В саване нет карманов

1

Когда Долана вызвали в кабинет главногоредактора, он знал, что предстоит разнос, и весь путь наверх думал:как стыдно, что ни одной газете ни на что не хватает мужества. Какхотелось бы снова вернуться в дни Дэна и Грили, тогда газета былагазетой, а каждый номер вызывал оживленный отклик, и не было низапретных, ни неприкасаемых тем. Вот бы поработать репортером в однойиз тех старых газет! Не то что сейчас, когда в стране полномикроскопических херстов и узколобых макфадденов,¹бьющих в барабаны и размахивающих флагами в каждом номере своих газети провозглашающих Муссолини новым Цезарем (только с самолетами иотравляющими газами), а Гитлера новым Фридрихом Великим (только станками и гомосексуальными пироманьяками). Распродажа патриотизма посниженным ценам, работа на тираж – и больше, черт бы их побрал,никаких забот и проблем.

(Господа, очень сожалеем, чтоне можем предоставить вам сегодня к обеду грузовики для вывозанаграбленного из Сити-Холла ²,однако мы просто обязаны представить их к вечеру. После шести часовмы будем счастливы оказать вам эту любезность. Или: о да, сэр, мистерДилейнеси, мы все прекрасно понимаем. Обе дамочки невесть зачемоколачивались прямо перед автомобилем вашего сына. О да, сэр,ха-ха-ха! А запах спиртного, конечно же, вызван досаднойслучайностью: кто-то пролил коктейль на его костюм.)

«Желтая хрень», –входя в кабинет Томаса, главного редактора, сказал себе Долан, имея ввиду газеты.

– Откуда взялась этаистория? – спросил Томас, показывая два листка газетнойкорректуры.

– Там все в порядке, –ответил Долан. – Эта история – верняк.

– Я не об этом спрашивал. Яспросил, откуда вы ее получили.

– Получил еще позавчера. Вовремя последнего тура чемпионата. А что?

– Звучит весьма фантастично…

– Не только «звучитвесьма фантастично», но и на самом деле весьма фантастично:ведущий бейсбольный клуб сознательно заваливает регулярный чемпионатради выгоды горстки азартных игроков… Похоже, вы решиливыбросить эту историю тоже?

– Да, но это не единственнаяпричина, почему я вас вызвал. Забудьте об этом материале. Поговорим оделах…

– Подождите минуту, –перебил Долан. – О таком нельзя забывать. Чертвозьми, бейсбольный клуб – обманщик. Каждый, кто смотрелчемпионат, знает, что они были в отличной форме. Никто и несомневался в их победе. Кроме того, этот скандал не наш эксклюзив.Другие газеты тоже получили эту информацию, и сегодня она будетнапечатана в вечерних выпусках. Кого мы защищаем – самих себя,что ли?

– О, не думаю, что кто-тостанет раздувать скандал, – сказал Томас. –Возможно, все не так ужасно, как вы полагаете.

– Я полагаю? Да это жепохлеще старого скандала с «Блэк Сокс». Бейсбол, должнобыть, сегодня в полном прогаре, если никто не напечатает эту историю.

– И Лэндис пока чтопребывает лишь вторым рефери. Теперь смотрите, Майкл, –рассудительно сказал Томас, – не следует прибегать к таким аргументам каждый раз, когда вы хотите сорвать на ком-то личнуюзлость. Вы знаете политику нашей газеты…

– Конечно, конечно, конечно.Я знаю политику этой газеты. Я знаю политику каждой газеты в городе.Я знаю, черт подери, политику каждой газеты в стране. Кишка тонка укаждой по отдельности, и у всех них, вместе взятых.

– Почему вы всегдастараетесь обидеть людей? Почему всегда пытаетесь раздуть скандал?

– Я не пытаюсь ничего«раздувать». Материал, который вы отбросили, –НОВОСТЬ! В очередной раз вы перечеркиваете новость. На прошлой неделетак было с малышом Дилейнеси.

– Мы не стали поднимать шум,потому что просто нет смысла губить жизнь хорошего парня.

– Здорово, о господи! И этонесмотря на то, что он загубил пару хороших жизней. Напился, вихлялпо улице, вылетел в зону безопасности и убил двух женщин. Да, сэр,ему пришлось сильно потрудиться, чтобы сбить несчастных… Внашей газете не было ни слова об этом, вы отказали в публикациистатьи. И конечно же, его старик, один из наших главныхрекламодателей, не имел к вашему решению никакого отношения.

– Вы чрезмернодонкихотствуете, – сказал Томас.

– В самом деле? –спросил Долан, сжав тонкие губы. – А что было пару недельтому назад, когда я принес репортаж о реорганизации ку-клукс-клана?

– Ку-клукс-клан мертв. Этоуже не клан.

– Верно-верно, тогдаКрестоносцы – или как там они себя называют. Роза неединственная вещь на свете, которая благоухает одинаково, как ее ниобзови. Они одеваются в балахоны и колпаки и проводят тайные сборища…

– Я уже пытался вамобъяснить, что ни одна газета в городе не станет писать оКрестоносцах. Это чистый динамит. И чем скорее вы откажетесь отреформаторских идей, тем больше заработаете.

– Ради бога, перестаньтеобзывать меня реформатором, – разгневанно произнесДолан. – Вас послушать, так выходит, что можно черт-те чтовыделывать прямо средь бела дня, никто вам и слова не скажет, если выодин из политических воротил или Воров-С-Большой-Буквы, и уж темболее о вас не напечатает ничего ни одна газета! Томас, вы же, чертподери, знаете, что губернатор этого штата – проходимец, какихмало? А что случилось с той статьей, которую я принес в прошлом году?О пьяном конгрессмене – с его письменным свидетельством подприсягой? Вы и ее зарубили. Ладно, черт с ней. Но вот бейсбольныйклуб попался на договорном матче, и я даю готовую, четкоаргументированную статью; а вы знаете, что все мои материалыжестко привязаны к фактажу, – и все-таки называете меняреформатором! А как насчет тех сотен ребят, которые сотворили из этихбейсболистов героев, буквально землю целуют за их ногами, ходяткаждый день на их тренировки, а «герои» на самом делепродажные твари! Как насчет них?

– Ну это уж слишком, –сказал Томас. – Сядьте и успокойтесь, господин Дон-Кихот.

– Черт! Да я никогда неуспокоюсь. Не газета, а богадельня грёбаная!

– Ладно, – жесткопроизнес Томас. – Я и так позволил вам лишку. До сеговремени я питал некоторые надежды и старался не обращать внимания навашу воинственность и богохульство, все ждал, рано или поздно самипоумнеете. Мне приходилось сражаться за вас… а ведь менястолько раз просили от вас избавиться. Вы ничего не знали?!. Ну таквзгляните на это, – сказал он, дотягиваясь до ящикавходящей корреспонденции. – Читайте.

«Межведомственная связь ежедневных газет

М-ру Томасу

Дата 10-3

От м-ра Вомака

Тема: Майкл Долан

Мистер Ладди позвонил вчера в«Спортивные товары ОТерна» по поводу нового контракта.Это, как вы знаете, один из наших лучших рекламодателей. ОТернрешительно отказался обсуждать новый контракт из-за того, что Доландолжен его фирме $154.50 более года – за теннисные ракетки,мячи и клюшки для гольфа и т. д. Он справедливо замечает, чтосотрудничать с газетой можно только при условии, что ее служащиебудут оплачивать свои долги.

Поймите меня правильно…»

– Я постоянно получаюсообщения из коммерческого отдела о ваших долгах рекламодателям, –сказал Томас.

– Смех, да и только, –хмыкнул Долан, отправляя записку назад в ящик. –Коммерческий директор хочет, чтобы я погасил долги. Похоже, емуникогда не приходило в голову, что газеты тоже своего рода должники.Например, перед общественностью.

– Не собираюсь большевозвращаться к этому, – заявил Томас. – Нашивзгляды кардинально расходятся. Возможно, я окажу вам услугу, еслиуволю вас.

– Ничего не выйдет, –резко бросил Долан. – Я сам ухожу. Мне здесь больше нечегоделать.

Майкл заканчивал освобождать письменныйстол, когда открылась дверь и в кабинет вошел Эдди Бишоп –ведущий криминальной хроники с пятнадцатилетним стажем. Майклу всегдаказалось, что если бы Пэт О’Браен¹существовал в действительности, то выглядел бы примерно так, какЭдди.

Бишоп вошел не один: с ним быладевушка.

– Так что, ты и в самом делеуходишь или это треп? – спросил Бишоп.

– Ухожу, – кивнулДолан, глядя на девушку, стоявшую рядом (кабинет был так мал, чтотроим было уже тесно); непроизвольно он отметил, что ее губы самыеалые и сочные изо всех, когда-либо виденных прежде.

– Познакомься с МайройБарновски, – предложил Бишоп и лукаво подмигнул. –Ты, наверное, знаешь Майка.

– Я видела вас в несколькихпостановках театра-студии, – сказала Майра, протягиваяДолану руку. – Вы выглядели неплохо.

– Спасибо, –вежливо ответил тот.

Когда их руки соприкоснулись, Доланвздрогнул и дернул плечами, смутился, но девушка, похоже, не обратилавнимания…

– Из-за чего вы сцепились? –спросил Бишоп.

– Да все та же песня. Ещеодна статья, которую он отказался печатать.

– Завидую твоемухарактеру, – признался Бишоп. – Вот так взять иуйти… Чертовски завидую. Не будь у меня жены и детей, сто летназад послал бы Томаса и его хилую газетенку куда подальше.

– Не обращайте на насвнимания, – кивнула Майра Долану.

– Я практически закончил, –сказал Долан. – Осталось только избавиться от мусора.

– И что теперь собираешьсяделать? – спросил Бишоп.

– Не знаю. Сначала надосообразить, рад ли я происшедшему или не очень.

– Теперь особенно следуетбыть настороже, – предупредила Долана Майра, подносяпальчик к самым красным-прекрасным губам, – и неподдаваться…

– Да чего там, –отреагировал Бишоп, – конечно же, рад. Уж поверь мне. Покрайней мере, вернул чувство собственного достоинства.

– Сменим пластинку, –предложил Долан, глядя на него и пытаясь улыбнуться.

Ему нравился Бишоп. Всегда нравился.Бишоп – друг. Бишоп такой друг, к которому можно подойти испросить, как произносится то или иное трудное имя или названиегорода, не рискуя услышать смех за спиной.

Вдруг захотелось, чтобы Бишоп пришелодин, без Майры Барновски (он задавался вопросом, кто она, откудавзялась и почему заставила его чувствовать себя таким смешным), чтобыможно было признаться, что улыбка и безразличие – наигранные, ана самом деле все накатывает паника и чувство беспомощности. Ведьжурналистика – единственное дело, которое он знает; и неправильнее ли вернуться к Томасу, и извиниться, и пообещать бытьхорошим мальчиком в будущем, и держать рот на замке. Но Бишоппоявился не один, а привел Майру Барновски…

– Все будет в порядке.Увидимся на ланче, – кивнул Долану Бишоп и повернулся,собираясь уходить.

– Не стоит сейчас оставлятьего, – сказала Майра. – Он почти готоввернуться к боссу, извиниться и попроситься обратно. Возьмем его ссобой, а то он и в самом деле это сделает.

Долан повернулся и удивленно посмотрелна нее.

– Не стоит удивляться, –усмехнулась Майра. – Догадаться совсем нетрудно. Это всенаписано на вашем лице. – Она повернулась к Бишопу ипродолжила: – Как причудливо тасуется колода. Если бы я сегодняутром встала с постели на минуту позже, если бы провозилась наминутку больше, если бы пропустила свой автобус, если бы остановиласьвыпить привычную чашечку кофе – и почему я не остановилась?Странно, я никогда не пропускала свой утренний кофе; задержись я насекунду дольше или остановись на кофе, то пропустила бы встречу свами. А не окажись я здесь, Долан непременно бы пошел и попросилсяснова взять его на работу. И наверняка бы получил ее. Но теперь этогоне произойдет. Он покончил с этим. Вам не кажется это странным? –спросила Майра Додана.

– По меньшей мере… –вздрогнув, сказал Долан, глядя на нее взглядом мужчины, знающего, чтоженщина, на которую он смотрит, раскинется, стоит только попросить,обнаженная на постели; ее тело будет прекрасным и жаждущим ласки. НоДолан также знал, или предчувствовал (что одно и то же в философиичувств): сам по себе акт принесет не больше удовлетворения,чем обладание прекрасной, но бездушной куклой.

Это испугало; и теперь Майклпонял, почему вздрогнул, когда коснулся ее руки. Затем – такжевнезапно, в единый нерасчленимый миг – осознал, что именнодевушка пыталась сказать своей сумбурной речью по поводу того, какоказалась здесь. Неловкие слова скрывали, но и подчеркивали еесмущение. Они оба почувствовали нечто схожее… Предположим, онаостановилась бы выпить чашечку кофе…

– Я готов, –решительно сообщил Майкл, поднимая пакет со своими вещами, инаправился к выходу.

Майра Барновски остановила его у двери.

– Взгляните еще раз на свойкабинет, – сказала она. – Вы больше никогдасюда не вернетесь…

Они втроем пообедали в «Ретскеллере»,и в этот же день Долан отправился в «Кистоун паблишинг компани»на встречу с Джорджем Лоуренсом.

Это была фирма, которая печаталакоммерческие журналы для страховых и автомобильных компаний и дляпоставщиков металлообрабатывающего оборудования.

– Давайте поговорим осотрудничестве, мистер Лоуренс, – сказал Долан. –У вас здесь солидная типография, а у меня есть хорошая, как я думаю,идея. Хочу издавать журнал.

– А что с газетной работой?

– С меня хватит. Уволился.

– И какой это будет журнал?

– Так, немного похожий на«Нью-йоркер», хотя, возможно, не настолькососредоточенный на житейских мелочах. Я еще не все продумал; сам язаймусь социальной сферой и развлечениями. Буду писать иредактировать статьи, в которых была бы одна правда.

– Правда о чем?

– О, обо всем, чтопроисходит. Политика, спорт. Стараться осмысливать происходящее ипредостерегать людей.

– Это больше из газетнойсферы, не так ли?

– Теоретически, да. Толькона самом деле никто этим не занимается. Попросту боятся и называюттрусость дипломатией.

– Не самое худшееназвание, – сказал Лоуренс. – А какой выпредполагаете тираж? И какого качества бумагу собираетесьиспользовать?

– Минуточку, –попросил Долан, – вы, очевидно, не поняли. Я не заказываювам издание журнала. Я хочу, чтобы его издавали вы, но при этомпозволили мне редактировать и поставлять материал.

– Не понял, –сказал Лоуренс, нахмурившись. – Брать на себяответственность за издание журнала? Ну уж нет. Лишняя головная боль.

– Отвечать за все буду я, ане вы.

– Что вы под этимподразумеваете? Что мне придется платить за это, так, что ли?

– Вы обеспечиваете бумагу ипечать, а я забочусь обо всем остальном. Реализация, реклама, тираж…

– Простите, Долан, но покачто я не заинтересован в этом предложении.

– Но, мистер Лоуренс, выединственный в городе, у кого есть подходящее оборудование. Начальныезатраты не так уж велики – у вас есть бумага и станки, а такойжурнал сделает чертовски много денег. Конечно, не следует забывать очетырехстах тысячах горожан, которые получат Справедливость, но небудем об этом: вы – бизнесмен, и это деловое предложение. Есливы отдаете журнал мне, я смогу гарантировать двухтысячный тиражпервого выпуска. Приличный тираж, не правда ли?

– Весьма, –согласился Лоуренс.

– А в дальнейшем будетнамного больше, – сказал Долан. – Я расшевелюэтот город. И не говорите, что люди не будут читать наш журнал.

– По плечу ли ноша? –мягко поинтересовался Лоуренс.

– Кто-то же долженпотянуть, – огрызнулся Долан.

– Вы наживете множествомогущественных врагов.

– Будьте уверены, что и вытоже. Только представьте, мистер Лоуренс, наш журнал будет сохранендля потомства в Смитсоновском институте!.. В стране не осталось ниодной честной с читателями газеты, ни одного периодического издания!Они все прикормлены с помощью рекламных контрактов или политическихпристрастий! Вот почему это самая замечательная возможность в вашейжизни! Уверен, у нас появятся враги. Мы должны сделать своимипротивниками всех жуликов и воров. Нопорядочность будет снами.

– Пока что во властныхструктурах порядочности нет, – негромко сказал Лоуренс.

– Ну так с Божьей помощью мыее туда продвинем! Не думайте, – произнес Долан торопливо,немного встревоженный испуганным выражением лица Лоуренса, –что весь журнал будет только и делать, что ворошить осиные гнезда.Вовсе нет, это будет общесоциальный журнал, апеллирующий к публикеВестон-Парка. И все же в каждой статье, о чем бы она ни была, мыдолжны попытаться докопаться до сути вещей.

Чуть помедлив, Лоуренс отозвался:

– Долан, со многими вашимиустремлениями я совершенно согласен. Но открыть журнал… япросто не найду денег, даже ради такого случая.

– Сколько, по вашему мнению,будет стоить первый выпуск?

– Не имею представления.

– Ладно, в первомприближении – сколько?

– Какой объем журнала?

– Примерно как «Нью-йоркер».Двадцать четыре полосы.

– Подождите, –попросил Лоуренс и, нахмурившись, принялся считать в уме. –Около полутора тысяч долларов на две тысячи экземпляров.

– Хорошо, предположим, ясоберу полторы тысячи долларов и оплачу первый выпуск и он пойдет вреализацию. Это решит дело?

– Но если…

– Если первый выпуск пройдетуспешно, издание вас заинтересует?

– Возможно, я…

– Тогда увидимся позже, –сказал Долан, вставая.

Тем же вечером, в перерыве междурепетицией сцен «Метеора»,¹он загнал Джонни Лондона в гримерную.

Джонни Лондон отстоял на два поколенияот жителей бревенчатых домиков, поселения которых превратились ввеликую метрополию. В городе, именуемом Колтоном, двадцатиэтажноездание, принадлежащее Лондону, было возведено точно на месте хижиныего деда.

– Слушай, что для тебяпятнадцать сотен баксов, Джонни? – спросил Долан. –Ты же собрал все наличные в мире.

– Совсем чокнулся! –возопил Джонни. – Клинический дурак! Я, черт возьми, почтиразорен.

– Ненавижу просить, нопятнадцать сотен баксов для тебя – капля в море и целый мир дляменя.

– Что ты собираешься делатьс такой кучей денег? Для чего они тебе?

– Хочу издавать журнал. Еслипоможешь – подпишу с тобой половинную долю.

– Ну-ну. Могу представить,на что будет похож этот журнал. А как с твоей работой в газете?

– Проехали. Уволился сегодняутром.

Джонни присвистнул и схватился заголову:

– Вот это да! Слушай, Майк,так нельзя. Черт, ты же становился знаменитым. Твою колонку читаливсе! Смотри-ка, твой приятель Дэвид, – сказал Джонни,понижая голос.

– Ребята, выходите, –зашумел Дэвид, врываясь в гримерную. – Последний актвот-вот начнется, и вы со всеми остальными должны ожидать своиреплики.

– Мы здесь обсуждалинебольшое дело, – сообщил Долан.

– Хорошо, теперь, когда высовсем-совсем закончили, вы пойдете на сцену?

– Но мы не «совсем-совсем»закончили, – огрызнулся Долан.

– Ладно, уже идем, –кивнул Джонни.

– Спасибо большое! –воскликнул Дэвид и умчался.

Долан зарычал:

– Он забывает, что этотеатр-студия. Забывает, что нам за это не платят.

– Не расстраивайся попустякам. Он не может по-другому.

– Гомик несчастный! Эта егочертова самонадеянность меня достает.

– Он совсем не хотел тебяобидеть. На самом деле он восхищается тобой. Но тебе и вправду лучшеотправиться на сцену. Ты – звезда и должен служить хорошимпримером для остальных любителей.

– Так как насчет денег?Дашь?

– Я скажу тебе послерепетиции.

– Джонни, какого черта тыусаживаешь меня задницей на раскаленную сковородку?

«Долан!» – послышалсякрик.

– Это Майер, –сказал Джонни. – Пойдем…

– Можно вас на минуту,Долан? – позвал Майер из зала.

– Конечно, –ответил Долан, спускаясь по ступенькам туда, где режиссер сидел сДэвидом и парой других подчиненных.

– Вы понимаете, что у насвсего шесть репетиционных дней? – спросил Майер.

– Конечно, –кивнул Долан.

– А работы еще уйма. Оченьхотелось бы, чтобы вы ответственно подошли к своей роли.

– Хорошо.

– Я ставлю эту пьесуспециально для вас. Два сезона вы просили поставить «Метеор»,и теперь, надеюсь, вы хотя бы из простой вежливости соблаговолитепоучаствовать в мизансценах и потрудитесь своевременно подаватьреплики.

– Я только поговорил сДжонни Лондоном пару минут.

– Это не извиняет вашейгрубости.

– Умышленно – я негрубил. Просто голова забита множеством дел.

– Ясно. Возвращайтесь закулисы и попытайтесь сосредоточиться на спектакле. Итак, –Майер обратился к людям на сцене, – с последней реплики,начали!..

Репетиция закончилась незадолго передполуночью.

– Ну что же, неплохо, но ине хорошо, – сказал Майер. – Вы способны набольшее. Пожалуйста, подучите свои роли. Особенно вы, Эйприл. Завтравечером, в семь тридцать. Спокойной всем ночи.

– Особенно вам, Эйприл, –обратился Долан к девушке, когда команда рассыпалась и сталарасходиться.

– Ты сам не слишкомблистал, – заявила Эйприл. – Конечно, в однойсцене ты был хорош. Прямо-таки изумителен!..

– Еще как изумителен, –согласился Долан. – Я отлично изображаю труп. Хотелось бытолько, чтобы на протяжении своего душераздирающего монолога тыплакала над моей грудью, а не физиономией. Мне совсем не нравитсявкус твоих слез.

– Попытаюсь запомнить,Майкл, – сказала Эйприл весело.

– Черт возьми, так начнизапоминать прямо нынешней ночью, или я откровенно провалю твоюсцену. – Долан замолчал на мгновение и затем продолжилсерьезно: – Подвезти тебя сегодня домой? То есть до подъезднойдорожки и высадить там, чтобы твой отец, не дай бог, не заметил меня?

– Короче, ты хочешь меняпроводить, не так ли?

– Ну да, мы же случайновстретились в аптеке. И мне ничего не было известно о том, что твойжених голубых кровей прибыл за тобой. Он что, сбежал с деловогосовещания? Господи, – сказал Долан, смеясь, –что за ранняя пташка! Ничто, похоже, не может нарушить егосовершенство.

– Куда мы закатимся сегоднявечером? – спросил Джонни Лондон, появляясь из полутьмыкулис.

– Домой, – мрачнозаявил Долан. – У Эйприл болит голова.

– Да? – спросилаЭйприл невинно.

– Так ведь? –Долан подмигнул девушке за спиной Джонни.

– Да…

– Какая жалость, –произнес, обращаясь к ней, Джонни. – И особенно в тотвечер, когда вы свободны.

– Ты можешь подождатьминутку? – спросил Долан девушку. – Мне надопереговорить с Джонни.

– Хорошо.

Джонни с Доланом зашли за кулисы.

– Ну так как насчет денег?

– Сюда идет твой приятель, –перебил Долана Джонни.

– Извините, –сказал, приближаясь, Дэвид, – можете уделить мне минутку,Майк?

– Конечно, он может, –ответил за Долана Джонни, отодвигаясь.

– Э-э-э… Майк, яузнал, что вы ищете некоторую сумму, – сказал Дэвид. –Вам, кажется, нужны полторы тысячи долларов.

– Ну и ну! –удивленно воскликнул Долан. – Что, Джонни уже сообщил обэтом по радио?

– Нет, только мне. Вам всееще нужны деньги?

– Да, но…

– Больше не беспокойтесь обэтом. Утром они будут у вас.

– Хорошо, спасибо, Дэвид…Признаюсь, что я в некоторой степени смущен…

– Почему?

– Ну… мы с вами…в общем… говоря откровенно, мы не слишком дружны.

– Это ваша вина, –сказал Дэвид. – Я не так плох, как полагают некоторые…

– Некоторые, но не я, –перебил его Долан. – Вы знаете, для чего мне нужны деньги?

– Джонни рассказал.

– Я возьму вас в долю.

– Нет, в этом нетнеобходимости.

– И все же…Необходимо заключить какой-нибудь контракт или что-то в этом роде.Издание ведь может провалиться, впрочем, есть шанс, что этого непроизойдет.

– Тогда разделим с вамиуспех журнала, – усмехнулся Дэвид. – Будьтевозле театра утром, и я принесу банковский чек. Или вас большеустроят наличные?

– Все равно, –сказал Долан, все еще удивленный. – Видите ли, я никогда иничего на свете не хотел так, как хочу сейчас достать эти деньги. Новам, должно быть, прекрасно известно, какая у меня репутация.

– Конечно, –подтвердил Дэвид. – В этом городе вы должны всем икаждому. Вы скорее всего не вытянули бы и десяти долларов из всехсвоих друзей вместе взятых. И не получили бы и пяти центов кредита нив одном банке. Скажу больше: Джонни не просил меня занять вам денег.Он только поведал мне о вашем разговоре, Джонни считает хорошейшуткой саму мысль, будто вы полагаете, что он настолько глуп, чтобысогласиться одолжить вам.

– Откуда вы все это знаетеобо мне? – спросил Долан.

– Да все это знают. Вашипохождения в Вестон-Парке наделали много шума. Богатые отцы этихпрекрасных дебютанток строго запретили им общаться с вами. Вы вкурсе?

– С парочкой из них язнаком…

– Вы знамениты и печальноизвестны одновременно. Классический enfant, terrible ¹. У вас мания попадать в неловкие ситуации. Вы пребываете всостоянии перманентного бунта. Это из-за того, что вы амбициозны,постоянно пытаетесь перерасти свое окружение.

– Послушайте, подождитеминуту… – ошеломленно пробормотал Долан.

– Это правда, –спокойно продолжил Дэвид. – Но до сих пор вам удавалосьвыкручиваться, и все благодаря вашей личности. Вы яркая личность. Выпривлекательны. У вас внешность греческого бога. Ответьте мне на одинвопрос: почему вы вообще заинтересовались театром-студией?

– Не знаю…

– А я вам скажу. Вот почему:здесь есть то, что вам нужно. Инстинктивно, вы знали это.

– Майк! – позвалаЭйприл.

– Иду! –откликнулся Долан. – Послушайте, Дэвид, я ценю все, чтовы…

– Цените, но оставите безвнимания, – перебил его Дэвид, улыбаясь. –Идите к Эйприл. Будьте около театра утром, и я принесу деньги.

– Спасибо, –сказал Долан, протягивая Дэвиду руку. – Большое спасибо!

– Я здесь постоянно последесяти.

– Спасибо, – ещераз поблагодарил Долан.

– Я чувствовал себя жалкиммошенником, выманивающим деньги, – сказал Долан Эйприл,когда вез ее по направлению к Вестон-Парку.

– Почему? Это же толькозаем.

– Да, но все же… Имне он никогда не нравился. Ненавижу быть обязанным.

– Из-за его странностей?Бедняга не может себя изменить.

– Дело не в этом. Не знаю…Думаю, меня потрясло его предложение. Он последний человек в мире, ккому я решил бы обратиться.

– Кстати, он весьмасостоятельный человек. Его родня – какие-то шишки сРод-Айленда. А почему ты не попросил денег у меня?

– Тебе я уже без тогодолжен.

– И я, вероятно, неединственная в твоей коллекции кредиторов, – рассмеяласьЭйприл.

– Похоже, что так, –засмеялся Долан в ответ. – Кстати, если ты не ссудишь мнеденег на очередной взнос, то кредитная компания вот-вот отберет этутачку. Как насчет гамбургера? – спросил он, кивнув головойв сторону «Горячей точки», придорожной забегаловки,излюбленного места полуночных и ранних утренних свиданий молодежи.

– Сойдет, –кивнула Эйприл.

– …Со всемидобавками? – поинтересовался Долан, выключая двигатель.

– Да, если запах лука не…

– Два гамбургера и двекоки, – заказал Долан.

– Со всеми добавками? –спросила официантка.

– Полагаете, я должен отчего-нибудь отказаться? – хмыкнул Долан. –Положите в оба побольше лука.

– Знаешь, –задумчиво произнесла Эйприл, когда официантка удалилась, –иногда я удивляюсь, почему не вышла за тебя замуж.

– Видит бог, я старался изовсех сил, – сказал Долан, – но у твоего старикадругие планы. Как это его еще удар не хватил в тот день, когда онвызвал меня в свой офис и зачитал закон о нарушении общественногопорядка. Менефи выбрал он?

– Тебе неприятно, да? –спросила Эйприл. – Рой очень привлекательный…

– И у него хорошая работа, ион происходит из хорошего рода, и он президент эксклюзивного КлубаАстры. И привилегированный выпускник Йеля. Знаю. Но кто выбрал его?

– Я познакомилась с ним,когда училась в Нью-Йорке.

– Э… конфиденциально,он так же хорош, как я?

– Ты что имеешь в виду?

– Да так, ничего, –хмыкнул Долан. – Будто не знаешь, о чем я.

– Майк, ты уж-жасный сукинсын, – констатировала Эйприл. – Конфиденциально– нет.

– Звучит обнадеживающе, –сказал Долан. – Хотя через две недели вы поженитесь. ИМенефи будет лапать твое прекрасное тело своими холеными руками, а я,сидя дома, буду обзывать его всеми грязными ругательствами, которыетолько смогу придумать.

