.е. изображаю все глубиныдуши человеческой». Из этих слов великого знатока человеческойдуши вытекает, что в современной ему научной психологии он не виделпути познания ее глубин. Каков же этот путь?
М.М. Бахтин в своем анализероманов Ф. Достоевского определяет этот путь как диалог: «Овладетьвнутренним человеком, увидеть и понять его нельзя, делая его объектомбезучастного нейтрального анализа, нельзя овладеть им и путем слиянияс ним, вчувствования в него. Нет, к нему можно подойти и его можнораскрыть — точнее, заставить его самого раскрыться — лишь путемобщения с ним, диалогически».
Диалог — это не просто разговордвух людей: такой разговор может быть по своей сути монологом каждогоиз них. Также и монологичное по внешней форме высказывание можетоказаться выражением внутреннего диалога или быть обращеннымдиалогически к невидимому собеседнику. Иными словами, научное понятиедиалога не совпадает с житейским представлением.
Бахтин видит в диалоге суть бытиячеловека. «Два голоса — минимум жизни, минимум бытия». Какэто понять? Один человек сам по себе не может существовать: все в нем- язык, сознание, чувства — возникло и живет вследствие и в процессеобщения: там, где нет внешнего общения, происходит внутреннийдиалог-беседа с кем-то, спор, размышление, обсуждающееконтраргументы, и т.д. Развивая эту мысль, можно сказать, что помимотаких внешних собеседников в душе человека происходит и болееглубокий диалог со своей совестью, в которой проявляется духовное»Я».
Духовное «Я» неизмеримопревосходит возможности понимания и осознания человека. Это голосвечности в его душе. Живя во времени, человек ограничен рамкамисвоего опыта, среды, воспитания, наследственности и т.д. Назовем то,что представляет собой человек в его теперешнем состоянии, наличным»Я»: то, что налицо, явно.
Само это наличное «Я»сложно, в нем можно выделить несколько голосов. Психологи говорят ореальном «Я» и идеальном «Я». Не вдаваясь в ихразличные определения, примем за реальное «Я» топредставление о себе, которое есть у человека, а за идеальное «Я»- тот образ-идеал, который он хотел бы видеть в себе. У некоторыхлюдей это желание бывает так сильно, что они принимают желаемое задействительное «Я», не видят их явного несоответствия.Такое «Я» называют идеализированным. Каким человек являетсяна самом деле, объективно, сам он, как правило, не знает. Для этогоему надо занять внутреннюю позицию вне себя, смотреть на себя глазамидругого, со стороны. Бахтин называл это «вне-находимостью».
Трудно увидеть объективно, таким,каким он есть, и другого человека; нелегко отрешиться от своихвзглядов, оценок, вкусов, ожиданий. Обычно мы и в других видим свое,перенося на них собственные пристрастия, интересы, оценки.Внена-ходимость нужна по отношению к человеку, чтобы воспринимать егоне в ограниченном аспекте своего взгляда, а целостно.
Подходя к картине художника, мывыбираем ту дистанцию, которая позволяет увидеть целостный образ.Правильная дистанция необходима и в отношениях с людьми. Стремясь кбольшей близости, мы нередко теряем ее, и, наоборот, оптимальнаядистанция создает и сохраняет красоту отношений, способствует ихпрочности и глубине.
Вненаходимость — это эстетическоеотношение. Оно бескорыстно и беспристрастно. Только так можно увидетьдругого человека именно как другого (заметим, что корень этого слова- «друг»). Это — не устраненность от человека, ноотстраненность, бережно-созерцательное отношение к нему безнавязывания себя. Противоположностью такому отношению являютсяпривязанность, пристрастие, страсть к человеку: здесь на первом местене он, а мое эгоистическое «Я». Идеи М.М. Бахтина овненаходимости удивительно созвучны высказываниям А.А. Ухтомского о»доминанте на Собеседнике». Когда человек занят собой (унего «доминанта на себя»), он не видит собеседника реально,а воспринимает собственную проекцию — «Двойника». «Эгоист,именно потому, что он эгоист, объявляет всех принципиальноэгоистами…» — писал А.А. Ухтомский в «Письмах». Так,господин Голяд-кин, герой повести Достоевского «Двойник»,своим беспредельным эгоцентризмом породил в себе Двойника. «Людиэгоцентричные не могут освободиться от своего Двойника, куда бы онини пошли, что бы ни увидели, с кем бы ни говорили». Освобождениеот своего Двойника — трудная, но необходимая задача человека. Дляэтого нужно воспитать доминанту «по Копернику»: сделатьцентром тяготения другого. Это знает всякий любящий человек. Онотодвигает себя на второй план, внимание его поглощено тем, кого онлюбит. Но так относиться следует не к одному-единственному человеку,а к каждому. Всепоглощающее пристрастие к единственномузакрывает глаза на остальных людей. Такое пристрастие свидетельствуетоб эгоцентрической доминанте, перенесенной на того, в ком человеквидит свою «собственность» и своего Двойника.
Но если я отодвигаю себя навторой план, а на первый ставлю другого — не единственного, а каждоговстретившегося мне человека, тогда у меня постепенно образуется»доминанта на другом» или «доминанта на Собеседнике»как свойство личности и мировосприятия. М.М. Пришвин сознательновоспитал в себе такое восприятие мира, назвав его «родственнымвниманием». Он так писал об этом: «И вот, как только этодостигнуто, что свое личное как бы растворено в чужом, то можно суверенностью приступить к писанию — написанное будет для всехинтересно, совершенно независимо от темы, Шекспир это или башмаки…»Почему же всем будет интересно? Очевидно, потому, что когда личное»растворено в другом», тогда преодолена эгоцентрическаяустановка и рождается иная — общечеловеческая, универсальная точказрения, родственная и понятная всем. Доминанта на другом и являетсятакой универсальной, всеобщей точкой зрения. Это — точка, в которойсходятся бесчисленные оси индивидуальностей.
Лучше всего это можно представитьв образе круга, через центр которого проходят радиусы.
Преподобный авва Дорофей,подвижник VI-VII вв., так писал об этом: «Представьте себе круг,середину его — центр и из центра исходящие радиусы-лучи. Эти радиусычем дальше идут от центра, тем больше расходятся и удаляются друг отдруга; напротив, чем ближе подходят к центру, тем больше сближаютсямежду собою. Положите теперь, что круг сей есть мир;
самая середина круга — Бог, апрямые линии (радиусы), идущие от центра к окружности или отокружности к центру, суть пути жизни людей. И тут то же: насколькосвятые входят внутрь круга к середине оного, желая приблизиться кБогу, настолько по мере вхождения они становятся ближе к Богу и другк другу… Так разумейте и об удалении. Когда удаляются от Бога… втой же мере удаляются друг от друга, сколько удаляются друг от друга,столько удаляются и от Бога. Таково и свойство любви: насколько мынаходимся вне и не любим Бога, настолько каждый удален и от ближнего.Если же возлюбим Бога, то сколько приближаемся к Богу любо-вию кНему, столько соединяемся любовию и с ближними, и сколько соединяемсяс ближними, столько соединяемся и с Богом. То есть: 1) чем болеечеловек упражняется в милосердии и любит людей, тем болееприближается к Богу, и 2) чем более человек сердцем чувствует личноеБожество, тем более он любит людей».
Эти мудрые слова помогают глубжепонять тайну духовного «Я» человека. К нему возможно лишьблагоговейное, трепетное отношение. Приблизиться к нему можно лишьпутем чистой, бескорыстной любви. Привычная для психолога и педагогаисследовательская и формирующая установка здесь недопустима ибессмысленна: тайна останется за семью печатями, а настойчивыйисследователь уйдет с пустыми руками.
Духовное «Я» не можетбыть предметом научного исследования, но психолог должен осознавать:оно есть. Тогда появляется возможность диалогически приобщиться кдуховному «Я» в себе самом и в другом человеке. Тогдапсихолог совсем иначе будет относиться к наличному «Я» всебе и в другом.
Опытное, а не теоретическоезнание духовного «Я» скорее открывается художнику, чемученому. Испытывая творческое вдохновение, художник чувствует себялишь исполнителем того, что несоизмеримо превосходит его наличныевозможности. Вспомним стихотворение А.С. Пушкина «Пророк»:в духовном озарении поэт воспринимает огненную мощь «Божественногоглагола», несоизмеримую с его лукавым и празднословнымчеловеческим языком.
Духовное пробуждение человекавыражается состоянием изумления, трепетного поклонения, чувствомсвоего недостоинства и несовершенства перед ликом открывшейсяблагодати. Если же в состоянии некоего «сверхчувственного»воодушевления человек не испытывает этой своей малости, априравнивает себя великому, то, как свидетельствует многовековойдуховный опыт, он находится на пути заблуждения, в Православииназывающегося «прелестью» (прельщением лукавого).Приравнивая себя Богу, человек впадает в гордыню и безумие 2.
«Вненаходимость» поотношению к Божественному, открывающемуся в душе, говорит о реальномдиалоге наличного «Я» с духовным «Я», об ихвстрече. Тогда открывается перспектива осознанного духовного путичеловека. Великая радость открывшегося духовного пути неизбежносопряжена с неудовлетворенностью своим наличным «Я» истремлением изменить его. Это дается нелегко. Но пережив на опытетрудности изменения своей личности, становишься терпимее и мудрее вотношениях с людьми. Вместе с этим рождается вера в человека, надеждана его духовное преображение и любовь к каждому, как к самому себе,потому что в каждом — явно или потенциально — живет «сокровенныйсердца человек».
Но нередко человек отождествляетсебя с так называемым идеальным «Я», то есть с темобразцом, который желателен для него. Тогда он становитсясамодовольным, горделивым и чрезмерно требовательным к другим,нетерпимым к их недостаткам. Такой человек любит учить и воспитыватьдругих, не видя своего недостоинства и не стремясь к исправлению.Внутренний мир его монологичен; хотя в его сознании много различныхголосов, но они создают лишь внутренний шум, а не тот глубокий диалогдвух «Я», в котором совершается духовное возрастаниеличности.
Другой распространенный вариантвнутреннего застоя — отождествление себя со своим наличным «Я»,с его изъянами и пороками. Человек не обольщается относительно себя,но и не верит в возможность изменения и духовного пробуждения. Стольже невысокого мнения он и о других людях. Но духовное «Я»потенциально живет в нем, и человек испытывает непонятное чувствотревоги, глубокой неудовлетворенности, одиночества, он ищет внешнихсредств, отвлекающих его от смутного состояния души: ему тяжкооставаться один на один с самим собой.
Глубокая неудовлетворенностьсобой проявляется в поиске удовлетворения со стороны других. Новнутренний монологизм, душевная ограниченность и обычный эгоцентризмтакого человека приводят к невозможности глубоких отношений с другими- он остается безысходно одиноким даже в семье.
Как это ни парадоксально звучит,но в основе внутреннего мира человека лежит неустранимое противоречиемежду красотой, совершенством, мудростью духовного «Я» иограниченностью, ущербностью, слабостью наличного «Я». Онозвучит в словах Державина: «Я царь — я раб, я червь — я бог!»Это противоречие не преодолевается достижениями личности, а,наоборот, воспроизводится: чем более возрастает человек духовно, чемближе его наличное «Я» соприкасается с духовным «Я»,тем яснее он видит свое несовершенство и малость достижений, пока,наконец, эгоистичное «Я» не утратит свою ценность в егоглазах и не наступит господство духовного «Я». Но и тогдачеловеку в той или иной мере приходится терпеть свои слабости, изъяны(например, дефекты темперамента и характера), подобно тому как терпитон слабости своего физического организма, пока живет на земле.Поэтому духовно живущий человек отличается простотой, скромностью,терпеливостью. Все хорошее он приписывает не себе, а живущей в немдуховной благодати. Его трудно обидеть и унизить, вывести из себя.Такого человека называют смиренным, потому что он живет с миром вдуше. Рядом с ним легко и свободно людям. Великий святой ЗемлиРусской преподобный Серафим Саровский смиренно называл себя «убогим».Он говорил: «Стяжи мир душевный, и тысячи спасутся вокруг тебя».
Тогда некоторые изкнижников и фарисеев сказали: Учитель! хотелось бы нам видеть отТебя знамение. Но Он сказал им в ответ: род лукавый ипрелюбодейный ищет знамения…
Мф. 12, 39
Экстраординарнаясамость
«Аналитическая психология»К. Г. Юнга вдохновила многих исследователей на овладение и управлениескрытыми тайнами души человека. Само понятие духовности многимисвязывается с «экстраординарными» психическими явлениями.Не вдаваясь в обсуждение и критику многочисленных вариаций на этутему, необходимо определить отличие нашего понимания духовной жизниличности от направления «экстраординарной» психологии. Оносодержится в основных характеристиках диалога: доминанте наСобеседнике и вненаходимости.
Доминанта на Собеседнике — этобезраздельное, всецелое обращение к нему. Самонадеянное упование насвои силы, разум и способности означает отсутствие этой доминанты:эгоцентризм. Поэтому необходимо выбирать: либо «направопойдешь», либо «налево пойдешь».
Всецелая обращенность к Богуоткрывает духовные силы, мудрость и любовь. Самоутвердающийэгоцентризм замыкает человека в его «наличности».»Экстраординарные» явления психики — всего лишь расширениеобласти наличного «Я», но не выход из нее к духовной жизни.
Доминанта на Собеседнике — этосамоотвержение.
Диалог не терпит насилия, нажима,любопытного вторжения в мир Собеседника. Исследовательскаябесцеремонность и произвол отбрасывают такого «исследователя»прочь от духовного мира, и он может оказаться в зловонной луже -низинах своего наличного «Я».
Условие диалога — вненаходимость.Ослепленный своими открытиями и «достижениями» человек неимеет понятия о неизмеримой дистанции, отделяющей творение от Творца.»Властелины человеческих душ» преисполнены чувством своейвласти: они вообразили, что «человек может все».
Но духовное «Я»человека недоступно волевым воздействиям, им нельзя овладеть иуправлять: с ним можно встретиться лишь в диалогическом обращении.Овладение и управление человеком превращает его в объект: здесь»экстраординарная» психология смыкается с магией. Диалогтам, где самоотречение. «Психологическая магия» там, гдесамоутверждение, захват, «знание — сила».
Властное воздействиеразрушительно влияет на чуткую душу. Об этом написал А. Блок:
Есть игра: осторожно войти,Чтоб вниманье людей усыпить; И глазами добычу найти; И заней незаметно следить.
Поэт говорит далее о переживанияхжертвы этого эксперимента:
Ты и сам иногда не поймешь,Отчего так бывает порой, Что собою ты к людям придешь, Ауйдешь от людей — не собой.
Есть дурной и хороший естьглаз, Только лучше б ничей не следил: Слишком много есть вкаждом из нас Неизвестных, играющих сил.
О, тоска! Через тысячу летМы, не сможем измерить души: Мы услышим полет всех планет,Громовые раскаты в тиши…
А пока в неизвестном живем Ине ведаем сил мы своих, И, как дети, играем с огнем, Обжигаясебя и других…
Духовность человека можетпроявляться в самых простых повседневных делах и поступках, вспособности чувствовать и сознавать гармонию и красоту, видеть чудо вкаждом проявлении жизни. Жажда «экстраординарной» экзотикиговорит о потере вкуса к жизни, искажении здорового жизневосприя-тия.Не случайно мистические «плоды просвещения» так обильнопроизрастают на почве декаданса.
Многие деятели и последователи»психологической магии» считают себя людьми верующими вБога и даже ходят в церковь. Но истинно верующий человек называетБога своим Господом, потому что Бог господствует в его душе. А этоозначает послушание. Вспомним, что, согласно Библии, прародителичеловечества Адам и Ева утратили свое богосыновство из-занепослушания Отцу, вкусив плод «с дерева познания добра и зла».»И заповедал Господь Бог человеку, говоря: от всякого дерева всаду ты будешь есть, а от дерева познания добра и зла не ешь, ибо вдень, в который ты вкусишь от него, смертью умрешь» (Быт. 3,16-17). Нарушив эту заповедь, бессмертные Адам и Ева стали смертными.
Плоды этого «познания»человечество вкушает на протяжении всей своей истории. Соблазн змея:»будете, как боги» дает себя знать в распространившихсясатанинских культах, черной магии, где человек становитсясознательным служителем зла.
Но чаще зло прикрывается благимимотивами «служения людям», «помощи больным».
Мне могут возразить, сославшисьна жития святых, в которых повествуется о многих чудесах исцелений,пророчеств и прозорливости. Чтобы понять несопоставимость»экстраординарной» психологии с духовным опытом святых,обратимся к примеру из жития преподобного Серафима Саровского.Однажды его спросили, как он, не задав ни одного вопроса человеку,ответил ему так, как будто все о нем знает. На это старец сказал, чтоон только передает то, что угодно Богу. «А бывают случаи, когдамне выскажут какое-либо обстоятельство и я, не поверив его волеБожией, подчиняюсь своему разуму, думая, что это возможно, неприбегая к Богу, решить своим умом, в таких случаях всегда делаютсяошибки». Человек лишился общения с Богом из-за своеволия,поэтому восстановление прежнего сыновнего отношения с Творцомсовершается путем отказа от своей воли. «Как железо ковачу, такя предал себя и свою волю Господу Богу: как Ему угодно, так идействую, своей воли не имею, а что Богу угодно, то передаю», -говорил преподобный Серафим.
Отказ христианских подвижников отсвоей воли является их свободным волеизъявлением. Чем глубжеотношения человека с Богом, тем яснее видна ему своя ущербность игреховность, ему очевидна ничтожность человеческой «мощи».Поэтому он не стремится развивать свои способности: его устремленияобращены к Богу, щедро дарующему все.
Характерен такой рассказ об одноминоке. Он пришел к духовному старцу и поведал ему, что семь летпросил у Бога об одном духовном даре. Наконец он получил его. На этостарец посоветовал молить Бога еще семь лет о том, чтобы Он взял унего этот дар. Не все способности нужны и полезны человеку. Вдуховных наставлениях Отцов Церкви своевольное увлечение необычнымивосприятиями, переживаниями и видениями именуется «прелестью»,»бесовским прельщением», от чего человек может «повредитьсяумом».
Наше счастье, что мы не можемчитать мысли всех окружающих, вторгаться в судьбы и души людей,»исцеляя» их с помощью магии. «Экстрасенс»,вылечив больного от облысения, может нанести неизлечимую рану егодуше.
Болезнь может быть и на пользучеловеку, если он мужественно и терпеливо несет этот крест. Исцелениеже может повредить ему. Не всякая болезнь — зло, и не всякоеисцеление — благо. Сотрудники медицинского института рассказали мнеоб одном сердечно больном, которого вылечили посредством необычнойоперации. Во время болезни это был тихий, скромный человек; ставздоровым, он превратился в жестокого и злобного деспота. Культздоровья — оборотная сторона бездуховности. Эта цель далеко не всегдаоправдывает средства ее достижения. Отдаваясь во власть целителя илигипнотизера, человек впускает его в мир своей души, соединяетсяпрочными узами с наличным «Я» этого человека — его грехамии болезнями. Поэтому следует опасаться «экстраординарных»вторжений в свою жизнь.
Тем, кто «с добрыминамерениями» занимается психологической магией и считает себяверующим христианином, следует задуматься над таинственными словамиСпасителя: «Не всякий, говорящий Мне: «Господи! Господи!»,войдет в Царство Небесное, но исполняющий волю Отца Моего Небесного.Многие скажут Мне в тот день: Господи! Господи! не от Твоего ли именимы пророчествовали? и не Твоим ли именем бесов изгоняли? и не Твоимли именем многие чудеса творили? И тогда объявлю им: Я никогда незнал вас; отойдите от меня, делающие беззаконие» (Мф. 7. 21-23).
Я против «Я»
Совесть, как писали подростки,это лучшее «Я», «обязательно правильное». Назовемэто второе «Я» духовным «Я», не пытаясьопределить его. Это голос вечности в душе человека, его творческоеначало и перспектива становления.
Духовное «Я» неизмеримопревосходит наличные возможности человека. Даже будучи неосознанным,духовное «Я» действует в человеке, и совесть является однимиз его проявлений. Совесть — это нравственная интуиция. Ее можноразвивать, как всякую другую способность, и таким образомприближаться к реализации в себе потенциального духовного «Я».
Другим проявлением духовного «Я»является творческая интуиция художника, поэта, философа, ученого. Онасродни совести. Так, например, говоря о чуткости отношения к слову,П.А. Флоренский называл это «совестью ушей». Духовное «Я»неповторимо, индивидуально. Оно проявляется в творчестве человека,осуществляющего свое творческое призвание. Мы узнаем великих творцовв их творениях. Они вечны, бессмертны, как бессмертно духовное «Я»,вдохновившее человека на их создание.
Проявлением духовного «Я»является способность к самопожертвованию. С точки зрения «здравогосмысла» необъяснимо, как может человек преодолеть самый мощныйинстинкт — самосохранения? История знает неисчислимое множествоподвижников, мучеников, героев. Их гибель вселяет в нас вместе ссостраданием радость победы духа над плотью. Это чувство духовное,оно подтверждает существование духовного «Я», победакоторого является призванием человека.
Пытаясь определить, что такое -духовное «Я», исследователь уподобляется Пилату с еговопросом: «Что есть истина?» Христос не ответил на этотвопрос: Он — живая Истина — стоял перед Пилатом. В вопросе: «Чтоесть истина?» звучит отношение к истине как к объектурассудочного познания. Поведение Пилата выражает скептическоеотношение к существованию истины. Вопрос об истине в таком тоне ложени не ведет к ответу, потому что Пилат не ищет и не желает живойИстины, хотя он не прочь поиграть словами об истине. Первый актпознания невидимого — вера в его существование. Это относится и кдуховому «Я» человека.
«Сокровенный сердца человек»невидимо живет в каждом. Об этом пишут и рассказывают подростки.Многовековой опыт человечества на разных языках, в многообразныхсимволах религий, в философских системах, бессмертных произведенияхискусства утверждает духовность человека. Но каждому дана свободапризнать ее в себе или отвергнуть.
«…Я был единственным сыному матери, посвятившей мне жизнь. В детстве я обожал свою маму ивосхищался ею: она казалась мне самой умной, самой доброй и самойкрасивой. Но главным моим воспитателем и учителем был дедушка.Виделись мы с ним нечасто: он работал хирургом и много времениотдавал работе. Дома у него собирались знакомые и друзья, читалистихи, слушали музыку; многие приходили за помощью, за советом.Дедушка был не просто умным, он был мудрым человеком.
Мне хотелось стать таким, какдедушка, и часто я просил его рассказать о себе. Особенно мненравились его рассказы о войне. «На войне я родился заново, -говорил мне дедушка. — Я рос изнеженным, избалованным ребенком.Родные, знакомые видели во мне будущего знаменитого музыканта, и этопородило в моей душе чувство своей особенности, исключительности. Ана войне я оказался простым солдатом…»
Из рассказов дедушки я понял, чтозначат слова «огонь войны». Так и в человеке: когда всердце его огонь — все мелкое, личное отступает.
— Дедушка, значит, только навойне и можно стать человеком? — допытывался я.
— Нет, дорогой. И в мирное времянужно жить так, чтобы в сердце горел огонь.
— Как у Данко? — вспомнил япоследний урок литературы.
Для меня это были пока высокиеслова, хотя и запавшие в душу, но еще не ставшие тем глубокимубеждением, которое рождается лишь опытом жизни.
Вскоре я понял: чтобы статьнастоящим человеком, надо победить свое «Я»; эта войнаможет начаться в самых мирных обстоятельствах.
Трудности подросткового возрастане миновали и меня. Особенно тяжко пришлось матери, привыкшей кнежности и послушанию своего ребенка: я чувствовал себя уже взрослым,самостоятельным, все понимающим, и меня тяготила ревнивая опекаматери и постоянные вопросы: «Куда пошел?», «Когдавернешься?», «С кем говорил?» У меня появились своиличные дела и отношения… Особенно — с Таней… Мы поссорились — этомое личное дело…
Когда мне было трудно и тяжко надуше, я уезжал к дедушке на дачу. Так было и на этот раз. Вернеесказать, так тяжко еще никогда не было… Я был совершенно разбит,подавлен, обессилен не только душевно, но и физически… Я уехал издома «навсегда», хлопнув дверью.
Дедушка пристально посмотрел наменя — и не стал ни о чем спрашивать. Был солнечный зимний день.Пообедав по-холостяцки, мы взяли лыжи и пошли в лес. Мой дедушка былне только хирургом, он был для меня врачевателем души. Мыперебрасывались шутками, состязались в забавных колкостях, дедушкарассказывал мне уморительные истории. Отсмеяв-шись, мы предалисьсозерцанию. Я чувствовал, как жизнь ко мне возвращается, я снованачинаю видеть красоту деревьев, чистоту снега, радоваться пестройсиничке. Я был благодарен дедушке, благодарен лесу, солнцу, маленькойсиничке за жизнь, красоту и душевный покой. Но в этот покой время отвремени набегали облака неприятных воспоминаний… Мама… Таня…Мне захотелось освободиться от их навязчивости, и дедушка был темслушателем, которому я впервые раскрыл все так, как за минуту доэтого не смог бы рассказать самому себе. Казалось, вся природапомогает мне находить нужные слова и само солнце высвечивало втайниках души то, что я до тех пор не видел. Дедушка слушал молча исерьезно. «Вот человек, который может все понять и всепростить», — подумал я.
Дома, у весело горящей печки,было тепло и уютно. Простой ужин казался необычайно вкусным. «Нуа теперь можно и отдохнуть, послушать музыку. У тебя, наверное, ещенет этой пластинки: Шуман «Круг песен», «Любовь ижизнь женщины», исполняет Элизабет Шварцкопф». Дедушкалюбил заканчивать воскресный день музыкой. И ему я обязан любовью кмузыке. С ним я понял удивительное таинство совместного слушания:когда я слушал один, не воспринимал так глубоко содержание и смыслмузыки. Присутствие дедушки как бы вливало в меня глубину иконкретность его слышания — в той мере, в какой я мог вместить его.После прослушивания мы привыкли обмениваться впечатлениями.
Голос Элизабет Шварцкопф пронзилменя, как те лучи солнца в снежном лесу: он был так нежен и чист,наполнен такой любовью, которая, кажется, может растопить самоежесткое сердце.
«Круг песен» я слушалсначала с удовольствием, но постепенно в душе начала шевелитьсясмутная тревога: музыка коснулась скрытой тупой боли, от которой, какмне казалось, я вылечился в лесу. Волшебный голос Лорелеи пробудилвоспоминания о первой встрече с Таней, казавшейся мне загадочной инедосягаемой… Потянулась цепочка унылых мыслей. И когда зазвучалиликующие песни «В лесу» и «Весенняя ночь», во мнене нашлось места для радости. Я сказал об этом дедушке. «Всепонятно», — ответил он тоном врача и перевернул пластинку.
Эта музыка открывала мне глубинуженской любви голосом чистой женственности. Мне стало трудно слушать.Ласковая игра матери с младенцем в предпоследней песне вызвала во мнестранное чувство протеста. Заключительная песня цикла «Ты впервый раз наносишь мне удар» была мне так тяжела, что явнутренне устранился, как бы закрыл уши сердца, чтобы не слушать ее.
«Как тебе слушалось?» -спросил дедушка, «просвечивая» меня взглядом. «Неважно.Последнюю песню я не слышал, как будто она прошла мимо меня», -признался я. «Скажи точнее: ты прошел мимо, — неожиданно резко исухо отрезал дедушка. — Здесь сердце истекает кровью. А ты проходишьмимо!» Эти слова оглушили меня, как удар по голове. Так жестко ижестоко он со мной никогда не говорил. «Почему ты так говоришьсо мной?! Что случилось? Я не понимаю!» — «Я говорю с тобойточно так, как ты говоришь с теми, кому это больно, — с потрясающимспокойствием ответил дедушка. — Спокойной ночи». Я остался один.
Спокойной ночи не было. Душившийменя комок в горле прорвался и пролился слезами обиды, досады,оставленности. Я приехал за утешением, а вместо этого получил удар отлучшего друга. Сейчас невозможно описать точно, что тогда совершалосьв моей душе. Кратко и схематично я могу передать это в виде такогодиалога двух «Я» внутри меня:
— Зачем такая жестокость? Ведьэто дедушка все нарочно «подстроил», чтобы наказать меня! Яоткрыл ему все, чтобы встретить понимание и прощение.
— А когда ты нашел это пониманиеи прощение — понял ли ты, как жестоко обошелся с матерью, с Таней?
— Мне было так хорошо в лесу,пусть бы так и оставалось, зачем было слушать эту музыку?!
— Тебе было хорошо, но ты неподумал вернуться домой, чтобы принести радость и утешить их.
— Но можно же было сказать мне обэтом по-дружески, прямо… Зачем нужно было устраивать эту «сцену»!
— Если ты, «все открыв»перед дедушкой, сам не увидел жестокости своего поведения с близкимии совесть в тебе не проснулась, это было бы бесполезно. Теперь тыувидел и услышал себя и пережил то, что причинил близким.
— Дедушка не любит меня. Оносудил меня и спокойно пошел спать. Завтра утром я уеду и больше невернусь сюда.
— А когда дедушка умрет — тыприедешь к нему на похороны? Как будешь вспоминать о нем?..
Я все понял. Я сам никого нелюблю. Все мои поступки продиктованы эгоизмом, и во имя этого идола яготов оставить самых дорогих людей. Я впервые увидел себя во всейнеприглядности своего раздутого «Я», услышал свой голос врезком и холодном тоне дедушки: да, он говорил со мной точно так, какя говорил вчера с мамой, — он, как в зеркале, показал мне менясамого. Это была боль, пробившая скорлупу эгоцентризма, плотнозакрывшего меня от сострадания близким людям. Теперь я переживал ихстрадания как свои, голос совести проснулся во мне. Я плакал уже неот обиды и уязвленного самолюбия, а от раскаяния и сострадания.
Рано утром я написал записку:»Дорогой дедушка! Я все понял. Спасибо тебе». И с первымпоездом поехал домой…»
Так в муках рождается осознание всебе противостояния и борьбы двух «Я». Духовное «Я»дает о себе знать голосом совести; наличное «Я» заявляет осебе горделивым самооправданием, уязвленным самолюбием, обидой; чтобыоправдать себя, надо обвинить того, кто задел это «Я»,обесценить его, отвернуться с чувством вражды и ненависти, тогдатолько «Я» в безопасности. Это так называемые «защитныемеханизмы» наличного «Я», ревниво охраняющего своюбезопасность. Вопреки рассудочному самооправданию и «защитныммеханизмам» наличного «Я» голос совести тяготитчеловека, закрывающего глаза на правду, убивает в нем радость жизни.Кто победит? Это зависит от выбора: личность не пассивная арена, ейдана свобода — это духовный дар.
1Наука «психосоматика» говорит о том, чтовследствие отрицательных душевных состояний разрушается и заболеваеттело. Один болгарский врач сказал, что главный принцип здоровья теламожно выразить одним словом: «чистота» (тела, мыслей,чувств и, наконец, совести).
2Таков, по мнению К.Г. Юнга, духовный крах Ницше,ставшего на путь сверхчеловеческой гордыни.
СОЮЗ СВЯЩЕННЫЙ
Символысупружеского союза
Семейный очаг в древности былсимволом святости семьи: его огонь возжигался от огня святилища.Хранение его было священным служением женщины: погасший огонь былзнаком величайшей беды. Так понимали люди связь каждой семьи с жизньюобщества и всего мироздания.
В религиях, мифах, эпосе исказках разных народов брачующиеся соотносятся с небом и землей,солнцем и луной, связанными между собой брачными отношениями. Браксчитался священным союзом.
В Древней Греции покровительницейбрака была сама Гера — супруга верховного бога Зевса. Так высокочтилась святость брака.
Любовь — главная тема искусства.Не потому ли, что она — самая сильная потребность души человека?Именно об этом говорит миф об Амуре и Психее, рассказанный Апулеем.
У одного царя было три дочери.Младшая была красивее всех, ее звали Психея. Слава о ее красотепролетела по всей земле, и многие приезжали только затем, чтобыполюбоваться ею, но Психея страдала от того, что ею только любуются:она хотела любви. Отец Психеи по обычаю того времени обратился коракулу за советом, и оракул сказал, что Психея, одетая впогребальные одежды, должна быть отведена в уединенное место длябрака с чудовищем. Несчастный отец выполнил волю оракула. Оставшисьодна, Психея почувствовала порыв ветра, который перенес ее в чудесныйдворец, где она стала женой невидимого супруга. Загадочный супругПсихеи взял с нее обещание, что она не будет допытываться, кто он, небудет стремиться увидеть его лицо — иначе им грозит разлука, многиебеды и мытарства. Но злые сестры, сжигаемые завистью, подговорилидоверчивую Психею разглядеть супруга, когда он заснет. Ночью, сгораяот любопытства, Психея зажгла светильник и, увидев своего супруга,узнала в нем бога любви — Амура. Пораженная красотой его лица, Психеялюбовалась Амуром — и тут капля горячего масла светильника упала наплечо его, и Амур проснулся от боли. Оскорбленный, он улетел, апокинутая Психея пошла искать своего возлюбленного. После долгихмытарств Психея оказалась под одной крышей с Амуром, но не могла сним видеться. Мать Амура — Венера — задала ей невыполнимые работы;только благодаря чудесной помощи Психея справлялась с ее заданиями.Когда Амур исцелился от ожога, он обратился с мольбой к Зевсуразрешить ему брак с Психеей; видя их любовь и подвиги Психеи во имялюбви, Зевс согласился на их брак. Психея получила бессмертие и былапричислена к сонму богов. Такова притча о боге любви и душе человека.
Об универсальности этой темыговорят мифы и сказки различных времен и народов. Таковы и известныенам русские народные сказки: «Финист — ясный сокол»,»Царевна-лягушка» и, наконец, «Аленький цветочек»- сказка, рассказанная С.Т. Аксакову ключницей Пелагеей; здесьповторяется тема мифа об Амуре и Психее. Но есть в сказке и другиеграни этой темы.
Меньшая дочь купеческая полюбилачудище безобразное за любовь его и доброту к ней. Любовь к невидимомудругу помогла ей преодолеть страх и отвращение к его видимому образу(вспомним о наличном «Я» и духовном «Я»).Уродство, безобразие того состояния, в котором находится человек,побеждается любовью. И тогда совершается чудо преображения: «зверьлесной, чудо морское» становится «принцем молодым,красавцем писаным, на голове со короною царской, в одеждезлатокованой «.
Это типичный финал народныхсказок: пройдя через смертельные опасности, преодолев и искупив своиошибки, Он и Она обретают царское достоинство в браке, венчаютсяцарскими коронами. Не символизируют ли эти венцы победу духовного всупружеской любви?
Мудрость любви
Многие мои собеседники верят «всудьбу». Будучи людьми не религиозными1,они — верующие люди; их жизненный опыт, опыт окружающих, не говоря ужоб искусстве, выражающем общечеловеческие, вечные законы душевнойжизни, — все свидетельствует о существовании иного плана бытия,превышающего разумение и волю человека; его можно лишьпредчувствовать. В слове «суженый» выражается эта вера внеслучайность встречи со своим избранником: с ним «суждено»было встретиться. И когда двое встретились, они «узнают»друг друга («любовь с первого взгляда»). Люди ищут другдруга, как герой сказки «Поди туда, не знаю куда, принеси то, незнаю что».
Обратимся снова к «Аленькомуцветочку». Его алый цвет символизирует любовь, и просьба к отцуменьшой дочери выражает в скрытой форме просьбу о возлюбленномженихе. Об этом говорит и сон купца во время поиска аленькогоцветочка: он увидел дочерей своих старших, у которых женихи богатые,и собираются они выйти замуж, не дождавшись его благословенияотцовского, а меньшая дочь его любимая «о женихах и слышать нехочет, покуда не воротится ее родимый батюшка». Таковосимволическое сплетение аленького цветочка с будущим женихом -«суженым» меньшой дочери.
Трудно найти купцу то, о чемпросит его любимая дочь: «Коли знаешь, что искать, то как несыскать, а как найти то, чего сам не знаешь? Аленький цветочек нехитро найти, да как же узнать мне, что краше его нет на белом свете?»И хотя разуму купца это непонятно, он узнает тот единственныйаленький цветочек. «Находил он во садах царских, королевских исултанских много аленьких цветочков такой красоты, что ни в сказкесказать, ни пером написать; да никто ему поруки не дает, что крашетого цветка нет на белом свете, да и сам он того не думает».»Порука», внешнее доказательство требуется, когда нетрадостного озарения, непреложной уверенности: «Нашел!» Новот как это происходит: «У честного купца дух занимается:подходит он ко тому цветку; запах от цветка по всему саду ровно струябежит; затряслись и руки и ноги у купца, и возговорил он голосомрадостным: «Вот аленький цветочек, какого нет краше на беломсвете, о каком просила меня дочь моя любимая». Аленький цветочекобъединяет жениха и невесту, потому что для каждого из них он — самыйжеланный. Эта сама Любовь, соединяющая и венчающая их царскимикоронами.
«Браки совершаются нанебесах». А.С. Пушкин с прекрасной простотой самой жизнирассказал об этом в повести «Метель». Вспомним рассказ еегероя Бурмина о том, что случилось с ним. «Поднялась ужаснаяметель, и смотритель, и ямщики советовали мне переждать. Я ихпослушался, но непонятное беспокойство овладело мною: казалось,кто-то меня так и толкал. Между тем метель не унималась; я невытерпел, приказал опять закладывать и поехал в самую бурю».Метель, преградившая путь к венцу одному, привела к нему другого,»случайно» попавшего в церковь. «Старый священникподошел ко мне с вопросом: «Прикажете начинать?»»Начинайте, начинайте, батюшка», — отвечал я рассеянно.Девушку подняли. Она показалась мне недурна… Непонятная,непростительная ветреность…» Все происходит как-то помимосознания и воли Бурмина, непонятно для него самого. Может быть, неслучайно и то, что у героя нет имени: ведь главное действующее лицо вповести не он, а Промысел, приведший его к ногам Марьи Григорьевны.
Слово «промыслительность»и по этимологии, и по смыслу отличается от слова «судьба».В последнем корень «суд»; в первом — «мысл».Карающая судьба — персонаж древнегреческого миросозерцания. От нее неуйти герою античной трагедии. Промыслительность высшего Разума,Логоса, не насилует волю человека. Человек, наделенный даром свободы,может действовать вопреки промыслу, против голоса совести и интуициии, наконец, стать глухим к своему внутреннему наставнику — духовному»Я». Своевольное наличное «Я», следуя сиюминутнымвлечениям, теряет духовную чуткость, проходит мимо своего призвания,не узнает «суженого» .
В консультацию для разводящихсянередко приходят совсем юные молодожены, не выдержавшие и одногомесяца супружеской жизни. Они были влюблены друг в друга, но жизньпоказала, что они «совсем чужие люд и», они «ошиблись».Распространенности таких ошибок выбора сопутствует свобода добрачныхсексуальных связей. Перефразируя слова К. Вяземского, хочетсясказать: «И жить торопятся, и ощущать спешат», еще ненаучившись чувствовать.
Так мы подходим к заповедидобрачного целомудрия. Слово это, к сожалению, почти забыто иобесценено. Если вникнуть в его смысл, «реставрировать»его, то, согласно этимологии, «целомудрие» означает,во-первых, целостность, во-вторых, мудрость: полнота мудрости.Человек, лишенный целомудрия, теряет свою целостность. А для того,чтобы сохранить целостность, необходима мудрость. В слове»целомудрие» выражено единство целостности и мудрости.Ошибочно отождествлять это слово с безбрачием; целомудриехарактеризует не столько физиологическое, сколько нравственноесостояние. Можно быть целомудренным в браке, если он основан на любвии верности, но можно быть душевно развращенным, несмотря нафизиологическую девственность.
Что означает слово «разврат»?П.А. Флоренский писал об этом: «Противоположностью целомудриюявляется состояние развращенности, разврата, т.е. развороченностидуши: целина личности разворочена, внутренние слои жизни (которымнадлежит быть сокровенными даже для самого «Я» — таков попреимуществу пол) вывернуты наружу, а то, что должно быть открытым, -открытость души, т.е. искренность, непосредственность, мотивыпоступков, — это-то и запрятывается внутрь, делая личностьскрытною… Развращенный человек — как бы вывороченный наизнанкучеловек, человек, кажущий изнанку души и прячущий лицо ее. Глазатакового избегают встречного взгляда, но уста извергают гнилоеслово… Хамовское2и хамское высматривание наготы родительства — это и есть тот вывихдушевной жизни, который именуется развращенностью».
На страже целомудрия стоитчувство стыда. «…Бесстыдство — указатель порчи,»испорченности» ее (личности) и признак растленностидуши… «Тло» значит «дно», исподь… Очевидно,глаголы «тлеть» и «тлить» относятся к процессамтления, разрушения и сопревания… рас-тле-ние… — нарушениезаконного порядка слоев душевной жизни».
Об этом «законном порядкедушевной жизни» современная психология говорит как о»иерархическом строе мотивов или ценностей личности», т.е.соподчинении их низших уровней высшим. Нарушение психического строя,порядка, приводит сначала к «непорядочности» человека, а вконечном итоге — к распаду личности. Таким образом, стыд -эмоциональное проявление совести — служит сохранности, целостности,жизнеспособности личности.
Становление цельного человекаидет рука об руку с обузданием биологических влечений. Вспомним сноваскульптуры клодтовских коней, обуздываемых всадниками (что наАнич-ковом мосту в Санкт-Петербурге). Конь олицетворяет естествочеловека с его могучими инстинктами, всадник — человека, управляющегосвоей природой и покоряющего ее сознанием и волей.
Известно, что у подростковчувства и влечения обычно не совпадают. Предмет романтической мечтыоказывается несовместимым с сексуальными влечениями — и наоборот.Задача окультуривания чувства состоит в таком разрешении этогопротиворечия, когда высшее чувство становится ведущим по отношению кбиологическому влечению. Тогда чувство становится чистым, а влечениеперестает быть низменным, постыдным. Но этот процесс преобразованиясложен и порой драматичен. Самому подростку он может оказаться не подсилу, если он не воспитан жизненным укладом, впитавшим в себянравственные идеалы, нормы, традиции, на которых держатся семейныеотношения. Вот как пишет об этом В. Белов в книге «Лад. Очерки онародной эстетике».
Для молодых людей сдерживающимначалом является стыд. В любом возрасте, начиная с самого раннего,стыдливость украшала человеческую личность, помогала выстоять поднапором соблазнов3.
Особенно нужна она была в поруфизического созревания. Похоть спокойно обуздывалась обычным стыдом,оставляя в нравственной чистоте даже духовно неокрепшего юношу… Досвадьбы свобода и легкость новых знакомств отнюдь не означалисексуальной свободы и легкомысленного поведения. Можно ходить гулять,знакомиться, но… Девичья честь прежде всего… Худая девичья славакатилась очень далеко, ее не держали ни леса, ни болота. Грех,совершенный до свадьбы, был ничем не смываем… Ошибочно мнение, чтонеобходимость целомудрия распространялась лишь на женскую половину.Парень, до свадьбы имевший физическую близость с женщиной, считалсяиспорченным, ему вредила подмоченная репутация, и его называли уже непарнем, а «мужиком».
Так в русском народе понималилюбовь, честь, целомудрие. И в наши дни еще можно услышать: «честнаядевушка», т.е. чистая, целомудренная, сохранившая девичьючесть…
Целомудренный человек нерастрачивает легкомысленно свои чувства, но мудро бережет их дляодного, как бы заранее храня ему верность, веря в него. Стыдливостьстоит на страже целомудрия: проявлять преждевременно свои»естественные» влечения нехорошо, потому что ониестественны в браке, для рождения детей, и не оправданы какпроявление несдержанности, как желание удовольствий.
Идеал иидеализация
Первоначальное, еще неотравленное горьким опытом жизненных травм чувство любви («перваялюбовь») отличается вдохновенностью, восхищенностью человеком.Он представляется самым прекрасным, необыкновенным, исключительным.Обычно это называют «идеализацией», и нередко этодействительно так. Возлюбленный является проекцией своего идеала,будучи совсем другим, реально далеким от этого идеала. Потом обычноследует разочарование, возникает чувство обманутос-ти и дажевраждебное отношение к ранее любимому. Но здесь скрывается проблема:в чем же суть этой идеализации? Какая потребность стоит за ней?Почему эта потребность так сильна, что толкает человека натрагические жизненные ошибки? Почему даже горький опыт порой неостанавливает от дальнейшего поиска своего идеала?
В диалоге Платона «Пир»,беседуя с друзьями о смысле любви, Сократ сказал, что за ней стоитпотребность «родить в прекрасном». Из всех речей словоСократа было признано друзьями самым убедительным. Хотя для насэстетический аргумент менее убедителен, чем для древнего грека, но всловах Сократа легко угадываются такие свойства любви, как еетворческий характер («потребность родить») и устремленностьк совершенству, абсолюту (проявлением которого является красота). Этатема устремленности ввысь развита в том же диалоге Платоном в егоречи о восхождении эроса от любви телесной к красоте как таковой.
В любви пробуждается духовноеначало человека, и оно ищет встречи с духовным «Я» другого.Любовь является условием и путем духовного развития личности. Иименно одухотворенность супружеской любви необходима для жизни ивозрастания самой любви.
Идеал в любви не всегда иллюзия.У любви есть свойство, присущее только ей: прозревать неповторимостьлюбимого, его духовное «Я», скрытое от него самого иокружающих. Значит, любовь является высшей способностью познания. Онавидит в другом то, что недоступно интеллекту, закрыто отпсихологической науки, ориентированной на рассудочное мышление. Нопрозрение любви возможно лишь в том случае, если есть доминанта наСобеседника, т.е. способность отрешиться от своих предвзятыхпредставлений, эгоцентрических притязаний. Любовь открывает красотудуховного «Я» человека. Он воспринимается совершенноособым, необычным. Поэтому в любви есть изумление, восхищение.
Но это неизбежно приводит кпротиворечию идеала и реальности. Если начало любви — подъем всехжизненных сил человека, в котором сливаются идеал и конкретныйнесовершенный человек (наличное «Я»), то повседневнаяпоследующая жизнь любви неизбежно наталкивается на противоречие.Известный русский философ Владимир Соловьев так охарактеризовал этопротиворечие любви: «…Высшая задача любви уже предсказана всамом любовном чувстве, которое неизбежно прежде всякогоосуществления вводит свой предмет в сферу абсолютнойиндивидуальности, видит его в идеальном свете, верит в егобезусловность». Но обычно на вспыхнувший свет любви «смотряткак на фантастическое освещение краткого любовного «пролога нанебе», которое затем природа весьма своеобразно гасит, каксовершенно ненужное для последующего земного представления. На самомделе этот свет гасит слабость и бессознательность нашей любви,извращающей истинный порядок дела».
Извращением любви являетсяподмена высшей цели этого чувства — реализации идеала — самодовлеющейтелесностью. Это соответствует известному в сексопатологии фетишизму:подмене любовного объекта частями тела и принадлежащими ему вещами.»Ненормальность такого фетишизма, — писал В. Соловьев, -состоит, очевидно, в том, что часть становится на место целого,принадлежность на место сущности. Но если возбуждающие фетишиставолосы или ноги суть части женского тела, то ведь само это тело вовсем своем составе есть только часть женского существа, и, однако,столь многочисленные любители женского тела не называютсяфетишистами, не признаются сумасшедшими и не подвергаются никакомулечению. В чем же тут, однако, различие? Неужели в том, что рука илинога представляют меньшую поверхность, нежели все тело?»
Когда личность человекаотождествляется с его физическим телом, происходит подмена любви кчеловеку любовью к телу, что неизбежно ведет к разочарованию. Этосоответствует массовой динамике любви от головокружительного взлетадо охлаждения, в лучшем случае — до привязанности и привычки.
Любовь иливлечение?
Говоря о любви, нередкоподразумевают весьма различные, иногда прямо противоположные душевныесостояния: «люблю ходить в кино»; «люблю мороженое»и т.д., называя словом «любовь» то, что доставляетудовлетворение, удовольствие. Здесь на первое место выступает мое»Я», а предмет любви оказывается лишь средствомудовлетворения этой потребности. Так, к сожалению, мы нередкоотносимся и к людям: человек приятен, с ним хорошо, он доставляетудовольствие. И тут также «Я» на первом месте, а он (она) -всего лишь условие, средство, обеспечивающее мне удовольствие.Личность, индивидуальность этого человека сами по себе не играютздесь существенной роли, ее легко заменить другой — для разнообразияили большего удовольствия.
Так, например, консультируя однуразводящуюся супружескую пару, я спросила у молодой женщины о причинеразвода: «Вы недовольны своим мужем?» И она ответила: «Нет,у нас все было хорошо. Но я нашла лучше». Такой ответ вполневписывается в логику потребительского отношения к человеку: его можнои нужно заменить, как любую устаревшую и надоевшую вещь.
Любовь — это чувство,отличающееся от эгоистического «влечения», «предпочтения»,»интереса». В любви отвергается, преодолевается наличное»Я», обретается духовное «Я». Это понимание любвисоответствует понятию «доминанта на Собеседнике» А.А.Ухтомского.
В современном «массовом»сознании любовь нередко отождествляется с сексуальным влечением,поэтому следует остановиться на их различии. В терминахдиалектического подхода оно состоит в том, что любовь — это субъект,субъективное отношение, тогда как сексуальное влечение видит в другомобъект для своего удовлетворения.
Понятно, что интимные супружескиеотношения связаны с сексуальным влечением. Но речь в данном случаеидет не об их отсутствии в любви, а о том, что доминирует:обращенность к другому или собственное удовольствие. Именно эторазличие имеется в виду при сопоставлении понятий «любовь»и «сексуальное влечение».
Рассмотрим случай из практикиконсультирования.
Л. позвонила мне домой с просьбойо немедленной встрече, жалуясь на невыносимо тяжелое состояние. Мы сней встречались не раз, контакт между нами был установлен. Диалогначался по телефону. На вопрос: «Что случилось?» — она немогла ответить, так как звонила из дома. После двух вопросов внешнегохарактера я спросила: «Вы влюбились?» — и получилаутвердительный ответ. «Изменили мужу? — «Да»…
Ранее Л. говорила, что муж»устраивает ее во всех отношениях» — он любящий, преданный,честный человек, хороший отец. Но он очень мало зарабатывает и неприкладывает усилий к тому, чтобы обеспечить семью; это — главнаяпричина их конфликтов. Конфликты возникают по инициативе жены, мужпокорно их терпит, во всем с ней соглашается и обещает исправитьположение, но пока безрезультатно. Порой это приводит Л. в сильноевозмущение.
Недавно Л. встретила свою «первуюлюбовь», человека, за которого она когда-то очень хотела выйтизамуж, но тот ушел в армию, не попрощавшись, и она, обиженная, нашласебе другого мужа. Новая встреча всколыхнула их прежние чувства, итеперь Л. ничего не может с собой поделать. У ее возлюбленного, как иу нее, двое детей, и он не может оставить семью, но и ее «нехочет терять». Л. тоже не хочет разрушать свою семью: она любитдетей и мужа и боится, что муж узнает об ее измене и оставит ее. Она- человек импульсивный и может сама проговориться. Л. постоянносравнивает мужа и возлюбленного, и главное в ее сравнении то, чтопервый «ничего в жизни не добился», не способен обеспечитьсемью, тогда как второй «все имеет: и дачу, и машину», неостанавливается на достигнутом, «идет в гору». Он работаетна железной дороге, и на мой вопрос: «Откуда у него все это?»- Л. не может ответить и, по-видимому, еще не задумывалась. Наследующий вопрос: «Уверена ли она, что это — заработанныеблага?» — Л. ответила, что вполне допускает, что — «нет»,но теперь «все так»…
На вопрос: «Что Вы думаетеделать в этой ситуации?» — Л. ответила, что хочет уехать года надва на заработки. Иначе с собой не справится. Но ей жалко детей, имуж не соглашается. Наряду с такой попыткой «уйти от себя»она, как бы споря со мной, говорит: «А почему я должнаотказываться от своего счастья?! Надо же мне, наконец, пожить длясебя?! Я забываю все, когда его вижу!» — «А если бы он былВашим мужем. Вы были бы с ним счастливы?» — «Нет, это былобы одно мучение — любить такого человека: я — женщина эгоистичная,мне нужно, чтобы меня любили, а ждать, ревновать, слушаться такого,как он, — это я бы не смогла». — «Если это — ваше счастье,что же вас так мучает? Почему Вы сейчас так несчастны?» Послераздумья: «Я как будто раздвоена, разорвана на две части.Знакомый сексолог говорил мне, что для разнообразия нужно «иметького-то на стороне». Я попробовала и вижу, что это неправда:нельзя делить себя между двумя мужчинами. Раньше мне было хорошо смужем в интимных отношениях, а вчера я его грубо оттолкнула,сославшись на плохое самочувствие. Любовь не может делиться междудвумя». — «А как же Ваш прежний знакомый делит Вас со своейженой?» — «А может быть, он не любит меня, как я его? Можетбыть, мне только кажется, что он меня любит? Как Вы думаете?» -«Не знаю, Вам виднее». — «Моя сестра — мудрый человек.Она говорит мне: «От добра добра не ищут». А знаете, когдаона еще не знала о наших отношениях, она сказала о нем: «Ловелас».Может быть, я и вправду идеализирую его?» — «Не знаю…»- «А как узнать — любовь ли это?» — «Когда чувствоглубокое, должна быть ответственность за человека…» — «Такчто же, мне отказаться от любви?!» — «А что, любовь для Вас- это непременно сексуальные отношения?» — «А как же?! Какже может быть без этого?!» (взрыв протеста и возмущения). — «Ая думаю, что — нет. И вот ответ на Ваш вопрос: если без этихотношений любовь кончается, значит, это — не любовь». На этомнаша первая беседа прервалась, так как Л. вызвали по делу.
В ходе первой беседы с Л., ставяей вопросы, я стремилась не только понять ситуацию, в которой онаоказалась, но и помочь ей осознать эту ситуацию. Л. — страстный,увлекающийся человек, и помочь ей перейти от захватывающих ее эмоцийк осознанию — нелегкая задача. Л., по ее словам, «запуталась»,надо помочь ей разобраться в себе и в своих желаниях, которыедействительно противоречивы: с одной стороны, Л. хочет уехать, «уйтиот себя», с другой — она утверждает, что ей надо «пожитьдля себя», она убеждает себя и меня в том, что это «настоящаялюбовь», и в то же время просит меня помочь ей определить,любовь ли это; она утверждает, что нельзя делить себя между двумямужчинами, и в то же время не хочет оставлять ни мужа, ни любовника.Мои вопросы к Л. сменяются ее вопросами ко мне. Отвечая на них, ястремлюсь учитывать ее внутренний диалог и поддерживать сторону еевысшего, духовно-нравственного начала. Наличное «Я»собеседницы резко протестует против возможности любви без чувственныхудовлетворении. Но другой голос говорит прямо противоположное.
В следующей беседе, состоявшейсячерез две недели (которой предшествовали два телефонных звонка, ужеменее «отчаянных»), Л. спросила: «Ну, скажите, мне всебросить?» — «Зачем же «все»? Любовь не бросить».- «Так что же? Делить любовь между двумя?!» (возмущенно). -«Смотря о какой любви вы говорите». Л. уже не возмущается,она понимает, о чем я говорю. За это время в ее сознании произошлоявное изменение. Незаметно для себя она стала утверждать то (и темиже словами), что в прошлой беседе возмущало ее: например, она спориласо своими сотрудницами о том, есть ли «бескорыстная любовь»,и в ответ на их отрицание уверяла их, что только такая любовь -«настоящая». Голос собеседника стал ее голосом, потому чтобыл выражением голоса ее же неосознанного духовного «Я».Идеал бескорыстной любви — общечеловеческий идеал, выраженный вискусстве и мудрости всех времен, поэтому он присущ потенциальнокаждому человеку.
Во второй беседе, уже осознавальтернативу, в которой она находится, Л. проявила склонность копределенному выбору, ожидая от меня подтверждения и опоры в томвыборе. Но я не удовлетворила ее ожидание, чтобы не нарушатьсамостоятельность и свободу этого выбора, пока продиктованного взначительной степени желанием успокоиться на каком-то определенномрешении: «пристать к одному берегу».
В этой беседе Л. много говорила отом, что если бы ее муж «исправился», стал более энергичнымв обеспечении семьи, ей лучшего не надо было бы желать. Мы сошлись натом, что лучше не возмущаться, а помочь ему устроиться на другуюработу.
Прежний знакомый был для Л.»идеалом» мужа-добытчика, энергичного, «самостоятельного»мужчины. Но сама Л. — человек слишком «самостоятельный» иэнергичный, чтобы ужиться со своим «идеалом» мужчины. Онапоняла, что ее муж для нее — «идеальный» партнер.
В третьей беседе Л. выгляделауспокоившейся. Она начала с того, что теперь мало видит мужа, потомучто он приходит в двенадцать часов ночи, так как подрабатывает вкооперативе, куда она его устроила. Она ждет его прихода, дажескучает о нем и радуется, что он, наконец, обеспечит семью, станеттем, кого она хочет в нем видеть. Она встретилась недавно у метро сосвоим другом, но оба они торопились по домам, смотрели на часы…
В наше время ведущим мотивомвступления в брак является любовь. В прежние времена, да и ныне втрадиционных семьях любовь обычно не предшествует браку4.Однако прочным брак является в традиционной семье, а не в»современной». Социологи говорят о том, что среди тех, ктовступил в брак, потому что «пора заводить семью»,оказывается больше благополучных пар, чем среди тех, кто соединилсяпо любви. По-видимому, дело в том, что, называя «любовь» вкачестве мотива брака, опрашиваемые вкладывают в это слово разныесодержания. Можно выделить по меньшей мере три различных пониманияэтого слова: любовь как сексуальное влечение; любовь как потребностьбыть любимым; любовь как доминанта на Другом. Устойчивое преобладаниеодного из них в сознании и складе личности позволяет кратко наметитьтри типа личностных установок.
Доминирование половоговлечения. Гипертрофия полового влечения ведет к образованиюсексуальной доминанты, захватывающей все жизненные силы человека,превращая его в раба своих влечений. Это становится преградой дляпсихического и духовного развития человека. Естественная нормальнаяиерархия личности оказывается перевернутой: высшие психические идуховные потребности, стремления «вытесняются» иблокируются низшими влечениями. Сами по себе правомерные, низшиевлечения в таком перевернутом виде становятся извращенными ипаразитирующими — это путь распада личности. Таков предельный вариантэтой личностной установки.
Опыт консультированияразводящихся супругов говорит о том, что такие люди не способны ксозданию семьи, так как у них слишком сильна потребность в смене»объектов» удовлетворения сексуального влечения. Порою ониглубоко страдают от этого, сознавая, что неспособны любить, понимая,сколько горя приносят оставленным женщинам и детям. Однако нельзясчитать их «безнадежными». Возможность решительно изменитьсебя и свою жизнь остается у человека, пока он жив.
Потребность быть любимым.Эта потребность свойственна каждому человеку с самого раннегодетства. Ее нормальное развитие выражается в способности к ответнойлюбви. Но нередко потребность в любви направляется исключительно насебя.
Американский психолог К. Хорнидала подробные клинические характеристики представителей подобноготипа личностной установки. Односторонняя потребность быть любимымслужит психической защитой от чувств повышенной тревожности,неуверенности, страха, своими корнями уходящих в раннее детство.Чувства эти обусловлены разного рода неблагоприятнымивзаимоотношениями ребенка со взрослыми: отсутствием или недостаткомлюбви родителей, повышенной опекой, сопровождающейся отрицательнымиэмоциями, деспотизмом. Пережитые душевные травмы ведут к неврозам,тормозящим развитие личности и индивидуальности.
Логика невротической потребностибыть любимым такова: «ты меня любишь — значит, ты меня необидишь». Эта потребность в любви эгоцентрична, хотя она можетмаскироваться внешними проявлениями ответной любви. Таких людейхарактеризуют болезненная мнительность и обидчивость, ревность,стремление во что бы то ни стало привлечь к себе внимание и т.п.
Отечественный психолог Л.С.Славина в своих исследованиях показала, что у детей дошкольноговозраста, не признанных, не любимых в группе детского сада, вповедении заметны проявления агрессивности, желание командовать,завышенные притязания. После того как удовлетворяется потребность влюбви взрослого, улучшаются взаимоотношения в группе сверстников,выравнивается характер ребенка.
В исследованиях отечественныхпсихологов М.С. Неймарк и Л. И. Божович есть данные о том, что неудовлетворенная в семье потребность в любви приводит к эгоистическомускладу личности («личная направленность») в сочетании снеадекватно завышенными притязаниями на успех. Так, у подростковнеудачи при выполнении заданий взрослого вызывают вспышки бурныхэмоций — гнева, протеста, обвинения и т.п., в которых проявляется ихставшее хроническим душевное неблагополучие («аффектнеадекватности»). Болезненно реагируя на неуспех, подростокобвиняет в своих неудачах либо других людей, либо обстоятельства, непризнавая своей несостоятельности.
Нередко «аффектнеадекватности» приходится наблюдать и у взрослых в чрезмерныхпритязаниях на любовь к себе. Истинная любовь — редкая гостья, нопретендуют на нее очень многие. Неспособность любить в сочетании ссильной потребностью быть любимым приводит к состоянию хроническогоаффекта, который проявляется по отношению к близким людям в бурных,неуправляемых эмоциональных взрывах, не адекватных той ситуации,которая послужила поводом для них.
Приходится признать, что те, ктовступил в брак, потому что «пора заводить семью», находятсяв лучших психологических условиях: у них нет неадекватных притязанийи разочарований, они заняты не своими отношениями, а делами, которыхтак много в семье.
Способность любить. Любовьсвязана с развитием творческой индивидуальности. В ней личностьреализует себя и помогает раскрыться любимому человеку. Известныйамериканский психолог А. Маслоу подробно описал такой тип»самоактуализирующейся личности». Для нее характернагармоническая иерархия природных и духовных потребностей,направленность вовне — на других людей и на творчество, высокаяпродуктивность, непрестанное развитие и совершенствование, спокойнаяуверенность в себе и уважение к другим. Такой человек верен в любви инадежен в семье.
Если чувственные удовольствиянеизбежно приводят к пресыщению — таков психологический закон»насыщаемости», то любовь не насыщаема: любимый человек ненадоедает, он раскрывается все глубже и глубже. Любовь соединяетвоедино две индивидуальности, призванные дополнять друг друга.
В русской литературе естьпоэтическая повесть о Петре и Февронии. В ней ничего не говорится о»пылкой страсти», о чувствах князя Петра и мудрой девыФевронии, а рассказывается об их чудесной встрече, о том, как ониостались верны друг другу вопреки стремлению злых людей разлучить их.С удивительным эпическим спокойствием повествуется о том, как онивместе закончили свою жизнь. Феврония, услышав зов супруга своего,замотала нитку вокруг иглы и послала сказать князю Петру, в иночествеДавиду, что она готова прийти на зов его.
Не сошлисьхарактерами
В супружеских отношениях человекнадеется обрести полноту взаимного слияния, взаимопонимания, полагая,что залогом этого являются интимные отношения. Вот как писал об этомвыдающийся польский психотерапевт А. Кемпински: «В эротическомконтакте дополняется собственная оценка; на себя человек смотритглазами другого, что может действовать мобилизующим образом, аблагодаря такому взгляду человек верит в себя». В словах «он(она) меня не понимает» содержится чувство неисполненных желанийи надежд на то, что именно в эротической связи можно найти полнотужизни. Между тем, несмотря на физическую близость, остаетсяпсихическая изоляция». Так супружеские отношения, основанные насексуальной привязанности, ведут к болезненному эгоцентризму. Это неэгоизм, характеризующийся культом своего «Я», котороеутверждается за счет других. Эгоцентризм — «это вращение вокругсобственной оси человека, движение вперед которого было задержано».Эгоцентрическая «доминанта на себе» может сочетаться свнешним альтруизмом, образуя глубокий раскол в психическом строеличности. Эта глубинная доминанта закрывает глаза на другого (феноменДвойника), приводит к неадекватным требованиям, желанию перевоспитатьсупруга по своему образцу.
Жена обвиняет мужа в нежелании ейпомогать, медлительности, пассивности, инертности, объясняя все этоего эгоизмом. Сама она отличается активным, энергичным характером,импульсивностью, несдержанностью, взрывчатостью, что не без труда, нотерпеливо переносит ее муж. На вопрос: «А если бы у Вас был мужс таким же характером, как и у Вас?» — собеседница посленекоторого замешательства решительно заявила, что такого мужа она невынесла бы и одного дня. Это осознание повело за собой и дальнейшее:она и полюбила его, и решила принять его предложение именно потому,что он «такой спокойный и выдержанный», что они хорошодополняют друг друга, а своей нетерпимостью и упреками она самаразрушает их отношения, вызывает его скрытность и отчужденность.Итогом явилось осознание собственного эгоизма, мешающего ей видеть илюбить мужа именно таким, каков он есть по своему характеру, уважатьи ценить его индивидуальность, радоваться его творческим способностями склонностям (первоначальная характеристика: «Чудной какой-то:разводит всякие растения бесполезные, аквариум завел, любит с сыном влесу гулять, птиц слушать…»). Чувство раскаяния в своемповедении по отношению к мужу сопровождалось радостью открытияистинного смысла затянувшегося кризиса их отношений и перспективы егопреодоления при всей его трудности. Собеседница поняла, какбессмысленно переделывать мужа по своему подобию. Утратавненаходи-мости повела ее к слепоте и насилию над человеком, егоиндивидуальностью.
Большинство разводящихся вкачестве причины развода выдвигают привычную формулу: не сошлисьхарактерами. Что за этим стоит?
Молодые супруги И. и С. прожили вбраке менее года; детей у них нет. Они любят друг друга и разводпереживают чрезвычайно болезненно. С. (жена) не хочет развода, а еемуж И. решительно настаивает на нем, так как не видит иного выхода;за короткое время они несколько раз расходились, после чего С.просила прощения, обещала исправиться, но обещания не выполняла -ссоры, скандалы продолжались, как и прежде. У него больше нет сил всеэто терпеть, он чувствует себя глубоко оскорбленным.
С. осознает свою вину, со слезамипросит помочь ей вернуть мужа. Она понимает, что слишком вспыльчива ибывает груба с мужем, но быстро «отходит», а он слишкомдолго переживает обиду. У супругов заметна разница темпераментов: И.- инертен, флегматичен, сдержан, но крут в своих поступках ирешениях; С., напротив, очень экспансивна, эмоциональна, возможно,взбалмошна и своенравна. У них — первый брак, и каждый из них немыслит себе другого.
Существенным обстоятельством,осложняющим их совместную жизнь, является разница семейных укладов: уИ. в доме царит «патриархат», он привык к тому, что женадолжна подчиняться мужу, а у С., напротив, полная хозяйка в семье -мать, и С. усвоила ее стиль поведения. Другим существеннымобстоятельством, сделавшим практически невозможным поколебать решениеИ., является то, что его родители настаивают на разводе, и их волядля него, очевидно, более значима, чем любовь к жене. Кроме того, онустал и хочет покоя, уюта, заботы о себе, чего в доме жены он невидит.
Супруги контрастны потемпераменту, но каждый из них слишком эгоцентричен, чтобы встать наточку зрения другого. Разница в воспитании, семейном укладе ипривычных формах поведения оказалась для них непреодолимойтрудностью. Инициатор развода И. предпочел благополучную жизнь всемье родителей невзгодам супружеской жизни.
Взаимная эмоциональнаяпритягательность делает особенно чувствительным каждого из них кнечуткости, грубости, оскорблению личного достоинства, аэгоцентрическая установка побуждает отвечать обидой за обиду,раздражением и гневом за каждое несоответствие поведения другогосвоим привычным нормам и ожиданиям.
Реакция И. на поведение жены несоответствует ее субъективной виновности, так как это поведениеобусловлено ее вспыльчивым, реактивным характером и неуравновешеннымтемпераментом. Осознание этой разницы темпераментов привело бы кбольшему взаимопониманию и снисходительности. Но И., объявив себя»технарем», не захотел вникать в психологические проблемы:его решение было бесповоротно, так как за этим решением стояла воляродителей и желание покоя.
В этом случае «психологическиймеханизм» распада супружеских отношений заключается в конфликтенепосредственно эмоционального влечения, связанного с контрастностьютемпераментов, и эгоцентрической установкой на идентичность поведениясупруга своим индивидуальным особенностям.
Супруги А. и 3. прожили в браке 7лет. Детей у них нет (в настоящее время 3. проходит курс лечения инадеется, что у нее могут быть дети). 3. — инициатор развода. Онавошла с решительным заявлением, что у них «все кончено» ине следует тратить время на разговоры. А. был другого мнения: онсчитал, что серьезных оснований для развода нет.
В совместной беседе выяснилось,что причина недовольства 3. в том, что А. несколько раз поздновернулся домой и, несмотря на ее волнения, продолжает время отвремени задерживаться, якобы на работе; она не верит этим объяснениями очень болезненно реагирует на его задержки. А. уверяет, чтоподозрения жены безосновательны, что он действительно задерживаетсяна работе (работает он за городом), несколько раз он заходил ктоварищам, живущим недалеко от места работы. Случай, который привелжену к решению разводиться, — празднование дня рождения сослуживцамужа, где он отравился и попал в больницу на два дня. 3. не веритэтому объяснению, а мужа недоверие возмущает.
А. и 3. — интеллигентные людисредних лет. А. — человек пикнического склада, живой и общительный.3. — несколько инертная, глубоко чувствующая и ранимая. Она любит А.,но у нее «кончилось терпение», она «больше так неможет».
В непродолжительной беседеудалось выяснить, что подозрения 3. — плод ее мнительного иобостренного воображения. Было обращено внимание на разницу иххарактеров и темпераментов: А. — сангвиник, человек живой икомпанейский, нуждается в обществе друзей. В семье он мог бы найтисебя, если бы у них были дети (он очень хочет иметь детей). Упреки иподозрительность жены не способствуют их контакту, и он ищет отдушинув обществе друзей. А. признал свою вину нечуткости к жене,легкомыслия, невнимания к ее болезненным переживаниям по поводу егозадержек. Каждому из супругов было предложено войти в положениедругого, понять особенности и мотивы поведения друг друга.
Конфликт был снят. Супругизабрали заявление о разводе и пошли в ресторан отметить своепримирение.
В подобных случаях делоосложняется психосоматическими и нервными расстройствами, вызваннымипостоянными ссорами и эмоциональной напряженностью.
Супруги И. и Ю. живут в браке 11лет. За это время они 7 раз расходились и снова мирились. У них двоедетей. По их словам, «нервы у них больше не выдерживают»:они не могут жить вместе. Но и друг без друга они тоже жить не могут.К тому же отец очень любит детей. Идя на развод, они хотят создатьболее спокойную обстановку для детей и предотвратить возможностьпсихических срывов.
В совместной беседе супругипоняли, что у них нет необходимости разводиться, но естьнеобходимость в большей дистанции: им лучше жить в разных местах ирегулировать частоту своих встреч в зависимости от желания исостояния каждого. Диалогический принцип «вненаходимости»важен для них как в психологическом, так и в территориальном смыслеслова.
В другом аналогичном случае (умужа от постоянных ссор развивается язвенная болезнь) оформлениеразвода было юридическим условием размена жилплощади и, такимобразом, создания необходимой для них дистанции.
Супруги О. и И. около двух лет вбраке. У них нет детей. И. учится, О. работает (у него оченьответственная и напряженная работа). Они любят друг друга. Но И.жалуется на грубость мужа, которую крайне болезненно воспринимает.Из-за семейных переживаний у нее увеличивается щитовидная железа. О.согласен на развод, «раз она так хочет». Родители И. оченьлюбят и уважают О. и решительно против развода дочери.
В беседе выяснилось, что И.преувеличенно и неадекватно воспринимает естественные проявленияусталости и нервного напряжения мужа. Его реплики, кажущиеся ейобидными и оскорбительными, объективно таковыми не являются: ееповышенная чувствительность сталкивается с обычной мужскойгрубоватостью и отсутствием рафинированного воспитания. Занятостьсобой и своими переживаниями приводит к неадекватности восприятия иоценки мужа.
И. следует пересмотреть своеотношение к О., понять поведение мужа с точки зрения его жизненногоопыта и напряженной работы. Ей полезно стать матерью, чтобыпереключить внимание на ребенка. Вопрос о разводе был снят.
В этих и подобных им случаяхсупруги утверждают, что любят друг друга, однако их реальноеповедение говорит о себялюбии, неумении и нежелании встать на точкузрения другого.
Разительным примером можетпослужить эпизод, рассказанный молодым человеком, подавшим заявлениео разводе. Жена была в положении. Он принес ей черешню и предложилпоесть, на что жена ответила: «Не хочу». Его этот отказочень возмутил, потому что он старался, доставал черешню. Когдавскоре она предложила сигареты, купленные для него, он ответил: «Тыне хочешь есть мою черешню, а я не хочу курить твои сигареты!»Жену это привело в ярость, и она стала рвать сигареты одну за другой.Пошла «цепная реакция», в результате которой беременнаяженщина собрала свои вещи и ушла от мужа (эта беременность кончиласьвыкидышем после конфликта со свекровью).
Этот случай был рассказан какпример возмутительного поведения жены, без тени самокритики. Нервныйтик и слезы на глазах рассказывающего свидетельствовали о том, что оночень несчастен.
Это хотя и вопиющий, но типичныйпример конфликта между людьми, считающими, что они любят друг друга.Рассмотрим его подробно.
Сознательным намерением мужа былосделать приятное жене (мотив альтруистический). Но его реакция наотказ жены есть купленную им черешню, а главное, на отсутствиепроявлений благодарности говорит о том, что более глубоким и сильнымбыл мотив получить эмоциональное вознаграждение за свой поступок. Небыло принято во внимание состояние женщины, ее недомогание. Испытавобиду, он тут же ответил подобным же отказом на проявление заботы осебе, чтобы причинить боль жене. Все говорит об эгоцентризме,неспособности войти в положение близкого человека, доминированиисвоего самолюбивого «Я».
Неуправляемый, «взрывной»характер возникшего конфликта является следствием того, что он вызваннеосознанной мотивацией. Молодой человек, обвиняя жену в эгоизме, невидит, что его поведение эгоцентрично. Сознательные установки егоносят нравственно положительный характер, а непосредственные, неосознанные им побуждения — мстительность, жестокость, эгоцентризм -безнравственны. Обвинение во всем жены — результат эгоцентрическойпроекции на нее своих отрицательных черт (феномен Двойника); это -оборотная сторона самооправдания.
Описанные случаи методом «отпротивного» доказывают необходимость соблюдения основныхпринципов диалога в супружеских отношениях.
Власть женщины всемье
Мужчина в современной семьеперестает быть ее главой. Эта роль переходит к женщине, что неизбежновлечет за собой изменение психологического облика самой женщины:нежность, чувствительность, мягкость, послушность, терпеливость имногие другие высокие качества «вечной женственности», помнению многих, отходят в прошлое. Об этом говорят и прическасовременной девушки, и одежда, порой почти не отличающиеся отмужской, и выполнение женщиной тяжелых видов мужского труда, икомандные роли, занимаемыми женщинами в общественной жизни. Что это?Изъяны или достижения современного общества? Мнение на этот счетсуществуют разные. Некоторые утверждают, что это — «дело вкуса».
Равенство мужчины и женщины.Означает ли оно устранение различий между ними? Существует и такоемнение, а главное, и такая тактика воспитания мальчиков и девочек,юношей и девушек. Это считается у нас «современным».
Япония — современная страна, еене назовешь «отсталой». Но в ней и по сей день существуют»праздник мальчиков» и «праздник девочек»,ежегодно отмечаемые всей страной. Так с детства воспитываетсякультура мужественности и женственности. Это и есть «половоевоспитание» (в отличие от «бесполого») — воспитатьнастоящего мужчину и истинную женщину.
«Перевертыши» половоговоспитания — совсем не безобидные явления. Опыт психологическогоконсультирования взрослых людей выявляет глубинные травмы личности итяжелые семейные конфликты в результате извращения мужской и женскойпсихологии. Это подтверждают приведенные ниже случаи.
… Н. Р. пришла впсихологическую консультацию с жалобами на дочку. Девочке пять лет,она ходит в детский сад, но с детьми не играет, приходит домой,плачет — никто с ней не дружит. Дома, пока мать занята на кухне, онаслоняется по квартире и причитает: все-то у нее плохо, и ничегохорошего-то у нее не будет. Это больше всего раздражает мать, онавыходит из себя и кричит: «Да займись ты игрушками, почитайкнижки!» Н. Р. не выносит этого, потому что очень боится, чтодочь будет такой же, как она сама. Жалобы на дочь переходят в жалобына себя.
Нашей собеседнице 30 лет, онакандидат наук, на работе ее ценят, в учебе все ей давалось легко. Муж- «прекрасный человек». Но у нее такое чувство, что самаона — «никчемное существо» и «занимает чье-то место наземле». Ее не удивляет, что по отношению к ней обычно занимаютпозицию «сверху-вниз», а она, подобно амебе, принимает туроль, которую навязывают.
Ей трудно общаться с незнакомымилюдьми, в группе она «забивается в угол». Боясь потерятьвозникшее расположение знакомых, Н. Р. замыкается, чтобы те, узнав еепоближе, не отвернулись от нее. На работе ей кажется, что сделаламало, не так и не то, боится, что будут предъявлять высокиетребования и она окажется несостоятельной. Н. Р. очень ранима: есликто-то не так посмотрел, невнимательно выслушал ее, она долго неможет успокоиться: отрицательные переживания преобладают в ее душе,она «застревает» на них и не может переключиться. Онапостоянно рефлексирует, разбирается в себе и своих переживаниях, ноэто не приносит никакого облегчения. Н. Р. чувствует своюнеестественность, зажатость и завидует открытым и непосредственнымлюдям. И в отношениях с мужем нет радости, непосредственности — онтоже человек замкнутый, «запрограммированный».
Н. Р. очень женственна, но манераее поведения, мужская стрижка, спортивный стиль одежды идут наперекорэтой женственности и уродуют ее. Сама она чувствует себя «маленькойдевочкой», и это отражается в ее неуверенных движениях и манереречи.
Была ли она желанным ребенком?Нет. Когда ей исполнилось 6 месяцев, мать отдала ее бабушке. «Когдая училась в 6-м классе, — рассказывает Н. Р., — мама вышла замуж, искоро родилась Зина. Это известие вызвало у меня истерику: наверное,потому, что рухнули мои надежды на близость с матерью. До 10-гокласса я была нянькой, об этом времени вспоминаю с содроганием: матьтребовала идеальной чистоты и порядка. Если я задерживалась в школе,она опаздывала на работу, и это вызывало ярость. Но страшнее было,когда целыми днями она не разговаривала со мной; от горя и отчаяния яготова была выброситься в окно. До сих пор во мне жива эта боль, имне трудно с матерью. Когда я подхожу к ее дому, меня охватываетдрожь. Она не видит моего отношения, все объясняет плохимнастроением. Сестра Зина откровенно ненавидит родителей, они жалуютсяи ищут у меня сочувствия. А я боюсь, как бы не выдать своегоотношения к матери. Она же вполне довольна собой, одержимастремлением «делать добро», но требует, чтобы это добропомнили и были ей благодарны. «Вы думаете, это все ваше?!»- возмущенно спрашивает она, обводя рукой комнату».
Из рассказа Д. С. — мужа нашейсобеседницы: «В семье жены женщины — бабушка и мать — оченьвластные и жестокие, у них тенденция — доминировать над мужьями. Ижена моя не лишена этого, она вспыльчива, раздражительна, не скороотходит, не исключает бойкот. Уже в двух поколениях — дрессировкамужчин, это — тупиковый путь…»
Н. Р. боится, что дочь чувствуетее несостоятельность, не любит ее. И опасения не лишены основания. Оботношении девочки к родителям лучше всего говорит ее рисунок «Моясемья» и комментарий к нему. Она тщательно и долго рисовалакомнату, потом себя — в короне, потом — папу. «А коронасдвинулась набок, потому что я бежала на кухню, маму наказать. За то,что она меня наказала. Потому что я дралась во дворе». — «Амама веселая?» — «Нет, она грустная. Мама расстроилась,пошла спать, а я ей лекарство подлила, чтобы она заснула и нам немешала с папой, а то она только мешает, кричит…»
По словам Н. Р., они с мужем,чтобы не «подавлять ребенка», стараются дочь не наказывать,мирно разрешать конфликты. Н. Р. много читает о воспитании детей, иее сознательные установки и намерения даже слишком «правильны».Но, как видно из характеристики мужа и беседы с ребенком, ее реальноеповедение не соответствует сознательным принципам. Несмотря навыстраданное осуждение бойкота, она прибегает к этой формевоздействия по отношению к мужу, кричит на ребенка. Ееинтеллектуальная жизнь и разумные установки идут вразрез снепосредственными переживаниями и реакциями, порой неуправляемыми.Если на сознательном уровне она отрицает и осуждает тип поведениясвоей матери, то реально она его воспроизводит по отношению к ребенкуи к мужу. Этот же тип поведения намечается и у пятилетней девочки:она изображает себя в короне (символ власти, величия), она наказываетмать (место которой на кухне), устраняет ее из общения.
Мы видим, что уже в четвертомпоколении — бабушка, мать Н. Р., она сама, ее дочь — проявляется одини тот же тип поведения женщины в семье: властность, жестокость,отчуждение. Есть заметная разница в его проявлении у самой Н. Р. и еематери, считающей себя добрым, хорошим человеком, довольной собой ине подозревающей об отрицательном отношении к ней дочери. Но от того,что Н. Р. осознает тяжесть своего состояния, отношение к ней дочери,стремится быть доброй, неподавляющей матерью, картина не меняется, атолько усугубляется глубоким внутренним конфликтом: усвоив с детстватип поведения матери, ставший ее натурой, она не может изменить егоусилиями сознания и воли. Помочь ей на уровне сознания нельзя. Надопонять суть ее душевного состояния.
Благодаря постоянномусамоанализу, начитанности в психологии, развитому интеллекту, Н. Р.способна к меткой характеристике своих переживаний. У нее такоечувство, будто она «занимает чье-то место на земле»; она»аморфна», как амеба, играет роли, несвойственные ей. Инымисловами, она чувствует, что лишена индивидуальности, личностнойопределенности, не нашла себя в жизни (ощущение себя «маленькойдевочкой»). При полном внешнем благополучии — у нее чувствосвоей несостоятельности. Это проявляется прежде всего в общении: ейкажется, что к ней плохо относятся, не принимают ее такой, какая онаесть. Она боится общаться с людьми, хотя больше всего стремится кэтому общению. То же наблюдается и у ее дочери. Очевидно, в этомсказывается неудовлетворенность в общении, так болезненно пережитая вдетстве (вспомним ее истерику при рождении сестры); психологиназывают это «дефицитом любви». Не внешние обстоятельства,а душевный строй делает несчастной эту женщину, и такой душевныйстрой передается ее дочери. Как же прекратить эту эстафету душевнойболи? Как помочь Н. Р.?
Эта женщина обладает удивительнойволей к познанию и изменению себя, редкой честностью, глубокимнедовольством собой. Здесь залог того, что ей можно помочь. Отвстречи к встрече Н. Р. становится все более открытой, искренней иживой. Она говорит, что после бесед чувствует себя хорошо, но покаэто улучшение продолжается не более двух дней (а она хочетпостоянного эффекта).
Как нередко бывает в такихслучаях, у Н. Р. появляется стремление к личным дружескимвзаимоотношениям с психологом, она ожидает от этих отношенийудовлетворения своих неудовлетворенных потребностей в любви ипризнании. Случись это, психолог станет объектом требований,недовольств и обид, вымещаемых на нем отрицательных переживаний. Ноглавная беда не в этом, а в бесплодности такого рода отношений: покачеловек ждет любви и внимания от других, живет этим, он никогда неудовлетворится, будет требовать все большего, и все ему будет мало. Вконце концов он окажется у разбитого корыта, как старуха, захотевшая,»чтоб служила ей рыбка золотая». Такой человек всегдавнутренне несвободен, зависим от того, как к нему относятся.
Пока человек только берет, раноили поздно он обанкротится. Фигурально выражаясь, чтобы росла прибыльот получаемого, его надо отдавать другим. Этот свой источник любви идобра необходимо открыть в себе самом. И открытие должно совершитьсяне в уме, а в сердце человека, не теоретически, а внутренним опытом.Поэтому было бы неверно сразу же сказать Н. Р.: «Эффект нашегообщения так недолог, потому что вы больше думаете о себе, чем одругих». Она примет это к сведению или займется самобичеванием.Подождем, когда она придет радостная и скажет: «Теперь японяла… Теперь я живу!» Это может произойти нескоро, так какэта женщина живет умом, а не сердцем. А для начала сердце надоумягчить и отогреть, помочь Н. Р. поверить в себя, чтобы, наконец,она узнала простую вещь: не только она нуждается в людях, но и онинуждаются в ней.
В. П. 14 лет замужем, у них естьдочь; сама она в свои 32 года работает и учится. Времени всегда нехватает. Но ей пришлось обратиться в психологическую консультацию,так как последнее время ей почему-то стали неприятны близкиеотношения с мужем.
Муж В.П. очень ее любит, во всемпомогает. Знакомые в один голос говорят: «Какой у тебяпрекрасный муж!» А она видит в нем одни недостатки, постоянноего «воспитывает». Особенно нетерпима она к выпивкам мужа:они, правда, бывают редко, но ее больше всего раздражает то, что онбыстро пьянеет: вот ее брат пьет много, но как-то не пьянеет…Возмущает ее пассивность мужа: «Он все делает, когда емускажешь, а сам не видит, что нужно сделать, — никакой инициативы…Может быть, по моей вине?.. Любит, даже слишком, чересчур ласков,покладист, построптивее бы был… Может быть, потому, чтовоспитывался матерью без отца?».
Саму В.П. больше воспитывалабабушка, чем мать. О матери вспоминает: «Вспыльчива была,сердилась, постоянно раздражена. Помню, я выстригла себе челку, а онаменя схватила за эту челку и головой об стену! Она в торговлеработала, уставала. Отчим пил, вот она на мне и срывалась. В пятомклассе я взяла из школы документы и уехала сама к бабушке. Училасьотлично, удачно вышла замуж. Дочь у меня такая же, как я: у нас редкобывает хорошее настроение, обе нервные, раздражительные, ничто нерадует. Я давно забыла, что такое покой».
Встреча с мужем В.П. подтвердиласказанное ею. Мне достаточно было лишь намекнуть ему на то, что женаожидает от него более мужественного поведения, и он все понял.
Через полгода В.П. снова пришла,но уже с другими жалобами: что-то произошло с мужем. Последнее времяон демонстрирует какое-то нехарактерное для него поведение: заставилее хорошо одеться на праздник, чего никогда не было. «У меня кнему было отношение как к мебели, которая будет стоять, пока я ее невыброшу. А теперь мне кажется, что я его совсем не знаю! Началисьссоры, и он их не улаживал, а как будто нарочно разжигал, хотяпровоцировала их я. Может быть, он просто избаловал меня. Я как будтополучила в ответ все то, что сама делала по отношению к нему».