– Ты не на сцене.

Черт, как бы хотелось, чтобы этопроизошло с нами. Это не влюбленность, Эйприл… Господи, как жеты хороша! Совсем не для задрипанного южанина…

– О, прекрати, Майк. Не внаших силах изменить что-либо…

– Ну конечно. Кто я такой?…Нищий бродяга. Мой старик – приказчик в галантерейном магазине.Мне ли, черт побери, мечтать о богатой Эйприл Коулин? Признаюсь,когда твой отец закатил мне затрещину, я его чуть не прибил.

– Не переигрывай. Таким тымне не нравишься. О, это же Джесс и Лита!

– Где?

– Прямо рядом с нами, –эй, привет, – позвала Эйприл.

– Как поживаете, Лини? –шутливо сказала Лита. – Как дела, Альфред? –продолжила она, вылезая из автомобиля вслед за Джессом. –Вы знакомы с мисс Фонтейн и мистером Лантом, не так ли, мистерИностранец?

– Привет! –подхватил Джесс.

– Привет, парень, –сказал Долан.

– Как репетиция? –спросила Лита.

– Прекрасно, –почти совсем искренне сообщила Эйприл.

– Вы должны увидеть плачЭйприл, – в тон продолжил Долан.

– Эй, Майк! –Джесс жестом пригласил Додана отойти в сторонку.

– Извините, –сказал Долан, обошел капот и подошел к Джессу, стоящему позади авто.

– Майк, – внятнымполушепотом сообщил Джесс, – собрание состоялось сегоднявечером.

– Сегодня? –переспросил удивленно Долан. – Я думал, завтра вечером…

– Нет. Сегодня вечером, –медленно произнес Джесс.

– Судя по тому, как тыпокачал головой, не к чему и спрашивать о результатах голосования. Непадай духом, Джесс, старина, – сказал Долан с легкимоттенком сарказма. – Не принимай это близко к сердцу.

– Мне очень жаль, Майк…

– Да все правильно. Это былоизвестно заранее. Итак, – резюмировал Долан, –выдающийся Клуб Астры не получит ни меня, ни чего-либо от меня!

– Я хочу, чтобы ты знал,Майк: я голосовал за тебя. Но по нашим правилам достаточно одногочерного шара…

– Все в порядке, Джесс. Мне,чертову дураку, не следовало и соваться…

– Джесс! –позвала Лита, поворачиваясь. – Может, подойдешь сюда исделаешь заказ?

– Как бы то ни было, Джесс,спасибо, – произнес Долан напоследок.

– Эйприл сказала, что выуволились из газеты, – обратилась Лита к Долану, когда тотподсел рядом.

– Да.

– Так, значит, вы теперь нестанете вести на радио трансляции боксерских матчей?

– Пожалуй.

– Какой ужас! Я ведь дажезанятия сачковала, чтобы только слушать вас.

– Извините, –сказала официантка, проскальзывая мимо Литы с сандвичами.

– Какого черта тыпереживаешь, попадешь в этот вшивый Клуб Астры или нет? –спросила Эйприл, пока они катились под входом в Землю Обетованную –огромной каменной аркой на въезде в Вестон-Парк. –Большинство парней там – снобы, выезжающие лишь на имиджеотцов.

– Знаю, – сказалДолан. – Только мне…

– Забудь об этом. –Эйприл взяла его руку и положила себе на бедро. – Забудьоб этом, – повторила она мягко, сжимая его руку коленями.

– В самом деле? –проговорил Долан счастливо, скользя пальцами по ее бедрам. –Как же замечательно! Не знаю, что буду делать, когда ты выйдешьзамуж.

– Не забывай, что янимфоманка, – сказала Эйприл, слегка сжав зубы.

Спокойно и умиротворенно они лежалирядышком на берегу небольшого ручья на старом пледе, который Доланвсегда возил с собою. Сбросив одежды, они лежали, глядя на звезды иприслушиваясь к слабому журчанию ручья и неясным звукам города, всеми или восьми милях отсюда.

– Майк…

– Да?

– О чем ты думаешь?

– Да так… Ни о чем.

– Так не бывает. Наверняка очем-то думаешь…

– Не будешь смеяться?

– Нет.

– Об Эзре Паунде.

– Кто это?

– Поэт. Тот самый поэт,который слышит движенье тайных родниковых струй и потом пытаетсяперевести звуки в слова.

– О…

Они снова замолчали. Затем Эйприл чутьповернулась и с легким удовлетворенным горловым урчанием поцеловалагрудь Долана.

– Майк…

– Да?

– Ты любишь меня?

– Не знаю. Вот что ты мненравишься, я знаю.

– Ладно, тебе нравитсязаниматься со мною любовью?

– Да…

– Но так, как сейчас, большене будет.

– Понимаю…

– Что с нами станет тогда?

– Да ничего особенного.

– Я о будущем. То есть когдапройдут годы.

– Ну, ты собираешься выйтизамуж за этого милого парня из Йеля, устроиться, завести семейноегнездышко. Чуть позже, когда у вас будет пара симпатичных малышей,может начаться война и ваших малюток уничтожат отравляющие газы, илибомбы, или что-то в этом роде. И я тоже буду лежать – ну вточности как сейчас – на каком-то поле великой битвы, только сошрапнелью в животе, и стервятники слетятся терзать мою плоть.

– О, Майк, ты же так недумаешь на самом деле?

– Думаю. Более того, мыготовимся к этому, ибо к этому нас подталкивает бесчисленноемножество тупых сукиных сынов. Начал Муссолини, потом пришел Гитлер.Муссолини порекомендовал Великобритании поцеловать его в зад…А Лига Наций вконец пожелтела: Япония с полицейской дубинкойпритаилась за углом и ждет…

– Мне кажется, наша странане будет воевать. Люди против этого.

– Пока что, наверное, так иесть. Но когда начинают играть национальный гимн и размахиватьфлагами, все впадают в истерику.

Эйприл еще чуть придвинулась, так чтоДолан почувствовал запах ее волос. Майкл приподнялся на локте иокинул всю ее взглядом – длинные плавные изгибы, белизна нафоне синих и красных клеток тартана. Девушка застонала и затрепеталаот желания.

Он наклонился и крепко ее обнял.

– Майкл, –влюблено произнесла Эйприл, – если тебе придется идти навойну и тебя ранят, ты все же останешься жить, с тобой ничего недолжно произойти! О Господи, все, что угодно, только не это…

В десять часов следующего утра Доланждал Дэвида, сидя в приемной театра. Разглядывая журнал и машинальнолистая страницы, он ничего не замечал, потому что думал о полуторатысячах долларов.

– Привет, привет, –сказал Майер, выходя из кабинета. – Вот так сюрприз. Высебя плохо чувствуете?

– Да нет, нормально, –ответил Долан. – А что?

– Нет, ничего. Просто немогу припомнить, когда вы приходили сюда в такое время.

– Из старой команды никтобольше не появляется здесь, – заметил Долан, откладываяжурнал. – И вы знаете почему.

– Знаю, что вам нечто всталопоперек горла.

– Не только мне, всем«старикам». Помпезность и суета… Посмотрите на этукомнату… На ковер… Господи, прямо дворец какой-то.Совсем не похоже на старый амбар, в котором мы начинали.

– Это самый прекрасныйтеатр-студия в стране, – сказал Майер с оттенком гордостив голосе.

– Именно об этом я иговорю, – подхватил его слова Долан. – Самыйпрекрасный – в этом-то и вся проблема… Только теперь этоне театр-студия, во всяком случае не совсем. Он сталпрофессиональным.

– Не профессиональным –полупрофессиональным.

– Это, черт возьми, одно ито же. Вы знаете, Майер, победа на конкурсах в Нью-Йорке –наихудшее из того, что произошло с нами.

– Почему? Почему вы таксчитаете? Постыдитесь, ведь вы же были одним из организаторовтеатра-студии в этом городе.

– Вот поэтому-то мне и нестыдно так говорить. Мы привыкли играть в амбаре, не так ли?Несколько вшивых амбарных досок для сидений и никаких гардеробных. Мыставили Достоевского и Ибсена и некоторые пьесы для фермерскихмальчишек, живших неподалеку…

– Те самодеятельные пьесыбыли очень слабы.

– А как же иначе? Господи,мы же предоставили возможность творческой самореализации! Мывдохновили авторов. Как знать, может, нам удалось бы открыть ещеодного О’Нила или Шоу? Мы не заносились и привлекали в труппу местнуюмолодежь, свежих ребят. И среди них мог появиться новый Бернхардт,или Дьюз, или Ирвинг.

– Но мы и сейчас используемместных, разве нет?

– Очень немного – и тобольше из акционерной компании. В театре работают в основном сильные,опытные составы, и мы ставим модные пьесы, потому что надо развлекатьпублику. Что, черт возьми, мы делаем для местных талантов? Ничего.

– Не ожидал услышать от васничего подобного, Долан. Я думал, что вы благодарны Торговой палатеза помощь.

– «Благодарен»! –воскликнул Долан, вскочил и несколько раз прошелся по приемной. –Уж я-то совсем не благодарен. Ненавижу и презираю этих ублюдков!Когда мы работали в старом бараке, я попытался получить от нихнемного денег. Так они и не подумали дать нам ни никеля и, вообще,обращались как с городским сумасшедшим. Вы знаете, как я добылденьги, чтобы попасть на первый конкурс в Нью-Йорке?

– Знаю, но…

– Да, черт возьми, знаете. Япрочесал этот город от Вестон-Парка до реки, собирая по баксу-другомуздесь и там. И мы выиграли вшивый конкурс. И следующий. Мы побеждалиеще два раза. И что случилось потом? Торговая палата решаетзаработать на нас. Они собрали «Ротари», «Кьюэйниэнс»,прочие чертовы ланч-клубы вместе и осчастливили: мы переселяемся втеатр-студию, этот величественныйгреческо-византийско-готическо-майя-марокканский Храм Искусства,стоимостью сто пятьдесят тысяч долларов. Теперь это предприятие сбольшим оборотом; и вся старая рабочая команда пробирается втеатр с черного хода, а через парадные двери шествуют чертовы членыклубов, дешевые политики со своими женами и любовницами, а также вселесбиянки и гомосеки в городе. Вот что встало мне поперек горла.Торговая палата!

– Мне жаль, что вы такнастроены, Долан, в самом деле, – сказал Майер, беря егоза руку. – Вы здесь для всех – настоящий лидер. Ярассчитывал на вашу помощь.

– Я ничего не имею личнопротив вас, Майер, – сказал Долан. – Черт, давы ничего не могли поделать. Вы изумительный режиссер. Когда появилсяэтот великолепный театр, им понадобился режиссер, чтобы вести дела, –какой-нибудь общепризнанный талант, желательно с громким именем.Кто-нибудь более высокого полета, чем мы. Я на вас не в обиде.

– Я хочу, чтобы вы знали: я– ваш друг.

– Я тоже ваш друг, Майер.Мои эмоции никак не относятся к вам. Театр есть театр. Это всечертова Торговая палата! Почему бы им не оставить нас в покое?!

– Не вините их – онивсего-навсего сделали то, что считали правильным. Мне и в самом дележаль, что вы так реагируете, Долан. В вас заложен огромный потенциалдобра, если бы только вы попытались его реализовать. Под вашейколючей оболочкой скрывается милый ребенок…

– Не начинайте снова, Майер.Что за черт!

– Ладно, Долан, –сказал откровенно обиженный режиссер, – я только пыталсяпомочь вам найти немного счастья.

– Доброе утро, –произнес Дэвид, поднимаясь по лестнице. – Извините заопоздание.

– Привет, –ответил Долан, в замешательстве спрашивая себя, как много изразговора услышал Дэвид.

– Увидимся сегодня вечером,Долан, – бросил Майер, поспешно уходя в свой кабинет.

– Что это с ним? –поинтересовался Дэвид.

– Да как всегда. Вы жезнаете Майера. Устроил мне очередную промывку мозгов.

– Я тоже должен устроить вампромывку мозгов, – сказал Дэвид, лукаво прищурясь. –Я звонил вам около трех утра, и Ларри сообщил мне, что вас еще нет.

– Увы, – развелруками Долан. – Тут я попался.

– Пойдем ко мне, –хмыкнул Дэвид и прошел в кабинет помрежа, на ходу снимая шляпу.

– Мне нравится этот кабинетбольше, чем у Майера, – заметил Долан.

– Он намного меньше, –сказал Дэвид и, бросив шляпу на диван, подошел к столу и сел.

– Вот почему мне нравитсяздесь. Черт, я все вспоминаю старый амбар: у нас там был кабинет чутьбольше шляпной коробки и вечером мы вынуждены были использовать егокак гардеробную.

– Я много слышал о томстаром амбаре. Весело, наверное, было тогда…

– Еще как. А этих акварелейя не видел. Новые, что ли? – спросил вдруг Долан,показывая на стену.

– Да. Недавно нарисовал.

– Вот как? –Долан пригляделся повнимательнее. – Весьма мило. Я незнал, что вы занимаетесь акварелью.

– А я не знал, что выразбираетесь в изобразительном искусстве, – улыбнулсяДэвид.

– Исключительно в целяхсамообороны, – рассмеялся Долан. – Я живу счетырьмя живописцами, многообещающим молодым писателем и бывшимнемецким асом-истребителем. Они просиживают все ночи за разговорамиоб искусстве.

– Интересная компаниясобралась.

– Не знаю, насколько этоинтересно, но полагаю, что мы много получили от общения. Простите,Дэвид, не хочу показаться невежливым, но…

– Но вы хотите получить чек,да?

– А то…

– Садитесь, Майкл.

– Я надеюсь, вы непередумали дать мне денег, – в некотором волнении поповоду происходящего произнес Долан, усаживаясь.

– Я не передумал. Но мнечрезвычайно любопытно, осознаете ли вы, во что ввязываетесь.

– Ввязываюсь?

– Джонни рассказал мне обовсем вчера вечером. Когда вы репетировали. Очень бы не хотелосьувидеть, как вы натворите дел…

– В любом случае я верну…

– Я не об этом, а о вашемжурнале. Вы можете попасть в беду.

– Я не собираюсь попадать вбеду, – коротко ответил Долан.

– Вы собираетесь попытатьсяговорить правду, не так ли?

– Не попытаться, а говорить.

– А вы задумывались над тем,что случится, если вы наступите кому-нибудь на больной мозоль? Этотгород просто село-переросток, битком набитый ограниченнымиобывателями-фанатиками, – они растерзают любого, ктопопытается добиться перемен. Мне хорошо известно, на что похожигорода вроде этого.

– Мне тоже. Даже слишкомхорошо. Я здесь родился.

– Да вас просто распнут.

– Послушайте, Дэвид, радибога, не читайте лекций. Наслушался – под завязку. Я знаю, чтоделаю. Даете деньги или нет? – спросил он, вставая и кусаягубу.

– …Ладно, –подытожил Дэвид, выдвинул ящик стола и вынул чековую книжку.

Лоуренс встретил его при входе втипографию и повел наверх, в пустой кабинет.

– Полагаю, эта комната покачто устроит, – сказал он. – Утром я освободилее для вас. Мы здесь хранили макеты и формы.

– Вполне подойдет, –кивнул Долан. – Мне только и нужно, что стол да«ремингтон». А как насчет ключа?

– Мы изготовим дубликат, –ответил Лоуренс. – А еще вам надо поговорить с мистеромЭкманом о рекламе. Экман занимается размещением рекламы в несколькихместных изданиях, которые мы печатаем. Он займется и вашим.Чувствуйте себя как дома, – сказал Лоуренс, уходя.

– Когда вы планируете издатьпервый номер, Долан? – поинтересовался Экман.

– Примерно через неделю.

– У вас есть кто-нибудь напримете, кто мог бы подбросить нам пару заказчиков?

– Прямо сейчас – нет Яеще этим вопросом не занимался.

– Совсем не последнее дело.Пара хороших заказов на рекламу может окупить накладные расходы.

– Знаю.

– Как насчет ваших друзей?Неужели у вас не найдется пары-тройки подходящих друзей в солидныхмагазинах, которые могли бы принести нам выгоду?

– У меня таких нет, –ответил Долан. – Жаль, конечно. Пока что я новичок в этомделе, но попытаюсь придумать что-нибудь перспективное.

– Ладно, пока что поработаюсо старыми клиентами, – сказал Экман. – Вы ужепридумали название журнала?

– Думаю назвать его«Космополит».

– «Космополит»!Неплохо, – попробовал название на вкус Экман. –Неплохо.

– Полагаете, удастсяраздобыть заказы для первого выпуска?

– Почему бы и нет? –усмехнулся Экман, направляясь к двери. – Конечно,рекламный бизнес – дело жесткое, но новизнадолжнапомочь привлечь к себе внимание рекламодателей.

– Это, конечно, нам здоровопоможет, – сказал Долан.

– Раскрутимся, не впервой, –пообещал уже в дверях Экман, улыбаясь. – Итак, до встречи.

– До встречи, –повторил, как эхо, Долан, глядя через окно на улицу внизу…

– Добрый день, –произнес голос Майры.

– Привет! –оборачиваясь, сказал Долан, удивленный, что не слышал, как она вошла.

– Как вы?

– Прекрасно… всехорошо.

– Вот и славно, –произнесла она, улыбаясь. – Может, предложите мне сесть?

– Конечно, извините меня. –Долан подошел поближе и пододвинул кресло. – Пожалуйста.

– Спасибо… Что свашим лицом?

– О, – смутилсяДолан, потирая короткую щетину, – кажется, я не побрилсясегодня утром.

– Я совсем не о том. –Майра покачала головой. – Я имею в виду это. –Она наклонилась и коснулась его щеки пальчиком. – Прямоздесь.

– Кажется, синяк. Наверное,треснулся обо что-то.

– А так похоже на следукуса, – невинно сказала Майра. – Хотя вы,естественно, не позволяете женщинам кусать себя, не правда ли?

Долан вспыхнул, чувствуя легкийдискомфорт…

– Приятное местечко, –констатировала Майра, осматриваясь. – Мой стол – вотэтот?

– Ваш стол?

– Ну да. Я же собираюсьпомочь вам…

– Я не нуждаюсь ни в чьейпомощи.

– Она вам очень понадобится,по крайней мене на первом этапе, – убежденно сообщилаМайра. И добавила: – Кажется, вы еще не вполне осознаете, вкакую схватку ввязываетесь.

– Не надо меня пугать, –сказал он, улыбаясь. – Я не в том положении, чтобынанимать кого-либо на работу. И вчера я говорил об этом. У менянулевой бюджет. Так что всю письменную работу я собираюсь делатьсамостоятельно.

– Вкладывая весь энтузиазм?

– А как же.

– И сосредоточеннуюненависть?

– О нет. Никакой ненависти.Разве что чувство справедливости.

– Самая приятная парочка, –улыбнулась Майра, чуть приоткрыв красные-прекрасные губы. –Пусть они с вами и остаются. Поддерживайте их. Энтузиазм и чувствосправедливости вам очень-очень пригодятся.

– Кто вы? –спросил внезапно Долан, вновь ощутив тайную дрожь.

– Ну, я Майра, –чуть недоуменно протянула она.

– Знаю, что вы –Майра. Откуда вы?

– Из Нью-Йорка. Здесь явсего пару месяцев.

– А с Бишопом какпознакомились?

– Его друг из Нью-Йоркапередал со мной письмо. Вот как я с ним познакомилась. Почему это вастак интересует?

– Черт возьми, не знаю, –признался Долан, упорно глядя в окно. – Мне никогда нехотелось узнать о той или иной женщине побольше. Обычно я схожусь ирасхожусь с ними не задавая вопросов. Но сейчас все по-другому. Это,черт возьми… необычно и забавно: насчет вас и меня. –Долан обернулся и посмотрел на нее. – Чертовски забавно.

– Наконец-то вы осознали…

– Я понял это вчера, когдамы впервые встретились. Вы знаете, что у меня крутилось в голове стех пор?

– Конечно знаю. Вы думали оне выпитой мною чашечке кофе и еще о том, как это повлияет на вашебудущее.

– Именно так, –подтвердил Долан, больше не удивляясь тому, что Майра облекает егособственные мысли в слова.

– Примерно то же самоезанимало и меня, – спокойно продолжила Майра. –Вчера мне это казалось странным, но таково было впечатление от первойвстречи с вами. Мы считаем странным то, чего не понимаем. Простойпример. Некто останавливается купить газету в вестибюле здания своегоофиса. Этот некто прежде никогда не покупал здесь газету. По пути наработу он встретил дюжину разносчиков с той же самой газетой, но некупил. В вестибюле же, по необъяснимой причине, он покупает газету ипропускает лифт. А в том лифте ехала его суженая или деловой партнер,который мог предложить ему сделку на миллион долларов. Или –лифт падает, и все при этом погибают. Но этот человек останавливается, чтобы купить газету – нечто, чего никогда неделал раньше. Вы понимаете, почему он это сделал?

– Нет, – сказалДолан, – не совсем.

– Тогда давайте о том, чтослучилось с нами. Вчера я не остановилась, чтобы выпить свою обычную чашечку кофе.

– Хотел бы я знать, –сказал Долан, – это плохо для вас и хорошо для меня илиплохо для меня и хорошо для вас.

– Меня это тожеинтересует, – созналась Майра. – Но при любомраскладе я иду с вами. Когда приходить завтра утром?

– Но я…

– Когда вы будете здесь?

– Около девяти, но…

– Тогда и увидимся, МайклДолан, – перебила его Майра, встала и вышла, необорачиваясь…

Весь день Долан работал и засиделсядопоздна, планируя макет журнала, придумывая заглавия рубрик иподбирая литературный материал для «Главной колонки»,которая получалась весьма схожей по стилю с «Городскимиразговорами» в «Нью-йоркере», однако мысли о МайреБарновски все всплывали и всплывали в сознании. Долан отчаяннопытался оставаться рассудительным, но все думал о еекрасных-прекрасных губах, и тогда в тексте вылезали ошибки, иприходилось с проклятиями возвращаться к пишущей машинке. Майклненавидел неряшливые экземпляры и, если на странице оказывалась хотьодна опечатка, вынимал лист и начинал все снова. Наконец к вечеру онсдался, решив, что закончит работу утром, а хороший старт и такполучился. Теперь надо пойти домой и поспать, потому что они с Эйприлпровели колдовскую ночь на пленэре у ручья, в лунном свете,обнаженные; колдовская ночь, правда зверски хотелось спать.

– Это пройдет, –сказал он сам себе о Майре, спускаясь вниз к машине. –Завтра я уже привыкну к этой даме и тогда смогу работать.

Он добрался до дома, большоготрехэтажного здания, которое делил с четырьмя молодыми живописцами,многообещающим беллетристом и асом Германской войны, поднялся к себеи проспал час.

Это был мирный час, во время которогоне снилось абсолютно ничего. Когда он проснулся, уже стемнело. Онвключил свет и отправился в душ, но тут же вышел, исторгая проклятия.

– Эй, Улисс! –крикнул он. – Улисс! Черт побери!

– Да, сэр, мистер Майк, –отозвался темнокожий мажордом Улисс, поднимаясь по черной лестнице.

– Что это, черт возьми? –спросил Долан, показывая на раковину, на которой болтался маленькийкусочек холста в рамке с надписью: «Ремонт», намалеваннойна обороте.

– О, это одна из старыхкартин мистера Элберта.

– Да не о картине я.Раковина – почему, черт возьми, ее не починили? Почему ты несообщил миссис Рэтклифф?

– Я сообщил, мистер Майк.Она сказала, что не так уж часто напоминает, что все артисты живутздесь без оплаты, и еще, что не собирается ничего ремонтировать, покане получит с нас хоть какие-нибудь деньги.

– Черт, – буркнулДолан. – Я спущусь вниз. Принеси мой набор для бритья,хорошо?

– Да, сэр. И, мистер Майк,вы не будете возражать, если я надену один из ваших галстуков сегоднявечером?

– Конечно нет, Улисс. Раз ужмы не можем платить тебе положенную двадцатку в месяц, то можем, покрайней мере, позволять носить наши галстуки. Очень жаль, что притвоем щегольстве тебе не впору мои шмотки.

– Это так, мистер Майк. Номистер Элберт позволил воспользоваться одним из его костюмов, амистер Уолтер дал свою машину.

– Его бак опять пуст?

– Да, сэр. Я обещал налитьпять галлонов.

– Улисс, он используетпреимущества твоей репутации великого любовника. Сегодня вечером тебенебось отломитсягоряченькая штучка?

– Да, сэр, –оскалился Улисс во все тридцать два зуба и потянулся к аптечке запринадлежностями для бритья.

– Бери любой галстук, ракойхочешь, Казанова. И дай мне чистую пару носков, хорошо? Я приму душвнизу, – сказал Долан.

– Улисс наверху? –спросил Томми Торнтон, один из художников, когда Долан шел черезгостиную.

– Да. Спустится черезминуту.

– Чертов ниггер. Нагромоздилвсе тарелки в раковине и так и оставил их.

– У него свидание.

– У него всегда свидание.Весь день висит на телефоне и бесконечно трещит со своими мулатками.Меня тошнит, устал я от этого.

– Пусть потешится, пока ещеможно. Кобелиный век недолог, – сказал Долан, направляясьв ванную.

– Входите, –крикнул Уолтер, оборачиваясь и вытирая руки.

– Проклятье, ванная комнатанаверху все еще на ремонте, – пожаловался Долан. –Рэтклифф не починит ее, пока мы не заплатим за жилье.

– То же самое говорит иУлисс.

– Не могу сказать, что яочень сердит на старую даму. Она долго терпела…

– Возможно, завтра кое-чтоудастся сделать. Мне должны заплатить за картину.

– Надеюсь, что так, Уолтер.Пара удачных продаж – и вы будете как новенький. Положи вещитуда, Улисс.

– Да, сэр, –сказал Улисс, раскладывая носки и бритвенные принадлежности настуле. – Могу я сделать для вас что-нибудь еще?

– Нет, все, спасибо.

– Как пожелаете. МистерУолтер?

– Нет, спасибо.

– Спокойной ночи, –попрощался Улисс и исчез.

– Чертов ниггер, до чегохорош, – сказал Уолтер.

– Лучше не бывает, –подтвердил Долан. – Он пойдет в ад за любого из нас. КромеТомми. Томми сноб. Кстати, как у него с графикой? Может рисовать?

– Все может, только ни чертане делает. Не хочет работать – и точка.

– Считает себя гением, вот ивсе. Хочет сидеть на заднице и ждать, пока появится слава и склонитголову ему на колени, – сказал Долан, раздеваясь.

– А вы по-прежнему нарасхвату женщин, – прищурился Уолтер. – Сегодня утром,я слышал, вы вернулись вместе с молочником.

– Увы, – вздохнулДолан. – Зато сегодня после обеда общался с самойинтересной девушкой изо всех, которых когда-либо встречал.

– И где я слышал этораньше? – сказал Уолтер, смеясь.

– Только представь себе:нежно-оливковая кожа, чернющие глаза, волосы цвета воронова крыла и,черт возьми, самые алые губы изо всех виденных мною прежде. Такаяжестокая притягательность. Демонично… и с оттенком легкогосадизма.

– Звучит интригующе.

– И в некоем ореоле тайны, –продолжил Долан, намыливая щеки. – Я всегда покупаюсь наэто, как простак. Похоже, проблема в том, что я слишком, черт возьми,все драматизирую. Каждый эпизод и каждый случай для меня –некая сценка…

– Наверное, вы тоже гений, –сказал Уолтер. – Забавно, если окажется, что все мы –гении.

– К тому все идет. Туалетзакрыт на ремонт, и мы не можем оплатить жилье. Классическиепредпосылки.

– Майк, – Томмипросунул голову в дверь, – здесь тебя леди ищет.

– Леди? – спросилДолан, поворачиваясь. – Какая?

– Назвалась Мардсен.

– Мэри Маргарет? –быстро переспросил Долан.

– Ее мать, –ответил Томми.

– У меня сейчас нет времениразговаривать с ней, – произнес Долан, нахмурившись. –Мне надо побриться, принять душ и спешить на репетицию.

– Я так и сказал, но она ислушать ничего не хочет.

– Ладно, – тяжеловздохнул Долан, откладывая кисточку для бритья и стирая мыльную пенус лица.

– Я думал, с Мэри Маргаретвсе закончено, – не удержался Уолтер.

– Да. Я не видел ее парунедель. За исключением того пустячка на следующее утро.

– Хорошенькое определение –«пустячок», – сказал Уолтер. – Бтри утра дева вваливается с воплем в парадную дверь и зовет тебя.

– Что с пьяной возьмешь? –меланхолично заметил Долан, надевая рубашку.

– Буйствовала так, чтослышно было в Вестон-Парке. Что вы с ними делаете, Майк?

– Проведи исследование, –хмыкнул Долан. – Я самый обыкновенный неудачник, да итолько. На меня западают лишь отпетые нимфоманки. Ну, братец, будьготов к неожиданностям, – пробормотал он себе под нос,направляясь к выходу.

– Майк, не подкинешь мнепять долларов?

– С радостью бы, Уолтер, –сказал Долан. – Но у меня их нет.

– Ладно. Не надо было испрашивать. Просто я подумал, что тебе заплатили, когда ты уволилсяиз газеты.

– А как же. Получилзаработанное аж за один день. И попросил кассира купить на эти деньгиБрэндону новую пару туфель.

– Брэндон? Кто такойБрэндон?

– Не знаешь Брэндона? ГлаваОбщественного казначейства. Ладно, если я закричу, вбегайте, –бросил Долан, выходя. – Где она? – спросил онТомми.