В третий раз В.П. пришла в полномсмятении. Она рассказала, что у них было совершенно счастливое время:она сдала сессию успешно, ссоры с мужем у них прекратились, онанаконец была рада мужу и жизни, она почувствовала в нем настоящегомужчину, какого раньше не знала. Но вдруг она услышала, что «какая-тосемнадцатилетняя вешается ему на шею». Вот это совершенно выбилоее из колеи: она связала перемены в поведении мужа с этими слухами итеперь не верит ему. А он спокойно твердит, что это — ее»мнительность» и что все это глупости, да еще иногдаприкрикивает, чтобы «прекратила дурить».
Хотя, по всей вероятности, и этоподтвердила беседа с мужем В.П., изменение его отношения к женепроизошло после и по причине нашей с ним беседы, ей полезно былопройти через «естественный эксперимент» мнимой измены мужа.Это помогло ей увидеть его другими глазами (глазами другой женщины,которая «вешается ему на шею»). Проходя через кризисотношений, супруги начали заново их строить: муж становился главойсемьи, а жена наконец получила то, чего она хотела: сильного,волевого, твердого мужчину. Заслуга в этом принадлежала прежде всегомужу В.П. — человеку по натуре мужественному и разумному. Он легкопонял, что любовь — это не только эмоции, но и разумная воля. Онсумел стать «укротителем строптивой» и поставить все насвои места. Прежние отношения оказались тупиковыми и могли скорораспасться (по словам В.П., она терпела их только ради ребенка).Вернув себе «права мужества», он открыл жене путьженственности, пробудил в ней любовь, без которой женщина не знаетрадости и покоя. Власть над мужчиной убивает любовь, извращаетсупружеские отношения. Но легко ли быть женственной?
Л. я знала еще студенткой: милая,скромная девушка с тихим ровным голосом — воплощение женственности.Все говорило о том, что она будет прекрасной женой и матерью. И вотчерез несколько лет замужества и материнства она призналась: «Какэто трудно — быть женственной!» Они с мужем глубоко любят другдруга. Но однажды он сказал ей: «Знаешь, что-то происходитнеладное: я начинаю бояться тебя, как ребенок матери, которая можетпоставить в угол, у меня постоянное чувство тревоги, как упровинившегося школяра, будто я что-то не сделал или сделал не то ине так. Но чувство нашкодившего ребенка — это уже не чувство клюбимой женщине». И она поняла — ей приходится распоряжаться подому: «Сделай то, не так сделал, почему не сделал…» Этостановится фоном их отношений, и в это она вкладывает немалоотрицательных эмоций. Роль «прораба» делает ее властной,что совершенно чуждо ее натуре и непривлекательно для нее и для мужа.Мелочи жизни, быта вытесняют что-то очень важное в их отношениях. Да,трудно быть женственной! Но что-то надо менять: менять тональность,»удельный вес» распорядительности, перевестираздражительность в шутливость и ласковую просьбу. Власть убиваетлюбовь женщины, и с «волей к власти» надо бороться, чтобысохранить гармонию супружеских отношений: совет да любовь. Вместораспорядительного тона — советование, общее решение — во имя любви.Здесь надо потрудиться, быть внимательной к себе. Иначе легкопревратиться в «сварливую бабу». Ведь муж любит ее и всегдаготов прийти на помощь — ему нужно только подсказать, порадоваться,что сделал, спросить, не нужно ли ей самой что-то сделать. И тогдажизнь будет не тревожно-напряженной беготней, а радостной и спокойнойработой вдвоем, где мелочи не мешают, не раздражают, а радуют инаполняют душу.
Женственной быть нелегко, но нелегче быть и мужественным.
В консультацию для разводящихсяпришли молодые супруги. Они были так напряжены и озлоблены поотношению друг к другу, что не сразу удалось увидеть: оба — оченьхорошие, симпатичные и красивые люди (будем называть их «он»и «она»).
Она, как это часто бывает в такихситуациях, возмущалась его эгоизмом, тем, что он «не ценит»ее. Она была уверена в своей красоте и даже не знала, что он тожекрасив; она не сомневалась в своем уме и сильном характере, отказываяв этих достоинствах ему.
В чем же проявляется его эгоизм?Например, он в день ее рождения целый час говорил с другом потелефону о своих научных делах, а ее это вывело из себя. Почему же онтак нехорошо вел себя? В беседе выяснилось, что незадолго до этогомуж отказался от аспирантуры, от работы над своей любимой темой,чтобы поступить на хорошо оплачиваемую должность. Это было егожертвой ради семьи — на этом настаивала жена. Но эта жертва оказаласьдля него непосильной: он чувствовал неодолимое раздражение, испытывалчувство неудовлетворенности новой работой. Разговор с бывшимсокурсником был для него отдушиной. Последнее время он стал холоден,равнодушен к ней, и у нее нет чувства надежности: рано или поздно ихотношения все равно распадутся, считает она. У него тоже появилисьсильные сомнения, что они смогут создать хорошую семью. Он считает еенепревзойденной красавицей, а себя недостойным ее: да ведь и она саманеоднократно подчеркивала это…
Но истинная, глубинная причинаэтого супружеского конфликта обнаружилась при ответах на вопросы,которые я предлагаю разводящимся супругам. Этот перечень вопросов -не столько для получения информации о супружеских отношениях, сколькодля того, чтобы навести их на размышления о том, какими могут бытьхорошие супружеские отношения. И еще — для осознания своих ошибок.Так, на вопрос: «Какие качества Вы хотели бы видеть в своеммуже?» — она ответила: «Хочу, чтобы был настоящиммужчиной». А на вопрос: «Считаете ли вы, что Ваш муж имеетправо на свое мнение?» — она ответила: «Нет, он долженсоглашаться со мной». На вопрос: «Уважаете ли Вы творческиеинтересы и склонности мужа?» — она ответила: «Да», ноэтот ответ был далек от ее реальных поступков.
Моя собеседница — школьнаяучительница; эта работа, к сожалению, располагает к властномуповедению. Но она же предполагает склонность и способность кпониманию и чуткости в отношениях с людьми, не так ли? На это яобратила внимание молодой учительницы, предложив ей отнестись ксложившейся ситуации как к педагогической, а не реагировать на нееподобно взбалмошной девчонке. Предложение было принято, ирассерженная гримаса сменилась оживленной заинтересованностью. Своимиответами на вопросы анкеты она обнаружила основное противоречие всвоем отношении к мужу: желание видеть в нем настоящего мужчину исвое подавляющее, доминирующее поведение. Она убивает в нем чувствособственного достоинства, не видит его положительных качеств,»воспитывает» в нем рабскую покорность. И то, что этовызывает его отрицательные реакции и противодействие, говорит омужественной натуре, которая не может проявиться. Чтобы муж был»настоящим мужчиной», нужно самой стать «настоящейженщиной». Это, кстати, поможет ей и в школе. Мне удалосьподвести ее к осознанию своей ошибки; напрасно она настояла на отказемужа от аспирантуры: человек не может быть счастлив, еслинасильственно лишен творческой работы.
В беседе с мужем я постараласьутвердить его достоинство, необходимость продолжать, наскольковозможно, научную работу, не идти на поводу у жены, а «мягко, нотвердо» становиться главой семьи. Оба были рады осознанию своихсемейных ролей и необходимой линии поведения, особенно она; каквыяснилось, ей очень хочется, чтобы в семье было несколько детей, онадавно мечтала о материнстве. А для этого нужно быть женщиной в полномсмысле слова и видеть в муже твердую опору.
После двух встреч мы расставалисьрадостно. Передо мной были счастливые, красивые, влюбленные люди. Новдруг лицо моей собеседницы стало тревожно-испуганным: «А что ямаме скажу?!» Оказалось, что главным инициатором развода была еемать. Я предложила «свалить» вину на меня.
Из опыта консультированияразводящихся можно сделать вывод: в большинстве случаев молодыеразводятся под сильным влиянием родителей. Гораздо чаще это матери, ипрежде всего матери сыновей. В таких случаях психолог испытываетбессилие. Случай, казалось бы, простой, конфликт можно было быразрешить без особых усилий, если бы за ним не стояла властная воляматери, гипноз ее воздействия на своего «ребенка». Успехэтого воздействия предрешен многими слагаемыми. Властная женщинавидит в своем «ребенке» собственность и, затаив вражду ксвоей сопернице, ждет удобного случая, чтобы взять реванш. Удобныеслучаи не заставляют себя ждать: трудности совместной жизни у молодыхнеизбежны. Им можно было бы помочь, но властная женщина торжествует,когда у молодых что-то не ладится: «Ну, что я тебе говорила!..»И если раньше ее слова проходили мимо ушей, то теперь они падают наготовую почву и рано или поздно приводят к выводу: «Да, матьбыла права…» Когда с женой трудно, сыну есть комупожаловаться, и мать становится его главной опорой и первойсоветчицей. И советы ее идут, как правило, не в пользу невестки:»Не-умеха, грязнуля, лентяйка… И что ты в ней нашел?»
У властной матери дети обычнопассивны, безвольны, внушаемы. Им трудно преодолевать невзгодысемейной жизни, а еще труднее противостоять внушениям матери, ееразрушающей воле. Да и зачем? Семейная жизнь, особенно после рожденияребенка, совсем не сладкая: бессонные ночи, неухоженность,недовольство жены, ссоры. А дома у матери — покой, забота, сытая,ухоженная жизнь. Любой скандал для оскорбленного главы семействастановится поводом и оправданием для развода. И тогда ни слезы, нираскаяние жены не могут растопить ожесточившееся сердце, которымтеперь владеет воля матери.
Такова метаморфоза «хранительницысемейного очага».
Диалогический вопросник межличностных отношенийсупругов5
В проблемах супружеских отношенийможет помочь психолог-консультант, но и сами супруги способныосознать причины своих трудностей и конфликтов. Человек может статьпсихологом в своей личной жизни. Главное понять, что мир в вашем домезависит от вашего духовного возрастания, от способности видеть вблизком человеке его вечное духовное начало: духовное «Я».
Предлагаемый вопросник, возможно,поможет вам в осознании характера ваших отношений.
Для профессиональногопрактического психолога этот вопросник является введением в диалог.Вопросы в нем расположены в порядке постепенного перехода отналичного «Я» к духовному «Я». Это позволит вбеседе нащупать «зону ближайшего развития» собеседников иостановиться на обсуждении вопросов, доступных их внутреннему опыту ипониманию, не переходя в «зону недоступности».
«Сверхзадача» такогодиалога — помочь супругам переосмыслить свои личные отношения сдуховной точки зрения. После явно утвердительных ответов на последниечетыре вопроса можно начать диалог, направленный на переосмыслениепредшествующих ответов и совместную выработку духовных принциповвзаимоотношений, изменяющих прежние разрушительные установки ипривычки.
Ответы на эти вопросы помогут вамглубже понять характер ваших отношений, явные или потенциальныетрудности и возможности их предупреждения и преодоления.
Основан ли ваш брак на любви?
Основаны ли ваши отношения на привязанности?
Господствует ли в ваших отношениях половое влечение?
Преобладает ли в ваших чувствах желание любви к себе?
Преобладает ли в ваших чувствах любовь к нему (к ней)?
Относитесь ли вы к нему (к ней), как к самому себе?
Изменилось ли ваше первоначальное отношение к нему (к ней) в сторону ухудшения?
Открываете ли вы в нем (в ней) новые достоинства?
Вызывают ли ваше недовольство недостатки мужа (жены)?
Стремитесь ли вы перевоспитывать его (ее)?
Предпочитаете ли вы поощрение порицанию?
Преобладают ли в ваших отношениях положительные эмоции над отрицательными?
Умеете ли вы предупреждать назревающий конфликт?
Способны ли вы погасить конфликт, пожертвовав своим самолюбием?
Способны ли вы «не заметить» огрехов мужа (жены) в острой ситуации, чтобы поговорить о них в «добрый час»?
Любите ли вы «читать мораль»?
Существует ли между вами взаимопонимание?
Доверяете ли вы друг другу?
Считаете ли вы его (ее) своей собственностью?
Верите ли вы в то, что ваш брак — на всю жизнь?
Чувствуете ли вы духовную близость?
Поддерживаете ли вы творческие интересы и увлечения мужа (жены)?
Способствует ли ваш союз духовному развитию каждого из вас?
Считаетесь ли вы с индивидуальными особенностями мужа (жены): темпераментом, характером, привычками, воспитанием и т.д.?
Есть ли у вас желание «переделать» его (ее) по своему образцу?
Думаете ли вы, что знаете его (ее) «насквозь»?
Если у вас разные взгляды, предоставляете ли вы мужу (жене) право думать по-своему?
Считаете ли вы, что мужчина должен быть главой семьи?
Согласны ли вы с тем, что главное призвание женщины — материнство?
Способны ли вы сохранять душевный мир и спокойствие, когда ваша «половина» теряет их?
Предпочитаете ли вы воспитывать мужа (жену) или исправлять свои недостатки?
Способны ли вы принимать близкого человека таким, каков он есть?
Переживаете ли вы его (ее) радость и горе, как свои собственные?
Чувствуете ли вы себя со своей «половиной» единым целым?
Говорит ли ваш душевный опыт о том, что мир в семье зависит от вашего внутреннего мира?
Доверяете ли вы голосу совести, подсказывающей вам, хорошо или плохо вы поступили в той или иной ситуации?
Знакомо ли вам чувство раскаяния в своем отношении к родному или близкому человеку после его кончины?
Возникало ли у вас чувство, что только теперь вы знаете, какое сокровище потеряли в лице этого человека?
Осознаете ли вы, как мелочны и ничтожны супружеские неурядицы перед лицом вечности?
Понятно ли вашему уму и сердцу, что за внешними временными проявлениями человека скрывается его вечный духовный лик?
Тогда сбылосьреченное через пророка Иеремию, который говорит:глас в Рамеслышен, плач и рыдание и вопль великий;Рахиль плачет о детяхсвоих, и не хочет утешиться; ибо их нет.Мф. 2,17-18.
Продолжение рода
Если спросить женщину, идущую нааборт: «Убили бы вы своего новорожденного ребенка?», она свозмущением ответит, что, конечно же, нет. Почему же она убиваетсвоего ребенка еще не рожденного? На этот вопрос она ответит с ещебольшим возмущением, что это вовсе не убийство, потому что это «ещене человек», кроме того, раз закон это разрешает, значит, это неубийство. Далее может развернуться длинная цепь общеизвестныхаргументов в пользу аборта, его оправдание и даже возведение вдобродетель.
Аборты в нашей стране сталинастолько массовым и общепринятым явлением, что вопрос: «Имеемли мы право уничтожать уже зародившуюся человеческую жизнь?» -глас вопиющего в пустыне.
Чем отличается еще не рожденныйребенок от новорожденного? О новорожденном также можно сказать: «Ещене человек». Окажись он в волчьей стае, из него вырастятживотное. Новорожденный — лишь возможный потенциальный человек, как изародыш в утробе матери. Разница в том, что он отделен от нее и матьего видит перед собой.
Новорожденному предстоит ещедолгий путь через младенчество, детство… Но когда же можно суверенностью сказать о себе: «Я уже — человек!»? Чтокасается меня — нет, еще не могу: я все еще становлюсь человеком, иэто становлением не прекратится, пока я живу. Возможный,потенциальный человек, которого я в себе предчувствую, такнепостижимо велик, что в свои преклонные годы я вижу себя егозародышем. Ощущая в себе эту глубокую тайну, невозможно с легкостьюраспоряжаться своей и другой жизнью, как бы тяжка и «бесполезна»она ни была. Это чувство живет в нас. Оно проявляется в том, что мыне убиваем безнадежно больных, умирающих людей, не убиваем калек,уродов, психических больных. И закон это запрещает. Тогда как аборт -уничтожение жизни, набирающей силу, полной неведомых возможностей,ожидающих лишь своего часа. И закон это разрешил. И совершают этолюди в белых халатах, давшие клятву Гиппократа не убивать зачатогочеловека и не давать абортивных средств.
В некоторых странах возрастчеловека определяется не с момента рождения, а с зачатия ребенка. НаРуси почитание таинства зачатия выразилось в строительствеЗачатьевских храмов и в празднованиях зачатия Праведной Анной Марии иправедной Елизаветой Иоанна Предтечи. Духовная интуиция народасвидетельствует этим, что возрастание человека начинается с егозачатия и жизнь в утробе матери — его первый возраст.
Матери знают, и это закреплено внародных поверьях и обычаях, что во время беременности следует быть вдобром расположении духа, хранить себя от дурных впечатлений ипереживаний, чтобы они не повлияли на ребенка. Через мать ребенокобщается с миром, усваивает первые впечатления. Они, конечно, еще несознательны, но и у новорожденного еще нет сознания, да и у взрослогоне вся психика сознательна. Значит, зародившийся человек может бытьпредметом изучения не только биологии, медицины и физиологии, оннуждается в психологическом понимании и педагогической заботе, как иноворожденный младенец.
Многие женщины чувствуют, чтоаборт — это убийство, но не многие признаются себе в этом. Порассказам одного хирурга-онколога, перед операциями, когда женщины незнали, выживут ли, они начинали исповедовать ему, человеку неверующему, свою жизнь и спрашивали: не является ли их болезньнаказанием за аборты?6
Сколько матерей жалуются на своихдетей: выгоняют, пьют, избивают… Одна женщина сказала: «Хороших-тодеток поубивали, а плохие-то остались — вот и мучимся».
Может быть, плохие-то осталисьпотому, что сами мы таковы: принесли собственных детей в жертвусебялюбию, чтобы «пожить для себя», своим эгоизмом породилиэгоизм единственного ребенка — свое наказание.
Консультируя разводящихся, явижу, как распадаются семьи от нежелания иметь детей и отнеспособности рожать после аборта. Раскаяние приходит, когда «громгрянул»: женщина с болью осознает свое несостоявшеесяматеринское призвание, с завистью смотрит на чужих детей, видит восне своего нерожденного ребенка. Эта очевидная связь прочности семьис рождаемостью подтверждается статистикой: в странах, где высокарождаемость, редки или почти отсутствуют разводы. Это закономерно,ведь главная задача семьи — воспроизводство жизни, не толькофизическое, но и духовное. Не выполняя эту задачу, семья легкораспадается. И распадается вместе с семьей личность человека.
Швейцарский психолог К.Г. Юнгписал, что причиной душевных расстройств и заболеваний является»блокирование психической энергии», это происходит, когдачеловек, уходя от трудностей, не осуществляет свое жизненноепризвание.
Жизненное призвание женщины -материнство. Женщина прежде всего мать. Не выполняя свое призвание,она становится душевно ущемленной, неполноценной. Снижение социальнойроли материнства уродует женщину, калечит ей душу. Мать — источниклюбви. Ее любовь — тот огонь семейного очага, который создает жизнь.Но может ли любить женщина, убивающая своих еще не родившихся детей?А там, где нет любви, начинает господствовать секс: средствопродолжения жизни превращается в самоцель, перестает служить своемуназначению. Это извращение жизненных ценностей ведет к роковымпоследствиям: если смыслом жизни становятся удовольствия, вполнезакономерно, что матери бросают детей в родильных домах, убивают ещене рожденных.
От нравственного состоянияженщины зависит жизнь общества. Проблемы воспитания детей иподростков, преступность несовершеннолетних, проституция, алкоголизм,наркомания и многие тяжелые проблемы нашего общества глубоко связаныс нравственным, духовным состоянием женщины-матери.
Пока душа жива, она открыта длямук совести. Только у мертвого ничего не болит. Лучше не заглушать всебе голос совести, не успокаивать ее дозволенностью преступления,его массовостью, вынужденностью из-за объективных обстоятельств.Убивая зародившегося в тебе человека, лучше не делать вид, что этодля пользы человечества или своего любимого ребенка: цель неоправдывает средства — это азбука этики.
Альберт Швейцер видел основуэтики в благоговении перед жизнью. Благоговение должна вызывать жизньвсякого существа, потому что жизнь — это тайна, она священна. Все,что знает наука о жизни, — лишь капля в море непознанного. Управлятьжизнью человек не может, она ему не подвластна. Человек не можетсотворить жизнь, не может остановить смерть. А управлять наука можетлишь тем, что она способна создать.
Человеку дано лишьвоспроизвести жизнь, имитировать ее; создать же он способен лишь своемеханическое подобие — робота.
Представим себе, что роботы сосвоими механическими «мозгами» взялись управлять жизньючеловека… Подобно этому и человек, распоряжаясь жизнью по своемуограниченному и оттого самоуверенному рассудку (увы, не разуму!),способен лишь разрушить ее. Плоды такого «просвещенного»рассудка мы пожинаем сегодня, находясь на грани демографическойкатастрофы.
Самоуправство воспроизведениемчеловеческой жизни может повлечь за собой вымирание народов и всегочеловечества.
Вот что писал об упадке Грецииисторик Полибий: «В наше время по всей Греции господствуетбездетность и малолюдство, города опустели, настали неурожаи, хотянет постоянных войн и эпидемий. Причина этого ясна, и средство к ееустранению в нашей власти: люди впали в тщеславие, не желают вступатьв брак, а если и вступают, то не хотят воспитывать детей, с трудомразве одного или двоих, ради того, чтобы оставить им богатство ивоспитать в роскоши. И вот зло незаметно быстро выросло».
Но у нас это не от хорошейжизни!.. И социологи пишут, что многодетные семьи находятся на гранинищеты, дети в них чувствуют себя ущербными рядом с обеспеченнымисверстниками и т.п. Демографы вычисляют, что для простоговоспроизводства населения хорошо иметь троих детей в семье; однакосегодня наше общество не в состоянии обеспечить многодетных матерей.Многодетные семьи в лучшем случае вызывают соболезнование, а нередко- осуждающее и враждебное отношение.
…После лекции о семье ко мнеподошла молодая женщина и рассказала, что сотрудницы ресторана, гдеона работает, враждебно относятся к ней за то, что у нее пятеродетей, называют ее «самкой». Откуда эта враждебность? Нетли за ней зависти, ущемленного чувства несостоявшегося материнскогопризнания? Может быть, это осуждение — оборотная сторонасамооправданий этих женщин? Подобные мотивы могут лежать и вформировании отрицательного общественного мнения о многодетной семье.
Заметим, что основные аргументыпротив многодетности — экономического характера. Этическиесоображения при этом практически отсутствуют; по-видимому,подразумевается, что материальное благосостояние превыше всего, онодолжно быть главным критерием жизни и поведения человека. Но согласнотакой «экономической этике», вполне логично лишать жизни нетолько не родившихся детей, но и калек, безнадежно больных, умственноотсталых — всех, кто экономически бесполезен. В обществе, гдематериальные ценности превалируют над духовными и нравственными,бессмысленно говорить о духовности и нравственности. Когда средства кжизни становятся самоцелью и главной ценностью самой жизни, неизбеженраспад как личности, так и общества с его экономикой, что мы сегодняи наблюдаем.
«А что если все дети будутрождаться на свет? Где взять средства, жилплощадь и т.п.?» Вответ можно спросить: «А что было бы, если бы страна наша быламноголюдной, если бы деревни не пустовали, не было бы дефицитарабочей силы и нехватки материальных благ?» Кто может ответитьна все эти вопросы? Я не берусь и не знаю человека, способного решитьвсе возникающие здесь проблемы. Жизнь мудрее нас. Рассудок же лукав,он способен заглушить голос совести и убить жизнь. Благоговение переджизнью сделало бы нас разумнее и мудрее.
Проблема абортов обсуждается вовсем мире, и ответы на нее даются разные.
В Италии был проведен опрособщественного мнения, результаты которого опубликовали во всехгазетах. Как ни парадоксально, католический юг высказался в пользуабортов, а север, менее религиозный, — против. Когда былиопубликованы результаты опроса, произошло событие, приковавшее к себевнимание итальянцев. Маленький мальчик провалился в шахту, вырытуюеще во времена Древнего Рима для добычи воды. Несколько дней пролежалон там, пока не услышали его плач. Обессиленный ребенок не мог дажеухватиться за протянутую ему веревку, не мог брать еду, которую емуопускали. Как достать ребенка, оказавшегося на глубине 15 метров вузкой шахте? Были приняты самые решительные меры. Специалисты изГермании начали бурить шахту, параллельную той, в которую упалребенок, чтобы снизу сделать к нему ход. Все это время ребенкаподбадривали, поддерживали, как могли: провели свет, рассказывали емусказки, сам президент пытался развлекать мальчика. Наконец, прорылиход к мальчику, а он провалился еще на 20 метров. Нашелся спелеолог,согласившийся пройти по шахте вниз головой; он дополз до ребенка ипытался его взять, но тщетно: каждый раз тело ребенка выскальзывало унего из рук. Так и умер ребенок во чреве Матери-земли.
С точки зрения рассудка — простонесчастный случай. Но духовно чуткие итальянцы иначе восприняли этособытие: смерть ребенка в утробе Матери-земли стала для сих символомпреступности аборта.
Нельзя обходить молчанием этукровоточащую рану современной семьи.
Все сказанное, несомненно,вызовет бурю возмущения и протеста. Но консультирующему психологу этознакомо: так бывает всегда, когда затрагивается «больное место»собеседника. Это естественно и свидетельствует о продвижении вдиалоге.
Остается признать, чтосовременная семья перестает выполнять свое главное призвание -продолжение жизни на Земле, воспроизводство человека — телесное идуховное. Вместо того чтобы быть очагом любви, согревающей и питающейдуши, она становится очагом вражды и убийства нерожденных детей.Семья не может держаться на сексуальной привязанности. Это — союздуховный.
Венчание
Николай и Людмила переступилипорог сельского храма. Они пришли сюда не мимоходом. Еще в прошломгоду несколько раз приезжали они из дальней деревни, чтобы венчаться,но двери храма были заперты, не было священника. Храмы открывают одинза другим, а священников не хватает. Но сегодня в храме шла служба; усвечного ящика их приветливо встретила голубоглазая женщина, всеобъяснила и просила ждать окончания Литургии — так называлась этаслужба. Народу в Храме было немного, но все дружно пели «Верую»и «Отче наш». Николай и Людмила не знали даже этих молитв,и все происходящее в храме было им непонятно. Но на душебыло тепло, иони чувствовали себя как дети, вернувшиеся в забытый отчий дом.
Повенчаться им хорошо было бы досвадьбы, как положено, но тогда это было не так-то просто: могли и сработы уволить. Надо было иметь крепкую веру, чтобы крестить детей иходить в церковь, не боясь лишений и пересудов. А теперь — входсвободен. Но годы советской власти сделали свое дело: ногами-то людиходят в церковь, да двери сознания наглухо закрыты; школа и весьуклад жизни поработали основательно, чтобы отлучить от церкви. Ктоживет сердцем, тому проще, а кто умом живет, тому ох как труднопробиваться сквозь барьеры «научного мировоззрения».
Они пришли просто, чтобы житьлучше. Старые люди говорят, что, повенчавшись, муж и жена и послесмерти будут вместе. О разводе тут и думать нечего! Кругом посмотришь- столько горя: пьянство, скандалы, брошенные дети… А по телевизору- один разврат. Какая тут семья! Надо же по-людски жить, порядочно,честно. И чтобы дети хорошую жизнь видели и жили ладно. Крестить ихнадо, так будет спокойнее; не зря же говорят: «все под Богомходим». И в жизни все складывается как-то не случайно, будто ктоведет тебя и устраивает, как лучше. Может быть, это и есть Бог?..
Молодой, красивый батюшка стал ихспрашивать: как их имена, почему пришли венчаться, читали лиЕвангелие? Они могли уверенно сказать только свои имена. Евангелие нечитали и не могли толком ответить на вопрос, почему пришли венчаться.Но батюшка был добрый и просто объяснил им, что не понятно. Онсказал, что у Бога есть имя: Его зовут Троица — Отец, Сын и СвятойДух; Трое едины, потому что Бог — Любовь. Так и семья, состоящая измужа, жены и детей, по образу Бога Троицы, должна быть единымсуществом. Бог невидим, но Он есть начало всего. Так и душа невидима,но без нее тело умирает. Мы же не сомневаемся в том, что в нас естьволя, разум и любовь, хотя их не видим. Мы знаем их по действию вдуше и в поступках, мы чувствуем любовь близкого человека. Так и сневидимым Богом мы можем общаться: откликаться на Его любовь,благодарить, просить Его и, главное, любить Бога как своего Отца,доверять Ему, слушаться, жить и трудиться ради Него. Ведь Он так наслюбит, что для спасения нашего послал на землю Своего Сына — ИисусаХриста. Сын Божий взял на себя грехи всех людей, чтобы избавить их отвласти сатаны, который со своими слугами сеет зло в душах и губит их.Если бы Христос не спас нас Своей Крестной смертью, мы умирали бынавечно. Но Он воскрес, значит, всякий, верующий в Него, тоже будетжить после смерти, жить вечно! Вот что значит для нас ВоскресениеХристово. Христианин не боится смерти, потому что она для него -переход в жизнь вечную. Но надо и жить по-христиански, любить, какХристос нас любит, надо брать на себя трудности друг друга, небояться страданий, которые нам даются: нести свой крест. Без крестанет христианина, крест — путь в жизнь вечную. Так и трудностисемейной жизни надо нести с радостью и все терпеть, прощать другдругу, как Господь нам прощает, как Он несет наши грехи и искупает ихСвоими страданиями. Вот что значит быть христианином в семье.
Так батюшка побеседовал с ними, апотом дал каждому в руку зажженные свечи и начал бракосочетание. Они,как дети, послушно выполняли все, что требовалось. Сама непонятностьпроисходящего вызывала в душе какое-то чувство волнения иприподнятости: совершалось нечто таинственное, каждое действие ислово заключало в себе скрытый смысл. Вот священник выносит из алтарядва красивых царских венца. Крестообразно благословляет им Николая идает ему целовать образ Спасителя на передней части венца: «Венчаетсяраб Божий Николай рабе Божией Людмиле во имя Отца и Сына и СвятогоДуха». Потом он так же благословляет Людмилу, и она целует образБогородицы, украшающий ее венец: «Венчается раба Божия Людмиларабу Божию Николаю во имя Отца и Сына и Святого Духа». Затемсвященник трижды произносит молитву: «Господи Боже наш, славою ичестию венчай я (их)» и трижды осеняет их крестным знамением.
Стоя перед алтарем в царскихвенцах и слушая эти слова, они чувствуют таинственную глубину,серьезность и ответственность этого момента: они стоят не только другперед другом, но перед Богом, слитые воедино…
Простое и открытое сердцевоспринимает духовную благодать, не сравнимую с обычными душевнымирадостями. Посещая душу, благодать делает ее светлой, легкой иблагодарной, светится в лицах, глазах повенчавшихся. Теперь Николай иЛюдмила уже не только верят, но на собственном опыте знают, что брак- это таинство, открывающее им путь духовного единения в Боге,таинство, дарующее покровительство и помощь Бога. Брак для них — невременная связь, а вечный союз: и после смерти они будут вместе. Ихвременная жизнь теперь освящена светом вечности. Путь к ней открыт.Но пойдут ли они этим путем — зависит от них.
Брак — одно из семи таинствПравославной Церкви. Чтобы понять духовный смысл христианского брака,обратимся к чи-нопоследованию этого таинства.
Венчанию предшествует обручение.Жених и невеста входят в середину храма, держа в руках зажженныесвечи. Огонь свечи символизирует свет духовный. Священник вопрошаетжениха и невесту о том, по доброй ли воле они вступают в брак.Добровольность — непременное условие брака. Венчающихся священникспрашивает, не связаны ли они обещанием другому (другой)? Смысл этоговопроса в том, что нормой христианского брака является целомудриежениха и невесты. Обручение подразумевает обет верности друг другу.Существует обычай в некоторых юго-западных епархиях давать присягуверности друг другу. Символом вечности супружеского союза являютсякольца, которые священник надевает на руки жениха и невесты. Круг -символ вечности и неразрывности. Золото кольца символизирует светсолнца и царственное достоинство человека. Кольца эти освящаютсясвященником в алтаре и таким образом из простых вещей преобразуются всвященные предметы. Во время обручения священник совершаеттроекратный обмен кольцами жениха и невесты: это символизируетвзаимное отдание их друг другу, единодушие, полное согласие.
Обряд обручения закрепляетестественный союз брачую-щихся на основе их добровольного решения.Венчание — это освящение супружества Божественной благодатью. Ононачинается возгласом священника, каким начинается БожественнаяЛитургия: «Благословенно Царство Отца и Сына и Святого Духа…»Этим провозглашается сопричастность брачую-щихся Царству Божиему. Вмолитвах, читаемых священником, вспоминается о тайне создания Евы изребра Адама. Муж и жена были изначально единой плотью, их союзнеразделен. Брачный союз благословлен Богом в Раю, и послегрехопадения человека это благословение восстановлено искупительнойЖертвой Спасителя.
В своих молитвах священникиспрашивает у Бога дарование брачующимся чадородия и «благодатив чадах» — это назначение христианского брака. Им испрашиваетсяединодушие, долгоденствие, целомудрие, взаимная любовь, обилие благземных и венец, неувядаемый на небесах.
Главный момент таинства -увенчание брачующихся: благословение каждого священным венцом ивозложение его на главы жениха и невесты со словами: «Венчаетсяраб Божий (имярек) рабе Божией (имярек) во имя Отца и Сына и СвятогоДуха. Аминь». Трижды произносит священник тайносовер-шительныеслова, благословляя крестным знамением жениха и невесту: «Господи,Боже наш, славою и честию венчай я (их)». В «Настольнойкниге священнослужителя» смысл таинства брака раскрывается так:»Прежде всего этими словами и увенчанием глав их провозглашаетсячесть и слава человеку как царю творения. Каждая христианская семья -это, безусловно, малая церковь. Сейчас ей открывается путь в ЦарствоБожие. Эта возможность может быть упущена, но сейчас, здесь — онаесть. На всю последующую жизнь, долгую и многотрудную, полнуюискушений, они становятся друг для друга в самом реальном смысле -царем и царицей — в этом высший смысл венцов на главах их».
Второй смысл — увенчание венцамимученическими: «Супружество, которое не распинает постоянно свойсобственный эгоизм и самодостаточность, которое не «умерщвляетсебя с тем, чтобы указывать на Того, Кто превыше всего земного,нельзя назвать христианским».
И третье назначение — это венцыЦарствия Божия. «В супружестве Божие присутствие подаетрадостную надежду, что брачный обет сохранится не до тех пор, «покасмерть разлучит», но покуда смерть не соединит нас окончательно,после всеобщего Воскресения — в Царствии Небесном». Снимая сголовы жениха и невесты венцы, священник произносит: «Восприимивенцы их в Царствии Твоем». Полнота любви — только в Боге; гдецарствует Бог — там совершается любовь.
Как и во время Литургии, во времявенчания читается Апостольское послание и Евангелие. В посланииАпостола Павла говорится о взаимной любви и послушании жены мужу.Многих смущают слова: «А жена да боится своего мужа». Союзмужа и жены уподобляется союзу Христа и Церкви: муж является главойсемьи, а глава мужу — Христос, и муж также должен испытывать страхБожий. Это — страх любви: страшно нарушить единение любви, разрушитьсвященный союз, страшно огорчить, опечалить любящего.
Евангелие от Иоанна, читаемоесвященником, повествует о чуде претворения воды в вино на браке вКане Галилейской. Это — первое чудо, совершенное Христом по просьбеЕго Матери. Оно знаменует тайну благодатного преображения земнойлюбви в союз духовный. В этом и состоит смысл таинства брака.
По словам епископа ФеофанаЗатворника, в христианском браке «любовь очищается, возвышается,укрепляется, одухотворяется. В помощь человеческой немощи благодатьБожия подает силы к постепенному достижению такого идеального союза».
Брак призван духовно преобразитьплоть человека. Это и прообраз таинства Евхаристии — брачного пиравсей Церкви. В таинстве Святого Причащения брачующиеся становятсяпричастниками (частью, клеточкой) Тела Христова.
Духовное единство венчающихсясимволизируется чашей вина, которой они трижды обмениваются, испиваяее до дна. Вечность их духовного союза выражается троекратнымобхождением вокруг аналоя, на котором лежит Евангелие, вслед засвященником с горящими свечами в руках. Оно сопровождается ликующимипеснопениями, призывающими пророка Исаию и святых мучеников. ПророкИсаия предсказал рождение Бога от Девы Марии, и вот теперьповенчанная пара приняла благодать Святого Духа: Слово Божиевоплотилось в ней, двое стали «одной плотью»7.Знаменательно и обращение к святым мученикам: супружество — этоподвиг самоотречения, несения креста жизненных трудностей ииспытаний.
Так высоко духовное призваниебрачующихся в таинстве брака.
В чинопоследовании обручения ивенчания заключены основные нормы христианского брака.
— Брак совершается свободнымизбранием вступающих в него.- Он является пожизненным союзом мужаи жены.- Супруги должны хранить взаимную верность.-Продолжение рода — священная задача брачующихся.- Семья — малаяцерковь, главой которой является муж. Эти основы христианского бракабыли и остаются залогом прочности семьи. Без них семья лишаетсяжизненных корней. То, что мы видим в наличности современной семьи,явно расходится с ее духовным призванием.
Кризис современной семьи исопутствующий ему демографический кризис являются «доказательствамиот противного» христианских основ брака.
1Люди религиозные предпочитают обращаться за помощью к священнику,»духовному отцу», «старцу».
2Хам — персонаж Библии
3В крестьянском обиходе не было, разумеется, таких терминов, как»сексуальная революция», «сексуальная свобода»,их синонимом служит короткое и точное слово «бесстыдство».
4Из беседы студентов на семинаре о семье: студент из Индиирассказывает о том, что жених и невеста до свадьбы не знакомы.Русская студентка: «А любовь?!» Ответ: «У вас любовьдо свадьбы, у нас — после свадьбы».
5В отличие от диагностических вопросников, диалогический вопросникслужит введением в диалог и принципиально не формализуем.
6Медицинская статистика говорит о том, что в тех странах и в техрегионах нашей страны, где рождаемость низка в результатепредупреждения и прекращения беременности, у женщин резко возрастаетраковая заболеваемость органов, связанных с продолжением рода.
7Климент Римский во Втором послании написал о том, что Иисус Христосна вопрос, когда придет Его Царство, ответил: «Когда будет два -одним, а наружное как внутреннее, и мужское вместе с женским — немужским и не женским».
ПЕДАГОГИКА ДОВЕРИЯ
Внутренний мир ребенка
«Внутренний мир ребенка»- эти слова нередко воспринимаются как нечто туманное. А он можетоказаться вполне наглядным.
.. .В старшей группе детскогосада дети рисуют на тему «Моя семья». Тема у всех одна, арисунки разные. Витя нарисовал сначала маму, потом папу и себя впарке на каруселях: светит солнышко, плывут лодки — веселый,красочный рисунок. Аня так изобразила свою семью: стоит девочка настоле и кричит: «Мама!» А Миша нарисовал телевизор,старательно прорисовал антенну и провода, потом изобразил себя вкресле. «А где же мама с папой?» — «Они на кухне».
Витю родители любят, к еговоспитанию относятся серьезно, ребенок у них на первом месте. У Анимама — научный работник; она, конечно, любит свою единственную дочку,занимается с ней, но признает, что у нее на первом месте — наука, а упапы — хобби. Мишу дома балуют, все ему позволяют, но на вопрос, когоон любит, мальчик ответил: «Рыцарский турнир».
Мир ребенка, как на экране,отражен в его рисунках. Можно увидеть его и в такой игре: найдитедетскую книжку, которую вы еще не читали ему, с картинками, живоизображающими взаимоотношения между взрослыми и детьми, предложитеребенку придумать рассказ к каждой картинке. В результате вы узнаетемного интересного о себе, о своем отношении к близким и, главное, ксвоему ребенку.
В нашем распоряжении были нетолько иллюстрации детских книг, но и специально подобранные картинкис изображениями ситуаций и настроений неопределенного характера. Вотмальчик сидит за столом, перед ним — скрипка, лицо у него не тозадумчивое, не то грустное, не то сонное — кому как увидится. Мы сМариной Макеевой предложили детям 5-6 лет девять таких картинок сразличными сюжетами и просили ребят придумать рассказ на каждуюкартинку. Большинство охотно приняло игру. По их рассказам нетруднобыло составить представление о том, есть ли мир в семье. Вот рассказыдетей о мальчике со скрипкой.
Дима: «Мальчик думает, какна скрипке играть. Ему только дали скрипку, он еще не знает, как наней играть. Дали в школе учиться на скрипке играть…» Марина:»А почему он один?» — «Ну, это художник так рисует, ана самом деле не один: с папой, с другими ребятами, с учительницей. Ау других ребят тоже скрипки, тоже разные инструменты…»
Кеша: «Мальчику надоело, всена него ругаются, потому что, когда ест, он не убирает… Потому чтоему не хочется, а хочется, чтобы убирали за ним».
Лиза: «Грустный… Потомучто мама с папой никогда не возвращаются. Они у бабушки… Потому чтобабушка старенькая, А мальчик больной. Вернутся, когда поздно будет».
В одной и той же картинке ребеноквидит свое. И это свое находит он в самых различных картинках: сквозьих восприятие проходит нередко одно и то же настроение, одна тема.Так, У Наташи главная тема — мальчик, который не хочет учить уроки;ему хочется поиграть, а все — и взрослые, и сверстники — укоряют егоза то, что он не хочет учиться. Старший брат Наташи — в третьемклассе. По ее рассказам, брату часто достается за плохие отметки, аона его жалеет. По-видимому, эта ситуация глубоко травмирует ее.
В рассказах Володи постоянноповторяется одно настроение: «грустно…». Других состоянийдействующих лиц он не воспринимает, да и внешняя ситуация изображенияускользает от его внимания. Складывается впечатление, что мальчикдействительно не видит изображенных ситуаций, за исключением тем, окоторых можно сказать: грустно. У его родителей очень трудныевзаимоотношения, и мальчик вырос в этой обстановке, не ведая мира ирадости в семье. У детей из дружных семей рассказы жизнерадостны, вних много сочувствия действующим лицам, рассказы их отличаютсяразвернутостью повествования, верностью психологическиххарактеристик, отсутствием субъективных искажений. Дети из явнонеблагополучных семей (чаще всего в связи с алкоголизмом отца) даютневыразительные, односложные рассказы, описывая лишь внешние стороныизображаемого и те переживания, которые ближе им самим — тягостные,грустные, тревожные.
Но наиболее интересны исключенияиз этого правила. У Веры в семье трудно: отец девочки пьет и в ееприсутствии бьет мать. Тогда Вера была на его стороне и говорила:»Бей, бей ее!» (По рассказам матери, раньше она и сама биладочку.) Теперь мать вспоминает о своем отношении к ребенку со слезамираскаяния. Девочка стала ее единственным утешением и помощницей, оназаступается за мать и старается ее чем-нибудь порадовать. Положение всемье тяжкое, а рассказы у Веры жизнерадостные, в них все меняется клучшему. Даже о сердитом мужчине, схватившем кота за шиворот, онасказала: «Сначала был злой, а потом стал хороший». В еерассказах много сочувствия, желания помочь. На вопрос, что она большевсего любит делать, шестилетняя девочка ответила убежденно:»Помогать!» У детей из «благополучных» семей, нолишенных настоящей любви родителей, нередки черствость,эгоистичность, равнодушие к людям. А у этой девочки, пережившейнемало трудностей и душевных ран, столько чуткости, доброты, веры влюдей! Любовь и сострадание к матери питают ее душу, делают еесильной, способной противостоять жизненным трудностям и преодолеватьих. Но это стало возможным лишь после того, как жестокость материсменилась любовью. Она-то и пробудила в душе девочки силы, способныепротивостоять окружающей ее грубости и жестокости. Это уже признакидуховной жизни ребенка. Она невозможна без любви.
В психологии есть понятие»дефицит любви». Наблюдения и исследования показывают, ккаким тяжким последствиям в душевном развитии ребенка приводит этотдефицит.
Вот рассказы детей из детскогодома, где воспитываются ребятишки, родители которых лишеныродительских прав.