– Наверху. Удачи, Казанова.

– Ты спутал меня сУлиссом, – огрызнулся Майк, поднимаясь по ступеням.

Миссис Мардсен сидела на диване,выпрямив спину, и разглядывала фетиши африканского Золотого Берега накаминной доске, когда Долан подошел к ней.

– Приветствую вас, миссисМардсен, – сказал он.

– Добрый вечер, мистерДолан, – спокойно ответила миссис Мардсен. – Яхочу поговорить с вами о Мэри Маргарет.

– О чем именно? –поинтересовался Долан, усаживаясь на диван.

– Я отослала ее из города, –сказала миссис Мардсен, – и пришла просить вас не отвечатьна ее письма.

– О, – облегченновздохнул Долан, – конечно, не буду. Я даже не знал, чтоона уехала.

– На прошлой неделе. Такбудет лучше. С тех пор как умер мистер Мардсен, я несуответственность за Мэри Маргарет одна. И потому решила отослать ее кмоей сестре в Мехико-Сити. Мэри так молода и невинна, вы знаете…

– Да, знаю, –кивнул Долан. – Ну что же, миссис Мардсен, вы убережетесебя от хлопот. Я обещаю, что не отвечу ни на одно письмо. Но чтозаставляет вас думать, что Мэри будет писать мне после всегослучившегося?

– Не считайте меня тупицей.Мне известно, что девочка была влюблена в вас.

– Все в прошлом, –твердо сказал Долан. – Вы помешали этому. Скажите, миссисМардсен, что вы имеете против меня?

– Во-первых, мистер Долан,мне не нравятся мужчины, которые берут деньги у молодых девушек.

– С чего вы решили, что я ихбрал?

– Я видела погашенные чеки.На несколько сотен долларов.

– Увы. Не думал, что вызнаете. Но сотню долларов я вернул. Остальное отдам, как толькополучу.

– Боже, боже! –Миссис Мардсен наклонилась немного ближе к нему и покачала головой. –Эти юные девушки! Вы немного рисуетесь перед ними, не так ли?

– Никогда так об этом недумал, – ответил Майкл, глядя на часы. – Чтоже, миссис Мардсен…

– Неудивительно, что онитеряют голову, – сказала миссис Мардсен, не реагируя нанамек. – Этот богемный дом, старая мебель и старыекартины…

– Да. Итак, –проговорил Долан, вставая.

– И эта прелестнаялитература, – продолжала она, поднимая книгу с журнальногостолика. – Я просматривала ее, пока ждала. Это вынаписали?

– Нет, – ответилДолан, невольно покраснев, – не знаю, как она сюда попала.

– А уж иллюстрации! Этопервая эротическая книга, которую мне довелось увидеть за все годымоей жизни.

– Понятия не имею, как онасюда попала. Я обычно храню ее в книжном шкафу в своей комнате.

– А где ваша комната? –спросила миссис Мардсен, вставая и держа книгу перед собой.

– В конце коридора.

– Я сама положу книгу наместо, – сказала миссис Мардсен, делая шаг в указанномнаправлении.

– Простите моюнеделикатность, миссис Мардсен, – не унимался Долан,следуя за ней, – но я опаздываю на репетицию, –сказал он, нажимая на выключатель.

– Не включайте, –прошептала миссис Мардсен, жарко дыша ему в ухо. – Ненадо…

«Ну, гореть мне в аду», –мелькнуло у Долана в голове.

Было уже больше восьми, когда ондобрался до театра-студии и появился в проходе к сцене.

– Подождите! Подождитеминуту! – крикнул Майер актерам на сцене. Затемповернулся, свирепо глядя на Долана, и спросил разгневанно: –Сколько еще это будет продолжаться?

– Простите, Майер, я не могничего поделать, – произнес Долан покаянно.

– Вы что, считаете, мыставим этот спектакль для вашей личной забавы?… Да? Отвечайте!

– Я сказал, что сожалею, –буркнул Долан нервно, видя, что вся труппа внимательно смотрит нанего.

– Прекратите! Если бытолько, – выпалил Майер гневно, обращаясь к сидящим рядомДэвиду и членам постановочной группы, – мы уже не объявилипремьеру! Если бы это не зашло так далеко, я бы бросил все дело.Извинитесь перед труппой, Долан.

– Но, Майер…

– Вы никогда не проявлялидолжного внимания к людям в этой труппе. Всегда вели себяоскорбительно, грубо и высокомерно, будто вы продюсер, автор,режиссер и звезда спектакля. Но никто в этом театре не являетсяважнее кого-либо другого.

– Я вовсе не хотел хамить,Майер, – сказал Долан искренне. – Сожалею, чтоопоздал. Но просто ничего не мог поделать.

– Извинитесь!

– …Прошу прощения увсех и каждого, – произнес наконец Долан громко, так чтобыего услышали актеры на сцене. – Такое больше неповторится. – И спросил у Майера: – Теперь все впорядке?

– Да. Тимоти играл назамене. Спасибо, Тимоти, – сказал он, –заканчивайте. Долан продолжит…

– Оставайтесь на сцене,Тимоти, – не дал ему закончить Долан. – Вызасиделись в дублерах. Я ухожу, – сказал он Майеру,развернулся и пошел по проходу, через вестибюль в ночь.

– Долан! Долан! –позвал его Майер с лестницы и быстро спустился к машине на обочине. –Погодите минутку.

– Все нормально, Майер, –сказал Долан, выключая зажигание. – Не переживайте таксильно.

– Но у нас премьера наследующей неделе.

– Пусть сыграет Тимоти. Онждал этого годы. Дайте ему шанс.

– Но, Долан, вы не можетебросить меня в таком трудном положении…

– Вы окажетесь в худшемположении, если я останусь. Ничего хорошего у вас со мной неполучится. Майер, возможно, это лучший выход. За последнее время вмоей жизни произошли кое-какие изменения, и теперь мне стало некогдавалять дурака в театре.

– Но я постараюсь создатьнеобременительный режим…

– Давайте говорить серьезно,Майер, – сказал Долан примирительным тоном. –Кажется, я наконец осознал собственное хамство. Раньше я как-то незадумывался…

– Но вам очень нужен театр,то, что вам может дать только сцена. Не бросайте театр, пожалуйста,ради меня! – произнес Майер, быстро наклонившись ипросовывая голову в машину через окно.

– Послушайте, Майер, яухожу, – сказал Долан хрипло, включая зажигание и заводямашину. И добавил, отпуская сцепление и отъезжая прочь: – Еслия не сделаю этого сейчас, то никогда не сделаю.

2

Первый выпуск «Космополита»был доставлен в киоски после полудня в среду. В четверг утром,поднимаясь по лестнице в свой редакционный кабинет, Долан встретилспускающегося Эдди Бишопа.

– Ну, сукин ты сын! –воскликнул Бишоп радостно, протягивая руку. – Ты этосделал!

– Ты видел? –спросил Долан, обмениваясь рукопожатием.

– Видел ли я? Каждый вредакции видел!

– Заходи, –сказал Долан, указывая другу дорогу в кабинет. – Майра,вот этот чертов коммунист. Я не смог бы выпустить журнал без помощиМайры.

Майра поприветствовала Бишопа, затемповернулась к Долану.

– Звонили несколькочеловек, – сказала она. – Список на вашемстоле.

– Я прошелся по киоскамсегодня утром – посмотреть, как идет продажа. Поэтому опоздал.

– И как идут дела? –спросил Бишоп, усаживаясь.

– Нормально. Я не оченьразбираюсь в этом, но думаю, что все идет нормально. Скажи мне, Эд,только честно, что ты думаешь?

– Я думаю, что журналзамечательный. Правда. Но уж очень напоминает «Нью-йоркер»,согласись?

– Любой журнал такого типапохож на «Нью-йоркер». За исключением раздела светскойхроники.

– Кстати, единственное, чтомне не понравилось, – раздел светской хроники.

– Такой раздел необходим. Ифотографии дебютантов. И эдакая увесистая кучка рекламы тоже, не такли?

– Кто этим занимается? Ты?

– Парня зовут Экман.Работает на Лоуренса. Томас видел статью о бейсбольной команде?

– А то. Небось получил номерсамым первым. Я купил экземпляр около четырех часов, хотел подсунутьему, – а он уже все прочитал.

– И что он сказал?

– Он полагал, чтобейсбольное разоблачение, так же как и редакционная статья о газетах,будет задавлено рекламным отделом… Публикация заставила его,скажем так, потерять самообладание.

– Ну что же, правда на топравда и есть, – заметил Долан.

– Не сомневаюсь, –кивнул Бишоп. – Послушай, Майк, почему ты мне нерассказывал… Уж я-то знаю, черт возьми, что это правда! Ты неединственный репортер, который всегда выступает против зажима вгазетах. Мы все такие.

– Свобода прессы, –воскликнул Долан саркастически. – Господи, что за смех!

– Должен сказать тебе однувещь, малыш, – произнес Бишоп. – Я чертовскибоюсь, что ты разобьешь голову о каменную стену. Ты наживешь себемножество врагов. Многие возненавидят тебя лютой ненавистью. Томас, кпримеру. Ты знаешь, что он собирается сделать? Он пишет редакторскийотзыв – ответ на твои обвинения, что, мол, дорогая старая«Таймс газетт» подвергалась цензуре и давлению, и хочеттиснуть его на спортивной страничке в сегодняшнем номере.

– Надеюсь, он так и сделает.Чертовски надеюсь! Не смолчит же он, получив оплеуху! К тому же, –сказал Долан, усмехаясь, – перебранка очень полезна дляжурнала. Это заставит людей раскупать тираж.

– Тысячи туповатых чертовыхпростаков поверят тому, что ты говоришь, но ведь есть и другие…

– Их я тоже заставлюповерить! – с некоторой долей горячности воскликнулДолан. – С Божьей помощью я назову им даты и имена.Представлю письменные показания. Это бейсбольное дело только начало.Я доберусь до самого основания, сунусь и в Сити-Холл, и в офисокружного прокурора, и в резиденцию губернатора…

– Если только сможешь дойтидо конца.

– Будь уверен, дойду, –сказал Долан.

– Держу пари: если выдержишькурс, то примерно через шесть месяцев под твою лавочку подсунут целыйгрузовик тротила. Или убедят смягчить резкость.

– Только через мой труп, –возразил Долан.

– Ну ладно –посмотришь. Дай мне Бог ошибиться. Я за тебя. Зачем, ты думаешь, япришел сюда? Просто поболтать?

– Зачем?

– Ну… Я пятнадцатьлет был полицейским и насмотрелся всякого дерьма. Если тебепонадобится статья о теневых сторонах, я возьмусь написать ее. Я немогу поставить свою подпись под таким материалом, ты понимаешь –из-за жены и детей, но сделаю это анонимно.

– Спасибо, Эд, но я противанонимных статей. За всем, что я печатаю, что выглядит опасным,должен быть конкретный автор, конкретное имя. Но твоя помощь, скажупрямо, очень нам пригодится. Ты можешь здорово помочь с подготовкойматериала – это сэкономит массу времени. Сейчас у меня проблемы– да что там, пока что нет никакого бюджета, – но современем я смогу платить…

– Привет, Долан, –раздался голос из-за двери. – К вам можно?

– О, привет, мистер Томас, –сказал Долан, выглядывая. – Входите.

– Привет, Томми, –пробормотал Бишоп.

– На кого ты работаешь –на меня или на него? – спросил Томас, заметив наконецрепортера.

– Что за вопрос? На вас,Томми. Я просто заскочил…

– Ага, просто заскочил. Амне срочно нужен репортаж, черт возьми, о том, что происходит вполицейских участках.

– Хорошо, –сказал Бишоп, поднимаясь и злобно глядя на Томаса. –Увидимся, Майк.

– До свидания, Эдди, –попрощалась с ним Майра, не прекращая печатать.

– Пока, Майра.

– Садитесь, мистер Томас, –предложил Долан.

– Я лучше постою, –ответил Томас сердито. – С чего ты решил вдруг наехать на меня?

– Не на вас. Я наезжаю на все газеты.

– Но все знают, что тыработал в «Таймс газетт», следовательно, знают, что тыимеешь в виду нас.

– Общая линия направленностиматериала прочерчена достаточно четко…

– Ты поднял адскую вонь:история о бейсбольном скандале прошла через телеграфные агентства.Ты, наверное, много чего услышишь от Лэндиса.

– Надеюсь… Отчасти яна это и рассчитывал.

– Ладно, меня интересуетпрежде всего «Таймс газетт». Я не стану отвечать на твоиобвинения злобными передовицами…

– Просто вы боитесьоказаться на виду. Вы и другие газеты!

– Да, но предупреждаю: еслиты не откажешься от своей затеи, мы сделаем твою жизнь чертовскинесладкой. Запомни это.

– А ведь я только начал.Подождите, пока я на самом деле развернусь, – сказалМайкл, вытаскивая из кармана лист бумаги. – Вот нескольконаметок статей, которые я сделал за последние несколько дней. Статей,которые следовало написать месяц назад, если не раньше. «ДокторКарлайл», – прочитал он. – Вы знаете его,знаменитого сторонника абортов, который уже убил пару девушек икоторому все еще разрешено продолжать преступный бизнес, потому чтоего брат – босс в округе Колтон. «Карсон».Санитарный надзиратель, заграбаставший в свою фирмочку всемусоровозы, принадлежащие городу. «Рикарчелли». Этотпарень содержит игорный притон в самом большом отеле в городе.«Нестор». Комиссар полиции, который теперь разъезжает на«дюзенберге»,¹а всего шесть лет назад был голодранцем и работал на ферме. Ну как,впечатляет?! А ведь это то, что лежит прямо на поверхности. И лишьодин Господь знает что еще выплывет наружу, когда я начну копатьвсерьез.

– В этом нет ничегонового, – сказал Томас. – В каждом городе естьчто-нибудь подобное. Это часть устоявшейся системы. Ты, должно быть,совсем свихнулся, если собираешься коснуться любой из этих историй.

– Коснуться?! Я собираюсьраскрутить их на полную катушку. Я собираюсь дать достойное занятиенашему высокоэрудированному Большому жюри.

– На самом деле тысобираешься совершить публичное самоубийство, вот и все. Давай,вперед, если ты хочешь этого. Но больше чтобы никаких злобныхпередовиц о «Таймс газетт», или я персонально разберусь стобой, – пригрозил Томас и вышел, стуча каблуками по полу.

– Общительный парень, –сказала Майра, отставив машинку. – Надеюсь, вы непозволите ему заморочить вам голову.

– Я напуган до смерти, –усмехнулся Долан.

– Вы уже просмотрели списокзвонков? Мисс Коулин и миссис Мардсен сказали, что у них к вам важноедело. Также некий мистер Куксон просил передать, что звонил посрочному делу.

– Обычно мы называем его поимени. Майер. Режиссер театра-студии.

Зазвонил телефон.

– Алло… –сказала в трубку Майра. – Да, это Бичвуд 4556…Чикаго? Кто звонит?… Хорошо, оператор, соедините.

– Кто это? –спросил Долан, подходя и беря трубку.

– Это джентльмен, которыйчто-то имеет или делает насчет бейсбола. Мне кажется, телефонистканазвала его имя – Лэндис…

«Лэндис дисквалифицируетшесть колтонских игроков, признанных виновными в получении взяток врегулярном чемпионате

Хэмфри Преснеял

Шесть членов основного составаколтонской бейсбольной команды были сегодня исключены из бейсбольнойассоциации. Причина – получение взяток за проигрыш в матчах скомандой Беннтауна, которые намечены на чемпионат 1936 года. Судебноеразбирательство продолжалось пять дней. Имена дисквалифицированныхигроков: Фритц Докстеттер, питчер, Гарольд Маллок, второй бэйзмен,Джо Трент, боковой игрок и ведущий отбивающий лиги, Рауль Дедрик,игрок в поле, Мерсер Сасл, первый бэйзмен, и Адриан Поттс, кэтчер.

Было установлено, что двое из игроковсделали признание главе бейсбольной ассоциации Лэндису, безобъявления источника взятки. Дисквалифицированные игроки не пожелалидать интервью нашей газете.

Внимание к скандалу впервые былопривлечено «Космополитом», еженедельником, вышедшим впрошлом месяце, который редактирует Майкл Долан, бывший спортивныйредактор местной газеты…»

– Надо сказать, что Преснеллоказал нам услугу, – заметил Долан, складывая газету. –Вся первая страница.

– Громкая история, –подтвердила Майра. – Это есть в каждой американскойгазете.

– Я получил огромноеудовольствие, когда их вышвырнули, – заявил Долан. –Ублюдки. Мне нравится Лэндис. Никакого бюрократизма! Действительнозаботится о чистоте бейсбола. Жаль, что среди политиков нет Лэндиса.Господи, как он им нужен! Один Лэндис в политике мог бы сделать этустрану куда лучше, чем шесть Верховных Судов.

– Черт! –внезапно сказал Эд Бишоп. – Послушайте, что написано вколонке редактора «Таймс газетт»: «Таймс газетт»присоединяется ко всем любителям «чистого» спорта спожеланием, чтобы всех шестерых колтонских бейсбольныхигроков-жуликов срочно отправили в «Лимбо»¹…»

– Узнаю руку Томаса, –сказал Долан. – «Срочно отправить в «Лимбо».Эй! Вперед!

– «Они были идоламидля молодежи в Колтоне, а возможно, и в других местах, –продолжил читать Эдди, – но они не оправдали надежд тех,кто им верил. Теперь они навсегда отделены от профессиональногобейсбола». Превосходно! «Не переоценивая роль, которую мысыграли в разоблачении этих предателей, хотелось бы еще раз отметить,что «Таймс газетт» не останется равнодушной к коррупциини в общественных организациях, ни среди публичных политиков, нисреди бейсбольных игроков». Это шутка, что ли? –спросил Бишоп, усмехаясь.

– Думаю, да, –ответил Долан. – Все эти редакторские колонки могутслужить прекрасным примером того, как писать, применяя всего одинзаголовок: «Преступление не оплачивается».

– В точку! –сказал Бишоп. – Применили! Смотри! «Преступление неоплачивается».

– Ну, будь я сукин сын, –воскликнул Долан, глядя на листок в руке Бишопа. – Развеэто не здорово? Знаешь что, Эд? Тебе повезло, что Томас отделался оттебя. Да, мы живем действительно впроголодь, но пишем что хотим. Мыне смогли бы написать такого для этой задрипанной «Таймсгазетт».

– Что правда, то правда, –сказал Бишоп сухо. – Я только-только получил повышение допятидесяти пяти, за несколько дней до того, как Томас засталменя здесь. Ты платишь мне двадцать пять… На самом деле,конечно, он уволил меня, подумав, что мы готовим что-то против его«Таймс». И мне очень хочется, чтобы эта проституткаполучила по заслугам. Черт, не просто заметку в один абзац. Онслишком привык, что все ему прощается…

– Привет, Долан, привет,Майра. – С этими словами Лоуренс, непривычно веселый,вошел в редакционный кабинет.

– Это мистер Бишоп, мистерЛоуренс. Бывший обозреватель «Таймс газетт».

– Как поживаете, мистерБишоп? – протянул руку Лоуренс.

– Я принял Бишопа вчера наработу, – сообщил Долан.

– Да? –воскликнул Лоуренс; в интонации содержалось удивление и нечтоеще.

– Мне такие люди оченьнужны, и работы хватит. Мы с Майрой уже не справляемся со всем. Эд,черт возьми, хороший профессионал. А что это у вас?

– Свежая сводка реализации,тиражный отчет. Я бы хотел вам показать.

– Спасибо, как раз кстати, –сказал Долан, беря отчет. – Удалось ли сегодня что-нибудьЭкману?

– Он еще не вернулся, нодумаю, что у нас сейчас дела неплохи.

– Надо делать лучше, чемнеплохо. Надо, чтобы каждый в городе говорил о «Космополите», –сказал Долан, просматривая сводки. – Три тысячи, влёт.Неплохо для четвертой недели. Надо бы увеличить число рекламодателей.

– Надеюсь, у насполучится, – согласно кивнул Лоуренс. – Тритысячи тираж, десять центов с каждого экземпляра не слишком много. Выработаете вечером?

– Мы вычитали фанки, всеготово к печати. На вечер работы не осталось.

– Как идет подписка, Майра?

– Прекрасно. Я позвонилапочти сотне человек по списку и получила около двадцати годовыхподписок.

– Ладно, позаботься о них, –сказал Лоуренс, уходя.

– Кажется, я этому парню ненравлюсь, – констатировал Бишоп.

– Ничего личного. Он немногосвязан финансовыми проблемами, вот и все.

– Что он имел в виду –«три тысячи тираж, по десять центов за экземпляр»? Это жене весь доход, не так ли? Как насчет рекламных?

– Ладно, Эдди, пока невпечатляйся – большая часть рекламы бесплатная. Подарилирекламную площадь магазинам, чтобы доказать, что можем делать бизнес.

– Тогда откуда тысобираешься взять деньги на мою зарплату? – спросил Бишопозадаченно.

– Я думаю, журнал кое-чтопринесет, и, вообще, не беспокойся об этом. В случае, если всерухнет, у меня есть запрятанный далеко-далеко личный золотой рудник.Правда, Майра?

– О да, в самом деле, –подтвердила Майра. – Пятидесятипятилетний золотой рудник.

Внезапно в дверь кабинета вошел мужчинаи остановился, оглядываясь. Около тридцати лет, очень крепкогосложения, очень аккуратно одетый. Все трое, молча, посмотрели нанего. На пару секунд все словно застыли.

– Что вы хотите, Фритц? –наконец спросил Долан спокойно.

– Вы знаете, чего я хочу, –ответил Докстеттер медленно, по-прежнему не двигаясь. –Это вы, вы один вышвырнули меня из бейсбола. Вы знаете, чего я хочу,грязный сукин сын.

– А теперь подождите минуту,Фритц, – сказал Долан почти дружелюбным тоном, поднимаясьиз-за стола. – Давайте обойдемся без осложнений.

– Вы понимаете, что погубилимою карьеру, не так ли?

– Я знаю, что выдействительно сделали все то, в чем вас обвинили, –продолжил Долан как ни в чем не бывало. – Эта историястала мне известна еще месяц назад, но газета решила ее непубликовать. Из-за материала о вас я вынужден был уйти с работы.

– Вот как? –процедил сквозь зубы Докстеттер, опуская правую руку в карман пальто.

– Осторожно! –крикнул Бишоп.

Долан кинулся вперед и левой ударилДокстеттера в голову. Досктеттер отшатнулся, вскинул свою левую рукуи яростно попытался вытащить сжатый кулак правой из кармана. Доланопередил: прямой в подбородок, крюк справа в скулу, затем подскочил,шарахнул питчера о стену, свалил на пол и навалился сверху, прижимаяправую руку, все еще не высвобожденную из кармана. Наконец смог еевыдернуть и сам тут же запустил руку в карман Докстеттера.

– Так я и думал, –сообщил Майкл, вытаскивая пистолет. – Тридцать второй. Япо его глазам понял, что ублюдок собирается стрелять.

– Ты неплохо работаешькулаками, малыш, – сказал Бишоп.

– Ну вот! –воскликнула Майра. – На целую минуту я испугалась.

– Я сам еще не пришел всебя, – признался Долан. – Эд, там, в холле,есть вода. Поторопись. Так. Ну что, можем привести его в чувство.Майра, положите пистолет в мой стол. Черт! Впечатляет, да?

– Это только начало, –сказала Майра. – Подождите, пока мы по-настоящемураскрутимся.

В этот вечер Долан пригласил Майрупоужинать в ресторан на крыше.

– Здесь мило, не правда ли?

– Надеюсь, –ответил Долан Майре, вздыхая и глядя в окно на огни города внизу.

– Не надо так грустить. –В голосе Майры сквозила легкая радость. – Вы собрали всехв мире вокруг своей персоны. В городе только и говорят что о вас и ожурнале. С тех пор как мы сидим здесь, по меньшей мере двадцатьчеловек подошли и поздравили вас. И вы занимаетесь тем, чем хотитезаниматься. Так в чем же дело?

– Я думал не об этом, –признался Долан, глядя на большой банкетный стол по другую сторонуоркестровой площадки.

– О! –воскликнула Майра, проследив за его взглядом. – Вот оночто! Ну, не злитесь на меня. Когда я предложила прийти сюда, то незнала, что девушка сегодня устраивает свадебную вечеринку. Я даже незнала, что она выходит замуж.

– Я и сам забыл об этом, –сказал Долан. – А теперь она подумает, что я специальновсе так подстроил.

– Подстроил что?

– Все это. Что мы здесь.

– А что в этом такогоужасного?

– Ради бога, неужелинепонятно? Я привык приходить сюда с Эйприл. Я привык находиться вкомпании, которая толчется вокруг ее стола. Каждый знает, что я былболваном по отношению к ней.

– И что она сглупила насчетвас.

– В любом случае я здесь, втом же самом ресторане, на ее свадьбе – и с другой девушкой.

– Странной девушкой, –поправила его Майра, чуть пригубив коктейль. – Девушкой,которую никто не знает. Бродяжкой.

– Ну зачем, черт возьми, такговорить и так вести себя?

– А как, по-вашему, я могусебя вести? Вы только что сказали, что бросаетесь всем в глаза,потому что пришли с девушкой, не принадлежащей к этой толпе –этому сборищу фальши и так называемого высшего нахальства.

– Ничего я такого неговорил, глупышка.

– Сам ты дурак. Ради бога,почему так важно, что они думают? Почему ты продолжаешь попыткиразрушить социальные рамки? Ты же для них никто…

– Знаю, –произнес Долан спокойно.

– Они будут отказывать тебев приеме в клуб, потому что ты пробивался наверх собственным умом итрудом. Да еще станут презрительно насмехаться за спиной. Они тебяпрезирают. Чертов ты дурак, Майк. Есть возможности, есть сила –и сейчас ты на своем пути. На своем месте. И нечего беспокоиться обэтих дешевых маленьких паразитах.

– Меня волнуют не столькоони, сколько Эйприл. Она – роскошная штучка.

– Мир полон роскошныхштучек. Ревнуешь к парню, который женился на ней, – кэтому Менефи?

– Ничуть.

– Тогда перестань такубиваться. Она замужем, ну так что? За пределами круга –другое, и сколько угодно. Судя по уровню твоей хандры в последниеполтора часа, похоже, ты думаешь, что она единственная девушка вмире, которая стоит того, чтобы ею увлечься.

– Мне не хотелось бы, чтобывы так говорили об Эйприл.

– О господи, –сказала Майра устало, глядя на искусственные звезды на потолке. –Ну прекратите играть праведника в рубище! Я всего-то попыталасьоткровенно озвучить ваши мысли. Майк, – сказала она,опираясь на локоть и заглядывая ему в глаза, – я толькопытаюсь заставить вас стряхнуть с себя социальную фобию. Вы неизбежнокогда-то избавитесь от этого; поскорее бы… Эти люди абсолютнобесполезные. Они просто разгуливают, ничем не жертвуя, занимают многопространства и поглощают много воздуха, который, черт возьми, мог быдостаться кому-нибудь еще.

– Не спорю, –согласился Долан. – Вы наверняка правы. И все же в нихесть нечто, чего у меня никогда не было и чего я очень сильно хочу.

– Веселье на чужом пиру –убогая радость. Давайте уйдем, к черту, отсюда.

– Я хочу еще потанцевать…

– То есть вы хотитепотанцевать разок с Эйприл.

– Может быть.

– Ладно, идите прямо сейчас,выставляйте себя на посмешище, – сказала Майра, укутываясьв накидку. – Я ухожу.

– Не следует так делать, выже знаете.

– Знаю. Но переживаю за васбольше, чем вы сами. Я поеду в ваши апартаменты и буду ждать вастам, – сказала она, поднимаясь.

– Может быть, я немногозадержусь…

– Ничего. Я попрошу Улиссавпустить меня в вашу комнату. Там будут другие мальчики. Может быть,они смогут развлечь меня.

– Только не в моей постели,предупреждаю. А то уши надеру.

– Раз так – не слишкомзадерживайся.

Долан поднялся и направился мимотанцующих пар к столу Эйприл, украшенному цветочной гирляндой.Несколько стульев были свободны.

– Привет, странник, –произнесла Эйприл мягко, протягивая руку.

– Поздравляю, –сказал Долан. – Вас также, Рой.

– Спасибо, –поблагодарил Майкла Менефи. – Вы знаете остальных гостей,не так ли? Гарри Карлайл…

– Конечно, всех знаю.Привет! – кивнул Долан и уселся рядом с Лиллиан Фрайд,блондинкой, дебютировавшей год назад. – Персональныйпривет, Лиллиан.

– Привет, Майк.

– Вы мне должны, Долан… –сказал Менефи, – медовый месяц…

– Вот те раз. Это как же?

– Вы ввели Эйприл вспектакль театра-студии, и пока его играют, она не может покинутьгород.

– Не в моих силах былочто-либо сделать, Рой. Ее выбрал Майер. Ты пользуешься большимуспехом, – сказал Долан Эйприл. – Великолепныеотзывы сегодня. Как все прошло?

– Хорошо. Тебе надовернуться. Мы все ждали твоего возвращения после премьеры.

– Я был очень занят.

– Ох, Майкл, ты все такой желгунишка.

– Честно. Журнал выходитзавтра, ты же знаешь.

– А что насчет моейфотографии, которую вы обещали напечатать? – спросилаЛиллиан.

– Идет в следующем номере.

– Ваша социальная хроникаполучается довольно пресно, – объявила Лиллиан. –Дама за вашим столом – это кто, редактор социального отдела?

– Не совсем. А что?