У Люды в пяти рассказах выраженатолько одна тема: «Оставили». Люди или плачут, или неплачут. У Риты к этому добавляется постоянное чувство обиды. У многихдетей сильно выражены чувство тревоги, боязнь темноты, волка, БабыЯги, страх смерти. У некоторых не по возрасту обостреначувствительность к взаимоотношениям мужчины и женщины, к ихконфликтам: «Тут тетя плачет, потому что папа ушел к себе…Потому что он разозлился… Это мама». «Тут папа и мама.Мама ходит, а дядя стоит. Ругаются… Потому что они злые. Злые!»Вспомним, что подобные же настроения мы видели в рассказахдетсадовских детей из трудных семей.
Дети воспринимают мир отношений вузком диапазоне минорных настроений: грусти, обиды, враждебности истраха. Они искаженно воспринимают и реальные отношения между людьми,хотя нередко проявляют большую тонкость чувств и наблюдательность. Удетей из детского сада, растущих в хороших семьях, такого искажениявосприятия не видно. Можно сделать предположение, что оно являетсяследствием душевных травм, пережитых ребенком.
Болезненный опыт семейныхотношений отягощает внутренний мир ребенка, создает постоянноевнутреннее напряжение. Восприятие их фокусируется на травмирующихпереживаниях (когда у нас что-то болит, мы думаем об этом, а присильной боли все воспринимается сквозь эту призму). Так восприятиемира становится суженным, односторонним и искаженным.
Мир представляется ребенкусообразно его опыту общения в людьми, близкими ему. Чем труднее иболезненнее этот опыт, тем сильнее печать душевных травм на еговпечатлениях. Мир воспринимается тогда как опасный, угрожающий,враждебный.
…На картинке из детской книжкиизображен паровоз, за которым бежит мальчик, стараясь догнать его.Несколько детей из детского дома сказали, что паровоз хочет задавитьмальчика. В детском саду таких ответов не было.
…На другой картинке солнышко вовесь рот смеется над мальчиком, грозящим ему; у ног мальчика осколки.Надя из детского дома сказала: «Солнышко не смеется, онозлится». А другая девочка придумала рассказ о разбитом солнце.
Душевные травмы закрывают отребенка свет и красоту мира. Даже радостные события преломляютсясквозь призму тяжкого опыта прошлого и не доходят до сердца его.
Научное объяснение этому далакадемик А. Ухтомский в уже упоминавшемся ранее понятии «доминанты».Доминанта — это господствующий в нервной системе или психике очагвозбуждения, который втягивает в свое русло все внешние воздействия.Он писал: «В порядке самонаблюдения мы можем заметить каждый насебе, что, когда эта господствующая направленность есть, обостряетсячисто звериная чувствительность и наблюдательность в одну сторону икак бы невосприимчивость к другим сторонам той же среды. В этомсмысле доминанта не только физиологическая предпосылка поведения, нофизиологическая предпосылка наблюдения». И далее: «Вместе стем она — вылавливание из окружающего мира по преимуществу толькотого, что ее подтверждает… А это уже само по себе и переделкадействительности». Если в душе ребенка преобладают тяжкиевпечатления, его доминанта «переделывает действительность»,болезненно искажая ее. Это, по мысли Ухтомского, являетсяпредпосылкой эгоцентризма, «доминанты на себе».
Если ребенку недостает любви, егодуша, подобно растению в темноте, чахнет и увядает. Возникают такназываемые «психические отклонения», трудности характера идефекты личности, вплоть до душевных заболеваний.
Детский эгоцентризм не являетсяврожденным, как полагают многие психологи. Мы видим, что он присущдетям, лишенным любви родителей и пережившим душевные травмы. Это -не норма, изначально присущая человеку, а болезнь, изъян душевногоразвития.
Эгоцентризм следует отличать отэгоизма. Обычно эгоизм связывают с избалованностью детей. Но дело нетолько в этом. «Балуя» своих детей, родители, в сущности,недостаточно их любят. Приятно доставить ребенку удовольствие,выполнив его желание или каприз, неприятно наказывать его, проявлятьк нему строгость и требовательность. Выходит, что «баловство»детей выражает стремление взрослых к приятным эмоциям и уход оттрудностей. Но любовь — это не приятная эмоция. Она предполагаетзаботу, ответственность, разумность в отношениях с ребенком. Онанеотделима от строгости, требовательности и настойчивости в еговоспитании. «Балуя» детей, родители, в сущности, не пекутсяо душевном и духовном развитии ребенка. Он привыкает к безотказномуудовлетворению желаний, и впоследствии для него становится нормойжизни их неограниченное сиюминутное удовлетворение; ребенок несчитается со средствами и путями достижения своих желаний, сокружающими его людьми, их нуждами и желаниями. Эгоизм — этоукоренившаяся привычка жить прежде всего для себя. Он связан сизбалованностью и проявляется в отсутствии любви к людям.
Эгоцентризм, как мы уже говорили,другого происхождения, и психологические характеристики его иные. Онвыражается в искаженном и суженном восприятии мира, человеческихотношений и переживаний. Эгоцентричные дети воспринимают мир в узкомдиапазоне своих отрицательных, болезненных переживаний. Степениэгоцентризма возрастают от простой невосприимчивости к тому, чтовыходит за рамки болезненных переживаний ребенка, до искажениявосприятий по типу Двойника — проекции на другого своих собственныхсостояний. Это не избалованные дети напротив, они зачастую лишеныэлементарной заботы и внимания. Причина их душевного состояния вдоминировании отрицательных переживаний, связанных с отношением к нимвзрослых.
Мир в семье и внутренний мирребенка связаны неразрывно. Но верно ли считать, что душевное идуховное развитие ребенка полностью зависит от условий еговоспитания, что оно «детерминировано», как говорят многиепсихологи и педагоги, условиями окружающей его среды? От ответа наэтот вопрос зависит и решение следующего: можно ли сформироватьличность человека по заданному образцу, «запрограммировать»развитие личности?
Вспомним Веру, которая выросла вочень трудной семье, но любовь и сострадание к матери пробудили в еедуше силы, способные противостоять «окружающей среде» с еегрубостью и жестокостью. Здесь важно обратить внимание на то, что вдуше ребенка скрыты неведомые силы, и они могут быть разбужены. Душаребенка не просто экран, отражающий внешние воздействия. Становлениеличности начинается с этого противостояния среде и преодолениятрудностей.
Разумен ли эгоизм?
«Пусть моя Катька растетэгоисткой, лишь бы она была счастливым человеком», — услышала яоднажды от одной милой женщины. Она искренне хотела счастья своемуребенку — именно своему. Эгоистичный человек едва ли способенувеличить счастье других, в том числе и близких. Так что в пожеланиимолодой мамы было и нечто самоотверженное. При этом она несомневалась, что эгоизм и счастье — совместимы; более того, длясчастья просто необходимо жить для себя, уметь отстаивать в жизнисвои интересы наперекор другим. Для доказательства своей точки зренияона ссылается на теорию «разумного эгоизма» Н.Чернышевского, которую «проходила» в школе. Правда, впамяти у нее осталось очень мало, да и то, что осталось,трансформировалось на свой манер: эгоизм — разумен, а «жертва -сапоги всмятку».
Немало еще людей добиваютсяуспеха за счет других и притом стремятся обосновать разумность своейжизненной линии. Кое-кто сошлется и на авторитетные мнения: одни натеорию «разумного эгоизма» Чернышевского, другие наотносительность добра и зла в разнообразных интерпретациях — отМефистофеля до Великого Инквизитора и Воланда. Всем хочется подвестибазу под свое эгоистическое поведение, чтобы считать его справедливыми разумным, даже упомянутым литературным персонажам.
Как заметил поэт:
Зло без добра несделает ни шагахотя бы потому,что вечно выдавать себя заблагоприходится ему.
В. Берестов
И история философии знает немалоразного рода апологий эгоизма.
И в психологии есть вариации наэту тему. Так, Ганс Селье в своей книге «Стресс без дистресса»развивает теорию альтруистического эгоизма. Любовь к себе оказываетсяпервичной, а альтруизм — производным.
На первый взгляд, такая точказрения кажется убедительной. Но если любовь к себе первична поотношению к любви, направленной на другого, как понять способностьчеловека к самопожертвованию, вплоть до принесения в жертву своейжизни? А ведь именно в таких проявлениях выражается суть человеческойлюбви и преданности.
С психологической точки зренияизначальная любовь к себе просто немыслима. Точно так же, как ребенокне может заговорить, если не услышит речь других людей, он ненаучится любить — ни себя, ни других, если сам не будет любим. Точнотак же, как нельзя вытащить себя за чуб из болота, нельзя полюбитьсебя без любви к другому человеку. Любовь рождается и рождает людей вих отношении друг к другу не только в физическом смысле, но и вдуховном.
Что же касается эгоизма каксебялюбия, то само сочетание этих слов является недоразумением. Всябеда эгоиста в том, что он не любит себя, что он сам себе враг.
В связи в этим некоторыепсихологи утверждают: чтобы полюбить других, надо прежде полюбитьсебя. Так что же — борьбу с эгоизмом надо начинать с культивированиялюбви к себе? Но такое смещение акцента на себя хотя и импонируетиндивидуалистически настроенному читателю, однако способно завестиего в еще большую занятость собой и своим «Я». К тому жеоно может оказаться совершенно бесполезным для людей, у которых небыло настоящего опыта любви к другим людям: они не смогут полюбитьсебя, как бы ни старались следовать советам психологов. Единственновозможный выход — в любви к другому: потребность в такой любви живетв каждом человеке.
Из собственного опыта мы знаем,что настоящая любовь сродни творческой самоотдаче: она так жевдохновенна и самозабвенна. Когда мы делаем что-то для других почувству обязанности или долга — это одно, а когда мы делаем что-тодля любимого человека — это совсем другое: мы испытываем радостьгораздо большую, чем если бы это делали для самих себя. По этомучувству радости служения можно узнать, с любовью ли мы относимся кчеловеку. Значит, можно легко и радостно, забыв о себе, поставитьдругого на первое место; это естественно для любящего и переживаетсякак счастье — «со-частие» другому. Выходит, что счастье исостоит в самозабвении, забвении своего «Я» ради любимого.Но в этом отказе от того «Я», о котором мы обычно печемся,тревожимся, оберегаем его статус и привычную роль, — в отказе отмаленького эгоистического «Я» рождается духовное «Я».
Это рождение полюбивший человекпереживает в открытии мира вокруг себя, в прозрении: вдруг он увиделсияние солнца и радугу в капле росы, услышал тишину леса, открылскрытую глубину человека. Как будто спадает панцирь отчуждения, ивновь рожденный в любви человек начинает жизнь, сопричастную (отслова «часть», как и слово «счастье») миру илюдям. Это и есть нормальная человеческая жизнь, открытая каждому.
Итак, «пусть моя Катькарастет эгоисткой, — решила мама, — зато она будет счастливымчеловеком…» Эти рассуждения за нее можно мысленно продолжить.»Пусть жалуются воспитательницы детского сада, что она отбираету детей игрушки и не делится своими, пусть плачут малыши во дворе,что она не считается с правилами игры. Значит, у нее есть характер,она не пропадет, она пробьется куда надо. За счастье в жизни надобороться…» Мама думает еще и о том, что сама всю жизньборется, пробивается изо всех сил. Пусть хотя бы дочка будетсчастливым человеком, если у нее самой не все так сложилось в жизни,как хотелось бы. А что же все-таки не так? Об этом ей некогда думать,но чувствует, что на душе нет радости и покоя, чего-то не хватает,что-то гложет.
А вот другая семья. У Севы мама -врач, а папа — научный сотрудник. Они воспитывают ребенка постоянно:ни одной оплошности сына не пропускают, чтобы не прочитать ему моральо долге и порядочности. Сева уже привык и терпит. Он выучился, какнадо себя вести дома и в школе, чтобы избегать нотаций инеприятностей. Сейчас он кончает школу. Его мечта — стать владельцеммагазина, найти такую работу, чтобы «было больше денег исвязей».
Нет ничего странного в желанииребенка стать продавцом или даже хозяином магазина. Маленькие детилюбят играть в магазин. Но когда мечтой выпускника школы становитсяобогащение — это заставляет задуматься. У Кати было бы понятно: этотидеал воспитан матерью. Для родителей Севы такой выбор сына былпопранием всех идеалов и воспитательных устремлений. Все их старанияпривели прямо к противоположному результату. Как понять это?
Казалось бы, примерыпротивоположные. Но не сходятся ли эти крайности? Катю сознательновоспитывают в духе эгоизма; у Севы эти качества сформировались отпротивного, в противовес навязчивости родительских проповедей одолге, чести и бескорыстии, не подкрепленных реальным опытом егособственного поведения. Необходимость приспосабливаться к требованиямвзрослых сформировала у мальчика способность хитрить, лавировать,подделываться под ожидаемые образцы поведения, чуждые егонепосредственным желаниям. То, что эти желания постоянно подавлялисьродителями, привело к их непомерному возрастанию и развитиюпотребительских идеалов под прикрытием благопристойного поведения.
Эгоизм сродни расчетливости ирассудочности. В отличие от разума, рассудок ограничен областьюпрактического приспособления, он утилитарен. Разум — творческоеначало в человеке, включающее в себя и рассудок, но не сводящееся кнему.
Как видим, обе крайности — ипоощрение потребительских наклонностей, и подавление непосредственныхпотребностей — ведут к разрастанию утилитарно-рассудочной установки иформированию эгоизма.
Избалованный ребенок можетоказаться более доступным перевоспитанию, чем ребенок, научившийсяхитрить и приспосабливаться. Родители Севы сформировали у ребенканегативизм и неприятие тех идеалов, которые ему внушали. Перекормвсегда вреден, как бы хороша ни была пища; это относится и ксловесным формам воспитания. Их навязчивость приводит к девальвациислова и нравственной глухоте.
Глухота к высоким материямпривязывает человека к одним лишь материальным ценностям, и в погонеза ними человек забывает о своем призвании и достоинстве. Это своегорода болезнь, суть которой — в извращении человеческих потребностей.Материальные ценности как средства к жизни превращаются в самоцель,подменяя собой подлинный смысл жизни. Рассудочный практицизмвытесняет и подавляет духовное, творческое начало в человеке. Жизньбез смысла подтачивает человека изнутри, разрушает его, рождаетпостоянное чувство неудовлетворенности. Эта внутренняянеудовлетворенность до поры до времени может заглушаться погоней зауспехами, удовольствиями, развлечениями… Но все это не заполняетвнутреннюю пустоту, а лишь углубляет ее.
К.Г. Юнг говорил, что большаячасть его пациентов — это люди, утратившие смысл жизни.Психологическое объяснение массовости этого рода патологии он видел врационализме западной культуры, ее потребительском характере.
Изучение общественного мнения воФранции показало, что 89 процентов опрошенных считают: человекнуждается в «чем-то таком», ради чего он живет. Психиатр ипсихолог Виктор Франкл, приводя эти данные, говорит о том, что»борьба за смысл жизни является основной движущей силой длячеловека». К этому убеждению его привел личный опыт: в 1942 г.он был арестован немцами и брошен в концлагерь; будучи тяжелобольным, он работал над своей книгой по психотерапии: именно это, поего словам, помогло ему выжить. «В концентрационном лагере… мыбыли свидетелями того, что некоторые из наших товарищей вели себя каксвиньи, в то время как другие были святыми. Человек имеет в себе обеэти возможности, и то, какая из них будет актуализирована, зависит отего решения, а не от условий… Потому что высшая сущность — нашеотношение к страданию, отношение, в котором мы берем на себястрадание». Достойно переносить страдания возможно лишь во имясмысла.
Исследования показывают, чтосреди больных людей, у которых душевное расстройство вызвано тяжелойжизненной травмой (разрушение семьи, смерть близкого человека),выздоравливают те, у кого побеждает воля к осуществлению смыслажизни, формируются новые внеличные цели. Если же этого не происходит,личность распадается, человек остается душевнобольным. Значит, смысл- это есть то, что собирает воедино душевные силы человека. Смысл -это цель, образующая цельную личность.
А иметь много денег и связей -это разве не смысл? — скажет кто-то. Это — извращенный смысл. Житьради смысла, ради цели — свойственно природе человека; но жить радитого, что является лишь средством жизни, — противоестественно.Вспомним: Скупой Рыцарь Пушкина сочетает в себе, с одной стороны,крайнее выражение бескорыстия и самоотречения в служении своемубогатству, с другой — накопительство. Но его служение бессмысленно -никому не служит, и накопительство бесцельно — не служит потреблению.Такова логика превращения накопительства в смысл жизни: ее итог -бессмысленность жизни, абсурд, одиночество.
Одиночество… Сколько людейстрадают от него, жалуются на одиночество. Одиноким можно быть и всемье… Живут люди бок о бок, а чувствуют — они далеки друг отдруга. Значит, одиночество — это прежде всего внутреннее состояниечеловека. Вот и мама Кати — работает продавцом в магазине, целый деньтолпы людей, дома — муж, дочка, приходят часто гости, а поговорить подушам не с кем: замуж она вышла по расчету, живут, притерпелись.Друзья приходят все с какой-нибудь целью (но и в «долгу неостаются»), а близкого человека нет. Одной остаться — тоска: безсуматохи, суеты, развлечений она не может — нужно чем-то заглушитьэту тоску, которая караулит ее из самой глубины души.
Жизненные блага не заменяюттепла, внимания, любви. И даже тысячекратно уверяя себя, что ничегоэтого ему не надо, а достаточно, «чтобы ему завидовали, чтобыего боялись», человек все же не может без этого жить — ему всечего-то будет не хватать. В глубине души он будет чувствоватькакую-то пустоту, потерянность, неудовлетворенность. Первый признакэтого внутреннего неблагополучия — нежелание оставаться наедине ссобой, боязнь уединения.
Ведь одиночество и уединение -это не одно и то же. От одиночества нужно бежать. А уединениенеобходимо для размышления, для творчества, для внутреннегоравновесия. Человеку нужно прийти в себя, собраться, разобраться всебе после суеты, интенсивного общения, напряженной работы. Уединение- обязательная пауза в жизненном ритме человека (какова длина этойпаузы — это зависит от характера, индивидуальности человека, егообраза жизни).
Тот, кто нашел себя, своежизненное призвание, не боится быть наедине с собой, и в уединении онпереживает свое единство с миром и людьми. Вспомним Ф. Тютчева: «Всево мне и я во всем». Такой человек, когда он один, — «у-единен»со всеми. В каком бы нынешнем положении он ни находился — он неодинок.
А тот, для кого цель жизни -«пожить для себя», оказывается у разбитого корыта: себя-тоон-потерял, и с другими у него нет единства. Потому он так боитсяуединения, чувствуя свою внутреннюю пустоту и потерянность.
Так эгоизм, задуманный какпрактичная, реальная модель жизненного поведения, оказывается отнюдьне практичным, не разумным — вместо полноты жизни он приводит к еепустоте, вместо богатства — к обнищанию, вместо человеческогопризнания — к одиночеству.
Мера наказания
…Плотный мужчина с суровымлицом и тревожным взглядом вошел без стука. Он пришел, как он сказал,»проконсультироваться у специалистов»: что-то случилось сего сыном-второклассником. У мальчика пропала память. «Как этоначалось?» — «Однажды он забыл в школе тетрадь. Я егонаказал». — «Как вы наказали?» — «Выпорол…Потом, на другой день, он забыл портфель. Я его опять наказал…Теперь он все забывает! Плачет, говорит, что не нарочно, обещает, чтобольше никогда не будет, — и все забывает!»
Посетитель говорил очень сердитои возмущенно, как будто в том, что сын все забывает, виноваты все, втом числе и «специалисты». Пришлось объяснить посетителю,что виноват он сам: довел ребенка до психического срыва. Его сын,нервный, впечатлительный мальчик, живет под страхом ремня. Не так ужстрашна физическая боль: отцовский гнев и постоянное раздражениетравмируют сильнее телесных ударов. Гневное требование «незабывай!» вызывает парадоксальную реакцию забывчивости, потомучто оно стало душевной травмой, «больным местом» в душеребенка — и здесь постоянно происходят сбои в поведении. Ребенок всезабывает не «назло» отцу, это ему слишком дорого обходится:у него нервный срыв, болезненная реакция на наказание. Это острыйслучай, требующий психотерапевтического вмешательства.
… Мама у Аси очень строгая ичасто бывает недовольна дочкой, наверное, не без оснований. Девочкасклонна к лени, может целыми днями сидеть за увлекательной книгой, неслыша окриков матери, пока та, наконец, не выйдет из себя и незаставит ее слушаться. Мама — труженица, умный, энергичный человек.Она не может допустить и мысли о том, чтобы ее дочь росла лентяйкой,неряхой и растяпой. Но с дочкой справиться нелегко. Каждый день однои то же. Приходит Ася из школы. «Ася, сними форму!» -говорит мама. Ася не слышит, она уже занята игрушками. Крик матери,наказания, угрозы — ничто не помогает.
В чем дело? Неужели дочке такнравится дразнить маму, издеваться над ней (так считает мама)? Нет,Ася очень ее боится, дрожит, цепенеет от страха, когда мама кричит.Почему же она упорно не выполняет такое простое требование? Потомучто эта ситуация стала для нее настолько болезненной, связанной стакими неприятными, непосильными для ее души переживаниями, что в нейобразовалась «психическая защита»: внимание девочкинепроизвольно переключается, как бы уходя от неприятной обязанности.Это менее острая, но тоже болезненная, парадоксальная реакция.
Через два года Ася изменилась донеузнаваемости: она стала деловой, организованной девочкой; о сценахс переодеванием все уже забыли — стало не до того: в семье появилисьеще двое детей, и Ася стала первой помощницей мамы. Если плачетлюбимый братик, если у сестренки мокрые ползунки, некогдаканителиться, надо спешить на помощь. Без особых усилий со стороныматери, а точнее благодаря тому, что маме стало не до того,болезненные реакции у девочки прошли, а место маминой помощницы истаршей сестры сыграло свою благотворную роль.
У многих слово «наказание»ассоциируется с жестокостью, безжалостностью, возмездием. Поэтомунекоторые родители предпочитают вовсе не наказывать своих детей идаже не запрещать им ничего. Так, родители Нелли решили воспитыватьдевочку без наказаний до трехлетнего возраста. Эксперимент оказалсяжестоким. Дом превратился в кромешный ад, а девочка — в домашнегодеспота.
За внешне привлекательной идеейвоспитания без наказаний нередко кроется иллюзия того, что человек поприроде добр и, давая ему полную свободу проявления, родителиспособствуют полному раскрытию этой природы. Но «цветы жизни»от этого начинают издавать такой «аромат», что дышать вдоме становится невозможно. Любя детей, не следует идеализироватьдетства. Прекрасны его лучшие проявления, но непонятно, откудаберутся и жестокость, и зависть, и эгоизм, и многие другие пороки,отличающиеся своей откровенностью и наивностью. В своем наличном «Я»ребенок далеко не ангел. Поэтому предоставить ему свободусамораскрытия — значит не помочь, а воспрепятствовать раскрытиюподлинного, духовного «Я»; ему трудно будет пробиватьсячерез броню эгоизма, черствости и жестокости, к которымпредрасположена «естественная» природа, унаследованная отпадших прародителей Адама и Евы; предстоит борьба с естеством и егогреховными устремлениями. В этой борьбе ребенку и может помочьнаказание.
Вдумаемся в само слово»наказание». Корень его «каз» — он же в словах»наказ», «показ». Наказать, по существу, означаетдать наказ, научить. Но если глубже заглянуть в это слово, в егокорень «каз», можно увидеть, что сам он состоит изприставки «к» и древнерусского слова «аз», чтоозначает «Я». Не значит ли это, что смыслом всякогонаучения, назидания и наказания как одной из форм наученияявляется приближение к своему «Я»? Но какому «Я»:наличному или духовному?
В приведенных примерах наказаниебыло направлено на то, чтобы наличное «Я» ребенкасоответствовало требованиям и ожиданиям родителей. Но те родители,которые стремятся к духовному воспитанию детей, проявляют своюстрогость иначе.
Мне рассказали об однойправославной семье, в которой одиннадцать детей. В доме посетителейпоражал порядок, организованность и тишина: дети не кричали, недрались, а спокойно играли или занимались своими делами. И на нихникогда не повышали голос. Как же родители этого добились? Ониотносились к детям с любовью и уважением, каждый чувствовал своюважную и ответственную роль в семье. Но приходилось и наказывать.Ребенок знал, что если он опоздает к обеду, то останется голодным,если придет позже с гулянья, на другой день он гулять не пойдет — итак во всем. Отчитывать и кричать в таких условиях нет необходимости.
Когда мать или отец в раздраженииобрушивают свой гнев на маленького шалуна, они не учат его, авсего-навсего «самовыражаются», выплескивая на ребенка своиэмоции. Малыш может с самыми добрыми намерениями развинчивать часы, ас точки зрения родителей — это трагедия, материальный ущерб. Ихреакция может быть бурной и жестокой, если они в этот момент несдержатся и не посмотрят на событие глазами ребенка, маленькогоисследователя. Лучше было бы спокойно отобрать часы или то, что отних осталось, и дать малышу другой предмет для исследования иразвинчивания, приняв участие в его деятельности. Но выдержки итерпения не хватает.
Плодами таких «реактивных»наказаний становятся хитрость, лживость, притворство ребенка. Носамое тяжкое — враждебность и агрессивность. Они могут вымещаться наигрушках, растениях, животных, на сверстниках и, рано или поздно, насамих родителях.
Большинство родителей считаютсебя любящими. Они заботятся, тревожатся о детях, отдают им вселучшее, отказывая себе. Ребенок, особенно единственный, нередко -кумир в семье. Но любовь ли это? Может быть, ребенок — самая»любимая» собственность? Любить ребенка — значит поставитьсебя на второе место, а его на первое. Не идти у него на поводу, неуступать ему во всем: нужно перенести на ребенка центр внимания.Только при таком неослабном внимании можно научиться понимать егомысли, чувства, состояния. Это проникновение во внутренний мирребенка, глубоко отличный от мира взрослого, становится началомживого общения с ним как с особой, неповторимой индивидуальностью.
Часто мы слышим: «вылитыйотец», «копия — мать». Но вдруг в ребенке замечаетсянечто особенное, только ему свойственное: это проблеск егонеповторимой индивидуальности. Все унаследованное и сформированноевоспитанием образует наличное «Я» ребенка. Но проблескинеповторимой индивидуальности говорят о духовном «Я».
В портретах, принадлежащих кистивеликих мастеров, удивляет и радует проникновение в сокровенную сутьдуши человека, стремление показать его лик, очищенный отслучайных, посторонних наслоений. Как бы ни походил ребенок на мамуили папу, у него особая индивидуальность, свое лицо. Выявить этуиндивидуальность и способствовать ее развитию помогает любовь,обращенная к духовному миру ребенка. Она сродни таланту художника.
Но такая любовь строга. Строгостьнеобходима здесь, как резец скульптору, освобождающему вдохновляющийего образ от того, что его заслоняет, мешает ему выявиться.
Наказывая, родителям приходитсяпроявлять твердость, настойчивость, верность своему слову. Научаядетей выполнять правила общей семейной жизни, слушаться старших,преодолевать дурные наклонности, добросовестно выполнять своиобязанности, родители идут навстречу совести ребенка, которая укоряетза плохой поступок, обман, невыполненную обязанность и за всякоенарушение порядка общей семейной жизни. Наказание, таким образом,воспитывает ребенка не только в плане внешнего поведения, норазвивает стыд и совесть.
Наказывая разбушевавшегосяребенка, мы помогаем ему «прийти в себя». Наказание хорошотогда, когда оно помогает остановиться, задуматься, раскаяться вплохом поступке.
Наказание же, которое не научает,по существу не является наказанием. Это всего лишь реакция гнева,раздражения, возмущения. Нередко она обрушивается на ребенка как снегна голову, и он не понимает, в чем его вина: с его точки зрения,ничего плохого в его поступке нет, он не может встать на точку зрениявзрослых. Ему это простительно, но непростительно родителям,неспособным встать на точку зрения своего ребенка.
Запреты «реактивных»родителей не обязательно выражаются в гневе и раздражении. Тираниялюбви для ребенка страшнее побоев. И многие родители постояннопользуются этой властью любви для достижения своих дисциплинарныхцелей. А эти цели обычно идут вразрез с интересами развития личностиребенка. Тирания любви чаще исходит от матери и подавляюще действуетна активность и развитие мужественного мальчика. Естественнойреакцией на это, поначалу скрыто, становятся сопротивление, протест,желание вырваться на свободу.
Праздник непослушания
На день рождения Валя подарил мнерисунок: страшный лохматый человечек с огромным пистолетом в кого-тострелял. Его мама рассказала, что сейчас это — излюбленная тема сына,и на вопрос папы, кем он хочет стать, мальчик ответил, что хочетстать артистом, играть разбойников.
Я спросила Валю: «Почему -разбойников?» — «Потому что они очень хорошие». Ответбыл такой решительный, что спорить было глупо. Мой собеседник отличнознал, «что такое хорошо и что такое плохо». Он уже освоилуйму книг, в которых красной нитью проходит мысль: «Быть хорошим- хорошо, а быть плохим — плохо». Откуда же у пятилетнегоребенка такой отрицательный идеал?
Недавно он спросил: «Откудапроисходит ВСЕ?» Даже папа, окончивший два вуза, не могответить. Валя хороший человек, умный, добрый и справедливый. Когдаон был совсем маленький, ему пришлось защищать кошку от собаки,которую он сам боялся. Однажды он даже бросился драться с Петькой,который обижал его друга, а Петька — гроза всего дачного поселка.
Но драчуном и забиякой Валяникогда не был; наоборот, он очень не любит, когда дерутся. В детскомсаду он не прижился. Сначала ему там нравилось, но однажды онвернулся домой грустный и больше не хотел идти в сад. Выяснилось, чтоодин мальчик его ни за что ударил. Потом он стал простужаться ирадовался, что не надо идти в сад. Воспитательница сказала: «Ребенокне садовский». Пришлось маме оставить работу.
Когда Валя идет с мамой за ручку,прохожие говорят: «Какая хорошая девочка!» «Ямальчик!» — обиженно протестует Валя. Он очень вежливый ивоспитанный ребенок: «Пожалуйста… Спасибо… Простите, ябольшее не буду». Валя слушается маму и папу. Что его накажутили нашлепают — это ерунда, он может не заплакать даже от укола. Новот когда мама вдруг становится сердитая, почему-то сразу не любитего и не хочет мириться, Вале становится очень плохо и даже страшно.Раньше он долго и горько плакал. А потом стал очень послушным, обовсем спрашивал маму: «Можно?» Маме даже надоело отвечать.
Слушаться тяжело: все-то емунельзя, всюду он виноват. Залезать на дерево нельзя — упадешь,прокатиться с горки нельзя — разобьешь нос, снять свитер в жаркийдень нельзя — простудишься, попадешь в больницу. И мальчик стал оченьрассудительным и осторожным. Даже когда мама разрешает спрыгнуть слесенки за руку, он не хочет: «Упаду, расшибу нос». Емуговорят: «Трусишка». Валя завидует Пете: он смелый, надеревья лазает, со всеми дерется, никого не боится, взрослых неслушается. Валина мечта — побороть Петьку. Но с ним лучше несвязываться, лучше сказать маме. Ему тогда говорят: «Ябеда».Нелегко живется ребенку.
Но однажды он устроил бунт: вдругперестал слушаться. Я в душе обрадовалась: ребенок проявляет волю. Нотут и мне досталось. Сидим за столом, мирно беседуем, вдруг… Отнеожиданности опрокинула чашку с чаем: «Валя?!» Смущенныеродители объясняют, что уже несколько дней в доме бедствие: ребенокначал щипать всех подряд. «Все ясно, налицо — скрытаяагрессивность, насилие за насилие», — рассудила я в качестве»специалиста». Но мне лично не хотелось быть жертвой этой»закономерной реакции». «Давай договоримся, Валик, -предложила я, — как только ты меня ущипнешь, я тебе — щелчок в лоб.Такая у нас игра будет. Договорились?» Ущипнул — щелчок в лоб,посильнее, чтобы почувствовал. Ни слез, ни обиды: договорились, игратакая. Второй раз — то же. На третий — Валина рука протягивается иотдергивается. На четвертый — рука тянется и прячется за спину… Такпри помощи этой нехитрой «методики» с дурной привычкой мысправились: больше Валя к ней не возвращался.
Пусть не подумают Валины папа имама, что я осуждаю их за плохое поведение ребенка. Я-то знаю, какони стараются. Легко ли воспитать единственного ребенка,сверхчувствительного, возбудимого, с активным темпераментом? Дать емуволю — будет своевольным, непослушным, распущенным; постоянноодергивать и наказывать — будет безвольным и пассивным. Как найтимеру? Кто может научить этому? Мера всегда индивидуальна, нельзя еенаучно вычислить, найти алгоритм: как, когда, насколько наказать…Воспитание сродни искусству. У художника есть своя техника, правила,каноны; но самое главное совершается в таинстве творчества. Когда оносвершилось, можно, «поверить алгеброй гармонию», но самомутворчеству эта алгебра не поможет. Мера в искусстве воспитания -самое главное, самое трудное. Но вернемся к Вале.
До «разбойничьей серии»Валя прислал мне рисунок, в котором заяц храбро целится в страшноговолка. Я поняла: это он про себя. После зайца — разбойники.
Всякий скажет, если ребенкунравятся разбойники, это тревожный сигнал: следуя такому идеалу, онможет вырасти хулиганом и даже правонарушителем. Да, но Валя неговорил, что хочет стать разбойником: он хочет играть разбойников насцене. Но почему же все-таки разбойников? Потому что они сильные,ловкие, смелые! А почему же тогда не героев, не богатырей, не добрыхмолодцев? А потому что разбойники не боятся делать то, что запрещают.А Валя этого боится больше всего. Он хочет быть сильным, ловким,смелым, но ему нельзя лазить на деревья, кататься с горки и играть сПетькой. Разбойником он не мечтает стать, потому что мама с папой неразрешат. Но играть разбойников на сцене, как папа играет в театре, -это можно: и свободой насладишься, и никто не накажет. Разбойник дляВали — идеал смелости, независимости от власти старших, выражениепротеста против этой власти. За этим негативным идеалом стоит истиннодуховное стремление к свободе и развитию мужества.
Попробуйте побыть хотя бы одиндень в роли вашего единственного ребенка — и вам захочется устроитьсебе разгрузочный день: «Праздник непослушания». Если всемье несколько детей, они найдут себе отдушину, да и родительскийвоспитательный пыл соответственно распределится. А тут он со всемзалпом тревожности обрушивается на единственное любимое чадо, длякоторого это может оказаться непосильным. Как бы эта психическаянагрузка не привела к неврозу или еще более тяжкому душевному срыву.Хорошо, что у ребенка есть воображение и игра, где он может хоть вкакой-то мере разрядить накопленное нервное напряжение.
За лето Валя вырос и возмужал. Вдеревне ему разрешили целыми днями играть с детьми без взрослых. Япопросила нарисовать, что он захочет. Валя нарисовал пузатогочеловечка, сверху — шляпа, на животе — пуговки: отсчитал по пятьпальцев на каждой руке и в одну руку вложил шпагу. «Эторазбойник, — пояснил он. — Они мне очень нравятся». — «Какойже это разбойник? — удивилась я. — Это же мушкетер!» -«Кто-кто?» — «Мушкетер: он ходит со шпагой, чтобысражаться с разбойниками и спасать прекрасных дам». Валя чутьподумал и спокойно согласился: «Ну, пусть — мушкетер».
Я вспомнила прежний рисунок:страшный лохматый человечек в кого-то стрелял. Над головой разбойникаулыбалось солнце: ничего, это пройдет, только, пожалуйста, разрешитеВале расти мужчиной!
Послушание доверия
Послушание послушанию рознь: естьпослушание страха, а есть послушание доверия к любящим родителям.Когда ребенок прислушивается к словам любимых родителей и исполняетих, он верит, что они лучше знают, что полезно, а что вредно длянего. Ведь они учат тому же, чему научает их жизненный опыт:схватишься за утюг — обожжешься, сдвинешь со стола чашку — разобьешьи обольешься… А позднее: подведешь друга — потеряешь его, обманешь- будет мучить совесть… Послушание избавляет от многих ран, бед иошибок.
Все беды человеческие начались снепослушания наших прародителей Адама и Евы. Они не послушалисьнаказа Бога, Отца своего, вкусив запрещенный им плод в райском саду,и были изгнаны из Рая. Отец даровал им свободную волю, мудрость,способность всем существам нарекать имена, т.е. проникать в сутьвещей, доверил им сад Эдемский. Только об одном просил: не вкушатьплода с древа познания добра и зла. Почему? Это воля Бога, и человекуне обязательно знать ее смысл, не все ему можно и полезно знать. Еслиесть любовь и доверие, это «нельзя» можно принять на веру,не допытываясь причины. Человек питался от Древа Жизни, а древопознания добра и зла лишило его райской пищи. Соблазн змия: «Будетекак боги» — действует в душах людей, отпавших от Бога и творящихсвою волю.
Непослушание Адама и Евы нарушилогармонию отношений человека и его Творца: пожелав стать равными Отцу,они лишились близости к Богу, стали смертными, погрузились в мирбедствий, страданий и зла.
Соблазн змия: «Будете какбоги» — и поныне делает свое злое дело. Суть этого зла — внарушении иерархии отношений.
Творение, вышедшее из подчиненияТворцу, подобно организму, лишившемуся сознательного управления; егодеятельность хаотична, беспорядочна, жизнь лишена цели и смысла, крахего неизбежен. Закон иерархии: соподчинение низшего высшему -действует во всякой организованной системе, как в механической, так ив органической. Он лежит в основе строения человека, соподчинениятела, души и духа. Иерархична и психическая жизнь: если элементарныепотребности и влечения не подчинены моральным, нравственным идуховным устоям, человек не может называться личностью. В самом слове»порядочность» звучит иерархическая Упорядоченность,расположенность по рядам внутреннего строя души. Если нет этойиерархической упорядоченности, человек непорядочен, он можетпренебречь совестью, честью, законностью, приличиями ради своихкорыстных или низменных желаний.
Иерархичность душевного мирапредполагает послушание низшего высшему. Значит, послушание — нормадушевной жизни, основа душевного мира. Без него — хаос импульсов,желаний и страстей. Их борьба приводит душу в смятение ирасстройство.
Упорядоченность, гармония строядуши образуются путем послушания ребенка родителям, которые руководятим. Если есть любовь и доверие, воля ребенка не насилуется, неподавляется, напротив, она укрепляется. Ведь послушание требуетотказа от своих дурных импульсов и желаний. Для их преодолениятребуется усилие воли. На основе послушания старшим возникаетдушевная иерархия. Напротив, непослушание, следование своимнеупорядоченным импульсивным желаниям порождает слабоволие ибесхарактерность.
Следует различать свободу исвоеволие, произвол. Свобода — проявление духовного «Я»,это — дар Божий в человеке. В основе своеволия — наличноеэгоистическое «Я», не желающее считаться с другими, непризнающее духовной иерархии и иерархии человеческих отношений.Своеволие разрушительно действует как в общественной жизни, так и вдушевной жизни самого человека. Поэтому так важно воспитаниепослушания.
Грехопадение человека началось снепослушания, своеволия. Потому путь к Богу лежит через свободныйотказ от своей воли, от своеволия, и стремление следовать волеБожией. Люди, живущие сознательной духовной жизнью, ищут духовногонаставника, умудренного духовным опытом, прося его руководства. НаРуси такими духовными наставниками были старцы.
К оптинским старцам за советом,утешением, исцелением души и тела стремились все православные люди -и «простые», и «великие». Как дети, с открытой идоверчивой душой обращались они к старцу.
Вот как митрополит Вениамин(Федченков) в своей книге «Божий люди» пишет об оптинскомстарце Анатолии: «… Монахи и богомольцы вышли навстречу святойиконе по лесной дороге и, приняв ее, пошли обратно в монастырь спением молитв.
Вдруг я вижу, как из нашей толпынекоторые отделяются от процессии и спешно-спешно торопятся в правуюсторону.
Через несколько моментов там ужесобралась густая толпа народа, плотным кольцом кого-то или что-тоокружавшая. Из простого любопытства я тоже направился туда: в чемдело? Чтобы оставить икону Богородицы, нужно была какая-то особаяпричина к этому. Протиснувшись немного к центру толпы, я увидел, чтовсе с умиленной любовью и счастливыми улыбками смотрят на какого-томаленького монаха в клобуке, с седенькой, нерасчесанной, небольшойбородкой. И он тоже всем улыбался немного. Толпа старалась получитьот него благословение. И я увидел, как вокруг этого маленькогостарика все точно светилось и радовалось. Так милые дети встречаютродную мать.
— Кто это? — спрашиваю я соседа.- Да батюшка, отец Анатолий! — ласково ответил он, удивляясь, однако,моему неведению.
…Что за чудо? Люди оставилидаже икону и устремились к человеку. Почему? И ответ явился самсобою: святой человек — тоже чудо Божие, как и икона, только — явноечудо. Святой есть тоже «образ» Божий, воплощенный вчеловеке. Как в иконе, так и во святых людях живет Сам Бог Своейблагодатью. И тут и там Сам Бог влечет нас к Себе Своими Дарамирадости, утешения, милосердия, духовного света».
Святость притягивает добрыхлюдей. Взыскуя духовного, они видят в старце полноту духовной жизни,к которой стремится их душа. В общении со старцем они обретают мирдушевный, в нем раскрывается духовный лик приходящего. Послушаниестарцу отрадно, ведь его слово выражает волю Божью, и это послушаниеприобщает человека к райскому состоянию.
Но бывает и так, что послушаниетребует от человека отказа от самого желанного, от того, с чем онсросся, требует преодоления своего наличного естества. Это — крест,Голгофа на жизненном пути человека. Сын Божий Крестной смертью Своейискупил непослушание прародителей человечества Адама и Евы. Он былпослушен Отцу до Крестной смерти. Поэтому у всего человечества естьнадежда вернуться в свое первозданное состояние сыновства Отцу своемунебесному.
Вот почему так важно послушание ввоспитании ребенка, в пробуждении и росте его духовного «Я».
Непонимание значимости иерархииотношений и, следовательно, послушания характеризует»гуманистическое» направление педагогики и идейно связаннойс ней «педагогики сотрудничества» с ее принципом»равноправия» учителя и ученика, выоспитателя и ребенка.Речь об этом пойдет далее.
От урока к симпозиуму
Бесчисленные радиусы родительскихпроблем сходятся в точке решающего выбора: монолог или диалог? Дляшкольного учителя это выбор: урок или симпозиум?
Слово «симпозиум» впереводе с греческого означает «пир». Для древнего грекадружеское собрание за трапезой было наилучшим поводом для духовногопиршества — собеседования, спора, интеллектуального состязания. Нашинаучные симпозиумы — лишь слабый отголосок тех духовных пиршеств.Диалоги Платона живо отображают атмосферу таких дружеских встреч.Главный герой их Сократ обычно остается победителем; непринужденнобеседуя, он подводит их к разрешению проблемы и отказу отзаблуждений, на которых они настаивали. Сократ — Учитель, хотя он неучаствует, не возвышается над собеседниками. Единственная роль,которую он себе приписывает, — роль «повивальной бабки»,помогающей рождению истины в человеке. Он не авторитарен, нопочитаем, даже обожаем учениками, чувствующими его несомненноедуховное превосходство. Сократа любят не столько за ум, сколько заправду, истину, которая живет в этом человеке. Поэтому слово егодейственно, исполнено убеждающей силы.