– Да так, ничего…

– Она сногсшибательная! –восхищенно произнесла Эйприл. – Кто она?

– О, телефонные переговоры,делопроизводство, и немного пишет.

– Я все больше склоняюсь кмысли о работе редактора раздела светской жизни, –сообщила Лиллиан. – Опыт работы в школьной газете у меняесть.

– Я не могу ничего платить.

– Но мне и не нужензаработок. Такое делается только для развлечения.

– Она хочет сказать, –наклонился над столом Гарри Карлайл, – что просто хочетпобольше побыть рядом с вами.

– Заткнись, Гарри! –рявкнула Лиллиан.

– Не обижайся, –улыбнулся Карлайл. – Это просто шутка.

– Дешевые площадные шутки, –бросил Долан.

– Не хотел бы тыпотанцевать, Майк? – предложила Эйприл.

– Что скажет жених? –Долан вопросительно посмотрел на Менефи.

– Почему бы нет? –Менефи встал и помог Эйприл выйти из-за стола.

– Спасибо, –поблагодарил его Долан. Затем подошел и проводил Эйприл на площадкудля танцев. – Ты полагаешь, это нормально? –спросил он, когда они начали танцевать.

– Конечно, глупо…

– Я хочу спросить, этично литанцевать с невестой сразу после того, как она стала невестой?

– Конечно. Я танцевала сРоем, и Джонни Лондоном, и Гарри Карлайлом.

– Джонни здесь? Я его невидел.

– Ты никого не видел. Ты былслишком поглощен этой экзотической девушкой, которую привел с собой.Где она, кстати?

– Ушла.

– Поссорились?

– Вроде того.

– Я поняла по твоему тону.Печально. Она чертовски привлекательна.

– Это несерьезно. Мыпоспорили по поводу того, подходить ли к вашему столу. Она сказала«нет» и смылась.

– Я поняла. Упрямство покапри тебе. Почему она не хотела, чтобы ты подходил?

– Да так… Она былаправа. Здесь много снобов. Большинство из них даже не разговариваютсо мной. За исключением Карлайла – а он отпускает грязныешутки.

– Забудь Карлайла. Гарривскружил голову успех. Он сегодня рассказывал, что собираетсяперебраться в новое большое здание.

– Логично. Он же занимаетсястраховым рэкетом.

– Тебе нравится «Рио-Рита»?

– Впервые услышал лично, яхочу сказать, в живом исполнении. Неплохо.

– Майк… Почему ты нехочешь бывать в театре?

– Занят.

– Прежде ты никогда не былтак занят. Это связано с тем вечером – когда Майер заставилтебя извиняться?

– Не только с ним. Ядействительно занят.

– Я звонила тебе дюжину раз.Ты получил мои записки?

– Да. Но не хочется звонитьтебе домой, Эйприл, ты знаешь, как старик к этому относится. И потом,ты вышла замуж за Роя и все такое. Кстати, следовало дать мне знать.Я бы послал подарок или что-нибудь.

– Вот почему я звониласегодня утром. Хотела тебе сообщить…

– Господи, это возбуждает, –произнес Долан, прижимая ее немного крепче. – Сознаюсь, яхотел бы, чтобы ты почувствовала разницу…

– Так же и я, Майк.

– Господи, какзамечательно, – снова сказал он, чувствуя плавныеприкосновения ее тела и думая с внезапным приливом жара обо всехобъятиях.

– Подарим друг другу ещеодну ночь перед расставанием, Майк? – спросила онашепотом.

– О господи – да. Да…

– Простите. –Менефи внезапно протиснулся между Доланом и Эйприл. – Могуя разбить вашу пару?

– Конечно. –Долан отстранился. – Спасибо, Эйприл. Доброй ночи.

Он направился к своему столику иобнаружил Карлайла, сидящего на стуле, который освободила Майра.

– Как жаль, что вам неудалось закончить танец, – улыбаясь, сказал Карлайл. –Я советовал Менефи сидеть спокойно и не волноваться, но он решилвмешаться.

– Это было очень мило свашей стороны, – заметил ему Долан. – Я знаю,что вы имеете в виду.

– Судя по тону, вы думаете,что я поддразнивал его и понукал вмешаться.

– Это не имеет значения, –сказал Долан, подавая знак официанту.

– Уходите? –спросил Карлайл.

– Да.

– Я очень хотел поговорить свами.

– Как-нибудь в другой раз, –сказал Долан, посмотрел на чек и подал официанту пятидолларовуюбумажку.

– Почему вы никогда нелюбили меня, Долан? Вы мне нравитесь. Почему же я не нравлюсь вам?

– Да, Гарри, не нравишься.Не нравился, когда мы были детьми в школе, и не нравишься теперь. Былкозлом, козлом и остался. Нам незачем изображать симпатию. Давайсохраним существующее положение, – сказал Долан, пошевеливпальцами.

– И вы собираетесь атаковатьменя в своем журнале, потому что я вам не нравлюсь?

– С чего вы решили, что я«собираюсь атаковать» вас? – спросил Долан,пытаясь изобразить удивление в голосе.

– О, у меня есть основания.И хочу напомнить, что я – единственный человек в городе,которого вам лучше не трогать.

– А не лучше ли подождать,пока выйдет в свет что-нибудь из того, что, как вы считаете, ясобираюсь напечатать, прежде чем запугивать меня?

– Считайте этопредупреждением. Давай, – сказал Карлайл и пошевелилпальцами, имитируя жест Долана, – сохраним существующееположение.

– Спасибо, –сказал Долан официанту, взял сдачу и отсчитал чаевые. Затем обернулсяк Карлайлу. – Я вот тут подумал о вашем брате…

– Брате? О, вы говорите оДжеке. А что, – изобразил Карлайл удивление, –это идея. Я не думал о Джеке. Он очень влиятелен. Может быть, я смогупривлечь его, чтобы помочь уговорить вас бросить это.

– Еще как силен и влиятелен!Быть может, он потратит частицу своей силы и вернет к жизни хоть однуиз трех девушек, которых вы убили, делая аборты?

Карлайл вскочил на ноги.

– Послушайте, Долан, –сказал он, и весь елей внезапно исчез из его голоса, –вам, черт возьми, надо лучше подбирать факты, прежде чем печататьчто-нибудь вроде этого!

– Я, черт возьми, правильноподбираю и правильно оцениваю их, все четко, как в аптеке, –сказал Долан холодно и ушел.

Внизу горел свет, когда Долан приехалдомой, и через большие окна он мог видеть Элберта, и Томми, и Эрнста– бывшего воздушного аса, – рассевшихся на первомэтаже около Майры. Они о чем-то горячо спорили. Долан поднялся в своюкомнату и начал раздеваться.

Он сбросил с себя почти все, когда кнему вошла Майра.

– Ты никогда не стучишь? –поинтересовался Долан.

– Вот, – сказалаМайра, схватив старый купальный халат со стула и бросив ему. –Надень это, и все будет прилично.

– Я говорю не о приличии, ао воспитанности. Где, черт возьми, мои тапочки? – спросилон, оглядываясь вокруг. – Чертов Улисс, что ли, утащил ихв свою комнату? Тащит что ни попадя…

– Если ты говоришь обужасных красных мокасинах, то они под столом. – Майрауказала в названном направлении. – Я думаю, ты знаешь,который сейчас час, не так ли?

– Я прогулялся после того,как покинул крышу.

– Долгая прогулка. Я ждалатебя два часа.

– Похоже, тебе быловесело, – сказал Долан, надевая тапочки. – Очем был разговор? О том, что гомосексуальность – перваяпредпосылка гениальности?

– На этот раз речь шла оГитлере.

– Что я говорил?

– Эрнст немного повернут натеме расовой чистоты, я права?

– Еще как повернут!Поэтому-то он так неравнодушен ко всем цветным девчонкам. Улиссоднажды ночью привел свою девицу сюда и отвлекся на секунду, а когдавернулся, Эрнст имел ее на полу за пианино. Улисс собирался кулакамивосстановить расовую гармонию, еле отговорили. О, определенно Эрнстне думает ни о чем, кроме чистых арийцев. А теперь, миссБарновбаттински, не пошли бы вы, к черту, домой и позволили мне лечьспать?

– Ложись спать. Я не мешаю.

– После всего, теперь…

– Я только хочу поговорить стобой. Можно поговорить и в постели.

– Но я не хочуразговаривать. Я устал слушать про мои комплексы и сдерживающиемеханизмы. Иди домой.

– Виделись с Эйприл?

– Да.

– Как она восприняла это?

– Восприняла что?

– Свое мученичество. Выйтизамуж за нового, пока еще любишь старого. Истинное мученичество, надопризнать.

– Какие милые шуточки, –сказал Долан саркастически.

– Вы потанцевали с ней? –Майра продолжала тем же спокойным тоном.

– Примерно треть танца, да.Муж вмешался.

– Вмешался? Как странно, нетак ли?

– Он упрекал меня заотсрочку их медового месяца, мол, я затащил Эйприл в театр-студию итеперь она занята в спектакле. Нормальная шутка. Но затем встрялГарри Карлайл и стал подзуживать его сорвать наш танец. Когда мы сЭйприл отошли от стола, я увидел, что Гарри пристроился рядом с Роем.И наверное, напомнил нечто предполагающее вспышку ревности.

– Держу пари, Менефи нетребовалось сильного напоминания.

– Черт, теперь это неважно.Когда я вернулся за наш столик, Карлайл ждал меня там. Он пыталсянамекнуть, что лучше ничего не печатать о нем в журнале.

– Ах, этот Карлайл!

– Да, известный светскийдоктор, его братец…

– Откуда Гарри узнал, что тысобираешься печатать о нем статью?

– Хотел бы я это выяснить! Онаших планах было известно только тебе, мне и Бишопу.

– И Томасу. Вспомни день,когда ты в раздражении пытался впечатлить его списком персон, которыхсобираешьсявысветить.

– Да, и Томасу. Да…

– Томас и этот Карлайл –друзья?

– Не знаю. Но с Джеком,братом Гарри, Томас еще как знаком. Джек Карлайл. Главный рэкетир вокруге.

– Надеюсь, его запугиванияне остановят тебя.

– Не волнуйся, скореенаоборот. Это единственная работа, которую я проделаю с большимудовольствием. Я вообще никогда не любил его… а теперь,пожалуйста, не могла бы ты убраться?

– Ты же не собираешьсяотправить меня домой пешком, через весь город, в это время ночи?

– Ладно, черт возьми.Попрошу Улисса отвезти тебя домой на моей машине.

– Но зачем? Почему мы неможем поступить проще?

– Я уже говорил, –сказал Долан, вставая. – Здесь нет лишней кровати.

– Эта выглядит вполнедостойно.

– Это моя кровать.

– Знаю. Прекрати строить изсебя дурака.

– Я не дурак, о господи. Всепрекрасно понимаю. Знаю, чего ты хочешь. Знаю, что не смогу устоять.Знаю, что мне нравится все сексапильное в мире.

– Великолепно! Теперь тыстановишься самим собой, – сказала Майра, улыбаясь. –Здорово!

– …Но спать в моейкровати ты не будешь! Черт возьми, ну почему ты не остановилась в тотдень выпить свою чашечку кофе!

– Замечательно! Мненравится, когда ты выпускаешь пары! В эти минуты ты великолепен!

– Посмотрела бы ты на меня,выгоняющего женщин отсюда в четыре часа утра. Вот когда я в самомделе великолепен.

– А теперь давай…

И тут кто-то постучал в дверь.

– Входите, –ответил на стук Долан, думая, что пришел один из парней снизу, можетбыть Улисс.

Дверь открылась, и вошла Эйприл КоулинМенефи.

– Я не знала, что у тебякомпания, – сказала она, невозмутимо глядя на Майру. –Я помешала?

– Почему же? Нет, –протянул Долан, все еще удивленный.

– Это хорошо, –проговорила Эйприл, закрывая за собой дверь.

Майра встала, громко втянув воздух.

– Не уходите, –обратилась к ней Эйприл, с улыбкой протягивая Майре руку. –Меня зовут Эйприл Менефи. Я видела вас сегодня.

– Привет! –сказала Майра, пожимая протянутую руку.

– Мисс Барновски, –представил ее Долан, очнувшись от первоначального шока. –Моя секретарша. В журнале, я имею в виду. Она помогает мне печатать.Мисс Барновски…

– Да, я знаю, –прервала его Эйприл. – Мисс Барновски.

– Она мой секретарь, –повторил Долан, глупо улыбаясь.

– Хорошо. Вы мне кажетесьужасно привлекательной, – сказала Эйприл Майре.

– Спасибо…

– Мне жаль, что вы уходите.В самом деле. Я хотела бы узнать вас получше.

– Спокойной ночи, миссисМенефи, – произнесла Майра, собираясь уходить.

– Подожди минуту, –проговорил Долан, провожая ее до двери. – Я попрошу Улиссаотвезти тебя.

– Не беспокойся, –бросила Майра через плечо, проходя через темноту гостиной…

– Она великолепна, Майк.Выглядит как девушка на рисунке Бенда. Теперь я понимаю, почему тыбыл столь пренебрежителен…

– О господи, у тебя в головекогда-нибудь бывает что-нибудь кроме секса? – спросилДолан, закрывая дверь.

– Это патология, –кротко согласилась Эйприл.

– Ты ненормальная. Как тыздесь оказалась?

– Не хмурься так! Вошлачерез черный ход, через комнату Улисса и затем по внутреннейлестнице. А что?

– О господи, сдохнутьможно, – сказал Долан, качая головой. – Тысамая ненормальная из всех, кого я когда-либо встречал. Ты только чтовышла замуж, это ваша брачная ночь, и ты спрашиваешь меня «ачто»?

– Я спрашиваю тебя снова: «Ачто?» Ты не рад, что я здесь? «Это одновременно иподходяще, и пристойно», или ты не помнишь Линкольна?

– Сдаюсь, –сказал Долан, усаживаясь и запуская пальцы в шевелюру. –Положительно сдаюсь. Каждая собака в городе знает твою машину. Тыподумала, как легко тебя вычислить? Все же знают, что я живу здесь.

– Я приехала на такси, –проговорила Эйприл, снимая пальто.

– А как насчет Менефи?

– Мы поцапались, и я уехала.

– Прекрасный способ начатьсемейную жизнь.

– Спор, – сказалаЭйприл, подходя и усаживаясь рядышком на кровать, – был отебе. Он начался сразу же после того, как Рой помешал нам танцевать,и продолжался весь оставшийся вечер. Рой очень ревнует меня к тебе.

– Какого черта ревновать комне?

– Может быть, –пробормотала Эйприл тихо, широко раскрыв невинные глазки, –потому что ты – намного лучший любовник, чем он.

– Будь я проклят! –воскликнул Долан, уставясь на нее в изумлении. – Тырассказала ему?

– Конечно.

– О господи, –простонал Долан.

– Но я здесь не только из-заэтого. То есть не только, чтобы переспать; я принесла тебекое-что, – сказала Эйприл, открывая сумочку. –Я подумала, что финансовая поддержка тебе не помешает, я помню, чтонаступил очередной срок оплаты за машину. – С этимисловами она положила чек рядом с Доланом.

Дверь распахнулась, и в комнатуворвалась Майра.

– Только что перед параднымостановилась машина, «паккард-купе», и мужчина идет вдом, – выпалила Майра взволнованно. – Похоже,приехал ваш муж.

– Кто бы сомневался, –кисло ухмыльнулся Долан, вставая. – Уходи отсюда, Эйприл,по черной лестнице.

– Пусть он войдет, –возразила Эйприл. – Лучше закончить шоу прямо сейчас.

– Боже правый! Тебе лучшеуйти!

– Я не уйду, –сказала Эйприл спокойно и, расслабившись, развалилась на кровати.

– Быстрее! –умоляюще воскликнула Майра.

Долан подскочил и, схватив Эйприл заруку, поднял ее на ноги. Мягко повернул, чуть отступил и, тщательновыбрав цель, ударил ее в челюсть, как мог, резко. Эйприл вскрикнула,как пойманный зверек, и рухнула без сознания на кровать. Доланнаклонился и подхватил ее на руки.

– Накинь на нее пальто.

– Быстрее! –повторила Майра, оборачивая пальто вокруг тела Эйприл.

Долан стремительно вышел из комнаты инаправился к черной лестнице. В просторной гостиной не было света, нослабая иллюминация от уличных фонарей обрисовала путь. Миновавгостиную, Майкл свернул в коридор, поспешил к двери Улисса и постучалногой…

– Что случилось, мистерМайк? – спросил Улисс, открывая дверь.

– Многое, –сказал Майк, укладывая Эйприл на раскладушку. – Я в адскомзатруднении, и все из-за тебя, сукин ты сын. Велел же тебе не пускатьЭйприл на черную лестницу.

– Что с ней случилось,мистер Майк?

– Дал ей тумака. Ее мужнаверху…

– Я бы не впустил ее, еслибы знал, что она замужем.

– Ты сделаешь все что угодноза пять баксов, ублюдок. Послушай. Я поднимусь наверх и притворюсь,будто удивлен, увидев этого парня. Спрячь ее и смотри, чтобы онасидела тихо, пока ее муж не уйдет. Если она очнется и попытаетсяустроить веселье, выруби ее снова. Я вернусь сразу же, как толькосмогу.

– Хорошо, мистер Майк. –сказал Улисс, прикрывая пледом Эйприл до самых бровей. –Мистер Майк, я не хотел, чтобы вы попали в затруднительное положение.

– Ладно. Мы оба виноваты, –кинул Долан Улиссу, выходя.

Снаружи у своей двери Доланостановился, чтобы прикурить, и затем вошел.

Майра лежала в кровати, закутанная впростыню до подбородка, и была видна только ее голова. Рой Менефистоял около письменного стола, его красивое лицо было мрачным.

– Ну привет! –сказал Долан, притворяясь очень удивленным, испытующе переводя взглядс Майры на Роя и обратно. – Вот уж кого не ожидал здесьувидеть. А где Эйприл?

– Это я и пытаюсьвыяснить, – буркнул Менефи.

– Он решил, что она здесь, –вступила в разговор Майра.

– Здесь? С какой стати?Шутишь, что ли? Что случилось, Рой?

– Мы с Эйприл поспорили подороге домой, и она сказала, что скорее пойдет пешком, чем поедет сомной. Я думал, что она блефует, поэтому остановился и позволил ейвыйти. Так, преподать ей урок; объехал квартал, полагая, что подберуЭйприл на том же месте, но когда вернулся, ее там не было.

– Не слишком хорошо тызнаешь Эйприл. Она не из тех, кто блефует.

– Теперь вижу. Естественно,я покатил сюда…

– Почему тебе пришло вголову, что она здесь?

– Ну не знаю. Она всегдаговорила о тебе…

– Но почему ты сначала непозвонил?

– Вы хотели поймать ее споличным, не так ли? – сказала Майра.

– Жаль тебя расстраивать,Рой, но ее здесь нет.

– Вижу, – призналМенефи. – Мне трудно это говорить, но я сожалею ослучившемся, Долан.

– Забудь. Она, возможно,взяла такси и поехала домой. Почему бы тебе не попытаться найти еетам?

– Наверное, я так и сделаю.Ну что же… извини за вторжение, – сказал Менефи,медленно направляясь к двери. – Могу я поговорить с тобойминутку, Долан?

– Конечно.

Они вышли в гостиную, и Долан включилнастенную лампу около своей двери.

– Я только хотел попроситьтебя не говорить никому об этом… ну и в журнале.

– Конечно, Рой, обещаю. Ипопытайся уяснить, что между мной и Эйприл больше ничего нет, ничего.Когда-то я потерял голову из-за нее, но теперь все прошло. Ее старикнастоял на своем…

– Верю.

– И хочу, чтобы ты не слушалГарри Карлайла. Ему нравится наблюдать, как ты попадаешься на еговраки.

– Больше не буду. Спокойнойночи, Долан. – Менефи перехватил руку Долана и крепкопожал. – Сожалею, что побеспокоил тебя.

– Забудь, –сказал Долан, провожая его по парадной лестнице до двери на улицу. –Спокойной ночи.

– Спокойной ночи, –ответил Менефи, спускаясь с крыльца.

Долан подождал, чтобы Рой сел в машинуи уехал, а затем спустился в комнату Улисса.

– Она все еще в ауте, –сообщил Улисс. – Вы что, бейсбольной битой ее огрели?

– Принеси воды и давайприводить ее в чувство. Принеси побольше воды.

Долан откинул плед и начал растиратьЭйприл запястья. Никаких признаков сознания. Девушка лежала словнотруп, а в слабом желтом свете маленького ночника Улисса и выгляделакак труп.

– Вот, мистер Майк, –сказал Улисс, возвращаясь с ведром воды. – А тот мужик –с ним в порядке?

– Да, он даже извинился завторжение. Возьми ее за ноги. Переложим ее на пол.

Так и сделали; Долан поднял ведро ищедро плеснул в лицо Эйприл.

Под струей холодной воды Эйприлпроявила первые признаки жизни: поежилась. Долан приподнял ее, усадили начал трясти. Через пару секунд губы зашевелились; Эйприлскривилась, как от вкуса недозрелой хурмы, затем ресницы затрепетали,и она открыла глаза.

– Эйприл! Эйприл! –шептал Долан ей в ушко. Эйприл улыбнулась, осмотрелась.

– Без паники, я уже в норме.Долан, ты сукин сын, – продолжила она с улыбкой, –подсек меня, когда я отвернулась…

– Что за девушка! –воскликнул Долан, глядя на Улисса и невольно улыбаясь. –Хватит, Эйприл, тебе надо уходить. Рой только что уехал. Улисс,надевай туфли и пальто, выведи мисс Эйприл через черный ход и посадиее в такси.

– Да, сэр, –сказал Улисс, чрезвычайно удовлетворенный доверенной ролью в одной изинтрижек мистера Майкла.

– Вот еще, через черныйход, – возмутилась Эйприл. – Ни за что. Толькочерез парадное.

– Нет-нет, уйдешь черезчерный ход. Я не настолько доверяю Менефи. Допускаю, что он поверил вмои сказки, но он ревнует, а ревнивцы чертовски упрямы. Он, можетбыть, припарковался на улице неподалеку и ожидает твоего появления.

– Между прочим, –буркнула Эйприл, – я замерзла. И посмотри, что ты сделал смоей прической.

– Посмотри, что ты сделала смоей жизнью, – сказал Долан. – Ну же, –он помог ей встать, – иди с Улиссом. Всегда можно пойматьтакси за углом. У тебя есть деньги?

– У меня всегда есть деньги,мистер Долан.

– Откуда мне знать? Может,ты истратила все на подкуп Улисса. Теперь идите.

– Я ухожу, но я вернусь.

– Попробуй, и я перережутебе горло. Правда, Улисс?

– Да, сэр.

– Тогда смывайтесь.

Улисс и Эйприл вышли через заднююдверь. Долан закрыл за ними и поднялся наверх. Выключил бра, затемвыглянул в окно, чтобы посмотреть на улицу. Ни признака машины. Онулыбнулся и вошел в свою комнату.

– Ну, – сказалон, глядя на аккуратно развешанную на спинке стула одежду Майры, наее туфли под столом, – и как с тобой быть?

– Она ушла? –поинтересовалась Майра, поворачиваясь на бок и опираясь на локоть.

– Да. И хочу, чтобы ты тожеушла.

– Никогда. О, между прочим,твоя сумасшедшая подружка оставила здесь маленький сувенир, –сказала она, протягивая ему чек, выписанный Эйприл.

– Спасибо, –проговорил Долан сухо и. сунул чек в карман халата.

– Ты не испытываешьнеловкости, принимая деньги от женщин? – спросила Майра,пораженная его неразборчивостью.

– Не тогда, когда это дорогодостается, – сказал Долан грубо.

– Понимаю… И все твоиночи так беспокойны, как эта?

– Беспокойны? –переспросил Долан с легкой усмешкой, сбросил халат и сел на крайкровати. – Вовсе нет. Эта не беспокойная. Просто-такиочень скучная.

– Колдовское отродье, –сказала Майра, откидываясь на подушку. – Самая дьявольскаясмесь шарма, индивидуальности и бесцеремонности, которую я встречалакогда-либо…

– Отлично! –констатировал Долан, выключая свет.

Через несколько дней позвонил Лоуренс.

– Сложилась довольносерьезная ситуация, – сказал он.

Через несколько минут Долан спустился вкабинет хозяина типографии.

– Объясни, Экман, –попросил хмурый Лоуренс.

– Ладно, –отозвался Экман. – Все дело в том, что мы не получилиновых контрактов с «Космополитом». Пятьдесят номеровотправлены в рассылку на второй день продаж, и сколько, как выдумаете, заказов мы получили с этого?

– Не знаю, –ответил Долан. – Семь или восемь страниц, я думаю.

– Пять с четвертью. Причемдва заказа оплачены. По двести долларов.

– А каждый выпуск обходитсянам больше чем в тысячу долларов, – вклинился Лоуренс –Надеюсь, вы понимаете, что пока мы работаем в убыток…

– Послушайте, –начал Долан, – я не сильно сведущ в этой сфере, но будь япроклят, если понимаю, почему мы должны отказаться от трех иличетырех полностраничных рекламных объявлений в неделю. Мы ведь можемвыделить место под них.

– От поздравительныхпридется отказаться, – сказал Экман. – Теполовины полос, которые мы оставили «Курьеру» или «Таймсгазетт», были заменены на десяти-двенадцатидюймовые объявленияв их газетах. Двухчетвертные полосы адресовались большим магазинам,чтобы показать, что можно делать в случае заключения новогорекламного контракта.

– Мы предложили им новыйконтракт?

– Нет, с этим ничего невышло, – ответил Экман. – А вы знаете, кактрудно мне было разместить их.

– Ну, за последние четыренедели Майра получила что-то около четырех сотен годовых подписок.Это две тысячи долларов. Они тоже потрачены?

– Да, – подалголос Лоуренс. – Хотите посмотреть гроссбух?

– Нет, я верю вам. Только,признаюсь, все это неожиданно. Я думал, что у нас все в порядке.

– У нас все в порядке, –сказал Экман, – настолько, насколько это связано средакторской сферой. На самом деле это классная работа –выпускать журнал. Он интересен всем. За исключением, конечно,«света», который мы несколько разворошили.

– Это не былослучайностью, – заметил Долан. – Размещениеимен и фотографий представителей так называемого «света»в журнале всего лишь способ держать этих людей в руках. Я-то их знаю.

– Не стану спорить по этомуповоду, – сказал Лоуренс. – Сейчас это не самоеважное. Я удовлетворен журналом… и публикацией о бейсбольномскандале. Публика нас заметила. Но это не поможет оплатить накладныерасходы.

– Не знаю, что и сказать, –произнес Долан, качая головой. – Что я могу – такэто выпускать наилучший журнал, какой в моих силах.

– Похоже, их больше небудет, – сказал Лоуренс.

– Что? Чего больше не будет?

– Тысячи долларов в неделю –немного больше тысячи…

– Рискните ими, мистерЛоуренс, всего несколько недель, а? Нельзя упустить! Вот увидите,журнал станет хитом! Черт, не бросайте меня сейчас. На следующейнеделе мы выпускаем самую громкую историю года. Бишоп работает надней сейчас.

– Мне жаль, Долан, но я немогу рисковать.

– И полагаю, не стоит васдаже убеждать в том, что эта история должна быть напечатана?

– Ни одна статья не стоитдвух тысяч долларов, во всяком случае лично для меня это так, –высказал свое мнение Лоуренс.

– Но это нужно мне. Вот-вотпоступят деньги от реализации нескольких номеров, – мы жеполучили за первый?

– Получили. Только накладныхрасходов было больше.

– Может, попытаетесьпродавать рекламу для меня, Экман? Этот журнал однажды можетпревратиться в золотую жилу…

– Конечно, я поддержу вас.Буду работать на пределе. Мне действительно хотелось бы привлечь весьгородской бизнес в ваш журнал. Я – за вас. Я вдохновлен вашимнастроем. Я на самом деле верю, что вы идеально подходите для такогодела.

– Спасибо. Я попытаюсьдостать деньги сегодня днем, но возможна задержка на пару дней, апока не прекращайте рекламу, – сказал Долан и помчался полестнице в свой кабинет.

Майра держала телефон в одной руке,проверяя длинный список потенциальных подписчиков другой. Бишопвыстукивал на пишущей машинке.

– Где Лиллиан? –спросил Долан.

– Отправилась на турнир поженскому гольфу в Кантри-Клаб, – ответила Майра. –Вы виделись с Лоуренсом? Он спрашивал вас.

– Да, знаю. Какого чертаЛиллиан не может собрать информацию о турнире по телефону? Илиподождала бы газеты…

– Только не Лиллиан, –сказала Майра. – Она уехала со своим карандашом ималеньким блокнотом – нельзя же хвастаться, что она редактор«Космополита», если все время проводишь в офисе.

– Как дела, Эдди? –поинтересовался Долан, останавливаясь рядом с ним.

– Все хорошо, –буркнул Бишоп, – но, ради бога, перестань заглядыватьчерез мое плечо. Ты знаешь, как это раздражает меня. Ты еще хуже, чемТомас.

– Извини. Я звонил тебе парураз прошлой ночью.

– Меня не было. Тыпредставляешь, где живет мать этой Макалистер? Черт возьми, пришлосьотправиться в окружной сиротский приют. Почти у Колд-Спрингс.

– Ты виделся с нею?

– Да, долго беседовали. Онасказала, что ее дочь умерла от острого несварения. Миссис Гриффинсказала то же самое. Начинает казаться, что старый Док Эстилл знал,как писать.

– Они не предполагали, чтовы искали…

– Нет, я выяснил этослучайно. И к твоей удаче, выяснил еще одну вещь. Ни одна из матерейникогда не слышала об Эстилле. Его подозревали, когда Элси Гриффитсильно заболела от отравления. Миссис Макалистер не слышала о нем дотех пор, пока не был подписан сертификат. Фэй Макалистер умерла наоперационном столе. Этот чертов Карлайл – массовый убийца.

– Еще бы надо вычислитьпарней, которые обрюхатили…

– Вычислить можно. Но вы несможете доказать. Не сможете доказать ни одной детали этого дела.Даже девушки, которые отправились к Карлайлу и вернулись, не говорятни слова. Ты можешь начать расследование, но какого черта? Карлайлаоправдают. Ты можешь эксгумировать несчастных Макалистер и Гриффит,но и это едва ли поможет. От них едва ли осталось что-либо, кромекостей…

– Просто напиши статью, Эд.Деталями я займусь сам.

– Хорошо. Надеюсь, чертвозьми, ты знаешь, что делаешь. Когда Большое жюри спросит, лучшеиметь готовый ответ.

– Будет у меня ответ. Майра,набери телефон миссис Мардсен, хорошо?

– Какой у нее номер? –спросила Майра, сощурив глаза и сжав губы.

– Посмотри в блокноте,ладно? – произнес Долан, задумчиво уставившись в стену…

– Это все, Эмери, –сказала миссис Мардсен, когда лакей поставил поднос на ренессансныйкофейный столик. – Какой вы любите чай, Майкл, крепкий, сосливками и сахаром или с лимоном?

– Со сливками, сахаром илимоном, – ответил Долан.

– Положить все сразу?

– Э-э, да, пожалуйста. –По ее тону Долан понял, что сказал что-то не так. – Развенельзя попросить все сразу? Я ни разу не участвовал в церемонныхчаепитиях.

– Вы – сама свежесть,таких я еще не встречала! – воскликнула миссис Мардсен,улыбаясь. – Вы так наивны. Предлагаю попробовать толькосливки и сахар.

– Хорошо.

– Два кусочка?

– Да, спасибо, –сказал он, принимая чашку. – Я не собирался доставлять вамникакого беспокойства…

– О, никаких беспокойств…

– Когда в последний раз быливести от Мэри Маргарет?

– Вчера. Ей нравитсяМехико-Сити.

– Почему бы и нет?! Мне тоженравятся иностранные города. Когда-нибудь я поеду в Мехико-Сити –и на Южные моря.

– Вы там бывали?

– Только сидя в последнемряду в кинотеатре. Это не совсем то, что надо.

– А я собираюсь совершитьпоездку осенью. Круиз по островам.

– Великолепно. Готовпоклясться, что Мэри Маргарет тоже понравится. Она любит путешествия.

– Я не собираюсь брать ее, –сказала миссис Мардсен. – Получится не слишком весело дляменя. Не хотели бы вы присоединиться?

– Я? О, я не смогу…

– Почему нет? Вы могли быоказаться в Лос-Анджелесе, а я, случайно проезжая…

– Восхитительноепредложение, но…

– Почему нет? Еще чаю?

– Нет, спасибо. Просто нетвозможности вырваться. У меня журнал…

– Вы думаете, что онпросуществует до осени?

– Надеюсь… и надеюсь,что не с такими проблемами, как сейчас. Вот почему я приехал увидетьвас. Я не знаю, к кому еще обратиться. Я хотел бы…

– Попросить денег?

– Да. Временно, конечно.Пока у нас еще не все уладилось, но вскоре солидные фирмы дадут намзаказы на рекламу, и тогда все будет в порядке. Мы сможемрасплатиться с людьми, которые доверились нам…

– Сколько понадобится, чтобывсе уладить?

– Ну, примерно тысячу внеделю.

– И сколько недель придетсянести расходы?

– О, пара недель. Можетбыть, три.

– А может, и все шесть?

– В принципе возможно…

– То есть вы хотите занятьшесть тысяч долларов?

– Да, но, конечно, я ихверну…

– Да-да, я знаю, –сказала миссис Мардсен, мудро улыбаясь, и встала. – Явыпишу вам чек, Майкл. Но почему бы не взять эти деньги и незакатиться куда-нибудь, провести хорошо время и забыть о журнале? Такнамного понятнее.

– Для меня журнал значитслишком много, и он нужен городу. Вы же знаете, что я пытаюсьсделать…

– Именно поэтому и непонимаю, почему вы не возьмете деньги и не уедете. В Лос-Анджелес,скажем до осени…

– Нет, не могу.

– Ну что же, если вы неготовы отказаться от иллюзий, я не стану их разрушать. Но выпонимаете, что взялись за Гераклов труд, не так ли?

– Конечно.

– Моя чековая книжканаверху, в моей спальне. Пойдемте со мной, расскажете, кто у нас наочереди, – сказала миссис Мардсен, направляясь к лестнице…

Сорокачетырехлетний мужчина, шестифутов росту и ста девяноста пяти фунтов весу, с коричневыми моржовымиусами, Бад Макгонахил, шериф округа Колтон, выглядел точно какположено полицейскому офицеру.

– Я подумал, что мне лучшеприехать сюда, – сказал он, осматривая комнату Долана. –Приятное местечко.

– Да, удобное. Какие жалобы,Бад?

– Никаких жалоб, Майк.Просто не хочу разговаривать в моем кабинете. Лучше не рисковать. Вотпочему я ждал, пока стемнеет.

– Резонно. Ну что ж,садитесь. Бад, здесь нет диктофонов. Как дела?

– Хорошо. Мы целый месяц невиделись…

– Я был изрядно занят сжурналом.

– Хороший журнал, Майк. Мненравится. Освобождение от поденщины в газете сказывается?

– Еще как. Представь своесостояние, если вдруг окажется: можно выйти и арестовать всех типов,которых давно пора сунуть в кутузку. Это примерно то же самое.

– Такой день, увы, никогдадля меня не наступит, Майк. Всегда над головой сидит кто-то, ктонаходится на крючке у самых Больших Паханов. Досадно, я не могуничего поделать вроде того, что делаешь ты. Черт, у меня трое детей вколледже.

– Как они? Как Терри?

– Прекрасно, простопрекрасно. Терри написал мне, что получил весть от тебя.

– Я писал ему, перед самымуходом из газеты. Классный парень. Великий футбольный игрок. Вследующий сезон заблестит во Всеамериканском чемпионате. Бад…

– Меня немного огорчил твойуход из газеты. Для Терри очень много значили твои публикации вбольших газетах и журналах.

– Я уже не нужен Терри, Бад.Он всех американцев поставит на уши. Он сделал это в прошлом году, нославу получили Уилсон, Грейсон и Бервангер. Ты знаешь, как это бывает– нужны годы подготовки, прежде чем вырвешься на самую вершину.

– Надеюсь. Не возражаешь,если я закурю?

– Конечно нет. Пожалуйста,Бад, не пытайся держать паузу, у тебя неважная актерская подготовка.

– Ладно, я кое-что слышалнасчет тебя, Майк, – медленно проговорил Макгонахил.

– Какого сорта это«кое-что»?

– Это касается тебя и твоегожурнала. Разные сплетни… Похоже, вы собираетесь вычиститьокруг, или что-то в этом роде.

– Рано или поздно я займусьэтим. Но тебя, Бад, это не должно волновать. Ты-то честный.

– О, я не боюсьрасследования. Я неплохой шериф, кажется. И беспокоюсь не о себе, а отебе.

– Обо мне?

– Да. Вот о чем я хотелпоговорить с тобой. Не знаю, в самом ли деле ты осознаешь, противчего выступаешь.

– Выступаю? Выполняю свойдолг – вот и все. А разговоры насчет «против чего явыступаю и что может случиться со мной» слышу с самого началаиздания «Космополита». Это меня не остановит. Такой уж яупрямый Мик. И я сорву аплодисменты! У меня достаточно денегподдерживать существующее теперь положение, вне зависимости от того,будет кто размещать рекламу в журнале или нет. Я сорву аплодисменты!

– Майк, ты мне нравишься. Тымного сделал для меня – и для Терри, начиная с этой стипендии ипрочего, но ты пытаешься парой двоек побить три туза. Я проторчал вэтом округе чертовски долго, и я слишком хорошо знаю, что здесь дакак.

Долан подошел к шерифу и остановилсяперед ним:

– Здорово, что вы пришлисюда. Ценю. Но не собираюсь отказаться от дела. Мне надоели все эточертово воровство, попустительство и убийства. Я никогда не смогуспать спокойно, если сейчас откажусь.

– Господи, я рад, что ты такговоришь, – сказал Макгонахил, протягивая руку. –Я за тебя. Я говорил Джеку Карлайлу, что ты не сдрейфишь.

– Так это Джек Карлайлпослал тебя сюда?

– Он спрашивал меняисподволь. Знал, что мы друзья. Вроде как хотел передать через меня,что не хочет, чтобы ему досаждали плохие публикации…

– Так вот почему ты пришел?

– Нет, я мог бы сообщить этои по телефону. Я пришел принести тебе вот это. – Он залезв карман, вытащил бумагу и значок. – Удостоверениеспециальной выборной комиссии, а это твой значок. Приятно думать,что, может быть, тебе станет немного лучше со всем этим.

– Ну… спасибо, Бад, –сказал Долан с комком в горле.

– О, не за что. Вот. –Шериф вытащил пистолет и кобуру из кармана куртки. –Побрякушки не слишком полезны без этого. Это тридцать восьмой,автоматический, уже с четырьмя зарубками. Принадлежал Перси Ярду. Тыпомнишь Перси?

– Конечно помню. Черт, Бад,это чертовски мило с твоей стороны.

– До отставки шесть месяцев,так что надо торопиться. Это великолепное оружие, Майк. Я надеюсь,что тебе не понадобится стрелять, но если все же придется, лучшезнать, что в руках то, что надо, чем рассчитывать на удачу.

– Не знаю, что и сказать,Бад. Я тоже надеюсь, что оружие мне не пригодится. Если я попаду внеприятности, я, возможно, так разволнуюсь, что подстрелю себя. Недумаю, что оно мне понадобится…

– Пусть пистолет будет утебя. Ты имеешь такое право. Я подумал, что уж если Джек Карлайл смогзаполучить специальное разрешение для своих головорезов, я смогураздобыть одно для своего приятеля. Что за статья, которую тысобираешься опубликовать насчет его брата? Об абортах?

– Ты о нем знаешь? –спросил удивленно Долан.

– Немного. Я знаю девушку,которая обычно работала с ним.

– Как ее зовут?

– Я не могу вспомнить прямосейчас. Но могу выяснить.

– В самом деле, Бад? Тыможешь выяснить это? Вдруг она сможет помочь мне?!.

– Конечно. Я позвоню. Гдетебя искать?

– В «Лоуренс паблишингкомпани». Может быть, лучше я позвоню?

– Не станем нарушатьпорядок. Ну, Майк, все, что я могу сделать, ты знаешь, сделаю, но ненадо лишней болтовни. Тебе не хуже моего известно, что угрожает тебеи мне.

– Ладно-ладно. Будуосторожен, Бад. Еще раз спасибо за все, – сказал Долан,пожимая руку и выходя вместе с шерифом.

– Выше голову, Майк –сказал Макгонахил…

Долан закончил читать статью Бишопа ипосмотрел на Майру:

– Что скажешь?

– Великолепно! –выпалила Майра. – И ты тоже великолепен! Первый раз я вижутебя в смокинге. Куда ты собрался?

– Я говорю о статье, –проигнорировал ее вопрос Долан.

– В ней изложены всефакты, – сказал Бишоп. – Я все еще не уверен,что статья зацепит Карлайла, но в конце концов с нее можно начатьразговор.

– Я же просил тебя небеспокоиться насчет деталей.

– Я просто не хочу, чтобыБольшое жюри выдавило из нас все кишки, вот и все.

– У них ничего не получится.

– Кто у нас следующий?

– Твой старый приятель,Нестор. Мы собираемся выяснить, как полицейский комиссар смогпостроить большой дом в Вестон-Парке и обзавестись «дюзенбергом»при зарплате четыре тысячи в год.

– Очень забавно, –тут же отреагировал Бишоп. – Просто руки чешутся.Конечно, – продолжил он беззаботно, – самоевеселье начнется, когда они привяжут меня к электрическому стулу илиокончательно снесут мне голову.

– Вряд ли это произойдет, –сказал Долан, сражаясь с галстуком. – Все эти ребятатрусы.

– Да? Ну, я надеюсь, что тыправ.

– Надо же, – неудержалась Майра, – ты начинаешь выглядеть элегантным.Может, помочь с галстуком?

– Спасибо, я справлюсь. Имне не нравится твой дешевый чертов сарказм.

– Разве я быласаркастична? – спросила Майра, обращаясь к Бишопу. –Да? Я просто заметила, что ты выглядишь элегантно, а ты рявкнул наменя. В чем дело – нечистая совесть?

– Почему у меня должна бытьнечистая совесть?

– О, по многим причинам. Ты,должно быть, идешь с Лиллиан или…

– Лиллиан? С чего ты этовзяла?

– Ну, видишь ли, я логик, –пояснила Майра. – Она красивая девушка и занимает высокоеположение в свете, к тому же ее отец – денежный мешок, и все,что она делает, замечательно вписывается в категорию страстногожелания заполучить тебя. Все эти качества в девушке в прошлом былипривлекательны для тебя, поэтому я, естественно, предположила, чтоони продолжают привлекать тебя и в настоящем.

– Послушай. Я надеваю этуудавку, потому что не носил галстук пару месяцев, – сказалДолан эмоционально, размахивая руками. – И не собираюсьвдаваться в подробности. Я ненадолго заскочу в театр-студию, простотак, будто по дороге в место, куда надо строго наряжаться. Взгляну нановый спектакль, позавчера ведь состоялась премьера. Поздороваюсь сДэвидом, которому я все еще должен полторы тысячи. Пообщаюсь с оченьнебольшим, увы, количеством ребят, которые все еще остаются моимидрузьями. Этого достаточно, чтобы удовлетворить твое дурацкоелюбопытство?

– Ладно-ладно, –сказала Майра примирительно. – Ты был убедителен. Плохотолько, что несколько переигрываешь.

– Ради бога, Эд, не мог быты вывести эту женщину отсюда, пока я не перерезал ей горло?

– Хотел бы сделать тебеодолжение, но собираюсь домой. Сын слег с температурой. Ты хочешьсказать мне что-нибудь еще?

– Нет. Со статьей о Карлайлепокончено. Спасибо тебе.

– Ладно. Спокойной ночи, –произнес Бишоп, поднялся и ушел.

– Почему ты тоже не идешьдомой? – поинтересовался Долан у Майры, надевая пальто.

– Не слишком хочетсявозвращаться в гостиницу. Останусь здесь. Устроюсь…

– Понял. Ты думаешь, что ясобираюсь привести к себе домой девушку, не так ли?

– Нет, что, черт возьми,заставило тебя так думать? – спросила Майра. –Я доверяю тебе безоговорочно, Майк, безоговорочно. Доверяю как разнастолько, что могу броситься со стеллажа со связанными за спинойруками.

– О господи! –вздохнул Долан.

– И на твоем месте, –продолжала Майра, – я не стала бы приводить домой никакуюженщину. Спать втроем в твоей кровати – неуютно… Тыничего не забыл? – остановила она Долана в дверях. –Не хочешь взять свой пистолет?

– Пусть он будет у тебя.Сделай мне одолжение: засунь дуло себе в рот и нажми на спусковойкрючок. Но только не в моей постели. Там свежие простыни…

Когда Долан пришел за кулисы, спектакльпочти заканчивался, шел четвертый акт «Анны Кристи»,сцена, где Берк говорит Анне, что он расписался на Лондондерри за Кейптаун. Долан постоял за кулисами несколько минут,присматриваясь к новому актеру, который играл Берка, затем прошелчерез пожарный выход и спустился в Бамбуковую комнату. Дэвид, ДжонниЛондон и Эйприл праздно развалились на плетеной мебели.

– Привет, Эйприл.

– Привет, Майк, –сказала она, вставая.

– Ну, я вижу, твои волосы вконце концов высохли.

– Надеюсь, переживу это, –сказала она и внезапно вышла из комнаты.

– Что с ней такое? –спросил растерянно Долан.

– Может быть, онашокирована, увидев тебя в театре, – предположил Дэвид. –С какой радости ты здесь?

– Я только что с вечеринки.Как ты, Джонни?

– Прекрасно. Ты выглядишьпроцветающим.

– Еще два платежа, и делостанет моим. Что за парень играет Берка? Я думал, эту роль сыграетПат Митчел.

– У Пата приступ хандры, –ответил Дэвид. – Этого парня зовут Викоф. Выучил роль завосемь часов. Как он тебе?

– Я смотрел всего несколькоминут. Выглядит недурно.

– Вполне тянет. Такие втруппе надолго.

– Что здесь делает Эйприл?Она занята в спектакле?

– Нет, скажи ему, Джонни.

– Это не мое дело. Самскажи.

– Эйприл с ума сходит поЭмилю, – улыбнувшись, произнес Дэвид.

– Ты имеешь в виду Эмиля,электрика?

– Именно его.

– Когда это началось?

– Три или четыре дня назад.Только в этот раз ей на самом деле снесло крышу. Говорит, что она неможет жить без него. Она рассказывала нам о его поэтической душе,когда ты вошел.

– Так вот почему онасмылась. Джонни, а что думает об этом Рой Менефи?

– Он мрачен, как ад, но чтоон может поделать? Бедный ублюдок, жалко его. Будь она моей женой,всыпал бы по первое число.

– Да, ей это не помешалобы, – подтвердил Долан. – Где Майер?

– Полагаю, где-то на сцене.

– Пожалуй, я поброжу потеатру. Увидимся как-нибудь на днях, Дэйв, и заодно поговорим, и ярассчитаюсь…

– Не торопись, Майк.

– Ну тогда пока, –сказал Долан, выходя.

На лестнице он встретил ТимотиАдамсона.

– Можешь уделить мнеминутку, Майк? – спросил он.

– Конечно, Тим, давайподнимемся.

– Я рад видеть тебя здесь, –сказал Тимоти, следуя за ним по коридору. – Я собиралсязаскочить к тебе завтра.

– Что у тебя на уме?

– Ты знаешь, сколько уже я вэтом театре, Майк?

– Да. Пару лет.

– Около трех. И все эти тригода я ни разу не получил хорошей роли. Я всегда на подхвате. Я нежалуюсь, потому что раньше не было возможности занять меня – допоследнего месяца… Помнишь, когда ты ушел из «Лилиан»?Твою роль отдали Дэвиду. Сейчас у Пата Митчела приступ хандры, и ониввели на роль Берка какого-то нового парня. Это, черт возьми,несправедливо.

– Я тоже так думаю, Тим, нопочему ты не поговоришь с Майером об этом?

– Говорил. Он сказал, что неможет доверить мне большую роль, потому что у меня нет опыта. Как,черт возьми, я могу приобрести опыт, если он не доверяет мне?Господи, я должен что-нибудь предпринять, я не сдамся. Я хочу достичьчего-нибудь в театре. Для ввода этого парня на роль Берка не былооснований. Я отлично знаю эту роль. Как я смогу стать хорошимактером, если никогда не получаю ведущих ролей?

– Ты прав, Тим, абсолютноправ. Что ты хочешь, чтобы я сделал?

– Ты мог бы поговорить сМайером.

– От этого вряд ли будеттолк. Он меня выгнал.

– Ну, я видел твой журнал идумаю: то, что ты пытаешься делать, здорово. Ты не можешь написатьчто-нибудь про ситуацию в нашем городе? Черт, они разбили мое сердце.Я бы не просил тебя ни о чем, но, в конце концов, это же театр-студия– место, где талантливые люди получают шанс. И пути для нихздесь должны быть широко открытыми. А сейчас у нас с этим стало хуже,чем в бродвейском шоу.

– Ты совершенно прав,совершенно.

– Напишешь что-нибудь вжурнале? Ты единственный в городе, кто может прямо сказать об этом.

– Да, что-нибудь напишу.Определенно напишу.

– Не обижайся на моюпросьбу.

– Обижаться? Послушай, этосамый приятный комплимент, который я когда-либо получал.

– Спасибо, Майк.

– Спасибо тебе, Тим. Тывидел Майера?

– Он там, околораспределительного щита.

Долан кивнул и пошел по коридору мимокостюмерных и через другую пожарную дверь выбрался прямо на сцену, закулисы. Там стояло несколько человек, и, когда его глаза привыкли ктемноте, он обнаружил в углу около распределительного щита Эйприл иЭмиля, стоящих близко-близко друг к другу.

«Неуёмная маленькая сучка», –подумал Долан, глядя по сторонам в поисках Майера. В конце концов онувидел его, подошел и тронул за плечо, приглашая жестом выйти вкоридор. Через минуту они тихонько удалились со сцены.

– Приходится не спускать снего глаз, – сказал Майер. – Первый вечер…

– Подсказываете ему?

– Нет, просто наблюдаю. Ну,Долан, как вы?

– Нормально.

– Выглядишь неплохо в этомнаряде; но вы ведь прекрасно знаете, чем на самом деле вам следуетзаняться, не так ли?

– Чем?

– Выгнать этого молодчика,который играет Берка. Роль словно специально для тебя написана.

– Этот парень, похоже,вполне справляется. Кто он?

– Его зовут Викоф. Выучилроль за восемь часов.

– Я имел в виду, откуда он?Я не слышал о нем прежде.

– Так, откопал в глубинке…Поздравления по поводу вашего журнала. Много слышал о нем.

– Скоро услышите еще больше,надеюсь… Как я понимаю, Пат Митчел дуется на вас.

– Да, тем хуже ему самому.

– Майер, почему вы не далиэту роль Тимоти?

– О нет, бросьте, Долан. Вконце концов, я должен поступать таким образом, который считаюнаилучшим. Театральная касса участвовала в обсуждении. А что, Тимотиговорил с вами?

– Я не видел его месяц. Язнал, что он околачивался здесь три года в ожидании шанса, и когда яувидел этого новичка на сцене, удивился, вот и все.

– Тимоти получит свой шанс.Но давайте поговорим о вас.

– Я не хочу говорить о себе.Я хочу выяснить, что вы собираетесь делать, чтобы снова превратитьэтот притон в театр-студию, где люди могли бы иметь шанс развиваться.

– А я не хочу говорить обэтом, – сказал Майер отрывисто. – Этот театр намоей ответственности, и я собираюсь управлять им так, как считаю этонеобходимым.

– Но вы забываете, что этообщественное начинание, и люди, которые поддерживают его, имеют правоголоса.

– Вы собираетесь написать обэтом в своем журнале? – внезапно спросил Майер.

– Не исключено.

– Тогда я вообще ничего вамне скажу.

– Ладно, но я даю вам шанс.Или вы хотите, чтобы Дэвид написал статью для моего журнала? Хотелосьбы знать ваше мнение на этот счет.

– Дайте мне шанс…Надеюсь вы не ждете благодарности… Вы появляетесь здесьвоинственно настроенный, выискиваете проблему…

– Черт возьми, ничегоподобного. Я пришел сюда поздороваться с друзьями, которых давно невидел. Увидел новичка в роли и поинтересовался, почему Тимоти не далишанса.

– Вы не сможете менязапугать.

– Я и не пытаюсь, –сказал Долан.

Пожарная дверь открылась, и через неедонеслись звуки аплодисментов из зала.

– Извините, –бросил Долану Майер, возвращаясь на сцену…

Долан вышел через служебную дверь,прошел через дворик к аллее за театром, где оставил машину. Устроилсяза рулем, закурил и приготовился ждать.

– Куда ты хочешь? –спросил Долан, когда они катились вдоль Сикаморового парка.

– В «Горячую точку», –сказала Лиллиан. – Я проголодалась.

– Не хочу туда ехать.

– Почему?

– Просто потому, что впервыев жизни решил проявить немного здравомыслия. Ты – единственнаядевушка в городе, чье имя не должно быть связано с моим; и я непоеду в «Горячую точку», не позволю твоим друзьям увидетьнас вместе. Если это дойдет до твоей семьи, ты попадешь в неловкоеположение.

– Меня не волнует моя семья,мне двадцать один год.

– Все равно, не следует…

– Ты боишься Майры?

– Майры? Конечно нет. Еемнение ничего для меня не значит.

– А она так не думает.Настолько, что порекомендовала мне оставить тебя в покое.

– Когда это?

– Время от времени. Вотпочему я назначила тебе свидание – просто хотелось позлить ее.

– Тебе понадобится многосил, – сказал Долан язвительно.

– О, я не имела в виду этобуквально, – спохватилась она, придвигаясь немногоближе. – Ты знаешь, как я всегда к тебе относилась, Майк.

– Ладно, – сказалон все еще сердито, – посмотрим, что у тебя получится.

Несколько кварталов они молчали.

– Что именно сказала тебеМайра обо мне? – поинтересовался он наконец.

– Не помню точно. Нечто втом духе, что мне лучше оставить тебя в покое.

– Ты лишь это смоглауловить?

– О, она говорила что-то отом, что в некоторых вещах ты ведешь себя как ребенок и увлекаешьсядевушками, потому что они благополучны и общительны, ну, в общем,несла всякую чушь, на которую я не обратила внимания.

– Она так сказала, да? –спросил Долан мрачно. Еще пару кварталов они проехали молча.

– Лиллиан, как тебе идеявыйти замуж? – задал вопрос Долан, прервав молчание.

– Отличная идея, –ответила Лиллиан.

– То есть я спрашиваю, кактебе идея выйти замуж за меня?

– Я именно это и имела ввиду, – сказала она беззастенчиво.

– Ладно, можешь ты отложитьсвой сандвич до свадьбы?

– Но мы не можем поженитьсяв такое время ночи.

– Нет? Я вытащу регистратораиз постели, а потом обращусь к судье Палмеру, мировому судье. Онпоженит нас.

– Но, Майк, –произнесла Лиллиан, начиная немного беспокоиться, – а какнасчет колец?

– Одолжим. У судьи,заключающего браки, наверняка есть парочка колец на всякий случай. Акак насчет денег? У тебя есть хоть что-нибудь?

– Немного. Около пятнадцатидолларов.

– Этого достаточно.Поедем! – сказал он, развернулся на скорости и покатил ваптеку – позвонить…

В два часа ночи мистер и миссис МайклДолан сидели за стойкой маленького ночного кафе в конце Фронт-стрит,около здания суда. Они только что поужинали и теперь ожидали, когдаперестанет лить дождь.

– Итак, –проговорила Лиллиан, – мы здесь.

– Да, мы здесь. –Долан вдруг засмеялся. – Ты знаешь этот рассказ?

– Какой рассказ?

– Вот этот. «Итак, мыздесь».

– Он непристойный?

– Да нет. Это короткийжурнальный рассказ, написанный Дороти Паркер. О парочке, котораятолько что поженилась…

– И?

– Пустяки, забудь, –сказал Долан, глядя в окно и наблюдая за падающими струями дождя. –Тебе нравится дождь?

– Нет.

– А я обожаю. Мне хотелосьбы, чтобы все время лил дождь. Это напоминает мне о войне.

– Ни за что бы не поверила,что тебе доставляют удовольствие воспоминания о войне, на которой тыбыл ранен.

– Я говорю не войне кактаковой. Я думал о Франции. Дождь напоминает мне Францию.

– Париж?

– Тур. Блуа. Долина в странезамков…

– Ладно, мне хотелось быпоторопиться и перебраться в место получше. Майк, куда мы пойдем?

– Ты говоришь об этомвечере?

– Да.

– Не знаю. Думаю, тебе лучшеотправиться домой. Мы можем обсудить все утром.

– Что обсудить? Мы ведьпоженились, да?

– Да, но надо еще многоесделать. Прежде всего я должен достать тебе обручальное кольцо, а этовернуть судье. Затем, вероятно, надо поговорить с твоим отцом –лучше рано, чем поздно.

– Он в Сан-Франциско.

– Да? Здорово! Это даст мненемного времени все обдумать. Послушай. Не говори никому про нашуженитьбу, хорошо, Лиллиан? Некоторое время. Найдется немалопротивников нашей свадьбы, и нам нужно немного времени прийти в себя.

– Но, Майк, почему мы неможем пойти куда-нибудь вечером и поговорить?

– Мне нужно время. Я долженобо всем подумать.

– Два года назад ты терпетьне мог подобное занятие, – с оттенком недовольства сказалаЛиллиан.

– О, не пойми менянеправильно. Я не из тех, кто натворит дел, а потом спохватывается. Яникогда не жалею о сделанном. Но ты должна признать, что всеполучилось несколько неожиданно.

– Давай отправимся в отель.Разве я не могу, пока есть такая возможность, получить своего родадивиденды?

– Пойдем, дождь стихает, –сказал Долан, соскальзывая со стула. – Ты поедешь домой.

После того как Долан распрощался с нейперед входной дверью (без поцелуя на ночь), он поехал бесцельно вморосящий дождь, завороженный, как всегда, сверкающими улицами,влажным запахом и одиночеством города: бзз… бзз… бзз…бзз…

Крутились колесики в голове, мозготказывался сосредоточиваться на чем-то конкретном, и все же мысли тои дело возвращались к этой конкретной вещи… Так мужчина,пресыщенный сексом до тошноты, когда у него проблемы с любимойдевушкой, отчаянно и безуспешно пытается думать о чем-нибудь другом –только не об этом…

Наконец он пришел в себя и отправилсядомой. Залез через окно внизу и на ощупь пробрался в комнату Эрнста.