К сожалению, наш школьный учительпризван не пробуждать истину в душе ученика, а сообщать емуинформацию, содержание которой ему предписано; оно, как правило, неимеет отношения к реальным вопросам и проблемам, которые волнуютученика. Учитель не обязан и не в состоянии прислушиваться к каждомуученику, их слишком много на уроке, но они должны его слушать ислушаться. Эта система требует авторитарности, рассчитана на нее. Приотсутствии подлинного авторитета учитель вынужден силовыми методами»держать класс в руках». Одной из форм наказания служитотметка, она превращается в самоцель учения, вытесняя познавательнуюмотивацию. Избыток отрицательных эмоций, повышенная тревожность,массовость школьных неврозов — все это порождение урочной системыобучения.
На этом фоне призывы кформированию творческой личности звучат демагогически: одаренные,творческие дети вырастают не благодаря, а вопреки существующейсистеме образования; то же можно сказать и о творческом, одаренномучителе.
Личность, которая фактическиреализуется существующей системой образования, прямо противоположнапровозглашаемым идеалам и требованиям, предъявляемым учителю:воспитание трудолюбия, ответственности, честности и принципиальностии т.п. Урочная система обучения не решает задачи индивидуальногоподхода к ученику, и в то же время она индивидуалистична: каждыйученик отвечает сам за себя, получает свои отметки, учащиеся сидятрядом, но не учатся вместе, не добывают знания, не решают проблемысовместными усилиями.
Диалогический подход к воспитаниюи обучению может разрешить существующие проблемы образования, но этозависит от того, будет ли в школе Учитель.
Тот «массовый» учитель,который сформирован авторитарно-монологической урочной системой,может быть успешно заменен существующими техническими средствамиобучения: они не травмируют ученика, не повышают уровень еготревожности, не подавляют активности и не мешают проявлениюиндивидуальности.
Способны ли дети к самообучению?Многочисленные зарубежные исследования говорят о том, что оно идетгораздо успешнее в группе детей без доминирующего учителя, чем вобычных классах.
Американский психолог, основательгуманистического направления К. Роджерс описал эксперимент Вильямса,проведенный в 1930 г. с подростками-правонарушителями. Это былиинтеллектуально отсталые, безнадежные ученики. Вильяме предоставил имвозможность самостоятельно учиться, разложив на столе книги,рассчитанные на разные интересы и уровни подготовленности, разрешилим вести себя свободно, только не причинять друг другу вреда. Сам онзанимался лишь общением с теми, кто этого хотел, не делая попытокучить их. Результаты позволили Вильямсу сделать вывод, что такогорода самообучение приводит к наилучшему продвижению и умственномуразвитию учеников. Этот факт хорошо вписывается в концепциюгуманистической психологии, подчеркивающую роль самоактуализацииличности. Сам К. Роджерс на основании своей педагогической практикисводит функцию учителя к роли «фасилитатора» (т.е.стимулятора, усилителя), содействующего раскрытию и реализациимотивов, потребностей и интересов группы и каждого ее члена. Егопедагогические взгляды во многом поучительны для современнойпедагогики; поучительны потому, что они развиты опытнымпсихотерапевтом, стремящимся к сохранению психического здоровьяучащихся, отягощенных современными условиями воспитания в семье ишколе.
Гуманистические идеи пронизывают»педагогику сотрудничества», «равноправия»учителя и ученика. Это движение увлекает сегодня наиболее активных ипрогрессивных теоретиков и практиков нашей отечественной школы. Оноотвечает демократическим переменам в обществе. Усилия в направлении»сотрудничества» не могут не давать и практическихрезультатов у энтузиастов этих идей. Но остается вопрос опринципиальном психологическом обосновании теории «равноправия»:ведь наука занимается сущностными связями и закономерностями, еевыводы могут и не совпадать со «здравым смыслом», «злобойдня» или гуманистическими намерениями. Сама результативностьтого или иного нововведения в педагогике, подтвержденная подсчетамиуспеваемости или экспериментальными и тестовыми показателями (как ужеупоминавшиеся зарубежные исследования самообучения), может бытьотражением вненаучных факторов: так, успешность обучения без учителяможет свидетельствовать о низком уровне «массового»учителя, а не о высоком качестве самого метода самообучения и темболее не о пользе отмены учителя как такового.
Вспомним Сократа. Конечно, этообраз очень высокий, но вполне человечный, на него можно равняться.
Преимущество диалогическогообучения — в обращенности к каждому ученику как неповторимойиндивидуальности. Учитель занимает позицию собеседника,заинтересованного личным мнением каждого и уважающего это мнение, чторасполагает к свободе высказываний, спору, рождению новых проблем иоткрытий. Позиция собеседника превращает учителя из источникаинформации и оценивающего контролера в ведущего участника творческогопроцесса. Авторитет учителя определяется не его должностью, а темдуховным потенциалом, который он сообщает коллективному творчеству,способностью воодушевить, пробудить каждого участника, умениемоценить и использовать достижения (или проблески достижений),способствовать их возрастанию, актуализировать «зону ближайшегоразвития» каждого ученика. Такая работа с классом подразумеваетсложную организацию многих индивидуальных голосов, их «полифонию».Ученики из анонимной однородной массы превращаются в значимых иответственных действующих лиц, личностно связанных с учителем -живым, непосредственным, естественным человеком, но старшим, опытным,знающим и умным. Мнение учителя личностно значимо, его оценки исуждения могут обсуждаться и оспариваться так, что в итоге побеждаетистина; и задача учителя не в том, чтобы победило его мнение, а втом, чтобы рождалась в человеке истина.
Сказанное об учителе ипедагогическом диалоге перекликается с идеями свободного обучения К.Роджерса. Однако есть существенное отличие: Сократ в диалогах сдрузьями-учениками не только фасилитатор, он прежде всего Учитель,ему есть чему научить их. Представим себе диалоги Платона безСократа: симпозиумы превратились бы в разноголосицу интересных точекзрения, каждый ушел бы со своим мнением и чувством егонепревзойденности. В еще худшей ситуации оказался бы оркестр,лишившийся дирижера (самоуправляющийся оркестр — это результатхорошей выученности, слаженности, а не ученическая ступень). Нечувство превосходства над учениками, а реальное превосходство знанияи опыта необходимо личности, чтобы действительно быть Учителем.
В этом принципиальное отличиепедагогического диалога от диалога равноправных собеседников1(друзей, любящих и др).
Такой учитель нужен ученику и какобразец, идеал, необходимый для становления личности. Таким образцоми идеалом учитель может стать не вследствие «целенаправленногоформирования личности учащихся», а благодаря тому, что голос еговключается во внутренний диалог ученика. Этот эффект можно назвать»парадоксом воздействия». Обычное педагогическоевоздействие подразумевает большую или меньшую степень давления,принуждения и в этом качестве является внешней силой, от которойученик стремится освободиться в меру своей самостоятельности.Диалогическое общение индивидуализировано, и чем меньше учительстремится повлиять на ученика, оказать на него свое воздействие, темсильнее его реальное влияние, поскольку оно сливается с внутреннимголосом собеседника, входит в его внутренний диалог и становитсяличностным достоянием.
В таком педагогическом диалогеразрешается задача «единства обучения и воспитания».Знания, полученные и добытые диалогически в собеседовании или споре,становятся личными убеждениями: они не нуждаются в заучивании. Этоснимает проблему контроля и оценки, отрицательно сказывающихся напознавательной мотивации. Разрешается также и проблема индивидуализмаурочной системы обучения и соответственная проблема воспитания. Далееможно назвать проблемы активности, самостоятельности, ответственности- неразрешимые в условиях существующей системы образования.
Учитель стоит перед выборомпедагогической позиции: идти ли ему проторенным монологическим путем,на который и рассчитана традиционная система образования, илирешиться, наперекор системе, идти творческим путем диалогическогообщения. Педагогическая позиция консервативна, она трудно поддаетсяперестройке. Героические усилия энтузиастов с трудом пробивают себедорогу. И все же творчески работающие, ищущие учителя не перевелись внашей школе.
Иллюзия «научногомировоззрения»
Диалогические принципы обучения ивоспитания распространяются не только на характер общения, но и насамо его содержание. Это содержание также должно быть не объектом, асубъектом, не мертвым, а живым. Так вот видит М.М. Пришвин цветок налугу: «Я думал о маленькой гвоздичке, определившейся на лугу пообразу солнца, и понимал ее существо как рассказ о солнце,исполненный выразительной силы, и через нее вернулся внутрь тогокруга, каким обведена природа моего тела и освоена моей личностью.
Мне казалось, что из этого кругазаключенной природы можно выглянуть, как выглянула гвоздичка, и всюприроду со всеми ее вселенными понять как свою собственную, и что воттакая ботаника, такая зоология и геология, и физика, и химия, такая»природа» должна лечь в основу воспитания наших детей, а неучебники, составленные по частным догадкам ученых». Воспитать уребенка действительно целостное мировоззрение — это и значит помочьему «всю природу со всеми ее вселенными понять, как своюсобственную». Такое мировоззрение не абстрактно, а образно,конкретно. Да и само слово «мировоззрение», т.е. воззрениена мир, подразумевает зримую образность, а не понятийнуюабстрактность. Мировоззрение целостно и потому, что является синтезомчувства, разума и воли человека.
Такое видение мира даетсяблагодаря «родственному» или «сердечному»вниманию, о котором Пришвин писал: «Друг мой, больше укрепляйсяв силе родственного внимания к тварям земным, вглядывайся в каждуюмелочь отдельно и различай одну за другой, узнавая личность в каждом,мельчайшем даже, существе, выходя из общего, показывай, собираймиллионы их и весь величайший собор живых людей выводи на борьбупротив среднего должного». «Принципы» лишены лица иравнодушны к лицам, обобщение убивает неповторимое, оно для него»случайно». «Одна из моих тем, — продолжает Пришвин, -то, что называется грех, есть пропуск жизненных единиц при обобщении,как при пахоте непрорезанные частицы поля — огрехи «.
Наша школа, выполняя социальныйзаказ «формировать у учащихся научное мировоззрение», напротяжении десятилетий калечила сознание детей, обкрадывала их души,иссушала сердца. Да и что такое это «научное мировоззрение»?Разве возможна целостная картина мира, составленная по частнымдогадкам ученых? Научные достижения человечества велики и заслуживаютуважения, но вся история науки говорит о бесконечной текучести,изменчивости научных представлений. Развитие наук, вопрекиромантическим ожиданиям просветителей, идет не к созданию единойцелостной картины мира, а к их дифференциации. Из пестрой мозаикинаучных данных совершенно невозможно выстроить целый и единый образмира. Представители не только разных наук, но и специалисты в разныхобластях одной науки говорят на столь различных языках, что, подобностроителям Вавилонской башни, совсем не понимают друг друга. Иподобно Вавилонской башне, рушится сама идея целостного научногомировоззрения. Пора расстаться с этой иллюзией.
Рационализм нашей системыобучения и воспитания убивает творческое начало в ребенке. Лишьодаренные, сильные натуры способны пробиться сквозь стенурационализма. Вот как, например, рассказывает П.А. Флоренский о своемдетстве.
Родители старательно оберегалиего сознание от всего таинственного и сказочного, стараясь воспитатьего «научное мировоззрение»: «С охотою воспринимал явсяческие объяснения жизни, самые рациональные, впитывал их в себя;но в душе оставлял право думать, в конечном счете, наоборот, быстрораскусив некоторую прагматическую, в смысле рабочей, полезностьрациональных объяснений, равно как их производность, условность ипустоту. Я быстро научился жить двумя умами: на поверхности — умомвзрослых, приняв с легкостью законы логики, и в глубине — умом своим,детским…» Взор детской души стремился к таинственному,необъяснимому: «к существам очаровательным и благодетельным, кдушам цветов, и птичек и ручьев, к феям и эльфам…» Из глубиныребенка возникали эти чудесные образы, а не из услышанных ипрочитанных сказок и мифов. Да и сказки, как писал еще Гофман, «неоставили бы в нас такого глубокого следа, если бы в душе нашей несуществовало самостоятельных, звучащих им в ответ в том же тоне струн».
И мне не раз приходилосьубеждаться в том, что дети представляют мир двояко: от взрослых ониусваивают рациональное представление о мире, но в глубине их души этомир сказочный и таинственный. Беседуя с шестилетними детьми послекукольных представлений, я увидела, что, непосредственно воспринимаясказку как реальность и ее персонажей как живых, они боятсяпризнаться в этом взрослым: дети усвоили от них, что это «понарошку»,не в самом деле. Но почувствовав, что взрослый обсуждает происходящеена сцене как реальное, а персонажей как живых, они с радостьювключаются в этот язык сказочного мира: цензура снята.
Подобные явления наблюдаются и вболее позднем возрасте. Как пишет об этом С.Ю. Курганов,»сказочно-мифологический взгляд греков на мир близоктретьекласснику, усвоившему от взрослых, что земля — шар, но тайноверящему в существование Деда Мороза».
Все это говорит о том, что,помимо усвоенных от взрослых понятий и представлений о мире и вопрекиим, в душе ребенка живет самостоятельный таинственный мир. Он можетбыть «вытеснен» под давлением воспитания и обучения, новытеснение лишь обеднит и искалечит душу ребенка, лишит еетворческого потенциала.
Многие ученые писали онеобходимости «двуязычия» сознания как основы творчества.А.А. Ухтомский говорил, что детский склад мирововосприятия оченьважно сохранить взрослому, но он «очень труден, требуетпостоянного напряжения, удерживается большим трудом, самодисциплиной,осторожным хранением совести». То, что легко ребенку, трудновзрослому. Значит, ему следует не только учить, но и учиться уребенка. В наш рационалистический век это особенно важно длявнутреннего равновесия, расширения сознания и его очищения.»Осторожное хранение совести» открывает вход в эту чистотудетского восприятия мира.
1Наш подход отличается от позиции С.Ю. Курганова и др. , в которыхучитель представлен как равноправный собеседник в классе.
ПРАКТИЧЕСКАЯ ПСИХОЛОГИЯ КАКГУМАНИТАРНАЯ НАУКА
Вопросы кпрактическому психологу
Эти вопросы можно задать самомусебе или своим коллегам. В них заключается основное содержание книги.
I
Видите ли вы свою задачу в том, чтобы диагностировать и скорректировать личность?
Связываете ли вы успех в своей работе с усовершенствованием методов психодиагностики и психокоррекции?
Считаете ли вы, что от прогресса в развитии технологии психодиагностики и психокоррекции зависит возможность психологического проникновения во внутренний мир личности?
Думаете ли вы, что психолог должен руководствоваться, в первую очередь, объективными показателями?
Складывается ли у вас цельный образ личности из совокупности объективных показателей?
Какова роль вашего внутреннего опыта и интуиции в постановке диагноза и коррекции личности?
II
Видите ли вы свою задачу в том, чтобы помочь человеку самоактуализироваться?
Относитесь ли вы к своему клиенту как к равноправному собеседнику?
Разделяете ли вы принцип «безусловного принятия» собеседника?
Способны ли вы к такому принятию любого человека (в том числе лжеца, негодяя, преступника и т.п.)?
Высказываете ли вы в общении с клиентами свои нравственные оценки их поступков?
Разделяете ли вы идею «относительности» добра и зла?
Считаете ли вы, что все возможности человека должны актуализироваться?
Не вступает ли ваш клиент в панибратские отношения с вами?
Сопереживаете ли вы всему тому, что выслушиваете?
Испытываете ли вы чувство усталости и душевного истощения в общении с клиентами?
Говорит ли ваш опыт о возможности вполне понять человека путем вчувствования в его внутренний мир?
Забываете ли вы себя в общении с собеседником?
Знакомо ли вам чувство открытия за внешним обликом человека совсем иного Лица: Лика, очищенного от всего случайного и затемняющего эстетически целостный образ?
Если «да», проявляется ли это Лицо в процессе вашего общения с человеком?
Отвечают ли вашему уму и сердцу понятия наличное «Я» и духовное «Я»?
III
Видите ли вы свою задачу в том, чтобы помочь пробуждению в человеке его «духовного Я»?
Различаете ли вы во внутренней речи собеседника голоса наличного «Я» и духовного «Я»?
Если «да», поддерживаете ли в общении голос духовного «Я» собеседника?
Помогаете ли вы человеку, находящемуся в конфликте со своим духовным «Я», осознать этот конфликт?
Стараетесь ли вы поддержать голос совести человека, если его душевный дискомфорт связан с нравственным нарушением?
Высказываете ли вы свою нравственную оценку поступков собеседника?
Если «да», какими критериями вы руководствуетесь?
В ситуации такой нравственной оценки не нарушается ли ваш контакт с собеседником?
Не распространяется ли оценка поступков человека на ваше отношение к его личности?
Не является ли такого рода оценивание «навязыванием» человеку вашей точки зрения?
Часто ли вы слышите от консультируемых радостный возглас: «Я и сам так чувствую (думаю и т.п.)»?
Различаете ли вы «моральный» и «нравственный» уровни оценивания поступков?
Сохраняете ли вы свою позицию в диалоге?
При осознании собеседником нравственной альтернативы не мешаете ли вы его свободе выбора?
Испытываете ли вы чувство сопереживания собеседнику?
Если «да», относится ли оно преимущественно к наличному «Я» или к духовному «Я» собеседника?
Сопереживая состояниям наличного «Я» человека, не «увязаете» ли вы в них?
Способны ли вы «отстраиваться» от негативных душевных состояний собеседника, смотреть на них «со стороны»?
В ситуациях эмоциональных «взрывов» протеста, недовольства, обвинений со стороны консультируемого удается ли вам сохранить душевное спокойствие и расположение к нему?
Если вам удается сохранить позицию объективности и беспристрастности, не нарушает ли это ваш контакт с консультируемым?
Не вырабатываются ли у вас определенные стереотипы в работе, «классификации» случаев, готовые фразы и афоризмы?
Предпочитаете ли вы творческий процесс, «экспромт» проторенным путям?
Стремитесь ли вы подвести собеседника к найденному вами решению его проблемы?
Является ли для вас процесс консультирования драмой с неизвестной развязкой?
Часто ли ваши собеседники приходят к разрешению жизненных проблем самостоятельно?
Часто ли такие самостоятельные решения бывают неожиданными для вас?
Возникает ли у вас чувство превосходства над своими собеседниками?
Обогащает ли вас духовно общение с вашими собеседниками?
Меняется ли характер и стиль вашей речи от одного собеседника к другому?
Если «да», являются ли эти изменения преднамеренными или спонтанными?
Находите ли вы контакт с людьми различных мировоззрений и религиозных исповеданий?
Не возникает ли у вас соблазн скорее «продвинуть» собеседника в духовном плане, «просветить» его?
Внимательны ли вы к конкретному «запросу» консультируемого, пусть самому незначительному с вашей точки зрения?
Возникают ли у вас личностные взаимоотношения с консультируемым (симпатии, привязанности, дружбы и т.д.)?
Характерны ли для вашей деятельности проблемы «переноса»?
Если «да», как вы разрешаете эти проблемы?
Что более характерно для вас: эмоциональный контакт с собеседником или контакт в плане сознания и сотворчества?
Испытываете ли вы в процессе общения с консультируемым творческий подъем, воодушевление?
В конце рабочего дня (сеанса) вы чувствуете усталость или бодрость?
Уверены ли вы в том, что нашли свое призвание в работе практического психолога?1
Каждую из трех частей этогоопросника можно условно обозначить так: I — «технологизм»;II — «гуманистическая ориентация»; III — «диалогическаяориентация». Основная часть вопросов каждой группы, переведеннаяв утвердительную форму, выражает характерные черты данной ориентации.Но несколько вопросов I и II групп носят переходный характер,открывающий возможность осознания проблем, неразрешимых в рамкахданной ориентации и требующих перехода к иным принципам. «Ключом»к развертыванию диалога по этим проблемам и является эта книга.
Последняя, наиболее развернутаягруппа вопросов носит откровенно «наводящий» характер. Посуществу это вопросительная форма выражения основных принциповдиалогического общения. Психологическое консультирование выступаетздесь в роли наипростейшей составляющей различных областейпрактической психологии.
Этот вопросник служит введением вдиалог, он — не диагностический, а диалогический, поэтому вопросникпринципиально не формализуется. Вопросы можно варьировать, числоумножать или сокращать в зависимости от условий и целей, для которыхон используется.
Способы использования вопросникатакже можно варьировать. Допустимо задавать вопросы устно, чтобывидеть реакции собеседника. Письменное заполнение вопросника иногдапредваряет беседу консультанта, уже ознакомившегося с ответами.Разрешается усложнять вопросник, вводя показатели степениутвердительных и отрицательных ответов (от «безусловно нет»до «безусловно да»). Кроме того, можно ввести два рядаответов: «желаемое» и «действительное» и т.д.
Одна из задач диалогическоговопросника — подготовка практического психолога»проблемно-диалогическим» методом как для индивидуальнойработы, так и для групповой. Оптимальная цель такой подготовки -передача опыта диалогического общения в практике диалога.
Можно ответить на эти вопросы дои после прочтения книги, а потом еще через некоторое время. Сравнениеответов покажет, есть ли продвижение в диалоге.
Культура есть среда,растящая и питающая личность; но если личность в этой средеголодает и задыхается, то не свидетельствует ли такое положениевещей о каком-то коренном «не так» культурной жизни?П.А. Флоренский
О научном статусепрактической психологии
Психология может изучать всесферы жизнедеятельности человека и быть для них практически полезной.Речь пойдет о практической психологии, связанной с душевной жизньючеловека и его личностными взаимоотношениями. И здесь существуетмножество областей — таких, как психотерапия, психодиагностика,психологическая служба в школе, служба телефона доверия,индивидуальное консультирование и др. При всем разнообразии этихобластей их объединяет направленность на душевные трудности ипроблемы конкретного человека. Психология консультирования, о чемпрежде всего будет рассказано далее, является той наиболее простойобластью, которая, будучи включена во все остальные виды практическойпсихологии, содержит в себе ее основные психологические принципы.
Современная психологияпредставляет собой противоречивую картину. С одной стороны, онаявляется продуктом позитивистской ориентации и равняется на методыточных наук, с другой же, стремится проникнуть в глубинысубъективного мира личности, недоступного объективным методам. Такиенаправления, как бихевиоризм, психоанализ, гуманистическаяпсихология, психосинтез и т.д., представляют собой, в сущности,различные науки. За каждой из них стоят своя программа, предмет иметод исследования; и за каждой — принципиально иной «образчеловека», особая «картина мира». Что же касаетсястатуса научности, он остается за объективистски ориентированныминаправлениями. Столь авторитетные науки, как психоанализ игуманистическая психология, для достижения научного статуса стараютсяобеспечить себя экспериментальными подтверждениями.
Практическая психологиярассматривается как прикладная отрасль «научной»психологии. Деятельность психолога-консультанта не воспринимается какнаучная работа; в качестве научной оценивается лишь исследованиепродуктивности этой деятельности, а также ее параметров. Сам жепроцесс работы консультанта остается вне научного рассмотрения. Этоявно не способствует развитию практической психологии — ееметодологии, теории, метода, оставляет психолога на произвол его»здравого смысла», личных вкусов и личностных особенностей,что не дает возможности серьезной разработки критериев отбораконсультирующих психологов и принципов их профессиональнойподготовки. Поэтому вопрос о научном статусе практической психологиидалеко не праздный.
Насколько правомерно такоеположение дел в психологии? Является ли существующая иерархияценностей непреложной и универсальной? От ответов на эти вопросызависит решение задачи о научном статусе психологии консультирования.
Рассмотрим роль «объективных»средств в исследовании личности.
Понимание индивидуальностичеловека не решается эклектическим набором разнообразныхисследовательских процедур и батарей тестов, поскольку главнойявляется задача интерпретации многочисленных показателей, сведения ихвоедино. Единство личности не сводимо к сумме ее отдельных свойств исовокупности характеристик. Чтобы понять само это единство,необходимо опять-таки проникнуть во внутренний мир, систему смысловчеловека, понять его творческую индивидуальность, что оказывается запределами тестовых процедур.
Однако это не означает, чтосуществующие диагностические процедуры совсем бесполезны дляпрактического психолога. Здесь уместна аналогия психолога с врачом: втой мере, в какой врач лечит не человека, а отдельную болезнь, онможет отвлечься от организма в целом и тем более от личностичеловека. И психологу нередко приходится иметь дело с отдельнымисимптомами и направлять усилия на их диагностику и коррекцию. Однакодаже при таких «парциальных» запросах клиента, как,например, повышенная тревожность или затрудненность в общении,оптимальный путь психокоррекции — не в подборе рекомендации именно кэтим симптомам, а в выяснении их места в целостном состоянииличности.
Неприятный для человека симптомможет оказаться проявлением или следствием ценных для личностикачеств.
Поскольку целое не сводимо ксумме частей, интерпретация исследователя оказывается ведущей поотношению к совокупности полученных показателей. Следовательно,успешность всей процедуры зависит от способности психолога понятьчеловека в целом, опираясь на отдельные его признаки. Это и являетсяведущей характеристикой практического психолога. Если она есть -психолог сможет поставить диагноз; если же отсутствует или развитаслабо — никакое количество показателей не поможет. Следовательно,профессиональное качество психолога — способность понять личность вцелом как особую индивидуальность — является определяющим, аметодический арсенал — лишь вспомогательным средством, инструментом,в котором нуждается скорее средний специалист, чем мастер высокогокласса.
«Объективность» данныхисследовательских методик оказывается, таким образом, весьмасомнительной, поскольку вывод делается не на их основе2,а лишь с использованием их, на основе интерпретации исследователя(сами же эти интерпретации могут оказаться весьма различными у разныхисследователей).
Хотя основной вывод делаетсясубъектом исследования, существует иллюзия «объективности»такого рода исследования, и ради этой мнимой объективностипрактические психологи нередко загромождают свою работу разного рода»критериями» , которые воспринимаются как основа их работы,тогда как главное в ней остается за скобками. Ядро психологическогоизучения личности обычно остается не репрезентированным; способполучения вывода психологически не анализируется; методология этойсобственно психологической деятельности не разработана.
Ситуация объясняется тем, чтодеятельность практического психолога, направленная на целостнуюличность, в глазах академического психолога не имеет научногостатуса. Понимание «научности» в психологии ориентированона естественно-научную методологию, в которой человек рассматриваетсякак объект исследования, а его субъект — исследователь — принимаетвсевозможные меры для устранения своего влияния на этот объект. Вэтой системе диагностика является особой процедурой, отделенной отпоследующей за ней коррекции.
Такое понимание научности впсихологии, а точнее такая установка приписывать статус научностиисследованиям естественного типа обусловлена, с одной стороны, ещесохранившимися традициями «марксистской» психологии, а сдругой -господством позитивистской ориентации в науке. Необходимоосознать, что психология — это наука о душе человека, т. е.гуманитарная наука, и что помимо естественно-научной методологиисуществует методология гуманитарных наук.
Рассмотрим те критерии»научности», которые и по сей день служат основой оценкидеятельности психолога.
Принцип детерминизма лежит воснове классического научного мышления. Причинно-следственная связьявляется краеугольным камнем экспериментальной психологии.
Суть этого принципа остаетсяодной и той же при всех его переформулировках:»нелинейныйдетерминизм» современной науки, психологический детерминизм,»опосредованный внутренними условиями» и т.п. — всякийдетерминизм противостоит непредсказуемости, основанной на свободеличностного выбора.
К. Роджерс, основываясь на своейтерапевтической практике, а также на экспериментальных исследованиях,пришел к выводу, что чем дальше и успешнее идет процесс терапии, темменее предсказуемо поведение. Предсказуемое поведение характерно дляпсихически неполноценных людей в силу их ригидности. Это заставило К.Роджерса, остро переживавшего конфликт между приверженностью кточности научного метода в психологии и устремленностью к живойпрактике общения, высказаться против общепринятого утверждения о том,что целью психологии являются предсказание и контроль надчеловеческим поведением3.
Авторитет научного мышления,ориентированного прежде всего на физику, сегодня отвергается самимифизиками, глубоко переосмысливающими роль своей науки в познании.Знаменательны мысли известного бельгийского физика И.Р. Пригожина,адресованные к представителям гуманитарных наук о том, что физикасегодня не является незыблемой системой законов, она становится»человеческой историей». Физика прошлого уже сыграла своюроль в развитии гуманитарных наук; она обнаруживает также в своейобласти ряд проблем, свойственных гуманитарным наукам ирассматривавшихся ранее как «ненаучные»4.Пригожий говорит о не-универсальности детерминизма: «Детерминизм,представлявшийся неизбежным следствием рационалистической моделидинамики, сводится ныне к свойству, проявляющемуся лишь в отдельныхслучаях»5.Отрицание всеобщности, универсальности принципа детерминизма каккритерия научности познания распространяется и на его следствия:предсказуемость и управляемость изучаемых явлений, а также ихвоспроизводимость в эксперименте. Это универсальность количественногоподхода к научным фактам.
Научно-исследовательскаяпсихология занимается изучением общих закономерностей психики»человека вообще». Согласно позитивистской методологии,»истинной реальностью для научной мысли обладает только род иливид, но не индивидуум». Даже такой глубокий психолог-клиницисткак Г.С. Салливен, руководствуясь авторитетом «научности»,принес ей в жертву неповторимую индивидуальность6.
Статистические методы впсихологии «просеивают» то, что выходит за пределы»среднестатистического человека». Факторный подход кизучению личности, методы тестирования основаны на том же»среднестатистическом» подходе: так, человек высокойнравственности может оказаться «лжецом» согласно опроснику,включающему исполнение нравственных норм, потому что у»среднестатистического» человека «так не бывает».
Эта тенденция к обезличиваниюнаучного знания, характерная для современной культуры в целом,относится и к другим гуманитарным наукам, начинающим ее критическоепереосмысление.
Для современной науки характеренпроцесс » гуманизации » знания, одним из выражений которогослужит появление исторического измерения в физике, открытиеобратимости времени, изучение возникающих систем, пришедших на сменустабильным, вневременным системам.
Другим важным признаком этогопроцесса является осознание ведущей роли субъективного фактора в»объективном» познании и неадекватности объективистскойустановки в физике. После Юма и Канта физика осознает тот факт, чтообъекты существуют только для определенных субъектов, что частицы иволны — лишь способ описания возможных экспериментов, не вещи сами посебе; эксперимент выражает диалогическое отношение «Я — Оно».Этот субъективный фактор удваивается при осмыслении экспериментафизиком-теоретиком. Таким образом, физика представляет собойсоциальный феномен, выражает отношения людей друг к другу.
Здесь мы видим движение мысли отмонологической модели науки к некоему подобию диалога человека сприродой, отражающее тенденции гуманитарных наук.
Методологическим принципомсовременного естествознания, сближающим его с гуманитарными науками,является принцип симметрии и связанное с ним понимание красоты каккритерия истинности теоретического построения. Красота являетсяобъективным свойством природы и служит путеводной нитью для ученого.
Как пишет А.Б. Мигдал, «сейчасстремление к единству стало главной тенденцией фундаментальнойфизики». В поисках «теории Всего» западные физикиотваживаются на «безумные» идеи, но, по словам Мигдала,»пока на этом пути сделаны только первые шаги».
Но средствами физики эта задачапринципиально неразрешима, поскольку Все немыслимо вне человека.
Целостность «наивной»науки прошлого, такой как наука античная, своими корнями былавплетена в мифологию. Мир для античного ученого и философа был необъектом, а субъектом познания, т.е. включал в себя духовное,нравственное, личное измерение. Так, пифагорейское число было несредством для счета и измерения, а живой индивидуальностью, символом,воплощением определенного смысла: не «Оно», а «Ты».Как видно, это не мешало развитию математической науки. Тотнеопровержимый факт, что древняя, античная, средневековая наука,давшая человечеству «объективные» знания о мире, являетсяплодом обращения к нему как к живому Субъекту, заставляет задуматьсянад вопросом о познавательной значимости такой целостной установки, содной стороны, и об ограниченности, ущербности «объектной»установки современной науки, с другой. К психологии это имеет сугубоеотношение.
Характеризуя средневековоемышление, С.С. Аверинцев пишет о различных познавательных установках,сосуществующих в нем. Во-первых, каждая вещь может рассматриваться влогике причинно-следственных связей (на современном языке — с позицийдетерминизма). Во-вторых, как замкнутая внутри себя структура иформа, феноменологически (аналог современного «системно-структурногоподхода»). Наконец, и это наиболее существенная характеристикасредневекового мировосприятия, «…она попросту есть.., на этомуровне наличность вещи есть само ее бытие»7.Первые две установки можно назвать разновидностями субъект-объектногопознания; третья же является субъект-субъектным отношением «Я -Ты». Эти три установки сознания являются общечеловеческими;культурные эпохи различаются лишь гегемонией одной из них.
Если рационалистическая науканового времени характеризовалась доминированием причинно-следственнойустановки познания, довольно сильной и в наши дни, то из всегосказанного можно сделать следующий вывод. Тогда как гуманитарныенауки «равняются» на физику в качестве эталона «научности»,сама физика проявляет тенденцию к гуманитаризации своей методологии иотказу от детерминистской позиции. Иными словами, современнаяпсихология позитивистской ориентации стоит на позициях, отживающихсвое время. Поэтому справедливо поставить вопрос о пересмотре системыценностей в психологии и о принципиально иных критериях «научности»,соответствующих не механической, а гуманитарной картине мира.
Все вышесказанное не означает,что объективные методы в психологии отрицаются как таковые.Негативные высказывания по поводу этих методов связаны снеадекватностью в познании и диагностике личности. Однако в человекеесть и «объектные» характеристики, и «механизмы»психики, в изучении которых психология достигла многого. Человекуполезно знать о своих индивидуальных особенностях, сильных и слабыхсвойствах психики, подобно тому, как не мешает знать и о возможностяхсвоего организма, и о состоянии здоровья. Ко всем этим «объективнымданным» он может относиться с той или иной степенью разумности иактивности как к условиям своей жизни, которые могут быть им так илииначе изменены или использованы. Но ошибочно относиться к ним как к»гороскопу», претендующему на предсказуемость. Объективнаяпсихология может быть полезна и интересна, если она занимает своеместо и не претендует на познание «глубин» человеческойдуши, недоступных и неподвластных ей (кстати, то же относится и кгороскопу).
М. М. Бахтин о проблеме текста как предмета в гуманитарных науках8
По мысли М.М. Бахтина, первичнойданностью всякой гуманитарной науки является текст. Человек, вотличие от других существ, проявляет себя в высказывании. Его нельзяизучать как вещь, как явление природы; невозможно найти к нему инойподход, как только через «создаваемые им знаковые тексты».»Физическое действие человека должно быть понято как поступок,но нельзя понять поступка вне его возможного (воссоздаваемого нами)знакового выражения (мотивы, цели, стимулы, степени осознанности ит.п.). Мы как бы заставляем человека говорить (конструируем еговажные показания, объяснения, исповеди, признания, доразвиваемвозможную или действительную внутреннюю речь и т.п.). Повсюдудействительный или возможный текст и его понимание. Исследованиестановится спрашиванием и беседой, то есть диалогом». Эти словаавтора «Эстетики словесного творчества» как нельзя лучшехарактеризуют ситуацию практического психолога и ту реальность, скоторой он имеет дело. «Там, где человек изучается вне текста инезависимо от него, это уже не гуманитарная наука (анатомия ифизиология человека и др.)».
«Стенограмма гуманитарногомышления — это всегда стенограмма диалога особого вида: сложноевзаимоотношение текста (предмет изучения и обдумывания) исоздаваемого обрамляющего контекста (вопрошающего, возражающего ит.п.), в котором реализуется познающая и оценивающая мысль ученого.Это встреча двух текстов — готового и создаваемого, реагирующеготекста, следовательно, встреча двух субъектов, двух авторов».
Единицей анализа текста является»высказывание как смысловое целое». Оно предполагает»ответственность и, следовательно, оценку». Но помимо»второго» адресата, высказывание предполагает «нададресата»- третьего, «абсолютно справедливое ответное понимание которогопредполагается либо в метафизической дали, либо в далекомисторическом времени».
«Для слова (а следовательно,для человека) нет ничего страшнее безответности». «Услышанностькак таковая является уже диалогическим отношением». Носуществуют различные степени глубины понимания. Эту глубину пониманияБахтин считает одним из высших критериев в гуманитарном познании.
Подобно экспериментатору в наукахэкспериментальных, составляющему часть экспериментальной системы(микрофизика), исследователь в гуманитарных науках не являетсяизолированным от исследуемого. Происходит «диалогическая встречадвух сознаний» и «обрамление чужого высказываниядиалогическим контекстом». Понимающий составляет частьпонимаемого текста. Некоторые высказывания Бахтина полемическинаправлены в адрес «объективного» понимания диалога научнойлингвистикой. Можно заметить параллелизм этой полемики с нашейкритикой методов психологии. Это не случайно, ведь психология, как илингвистика, — гуманитарная наука, и у нее те же методологическиепроблемы.
Возражая против упрощенного,одностороннего понимания диалога как противоречия, спора, борьбы инесогласия, Бахтин видит одну из важнейших его форм в согласии.
Все ссылки на фрагменты изтекстов разных авторов играют роль не «цитат», асобеседников в диалоге. Выражая свои мысли словами других, авторотдает им предпочтение. Кроме того, согласие в мыслях доставляетрадость диалога. Там, где говорится о несогласии с автором, его идеиобсуждаются не ради полемики, а ради большей определенностивыражаемой идеи, ее обоснования «от противного».
Интерпретациятекста в психологии консультирования
Для психолога-консультантатекстом является развертывающийся во времени процесс речевых и»невербальных» высказываний собеседника в контексте егоответных реплик (как высказанных, так и невысказанных). Каждаяситуация консультирования может рассматриваться как такая единицатекста-контекста. Можно говорить о разных уровнях этих текстов,подобно тому, как существуют различные уровни текстов художественных,философских и т.п. И так же, как оценка этих уровней не являетсясобственно задачей писателя и поэта, а критика-исследователя, так и впрактической психологии подобная задача должна стать темойспециальных исследований и разработок, весьма полезных дляпрактического психолога. Сам же он является своего рода «автором»в его отношении к «герою» (консультируемому). Подобно»автору» у Бахтина9,психолог не является «демиургом», производящим «героя»на свет, а всего лишь «повивальной бабкой» Сократа,помогающей раскрыться сокровенному в человеке. «Роды» могутсостояться или не состояться. Когда творческий процесс диалога»разрешился», правомерно говорить о завершенном тексте.Такой текст может иметь достоинство научного факта, открывающего илиподтверждающего определенный психологический принцип илизакономерность. Существенно подчеркнуть, что «научность»здесь определяется не количеством вопроизведений одного и того жеявления, а критерием глубины в диалогическом самораскрытии личности.
Единичный феномен может оказатьсяпредставителем определенного типа явлений; в нем могут быть найденывсеобщий принцип или закономерность.
Так, характеризуя особенноститеоретического обобщения, В.В. Давыдов ссылается на описанный В.А.Крутецким факт обобщения математических объектов «с места»при анализе одной задачи определенного типа10.Отдельный эмпирический факт может стать определенной закономерностью.Так, упавшее яблоко стало символом закона всемирного тяготения,феномен «горькой конфеты» говорит психологу опробуждающемся нравственном конфликте у ребенка. И это не простопривычные ассоциации. Метод теоретического обобщения (в отличие отэмпирического) принципиально требует минимального количества объектовдля выведения сущностной закономерности, и таким минимумом являетсяединичный феномен. Это — движение от конкретного, единичного квсеобщему.
При таком методе сохраняетсявнутренняя связь феномена с его осмысленной сущностью: тождествоконкретного и абстрактного. Конкретность индивидуального не менеезначима, чем общие закономерности. Когда же речь идет оконсультировании, психолог нередко стоит перед проблемой уникальнойзакономерности.
Подобный принцип научногоисследования высказывал Гете в своих научных и философских статьях11.По его словам, «все фактическое есть уже теория». В отличиеот эмпирических и научных феноменов, он выделил «прото-феномен»- простейший факт, очищенный от всего случайного и необязательного:закон явлен в нем наглядно; это — предметная истина, » умныйопыт «.
Чтобы помочь конкретномучеловеку, необходима установка на неповторимость той закономерностиили принципа, которые могут лежать в основе его психических проблем.Может оказаться, что вся эта закономерность всеобща, но движение отвсеобщего чревато не только недопустимой априорностью в пониманииситуации, но и невозможностью найти адекватный путь помощи, всегданеповторимо индивидуальный.
«Прото-феномен» Гете иесть символ. Это — не условный знак, а сама реальность. В символеснимаются противоположности «объективного» и»субъективного», «материального» и «идеального»,явления и смысла.
Символы, в отличие от понятий,являются языком смыслов. Этот язык наиболее адекватен дляпрактической психологии, поскольку в ее задачи входит пониманиеличностных смыслов.
«Если точные науки можнообозначить как монологическую форму знания (интеллект созерцает вещьи высказывается о ней), то истолкование символа есть существеннымобразом диалогическая форма знания: смысл символа реально существуеттолько внутри человеческого общения, внутри ситуации диалога, внекоторой можно наблюдать только пустую форму символа»12.»Истолкование символов, или символология, как раз и составляетвнутри гуманитарных наук элемент гуманитарного в собственном смыслеслова, т.е. вопрошение о humanum, о человеческой сущности, неовеществляемой, но символически реализуемой в вещном; поэтому отличиесимво-лологии от точных наук носит принципиальный и содержательныйхарактер — ей не просто недостает «точности», но она ставитсебе иные задачи… Надо будет признать символ ологию не «ненаучной»,а инонаучной формой знания, имеющей свои внутренние законы и критерииточности»13.
Символический язык говорит оедином, осмысленном мире — это язык целостного миросозерцания.»…Содержание подлинного символа через опосредующие смысловыесцепления всякий раз соотнесено с «самым главным» — с идееймировой целокупности, с полнотой космического и человеческого»универсума». Уже то обстоятельство, что любой символвообще имеет «смысл», само символизирует наличность»смысла» у мира и жизни»14.
Смысл мира не может быть до концараскрыт и исчерпан в познании. То же можно сказать и о внутреннеммире личности. Поэтому психолог должен отказаться от иллюзии»всепо-нимания». Он может стремиться лишь к возможнобольшей правде и глубине диалога, в котором человек свободнооткрывает неведомую ему самому сокровенную глубину своей души15.
П.А. Флоренский (1882-1943) былэнциклопедически разносторонним ученым. Он работал в таких областяхнауки, как физика, математика, история, филология, искусствознание.Научная психология была предметом пристального внимания Флоренского,и в его трудах содержатся глубоко разработанные идеи, значимые дляпсихологии наших дней. Научный метод П.А. Флоренского можно назвать»комплексным», если иметь в виду не суммированиеразнородных научных данных, а органический синтез знаний о человеке.Например, статья П.А. Флоренского об обратной перспективе являетсяодновременно историко-психологическим, психофизиологическим,семиотическим исследованием, не говоря о философском,культурологическом и других аспектах этой работы16.
П.А. Флоренскому был близокцелостный способ мышления Гете, и свое мировоззрение он называл»символическим реализмом».
В современной отечественнойпсихологии «символ» обычно отождествляется со «знаком».Это лишает понятие символа его смысловой глубины.
Идея опосредованности психикиорудиями труда — знаками — разработана Л.С. Выготским. Она сопряженас методологическим утверждением об общественной природе психики. Сэтим утверждением связано много разногласий и недоразумений,отразившихся в дискуссиях о соотношении «биологического» и»социального» в человеке: целостность человека распаласьнадвое. Этот дуализм биологического и социального существенно связансо стихийно сложившимся представлением об орудиях и знаках,опосредующих психику, как внешних, чужеродных природе человека.Вопрос о соотношении непосредственного и опосредующего не былпредметом особого внимания Выготского, а его эксперименты поформированию «искусственных понятий» дают повод ктолкованию природы орудий-знаков как внешних, чужеродных природечеловека17.