Включил свет. Эрнст спал, как бревно,храпя так, что черти в аду могли бы проснуться. Долан подошел ирастолкал его.

– Что случилось? –как обычно, невнятно пробормотал Эрнст, хлопая глазами, впрочемдовольно миролюбиво.

– Подвинься, –сказал Долан, начиная раздеваться.

– Что с твоей кроватью? –спросил Эрнст невозмутимо.

– Она занята. Там Майра.

– Снова?

– Да.

– Дурак ты, Майк. Онапривлекательная женщина.

– Знаю.

– Это дождь? –спросил Эрнст, только сейчас услышав стук капель по крыше.

– Да.

Эрнст слез с кровати, без пижамы,подошел к окну и выглянул. Через несколько секунд вернулся с улыбкойна лице.

– Люблю дождь, –проговорил он. – Это мне напоминает страну, где я преждежил…

– Германию?

– Да, – сказалон, залезая в постель.

– А мне – Францию.

– Войну?

– Да.

– Где ты был девятнадцатьлет назад в это время?

– В Сент-Мишеле. А ты?

– В Сент-Мишеле. Со стороныМонт-Сек.¹

– Забавно. Я был на Эссе.Девятнадцать лет назад… Там-то я и получил это, –сказал Долан, показывая шрам от шрапнели на правом бедре, похожий наочертания Флориды. – Может быть, это устроила мне твоябатарея.

– Может быть.

Долан выключил свет и вернулся вкровать.

– Подвинься, –попросил он Эрнста, проскальзывая под простыню.

– Тебе повезло, что тебя неубили.

– В самом деле? –произнес Долан, отворачиваясь.

Дождь все еще продолжался, когда Доланутром добрался до офиса.

Там была только Майра, вычитывалагранки.

– Доброе утро, –сказала она с очаровательной улыбкой.

– Замечательно, правда? –проговорил Долан, вешая мокрый плащ и шляпу на вешалку. –От горизонта до горизонта ничего, кроме этих прекрасных серыхоблаков. Такое впечатление, что они впитали в себя дождь всего мира.

– Майкл Долан Шелли,²– сказала Майра, улыбаясь, но уже не так очаровательно. –Ты не из тех ли, кто обожает бродить под дождем?

– Я еще до Гарбо³делал это все при большом стечении публики: Потом бросил. Не хотелвыглядеть ненормальным. Ну как? – спросил он, указывая награнки.

– О, превосходно. Кое-чтопришлось перенабрать. Все проверила. Теперь полный порядок. Остаетсятолько отдать в печать.

– Спасибо, –сказал Долан, садясь за свой стол. – Я проспал.

– Усталость – илиЭрнст?

– Откуда ты знаешь, что яспал с Эрнстом?

– Я тоже наблюдала задождем. Видела, как ты подъехал. Ты пробрался в дом через окно.

– Наверное, следуетобидеться, но я не буду.

– Да и причины нет. Янамеренно ушла рано утром, чтобы ты мог переодеться, не раздражаясьиз-за моего присутствия. Майк…

– Что? – сказалДолан, уставясь в стол, чтобы не глядеть на нее.

– Я не буду тебе большенадоедать. Я больше не приду в твою комнату.

– Хорошо, Майра.

– Нет, это все неправильно.Я была ослицей. Но поверь мне, – сказала она, поднимаясь;подошла к его столу и заглянула в глаза, – я простопыталась помочь тебе.

– Помочь мне? Помочь мне вчем, ради бога? – спросил он, осмелившись наконецвзглянуть на нее.

– А теперь не возникай и нераздражайся. Ненавижу эту твою привычку.

– И я ненавижу это твоесамодовольное отношение ко мне, это чертово материнскоепокровительство. С чего ты, черт возьми, взяла, что можешь давать мнесоветы?

– Кто-то должен это делать.Они тебе нужны. Майк, – сказала Майра, присаживаясь бочкомна стол, – ты стал бы великим человеком, великой силой,если бы следовал советам. Ты прирожденный лидер, но слишкомзапальчивый, слишком импульсивный, слишком упрямый.

– О господи! –гневно воскликнул Долан, хлопнув по столу ладонями. Затем вскочил исвирепо уставился на нее. – Интересно, почему, чертвозьми, я не могу двинуть тебя по носу?

– Может быть, потому, чтознаешь: я права, – сказала Майра бесстрашно.

Долан хлопнул себя по бокам, быстроповернулся и шагнул к ее столу. Схватил гранки, сбежал с ними вниз полестнице в печатный цех и отдал их Калли, начальнику цеха.

– Ну что же, Калли, запускайв работу, – отдал он распоряжение.

Вернулся снова к входной двери иостановился, глядя на улицу. В странном оцепенении он наблюдал, какмашины спускаются по холму.

В голове вертелась одна мысль: как бывсе выглядело, если бы сейчас выбежать и броситься под колеса; и еще– насколько это больно и сколько времени пройдет, пока ненаступит конец…

– Звонил только что Прескоттиз «Курьера», – сказала Майра, когда онвернулся в кабинет.

– Хорошо. Привет, Эд. Когдаты приехал?

– Минуту назад. Яприпарковался у аллеи и окликнул тебя, когда выходил из машины…

– Да? – спросилудивленный Долан.

– Ты стоял около входа.

– Да. Как дети?

– Температура у сына все ещедержится…

Долан сел, набрал номер «Курьера»и попросил Прескотта. Девушка в приемной посоветовала попробоватьпоискать его в комнате прессы в суде.

Долан отсоединился и набрал комнатупрессы.

– Алло, Прескотт, –сказал он. – Привет, это Майк Долан… Да… О,подождите минуту, Аллан, вы не можете напечатать это!.. Да… Нунет еще… Не знаю, может быть, на следующей неделе, а можетбыть, никогда не использую это. Ну почему вы так думаете?… Он?Как вы выяснили это? Он?… В самом деле?… Ладно, скажитестарому сукиному сыну, что я посмотрю, как он возместит это…О, конечно, да-да-да-да-да, печатайте все, черт возьми, что хотите… –произнес Долан, кладя трубку.

Майра и Бишоп пристально смотрели нанего.

– Что случилось? –спросил Бишоп.

– Ничего, черт возьми,ровным счетом ничего.

– В чем дело? –продолжал упорствовать Бишоп.

– Да ни в чем. Черт, не надобыло при вас звонить.

– Ладно, не говорите, –с укором глядя на Додана и Майру, сказал Бишоп. – Я думал,мы друзья. Значит, ошибся.

Долан сидел с безучастным лицом,уставясь куда-то вдаль.

– Ладно, слушай, Эд, –произнесла наконец Майра. – Этот сумасшедший ублюдокженился вчера вечером.

– Он – что?

– Женился. О, не изумляйсятак! – обратилась Майра к Долану. – Лиллианпозвонила мне сегодня утром и рассказала об этом. Ее прямо распираложелание поделиться с кем-нибудь новостью. Ну, естественно, необошлось без приукрашивания… Так что мне известно о кольце,которое ты занял у судьи, и о том, как ты отправил ее прямо домой.

– Вот это да, вот так сукинсын! – Бишоп хлопнулся на стул. – И Лиллиан –ну и находка!

– Почему бы нет? –сказала Майра. – Она красивая, у нее есть положение вобществе, ее отец – президент одного из крупнейших банков наТихоокеанском побережье и экс-сенатор в нагрузку. Все, чего хотелэтот сумасшедший ублюдок. Неважно, что она дешевая маленькая стерва сдико завистливым характером…

Долан поднялся с налитыми кровьюглазами и, сжимая кулаки, двинулся к Майре. Бишоп схватил его иудержал.

– Остынь, Майк, сядь.

Долан, удерживаемый Бишопом, спобагровевшим от ярости лицом дрожал каждым мускулом, глядя на Майру.

– Это правда, –продолжила Майра тем же сдержанным тоном. – Оназавистливая маленькая сучка! Втюрилась в тебя, а силенок разделатьсяс этим чувством не хватило, она не смогла выбросить тебя из головы,вот и заставила жениться! Что ж, надо было переспать с нею вчераночью, потому что сегодня она уже наверняка ломает голову, каквыбраться из этого положения. На ее стороне будут мать, и все еедрузья, и все газеты. О тебе заговорят с первых страниц… Онебеса, бедный мой сумасшедший ублюдок…

Она замолчала, повернулась и быстровышла из офиса в комнату для отдыха.

– Садись, Майк –сказал Бишоп, отпуская его. – Садись.

Долан вернулся за стол и сел.

– Я не думаю, что все так ужбезнадежно, – произнес Бишоп, зажигая сигарету. –Мы должны что-нибудь придумать.

– Майра ревнует. Чертовскиревнует.

– Возможно. Но она права!Она права, насколько это возможно. Я не могу понять, как тывляпываешься с такими девками, Майк, клянусь Богом, не понимаю. ЭтаЛиллиан взялась за тебя, как только появилась здесь. Не удивлюсь,если окажется, что она сама устроила эту работу для себя.

– Ни тебе, ни кому-то еще неприходит в голову, что я влюбился в нее, так? – сказалДолан, успокаиваясь.

– Идиот, – несдержался Бишоп, – самый настоящий идиот! Ты знаешь, какее родители бесятся по этому поводу. Каждый к западу от Гор знает,что старуха Фрайд помешана на родословной. Ты помнишь историю,которую они рассказывают во всех приемных города, о том, что она дажене сядет на стул, если на нем не будет герба. Черт, она в прошломгоду протащила Лиллиан по всей Европе, пытаясь выдать ее за титул. Ты никогда не поймешь, что ты – моровое поветрие для отцовиз Вестон-Парка? О чем, как ты думаешь, ее старик собираетсяпобеседовать с тобой?

– Он в Сан-Франциско.

– Ты хочешь сказать, что онбыл в Сан-Франциско. Можешь быть уверенным: он уже мчится домой.

Долан съел сандвич и выпил стаканмолока в аптеке недалеко от Вестон-Парка и затем отправился ктелефону – снова позвонить в дом Лиллиан. Ни миссис, ни миссФрайд не вернулись, сообщил слуга. Долан спросил, когда их ждать.Или, может быть, он знает, где можно найти мисс Фрайд? Нет, сказалслуга, но сенатор возвращается с севера на самолете где-то в полдень,и его вполне можно будет застать около семи часов.

Долан выругался в телефонную трубку,вышел и направился к своей машине. Посидел там несколько минут вярости и затем решил сам пойти в дом.

Он припарковал машину за полквартала,прошел по улице и быстрым шагом поднялся на большое крыльцо.Позвонил. Негр в белом пиджаке открыл дверь, но пускать Долана внутрьон и не собирался.

– Мисс Лиллиан здесь? –спросил Долан.

– Нет, сэр, –сказал негр твердо.

Долан пнул ногой дверь и вошел внутрь,в богато украшенную прихожую. Негр даже не пытался остановить его.

– Лиллиан! –позвал он, поднимаясь по лестнице. – Лиллиан!

Никто не отвечал.

– Ее здесь нет, сэр.

– Куда она ушла?

– Она не сказала. Она ушласегодня рано утром со своей матерью.

– Ты передал ей мои записки?

– Я отдал их ее матери.Миссис Фрайд так приказала.

Долан кивнул и вышел, возвращаясь ксвоей машине.

– Я рад, что все еще идетдождь, – пробормотал он тихо.

Он катался пару часов, затем вернулся ксебе, поставил машину в гараж и поднялся по лестнице. Улисс был вгостиной, вытирая подоконник, на который протекла дождевая вода.

– Кто-нибудь звонил?

– Да, сэр, мисс Эйприл имистер Томас. Он сказал, что это важно.

– Это все? Ничего от миссЛиллиан?

– Нет, сэр.

Долан вошел в комнату, снял пальто ишляпу и бросил их на стол. Закурил и сел на край кровати. Через паруминут появился Улисс:

– Видели газеты, мистерМайк?

– Обо мне?

– Да, сэр. Они говорят, чтовы женились.

– Да, Улисс. Сегодня раноутром.

– Мисс Лиллиан приходиласюда, не так ли, мистер Майк?

– Нет, не думаю. Блондинка.Высокая девушка. Хорошенькая.

– Я говорю, что это она. Еефотографии в газетах. Она очень хорошенькая. Вы собираетесьпереехать, мистер Майк?

– Я не знаю. Садись, Улисс.

Улисс сел, повесив мокрую тряпку наметаллическую корзину для бумаг.

– Я расспрашиваю, потомучто, похоже, нам всем придется переехать. Может быть, ваша женитьбаочень кстати. Этот человек был сегодня утром здесь.

– Какой человек?

– Ну этот, знаете, агент.Агент миссис Рэтклифф. Сказал, что если они заключат договор снефтяной компанией, то снесут наш дом и построят здесь большуюзаправочную станцию.

– Ну что ж, думаю, насталовремя уходить отсюда. Мы не можем оставаться здесь вечно, тем болеезадарма.

– Старый дом рассыпается накуски, мистер Майк. Никто не хочет ни покупать его, ни платить зажилье.

– Это потому, что миссисРэтклифф так долго терпела нас и ворчала лишь изредка. Надо бы с намипожестче, особенно с теми парнями.

– Конечно. У них и парыдолларов не найдется. Если б вы их не подкармливали, они бы давнопомерли с голоду.

– Может быть, для них лучшеуехать, Улисс. Ты был здесь весь день?

– Да, сэр.

– И уверен, что мисс Лиллианне звонила?

– Да, сэр. Никто, кроме техдвоих, о которых я говорил вам, – мисс Эйприл и человек из«Таймс газетт».

– Ладно. У меня проблемы,Улисс.

– Мне кажется, мистер Майк,у вас всегда проблемы, – сказал Улисс, улыбаясь.

– На этот раз – из-замоей дорогой женушки.

– Ее родители?

– Да. Ее старик может меняпристрелить…

– Расскажите, как онвыглядит, и я прослежу, чтобы он не попал сюда.

– Меня больше беспокоит то,что я чертовски глупею при общении с женщинами. Почему, Улисс?

– Не знаю, сэр. Если бы язнал ответ, я и себя мог бы оградить от многих несчастий.

– …Послушай, Улисс. Япопытаюсь немного поспать. Если позвонит мисс Лиллиан, разбуди меня.

– Хорошо, сэр, –сказал Улисс, снял тряпку с корзины и встал. – Могу я длявас что-нибудь сделать – наполнить ванну… или что-нибудьеще?

– Нет, но знаешь что, еслиувидишь седого представительного джентльмена перед дверью с автоматомв руках, кричи и поскорее убегай…

Проснувшись, Долан осознал, что дождьвсе еще продолжается, и почувствовал в животе, прямо под пупком,нечто теплое и бодрое; затем понял, что горит свет и кто-то трясетего за плечо.

Долан открыл глаза и узнал всклонившемся над ним человеке Бишопа.

Эдди, увидев, что наконец разбудилДолана, присел на кровать рядышком с ним.

– Майк, ты проснулся?

– Да. Что случилось?

– Это насчет журнала.

– Что насчет журнала? –встрепенулся Долан, моментально сбросив с себя сон и садясь впостели.

– Карлайл изъял его изгазетных киосков.

– Карлайл?

– Джек Карлайл. Я думаю, чтоэто он. В городе в киосках не осталось ни одного экземпляра«Космополита».

– Как? Что случилось? –Долан задавал вопросы один за другим, опуская ноги на пол и хмуроглядя на Бишопа.

– Насколько я могу понять,это был обычный налет, прекрасно рассчитанный по времени, в деловойчасти города. Через несколько минут после плановой доставкипара-тройка парней одновременно вломилась в каждый киоск. Схватиливсе журналы, кинули их в машину и смылись.

– Неслабо!

– Несколько продавцовподняли шум и попытались защищаться, но бандиты приказали имзаткнуться, или это будет только начало. Напоминает старую методикуКарлайла. Он хочет быть чертовски уверен, что статья о его брате непопадет в тираж.

– Он не мог этого сделать! –воскликнул Долан. – Небеса, это же Соединенные ШтатыАмерики!

– Вечный старый звон про то,что их посадят в тюрьму. А они не могут – но делают.

– Итак, остались толькожурналы на почте и в соседних аптеках.

– Думаю, «летучиеэскадроны» посетили уже и аптеки. Сейчас больше девяти часов.Меня не удивит, если Карлайл доберется до почты и обчистит ее тоже.

– Я надеюсь, черт возьми,что он это сделал. О господи, как я надеюсь на это! Выставитсядураком перед властями…

– Забавная вещь: такимпарням все равно, перед кем они предстают дураками. Черт, я пыталсядозвониться до тебя два часа, а соседи сказали, что тебя нет.

– Это правда, –произнес Долан, закуривая. Затем поцокал ногтями по зубам ипродолжил: – Ладно, придется напечатать второй тираж, вот ивсе. Сукины дети. Что он о себе думает, что он Гитлер или Муссолини?

– Таких амбиций у него нет.Черт, эта страна полна такими…

Долан задумчиво затянулся, процокалногтями по зубам еще несколько раз, затем быстро поднялся и пошел вгостиную к телефону. Разыскал и набрал номер домашнего телефонаЛоуренса; но тот, кто ответил, сказал, что мистер Лоуренс ушел и непоявится дома раньше полуночи.

Долан вернулся в спальню:

– Лоуренс в кино или где-тоеще. Если бы я смог связаться с ним, я бы уговорил его вызватьпечатников на ночную смену, и мы бы сразу выдали второй тираж.Господи, надо же было именно сегодня ему уйти…

– Можно сделать это утром.Если только он согласится.

– Что ты хочешь сказать –«если он согласится»?

– Он же так,трость-ветром-колеблемая, ты же знаешь. Старается забиться в норкупри первом признаке проблемы, и именно он – настоящая проблемадля тебя. Одно слово со стороны Карлайла, и Лоуренс и не пикнет.

– Мы уговорим его!

– Не получится, если он незахочет, – сказал Бишоп. – Это его право.По-моему, мы останемся как старый ручей без запруды.

– Ты так думаешь?

– Да. Борьба тольконачинается. Но я не собираюсь сдаваться – я мужик крепкий.Главная же опасность грозит тебе. Карлайл все еще не воспринимает насвсерьез, а когда воспримет, то не ограничится просто «чисткой»киосков.

– Господи, это чересчур.

– Не для него. Это простоего способ предупреждения. Если в один прекрасный миг Карлайл пойдетк Лоуренсу и порекомендует ему бросить все, ты, черт возьми,прекрасно можешь представить, что случится.

Зазвонил телефон. Долан вздрогнул.

– Подойди ты, ладно? –попросил он. – Меня здесь нет.

Бишоп пошел к телефону. Долан слушалего извинения; через минуту Эдди вернулся.

– Ты становишься важнойперсоной, – сказал он. – Это был знаменитыйэкс-сенатор, Марк Фрайд.

– Господи! –воскликнул Долан. – Я забыл, что женился.

– Забыл? Ну ты даешь. Твойтесть хочет, чтобы ты позвонил ему. Сказал, что неважно, в какоевремя. Между прочим, ты оказался весьма популярным, твои фотографииво всех утренних газетах…

– Я не видел их. Послушай,Эд, мы в чертовской опасности, не правда ли?

– Не могу не согласиться.Майк, ты восхитителен! Ты самый оригинальный сукин сын, которого якогда-либо встречал. У тебя нет ни малейшей идеи, что делать, правда?

– У меня есть только однаидея – Бад Макгонахил. Первым делом я собираюсь дать тебеполномочия специального заместителя шерифа этим утром, и мы займемсявыпуском второго тиража и защитой от реквизиции. Даже если придетсявызвать полицию для охраны газетных киосков.

– Здорово. Я примуполномочия, потому что в городе есть пара ублюдков, которых я давнохотел бы пристрелить. Но не связывайся с полицией: ни с окружными, нис городскими копами. Карлайл управляет всеми. Если мы выпустим тираж,то без посторонней помощи. Лично я думаю, что у нас не больше шансов,чем у священника во время смерча…

– Может быть, я смогууговорить Лоуренса не менять ставку. Мне это прежде удавалось.

– Но тогда не грозилосхлопотать бомбу в фасад типографии. А теперь это возможно. Запомнимои слова, этот ублюдок затрясется, как только Карлайл разинет пасть.Единственное, что можно сделать, – это устранить Карлайла.

– Есть другой способ.

– Да, попробоватьдоговориться и убедить…

– Я постараюсь. Ладно…Мне надо идти.

– Куда?

– Прогуляться, –ответил Долан, надевая френч и шляпу и направляясь к выходу.

– Эй! Тебе лучше прихватитьэто, – сказал Бишоп, показывая на пистолет.

Долан секунду поразмыслил, потомсогласно кивнул:

– Думаю, да, –вернулся и взял пистолет.

– Смотри, куда суешь нос, –посоветовал ему Бишоп, поднимаясь. – Может, позволишь мнепойти с тобой?…

– Прекрати. Со мной всебудет в порядке, – резко оборвал его Долан, выключил свет,надел пальто и вышел.

Спустились но лестнице молча.

Машина Бишопа стояла на обочине, и всвете уличных фонарей Долан узнал Майру, сидящую внутри. На мгновениеДолану захотелось пойти в гараж за своей машиной и избежатьразговора, но решил, что нет смысла создавать повод для еще большейнеприязни.

– Почему ты не сказал мне,что она здесь? – обратился он к Бишопу, подходя кмашине. – Привет, Майра.

– Привет, Майк.

– Почему ты не зашла?

– Мы только и добились, чтовошел Эд, – сказала Майра, улыбаясь. – Этоттвой черномазый прямо-таки верный пес… Куда ты собрался втакую ночь?

– На прогулку.

– Майк, –проговорила Майра спокойно, – ты не собираешься отколотьочередное безумство?

– Я только собираюсьпрогуляться.

– Куда он собрался, Эд? –спросила Майра, поворачиваясь к Бишопу, который сидел за рулем.

– Откуда я знаю?

– Майк, ты не будешь глупитьс Карлайлом или что-нибудь в этом роде?

– Нет.

– Ты не против, если я пойдус тобой?

– Я думал, ты меня послалаподальше…

– Не время ребячиться, –резко оборвала его Майра. – Я иду с тобой.

Она потянула за ручку, но Долан положилобе руки на дверь и нажал, удерживая ее внутри.

– Нет, – сказалон. – Ради бога, ты уже втравила меня в одну историю. Еслибы не ты, я никогда бы не женился на Лиллиан.

– Я знаю. Отрезал нос назлосвоему лицу.

– Отвези ее домой, Эд.Встретимся завтра утром, рано. Около восьми.

Он пошел в гараж и взял свою машину.Когда он выезжал, Уолтер спустился в гараж из комнаты Улисса.

– Какой-то парень по имениТомас хочет, чтобы ты позвонил ему домой. Сказал, что это оченьважно.

– Непременно… –ответил Долан и нажал на газ.

Он ехал под дождем, не придерживаясьникакого специального маршрута, порой с трудом пробираясь междуприпаркованными у обочин машинами.

Ехал и думал: «Жаль, что дождьослабевает, как здорово, если бы дождь продолжался и продолжался».Архипелаги Южных морей именно поэтому так привлекали его – тамлил вечный дождь; однако в глубине его мыслей был Карлайл и«Космополит», и что, черт возьми, стряслось с этойстраной, что такие вещи возможны? В каждом городе есть Карлайл, но у миллионов и миллионов людей не хватает мозгов понять это, и такпроисходит во всем мире. Миллионы миллионов людей верят, что Гитлер иМуссолини – великие вожди, не зная (или не понимая), что этибезумцы, мерзкие больные ублюдки, бьют в барабаны и ведут громадноестадо (тех же самых миллионов миллионов недоумков) на убой. И им этонепременно удастся. Хэмингуэй был прав насчет радио в следующейвойне, сказав, что мы еще даже не можем представить себе всейважности его для разжигания истерии. Мы должны прижать всех этихКарлайлов, Гитлеров и Муссолини прямо сейчас. О да, все в этомвеликолепном, чудесном, прекрасном раю под названием СоединенныеШтаты Америки, первосортное и самое лучшее, в этой единственнойстране, где радио свободное и бесцензурное, где пресса свободная ибесцензурная и речи свободные и бесцензурные… Да, человекможет говорить что угодно, в любое время, когда захочет… чертас два он может, – попробуйте, и окажется, что ваш журнал увас забрали.

«Грязные чертовы сукины сыны», –подумал он, имея в виду Карлайла (но ни на минуту не забывая ни оГитлере, ни о Муссолини).

Он проехал под большой каменной аркой,входом в Вестон-Парк, и только сейчас понял, что машина катит покварталу, где живет Лиллиан, его жена; внезапно ему показалось, чтоон женат давным-давно, и Долан даже потянулся к бороде, хотя и знал,что бороды не должно быть.

Жена… Ну что же, как поживаете,миссис Майкл Долан, как поживаете? До невозможности рад встретить васздесь! А кто этот важный старый козел вон там, который сидит во главестола? Я не очень хорошо разобрал его имя, ах да, конечно-конечно, –сенатор. Я помню его созидательную службу в Вашингтоне, его заметныеусилия от имени своих избирателей. Ну что же, ей-богу, сенатор, вывыглядите достойно. Да, Долан, Майкл Долан, вы помните меня, моипредки прибыли в Америку на «Мэйфлауэре»; о да, всамом деле, те самые Доланы, старые короли великой старой Ирландии(только теперь мой герб – перекрещенные кирка и лопата подвздернутым на домкраты скрепером); и как вам нравится этаотвратительная погода, сенатор? Старый скрюченный сукин сын, о васговорят очень забавную вещь (хлопая его по спине) – что вызаплатили пятьдесят тысяч долларов в Вашингтоне, пытаясь вернутьпотенцию; и тут же шепнуть на ушко: «Я читал рекламу вжурнале, средство должно помочь». О, привет, дорогая, вот тыгде, мы с твоим отцом только что предавались воспоминаниям. О да,сенатор, мы будем ехать осторожно, улицы сегодня скользкие;действительно ужасная погода, и спасибо вам еще раз также замаленький дом, презентованный в качестве свадебного подарка, онпросто чудесный, даже слишком шикарный. И обед был слишком, слишкомшикарный, а еще мы сыграли несколько партий в бридж сБерлингтонами-Уимси; да, если я увижу графа, я непременно передам емуваши приветствия… доброй ночи, доброй ночи!!!

Дверь открыл слуга-негр.

– Мисс Лиллиан дома? –спросил Долан.

– Входите, сэр, –сказал слуга вежливо, открывая дверь.

– Ты тот парень, что впустилменя сегодня утром? – поинтересовался Долан, проходявнутрь.

– Несомненно я, мистерДолан, – ответил слуга, помогая ему снять пальто.

– Ты выглядишь по-другому.

– Возможно, это из-зачерного пиджака, сэр. Утром я был одет в белый.

– Нет, что-то еще. Что-то втебе лично изменилось.

– Вы тоже изменились, сэр, –заметил негр с улыбкой.

– О да, понятно. Я сейчас вобразе. Я прогуливался час или два, принимая образ… Доложимисс Лиллиан, что я здесь.

– Она ждет вас, сэр. Сюда.

Долан последовал за ним через гостинуюв библиотеку, остановившись на некотором расстоянии от двери. Негртихонько постучал, затем просунул голову внутрь.

– Мистер Долан здесь, –сказал он и отступил назад. – Проходите, мистер Долан.

Долан вошел, и дверь за ним закрылась.Он с любопытством огляделся. Это была мужская берлога.

– Вы Долан? –прогремел голос.

– Э-э, да. Здравствуйте. Вынапугали меня. Я не заметил вас за креслом.

– Я просто хотел бытьуверенным. Я отец Лиллиан.

– Я знаю. Я узнал вас пофотографиям, сенатор. Но я думал… Слуга сказал, что меня ждетЛиллиан.

– Это я приказал ему таксказать. Хотел быть уверенным, что увижу вас, если вы придете.Садитесь.

– Она здесь?

– Не думаю, что она хочетвидеть вас.

– В таком случае нет смыслаоставаться, – произнес Долан, собираясь уйти.

– Садитесь, –повелительным тоном сказал сенатор, показывая сигарой на кресло.

Долан сел.

– Как это случилось –эта женитьба?

– Ну, это просто случилось,вот и все.

– Почему?

– Думаю, по самой очевиднойпричине в мире, мой дорогой сенатор, – мы очень любим другдруга.

– Чепуха, –фыркнул сенатор и прошелся по кабинету, размахивая сигарой идвигаясь, словно окружной прокурор в суде. – Я хочусказать вам кое-что, что может удивить вас, Долан. Я слышал о васраньше от Фреда Кафлина. Вы знаете, что, когда вы взялись за это делос его дочерью, он на несколько недель нанял частного детективаследить за вами?

– Не недель – примернодесять дней, – поправил его Долан, медленно произносяслова. – Тоже немало. Все мои друзья стали говорить, чтокакой-то парень задавал им всякого рода раздражающие вопросы. Ну иоднажды я позвал трех или четырех моих приятелей и сказал им, чторано или поздно какой-нибудь парень придет и начнет спрашивать обомне и, когда он это сделает, я хочу, чтобы они позвонили мне в офис.Я отправился в полицию и поговорил с инспектором Трушка начет этого,и Трушка обещал помочь. Когда-то я был полицейским репортером и времяот времени делал ему в своих репортажах благоприятную рекламу, –фактически это я вывел его в инспекторы.

– Это неважно, Долан, –сказал отец Лиллиан.

– Мне не хочется надоедатьвам, сенатор, но эта история сыграла свою роль. Трушка обещалвыделить несколько детективов по моему телефонному звонку, и парудней спустя я выяснил, что парень, задававший лишние вопросы,пытается прорваться в офис моего друга. Я позвонил Трушка, и онвыделил двух детективов. Мы поймали этого парня и отвели его вполицейский участок. Он признался, что он частный детектив, но большеничего не сказал.