П.А. Флоренский в начале 20-х гг.посвятил этой теме главу своего труда «У водоразделов мысли»под названием «Органопроекция»18.Орудия труда рассматриваются в этой работе как продолжение телачеловека, расширяющее область его деятельности и существования. Ужегреческий язык отражает в себе такое понимание: и орудия-инструменты,и расчлененные части человеческого тела названы в нем одним словом:орган. В 1977 г. Э. Капп ввел термин «органопроекция» длявыражения идеи подобия технических орудий естественным органам.Флоренский развивает этот подход к миру техники. Смысл этого подходавыражен словами Протагора: «Человек есть мера всех вещей».»Органопроекция» содержит в себе детальное обоснование этойидеи, опирающееся на достижения науки.
Орган нельзя мыслить вне егофунции, и Флоренский, вслед за Э. Геккелем, говорит одействии-органе. Именно из единства функции следует сходство орудия сорганом; то и другое — целесообразно, т.е. отражает образ цели. Так,потребность в пище порождает соответствующие ей приспособления,решающие ту же задачу, что орган, порожденный этой потребностью: «Итехническое приспособление, и орган выдвигаются одною потребностью истроятся одною внутреннею деятельностью. Отсюда понятно их сходство,вытекающее не из поверхностных аналогий, но из тождества их функций.Между органом и орудием, функционально обслуживающим одну задачу,есть и должно быть морфологическое тождество19.
XVII в. истолковывал этот фактмеханически и дуалистически, принимая за исходное механическоеприспособление, а организм — за его подобие: «Мир хорош, -совсем как наши машины, — и потому сотворен Существом разумным».Нетрудно понять, что в этих самодовольных словах содержитсясамообожествление человеческого разума, образующее сутьжизнепонимания Нового времени, завершенно раскрывшееся вкантианстве»20.XIX в. открыл организм. Это привело к осознанию того, что механизмдолжно рассматривать как грубую схему, сколок с какой-либо из сторонбесконечно сложного организма. Основываясь именно на таком понимании,Флоренский приводит свою систему соответствий орудий труда с органамитела человека.
Итак, человек в своей сущностицелостен и не распадается на «биологическое» и»социальное». Можно ли перенести идею органопроекции всферу духовной деятельности и опо-средующих ее орудий? Ответ на этотвопрос содержится в лекции П.А. Флоренского «Культ, религия икультура», прочитанной им в 1918 г. в Москве.
П.А. Флоренский раскрывает культкак деятельность. С точки зрения эмпирической, «культ естьнекоторая деятельность человека, именно вид культурной егодеятельности, существующей наряду с другими21.Отличие культа как деятельности от других видов культурнойдеятельности заключается в особенностях орудий этой деятельности:»ибо всякая деятельность осуществляется и проявляется через своиорудия и сама должна быть определена как деятельностьорудиестроительная, сам же человек-деятель — …как существо,строящее орудия… специфически ему принадлежит построение орудий, ив этой именно его деятельности построения орудий лежит егоособенность сравнительно с другими животными существами22.
П. А. Флоренский выделяет тривида орудий. Помимо материальных орудий технической культуры, условноназванных «машинами» или «инструментами»,существуют менее осязаемые, как бы «воздушные», но не менеереальные и мощные орудия — слова, в особенности понятия. «Слово,»воздушное ничто», есть, однако, орудие мысли, без коегомысль не раскрывается и не осуществляется. Не в переносном смысле, ав самом точном, слова суть орудия. Назовем этот вид орудийпонятиями…»23
Машины-инструменты — очевидны,существуют вполне наглядно, их существование несомненно; но ихразумность непосредственно не видна, не очевидна, она выводится путемумозаключения. Понятия-термины, напротив, непосредственновоспринимаются как результат деятельности человеческого разума, но ихреальность, воплощенность в материи непосредственно не усматривается.»…Творчество разума распадается на производство вещей, смыслкоих не нагляден, и на производство смыслов, то есть чистыхдеятельностей разума, реальность которых, вхождение которых в природу- не очевидна». Необходимо доказывать осмысленность вещей иовеществленность смыслов.
«Предметы культа сутьосуществленное соединение временного и вечного, ценности и данности,нетленного и гибнущего. В этой антиномичности их — их существенноесвойство»24.Это противоречие человеческой деятельности вообще, но в орудияхкульта оно выявлено предельно. «Человек — сам живое единствобесконечности и конечности, вечности и временности, безусловности итленности, необходимости и случайности, узел мира идеального и мирареального, «связь миров» (Державин), и он не может творитьиначе, как свои же подобия, то есть такие же противоречия горнего идольнего, каков сам он»25.
Эти идеи П.А. Флоренскогозавершают наше обсуждение проблемы символа. В них символ предстаеткак синтез разумного, чувственно-образного и действенного. Этосоответствует классическому триединству разума, чувства и воли,которое выражает гармонию человека и его деятельности.
«Органопроекция» П.А.Флоренского является примером символологического исследованиячеловека и его орудийной деятельности.
***
Итак, практическая психология -это самостоятельная гуманитарная наука со своей методологией. Она неявляется производной от психологии «объективных исследований»- ни по происхождению, ни по содержанию. Следовательно, ее нельзясчитать «прикладной» отраслью академической психологии.Корни ее уходят в глубокую древность, и одна из задач практическойпсихологии — изучение своего духовного и исторического контекста. Издесь ведущим является диалогический принцип и метод «символологии».
Диалогическое отношение ккультурным текстам предполагает проникновение в их символическуюглубину. Лишь на этой глубине открывается то неистощимое богатстводуховное, которое способно утолить душу человека.
Серьезной задачей практическойпсихологии является приобщение личности к духовному опытучеловечества, «вытесненному» интеллектуальной «цензурой»экстравертированной цивилизации.
1Аналогичные вопросники могут быть составлены и для других ориентации:психоанализа, аналитической психологии и др.
2М.М. Бахтин писал об аналогичной ситуации в лингвистике, где сквозьобъективные методы «контрабандой» протаскивается основное -внелингвистичес-кое содержание субъект-субъектного характера (См.:Бахтин М.М. Эстетика словесного творчества. — М., 1979.)
3Polany M. Man and the science of man. — Columbus (Ohio), 1963.
4Пригожий И.Р. Переоткрытие времени // Вопросы философии. №8. — С.5.
5Тамже.- С.4.
6Sullivan H.S. The illusion of personal individuality // Psychiatry. -1950. -Vol. 13.
7Аверинцев С. С. Поэтика ранневизантийской литературы. — М., 1977.
8Бахтин М. М. Эстетика словесного творчества. — М., 1979. — С.281-307.
9Бахтин М. М. Эстетика словесного творчества. — М. , 1979.
10Давыдов В. В. Проблемы развивающегося обучения. — М., 1986. — С.152-153.
11Гете И. В. Избранные философские произведения. — М., 1970.
12Аверинцев С. С. Символ //Краткая литературная энциклопедия. 1971. -Т. 6. -С. 828.
13Там же.
14Аверинцев С. С. Символ //Краткая литературная энциклопедия. 1971. -Т. 6. — С. 826-827.
15Флоренский Я. А. Особенное. — М., 1977. — С. 13.
16Флоренский П. А. Особенное. — М., 1977. — С. 13.
17Выготский Л. С. Собр. соч. в 6 т. — М., 1984. — Т. 2.
18Флоренский П. А. Органопроекция // Декоративное искусство СССР. -1969. — № 12.
19Флоренский П. А. Органопроекция // Декоративное искусство СССР. -1969. — № 12.
20Флоренский П. А. Органопроекция // Декоративное искусство СССР. -1969. — № 12.
21Флоренский П. А. Из богословского наследия // Богословские труды.1977. — Т. XVII. — С. 101.
22Там же. — С. 101-102.
23Флоренский П. А. Из богословского наследия // Богословские труды.1977. — Т. XVII.- С. 102.
24Флоренский П.А. Из богословского наследия // Богословские труды. -М., 1977. — Т. XVII — С. 107.
25Там же.
ПСИХОЛОГИЯ КАТАРСИСА ВКОНТЕКСТЕ ИСТОРИИ
Истинно, истинно говорю вам:еслипшеничное зерно,пав на землю, не умрет, то останется одно;аесли умрет, то принесет много плода.Иоан. 12, 24
Оживотворениедуши
В религиях разных народов умершийбог воскресает. Этот универсальный закон возрождения жизни отражен ив весеннем оживании природы, и в возрождении колоса из захороненногов земле зерна, и в возрождении души человека. Разные грани этойвечной темы отражены в мифах.
Все знают миф об Орфее, певцеАполлона. Его искусство покоряло и людей, и природу; звучание еголиры приводило в движение скалы и деревья, усмиряло морские волны;лира Орфея умиротворяла и гнев человека. В музыкальном состязании сСиренами во время похода Аргонавтов пение Орфея победилообольстительные голоса служительниц Титанов: прекрасное искусствоспасло Аргонавтов от гибели, а злые Сирены бросились в море и исчезлинавсегда1.
Эвридика, супруга Орфея, умираетот укуса змеи, и певец отправляется за ней в Царство мертвых. И тамлира его совершает чудеса: она усмирила чудовищ, умилостивиламстительниц-Эриний и покорила владыку Аида. Растроганная Персе-фонаразрешила Орфею вернуть на землю Эвридику, но с условием, чтобы он неоглядывался на тень своей жены и не вступал с ней в беседу, пока невыйдет на свет дневной. Орфей, не выдержав, обернулся назад — иЭвридика исчезла в Царстве мертвых.
Трагичен конец самого Орфея. Егорастерзали Менады, разгневанные отказом участвовать в их оргии (вдругом варианте — за то, что он избегал женщин).
Вся природа оплакивала своегопевца. Снова спускаясь в Аид, Орфей навсегда соединяется с Эвридикой.Не найдя счастья на земле, они поселяются на Олимпе, приобщившись ксонму богов.
В Орфее, спускающемся в Аид,христиане первых веков видели прообраз Спасителя. На стенах катакомбизображался прекрасный юноша, укрощающий диких зверей игрой на арфе.
Красота и гармония искусстваспасительны для человека, они умиротворяют его душу и очищают отдурных наклонностей и страстей.
По свидетельству древних, Пифагорвладел искусством гармонизировать, умиротворять душевные состояния,исправлять дурные наклонности посредством музыки: «Существовалите или иные мелодии, созданные против страстей души, против уныния ивнутренних язв, которые (мелодии) он, очевидно, считал наиболееспособными помочь. Другие, в свою очередь, против раздражения, противгнева, против всякой душевной нечистоты»2.
Орфей спускается в Аид, чтобывывести из него Эвридику (а не для того, чтобы остаться там). Так иискусство: оно призвано духовно возвышать человека, а не погружатьего в низины темных страстей. Художник не должен идти за публикой иее вкусами, оглядываться на ее запросы и мнения. Спускаясь в адчеловеческой души, он призван вывести ее из этого ада. И тут от неготребуется духовное мужество идти вперед, к духовному свету, необорачиваясь вспять3.
Только в духовном мире — наОлимпе — соединяется Орфей с Эвридикой. Так навеки сочетаются дух идуша.
Теоретическиепроблемы психологии катарсиса
В науке проблема катарсиса как»очищающего страдания» обсуждается со времен Аристотеля. Онупотребил этот термин с связи с определением трагедии как жанра,совершающего «… путем сострадания и страха очищение подобныхаффектов»4.Загадочность этого высказывания и неполнота дошедшего до нас текстапородили множество интерпретаций. Комментарии к теории по поводуэтого текста начались с XVI в. и продолжаются доныне.
Обходя вопрос о толковании текстаАристотеля, мы последуем за Л.С. Выготским: «…Несмотря нанеопределенность его (понятия «катарсис». — Т. Ф.)содержания и несмотря на явный отказ от попытки уяснить себе егозначение в аристотелевском тексте, мы все же полагаем, что никакойдругой термин из употреблявшихся до сих пор в психологии не выражаетс такой полнотой и ясностью того центрального для эстетическойреакции факта, что мучительные и неприятные аффекты подвергаютсянекоторому разряду, уничтожению, превращаются в противоположные и чтоэстетическая реакция как таковая сводится к такому катарсису, то естьк сложному превращению чувств «5.
Однако эта проблема не сводится кпсихологии эстетической реакции. Эмоциональная трансформация -превращение отрицательных эмоций в положительные — важна для нас некак область психологии чувств, а в связи с целостным изменениемличности, преодолением страданий и претворением их в радость.
Эту тему выразил А. Блок в поэме»Роза и Крест»:
Сердцу закон непреложный -Радость-Страданье одно…
Здесь катарсис — не просто»трансформация чувств», это — духовное преображениеличности. Если человек способен переживать страдание и смерть какрадость — значит, есть духовная жизнь, которая сильнее страдания исмерти.
* * *
В позитивистской науке понятиекатарсиса утратило свой духовный смысл. С XIX в. господствующимистановятся теории катарсиса как «разрядки напряжения»6.Катарсис редуцируется до физиологической реакции. Согласно наиболеепопулярной «медицинской теории» Я. Бернайса, катарсис всеголишь синоним греческого термина «куфисис», что означаеттелесное облегчение от аффектов вследствие их максимальноговозбуждения.
Импонируя позитивистскомумышлению, теория катарсиса как «разрядки» одновременновдохновлялась философией Ницше, воспевшего дионисийское опьянение, сего выходом в сферу сверх-личного, безличного, уводящего от «ужасовжизни»7.Подобно этому, «дионисийская» теория Вяч. Ивановаакцентирована на оргиастическом раскрепощении страстей, оставляя втени аполлоновское начало греческой культуры с ее гармонией, мерой,разумностью8.
Эти идеи развивались в унисон спсихоанализом Фрейда, основой которого является «отреагирование»вытесненных аморальных влечений, якобы изначально движущих поведениемчеловека. Этот подход в современной психологии являетсяпреобладающим. Поэтому необходимо «реставрировать» идеюкатарсиса в ее первоначальном, духовном смысле, очистив ее отзатемняющих поздних наслоений.
Обсудим вопрос о соотношениикатарсического метода психоанализа и катарсиса в егоисторико-культурном смысле. Их центральным отличием являетсяотношение к нравственным нормам и ограничениям.
Для Фрейда нравственные нормы иограничения выступали как внешняя необходимость, приводящая вконечном счете к невротизации личности и общества в целом(«Будущность одной иллюзии», «Неудобство культуры»).Катарсис, по Фрейду, состоит из отреагирования вытесненных этиминормами и ограничениями биологических влечений, имеющихантиобщественный характер. Поэтому, как думал Фрейд, человек вглубине души враждебен культуре и ее ограничениям. Пытаясь понятьпроисхождение нравственных норм и ограничений, Фрейд обращается кпервобытному тотемизму («Тотем и табу»)9.
Интересно в этой связи обратитьсяк самосознанию наших предков: как они рассматривали общественныезапреты — табу?
Об этом пишет в своемсемиотическом исследовании В.В. Иванов: «Регулированиечеловеческого поведения системой запретов рассматривалось самимидревними как то, что отличает человека от животных». Об этомсвидетельствует приведенный им текст древних кельтов: «1. У насвсе в порядке, когда мы ограничиваем себя, участвуем в соблюдениитабу… 2. Наши дети, вот из-за кого приходится соблюдать табу. Этоне то, что приплод у животных… 4. Приплод тапира — это совсем не то(что наши дети), его взращивают без соблюдения табу. 5. Мы — это те,кто соблюдает табу, очевидно, именно потому, что мы люди. 6. Они жесовсем не такие, очевидно, именно потому, что они именно подобныесоздания, потому, что они те, кто не соблюдают табу». Таковасвоего рода «теория антропогенеза» наших предков В нем мыне видим ни тени «враждебности культуре». Человекограничивает себя ради рода: «Наши дети, вот из-за когоприходится соблюдать табу» (а не ради собственной безопасности вобществе, как думал Фрейд).
Перейдем к вопросу об отношениидревнего человека к нарушениям табу. В Философской энциклопедии этотвопрос освещает С. Токарев: «Нарушение табу влекло за собоймагическую опасность — скверну, от которой необходимо очиститься,чтобы не навлечь опасность на себя и окружающих. С магией табу тесносвязана очистительная (катарсическая) магия…»10
Такова же неизменная темаантичной трагедии, генетически восходящей к очистительной магии -нарушение табу и связанные с ним страдания или гибель преступника(кровосмешение Эдипа навлекло моровую язву на его народ, и залогомизбавления было обнаружение преступника и его наказание — изгнание изгорода). Очищение понимается как изгнание скверны в лице ее носителя.
Как в первобытной магии, так и втрагедии, вредными, «патогенными», являются не запретывлечений, а нарушения запретов. Сами же запреты и ограниченияоцениваются как благотворные («у нас все в порядке, когда мыограничиваем себя, участвуем в соблюдении табу»). Таковасущественная разница между катарсисом историко-культурным ипсихологической «разрядкой напряжения».
Необходимость самоограничения,полагания внутренних пределов входит и в понятие «самоопределение»,корень которого — предел. Неопределенный человек — тот, в ком нетвнутренней системы сознательных самоограничений.
Реализация духовного «Я»человека сопряжена с необходимостью сознательно принятых нравственныхнорм и ограничений. И сама эта необходимость осознается человеком втой мере, в какой он приобщается к своей духовной сущности.
Способность к самоограничениювплоть до самоотвержения является мерилом духовного развитиячеловека.
Понимание катарсиса как исцелениячерез осознание было высказано Фрейдом вслед за Брейером, достигшимизлечения пациентки от истерических симптомов путем воспоминаний онеотреагированных переживаниях в состоянии гипноза. Сам по себе этотзамечательный феномен не вызывает сомнения: очевидно, в данном случаепроизошел синтез диссоциированных уровней личности.
Психологическая проблема, однако,заключается в том, как возможен синтез, реабилитация ранеенеприемлемых для личности переживаний (вне гипноза). Это вопрос опримирении и интеграции непримиримых содержаний психики.
Понимание катарсиса как»отреагирования» вытесненных влечений означает ликвидациюнапряжения влечений, энергетический разряд. Оно сопряжено сфрейдовской установкой на регрессивный характер всего живого, якобыстремящегося к первоначальному неорганическому состоянию, т.е. ксмерти11.Теория Фрейда сконцентрирована на освобождении энергиибессознательного, а его метод — на путях обхода «сопротивления»и расшифровке вытесненных переживаний пациента. Аналитическаяизощренность Фрейда в этом процессе погружения в душевные низины неуравновешена синтезом личности, что адекватно отражено термином»психоанализ»12.Понятие «сублимации» у Фрейда тоже носит энергетическийхарактер: это переключение энергии влечений на более высокие цели. Посуществу сублимация лишь констатируется Фрейдом: в рамках его теорииона необъяснима. Ведь для переключения энергии влечений на болеевысокие цели необходимо энергетическое преобладание более высокойцели. Но оно невозможно, коль скоро энергетическим резервуаромявляется подсознательное «Оно» изначально ау-тичногосубъекта. По этой логике освобожденные влечения, обладая болеесильным энергетическим потенциалом, должны подчинить себе сознание, ане наоборот. В этом случае «катарсическое» освобождениевлечений могло бы лишь разрушить личность.
Фрейд прежде всего озабоченвысвобождением энергии бессознательного. Но само высвобождение идальнейшее направление этой энергии обусловлено содержанием сознания.Неразработанность этой содержательной стороны психоанализа Фрейда,очевидно, связана с проблемой мировоззрения.
Искусство, согласно Фрейду, такжеслужит компенсации вытесненных влечений, поэтому произведенияискусства анализируются им с точки зрения «разоблачения»влечений. Там, где человек и его психика ограничиваются «наличностью»и «подспудностью», такое понимание искусства и творчестванеизбежно. Все выходящее за пределы сексуальной динамики, по Фрейду,несущественно: не существует как самостоятельная реальность.Духовность, художественность, прекрасное остаются за бортомпсихоанализа.
* * *
Теорию катарсиса какэмоциональной разрядки Л.С. Выготский развил, исходя из структурыхудожественного произведения.
Анализируя психологиюэстетической реакции на материале басни, как «малой драмы»,Выготский ищет «психологический механизм» катарсиса, исходяиз формы басни. Он обращает внимание на два противоположнонаправленных плана: «… Всякая басня, и, следовательно, нашареакция на басню, развивается все время в двух планах, причем обаплана нарастают одновременно, разгораясь и повышаясь так, что всущности оба они составляют одно и объединены в одном действии,оставаясь все время двойственными»13.Так, в «Вороне и Лисице» чем сильнее лесть, тем сильнееиздевательство — в одной и той же фразе. В «Стрекозе и Муравье»- чем сильнее беззаботность, тем острее и ближе гибель. В басне -разрядка двойственности чувств, которая все время нарастала: «Подиже, попляши» означает и — «резвись», и — «погибни».Аффективное противоречие и его разрешение в коротком замыканиипротиворечивых чувств составляют истинную природу нашейпсихологической реакции на басню»14.Это аналог трагического катарсиса: «В трагедии мы знаем, что дваразвивающихся в ней плана замыкаются в одной общей катастрофе,которая знаменует и вершину гибели, и вершину торжества героя.Трагическим обычно называли психологи и эстетики именно такоепротиворечивое впечатление, когда высшие минуты торжества нашегочувства падали на окончательные минуты гибели. То противоречие,которое выразил Шиллер в известных словах героя: «Ты возвышаешьмой дух, ниспровергая меня», применимо к нашей басне»(«Волк на псарне». — Т.Ф.)15.»…От басни до трагедии закон эстетической реакции один: онзаключает в себе аффект, развивающийся в двух противоположныхнаправлениях, который в завершительной точке, как бы в короткомзамыкании, находит свое уничтожение». «В этом превращенииаффектов, в их самосгорании, во взрывной реакции, приводящей кразряду тех эмоций, которые тут же были вызваны, и заключаетсякатарсис эстетической реакции».
Вслед за Шиллером Выготский видитсущность эстетического катарсиса в «уничтожении содержанияформой». «…Именно формой достигает художник того эффекта,что содержание уничтожается, как бы погашается»16.Так, печальная драма прощания Гектора умиротворяется ритмомгекзаметра; мрачный сюжет рассказа Бунина об убийстве и страстипросветляется эпическим спокойствием авторской интонации, дающей»легкое дыхание».
Таковы основные идеи Л. С.Выготского о психологической природе катарсиса. Остаются, однако,вопросы: действительно ли искусство, говоря словами Выготского,является средством для «разрядов нервной энергии»? Еслидаже ограничиться энергетическим аспектом вопроса, то не служит лиискусство, напротив, средством, «заряжающим» нервнуюэнергию? А может быть, все дело в том, что искусство призваногармонизировать человека? Будем говорить пока об искусстве трагедии,которое относится к области высокого искусства, искусствавозвышающего. Этим оно существенно отличается от комедии, басни идругих жанров17.По-видимому, эта характеристика трагедии связана с тем, что ее задача- перевести состояние зрителя-соучастника на новый уровеньпереживания и осознания: возвысить его. Переживание трагическогодействия приводит не к «разрядке» нервной энергии, не к»погашению» и «уничтожению» аффектов, а к ихпреобразованию: гармонизации. Зритель уходит не «разреженным»,а «наполненным» и «воодушевленным».
Утверждение о противоположностиформы и содержания в искусстве является лишь эмпирическойконстатацией. Само по себе оно не вскрывает сущности ипсихологической природы эстетической реакции, но содержит проблему,требующую разрешения. Ведь форма в искусстве — это форма своегосодержания, средство именно его выражения. Если же форма противоречитсодержанию, значит, оно не выражает это содержание. Иначе — это неискусство. Противоречие фабулы и формы действительно существует, ипримеры, приведенные Л.С. Выготским, могут быть умножены.
Но какое же содержание отражаетсяформой, если этим содержанием не является фабула? Очевидно, формаотражает содержание художественного произведения на уровне егодуховного смысла. Форма ведет зрителя от внешнего хода событии краскрытию его внутренней, сокровенной сущности. И только тогда, когдапротиворечие внешних событий и смысла происходящего предельновыявляется и «снимается» в трагической кульминации,происходит тот переход на иной — духовный — уровень осознания,который объединяет трагического героя и зрителя в возвышенномпереживании катарсиса18.
Далее следует психологическаяпроблема: почему противоречие разнонаправленных тенденций в искусствеприводит к их примирению? Ведь обычно такое противоречие вызываетвнутрипсихический конфликт, а не разрядку напряжения. Едва ли можноответить на этот вопрос на основе лишь формально-энергетическойхарактеристики эмоциональной динамики катарсиса.
И наконец, почему отрицательныеэмоции превращаются в положительные? Ведь речь идет не просто обизбавлении от напряжения и чувстве облегчения. Переживание катарсиса- это духовная радость, чувство открытия вечного смысла бытия.Страдает эгоистическое наличное «Я»; радуется человеквстрече с духовным «Я».
Осуждениеи жертва
Сторонники теории катарсиса какразрядки напряжения для подтверждения и обоснования своей точкизрения обращаются к древним празднествам и обрядам очистительногохарактера.
Историческому анализу катарсисапосвящено исследование О.Р. Арановской «О фольклорных истокахпонятия «катарсис». «Происхождение драмы связано спраздниками карнавального типа или праздниками обновления (новогодниеобряды, масленицы, римские сатурналии, греческие дионисии, медвежьипраздники и др.). Все эти праздники имеют очистительные обряды.»Очистительные ритуалы всего мира включают перенесение сквернына иной объект и изгнание нечистой силы, так называемый экзорхизм»19.
Арановская говорит о связикатарсических празднеств с генезисом драмы. Греческая трагедия -«трагедия суда»: все ее действие — в узнавании виновниковсобытия; финал — исход или изгнание трагической жертвы; ее герой безвины виновный, «нечаянный» преступник. «Таким образоммы приходим к выводу, что катарсис есть общая единая функция трагедиии обряда, магический смысл ее — симуляция процесса, котороготребуется избежать»20.
Можно увидеть структурныесходства первобытных культов с греческой трагедией и даже схристианской религией, но смысл их несопоставим.
Апостол Павел пишет: «Язычники,принося жертвы, приносят бесам, а не Богу» (Кор. 10, 20-22).
Искупительная Жертва Господня -воплощение на земле Сына Божия, взявшего на Себя грехи всегочеловечества, чтобы Крестными страданиями на Голгофе искупить мир.
Насильственное принесение вжертву человека21в языческих ритуальных праздниках — зло, «бесовская жертва».Пока в мире действует зло, в жертву приносятся лучшие сынычеловечества. Но зло не может торжествовать окончательно: духовныезаветы тех, кто шел на жертву ради Истины, остаются жить, приводя краскаянию их гонителей. Накануне Своих Крестных страданий Христоссказал ученикам: «Если меня гнали, будут гнать и вас; если Моеслово соблюдали, будут соблюдать и ваше» (Иоан. 15, 20).
* * *
Стремление к осуждению, изгнаниюи уничтожению того, кто духовно выше «массового сознания»,имеет и свои психологические корни. А.А. Ухтомский видит в этомпроявление «доминанты на себя» и порождаемого ею Двойника:»… Везде, где человек осуждает других, он исходит из своегоДвойника, и осуждение есть, вместе с тем, и тайное, очень тонкое, темболее ядовитое самооправдание, т.е. успокоение на себе и на своихточках зрения! Самооправдание же и успокоение на себе и на своихточках зрения (доминанта на Двойника) застилает глаза на реальность,и тогда наступает трагедия: люди не узнают Сократа, объявляют еговредным чудаком, заставляют его поскорее умереть!»22
Люди не узнают Сократа потому,что он слишком «другой» — и другого они не способныувидеть. Все другое, отличное воспринимается как странное, чуждое — иизгоняется. Изгнав свою духовную сущность, человек изгоняет тех, ктоявляется ее носителями.
Сократ — не просто другой. Онпризывает сограждан к личной ответственности, пробуждает их совестькак главный критерий справедливости; он нарушает сложившиеся устои ихжизни — и поэтому его осуждают2. Но идеи Сократа уже вошли в ихжизнь, стали жить после его смерти — и Сократ был оправдан, приведя краскаянию своих обвинителей. Так история осуждения и оправданияСократа воспроизводит архетип осуждения и жертвы. Его содержание исмысл не подтверждают теории катарсиса как «разрядкинапряжения».
Катарсис греческойтрагедии
Греческая трагедия учит человекаи воспитывает его нравственно. В каждой трагедии отражен всеобщийзакон «преступления и наказания» — закон справедливости.Нарушение закона карается Зевсом, и кара эта неотвратима. Бог учитлюдей страданиями:
Через муки, через больЗевсведет людей к уму,К разумению ведет…Эсхил
Страдание очищает человека,сокрушая его гордыню, самоуверенность, высокомерие, научая его, какговорит Эсхил, » поневоле «:
Неотступно память о страданьеПоночам, во сне щемит сердца,Поневоле мудрости уча…
Главным действующим лицомгреческой трагедии является Рок, судьба. В сознании древних греков,как и других народов древности, господствовала вера в неотвратимостьрока. Человек чувствовал себя подвластным судьбе, предопределяющейего поступки и течение жизни. Это чувство бессилия перед роком лишалочеловека возможности осознать свой главный дар — свободу и связаннуюс ней ответственность. В самосознании древнего грека сам грехвоспринимался как следствие рока, судьбы. Понять рок как следствиепоступков самого человека, закономерно влекущих одно злодеяние задругим и в конце концов ведущих к гибели, могли лишь духовноозаренные гении эллинской культуры. Среди них — создателидревнегреческой трагедии.
Искусство трагедии, своимикорнями уходящее в религиозные мистерии и мифы, является средствомочищения, катарсиса. Греки считали, что недостатки людей исправляютсяпутем очищения; от физического уродства очищает гимнастика, отболезней — медицина, от нравственных же недостатков — культура.Красота почиталась эллинами как божественное проявление. Творцыпрекрасного вдохновлялись богом Аполлоном и Музами. Поэтому красотаисцеляет душу человека.
Искусство трагедии, очищая отстрастей, открывает путь к осознанию духовных законов справедливостии добра, а также наказания за содеянное зло. Сопереживая героютрагедии, человек соотносил свою жизнь с его судьбой.
Слово «герой» родилосьв Элладе. Герои трагедий — это не святые; они, как и все люди,наделены пороками, совершают роковые ошибки. Но все героимужественны; это качество было отличительной чертой греческогонарода. Оно проявляется в борьбе героев трагедии со злом в окружающейжизни и в своей душе. Герои своим мужеством прокладывали человечествупуть к освобождению от зла и, что особенно важно для греческойкультуры, освобождению от рока.
«Отец трагедии» Эсхилпосвятил свою трагедию «Орестея» борьбе человека сбеспощадным роком. В этой трагедии показана цепь злодеяний преступныхцарей. Одно зло влечет за собой другое. В первой части трилогиицарица Клитемнестра убивает своего мужа Агамемнона; во второй частисын Агамемнона Орест убивает мать, чтобы отомстить за отца, инавлекает на себя кару богов. В третьей части Ореста преследуютЭринии, богини мщения.
Агамемнон несет на себе бремяпреступлений своего рода. Его отец Атрей, пригласив своего брата натрапезу примирения, подал мясо его детей, зарезанных им же. Эти идругие страшные преступления определяют судьбу Агамемнона. Эсхилпоказывает в этой трагедии, что все люди связаны между собой, никтоне отвечает только за себя, но и за свой род, свою страну, за всемироздание. Так преступления отцов падают на детей, и это создает то,что греки называли роком. Но со злом можно и необходимо бороться; вэтой борьбе человек может разорвать цепь злодеяний, создающих рок, ивырваться из его власти — освободиться от рока.
Эсхил показывает в «Орестее»,что человеку дается возможность выбора. Так, Агамемнон был поставленперед выбором между любовью к дочери и победой в войне: попредсказаниям оракула, флот Агамемнона не мог плыть к цели, если онне прольет кровь своей дочери, и царь совершил это убийство.
Умыслив зло, смертный смел:одержитНедужный дух жестокая ярость.Вот семя греха икар!Дочь обрекает на казнь отец,Братнего ложа мститель,-Ради войны с врагами!
За этим преступлением следуют ещеболее тяжкие: пролив кровь дочери, царь проливает еще много кровисвоего народа в напрасной войне. Смысл предсказания оракула мог бытьпонят так: «Остановись, не проливай кровь!»
Самому убийству Агамемнона егосупругой предшествовало испытание, открывающее возможность выбора.Клитемнестра, зная о могуществе богов, готовит западню мужу: онаприказывает слугам расстелить пурпурный ковер, на который не смеетступить нога даже победителя Трои; эта честь воздается только богам,когда изображения их несут во время шествий. Агамемнон поддаетсясоблазну, ступив на ковер богов. Дерзнув сравняться с богами, онпопадает во власть рока. Честолюбие, движущее им в убийстве дочери ив кровопролитной войне, подвигло царя на этот самоубийственный шаг.
Орест становится орудиемвозмездия. Но убийство матери — хотя и преступной — влечет за собойкару. Эринии, богини мщения, требуют на суде смерти Ореста: в ответза пролитую кровь должна быть пролита кровь виновного24.
Человек своими силами не можетпрекратить цепь преступлений; это возможно лишь благодаря помощисвыше. Защитником Орестея становится Аполлон — бог солнца и света, онпросит оправдания Ореста. Голоса судей разделились поровну. Лишьблагодаря божественному милосердию Орест спасен. Афина, самабожественная премудрость, присоединила свой голос к тем, ктооправдывал Ореста. Рок побежден божественным милосердием.
Трагедия человечества и путьпреодоления греха раскрыты в образе царя Эдипа великим Софоклом. ПутьЭдипа — это путь духовного преображения каждого человека.Преступление Эдипа — отцеубийство и кровосмешение с матерью -предсказаны оракулом. Но он не знает, что убитый в драке человек -его отец, а жена Иокаста — мать ему. В мучительных поискахпреступника, грех которого навел моровую язву на подвластный емународ, Эдип вдруг осознает, что преступник — он сам. Боги назначилиему изгнание наказанием. Но Эдип сам определяет меру своегонаказания: выкалывает себе глаза. Это — поступок свободного человека.
Самоослепление Эдипа говорит одуховной слепоте человека, ничтожности его разума, направленного навнешнее знание, «оче-видность» как видимость телесныхочей25.Этим Эдип приводит в соответствие свое состояние человека, обманутоговнешней мудростью и зрячестью, с истинным положением вещей: оннаглядно выражает свою духовную слепоту, ослепленность знанием,славой и властью. Такова сила раскаяния Эдипа26.Но сам этот поступок является выражением внутреннего прозрения изалогом мудрости и прозорливости Эдипа в Колоне. Не случайно вещиемудрецы Эллады были слепцами: таковы Гомер, Тиресий, Демодох.Знаменательно, что слепота была дана Тиресию одновременно спророческим даром.
Жертва Эдипа являетсяискупительной не только для него. Его преступление, совершенноебессознательно, оказывается роковым следствием цепи злодеяний,начатой другими, но он сознательно решается исправить это зло, взятьвину на себя. Искупительная жертва Эдипа становится подвигомсамоотвержения во имя избавления людей от зла.
После своей смерти Эдипприобщился к сонму героев, покровительствующих Афинам и Греции, онснискивает славу праведника и становится благодетелем своего народа,чтущего его память.
Если в трагедии Эсхила «Орестея»спасение героя, его очищение от зла совершалось благодарябожественному милосердию Аполлона и Афины, то катарсис Эдипа — путьпокаяния человека.
***
Специалист по древнегреческойкультуре может упрекнуть меня в не-историчности такой интерпретациитрагедий Эсхила и Софокла и будет по-своему прав. Но моя задача былане в том, чтобы показать, как осознавался смысл этих трагедий самимизрителями античного театра — это тема для исторической психологии.Гениальное произведение искусства создается не только для егосовременников, оно живет в веках именно потому, что говорит о вечноми общечеловеческом. Символика мифов и трагедий воспринимается иистолковывается различно27.И каждая культура способна увидеть новую грань в ее осмыслении. Это иесть диалог культур. Благодаря ему наследие прошлого не простоостается, но продолжает жить в общении с новыми поколениями.
«Милосердие» и»покаяние» — это, конечно же, слова, говорящие охристианском пути очищения души. Но в том и состоит неувядающаямудрость мифов и гениальность создателей трагедий, что в них сказаноо вечном в образах своего времени.
Историческим свидетельствомвечности смысла, который несет в себе миф и трагедия об Эдипе,является древнерусская повесть о житии христианского святогопреподобного Андрея Критского28.
Его судьба необычайно сходна ссудьбой Эдипа: и он убил нечаянно отца и по неведению женился насвоей матери, и ему ангел предсказал будущие тягчайшие преступления,когда он родился.
Узнав о своем невольномпреступлении, Андрей не отчаялся и не ослепил себя. После приходаСына Божия на землю человечество стало зрячим и получило способностьблагодатного исцеления. Андрей пришел в монастырь, исповедал свойгрех, и настоятель повелел направить великого грешника в ров, чтобыГосподь Сам решил, может ли он быть прощен. Долгое время провелАндрей в покаянных слезах. И когда настоятель повелел узнать, чтостало с тем великим грешником, ему сообщили, что Андрей чудеснымобразом сохранен и даже поет покаянные песнопения и псалмы. Слезами ипокаянием Андрей искупил свой невольный грех. Это покаяние родиловеличайший памятник песнотворчества кающегося человечества — Великийпокаянный канон преподобного Андрея Критского, который читается ипоется в православных храмах на первой неделе Великого поста. ТакАндрей стал преподобным Андреем, святым Церкви Христовой. И неслучайно он жил в Греции, ибо его судьба явилась завершением иисполнением чаяний Эллады, открытым для всего человечества.
Очищающаяжертва как основа культа
Жертвоприношение — очистительнаяжертва — лежит в основе религиозных культов. Именно в этомисследователи видят сущность греческой трагедии, смысл гибели еегероев.
Здесь нередко возникаетхарактерная для научного интеллекта тенденция объяснять историческиефакты с позиций «детерминизма» и редуцировать их кархаическим примитивным формам. Эта тенденция логически вытекает из»плоскостного» понимания истории вне вечного, духовногоизмерения. Такова и методология «научного атеизма».Религиозный культ и священные тексты толкуются согласно логике: упримитивных народов это уже было, следовательно, это невежество,»пережиток прошлого». При этом марксисты забывают о вполнесправедливом методологическом высказывании своего «классика»,согласно которому «анатомия человека — ключ к анатомииобезьяны».
В логике научного детерминизманевозможно ни понять, ни объяснить тексты Священного писания; в них -иная логика: не из прошлого, а из вечности. «Превечный совет»постепенно разворачивается и осуществляется во временном бытии.Обратимся к Библии. Ветхий и Новый Заветы соотнесены в ней особой,смысловой логикой. Это не детерминизм, не преемственность. Рассудкомне понять слова Спасителя в Нагорной проповеди: «Не думайте, чтоЯ пришел нарушить закон или пророков: не нарушить пришел Я, ноисполнить. Ибо истинно говорю вам: доколе не прейдет небо и земля, ниодна йота или ни одна черта не прейдет из закона, пока не исполнитсявсе». Иисус Христос открывает иной смысл ветхозаветныхзаповедей: «не убивай», «не прелюбодействуй», «непреступай клятвы».
Суду подлежит не только убивающийтело, но и «гневающийся на брата своего напрасно».Прелюбодействует всякий, кто «смотрит на женщину с вожделением».Заповедь «не преступай клятвы» Господь выражает словами «неклянись вовсе»… Совсем по-иному раскрывается заповедь оботношении к врагам: «Вы слышали, что сказано: око за око, зуб зазуб. А я говорю вам: не противься злому». «Вы слышали, чтосказано: люби ближнего твоего и ненавидь врага твоего. А я говорювам: любите врагов ваших, благословляйте проклинающих вас,благотворите ненавидящим вас и молитесь за обидящих вас и гонящихвас, да будете сынами Отца вашего Небесного, ибо Он повелевает солнцуСвоему восходить над злыми и добрыми и посылает дождь на праведных инеправедных (Мф. 5, 17-46).
С точки зрения буквы закона,формально-логически, проповедь Христа не является выполнениемветхозаветных заповедей. Как же понять слова Спасителя о том, что «ниодна йота или ни одна черта не прейдет из закона, пока не исполнитсявсе»? Господь говорит не о выполнении предписаний ВетхогоЗавета, но об исполнении — полноте реализации того вечногосодержания, которое лишь частично, предварительно было раскрытопророками в меру возраста ветхозаветного человечества. Бог открываетчеловеку путь богосыновства: «Итак будьте совершенны, каксовершен Отец ваш Небесный» (Мф. 5, 48).
Таково призвание, предназначениечеловека, путь к которому в древности лежит через выполнениеветхозаветных заповедей.
Подобным же образом следуетпонимать соотношение ветхозаветного и новозаветного культов. П.А.Флоренский дал потрясающий образ ветхозаветного Иерусалимского Храмаи его жертвенника: «Вечный огонь горел на нем: это был не очаг,а целый пожар, в который непрестанно подкидывался материал горючий.Представьте себе треск, свист, шипение огня на таком жертвеннике.Представьте себе почти циклон, образующийся над храмом. По преданию,он никогда не гас от дождя. Но это было необходимо: что же тутудивляться — ведь тут сжигали целых быков, не говоря о множествекозлов, баранов и так далее». «Все это страшно, ибо страшнаВысшая Реальность. Однако все это, весь культ, есть «теньбудущего, а тело — во Христе» («я же суть сень грядущих,тело же Христово») (Кол. 2, 17) — тело, то есть реальностиподлинное бытие, противополагаемое тени…»29Итак, если страшна тень реальности, то сколь страшнее самареальность. Количественная величественность культа ветхозаветногокак бы сжимается в качественную напряженность культа новозаветного(выделено мною. — Т. Ф.). Не быки, козлы и агнцы, но СамГосподь, Сам Он принес Себя в Жертву: «единою Себе принесе».
***
Культурно-историческое освещениепсихологии катарсиса свидетельствует о единстве законов душевнойжизни человека при всем различии их конкретно-историческоговоплощения. Так катарсис античной трагедии прообразует христианскоепокаяние. И в наше время действует закон очищения души. Об этомсвидетельствует опыт психологического консультирования, обращенного ксовести человека.
1В наше время битва Орфея с Сиренами не завершена: идет борьба силдобра и зла в искусстве, особенно в музыке, за души людей.
2Лосев А. Ф., Шестаков В. П. История эстетических категорий. — М.,1965. — С. 86.
3Аналогичен образ ветхозаветного Лота, жена которого превратилась всоляной столб, обратившись вспять (Быт. 19, 36).
4Вендрова О. Е. Молодежный телефон доверия в СССР // Социологическиеисследования. — 1992. — № 2.
5Выготский Л.С. Психология искусства. — М., 1968. — С. 271.
6Теория катарсиса как «разрядки напряжения» развиваласьтакже А. Дерин-гом, Г. Ленертом, В. Эгжером и другими авторами. (См.:АникстА. Теория драмы от Аристотеля до Лессинга. — М., 1976.)Подобного рода идеи, высказанные еще в XVI в. Минтурно и Джакомини,не получили такого резонанса, как в XIX в. «медицинская теория»Бернайса.
7Ницше Ф. Собр. соч. — М., 1902. — Т. 8.
8Иванов Вяч. Дионис и прадионийство. — Баку, 1923.
9Фрейд 3. Тотем и табу. — М. — Пг., 1923.
10Токарев С. Магия // Философская энциклопедия. — М., 1964. — Т. 3.
11Фрейд 3. Толкование сновидений. — М., 1913.
12А. Ассаджиоли, основатель «психосинтеза», такжерассматривает катарсис к разрядку напряжений.
13Выготский Л. С. Психология искусства. — М., 1968. — С. 183.
14Там же. — С. 186.
15Там же. — С. 184.