Полицейские не церемонятся с частнымидетективами, так что сунули этого парня в маленькую комнату вподвале. Звуконепроницаемая комната, сенатор, только с одним стулом –намеком на электрический стул – посредине, с большой настольнойлампой, светящей в лицо допрашиваемого. Мы привязали этого парня кстулу и немного помяли его, но он все еще не говорил. Тогда мыпоработали над ним каучуковым шлангом, и наконец он признался, чтоего нанял Фред Кафлин. Я подумал, что это немного чересчур, потомучто сам Кафлин не ангел, и я потратил немало времени, надеясьзастукать его. Ах да, я забыл сказать вам, что мне очень нравитсяработа миниатюрного фотоаппарата, – вы знаете, скрытыекамеры. Ну вот, мои агенты сообщили мне однажды вечером, что он внекоем отеле в некоей комнате с молодой девушкой – ему нравятсямолоденькие, возраста старшеклассниц; я спрятался в служебномтуалете и стал ждать, когда он выйдет. Вы не поверите, он оказалсянастолько туп, что появился в коридоре вместе с девушкой, вместо тогочтобы оставить ее в номере, и я сделал великолепную фотографию совспышкой. Негатив спрятал в сейфе в подвале. Могу напечатать, есливам интересно. Я послал Кафлину оттиск, и с тех пор у нас с нимпросто замечательные отношения. Итак, столь длинный ответ на простойвопрос я позволил себе лишь затем, чтобы предупредить ваши мысли поповоду частного детектива.

– Очень интересно, –сказал сенатор. – У вас был роман с дочерью Кафлина?

– Ну-ну, мой дорогойсенатор, давайте не будем заглядывать в прошлое. Нас касается тольконастоящее.

– Прекратите паясничать,Долан, и скажите мне, каковы ваши планы относительно Лиллиан.

– Я хотел бы обсудить ихсначала с Лиллиан. Вы не против, если я закурю?

– Давайте-давайте. Конечно,вы знаете, что этот брак совершенно невозможен. Вы расторгнете его пообоюдному согласию или я должен буду сам предпринять что-нибудь?

– А что вы можетепредпринять, сенатор? – спросил Долан, зажигая сигарету. –Лиллиан моя жена.

– Еще нет. Я мог быаннулировать ваш брак.

– На каком основании?

– Что она на самом деле неявляется вашей женой. Что вы… э-э-э… никогда не спали сней.

– Не будьте глупцом,сенатор. Вам отлично известно, что единственный способ аннулироватьбрак – это добиться, чтобы я подписал необходимые бумаги. Черезсуд вы ничего не сможете сделать. А я не хочу, чтобы наше дело попалов суд.

– Хорошо, вы ни на секундуне задумывались, любите ли вы Лиллиан, не так ли?

– Этого я утверждать невозьмусь. Она красивая и милая, и я влюблен в нее. Но люблю ли, незнаю.

– Конечно, –сказал мрачно сенатор, – я и сам мог бы взяться за это…Но выйдет грязно, а я ненавижу грязь и насилие.

– Не прерывайтепредставление, сенатор. Могли бы, но не будете.

Сенатор потер в задумчивости лоб.

– Послушайте, –произнес он наконец. – Я хочу прекратить все это иотправить Лиллиан в Европу. На год или два. Я обращаюсь к вашейспортивной чести: прошу отпустить ее без скандала.

– Вы затронули мое слабоеместо, сенатор. Я всегда был хорошим спортсменом, но позже я научилсятому, что слов «спортивная честь» нет в блестящемлексиконе успеха. Любая игра идет по волчьим законам. Вы должны этознать – не зря же прошли суровую школу.

– Что может убедить васоставить ее?

– Похоже, вы упускаетекое-что из виду. Предположим, я не люблю вашу дочь, но влюблен в нее;почему вы так уверены, что она не любит меня?

Сенатор не ответил, быстро подошел кшнуру колокольчика, потянул за него, затем повернулся к двери,улыбаясь, как будто ждал этого случая.

Появился негр.

– Попроси мисс Лиллианприйти сюда.

Негр отступил назад, с подобием улыбкина лице, и в кабинет вошла Лиллиан. Она, очевидно, ждала вбиблиотеке. Долан удивился и задумался, как много из разговора онаподслушала.

– Привет, Лиллиан, –произнес он, вставая и откладывая сигарету.

– Привет. Ну что ж, дорогойпала?

– Думаю, если ты скажешьмистеру Долану то, что сказала мне вечером, я смогу уладить дело.

– Сказать ему о чем, папа?

– О том, что ты не любишьего.

– Ах это… –Лиллиан повернулась к Долану. – То, что сказал папа,правда. Я не люблю тебя.

– Кто решил, что ты нелюбишь меня, – ты или он?

– Я. Ты действительно невоспринимал меня всерьез, не так ли? – спросила онаневинно.

– Только не в тот момент, –ответил Долан, смеясь. – Да, ты действительно заморочиламне голову.

– Я просто сделала это шуткиради, – сказала Лиллиан, – не подумала, что тыотнесешься ко мне серьезно.

– Хватит, Лиллиан, –бросил сенатор. – Теперь ты можешь идти.

– Спокойной ночи, –сказала Лиллиан.

– Спокойной ночи, –отозвался Долан. И продолжил, подождав, чтобы она вышла: –Потрясающее чувство юмора.

– Ну вот, теперь вы видите,я был прав.

– Да. Не думаю, что оналюбит меня.

– Конечно нет. Вы же нехотите быть женатым на девушке, которая вас не любит, не так ли?Конечно нет! Ну что, вы согласны, что аннулирование брака –лучший выход?

– Абсолютно, –сказал Долан. – Абсолютно.

– Отлично! –воскликнул сенатор, энергично потирая руки и перекатывая во ртусигару. – Вы знаете Оппенгеймера из банка?

– Да.

– Он мой адвокат. Встретимсязавтра в десять часов утра здесь, он приготовит бумаги.

– Я буду, –отозвался Долан. – Ну что же…

– Мой мальчик, –сказал сенатор, сияя и тряся его руку, – вы оказалисьочень разумным человеком. Пойдемте, я провожу вас до двери…

– Спасибо, сенатор, –перебил его Долан. – Вы упустили всего одну вещь.

Сенатор нахмурился.

– У меня есть то, что нужновам, а у вас есть то, что нужно мне. Классическая предпосылка длязаключения сделки, не правда ли?

– Я не вполне понимаю, кудавы клоните.

– Дело в том, сенатор, что яочень сильно нуждаюсь в деньгах.

Марк Фрайд застыл, глядя на Доланаиз-под кустистых бровей.

– Мне нужны деньги дляпродолжения своего дела, и я подумал, что, возможно, вы сможете мнепомочь.

– Вымогательство, да?Преднамеренное вымогательство.

– Не преднамеренное. Идеяпришла мне в голову минуту назад. Когда Лиллиан разъяснила, что нелюбит меня. Вы помните, она сказала, что вышла замуж шутки ради. Япришел сюда, чтобы разобраться во всем, и неожиданно для себя теперьвыяснил, что Лиллиан шутила. Это будет вам стоить…

– Я не дам вам ни пенни,черт возьми!

– А без денег, –сказал Долан мягко, – не будет аннулирования брака.

– Я постараюсь привлечь тебяза это. Ты пожалеешь, чертов ирландский шантажист.

– Это не шантаж, сенатор, –бизнес. Мне нужны деньги, а у вас они есть. Мне нужны пятьдесят тысячдолларов.

– Пятьдесят ты…

– Я не собираюсь спорить.Пятьдесят тысяч.

– Почему я… Такнельзя… – просипел сенатор, а затем бросилотрывисто: – Я дам вам двадцать пять.

– Тридцать семь с половиной.

– Тридцать пять. Да или нет?

– Да. Встретимся утром, вдесять, в офисе Оппенгеймера. Не буду больше надоедать, сенатор. Ясам найду дверь.

Калли, начальник печатного цеха, снекоторой подозрительностью отнесся к изготовлению еще одного тиража«Космополита». Да, он слышал о том, что случилось сжурналом прошлой ночью, он также думает, что это весьма неприятно, ноесть утвержденный график, и сегодня надо печатать и брошюроватьжурнал страховой компании, это займет большую часть дня. Допечаткаприведет к тому, что плановая работа будет отложена и людям придетсяостаться сверхурочно, вот тогда Лоуренс на самом деле взбесится.

– Я беру на себя полнуюответственность, – сказал Долан.

– Понимаю, Майк, но все жехочу получить разрешение мистера Лоуренса.

– Но я же говорю тебе,Лоуренса нет дома. Домашние сказали, что он уехал в офис.

– Так, значит, сейчас ондолжен быть здесь.

– Я знаю, что должен, но егонет, и он может не появиться и через час. Нельзя терять время.Послушай, Калли, тексты еще в металле, так?

– Да, еще не переплавили…

– Тогда какого черта? Ставьих в машины и начинай. Какой тираж напечатали вчера?

– Что-то вроде двадцати двухсотен.

– Сделай тридцать пятьсотен.

– Это выбьет из графика…

– Ладно, если другая работазатянется, я оплачу сверхурочное время. А теперь начинай, хорошо?

– Ладно, Майк, но еслиЛоуренс ничего не скажет…

– Я позабочусь об этом.Просто потерпи.

– Привет, Калли.

– Привет, Эд.

– Как дела? –спросил Бишоп Долана.

– Нормально. Давай уйдемотсюда и дадим Калли работать, – сказал Долан, выходя изкабинета в коридор. – Виделся с Бадом?

– Да. Посмотри, –сказал Эд, показывая значок заместителя шерифа. – Выглядитнемного дешево. У Бада есть один с бриллиантом, доставшийся ему отЭлкса, или Муза, или кого-то еще. Я мог бы заполучить его, но…

– Он выдал тебе оружие?

– Нет, дал взаймы одинствол. Тридцать восьмой калибр. Говорит, забрал его у КрасавчикаФлойда, когда поймал его здесь, но думаю, привирает.

– Баду нравится производитьвпечатление на людей знакомством со знаменитыми преступниками.

– Я знаю. Хороший парень темне менее…

– Получил? –спросила Майра.

Бишоп кивнул, поднял полу пиджака,чтобы она могла увидеть пистолет в кармане его брюк.

– Значок, кобура –все. Угадайте, где я присягал.

– Где? – спросилДолан.

– В уборной парикмахерскойчерез дорогу. Бад сказал, что следует быть крайне осторожными.Представьте себе, стульчак! Символично, да? – засмеялсяон.

– Что там с Калли? –спросила Майра Долана. И тут как раз послышался характерный рокотпечатного станка.

– Это «Космополит»?

– Да.

– Здорово! Вот это здорово!Мы покажем этому ублюдку, где его место!

– А что насчет газетныхкиосков? – поинтересовался Бишоп. – Карлайлпуганул однажды, пуганет еще раз.

– Думаешь? –сказал Долан и, подойдя к заднему окну, жестом подозвал к себе Эда иМайру. – Взгляните.

На стоянке позади фабрики, под крышейоткрытого ангара, где Лоуренс обычно оставлял грузовики,околачивались семь или восемь человек.

– Гориллы, –произнес Долан. – Отпетое хулиганье. Эти умеют говорить наязыке Карлайла. Знаете, откуда я их взял? Из книги пэров полицейскогоучастка. Эммет отобрал их для меня.

– Когда ты виделся сЭмметом? – спросил удивленный Бишоп.

– Сегодня утром. В шестьчасов. Поехал к нему домой и объяснил, что произошло, и попросилпомочь – и вот они здесь. Хотел бы посмотреть, как кто-нибудьпопытается приструнить этих малышей.

– Надо же, черт меня возьми,обратиться за помощью к шефу полиции, – сказал Бишоп,хлопая Долана по спине. – Когда ты придумал это?

– Прошлой ночью, когдапрогуливался, и никто, кроме тебя, не хотел рисковать. Но это еще невсе, что я придумал.

– А что еще? –дуэтом спросили Эд и Майра.

– Это еще не окончательно,но, если все получится, наши проблемы будут решены.

– Деньги?! –воскликнул Бишоп. – Это деньги? От кого?

– От Фрайда.

– Ах вот куда ты направлялсявчера вечером! – сорвалась Майра на крик. – Чтослучилось?

– Хватит орать на меня, –сказал Долан, обращаясь к Бишопу с объяснениями. – Я ездилнынешней ночью по городу, думая о многих вещах и ни о чем конкретно,и заехал к Лиллиан. Не знаю, почему я оказался там, а не где-нибудьеще. Сначала у меня не было мысли ехать туда, но раз! – ия там.

– Полагаю, она бросилась втвои объятия, – съязвила Майра.

– Заткнись, –бросил ей Долан через плечо. – Итак, в результате Лиллианзаявила, что вышла за меня замуж только шутки ради и что вовсе нелюбит меня.

– Это старик заставил ее таксказать.

– Конечно он. Все произошлопри нем. Он вызвал ее как главное вещественное доказательствонеобходимости аннулировать брак. Она, видите ли, подумала, чтоотмочила чертовски великолепную шутку.

– Море веселья, –вставил Бишоп. – Продолжай.

– Это все. Я сказал –о’кей, мы аннулируем брак. Только мне нужны пятьдесят тысяч баксовдля этого.

– Господи! –присвистнул Бишоп. – Пятьдесят тысяч! Ты получил их?

– Сторговались на тридцатьпять. В десять встречаюсь с Фрайдом в офисе его адвоката, чтобыподписать бумаги.

– Черт, ты кудесник! –воскликнул Бишоп, качая головой. – Эти тридцать пять ичетыре, которые мы получили благодаря Майре, позволят нам напечататьеще много-много номеров. Может быть, я могу получить пару сотенаванса, ты знаешь, дети ослабели…

– Конечно-конечно, Эд.Послушай, я беспокоюсь…

– Почему, ради бога! Твоиволнения закончились. Не о чем беспокоиться.

– Эти деньги, что обещал мнеФрайд. Я чувствую себя мерзавцем.

– Ты слышишь этого парня? –сказал Бишоп Майре. – Послушай, Майк. Ты имеешь право наэти деньги. Господи, вобьешь ли ты когда-нибудь себе в голову, чтопарень с угрызениями совести в наше время всегда будет парнем,которого поимели. Кроме того, эти деньги пойдут на хорошее дело.

– Ты имеешь в виду журнал?Конечно, об этом я и думал, – произнес Доланрассудительно. – Именно поэтому я сделал ему предложение.Что ты скажешь, Майра? – спросил он, возвращаясь к столу,где сидела Майра, грызя карандаш.

– Я думаю, что тебечертовски повезло, что он не свернул тебе шею, – выпалилаМайра.

– Ах, так ты думаешь, что ямерзавец, – сказал Долан спокойно. – Надо тебенащелкать по носу за такие выводы о моих намерениях!

– Знаешь, почему ты таквнезапно разозлился? Ты ведь и сам думаешь так же.

– Сейчас отшлепаю тебя насчастье, выбью немного сарказма.

– Прекратите, оба, –возмутился Бишоп, вставая между ними. – Никогда не виделничего подобного. А если меня не будет, когда вы начнете перепалку,что тогда? Прекратите.

Долан прорычал горлом что-тонеразборчивое, и Бишоп отошел к окну.

– Майк! – позвалон.

Долан, уловив зловещие нотки в голосеЭда, стремительно подошел к нему и посмотрел через его плечо.

Из офиса напротив только что вышелчеловек. Это был мужчина небольшого роста, ничем особо невыделявшийся. Они наблюдали, как он пересек улицу и встал наостановке в ожидании трамвая. Когда он наконец повернулся к нимлицом, Бишоп и Долан быстро отступили от окна, чтобы мужчина не смогих увидеть.

– Забавно, что он неподнялся повидать нас, – сказал Долан.

– Да. Не считает насдостаточно важными персонами.

– Кто это? –спросила Майра.

– Джек Карлайл, –ответил Долан, кусая губу.

Майра быстро подошла к окну.

– Он не должен тебязаметить, – быстро проговорил Долан.

– Хорошо, –шепнула Майра, прижав голову к стене и украдкой глядя в окно. –Он не смотрит сюда… так вот каков местный диктатор! Ну, –сказала она, отходя от окна, – его вид отвечает на многиевопросы, которые мне были непонятны.

Монотонный рокот печатного станка, нафоне которого происходил их разговор, внезапно смолк. Долан и Бишоппосмотрели друг на друга.

– Пойдем, –бросил Долан Эду.

Он сбежал по лестнице, Бишоп –следом за ним, и вошел в кабинет Лоуренса без стука. Лоуренс толькочто снял плащ.

– Это вы остановилистанки? – спросил Долан.

– Да, и я остановлю снова,если их включат без моего разрешения, – сказал Лоуренс,садясь за стол. – Какое право вы имеете распоряжаться?

– Я пытался связаться свами, но не смог. Я очень беспокоился о перепечатке тиража…Почему вы остановили печать? Что-то не так?

– Вы прекрасно знаете, чтосегодня мы печатаем ведомственное издание страховой компании. У насслишком давно этот контракт, мы не сможем нарушить его сейчас.

– Это не причина, –сказал Бишоп.

– Подожди минуту, Эд, –остановил его Долан. – Визит Джека Карлайла не могповлиять на остановку станков, не так ли?

– Карлайл, Карлайл… –повторил Лоуренс, словно не понимая, о ком идет речь.

– Прекратите морочить мнеголову. Я только что видел, как он вышел из вашего офиса.

– Мистер Карлайл былздесь, – признал Лоуренс. – И посоветовал…

– Он ничего не советовал.Приказал. Ну ладно. Что дальше? Вы собираетесь позволить ему запугатьвас?

– Это не запугивание. Я нехочу быть обвиненным в клевете. Я уже сообщил вам свое мнение поповоду статьи.

– Ответьте на мой вопрос: выбудете печатать журнал или нет?

– Ну, Долан, похоже…

– Я говорил тебе, что онтрус! – с негодованием воскликнул Бишоп. –Говорил, что он будет пресмыкаться…

– Ладно, –оборвал его Долан. – Я напечатаю журнал где-нибудь еще. Язаберу все, что уже было напечатано, и формы, и отпечатаю в другомместе. Есть какие-нибудь возражения?

– Зачем же, конечно нет, –сказал с облегчением Лоуренс.

– Вот что не так с этойстраной, – произнес Бишоп, нависая над столом. –Слишком много хилых маленьких выскочек вроде тебя, ублюдок.

– Пойдем, –позвал Эда Долан.

Они прошли в цех. Там, у резальноймашины, лежали стопки листов; часть уже перекочевала на стол, накотором девушка фальцевала, то есть складывала и сгибала.

Калли подошел к ним со скорбнымвыражением на физиономии.

– Ну вот, –сказал он.

– Мы переезжаем, –проговорил Долан. – Я подгоню сюда грузовик черезнесколько минут, и мы заберем все, что уже сделано. Формы тоже.

– Мне жаль, Майк, –сказал Калли. – Крутым бизнесом занимается Джек Карлайл.

– Похоже, что так. Ладно, –Долан повернулся к Калли, – ты можешь собрать все вместе идать вынести через заднюю дверь. Ты знаешь, эти подонки…

– Конечно.

– Спасибо за все, Калли.

Они вернулись наверх. Майра опустошалаящики, выкладывая содержимое на стол.

– Мы переезжаем, –сообщил ей Бишоп, входя в кабинет.

– Я так и поняла, когдаостановили станки.

– Эд, – сказалДолан, надевая пальто, – оставайся здесь, пока я невернусь. Мне надо увидеться с адвокатом, а потом я пригоню грузовик.

– Куда мы двинем?

– Если я не получу денег,никуда – мы закончили. Если же получу… Просто оставайсяздесь. А тем парням скажу… Или лучше попросить их подняться?На случай если что-нибудь случится.

– Они только помешают.Майра, я и старый Красавчик Флойд справятся здесь и без них, –сказал он, ощупывая кобуру.

– Майк, пару минут назадзвонил Томас, – сказала Майра.

– И чего бы ему не оставитьменя в покое? – поинтересовался Долан, направляясь кдвери.

– Майк, –окликнула его Майра, – будь осторожен!

– Хорошо…

Оппенгеймер, адвокат, медленно ходилтуда-сюда по ковру, заложив руки в карманы и не отрывая взгляда отокна.

– Думаю, что дождь наконецпочти закончился, – заметил он. – Похоже, еслиподнимется ветер, завтра днем станет достаточно сухо для игры вгольф. Вы играете в гольф, Долан?

– Нет, не приходилось.

– Гольф – великаяигра.

– Итак, они сказали мне…

Оппенгеймер остановился перед Доланом ипосмотрел на него сверху вниз:

– Не думаю, что выпоступаете очень мудро, Долан. Сенатор не из тех, кого можно обижать.Я знаю его. Он очень сильно расстроен.

– Я тоже.

– Вам следовало бы принятьего чек. Вы практически оскорбили его своим отказом.

– Послушайте, мистерОппенгеймер. Я пришел сюда подписать отказ от прав, и подпишу, когдаон вернется с наличными. Я отказался от чека просто потому, что несобираюсь давать ему шанс остановить выплату.

– Именно поэтому онобиделся. Это равносильно заявлению о недоверии. Сенатор –честный человек.

– Знаю, знаю. О сенаторе язнаю все. Вы забыли, что я несколько лет работал в газете.

Дверь открылась.

– Ну-ну, входите, сенатор, –сказал Оппенгеймер.

– Вот, – произнессенатор, швыряя пачки денег на колени Долана. – Тридцатьпять тысяч, крупными купюрами. А теперь, ради бога, подпишите этототказ, или я лично вышвырну вас в окно.

– Спасибо, –сказал Долан, поднимаясь и направляясь к столу. – Где ядолжен расписаться, мистер Оппенгеймер?

– Здесь и здесь.

Долан написал свое имя и выпрямился.

– Спасибо, –сказал он снова, рассовал деньги по карманам и вышел.

Секретарша открыла дверь и заглянула вкабинет:

– Извините, что прерываювас, мистер Баумгартен, но вы должны быть на Пасифик-Пресс водиннадцать, а сейчас десять тридцать.

– Хорошо, –сказал ей Баумгартен. – Успею.

Голова секретарши исчезла, и дверьснова закрылась.

– Они собираются приобрестикакое-то оборудование, – вновь обратился он к Долану. –О чем вы пытались мне рассказать?

– Я выпускаю журнал, –начал Долан терпеливо.

– Я знаю. «Космополит».Видел. Что вы говорили насчет печатного станка?

– Вы продали Лоуренсуоборудование, не так ли?

– Да.

– Это я и хотел знать. Ябольше не печатаю у него журнал. У меня есть формы и все остальное, ия просто хочу знать, не могли бы вы мне сказать, где в городе естьточно такие же станки.

– Вы хотите напечататьжурнал где-нибудь в другом месте?

– Правильно. И сохранить тотже формат.

– В городе есть несколькопечатных машин того же типа, что и у Лоуренса. Один есть у Грина…

– Отпадает. Его дядя –издатель «Курьера», и рано или поздно… Нет, онотпадает.

– Есть приличная машина уГриссома, прямо за углом. Он печатает множество ведомственных изданийи информационных брошюр. Пару месяцев назад я продал ему ещенесколько станков.

– Вы думаете, он возьметсяза «Космополит»?

– Не вижу, почему бы нет.Возможно, он ваш единственный шанс. Конечно, тесное сотрудничество сним не улучшит ваше положение в обществе…

– Сейчас я не могу позволитьсебе привередничать. Я готов на все. А почему это не улучшит моеположение?

– Гриссом регулярно печатаеткоммунистические брошюрки. А Лоуренс, как я понимаю, стал болыщзаниматься ведомственными делами.

– Похоже, сотрудничество сГриссомом не слишком влияет на ваше положение в обществе. Вы ведьактивист Американского легиона…

– Бизнес есть бизнес, –сказал Баумгартен. – Я принадлежу Легиону только по ночам.

– Гриссом, говорите?

– Прямо за углом. Я быпроводил вас туда, но спешу.

– Все в порядке. Спасибо,Генри.

– Не за что, Майк. Дайте мнезнать, как все сладилось.

Гриссом оказался чуть полноватымчеловеком, старше пятидесяти, белокурым, с голубыми глазами и сученым лицом. Предложение Долана его очень заинтересовало. Он кивалголовой и улыбался, слушая историю о происшествии с «Космополитом»,и когда Долан рассказал о том, что несколько часов назад Лоуренсостановил печать, Гриссом искренне рассмеялся, его очень позабавилаистория Майкла.

– Ну что же, мистер Долан, –произнес он, успокоившись, – теперь вам не стоит бояться,что печатные станки будут остановлены. Рискуя показатьсянепочтительным, я все же хочу, чтобы вы знали: я не испытываюблагоговейного страха перед Джеком Карлайлом.

– У вас здесь не найдетсяместа, которое мы могли бы использовать под офис?

– Это. – Онуказал на крытую лоджию. – Подойдет? Мои корректоры обычноиспользуют его… когда у меня есть корректоры. Насколько великваш штат? И вообще, у вас есть штат?

– Трое. Еще два человека ия.

– Тогда места должнохватить.

– В конце концов, это неважно. Важно лишь то, когда мы сможем закончить перепечатку.

– В любое время. Начнем хотьсейчас, если дадите формы. Еще надо будет взять несколько девушек нафальцовку…

– Делайте все, чтопонадобится. Вот, – сказал Долан, засовывая руку вовнутренний карман и вытаскивая купюры, – здесь пятьсотдолларов. Просто в качестве доказательства, что мы не валяем дурака.

– Зачем, в этом нетнеобходимости.

– Берите.

– Ну ладно… –согласился все еще удивленный Гриссом, принимая купюры.

– Я достану грузовик ипривезу все сюда. Будьте на месте в течение часа. Хорошо бы начатьоколо полудня, если это возможно.

– Я подсуечусь с командой, –сказал Гриссом.

Полчаса спустя Долан пригнал в фургонена автостоянку фабрики Лоуренса. Все формы и сложенные и несложенныелисты журнала были уложены на скамейке аккуратными стопками иохранялись мордоворотами, собранными шефом полиции.

– Загрузите все в машину,ребята, и можем слегка перекусить. Сегодня после полудня надоподготовить журнал к распространению.

Он обошел здание и поднялся полестнице.

– Ну? –поинтересовались Бишоп и Майра.

Долан вытащил деньги и выложил на стол.

– Тридцать четыре тысячипятьсот долларов. Наличными.

– Отлично, черт возьми, –воскликнул Бишоп, беря деньги и тасуя их. – Это самыебольшие деньги, которые я когда-либо держал в руках.

– Что насчет журнала? Кудамы отправимся? Я видела, на каком грузовике ты приехал, в немдостаточно места, чтобы перевезти всю контору Лоуренса, –сказала Майра.

– Я нашел место на Шестойавеню, прямо около вокзала. Хозяина зовут Гриссом.

– Гриссом? –быстро переспросил Бишоп.

– Ты знаешь его?

– Мне ли не знать? Онрадикал. Полицейские арестовывали его пару раз.

– Мне он показалсядостаточно безвредным. Очень приятный и очень безобидный. Мне всеравно, радикал он или нет. У него есть печатные станки, и это все,что меня интересует.

– Хорошо. Я готов, –заявил Бишоп. – Но могу сказать тебе прямо сейчас, и кгадалке ходить не надо, что может случиться дальше.

– Первым делом Майра и яотправимся в банк. Ты же отправляйся к Гриссому на грузовике сматериалами. Встретимся там.

– Ты же не думаешь положитьвсе эти деньги на мое имя, не так ли? – поинтересоваласьМайра, забирая пачки денег у Бишопа.

– На свое имя я не могуположить их без проблем – все из-за этих судебных дел и наездовпротив меня, – сказал Долан. – Как только уменя появятся деньги в банке, мой счет сразу арестуют. Так быстро,что у тебя голова закружится.

– Увидимся у Гриссома, –отозвался в дверях Бишоп.

– Непременно. Пойдем, Майра.

– Надо бы тебе позвонитьТомасу, – проговорила Майра, надевая шляпу. –Он пытался застать тебя пару раз.

– Начинает смахивать на то,будто парень неравнодушен ко мне, – сказал Долан. –Ладно, давай отнесем эти деньги в банк, пока нас не ограбили.

Тираж пятого номера «Космополита»возвратился в газетное киоски около пяти часов вечера, –подходящее время, чтобы поймать поток возвращающихся домой.

Большие плакаты гласили:

«В продаже «Космополит»!

Журнал, который пыталисьзапретить!

В этом номере: Тайная историядоктора Гарри Карлайла».

«Космополит»! Правда, только правда,и ничего, кроме правды!»

В каждом из семи наиболее важных иоживленных мест продаж рядом с кипами журналов стоял и следил запорядком один из специально подобранных Бадом мордоворотов. У каждогопри себе кожаная дубинка и пара внушительных медных кастетов (ихДолан купил в ломбарде). Парни были подготовлены и отлично знали, чтоделать, если будет предпринята любая силовая акция.

Долан, Бишоп и Майра обошли все семьточек, производя проверку, и дали каждому здоровяку десятидолларовуюбанкноту. По столько же было обещано, если ребята Бада будут охранятьжурналы до девяти часов.

– Отлично. Раскупаютсянарасхват, – радовался Долан, когда отъезжал от последнегокиоска. – И никакого чириканья со стороны Карлайла.

– Давайте не будем забегатьвперед, – сказал Бишоп. – У него еще достаточновремени что-нибудь предпринять.

– Наши парни знают, чтоделать. Им нравится их работа. Трое из них славно потрудились наБергофа.