16″Итак, настоящая тайна искусства мастера заключается в том,чтобы формою уничтожить содержание; и тем больше торжество искусства,отодвигающего содержание и господствующего над ним, чемвеличественнее, притязательнее и соблазнительнее содержание само посебе, чем более оно со своим действием выдвигается на первый план илиже чем более зритель склонен поддаться содержанию» (Шиллер Ф.Собр. соч. — М., 1957. — Т. 6. — С. 326.)
17Выготский Л. С. Психология искусства. — М., 1968. — С. 273. Сюда жеможно отнести шутки, остроты, анекдоты: реакции на них могут бытьобъяснены «взрывом», «разрядкой» нервной энергии.
18Пузырей А. А. пишет: «Выготский работал «в контексте задачидуховного освобождения человека, радикального его психического идуховного перерождения и развития» (См.: Пузырей А. А.Культурно-историческая теория Л.С. Выготского и современнаяпсихология. — М., 1986. — С. 46.) На мой взгляд, это можно сказатьскорее, действительно, о «контексте», чем о тексте трудовВыготского. Книга А. А. Пузырея интересна как диалог с Выготским ипереосмысление его текстов.
19Арановская О. Р. О фольклорных истоках понятия «катарсис»// Фольклор и этнография. — М., 1974. — С. 62.
20Арановская О. Р. О фольклорных истоках понятия «катарсис»// Фольклор и этнография. — М., 1974. — С. 62.
21Иной смысл имеет ветхозаветное жертвоприношение животных: человекжертвует своим имуществом.
22Ухтомский А. А. Письма // Пути в незнаемое. — М., 1973. — Сб. 10. -С. 389-390.
23Платон. Соч. в 3-х т. — М., 1970. — Т. 1-2.
24Ветхозаветное человечество руководствовалось этой максимой: «Окоза око, зуб за зуб» (Библия. Исход. 21; 24).
25Аверинцев С. С. Аналитическая психология К. Г. Юнга и закономерноститворческой фантазии // О современной буржуазной эстетике. — М., 1972.
26Слово «раскаяние» в переводе с греческого цетолюкх означает»изменение сознания».
27Лосев А. Ф. Проблема символа и реалистическое искусство. — М., 1976.
28Воловикова М., Трофимов А. Возвращение к себе. Психология. Символ.»Культура. — М., 1995. — С. 59-60.
29Флоренский П.А. Из богословского наследия // Богословские труды. -М., 1977. — Т. XVII. — С. 97-98.
ВОЗВРАЩЕНИЕ К ИСТОКУ
Встречас совестью
В консультацию для разводящихсяпришла женщина, но пришла она не по случаю развода: она попросилавыслушать ее, потому что не может поделиться своей трудностью ни скем из знакомых, а я — «человек посторонний».
М. (так назовем нашу собеседницу)- молодая женщина, мать, она любима мужем. Работает М. в канцелярии.
Моя собеседница начала с жалоб нато, что ей «все надоело». Ей не хочется жить, и все чащеприходят мысли о самоубийстве. Разговорившись, она возмущаласьпостоянной нехваткой денег, неустройством жизни, с озлоблениембичевала современных «буржуев», которым все достаетсядаром, а ей приходится за гроши просиживать на скучной работе, апотом бежать в магазин, а потом возиться на кухне… А на кухнесоседка — «вредная старуха», у них постоянные скандалы.Соседка больна раком, и когда М. переезжала в эту квартиру, ейсказали, что «старуха долго не протянет». Но вот уже второйгод они живут в общей квартире. «Почему я и мои дети должныстрадать из-за нее?!» Один незнакомый посетитель канцелярии,которому она (тоже как «постороннему человеку») рассказалао своей квартирной проблеме, не то в шутку, не то всерьезпосоветовал: «А вы подсыпьте ей в кастрюлю…» М. — «нетакой человек…», но эта мысль навязчиво преследует ее.Отношения с соседкой накалились до предела. Раньше М. жила со своейматерью. Это была совсем другая жизнь; мать, которую она оченьлюбила, скончалась. И с соседкой, когда та только переехала, былинормальные отношение: она присматривала за детьми, помогала похозяйству. А теперь — «житья нет: высыпала в мое помойное ведросвой мусор! Это уже невыносимо» .УМ. чувство отчаяния ибезысходности. Свою злобу и раздражение она вымещает на муже, надетях, даже на посетителях канцелярии. Радости в жизни — никакой. Унее была цель — приобрести мебельный гарнитур, и она своего добилась:муж купил в долг именно то, что она хотела. Она живет от одной цели кдругой. Теперь ее главная цель — жить в отдельной квартире: они»поставлены на очередь», но скоро ли она подойдет? Если быумерла соседка, они остались бы в этой квартире. Но у М. уже неттерпения ждать. Ей «все опротивело» . Таков краткийпротокол (по памяти) рассказа М. о себе. Моя собеседница, не ведаятого, оказалась в нравственной коллизии Родиона Раскольникова. Она недошла до сознательного решения избавиться от «старухи» и немогла сочинить статью о том, что цель оправдывает средства. Но ее»Почему я и мои дети должны страдать из-за нее?!» выражаеттот же протест и то же оправдание своего поведения. При всей своейархе-типичности это конкретное живое событие, глубинная сущностькоторого раскрывалась в нашем диалоге с М. Описывая и анализируя этотслучай, я буду говорить не только о М., но и о своих переживаниях исостояниях. Такой «субъективный отчет» психолога являетсянеобходимой составляющей анализа ситуации диалогического общения.
Начало нашей встречи с М. было повнешней форме ее монологом: она объяснила свой приход желанием бытьвыслушанной; это не просто потребность выговориться, разрядиться, ноеще и быть услышанной другим человеком. Существенно и то, что онапредпочла «постороннего» человека (как в случае со своим»недобрым советчиком», так и в психологическойконсультации) своим близким знакомым. По-видимому, выговориться»постороннему» лучше для того, чтобы увидеть себя состороны, т.е. более объективно, чем глазами близких и знакомых,которые могут быть пристрастны. Кроме того, постороннему человекуможно сказать то, что стыдно сказать знакомому. За этим стоитнеспокойная совесть и потребность исповедаться в надежде услышатьоправдание себе. В беседе с М., притом что говорила в основном она,диалог начался сразу. С моей стороны общение с ней началось в формевнимания.
Начало диалога с М. можно назвать- «от внимания к слову».
Состояние внимания выражалось всочетании двух разнона-правленных усилий и состояний. Одно из них -включенность в наличные переживания собеседника («эмпатическоеслушание) с максимальной отрешенностью от себя и т.п. «Ненабрасывать свою тень на другого», быть «прозрачным»для него — такова «сверхзадача» внимания.
Внимание означает принятие в себядругого человека через его слова, поведение, эмоции. Это значит -разделять то, чем живет человек, быть ему сопричастным. Этообъединяет двух людей таким образом, что становится легко высказыватьличное, сокровенное, возникает осознание того, что прежде не былоосознано. Такое внимание рождает правдивое слово как у говорящего,так и у слушающего. Эта ситуация объективации в слове своих поройскрытых состояний и переживаний сама по себе дает облегчениечеловеку, доставляет удовлетворение. Чувство сопричастности ипринятия другим, как известно, отвечает глубинной сущности человека,являясь важным психотерапевтическим условием, снимающим тревожность и»защитные механизмы».
Но с этим связано такое»погружение» в собеседника, которое может оказатьсячрезвычайно трудным и непосильным для психолога. Можно «заболеть»болезнью консультируемого, не оказав ему помощи. Необходимо и другоепроявление внимания: отстраненность от наличного состояниясобеседника, взгляд со стороны, невключенность в него -«вненаходимость».
«Вненаходимость»содержит в себе эстетическую установку на выявление в человеке егоЛица (духовного «Я»), скрытого за «маской»наличного «Я», что служит одним из критериев успешностидиалога.
В начале нашей беседы с М. лицоее было искажено тревогой, маскируемой неестественной веселостью.Внутрення напряженность превращала ее миловидное лицо в искаженнуюмаску. В процессе беседы оно становилось спокойнее, естественнее,стало освещаться радостью и воодушевлением, искренним раскаянием. Ужев конце первой беседы проявилась красота ее лица.
Обе стороны внимания,противоположные по своей направленности, внутренне неразрывно связаныи предполагают друг друга (хотя достижение этого единства нелегко иможет быть понято лишь опытным путем). Сопереживание человекупомогает проявиться его подлинному лицу, а это открывает иной уровеньобщения, основанный на вере в человека. Эта вера возникает вопрекиочевидности, которая может быть удручающей. Именно она создаетатмосферу доброжелательности и принятия человека при неприятии егоналичного состояния. Так, сопереживание способствует вненаходимости,которая, в свою очередь, помогает сопереживанию, «обезвреживая»его и переводя на духовный уровень.
Эта двойственная установкавнимания: на слияние с собеседником и вненаходимость — являетсяусловием внутреннего равновесия психолога. Она позволяет неподдаваться стремлению собеседника втянуть консультанта в своесостояние и добиться подтверждения правильности своей позиции,помогает избежать разного рода обвинений (типа «вам легкоговорить») и т.п. Эта установка позволяет быть объективным, неотождествляться с наличным «Я» собеседника и в то же время,сочувствуя человеку, не терять с ним внутренней связи.
Сочувствие к М. у меня возниклоне по поводу ее наличных нужд, связанных с желанием смерти соседке.Это было сострадание к человеку, который не живет, а мучается: ведьубивая своим поведением тяжко больного человека, она убивает жизнь всамой себе. «Приняв» М. такой, какая она есть, — в ееналичном «Я», можно лишь утвердить правомерность ееповедения, закрепить безысходность состояния.
Отношение к другому как к самомусебе — норма диалога. Но в ситуации с М. наши позиции не равны: яосознаю то, что закрыто пока для ее сознания, и могу помочь ейизменить понимание жизненной ситуации. Но сделать свой нравственныйвыбор может лишь сама М.
Первый этап нашего диалога с М.был не просто ее «выгова-риванием» и моим вниманием: этобыл процесс установления отношений. К концу ее рассказа эти отношениядостигли такой интенсивности, что их трудно было бы прерватькакими-либо внешними помехами или важными сообщениями. По ходурассказа М. ее состояние менялось от напряженно-раздраженного дорадостно-приподнятого. Между нами уже совершался диалог: я не простомолчала, а высказывала свое отношение к тому, что слышала, выражениемсочувствия, огорчения, озабоченности, сострадания к бедственномусостоянию души, мятущейся в неосознаваемом нравственном конфликте.Мои реплики были обращены поверх ее наличного «Я» кдуховному «Я». И вопреки удручающей очевидности, этотконтакт с подлинным «Я» давал нам обеим радость общения. Ихотя сама М. не осознавала этого, она переживала душевный подъем,близкий к радости (а ведь радоваться, казалось бы, ей нечему), хотелапродолжать беседу, робко надеялась на возможность выхода из своегожизненного тупика. Я тоже испытывала радость общения (хотя, казалосьбы, мне радоваться нечему), симпатию к М. (вопреки антипатии к ееповедению), веру в то, что она выйдет из душевного кризиса. Во времяэтого внешне одностороннего диалога мы достигли состояния внутреннегоконтакта.
Затем последовали вопросы М. имои ответы. На «крик души»: «Ну скажите, что мнеделать?» — я после долгой паузы: сказала, что она сама знает,что нужно делать… В ответ я услышала возмущенно-протестующее: «Ноэто же невозможно! Я же не могу!..» «Не хочу…» -поправила я. Мы вполне понимали друг друга, хотя постороннемуслушателю было бы непонятно, что речь идет о том, чтобы изменитьотношение М. к своей соседке. Протест постепенно сменился желаниемслушать и понять.
Диалогичность общения связана свнутренним диалогом собеседника. Эта связь диалогов внутреннего ивнешнего раскрыта М.М. Бахтиным в его работе о творчестве Ф.М.Достоевского. Так, во внутреннем диалоге Ивана Карамазова звучатпротивоположные голоса Алеши и Смердякова; осуждающий голос Гани иоправдывающий — Мышкина противоборствуют в душе Настасьи Филипповны;Порфирий говорит Раскольни-кову голосом его совести, не обличая егоявно.
В нашем диалоге с М. я явностаралась помочь ей осознать нравственный конфликт, в котором онанаходится: только осознав его, она может совершить нравственныйвыбор. Моя задача — выразить и подтвердить голос совести. Он заглушенсобственнической, потребительской доминантой, на стороне которой -голос случайного посетителя, посоветовавшего отравить соседку. Этотголос поддерживает враждебное отношение М. к ней. Голос этотнавязчив, вопреки сознательному неприятию его, он отвечает насущнойпотребности, вступая в конфликт с совестью. Внутренняя раздвоенностьМ. (здесь полная аналогия » расколотости» Раскольникова) -источник ее душевных мучений, чувства безнадежности, безысходности.Желание смерти соседке ради перспективы жизни в отдельной квартиресопряжено с мыслями о самоубийстве. И в сущности, жизнь М. являетсятаким самоубийством: отравляя жизнь другому человеку, она отравляетжизнь себе и своим близким. Она не живет настоящим, а лишь стремитсяк будущему, и ее вещные цели не могут дать радости и полноты жизни.Мебель, квартира, деньги из средств жизни превратились для нее вцель, которая побуждает идти на любые средства достижения иподтверждает их правомерность.
С такой интерпретациейнравственного конфликта я беседовала с М. Поскольку я видела своюзадачу не в том, чтобы убедить М. в неправильности ее жизненнойпозиции и поведения, а в том, чтобы помочь ей осознать причину еесостояния, я и в беседе придерживалась принципа «вненаходимости»- эмоциональной нейтральности, тона спокойного разъяснения снамеками-подсказками, безразличия к ее эмоциональным «взрывам»и «нажимам». «Смотрите сами» — такова былатональность моих слов. Но эта позиция вненаходимости сосуществовала суже установившимся глубоким контактом с М. В результате нашей беседыМ. осознала: ее мучает совесть оттого, что она желает смерти своейсоседке. Но она по-прежнему не верила в возможность изменить своеотношение к ней.
Желание М. продолжить нашеобщение было велико, но встретиться мы смогли лишь по прошествии двухмесяцев. Это было время принятия ею самостоятельного решения.
При новой встрече первыми словамиМ. были: «Я и не думала, что так может быть!» Вопрекисомнениям, у нее установились мирные отношения с соседкой, скандалыпрекратились. М. чувствует себя совсем иначе: мысли о самоубийствеоставили ее. В их семейной жизни произошли изменения: по выходнымдням они стали выезжать за город, и это дает много сил и радости.Теперь М. больше не говорит о трудностях в воспитании детей, одефектах своего характера, о том, как нелегко с ней ее любящему мужу.У М. появились новые интересы — она посещает лекции по психологиисемейных отношений, занимается изучением характеров своих родных изнакомых и со страстностью неофита вовлекает мужа в круг своих новыхинтересов. Она не только изучает психологию, но и стремится помогатьдругим в их душевных трудностях.
Преувеличенная оценка моихвозможностей, выражающаяся в стремлении чаще встречаться,преодолевается путем раскрытия достоинств самой М. и ее осознания,что изменения происходят не благодаря мне, а благодаря нашемудиалогу.
Внутренняя борьба в душе М.продолжается. Но это уже борьба с известным противником. Диалог ссовестью становится осознанным. По характеру отношения М. ко мнеможно судить о том, на стороне какого голоса она находится в моментнашей очередной встречи (и каковы ее отношения с соседкой). Так как я- на стороне ее совести, то временное отступление от новой линииповедения М. проявляется в некоторой отчужденности, закрытости,беспричинных обидах на меня. Позиция «вненаходимости»помогает довести до сознания М. причину такого настроения. Наш диалогпродолжается.
Описанный случай служит примеромосознания и преодоления духовно-нравственного конфликта вдиалогическом общении.
Конфликт, в отличие отсознательного внутрипсихического противоречия, характеризуетсянеосознаваемостью, «вытес-ненностью» одной изпротивоположных сторон. Этим объясняется его иррациональность,бессилие человека овладеть своим поведением.
М. считает причиной своеготяжкого душевного состояния материальные трудности и отрицательныекачества своей соседки — она не осознает истинных его причин. Что же»вытеснено» в этом случае? Очевидно, что это не сексуальныевлечения, с которыми привычно связывается понятие «вытесненные».В случае с М. конфликт носит сугубо нравственный характер. Желаниесмерти соседке не является для нее бессознательным: она не хочетпризнаваться себе и другим в желании убить ее, хотя это желаниенаходится на поверхности, близко к осознанию. Ему соответствует советнезнакомого посетителя, выражающий внутренний голос самой М.,которому противостоит другой голос — нравственного долженствования:»нельзя». В этом противоречии двух внутренних голосов»хочу» сильнее, чем «нельзя», так как прагматизм,вещная ориентация — доминанта ее жизни. Реально М. уже травит соседкусвоим поведением. Этика вещизма предрасполагает к преступности, таккак другой человек превращается либо в средство, либо в помеху кдостижению. Такой помехой для М. была ее соседка. И если бы М. жилатолько этой логикой вещизма, желание устранить эту «помеху»не было бы для нее источником страданий и мыслей о самоубийстве.Нечто властно мешает ей осуществить преступное желание. Именно этойреально противодействующей силы и не осознает М., не зная ореальности ее существования. В противоборстве своих осознаваемыхаморальных потребностей и неосознаваемых духовно-нравственныхстремлений и находится М.
Как видим, эта ситуацияпротивоположна фрейдовской ситуации «вытеснения» влечений,несовместимых с сознательными моральными нормами. Скрытыми,»глубинными» здесь оказываются не «запретные»сексуальные влечения, а, напротив, позитивные духовные силы личности,тогда как аморальные желания открыты сознанию. Это свидетельство онесводимости личности к сексуальным, агрессивным и другимбиологическим влечениям. Глубина личности — это не бездна низости1.
К сожалению, моральные принципыМ., внешне усвоенные ею, не помогли ей справиться с конфликтом, ониоказались «отчужденными» от духовного «Я», апотому — бессильными, а голос совести (голос духовного «Я»)она не осознавала.
Знаменательно, что совесть какреальность внутренней жизни была осознана М. именно в ситуациидиалогового общения. Голос собеседника, обращенный к духовному «Я»,слился с внутренним, ранее не осознававшимся голосом совести, сталявным в ее сознательном внутреннем диалоге. Именно это помогло М.сделать сознательный нравственный выбор и начать преодоление своихдурных побуждений.
Так вышло, что на мучительныйвопрос: «Ну скажите, что мне делать?!» — я ответила долгойпаузой. Ретроспективно можно оценить эту паузу как приглашение краздумью и собственному ответу. В критический момент у человека могутпробуждаться скрытые духовные возможности, и мои последующие слова отом, что она сама знает, что нужно делать, имели смысл обращения кдуховному «Я» собеседницы. Реакция была поразительной посвоей яркости и убедительности — она показала, что М. действительнознает, что нужно ей делать. Ее наличное «Я» возмущается ипротестует: «Но это же невозможно! Я же не могу!..» Это былдиалог уже не со мной, а со своим духовным «Я»: ведь мноюничего не было сказано. Встреча двух «Я» состоялась, ихдиалог начался.
После взрыва протеста ивозмущения наступил момент выбора. М. захотела слушать меня, значит,захотела прислушаться к голосу своей совести, и в результате мы(точнее она со своей совестью) достигли согласия. Радость былообоюдной.
Это — радость возвращения»блудного сына» в отчий дом, о которой повествуется впритче о Блудном сыне. Расточив свое богатство и впав в крайнююнищету, он, наконец, вернулся к отцу, брошенному и забытому враспутной жизни, и был встречен с любовью и радостью.
***
Случай с М. — протофеноменкатарсического преображения личности благодаря встрече наличного «Я»и духовного «Я». Проанализируем этот случай в светепсихологии катарсиса.
Понятие катарсиса, как мы ужеговорили, связано с искусством трагедии2,генетически восходящей к мистериям, древним народным празднествам иобрядам «очистительного» характера. Поэтому строение исмысловая логика трагедии имеют определенную направленность.
Лейтмотив древнегреческойтрагедии — преступление и наказание. Преступник должен быть найден иизгнан во избежание гибели всего народа. «Царь Эдип» -трагедия осознания вины, раскаяния и добровольно принятого наказания.
Царь Эдип ищет преступника вовне,будучи сам этим преступником. Это психологически закономерноеявление: человек проецирует свои отрицательные свойства на других,обвиняет, осуждает, негодует, не видя их в себе (закон Двойника). Вбеседе с М. это свойство проявилось в полной мере. Она видела причинусвоих душевных страданий в «несправедливости». С однойстороны, социальная несправедливость»: «новые буржуи»живут за счет народа, за ее счет, у них — дачи с бассейнами, а она -в коммунальной квартире. С другой стороны, соседка, занимающая, какей кажется, ее жилплощадь, отравляет ей жизнь. Негодуя на соседку,она выявляет силу своих же собственнических инстинктов. В сущности,она отличается от обличаемых ею «новых буржуев» лишьотсутствием их достижений. Преступление совершается ею, а она ищетвиновника вовне.
Эдип упорно не желает признатьсвою вину. Обличения мудрого Тиресия вызывают взрыв возмущения: «Эдип(бешено): — Невыносима клевета такая! Сгинь, дерзкий волхв! Скорейуйди отсюда к себе обратно и оставь мой дом». Это звучит какизгнание голоса совести. В практике консультирования такая картинаобщеизвестна: взрывоопасная ситуация возникает, когда подходишь ксуществу проблемы. К этому надо быть готовым, если решаешься «вскрытьнарыв». Драматургия диалога с М. не была спланирована и неповторяла уже отработанные алгоритмы. Как всегда в диалоге, этоэкспромт. Но диалог происходил и переживался как реальная трагедия.М. была ее «героем», а я — одновременно и зрителем, исоучастником. Я сопереживаю как зритель в театре, который чувствуетсебя соучастником преступления, потому что страсти герояобщечеловеческие. Чувства гнева, раздражения, озлобления — вся гаммапереживаний М. понятна мне не теоретически, а опытно. Это значит, чтоони присущи и мне; степень их проявленности может быть разной, но всвоем пределе они ведут к убийству и гибели. Я это осознаю ипереживаю ужас за судьбу М. как за свою собственную. Такоесопереживание есть то, что называется «разделить» бедусобеседника. Оно связывает воедино: теперь ее поражение или победакасаются меня лично. Эта критическая ситуация мобилизует все душевныесилы и их бессознательные резервы; находятся нужные слова, интонациии паузы для кульминации драматического действия. Я — тотзритель-соучастник, который, в отличие от героя, знает преступника иможет подсказать выход. Важно, чтобы это произошло в нужный момент,когда он готов принять правду. Но взрыв «самозащиты»неизбежен. Не предрешен и выбор между голосом совести и голосомДвойника.
У читателя может сложитьсявпечатление, что диалогический подход в психологической практикенедоступен большинству людей и является уделом лишь немногихисключительных личностей. Действительно, этот путь непрост, онтребует от человека внутреннего усилия, внимания, обращенногоодновременно и на каждого человека, и на свое душевное и духовноесостояние. Но, по существу, он открыт каждому и является призваниемлюбого человека, стремящегося к глубокому творческому общению: ведьдуховное «Я» потенциально есть в каждом человеке, осознаетон его или нет.
Конечно, ближайший успех диалогав воспитании, обучении, психологическом консультировании, а также вповседневном общении зависит от духовного опыта. Необходимо самомуопытно знать, что такое диалог с духовным «Я», каковытрудности и перипетии внутренней борьбы с Двойником. Успехконсультирования зависит не столько от книжной образованности,сколько от практики созидания, образования своего внутреннего мира.Этот опыт накапливается одновременно с диалогическим обращением, одноневозможно без другого. Способность различать голоса во внутреннеммире собеседника зависит от опыта своего внутреннего диалога: чемглубже общение со своим духовным «Я», тем легче услышатьего голос во внутреннем диалоге собеседника и помочь ему в осознаниидуховного «Я». Опытное знание трудностей духовногостановления учит терпимости в общении с другими. Но как быть тем, укого этот опыт минимален или вовсе отсутствует?
На первых порах не знание, а верав духовное изменение человека создает установку на расположение иуважение каждого. Нужно не впадать в уныние и от своих срывов, ипадений, веря в то, что любой человек не сводится только к наличномусостоянию.
Признание потенциального инепознаваемого духовного «Я» учит бережности и осторожностив оказании психологической помощи: недопустимо внедрять себя, своиустановки и оценки в душу другого. Человек призван осуществить своюнеповторимую индивидуальность, идти своим единственным путем. Чужое»Я» может стать помехой на этом пути. Особенно явно этовыступает в творческом становлении личности.
Стремление найти свой идеал,наставника, любимого свойственно большинству людей, ищущихпсихологической помощи. Поэтому, оберегая человека, нужно учитьсявненаходимо-сти и избегать позы учителя. Необходимо сдерживать своеличное рвение «продвинуть вперед» человека, старатьсяоткликаться лишь на его вопросы и усилия. Нужно воспитывать в себеэмоциональную сдержанность и спокойствие.
В опыте такого общенияразвивается чуткость как к собеседнику, так и к своей интуиции, верав свое духовное «Я» и духовное «Я» другого. Как влюбом творческом процессе, чувство «эврика!» подсказывает,что искомое найдено. Здесь голос творческой интуиции сливается сголосом совести; она дает знать, что хорошо и что плохо. Этосовершается и в душе консультанта, и в душе консультируемого.Наиболее очевидно это в том случае, когда человек с радостью осознаети принимает то, что мучительно трудно и болезненно для егосамолюбивого наличного «Я»; когда он решается преодолеть,»победить себя» (когда ему не подсказано решение, а он сампришел к нему). Это уже опытное доказательство силы духовного «Я».
Если такой творческий процесссовершается в душе консультируемого, в чем же роль консультанта?Чтобы состоялся внутренний диалог, человеку бывает необходим диалог ссобеседником вовне — с человеком, верящим в него, в его духовныевозможности; тогда он начинает верить в себя и открывает в себе этивозможности.
Понимание, что ты не Учитель, авсего лишь пособник в диалоге, приводит к скромности, помогает ценитьобщение с каждым человеком и учиться у каждого.
Постепенное осознание своегодуховного «Я» все глубже раскрывает собственные изъяны итрудности их преодоления; это научает не осуждать людей, асочувствовать, помогать им без неприязни.
Все это формирует доминанту наСобеседнике, помогает преодолевать свой эгоцентризм, чувствопревосходства или, наоборот, неполноценности.
Ятебя слушаю…(О молодежном телефоне доверия)
Вопреки распространенному мнениюо подростковом негативизме, обостренном чувстве взрослости инезависимости, наши собеседники-подростки обращаются по телефонудоверия с такими вопросами: «Что мне делать?»,»Посоветуйте…», «Как?», «Зачем?»…Они явно хотят, чтобы их учили жить, и рады, когда взрослый человекделится с ними своим жизненным опытом. Беседы с подростками и юношамипо телефону доверия — это, в сущности, педагогический диалог; общениепо телефону создает наиболее благоприятные условия для педагогикидоверия. На примерах таких бесед постараемся раскрыть особенностипедагогического диалога3.
Почему подросток, избегающийобщения со взрослыми дома и в школе, может долго и серьезно говоритьпо телефону доверия? О чем это говорит? Прежде всего о егопотребности в таком общении и его «дефиците». Это общениене принудительно, оно свободно: подросток волен вступить в него ипрекратить разговор по своему желанию. Важно для подростка то, чтобеседы эти анонимны: со стороны взрослых ему ничто не угрожает. Егоне отчитывают, не читают мораль, а помогают разобраться в егожизненных трудностях и проблемах.
В числе этих трудностей далеко непоследнее место занимают взаимоотношения с родителями, конфликты всемье. Иногда звонят и родители с жалобами на своих детей, отбившихсяот рук.
Характерная для родителей иучителей дидактическая навязчивость затрудняет их общение сподростком. Показательно то, что в нашем опыте не было случая, чтобыподросток «бросил трубку» в знак возмущения, недовольства,протеста. Такие реакции в повседневном общении характерны дляподростков. По телефону доверия среднее время беседы — минут сорок, ато и больше.
Принципы диалогическогоконсультирования перекликаются с идеями «гуманистическойпсихологии», но заметно отличаются от них. Обсудим это сходствои различие на примере.
…Ф. начал разговор крайневозмущенным тоном: «Когда кончится этот кошмар?! Ждать — илисразу в петлю?..» Он обрушил на консультанта всю свою агрессию:ненависть к правительству, желание перестрелять, потопить в крови,резать и жечь…
Дать собеседнику выговориться,разрядить аффект — норма психологической помощи. Консультантпроявляет сочувствие к человеку, впавшему в отчаяние. Вгуманистической психологии этому соответствуют принцип эмпатическогослушания и принцип безусловного принятия собеседника. Но как бытьконсультанту, если он вовсе не сочувствует злобным чувствамсобеседника? Чтобы это отрицательное отношение к состоянию говорящегоне перешло на оценку его личности, консультант должен сохранятьпозицию вненаходимости, о которой мы уже говорили. Она в данномслучае выражается в отстраненности от наличного состояния Ф. Дляэтого консультанту необходимо оставаться самим собой, иметь своюпозицию и не поддаваться напору эмоций собеседника. В ответ накровавые планы Ф. консультант спокойно высказывает свою точку зрения:кровопролитием делу не поможешь, «взявший меч от меча ипогибнет». Встретив сопротивление, поток агрессии непрекратился, но Ф. проявил интерес к точке зрения собеседника. На егопрямой вопрос: «Что же делать?» — консультант не далответа, чувствуя, что он вызвал бы лишь негативную реакцию и усилилагрессивность Ф., но дал понять, что ответ есть: «Серьезные людизанимаются делом» . В конце почти получасовой беседы речь Ф.была уже не агрессивной, а шутливо-иронической: «Что же, гречкусеять?»
Для гуманистической психологиихарактерно стремление не давать советов и оценок собеседнику. Мы жедаем оценку агрессивным намерениям собеседника: «Взявший меч отмеча и погибнет» . Даем ее и в других случаях. Ориентиром втаких оценках является не личное мнение, а общечеловеческиедуховно-нравственные ценности. Чтобы не нарушить гиппократовскуюзаповедь «Не навреди!», консультант, говоря словамипсихолога Л.С. Выготского, должен стоять на незыблемой «скале»нравственных ценностей. Что же касается собеседника, он свободен ввыборе, но прежде, чем его сделать, ему следует осознать нравственнуюальтернативу, перед которой он оказался.
Следующий пример иллюстрируетдругой принцип диалогического консультирования: умение слышатьвнутренний диалог собеседника.
…Л. 17 лет. Он позвонил,жалуясь на одиночество: нет друга, девушки. Потом заговорил отрудностях жизни — «все злые».
Консультант высказал свое мнениео том, что это от бездуховности, на что Л. ответил жалобами: над нимвсе смеются, издеваются за то, что он не такой, как все, — не пьет,не курит, не соблазняет девушек. Консультант сказал ему «оздоровой овце в больном стаде». «А вы с мужем счастливы исчитаете, что все вокруг — больные?» — в этой реплике Л.консультант признала свою ошибку (осуждение людей, находящихся вбедственном состоянии); в ней прозвучала и явная заинтересованностьЛ. личной жизнью собеседницы; его вообще волновали проблемы любви исемьи. Признав свою оплошность, консультант сказала, что и у нее естьсвои трудности. Ее слова побудили Л. на откровенность, он признался,что тайком от родителей разглядывает «Плейбой» и ему этоприятно… У юноши явная сексуальная озабоченность. Но разглядываниепорнографического журнала, видимо, тяготит его, и он рассказывает обэтом, чтобы облегчить совесть. В его душе идет борьба междустремлением к любви, семье и грубым сексом. Консультант на сторонеего высшего голоса: подтверждая его, она говорит о том, что без любвисекс не может удовлетворить человека, что в Америке на смену»сексуальной революции» пришел культ романтической любви имногодетной семьи. Последними словами Л. были: «Спасибо. Выукрепили мою веру. Теперь мне легче будет с этим жить».
На протяжении почти всей беседыЛ. выговаривал то, что его мучило, смущало, чего он стыдился в себе.Из его слов можно было сделать вывод, что он «не такой, как все»лишь потому, что над ним довлеют родители, запреты которых он боитсянарушать. А из последних слов явствовало, что слова консультантаукрепили его сокровенную веру в любовь. Характерно то, что он неустыдился много говорить о сексе, но об этой вере в любовь сказалтолько в конце. Современные подростки и юноши стыдятся говорить овысоком: эта тема у них запретна. В подсознание вытеснены непостыдные сексуальные влечения, как о том писал 3. Фрейд, а,напротив, высокие стремления духовного «Я».
В душе Л. различаются голосаналичного «Я», озабоченного сексуальными проблемами, идуховного «Я», стремящегося к высокой любви. Важно слышатьэти голоса именно так, как они звучат в душе собеседника, чтобы найтиименно те слова, которые открывают вход во внутренний диалогсобеседника. Тогда голос консультанта сливается с внутренним голосомсобеседника, подтверждает, выявляет, укрепляет его.
Признаком того, что это — голосдуховного «Я», служат общечеловеческие духовно-нравственныеценности, когда они звучат не в поверхностно-морализующейтональности, а как бы рождаются в сознании человека, нередкопробиваясь сквозь сопротивление наличного «Я» с егопривычными мнениями и оценками.
…Девушка взволнованнорассказала о своей личной трагедии: друг, с которым она связываласвое будущее, бросил ее в крайне опасной для нее ситуации,испугавшись за свою жизнь. Все знакомые, да и он сам, считают, чтоему нет прощения. И она не может его простить, но мучительно страдаетот этого. Консультант, глубоко сопереживая собеседнице, поначалу исама склоняется к мысли, что такое невозможно простить, и долгопытается ее утешить, но безрезультатно. Ситуация заходит в тупик.Консультант чувствует невысказанную потребность девушки проститьвопреки всему, что она говорит. На помощь приходят слова апостолаПавла: «Любовь долго терпит». Беседа принимает совсем инойхарактер: отчаяние и безнадежность сменяются оживлением и надеждой.Девушка находит объяснение паническому бегству своего друга, впервыеза все это время вспомнив, что он сам пережил глубокую душевную ифизическую травму в подобной же ситуации. Она принимает случившеесякак испытание их любви.
После долгого поиска голосдуховного «Я» собеседницы был услышан, выявлен иподтвержден консультантом, и именно это принесло разрешение душевногоконфликта и успокоило, утешило ее.
Другим признаком того, чтоуслышан голос духовного «Я», служит именно этоумиротворение души собеседника. Оно приходит потому, что человекнаходит согласие с самим собой, своим высшим духовным «Я».Важно то, что это чувство мира, внутреннего спокойствия иудовлетворения беседой возникает вопреки тому, что принятое имосознание жизненной ситуации и решение изменить поведение идетнаперекор наличному «Я» с его самолюбием, эгоизмом,амбициями и даже благополучием.
…Девушка в отчаянии: еепреследует психически больной сосед, требуя выйти за него замуж. Онтерроризирует ее и всю семью. Обращения в милицию и в психдиспансерне помогают: его периодически кладут в больницу и снова выписывают.Как избавиться от соседа? «За что такая судьба?»
Проявив искреннее сочувствиесобеседнице, консультант убеждается, что изменить внешнюю ситуациюнет возможности. Рассказывает девушке еще более трудную ситуацию,аналогичную этой. Острота переживания постепенно убывает, и тогданачинается диалог о возможности иного отношения к жизненнымиспытаниям. «За что такая судьба?» — нам не дано знать. Ножизнь не случайно ставит нас в те или иные обстоятельства; у каждогосвоя логика жизни, ее называют «судьбой». Но если человекспособен устоять духовно в жизненных трудностях и испытаниях, онислужат ему школой духовного возрастания. Духовно человек свободен инеподвластен судьбе и року, как считали древние греки: судьбапреодолевается и изменяется духовным усилием человека, его мужествоми терпением в жизненных трудностях. Во время беседы консультантчувствует глубокий контакт с собеседницей. Вопреки своим словам, чтоона «неверующая», девушка искренне принимает слова одуховных возможностях человека: «Я только сейчас поняла, что кэтому можно относиться как к испытанию. Спасибо». Голос еезвучит спокойно и серьезно.
Признаком успешного диалогаявляется это переживание глубокого внутреннего контакта ссобеседником и чувство спокойного удовлетворения, звучащего в голосеконсультируемого и переживаемого самим консультантом. Между ниминаступает согласие. У них нередко возникает совпадение мыслей.Консультант не телепат. Это совпадение мыслей объясняется просто:собеседники заговорили о вечном, общечеловеческом, живущем в глубинедуши каждого из них.
Типичные проблемы, с которымиобращаются подростки и юноши за советом, — трудности взаимоотношений,возникающие вследствие чрезмерной привязанности к возлюбленному и егоохлаждения, вызванного повышенной требовательностью, ревностью,упреками и т.п. Стремясь к большей близости, девушки забывают о своемдостоинстве, становятся навязчивыми, надоедливыми и в результатетеряют свою прежнюю притягательность. Давление, притязания насобственность, неуважение к свободе любимого человека ведут котчуждению. Парадокс взаимоотношений состоит в том, что настоящаяблизость возникает при условии правильно найденной дистанции -«вненахо-димости». Эти довольно непривычные и нелегкие дляподростков и юношей мысли, высказанные на доступном им языке, ивызывают у них реакцию радостного согласия. Нелегко предоставитьдругому свободу: можно и потерять его; нелегко согласиться с тем, чтоты надоела, потеряла привлекательность и т.п.: это должно огорчать ирасстраивать. Но радость осознания смысла случившегося перевешиваетотрицательные переживания. Существенно то, что «в глубине души»они это знали, но это знание, очевидно, затемнялось непосредственнымижеланиями и побуждениями. Психолог сыграл роль «повивальнойбабки», вызвав это знание из глубины души и подтвердив егоправильность. Если бы это знание было не собственным, а внешним, оновызвало бы у подростка и юноши протест и негативные реакции. Тольковнутреннее знание может быть действенным и преобразующим человека.
Это лишь одна из типичныхситуаций, для объяснения которой следует признать, что духовноезнание потенциально живет в душе каждого. Обращаясь к человеку какдуховной личности, можно вызвать к жизни это скрытое потенциальноезнание.
На первый взгляд можетпоказаться, что для успешного диалога достаточно иметь общительный,мягкий и доброжелательный характер — и все пойдет само собой. Но нашопыт говорит о том, что этого недостаточно. Сочувствие людям, желаниескорее помочь нередко оборачиваются повышенной активностьюконсультанта в общении, тогда как от него требуется сдержанность ивзвешенность в словах: он дает преждевременные поверхностные советы ирекомендации вместо того, чтобы терпеливо помогать собеседнику самомуосознать смысл своих трудностей и найти путь их преодоления.
Типичными ошибками в диалогеявляются перенос своего личного опыта на ситуацию другого человека, атакже на оценку личности собеседника и отношение к нему. Например,если человек рассказывает о своей беспричинной ревности к жене,сопровождающейся мыслями об убийстве соперника, консультант-женщина,у которой есть свой личный опыт немотивированной, необоснованнойревности мужа, невольно испытывает чувство антипатии к собеседнику, ипристрастное, необъективное отношение к ситуации консультируемогоможет привести к ложным оценкам и выводам. Диалог не состоится:вместо умиротворения собеседника консультант сама вступит в конфликтс ним и усугубит его личные трудности. Симпатии и антипатии ксобеседникам возникают помимо воли, пока нет доминанты на собеседникеи вненаходимости, о которых мы уже говорили. Распространенной ошибкойв диалоге является стремление скорее успокоить консультируемого, неразобравшись в существе его проблемы, не вникнув во внутренний диалогсобеседника. Но часто оказывается, что его душевная боль вызванамуками совести, и тогда благие желания консультанта не приносятглубокого примирения человеку с самим собой. Принцип гуманистическойпсихологии «не оценивай», распространенный и среди нашихотечественных психологов, не позволяет высказать свою оценкунравственной ситуации, и тогда консультант утрачивает свой голос,пассивно следуя за собеседником. Вместо диалога выходит монологконсультируемого.
Сочувствуя человеку, можно легкоувязнуть в его отрицательных переживаниях и вместо того, чтобыумиротворить его, самому прийти в душевное расстройство. Другаяопасность — увязнуть в личных взаимоотношениях с консультируемым,стать виной новых трудностей и неразрешимых душевных проблем.Сочувствуя одиноким, инвалидам, жаждущим общения, консультант можетутратить ту душевную ясность и трезвость, которая даетсявненаходимостью.
…Юноша-инвалид обращается кконсультанту уже не в первый раз: ему нравится говорить с добрым,приятным человеком. Беседа длится более часа и заканчиваетсяприглашением собеседницы к себе в гости. Консультант не может принятьэто приглашение и вынуждена отделываться неопределенными уклончивымифразами. Добрые намерения консультанта могут обернуться для этогоюноши душевной болью: обнадежив его личным участием, приятельскимтоном, она вынуждена отказать в личных отношениях, которых ждет отнее одинокий человек.
Характерной ошибкой неискусного вдиалоге консультанта является стремление скорее «продвинуть»собеседника в духовном плане. Это оказывается безрезультатным.
…Девушка жалуется наодиночество, пустоту и бессмысленность своей жизни. В ответ на этоконсультант с воодушевлением говорит о развитии личности, одуховности… Собеседница вежливо выслушивает, поддакивает, ноконсультант чувствует, что контакта нет, беседа идет вхолостую.Последняя фраза девушки: «Да, но мне нужен друг» — выражаетсуть ее обращения, мимо которой прошла консультант, поторопившисьнаставить ее на путь истины.
Первичным для консультанта должнобыть внимание к непосредственным мотивам обращения собеседника, еговопросу, каким бы маловажным он ни выглядел в его глазах. Этовнимание способствует непосредственному контакту. Когда онустановлен, собеседник сам охотно раскрывает свои глубинныеличностные проблемы и в такой доверительной беседе сам же и осознаетих. Тогда самые обыденные и «легкомысленные» вопросы типа:»Где можно подработать?» или «Как попасть в клубпоклонников Майкла Джексона? » — могут стать началом серьезногодиалога, дающего толчок духовному развитию подростка и юноши.
Наши собеседники самисравнительно редко обращаются с вопросами духовно-нравственногохарактера. В психологии было принято считать, что старшийподростковый и юношеский возраст — время личностного самоопределения,поиска смысла жизни, выработки мировоззрения. Но по опыту работы нателефоне доверия этого сказать нельзя. Может быть, в этом сказываетсянегативизм в отношении ко всякого рода «идеологии», а можетбыть, духовно-нравственная деградация общества?
Ясно, что у современногоподростка проблемы духовно-нравственного характера «не в моде».Опыт диалогического общения говорит о том, что они «вытеснены»в область бессознательного. В сознании же преобладают темы,считавшиеся во времена классического психоанализа постыдными инеприемлемыми для нравственной личности. Психоаналитику требовалосьмного времени и усилий для извлечения из глубин «подсознательного»этих постыдных влечений, дабы «раскрепостить» их. Сегодняэтого уже не требуется. В «закрепощенном», «вытесненном»состоянии оказывается духовное «Я» подростка.
О том, как значимы этивытесненные духовно-нравственные проблемы, говорят беседы сподростками и юношами, стоящими на грани самоубийства. Они жалуютсяна бессмысленность своей жизни: «Так жить нельзя». Всетакие обращения переходят в беседы духовного плана. Только на уровнедуховного «Я» можно обрести основание и опору дляпреодоления жизненных трагедий и разочарований.
Для наличного «Я»трудности и страдания не имеют смысла. Человек, привыкший считать,что он «живет для счастья, как птица для полета»,протестует против них. И одной из форм такого протеста являетсясамоубийство. Только духовно можно осмыслить и принять жизненныестрадания как неизбежное условие духовного роста, как школувозмужания и испытания на прочность.
От того, как относитсяпсихолог-консультант к реальности духовного «Я», зависитхарактер его общения с теми, кто стоит на грани самоубийства, азначит, и выбор самих этих людей.
Возникновение службы довериясвязано с трагедией самоубийства девочки-подростка. Священникангликанской церкви Чэд Вара, потрясенный этим самоубийством, основалобщество «Самаритянин» для неотложной психологическойпомощи по телефону. Основание таких служб в разныхстранах-способствует заметному снижению числа самоубийств. Вподготовке работников этих служб участвуют священники. Люди, верящиев бессмертие души, конечно, скорее смогут помочь отчаявшемуся вжизни, чем атеисты, для которых смерть физического тела означаетконец существования человека. Какой смысл переносить невыносимыетрудности и страдания, терпеть непрерывные жизненные невзгоды, если сэтим можно покончить?
Для христианина несение своегожизненного креста является путем, открывающим ему вечную жизнь;только добровольное несение трудностей и страданий соединяет соХристом, принявшим на себя страдания всего человеческого рода. Такоестрадание радостно: оно открывает в душе человека диалог с Богом.
Прикосновение к таинственнойглубине духовной жизни человека обнаруживает скудность инеполноценность психологического языка. В абстрактной системерассуждений слова «истина», «дух», «вечность»отвечают на вопрос «что?», а не «кто?» — вспомнимснова вопрос Пилата: «Что есть истина?» — перед лицомживого бога.
Психологу, независимо от еговзглядов, следует признать преимущество языка религии перед языкомнауки. Бог, Слово, Дух, Истина — живые лица, с которыми человек можетвступить в диалог. Только такой диалог открывает полноту духовнойжизни. В нем она обретает сознание, словесное выражение. Врелигиозном культе обретается культура духовной жизни, путь косознанию своего духовного «Я» как сопричастного Христу.Интеллигент, пренебрежительно, свысока относящийся к конкретной жизниЦеркви, лишает себя языка духовной жизни, остается духовнобессловесным существом, поскольку жизнь духовная недоступна языкуабстрактных логических понятий. Обряды и таинства Церкви совершаютсяна языке символов, в которых слиты воедино образ и смысл, горнее идольнее, временное и вечное; это язык, на котором человек вступает вдиалог с Богом. Пока он не освоен (а как всякий язык, он нуждается визучении и освоении), духовная жизнь остается неосознанной иневыраженной, духовное «Я» лишь смутно предчувствуется, ане осознается как реальность.
Признание преимущества языкарелигии над понятийным языком само по себе не делает человекарелигиозным: перестройка мировоззрения зависит не только от сознания.Но психологу-консультанту и педагогу необходимо избавиться откомплекса превосходства над религиозными людьми, порожденногодесятилетиями атеистического невежества. Подобная установка исключаетвозможность диалога с людьми религиозными. Общаясь диалогически,человек учится вхождению в способ мировоззрения собеседника; самопродвижение в диалогическом общении способствует духовному развитиюпсихолога и педагога.
Необходимо понимать разные языкии уметь ими пользоваться. По опыту консультирования можно сказать,что выбор того или другого языка, тональности, стиля общенияпроисходит непроизвольно. Диалогом руководит не рассудок, а духовное»Я» посредством интуиции. Важно доверять этому своемутворческому началу. Диалог — творческое духовное общение, и слово внем не планируется, а рождается.
В таком диалоге девушка,позвонившая в состоянии отчаяния и желания покончить с «бессмысленнымсуществованием» по примеру своей подруги, приняла словаконсультанта, несовместимые с ее атеистическим сознанием. Онаповерила, что путем самоубийства ей от страданий не уйти: они пойдутза ней, только в другой форме жизни, и там она уже ничего не сможетисправить. Пока это возможно, ей нужно здесь сделать своесуществование осмысленным. Слова, чуждые ее наличному «Я»,отозвались в скрытой глубине ее души. Звонок ее был не последним.
Мировоззрение, отрицающее вечнуюдуховную жизнь человека, служит обоснованием и оправданием произволараспоряжаться самим существованием своей жизни, а значит, и жизнидругого. Если вечной жизни не существует, человеку «вседозволено». Но память о вечном живет в душе каждого ипробуждается вопреки искалеченному сознанию.
На жизненном пути человеканаступает момент острого кризиса: его можно назвать кризисоммировоззрения. Для наших дней эта ситуация весьма характерна. Люди,отказавшись от прежних развенчанных ценностей, нередко впадают вцинизм (вариант «подросткового негативизма»). Но иныепереживают мучительную потребность понять истинный смысл жизни и своеназначение. Духовное пробуждение человека выражается в осознанииложности тех взглядов, которые он прежде отстаивал, и раскаянии всодеянном. Пока человек доволен собой, он спокойно почивает вколыбели своего наличного «Я». Его так называемая у нас»духовная жизнь» заключается в «удовлетворении своихдуховных потребностей». Эта потребительская установка прямопротивоположна сущности духовной жизни — отказу от эгоистического «Я»с его самодостаточностью и самоутверждением. На пути духовногостановления человеку предстоит преодоление внешнего и внутреннегосопротивления: инерции, привычек, ожиданий окружающих, может быть,отказ от привязанностей и жизненных благ.
Вершина этого пути — готовность ксамопожертвованию, вплоть до принесения в жертву своей жизни. Толькона таком пути прежнее наличное «Я» преобразуется силамидуховного «Я». Говоря словами Ухтомского, «Двойникумирает, чтобы дать место Собеседнику».
Принципы работыконсультанта
Вступая в диалог с собеседником, консультант признает в нем потенциальное духовное «Я».
Из этого признания следует, что он не может воздействовать на собеседника и управлять им, не нарушая гиппократов-ский принцип «Не навреди!» Глубина личности является тайной для него.
Личность собеседника в той или иной степени сама может раскрываться благодаря диалогическому контакту с консультантом.
Диалогический контакт возникает по мере принятия личности собеседника; принятие личности каждого основывается на убеждении в духовном достоинстве человека, независимо от его наличного состояния.
Другим условием диалогического контакта является сопереживание человеку в его наличных жизненных ситуациях — горестях и радостях: это контакт с наличным «Я» собеседника.
Если принятие личности на основе его духовного «Я» безусловно, то принятие наличного «Я» обусловлено оценкой его проявлений (консультант может не принимать такие проявления, как жестокость, лживость, преступность и т.д.). Эта оценка определяется универсальными общечеловеческими духовно-нравственными ценностями.
Консультант может высказать в той или иной форме свою оценку или подвести собеседника к самостоятельной оценке своего наличного «Я» и его проявлений. Действенность такой оценки зависит от наличия диалогического контакта.
Тактическими условиями диалога являются эмпатичес-кое внимание к собеседнику, говорящему о своих трудностях и проблемах, помощь в преодолении и снятии деструктивных переживаний (гнева, обиды, ревности, отчаяния и т.п.), предоставление возможности собеседнику «выговориться», разделить его трудность и облегчить сочувствием и утешением.
Эмпатическое внимание способствует проникновению во внутренний диалог собеседника — диалог наличного «Я» и духовного «Я»: их противоречие, борьбу, конфликт или стремление к согласию.
Достижение внутреннего мира, целостности личности собеседника возможно лишь благодаря примирению со своим духовным «Я», поэтому консультант в своих суждениях и оценках подтверждает голос духовного «Я», его правоту.
Занимая позицию духовного «Я» собеседника, психолог помогает ему осознать причину отрицательных переживаний, связанных с угрызениями совести: не успокаивает, а способствует более полному раскаянию.
Эмпатический контакт помогает говорить на языке собеседника, учитывая уровень его культурного и личностного развития, убеждения, мировоззрения и т.п.
Консультант должен исходить из конкретного запроса собеседника и, прозревая скрытые за ним мотивы, выявлять глубинные истоки этого обращения: духовные ценности не могут быть усвоены извне, но будучи общечеловеческими, могут пробудиться, актуализироваться в значимой для человека ситуации.
В проблемах духовно-нравственного характера консультант стремится помочь осознанию противоречия между духовным «Я» и наличным «Я», оставляя за консультируемым свободу выбора.
Сохраняя свою ролевую позицию, консультанту не следует вступать с собеседником в отношения личного контакта и равноправия — это разрушает творческий конструктивный диалог, создает и усугубляет проблемы «переноса». Необходимо вырабатывать позицию «вненаходимости» — отстраненности от пристрастного личностного отношения ради объективности и полноты восприятия собеседника и его ситуации.
«Вненаходимость» помогает консультанту «не увязнуть» в наличном «Я» собеседника, а помочь ему приблизиться к духовному «Я».
«Встреча» можетсовершаться на трех уровнях: эмоциональном, сознательном и духовном.Последний уровень содержит оба предшествующих и является вершинойдиалога-«встречи».
Вот основные признакисостоявшегося диалога-«встречи».
Собеседники переживают чувство душевного контакта, радость общения, душевный подъем; вместо усталости — «второе дыхание».
Между консультантом и консультируемым возникает глубокое взаимопонимание, они находят «общий язык», понимают друг друга с полуслова.
Собеседники совместными усилиями находят разрешение проблемы; консультируемый принимает мысль консультанта как свою собственную.
В результате диалога с консультантом у собеседника пробуждается осознание своего духовного «Я»: происходит «встреча» наличного «Я» и духовного «Я».
Слово в диалоге
Одной из загадок психологическогоопыта является «нечаянное» обретение нужного слова,тональности, интонации.
Многими испытано влияниеаудитории на характер речевых высказываний; чем более лектор склоненк импровизации, тем явственнее и многограннее проявляется зависимостьего от слушателей: одна и та же тема раскрывается в различномсловесном, интонационном, ритмическом, стилевом и т.д. оформлениях.Аудитория оказывается молчаливым собеседником в диалоге и нередкоспособствует рождению новых слов, мыслей, примеров, аргументов.Объяснить это сознательной настроенностью лектора на данную аудиториювозможно лишь до некоторой степени и далеко не всегда: нередкислучаи, когда причина того или иного настроя выясняется лишьпостфактум.
Читая лекцию о воспитании детей внескольких аудиториях, я заметила в одной из них, что говорю внепривычном для себя замедленном темпе, каким-тоубаюкивающе-успокоительным тоном. Лекция казалась мне скучной ивялой. Но, к моему удивлению, слушали ее с глубоким вниманием и поокончании дружно благодарили за то, что лекция эта их «успокоила»,»сняла тяжесть с души». Оказалось, что в этот день пришлоизвестие о трагической гибели их заведующей. К своему стыду, я незаметила перед началом лекции тяжелого душевного состояния людей.Сонастроенность произошла помимо моего сознания. Но сонастроенностьэта удивительна тем, что она не отражает состояния аудитории, аспособствует преодолению отрицательного состояния, гармонизирует душилюдей.
Консультируя разводящихся вЗАГСе, я заметила, что, не успевая переключиться, без каких-либосознательных усилий меняю характер, стиль, интонацию и содержаниебеседы с каждым приходящим собеседником, хотя многие ситуации напервый взгляд идентичны: «не сошлись характерами». Наиболееудивительным был случай, запомнившийся мне с «доперестро-ечных»времен; он поставил передо мной проблему: как возможно, не знаячеловека, «с ходу» говорить с ним на его специфическомязыке? В консультацию для разводящихся прибыли двое: солидный,уверенный в себе мужчина средних лет и бледная, скромно одетая,понурая женщина. Мужчина сразу же выступил в роли обвинителя.Выслушав его, я вдруг заговорила с ним в бюрократическом «выговорном » тоне секретаря партбюро: «Вы разрушаетесоветскую семью»… «Семья — ячейка общества»… ит.д. «Отчитывая» таким образом представительного мужчину,обвинявшего во всех своих бедах молчаливую, бледную женщину, яудивлялась своей способности так естественно и легко произноситьстоль чуждый мне монолог. Но, закончив его, я увидела, что обвинительявно усовестился. По окончании беседы из журнала анкетных данных яузнала, что он работает директором автобазы и является членом КПСС.Не зная того, я говорила на языке собеседника таким образом, чтобыдостучаться до его совести. И в этом случае отметим, что характермоей речи не был результатом сопереживания и сочувствия собеседнику.Он не был также выражением эмоций: я была внутренне спокойна, аговорила в обличительном тоне. Были сказаны именно те слова, которыесоответствовали мировоззрению собеседника и получили отклик в егодуше.
В психологическомконсультировании нередко решающую роль играет слово (иливысказывание), выражающее способ разрешения критической ситуациисобеседника. Назовем его ключевым словом-высказыванием.
…Женщину в течение несколькихлет глубоко тяготят сложные отношения с человеком, ставшим еенаставником в искусстве. В молодости она относилась к нему как кУчителю, человеку высокодуховному и безупречному; он был идеалом,образцом для подражания и много сделал для ее духовного и творческогоразвития. Теперь, уже в преклонном возрасте, она все еще относится кнему как к Учителю, но чувствует в глубине души протест и стремлениепорвать с ним отношения; эти чувства оценивает как постыдные,жестокие, неблагодарные; стремясь «порвать отношения», онане в силах этого сделать. В диалоге выясняется, что чувство протестасвязано с чрезмерно авторитарным, подражательным отношениемсобеседницы к Учителю, тормозящему раскрытие ее творческойиндивидуальности, в чем повинна она сама, перенеся на него своинеосознанные личностные ожидания, не получившие удовлетворений. Ейнужно освободиться от иллюзий, стать собой в жизни и творчестве -«отпочковаться». Это слово оказалось ключевым для осознанияи разрешения внутреннего конфликта, оно открыло возможность статьсобой, не порывая отношений с «крестным отцом», любящим илюбимым. Внутренняя свобода, обретение себя, определенная дистанция вотношениях сделают их здоровыми, более глубокими и творческими. Споявлением этого слова наступило состояние разрешенности конфликта,радости осознания и взаимного согласия. Существенным моментом в этойситуации оказалось временное совпадение рождения ключевого слова сосознанием и разрешением конфликта.
Особо отметим чувство радостногосогласия, возникающего у собеседников при нахождении ключевогослова-высказывания. Само оно обретается в ходе обоюдных встречныхусилий. Создается впечатление, что ключевое слово-высказываниерождается не в сфере «Я» психолога, а в сфере «Мы».
Является ли обретение ключевогослова-высказывания способностью экстраординарного характера? Подлежитли оно научному объяснению?
Следует заметить, что не вовсяком общении происходит речевое «попадание в цель»: приповерхностном, формальном, деловом, закрытом манипулятивном и т.п.видах общения этого не наблюдается. Когда собеседник является»объектом воздействия», выступает средством дляосуществления каких-либо целей, слово-высказывание не рождается, авспоминается и употребляется. Рождение слова происходит лишь всубъект-субъектном общении, где собеседник становится центромвнимания как неповторимая индивидуальность.
Психологу необходимо высказать ипонять индивидуально неповторимое слово, и, как свидетельствует опыт,это возможно в диалоге. Но как это возможно — для науки являетсяпроблемой. Идея М.М. Бахтина о двухголосом слове выражает лишьконстатацию этого опыта, но не объяснение его.
Проблема понимания быласформулирована в языкознании Вильгельмом Гумбольдтом: «…Всякоеразумение между разговаривающими в то же время есть и недоразумение,и согласие в мыслях и чувствах — в то же время и разногласие».
Мы в разговоре стремимся выразитьсвою мысль в ее индивидуальной неповторимости и хотим быть понятымина глубине высказанного смысла, но именно в этом остаемся непонятыми:ведь свое высказывается словами общезначимыми. Не следует ли изэтого, что «мысль изреченная есть ложь»?
По мысли Гумбольдта, язык — несистема условных знаков-слов: он «может принадлежать толькосуществу, одаренному самосознанием и свободой, и происходит в нем изглубины его индивидуальности, для него самого неисследимой, и издеятельности дарованных ему сил… человек, без участия своегосамосознания, дает движение всей своей «духовнойиндивидуальности «.
Великий мыслитель говорит о том,что высказанное слово является творческим актом, порожденным духовнойиндивидуальностью; процесс этот не поддается сознательному управлениюи рефлексии.
Пониманию духовнойиндивидуальности созвучно наше понятие духовного «Я», такжене поддающееся сознательному управлению и рефлексии, «неисследимое»для человека, но реально действующее и проявляющее себя в творческойиндивидуальности. Так мы приходим к мысли о рождении слова на глубинедуховного «Я». Оно присуще каждому человеку, следовательно,потенциально каждый обладает даром слова, отвечающего уникальностисобеседника. Таков ответ на поставленный нами вопрос о нормеключевого слова-высказывания. Но это не статистическаянорма-преобладание: напротив, описанные нами явления не столь обычны,скорее исключительны в опыте общения. Тем не менее в них проявляетсязакономерность — не эмпирическая, а сущностная: ключевоеслово-высказывание рождается на глубине духовного «Я» двухсобеседников. Оно является двуголо-сым, потому что рождается в тойцентральной точке круга, где сходятся оси индивидуальностей (вспомним»модель» аввы Дорофея). Понимание уникального смыславысказывания принципиально возможно, но не как данное, а как заданноечеловеку.
П.А. Флоренский, развивая идеиГумбольдта, писал о таком понимании: «Мы верим и признаем, чтоне от разговора мы понимаем друг друга, а силою внутреннего общения,и что слова способствуют обострению сознания, сознанию ужепроисшедшего духовного обмена, но не сами по себе производят этотобъем. Мы признаем взаимное понимание из тончайших, часто вполненеожиданных отрогов смысла: но это понимание устанавливается на общемфоне уже происходящего духовного соприкосновения».
Из всего сказанного следует, чтопроблема понимания разрешима, но ее разрешение возможно лишь припостулирова-нии первичности духовного единства людей. В этом духовномединстве рождается живое слово.
П.А. Флоренский в своемлингвистическом исследовании пишет о слове как живом субъекте,индивидууме. Строение слова подобно строению человека: «Внешняяформа есть тот неизменный, общеобязательный, твердый состав, которымдержатся все слова; ее можно уподобить телу организма… Внутреннююформу естественно сравнить с душою этого тела… Эта душа слова — еговнутренняя форма — происходит от акта духовной жизни».»Чувственность, рассудок и разум» соединены в словенаподобие тела, души и духа. «Усвоение читаемого и слушаемогопроисходит одновременно на трех различных этапах: и как звук, вместес соответствующим образом, и как понятие, и, наконец, как трепетнаяидея…»
Преобразующая сила звучащегослова видна из описания фонемы: «Вникнуть в нее — значитрассмотреть, во-первых, то чувство усилия, которым организуютсяголосовые органы, и шире — все тело, ибо, в сущности, говорим мы негортанью и языком, но всем телом». Звуки фонемыпсихофизиологически связаны с соответствующими состояниями иэмоциями: так, слово «улыбка» заставляет улыбаться, слово»гром» раскатисто громыхает. Исследование фонем при помощиспециальной аппаратуры и нотная запись их звучания показывают, чтофонема — сложная система звуков, целое музыкальное произведение.»…Весь организм, раз он воспринимает, вибрирует сообразнослушаемому… Эта иррациональность действенности слова, хочетсясказать, понятна, т.е. понятна как аналогичная действенность чистоймузыки… Чем тоньше «совесть ушей», тем более значительными потому и ответственным сознается слово как явление звука».Рассмотрение же смысловой наполненности слова не оставляет сомнения втом, что понятие «индивидуум» по отношению к нему неявляется метафорой и слово действительно является живым субъектом,иначе невозможно и живое понимание в диалоге.
В этом бытийственном пониманиислова П.А. Флоренский выступает против «духовного позитивизма»,позитивистской «научности», в которых слово — лишь условныйзнак, лишенный подлинной жизни. Позитивизм лишает познаниеконкретности, в нем индивидуум лишается своей неповторимости -«этости»: «Научное мышление все построено на именахнарицательных, оно равнодушно к самой реальности, мало того — видитпомеху своему схематостроительству. Научное мышление «ищетсвоего». «Так ведет себя познающий, когда познаваемое — нелюбовь его, а польза». Исследуя полезные для себя свойства изависимости, позитивист утрачивает цельность индивидуальности. Дляпсихологии этот путь является тупиковым.
Исследование П.А. Флоренского остроении слова приводит нас к выводу о принципиальной неразводимостипонятий «вербальное» и «невербальное» общение.Звучание, интонации, ритм, мимика, жест, несущие значение и смысл,являются, по существу, словесными выражениями, поскольку само слово -не только значащее понятие, но и выразительный жест, «музыкальноепроизведение», поэтому и другие виды искусства являютсясловесными, логосными.
В интонации, жесте, мимике могутвыражаться отроги смысла, его составляющие или дополняющие моменты,но в них же может быть выражена вся его полнота и глубина. Таково и»понимание с полуслова». «Понимание без слов»выступает в нашем контексте не как «невербальное», но каквершина диалога.
Понимание без слов возможно лишьпри глубочайшей духовной близости людей. Им открыт внутренний опытнаполненности молчания. Такой опыт отличен от молчаливоговзаимопонимания людей, достаточно хорошо знающих друг друга иситуацию, чтобы без слов понимать происходящее и его последствия.Молчание отличается особым состоянием внутренней тишины, гармонии,наполненности. Это состояние может быть выражено словами «Тыесть»; такова вершина субъект-субъектного общения — вершинадиалога. Полнота общения возможна благодаря доминанте на другом,когда у собеседников замолкает их наличное «Я».
В психотерапевтическом диалогемолчанию предшествует внимание, выслушивание собеседника, вслушиваниев его внутренний диалог. Внимание изменяет состояние не толькопсихолога, но и его собеседника: негативные эмоции постепенноумиротворяются, переходят в положительные и сменяются радостьюобщения. Такая смена состояний собеседника может быть понята какследствие освобождения от доминанты наличного «Я» иоткрывшегося контакта с духовным «Я». Иначе труднообъяснить, почему в результате выслушивания он меняет свои прежниенегативные решения («Я ей отомщу! Она меня будет помнить!»и т.п.) на диаметрально противоположные, идущие от совести; ведьсовесть, как мы говорили, является голосом духовного «Я».
Доминанта психолога насобеседнике способствует духовному контакту, благодаря которомусобеседник без слов и наставлений способен принять молчаливый советконсультанта, выражающий не его личные, но универсальные ценности,общие им обоим. Таков безмолвный диалог об общем нравственномимперативе.
Слово рождается в молчании иуходит в молчание. Заметим, что в словах «молвить» и»молчать» общий корень. Опыт молчания трудно передаваем, онне поддается «объективному описанию» и тем более -доказательству. Можно апеллировать лишь к личному внутреннему опытучитателя или к предчувствию этого состояния, которое возможноблагодаря близости к своему духовному «Я»: оно существует втой центральной точке, где многоцветие индивидуальностей сливается вединый Свет. Внутренний опыт молчания говорит о реальности Источника,из Которого рождается слово: «В начале было Слово, и Слово былоу Бога, и Слово было Бог» (Иоанн, 1; 1).
Диалогчеловека с природой
Вся жизнь построена на Жертве.
Наша пища — это жертва природы.Едим ли мы убитые тела животных, собранные овощи и фрукты — мыпринимаем жертву. Жить, не осознавая этого, принимать жертву, неотдавая себя, — значит, еще не стать сознанием природы, не выполнятьсвое призвание.
Усилия цивилизованных обществсохранить природу для своего благополучия и потребления не дадутплода, пока человек не вступит в диалог с природой не в переносном, абуквальном смысле.
Мы говорим о диалоге каксубъект-субъектном общении. Из этого следует, что общение с природой- это не «подышать воздухом», «насладиться покоем»,»забыться в глуши лесной»… Такое — далеко не худшее -отношение к природе все-таки превращает ее в средство и фон длячеловека, в нем нет полноты общения, нет диалога. Пожалуй, большереального общения в трудовом отношении к природе, когда мы вскапываемучасток земли для посадки или ухаживаем за деревьями сада: мывзаимодействуем с природой, помогаем ее плодоношению, относимся к нейкак рождающей, а значит — живой. Даже потребительское ожидание урожаязаставляет прислушиваться, приглядываться к природе, узнавать ее нрав- ведь урожай зависит от погоды, солнца и дождя, удобренности земли.
Наши предки-язычники обращались кМатери-земле, прося об урожае, благодарили ее песнями, плясками ихороводами за щедрые дары. Праздники христианской Церкви тесносвязаны с жизнью природы, ее циклами. Христиане молятся ЦарицеНебесной и святым, совершают молебны об урожае, ниспослании дождя иблагоприятной погоды, о сохранении скота.
В житиях святых рассказывается олюдях, посвятивших себя служению Богу, людям и всему сущему воВселенной. Победив зло в собственной душе, очищая свою природу, ониизливают любовь не только на людей, но и на всякое живое существо.Эта любовь влечет к себе и диких зверей; таков образ преподобногоСерафима: он жил в лесной глуши, и в гости к нему приходил медведь залаской и угощением.
Духовная высота человека инравственная чистота открывают ему таинственный язык природы иприводят к общению с ней. Ведь природа живет в согласии с законамибытия, не нарушая их. Только у человека есть свободная воля, которуюон может использовать как для добра, так и для зла, греха4,нарушающего закономерный строй, гармонию бытия. Зло отражается нажизни природы; она страдает от жестокости, неразумности и своеволиячеловека. Страдает и природа самого человека, униженная иоскверненная.
Живя вопреки своему духовномупризванию, подчиняясь неочеловеченным, не преображенным телеснымвлечениям, поддавшись массовому соблазну «раскрепощения»инстинктов, современный человек вредит природе как окружающей его,так и своей собственной. Призвание человека — быть сознанием природы.Сознание должно быть господином тела.
Власть человека над природой -это господство любви и разума. Вспомним, как рассказано в Библии обизначальном назначении человека: «Господь Бог образовал из земливсех животных полевых и всех птиц небесных, и привел /их/ к человеку,чтобы видеть, как он назовет их, и чтобы, как наречет человек всякуюдушу живую, так и было имя ей» (Быт. 2, 19). Обратим внимание нато, что не «название, а «имя» давал человек в Едеме»всякой душе живой». Название можно дать безликой вещи, аимя дается только лицу, субъекту, с которым вступают в диалог. Болеетого, имя выражает сокровенную суть его носителя, его неповторимуюиндивидуальность. Значит, человеку до грехопадения было дарованопостигать сущность, уникальность всех живых существ; такое познаниевозможно лишь в диалогическом обращении к каждому как к лицу,субъекту общения. Таково призвание человека согласно Библии.
О взаимоотношениях человека сприродой говорят памятники культуры всех времен и народов. Трудновспомнить народную сказку, в которой не участвуют природные существа:они помогают добрым, мешают злым персонажам, совершают работу,непосильную самому герою сказки. В содружестве с силами природычеловек творит чудеса.
Но велико различие междудохристианским, «языческим» и библейским отношением кприроде. Поклонение могущественным силам природы, обожествлениеприродных стихий и животных — не отвечает назначению, месту человекаво Вселенной. Собеседник в диалоге не может быть кумиром. В Библииговорится об иной иерархии отношений: человек не раб природы, он -возделыватель и хранитель сада Едемского (Быт. 2, 15). Это господствослужения. Но служение это — Творцу и Его творению. Служениеневозможно без послушания. Знаменательно, что грехопадение Адама иЕвы произошло в нарушении их отношения с Богом через своевластныйпоступок, связанный с древом познания. Своевольное, непослушное Богуотношение к природе становится гибельным для человека.
Мы живем уже на краю гибели,именуемой «экологической катастрофой». Языческоеидолопоклонство силам природы сменилось жестоким насилием,паразитическим потребительством цивилизованного человека, утратившегоживую связь с природой, разучившегося понимать ее. Природапревратилась в безликий объект. Сама жизнь у вопрошающего о нейученого стала отвечать не на вопрос «кто?», а на вопрос»что?» Омертвление мысли о жизни стало смертоносной силойнауки, порождающей оружие уничтожения жизни, создающей благацивилизации, обернувшиеся бедствиями Чернобыля.
После того как гром уже неоднажды грянул, интеллект человека устремился к спасению природы как»среды выживания». Но эти усилия исправить содеянное идут втой же логике, которая привела человека к злодеяниям: природойуправляют, манипулируют как неодушевленной вещью. К природе необращаются, не спрашивают, что ей надо.
Красная книга. Список жертвприроды. Уходящие с лица Земли прекрасные творения Жизни: цветы,птицы, животные… Глядя на эти жертвы — итог легкомысленного ижестокого потребительства, человек наконец осознает свою вину передприродой, взрастившей его. Любовь к природе пробуждается подобнотому, как потребительское отношение к матери сменяется чувствомраскаяния, заботы и ответственности, когда она изнемогает от болезни.Только бы не опоздать…
Среди европейских мыслителейнашего века большой известностью пользуется учение «благоговенияперед жизнью» Альберта Швейцера, жизнь которого — служение людями природе. Он непосредственно переживал волю к жизни каждого существакак свою собственную: «Одна жизнь утверждает себя за счетдругой, одна разрушает другую… Во мне же воля к жизни приобрелазнание о другой воле к жизни. В ней воплотилось стремление слитьсявоедино с самой собой и стать универсальной». В этом переживанииединения со всем сущим он обретал духовную радость, которая хранит»от прозябания в пустоте жизни», поднимает над жизненныминевзгодами и страданиями. Но это требует от человека духовнойактивности, борьбы со злом в себе, за «свободу от самого себя»:»Я испытываю страх перед тем, что из-за неверности по отношениюк самому себе могу ранить отравленным копьем мою волю к жизни».
Такое мироощущение неизбежнопротиворечиво. Переживая волю к жизни каждого существа как свою,человек не может существовать, не принимая жертвы природы: непоглощая воду и воздух, не пользуясь теплом и светом, не питаясьсуществами природы. Таково устроение жизни: более организованныесущества живут, питаясь низшими. Это — закон иерархии. Учение А.Швейцера о воле к жизни необходимо дополнить волей к жертвенности.Жертва — в основе нашей жизни, она ее закон. Вслед за осознанием, чтоприрода — живое существо, приходит осознание того, что, питаясь теломприроды, мы вправе принимать эту жертву, если сами жертвуем собой,отдаем себя служению Богу и людям. Только такая жизнь делает человекагражданином Вселенной, приобщает к Вечности. Развивая мысли Швейцера,хочется добавить, что чем сильнее чувство благоговения перед жизнью,тем острее и глубже должно быть переживание вины и покаяние. С этимнужно жить, чтобы быть в единстве и согласии со всем сущим.
Духовная высота и нравственнаячистота человека открывают ему таинственный язык природы. Найти сприродой общий язык — особая задача человека. С себе подобнымивступить в диалог легче. Ведь природа говорит иным языком, ипостигают его немногие, но призван к этому каждый.
В «Слове о полку Игореве»природа является действующим лицом. Вот как пишет об этом Д.С.Лихачев: «Она сочувствует русским, стремится предупредить их обопасности, помогает Игорю в его бегстве из плена; у нее ищетсочувствия и помощи Ярославна. Когда Игорь двинулся в свой несчастныйпоход, свет солнца померк; ночь, «стонущая грозою»,стремится остановить Игоря на его гибельном пути. Даже степные зверии птицы предчувствуют поражение русских. Вместе с половцаминадвигаются от моря на войско Игоря синие тучи. Битва с половцамипереносится и в природу, приобретая черты борьбы силы зла с силойдобра во всей природе. Трава и деревья отзываются на поражениерусских: трава никнет, деревья от горя преклоняются до земли илироняют листву». В этом соучастии природы силам добразнаменательна предсказующая роль природы: она дает «знамения»,знаки, говорящие человеку о том, что его ожидает. Природа говоритчеловеку своим языком образов-символов. И эти указания сбываются.Велика печаль природы о поражении Игоря, не послушавшего ее голоса.
В наше время «Слово о полкуИгореве» звучит как предупреждение всему человечеству об угрозеего поражения в борьбе с силами зла, если не обратится оно к своейматери-природе, не прислушается к ее голосу.
Не предупреждают ли нас стихийныебедствия — землетрясения, наводнения, засухи, неурожаи — опоследствиях духовного бесплодия, вражды и кровопролитий? Не отражаетли природа состояние человека?
Во время засухи и неурожаярусские люди издавна молились пророку Божию Илии, каясь в оскуденииверы, ожесточении сердца нечистотой мыслей и чувств. В молитвепророку Илии во время бездождия есть удивительные слова, выражающиеглубину понимания связи природы с состоянием души человека:»Исповедуем, яко и мы, якоже древний Исраиль, отступихом отГоспода Бога нашего, аще не верою, то безза-коньми нашими, и аще непоклоняемся Ваалу и другим мерзким идолом, но раболепствуем страстеми похотем нашим, служаще идолу чревоугодия и сластолюбия, идолугордости и тщеславия, и вслед ходим богопротивным иноплеменнымобычаем и погибельному духу времене. Исповедуем, яко сего радизаключися небо и сотворися яко медяно, яко заключися сердце наше отмилосердия истинныя любви ко ближнему; сего ради отверде земля исоделася бесплодна, яко не приносим Господу нашему плодов добрых дел;сего ради несть дождя и росы, яко не имамы слез умиления иживотворные росы Бого-мыслия; сего ради увяде злак и трава сельная,яко изсше в нас всякое благое чувство; сего ради омрачися воздух, якоум наш омрачися помышленьми и сердце наше осквернися беззаконнымипохотеньми».
Пророк Илия жил в IX в. доРождества Христова. Он гневно обличал израильского царя Ахава заотступление от веры в истинного Бога и поклонение идолу Ваалу,возвестив ему, что за это в наказание его и всего его царства три споловиной года не будет в стране дождя и наступит великий голод. Поего молитве так и было. Он явил израильскому народу знамения ичудеса, показавшие бессилие идолопоклонников-жрецов перед истиннойверой: по молитве пророка Божия огонь сошел с неба и воспламенилпринесенную им жертву, троекратно политую водой. Идольская же жертване возгорелась. Люди поверили пророку Илии, проповедовавшему имЕдиного Бога, и раскаялись в своем заблуждении. И тогда по молитвепророка Божия животворный дождь оросил землю. Святому покоряютсястихии — и огонь, и вода, и воздух: он «свирепые волны морские истрашные бури утишает, громами и молниями по воле Божией управляет»,»тлетворные ветры и смертоносные язвы, поражающие людей и скот,укрощает».
Пророка Илию в молитвах величают»предтечей второго пришествия Христова», ожидая его явленияна земле в конце времен для утверждения людей в вере в Бога иобличения Антихриста.
Иконописцы изображают пророкаИлию возносящимся на небо на огненной колеснице. Пламенная вера вБога возвращает человека в его первоначальное достоинство: догрехопадения Адам был бессмертен.
Святые земли нашей скорбят имолятся за народ и землю русскую, подобно тому, как скорбел за народсвой пророк Илия: «Зело скорбел еси, пророче, яко оставиша заветЕго сынове Из-раилевы, алтари Его раскопаша и пророки избиша. Господьже во утешение Свое возвести тебя, яко не весь Израиль отступи отНего, но имать седмь тысящь сокровенных рабов Своих, иже непреклониша колена своя Ваалу». Разрушены храмы, оскверненыалтари, замучены праведники на земле русской. И не миновать намстихийных бедствий и тяжких испытаний, пока народ наш не перестанетпоклоняться «мерзким идолам», «раболепствуя страстям ипохотям», служа идолу «чревоугодия и сластолюбия» ,»идолу гордости и тщеславия», подражая «богопротивныминоплеменным обычаям и погибельному духу времени». Но не весьнарод отступил от Бога, и пока есть на земле нашей праведники, будетжить отечество наше, общий наш дом.
1Если символом психоаналитического понимания «глубинности»человека является айсберг, открывающий взору лишь свою вершину, то впредполагаемом подходе человек символизируется горой, вершина которойнедосягаема для физического зрения.
2Диалогическое общение происходит на смысловом уровне. Следовательно,оно выражается языком и логикой смыслов. Таким языком может быть лишьязык символов, язык искусства, в котором возможно единство образа исмысла.
3Работа в этом направлении велась мною совместно с консультантом О.Е.Панасюк.
4П.А. Флоренский раскрывает смысл слова «грех» как «огрех»,»ошибка», подобно тому как слово «блуд» связано с»заблуждением». (См.: Флоренский П. А. Столп и утверждениеистины. Опыт православной традиции. — М., 1914.)
Заключение
В бедствиях, постигших нашустрану, мы, подобно героям греческой трагедии, ищем виновников не всебе, а вовне: в культе личности, в коммунистической идеологии… Нокаждый из нас неотделим от своей страны и ее истории и ответствен занее, в каком бы стане он ни находился.
Идеалы братства, общины,соборности издавна были близки русскому народу. Общинный образ жизникультивировался в монастырях на протяжении всей уже более чемтысячелетней истории христианства на Руси. Но всеобщее братствовозможно лишь там, где есть любовь к Богу как Отцу всех. Вот каксказано о жизни первых христиан в «Деяниях святых Апостолов»:»У множества же уверовавших было одно сердце и одна душа; иникто ничего из имения своего не называл своим, но все у них былообщее» (Деян. 4, 32). Свобода от личной собственности — этодуховный подвиг «бессребренничества», высоко почитавшийсяна Руси. Но этот идеал духовной жизни не был принудительнымтребованием.
После Октябрьской революциичеловек был насильственно лишен и свободы совести, и свободысобственности. У народа были отняты церкви, монастыри и свободавероисповедания. Религия была подменена суррогатом коммунистическойидеологии, долгое время паразитировавшей на жертвенности и терпениинарода, его вере в добро и справедливость. Духовная жизнь непрекратилась; история советского государства, особенно в годы ВеликойОтечественной войны, богата подвигами людей, достойных вечной памяти.В условиях репрессий героически служили правде и красоте творцы наукии искусства. Но сегодня мы ощущаем упадок творческих сил.
Бездуховный материализм обернулсяматериальной нищетой, в которой мы оказались. Но как бы нам снова невпасть в новую разновидность того же материализма — уже неприкрытого. Правда, откровенное накопительство имеет преимущество: неприкрываясь высокими мотивами, оно ставит человека перед яснымвыбором. Это о нем сказал Иисус Христос в Нагорной проповеди: «Никтоне может служить двум господам: ибо или одного будет ненавидеть, адругого любить; или одному станет усердствовать, а о другом нерадеть. Не можете служить Богу и маммоне» (Мф. 6, 25). Выборнеобходим, так как господствовать и душе человека может лишь одинхозяин: об этом говорит и закон доминанты. Средства существования,превратившись в самоцель, рано или поздно приводят к краху; виерархии ценностей средства должны занимать свое, подобающее имподчиненное место, не подменяя собой цель и смысл жизни человека иобщества. Когда этот порядок нарушается, человеку грозитнепорядочность, а общественной системе — распад.
У каждого человека свойнеповторимый жизненный путь. Подражать в жизни и творчестве другому,пусть очень хорошему и преуспевающему человеку, — значит изменитьсвоему призванию и стать неудачником. То же относится к жизнигосударства. И в его развитии, помимо наличного, есть невидимыйдуховный план: Промысел. В него следует вглядываться, чтобы не впастьв социальный произвол, а следовать логике своего исторического пути.
Сегодня мы переживаем времятрудных испытаний, и от духовного состояния человека зависит то, какмы их выдержим.
Приложение
Краткое содержание факультативногокурса «Диалог и духовное становление личности» длястудентов психологических факультетов университетов и педагогическихинститутов
Тема 1. Психология,ориентированная на духовное становление личности
Возможности и ограниченияобъективной психологии в исследовании личности. Исключениепозитивистской методологии из сферы научного исследованиянеповторимой индивидуальности. «Типологическое» и»уникальное» в личности; проблема методов, ориентированныхна объект исследования. Проблема субъект-субъектной методологиипсихологического знания.
Возможности объективнойпсихологии в исследовании общих и типологических свойств изакономерностей психики. целесообразность их изучения для познания исамопознания личностью своего психического «материала»;свобода личности в освоении, преобразовании, совершенствовании икомпенсации этого материала. Несводимость личности к ее наличнымпсихическим характеристикам. Проблема воссоздания целостной личностииз совокупности исследовательских данных. Роль субъектныххарактеристик исследователя в этом процессе «объективного»исследования. Неразработанность этой темы в рамках традиционнойпсихологии.
Психология личности какгуманитарная наука, ориентированная на субъект познания. Возможностьобъективности субъект-субъектного познания; ее зависимость отличностных качеств познающего, его психологического опыта,адекватности, глубины, дифференцированности, отре-флексированности,составляющих задачу психологического образования как образованияличности психолога.
М.М. Бахтин, С.С. Аверинцев иА.А. Ухтомский о методологии гуманитарных наук и ее диалогическомхарактере. Диалоговедение Бахтина и его значение для психологииличности. Понятие «доминанта на Собеседнике» Ухтомского всистеме его идей о познании неповторимого «лица» человека.Связь этого понятия с принципом «вненаходимости» Бахтина:их противоположность и смысловое единство, образующее системупсихологических характеристик диалога как метода познания личностнойиндивидуальности.
Тема 2. диалог какдуховно развивающее общение
Слово в диалоге: проблемапонимания уникального смысла слова; В. фон Гумбольдт и проблемавзаимопонимания. П.А. Флоренский о строении слова и духовной основевзаимопонимания.
Понятия наличного «Я» идуховного «Я». Необходимость постулиро-вания духовного «Я»в психологии личности. Проблема доминанты на каждом другом(Ухтомский). Необходимость признания духовного плана общения.Открытие уникальности «лица» как духовный акт. Совесть какпроявление духовного «Я»; проявление духовного «Я»и его уникальности в творчестве. Диалогическое и конфликтноесоотношение духовного «Я» и наличного «Я».»Вытеснение духовного «Я» как источник душевногонеблагополучия и психических аномалий личности.
Взаимозависимость внутреннего ивнешнего диалога, сопряженность их развития. Диалог наличного «Я»и духовного «Я» как условие сознательного духовногостановления личности.
Творческий характер нравственногоотбора как духовного акта. Различие понятий «мораль» и»нравственность» и их соотношение. Различение добра и злана пути духовного становления личности.
Духовная традиция «невидимойбрани» — борьбы со злом в душе человека. Катарсис и покаяние какизменение сознания. Преодоление сопротивления наличного «Я»и осознание императива духовного «Я». Исцеление личностикак восстановление ее целостности: диалога наличного «Я» сдуховным «Я».
Ответственность и принятие насебя трудностей и страданий как проявление зрелой духовной жизни.Диалектика радости-страдания.
Возможность диалога «верующих»и «неверующих» и необходимость диалогической установки дляпсихолога. Понимание символического языка религиозного культа.
Символический язык личностныхсмыслов и духовного опыта. П.А. Флоренский, С.С. Аверинцев, М.М.Бахтин и др. о языке символов. Различие понятий «знак»,»символ», «аллегория». Способность пониманияязыка символов как показатель духовного развития личности. Рассудок,разум и мудрость. Рассудочность как преграда духовного развития.Единство разума, чувства и воли как характеристика мудрости.
Тема 3. диалогичностьотношений и духовное развитие личности в семье
Любовь как основа духовной жизничеловека. Различие понятий «любовь», «влюбленность»,»страсть», «влечение» на основе принциповдиалога: доминанта на Собеседнике и вненаходимость.
Идеал и идеализация в отношенияхлюбви и влюбленности. Любовь как способность познания неповторимойиндивидуальности другого.
Диалогические принципысупружеских взаимоотношений и отрицательные последствия монологизма.
Расхождение идеала и наличногосостояния супруга как неизбежность и источник трудностей,противоречий и конфликтов. Необходимость веры в реальность идеала,т.е. духовного «Я», и терпения несовершенств наличного «Я»супруга.
Духовное развитие супругов какусловие жизнеспособности и прочности их отношений.
Мужчина и женщина в семье:противоположность и взаимодополняемость их ролей как условиедиалогичности взаимоотношений. Материнство как природное и духовноепризвание женщины. Материнство и отцовство как духовный подвиг всовременном мире. Преодоление трудностей и лишений в семейной жизникак условие духовного укрепления личности.