– Кто такой Бергоф?

– Перл Бергоф. Ты никогда неслышал о Перле Бергофе?

– Кажется, что-топрипоминаю, – сказал Бишоп. – Статья в«Форчун», да?

– Правильно.

– Майк, –напомнила Майра, – надо связаться с Макгонахилом насчеттой девушки, которая работала в офисе Карлайла. Тебе она понадобится.Несомненно, теперь Большое жюри захочет об этом знать, и Медицинскаяассоциация…

– Я собираюсь позвонить емувечером. О, я контролирую события, не волнуйся.

Он остановился на светофоре.

– Посмотри, –сказал Бишоп спокойно. – В машине, слева от тебя.

Долан взглянул на остановившийся рядомдорогой «седан». Мужчина за рулем; на соседнем кресле –женщина, вслух читает «Космополит». Мужчина наклонилголову, чтобы лучше слышать.

– Видишь? –спросил Бишоп.

– Это будет сегодня вечеромпо всему городу.

Светофор перемигнул, и Долан тронулсядальше, на юг, к океану.

– Где мы собираемся поесть?

– Господи, Майра, –воскликнул Бишоп, – ты снова проголодалась?!

– Я могла бы съесть мертвогосолдата конфедератов, – ответила она.

– Не хотите поехать напляж? – спросил Долан. – Тебе нравится похлебкаиз моллюсков?

– Мне нравится хорошаяпохлебка, но я никогда еще не пробовала ее на пляже. Это так близко кокеану…

– Моллюски водятся в океане,к твоему сведению, – заметил Долан.

– Я знаю. Именно это яхотела сказать…

– Я буду все, что угодно,кроме гамбургера, – встрял Бишоп. – Теперь,когда у нас есть деньги, не хочу, и не захочу впредь, ни одногогамбургера.

– Майра, – сказалДолан, – напомни мне вечером: надо выписать чек Дэвиду имиссис Мардсен.

– Зачем, ради бога? –удивился Бишоп. – Нам могут понадобиться деньги. Необязательно платить им прямо сейчас.

– Лучше это сделать, покаесть деньги. Надо оплатить еще несколько счетов. Я подумал только осамых срочных, – сказал Долан и, смеясь, нажал на газ,торопясь добраться до пляжа и пообедать, а затем вернуться домой.

Телефон зазвонил, и несколько минутспустя Улисс вошел в комнату:

– Это был мистер Макгонахил.Он сказал, что вы знаете…

Долан поднялся с кровати и направился кдвери.

– Он уже отсоединился, –остановил его Улисс.

– Почему ты не позвалменя? – спросил Долан сердито. – Ты знаешь, какя хотел поговорить с ним.

– Нет, сэр, я не знал. Высказали, что никого не хотите слышать. Не так ли, мисс Майра?

– Да, Улисс. Это не еговина, Майк, – вступилась она за Улисса. – Онвесь вечер только и делал, что отвечал по телефону.

– Извини, Улисс, –кивнул Долан. – Я позвоню ему домой.

Он пошел в гостиную и набрал номерМакгонахила.

– Бад?… Это МайкДолан. Ты искал меня?… Отлично! Что это?… Подождиминутку, я возьму карандаш и запишу… Итак. Джин Кристи. Гдеона живет?… Апартаменты Долли Мэдисон. Хорошо… В самомделе? Отлично, Бад, я очень это ценю. Скажи, слышно что-нибудь отКарлайла?… Ничего, да? Мы выпустили журналы сегодня днем…Читал? Что ты думаешь насчет статьи?… Я бы назвал этосенсацией. Спасибо, Бад, большое спасибо. – Он вернулся вгостиную. – Макгонахил разыскал девушку. Ее зовут ДжинКристи, и она живет в апартаментах Долли Мэдисон. Более того, онпереговорил с ней, и девушка сказала, что с радостью даст показания,если потребуется.

– Господи, этовеликолепно, – воскликнул Бишоп.

– Добавил, что неплохо бысунуть ей полсотни, просто за понимание так сказать. Ладно… –и тут Майкл заметил, что Майра, очень бледная, легла на кровать ипопыталась уставиться в книгу. – Что случилось? –спросил Долан, немного встревоженный.

– Эти моллюски – уменя от них колики в желудке, – пожаловалась она. –Я знала это, знала…

– Тебе что-нибудь нужно?

– Нет, через минуту всебудет нормально, – с трудом выговорила Майра.

– Эд, – сказалДолан, – мне надо сходить поговорить с этой девушкой,Кристи.

– Ступай, если хочешь, хотяне вижу особого смысла. Если Бад говорил с ней, то нет оснований длябеспокойства.

– Все равно, чувствую, лучшесамому поговорить с ней… Ты уверена, что тебе ничего не нужно,Майра? Может, принести что-нибудь из аптеки?

– Я в порядке, –полушепотом ответила Майра. – Но не уходи надолго, хорошо?Эд, может, тебе лучше пойти с ним?

– Оставайся здесь, Эд. Я незадержусь…

– Извините, что не могупригласить вас в свою комнату, – сказала Джин Кристи, –это женские апартаменты, и хозяева придерживаются старомодныхвзглядов.

– Этот холл вполнеподходит, – ответил Долан. – Спасибо, чтопришли.

– Не за что. Я ждала вас.Мистер Макгонахил говорил, что вы, возможно, позвоните.

– Как я понимаю, он объяснилвам, что меня интересует.

– Да. Насчет статьи в вашемжурнале о Гарри Карлайле.

– Вы видели журнал?

– Эту часть я прочитала, да.Вы обычно прямо высказываетесь, не так ли?

– Это практическиединственный способ обходиться с подобной историей. Вы помните этихдевушек, Гриффин и Макалистер?

– И ту и другую. Яассистировала на обеих операциях. Макалистер умерла на моих руках.

– Вот как? –воскликнул Долан, изумленный. – Господи, я никогда недумал, что можно так просто получить материал на Карлайла. МиссКристи, я боюсь, что может быть назначено расследование по этомуповоду, и я хотел бы, чтобы вы… ну…

– Поведала свою историюБольшому жюри?

– А вы смогли бы? Мне нехочется обременять вас, но до тех пор, пока у нас не будет хотьодного свидетеля, мы не будем крепко стоять на ногах.

– Я скажу это, можете бытьуверены, скажу, – выговорила Джин со страстью в голосе. –И это еще не все. Он провел преступную операцию на мне тоже.Использовал меня для самопроверки: прооперировал, а затем через месяцуволил…

– Неудивительно, что выобозлены на него, – произнес Долан. – Вашпротест естествен. Но я думаю, что и он обиделся.

– Вы так думаете? Наверное,это моя вина, возможно, я вела себя неправильно. Я привыкла умолятьего, и, конечно, это неизменно заставляет мужчину презирать женщину.К тому же он всегда рассчитывает, что брат вытащит его из любойпеределки. Он думал, что запугал меня. Поверьте мне, мистер Долан, ямолилась о таком шансе. Шансе расквитаться…

– Да, это именно такойслучай. И думаю, что умнее всего нам сейчас пойти прямо к нотариусу изаверить ваши показания. Я знаю нотариуса, который возьмется за это.Вы согласны?

– Все, что хотите. Но ядолжна вернуться к одиннадцати часам.

– Конечно. И это не можетпринести вам вред. Я бы почувствовал…

– Хорошо. Сейчаспереоденусь…

– Вот, – сказалДолан, когда она встала, и подал конверт с пятьюдесятью долларамивнутри.

– Что это? –спросила она, засмущавшись, понимая, что там.

– Записка. Откроете наверху.Я буду ждать вас прямо здесь…

Она улыбнулась ему, направляясь клифту.

Трое склонившихся над ним парней сдлинными обрезками свинцовых труб в руках загораживали потолок. Наних были надеты белые проволочные шлемы и красные резиновые перчатки,и они смотрели на Долана, перешептываясь.

Через секунду парни начали размеренноопускать обрезки трубы на его голову, совершенно без злобы, улыбаясьи смеясь, как дети, играющие в интересную игру.

Долан пытался отражать удары, пыталсявстать, но обнаружил, что движется в абсурдно медленном темпе. Трубыкрушили его голову, а он все думал: черт, почему я не могу двигаться?И в конце концов свалился с кровати и пополз, а они прямо перед нимразмахивали свинцовыми трубами.

Наконец он смог встать на ноги, ногидвигались тоже в этом абсурдном медленном темпе, и упал, согнувшисьпополам; положив руки на пол и отчаянно отталкиваясь, он пыталсяускорить движение. Трое громил продолжали молотить свинцовымитрубами… он вскрикнул и сел, открыв глаза.

– Тихо, тихо, хватитдраться, – проговорил Бишоп.

На секунду Долан подумал, что сошел сума. Солнце светило в окно, абсолютно ясный прямоугольник жары.Минуту назад была тьма, а теперь – свет.

– Ложись, –говорил Бишоп, толкая его мягко назад на подушку.

…Провал, боль, темнота –борьба – борьба – борьба – и не понять, не понять,что, черт возьми, происходит…

Он коснулся подушки затылком и застонал– ощущение, будто чайник горячей воды вылили на лоб.

Но теперь он оказался нижепрямоугольника света, и солнце больше не слепило, стало понятно, чтоон в своей комнате. Здесь же был Бишоп, выглядевший измученным ивстревоженным, и рядом с ним Майра, тоже заметно измученная ивстревоженная.

«Господи, – подумал онотстраненно, – я заболел…»

И затем – дзинь! –стена в мозгу, мешавшая вспомнить, сломалась и рассыпалась, и всестало очень ясным: он отвез Джин Кристи назад в апартаменты послетого, как упрятал документ в тайник, и только вышел из машины вгараже, как трое парней…

– Господи! –сказал Долан. – Сильно меня отделали?

– Могло быть хуже, –произнес Бишоп, садясь на кровать и улыбаясь. – Ты –счастливчик Мик! Господи, ну и череп у тебя!

– Адская боль, –проговорил Долан, проводя рукой по тугой повязке. – Черт,у меня не было шанса. Они напали на меня, прежде чем я смогповернуться.

– Не могу понять, почему ты,черт возьми, не кричал?! – удивленно спросила Майра. –Мы ничего не знали, пока не услышали шум борьбы. Когда мы прибежали,они бросились на нас…

– Я выстрелил по ним шестьраз, – сказал Бишоп. – Но так чертовскиволновался, что даже не задел никого из них…

– Карлайл, да?

– Уж конечно, не другразлюбезный, в этом можно не сомневаться. Что случилось? Можешьговорить?

– Я в порядке. Что с моейголовой?

– Ничего, пара глубокихссадин и порезов. Пришлось наложить несколько швов. Что там с Кристи?

– Редкое везение. ГарриКарлайл даже оперировал ее. Мы сможем даже посадить Гарри. Еезаверенные показания у меня в тайнике…

– Да? Где это?

– Под сиденьем моей машины.Сходи принеси…

– Сейчас принесу! –сказал Бишоп, быстро уходя.

– Как это ты не оставилдокумент в кармане? – спросила Майра.

– Предчувствие, чистоепредчувствие.

– Потрясающе! Эти ублюдкизабрали все, что у тебя было. Мастера своего дела! Мы пришли тудаминуту или две спустя после того, как поняли, что в гараже что-топроисходит. Ты лежал на полу, карманы были вывернуты. Не удивлюсь,если Карлайлу было известно о твоей встрече с Джин Кристи.

– Не думаю. Парни не лезли вмои карманы в поисках чего-то особенного. Они просто хотели бытьуверенными… Сильно повреждена голова? Передай мне зеркало.

– Всего несколько швов…

– Наверное, сильныхповреждений нет, потому что я могу думать, говорить и помню все, чтослучилось. Тем не менее боль просто ужасная.

– Естественно. Не волнуйся,Майк.

– Я в порядке. Какогочерта?! Я в порядке.

– Прекрати играть и недергайся.

– Я не играю. Черт побери,почему ты всегда думаешь, что я играю? Почему считаешь менянапыщенным? Черт возьми, – сказал он Майре, садясь,спуская ноги на пол и вставая, – видишь это, всезнайка? Ядаже не шатаюсь.

– Давай, вперед, вотсвалишься, сломаешь свою чертову шею, тогда и увидишь, что мненаплевать.

Долан фыркнул, подходя к бюро сзеркалом.

На лице – длинная царапина, аголова туго забинтована. Он повертел головой из стороны в сторону,глядя в зеркало, затем обернулся, улыбаясь:

– Даже в этом тюрбане я всееще самый привлекательный парень в этом городе, так ведь?

– Не в этом одеянии. Майк,вернись в постель, а? Долан осмотрелся и обнаружил, что на нем надетапижамная рубашка, но нет штанов.

– Кто раздевал меня?

– Эд и я.

– И как всегда, тыперепутала. Я сплю в штанах, но без рубахи. Запомни это на будущее.Кинь мне халат.

Майра подала ему купальный халат.

– Ты когда-нибудь делалачто-нибудь правильно? – спросил он, одеваясь.

– Ради бога, вернись впостель, – сказал, входя в комнату, возмущенный Бишоп.

– Нашел? –спросил Долан.

– Даже просмотрел по путинаверх. Отличное дополнение к твоей коллекции эротики.

– Каждое слово здесь –правда.

– Что не мешает показаниямэтой Кристи быть эротикой. Послушай вот это, Майра…

– Не надо. Я могупредставить, – сказала Майра. – Не думаешь литы, что надо положить это вещественное доказательство в надежноеместо? – спросила она Майка. – Может быть,спрятать в твой сейф в подвале?

– Думаю, да. Черт, нехочется идти в город с этим бардаком на голове. Придется отвечать намиллион дурацких вопросов.

– Какой город? Ты останешьсяздесь, – сказал Бишоп.

– Нет, черт возьми.Убирайтесь и дайте мне одеться.

Бишоп посмотрел на Майру.

– Не надо пытаться спорить сним. Он не пропустит эту возможность ни за что на свете. Емудоставляет наслаждение быть суперменом, ты же знаешь…

– Что с вами случилось? –спросил Гриссом Додана, когда все трое вошли к нему в кабинет.

– Меня избили.

– Они даже свистнули егопистолет и значок, – сказала Майра.

– Карлайл? –спросил Гриссом, не обращая на нее внимания.

– Возможно.

– Конечно. Кто же еще? –выпалил Бишоп.

– Вы получили удар, когдадобились успеха, – проговорил Гриссом, качая головой. –Вам понадобится выдержка, Долан.

– Давай, Долан, согласись сэтим. Хотя бы однажды, – попросила Майра.

Долан взглянул на нее, но промолчал.

– Где это произошло? –продолжил расспросы Гриссом.

– В моем гараже. Трое иличетверо парней напали, когда я выходил из машины.

– Так, может быть, вам лучшеотлежаться дома?

– Я не доставлю этим сукинымсынам такого удовольствия.

– Могу вас уверить, выпросто не очень хорошо знаете нашего героя, мистер Гриссом, –сказала Майра.

Долан тут же попытался дать ей пинка.Майра едва увернулась.

– Что нового? –поинтересовался Бишоп.

– Ничего, кроме шести илисеми допзаказов.

– Откуда?

– Из аптек в районеВестон-Парка.

– Прямо с собственногозаднего двора доктора, – сострил Долан. – Мыпошлем их прямо по адресу.

– Уже сделано. Малыш, мойподмастерье, все отнес.

– Не следовало этогоделать, – сказал Долан. – Подождали бы нас. Нехотелось бы видеть, как мальчик попадет в ситуацию, с которой несможет справиться.

– Я не думаю, что этослучится, – мягко возразил Гриссом.

– Ладно… –бросил Долан, возвращаясь на лестницу, ведущую в лоджию, котораязаменяла им офис.

– Я рада, что мы положилиэти бумаги в сейф, – сказала Майра. – Покрайней мере, знаем, что с ними ничего не случится.

– Что мы будем делать наследующей неделе? – спросил Бишоп.

– Первым делом я собираюсьнаписать редакционную статью о ситуации в театре-студии. Он больше неявляется таковым. Превратился в коммерческое предприятие, в какое-тозакрытое акционерное общество.

– И даже больше, –отозвалась Майра со своего места. – Как насчет того, чтоэто место встреч для гомосексуалистов и лесбиянок? Как насчет домов,что были снесены? Людей, что в них жили…

– Есть четкиедоказательства, – продолжил Долан. – Это должнопомочь… Чертовски многое произошло с тех пор, как в театрпришел Майер.

– О, ты хочешь накрытьпритон, с которым связан драгоценный театр-студия?

– Пожалуйста, не надорассказывать мне, что там происходит. Я помогал строить его.Практически жил там семь или восемь лет…

– Вот почему за статьюберусь я. Для тебя все слишком близко. Ты колеблешься. Я сам напишуредакционную статью о театре-студии.

– Ладно, ради бога, иди ипиши, раз тебе столько известно.

– В любом случае никто этимособенно не заинтересуется, – сказал Бишоп. – Оком будет наша главная статья? О Карсоне?

– Дело Карсона –небольшое…

– Да? Он делает пятьдесяттысяч в год на монополии грузовых перевозок в городе.

– И этим тоже никого особоне удивишь. Люди в наше время ждут, что их городские уполномоченныеокажутся жуликами, и, возможно, разочаруются, если окажется, что этоне так. Нет, статья будет не о Карсоне.

– Тогда о Несторе?

– Не знаю. Он больший жулик,чем Карсон, потому что сотрудничает с дном. Он выглядит и говорит каквеялка, катается на «дюзенберге», но… Чертовскискользкий тип. Нет. А почему мы не можем начать с основания ипостепенно добраться до Муссогитлера Карлайла?

– Конечно, в этом что-тоесть. Карлайл. Если мы сможем опрокинуть его, это почти вернаяПулитцеровская премия за наиболее достойное служение публике.

– Вряд ли. Отдадут толстымжурналам. Да, неплохо бы припечатать следующим самого мистера ДжекаКарлайла… Но здесь проблема.

– Да?

– У нас ведь еженедельник,номер обязательно должен выйти на следующей неделе. С выходом раз вмесяц было бы проще. Нам нужно время добыть факты. Не верится, что мысможем прижать Карлайла за неделю.

– Мне тоже, –сказал Бишоп. – Я думаю, нам лучше взяться за Нестора. Мнео нем многое известно. Могу написать статью, не выходя из офиса.

– Это твой любимый видстатьи, не так ли? – отреагировала Майра.

– Послушай, –сказал Бишоп, – вот парень, над которым ты издеваешься. Нея. Может, хватит?

– Ладно, может быть,действительно лучше взяться за Нестора… Эй, мистер Гриссом! –позвал он, наклоняясь через перила.

Гриссом подошел к основанию лестницы ивыглянул.

– Вы знаете каких-нибудьрекламных агентов, которых заинтересует подработка для журнала?

– Никого достойногорекомендации, – ответил Гриссом. – ПозвонитеДжерджесу в «Курьер». Он может знать кого-нибудь.

– Так и сделаю, –сказал Долан, спускаясь к телефону. – Можно нам поставитьнаверху дополнительный аппарат? Мы часто пользуемся телефоном.

– Хорошо, я закажу. Номертелефона «Курьера» на том календаре.

Долан набрал «Курьер»,попросил Джерджеса и объяснил, что надо. Джерджес заявил, чтозапросто откопает кого-нибудь, но уверен, что любой, кого он пришлет,запросит небольшой еженедельный заработок и процент от своей работы.Долан объяснил, что с этим все будет в порядке, распрощался и дал емуадрес Гриссома.

– Пришлите также одного изваших людей. Я хотел бы получить полстраницы в «Курьере».Личное объявление.

Джерджес сказал, что где-то послеполудня сможет связаться с кем-нибудь подходящим, поблагодарил иотсоединился.

Долан вернулся к лестнице.

– Эй, Эд! –позвал он. – Хочешь проехаться по киоскам вместе со мной?

– Конечно.

– Ладно, –сказала Майра, перегнувшись через перила. – Езжайте изаймитесь этим.

– А ты проверь женские клубыпо светскому календарю на следующую неделю. Тебе придется это делатьвместо Лиллиан. Ты сейчас на работе, не забывай. Вернемся через час.Если меня будет искать рекламный агент, попроси его подождать.

– Лучше не напрягайся, –сказала Майра Долану в ответ. – Может быть, тебе досталосьсильнее, чем ты думаешь.

Долан проигнорировал последнюю репликуМайры и направился к двери вместе с Бишопом.

– Первым делом мне надодобраться до уличного таксофона, – заявил Долан.

– Воспользуйся телефономГриссома.

– Не хочу, чтобы Майраслышала меня. Я собираюсь позвонить Макгонахилу, чтобы он дал мнедругой значок и пистолет. В следующий раз я не буду таким беспечным…

«Доктор Гарри Карлайл найденмертвым».

«Тело светского доктораобнаружено в ванной с револьвером около руки» – гласилизаголовки.

– «Револьвер околоруки», – произнес Долан вслух. – Вшивыегазетенки. У них даже не хватает совести признать, что докторсовершил самоубийство.

– «Доктор ГарриКарлайл, тридцатипятилетний хирург и популярный общественный деятель,был найден мертвым в ванной своего дома в Вестон-Парке в одиннадцатьчасов сегодня утром, – прочитал Бишоп. –Единственная пуля пробила его правый висок. Револьвер был найденрядом с его вытянутой правой рукой. Доктор Карлайл стал мишеньюяростной атаки, предпринятой вчера новым колтонским периодическимизданием, но никто из его близких друзей не смог показать, читал онстатью о себе или нет. Джек Карлайл, его брат, хорошо известный вместных политических кругах человек, был слишком расстроен трагедией,чтобы сделать какое-либо заявление для печати».

– Всего один абзац? –спросил Долан.

– Нет, здесь несколькоабзацев. Я просто прочитал так, будто он здесь всего один.

– Я бы сказал, что этодовольно скверное чтение…

Они ехали молча квартал или два. Бишопвертел газету, разглядывая заголовки; Долан смотрел вперед, следя задвижением.

– Я думаю, нам лучшевернуться в офис, – сказал Долан. – Думаю, мыдолжны…

Долан заехал на автостоянку за углом, иони с Бишопом прошли в офис через двойные двери. В это время Гриссоми Майра были в кабинете Гриссома, читали газету. Они заметили в рукахвошедшего Бишопа такую же газету.

– Однако же, а? –присвистнул Гриссом.

– Ну, скажу прямо, я никогдане думал, что он сделает это, – сказал Долан.

– А что ты ожидал от него? –спросила Майра.

– Только, ради бога, неговори мне, что ты предвидела такой конец, – резко бросилДолан.

– Я не предвидела, нет, –ответила Майра. – Но господи, это можно было предвидеть,если подумать. У него же не было другого выхода. Самоубийство –единственный способ избежать Большого жюри.

– Ну, предположим, мы бызнали, как он отреагирует. Что тогда? Воздержались бы от публикации,так, что ли?

– Полагаю, что нет, –согласилась Майра.

– Черт, я не сожалею. Несобираюсь лицемерить. Он был моим врагом, сколько могу припомнить. Яненавидел его наглость, а он ненавидел меня. Кроме того, он врагобщества. Город чертовски удачно отделался от него… Я не имеюотношения к его смерти. Но интересно, какие последствия она будетиметь для журнала.

– Я не был знаком сджентльменом, – сказал Гриссом, – но думаю, чтоэто лучшая реклама, которую только можно получить. Публика вправедумать так или эдак, даже считать, что это ужасно; а какотнестись тогда к нападению на вас головорезов его брата прошлойночью? Ведь это не менее ужасно. Они запросто могли убить вас.

– Господь свидетель, онистарались, – невесело усмехнулся Долан. – И неполучилось у них лишь потому, что эти ребята плохо знали ирландцев.Если хотите убить ирландца, никогда не начинайте с удара по голове.

– Я полагаю, –сказал Бишоп мягко, – что нам надо немного прибратьсяперед визитом Джека Карлайла.

– Ты думаешь, он сунетсясюда? – с полуслова понял его Долан.

– Не представляю, почему быему отказать себе в этом удовольствии, – хмыкнул Бишоп.

– А я не думаю, что онпридет. Не только сейчас. Сомневаюсь, что мы вообще когда-нибудьуслышим о нем.

– Хотелось бы в этоверить, – сказал Бишоп.

В дверь постучали, и вошли два молодыхчеловека.

– Мы ищем мистера Долана, –начал один из них.

– Я Долан. В чем дело?

– Меня зовут Кук, –представился первый. – Я из «Курьера». Этомистер Гэйдж. Джерджес говорил что-то насчет объявления, которое выхотите дать.

– Да.

– А Гэйдж пришел по поводуработы рекламного агента. Кажется, вы обсуждали это с Джерджесомтоже. Гэйдж работал на Джерджеса.

– Поднимайтесь наверх,джентльмены, – сказал Долан, показывая путь на лоджию.

– Похоже, вы довольно сильноударились, – заметил Кук, когда они поднимались полестнице. – Автомобильная авария?

– В каком-то смысле. Насамом деле все не так плохо, как выглядит. Садитесь.

– Автомобили в наши дниопасны, – заключил Кук.

– Да, –согласился Долан. – Я хотел бы напечатать полустраничноеобъявление в «Курьере» завтра. Его надо разместить так,чтобы все могли увидеть его.

– Ну что же, где-нибудь впервом разделе будет неплохо, мистер Долан. Боюсь, не смогу выделитьдля вас специального места, потому что на большую часть нашей площадизаключены контракты. Но где-нибудь в первом разделе это легкоустроить.

– Сколько это будет стоить?

– Вы даете голый текст илимакет?

– Макет.

– Двести долларов. Еслихотите поставить объявление в завтрашний номер, мы должны получитьмакет до трех часов. Он еще не готов?

– Это не займет многовремени. К трем часам он будет у вас. Вы дадите мне расписку? –спросил Долан, вытаскивая пачку денег и отсчитывая двести долларов.

Кук выписал счет и взял деньги.

– «Эта расписка неявляется обязательством для колтонского «Курьера»предоставить рекламное место нижеподписавшемуся, –прочитал Долан маленькие буквы внизу листка бумаги. –«Курьер» сохраняет право отказаться от любого текста,если посчитает его противоречащим своим политическим и идейнымтрадициям».

– Просто формальность, –заметил Кук.

– Хорошая вещь –частное объявление, – произнес Долан. – Междунами, у меня возможны проблемы с рекламой журнала.

– Вам не надо особорекламировать журнал, – сказал Кук. – Где бы яни был сегодня утром, везде твердили только о «Космополите».

– В самом деле? Хорошее илиплохое?

– Примерно пятьдесят напятьдесят. Впрочем, оценки не так важны, лишь бы о журнале говорили…Увидимся позже, Гэйдж. Спасибо, мистер Долан, – попрощалсяКук, спускаясь по лестнице.

Долан повернулся к Гэйджу:

– У вас есть опыт работы пораспространению заказов?

– Я только этим и занималсяс момента окончания колледжа. Четыре года. Работал на Джерджеса…

– И что произошло?

– Ничего. Дело пошло плохо,и меня уволили шесть месяцев назад. Я принес пару рекомендательныхписем, – сказал он, залезая в карман.

– Не надо. Вы, должно быть,знаете, что я не смогу платить вам так, как в «Курьере».Сколько вы там получали?

– Двадцать в неделю.

– Двадцать! Господи,удивительно, что люди там еще держатся. Я думал, ваши ребятазарабатывают шестьдесят или семьдесят…

– Некоторые из них –наверное. Но не я.

– Сколько вы хотите получатьза работу в моем журнале?

– Не знаю, мистер Долан. Мнехотелось получать гарантированный минимум плюс процент от продаж.

– Эй, Майк! –позвал Бишоп снизу. – Мы собираемся пройтись засандвичами. Ты хочешь сандвич?

– Даже два. Принеси мнепару, – отозвался Долан.

– Какие?

– Любые. Ну что же, Гэйдж,полагаете, что сможете продать площадь в «Космополите»?

– Попытаюсь, –сказал Гэйдж, улыбаясь.

– Звучит не слишкомуверенно.

– Я не звезда из командыРовера, мистер Долан. И не верю в журнальные статьи о передовыхметодиках дистрибьюторства. Но наверняка дам вашим деньгампоработать.

– Я на тебя надеюсь. Ты ужеобедал?

– Нет, сэр.

– Мы здесь обходимся безформальностей. Зови меня Майк. Как тебя зовут?

– Сесил.

– Ну, Сесил, иди перекусичего-нибудь, а затем поговорим о расценках и всем прочем. К томувремени я попробую во всем этом разобраться. Никогда не занималсяэтим раньше. Подожди-ка, мы не закончили насчет заработка. Ты получалдвадцать в неделю в «Курьере». Сколько ты хочешь получатьу меня?

– Мне подойдет все, что выпредложите.

– Как насчет пятидесяти?

– Отлично. Очень надеюсь,что смогу принести пользы на большую сумму.

– Я тоже. Ну а если нет,предупреждаю сразу – ты не продержишься и недели. Вот, здесьпять баксов в счет зарплаты.

– Спасибо, –сказал Гэйдж, беря деньги и вставая, – я вернусь примерночерез полтора часа.

Вечером Долан выпил пять таблетокаспирина в течение сорока пяти минут, пытаясь избавиться от стука вголове.

– Если бы ты прекратилрасхаживать по комнате, сел и перестал волноваться по поводу вещей,которые тебе неподвластны, глядишь, боль бы и прошла, –сказала Майра. – Карлайл мертв.

– Я и не беспокоюсь о нем, –возразил Долан.

– Хорошо, тогда о чем же тыбеспокоишься?

– Ни о чем…

– Я не знала, что этосообщение в «Нью массез» так расстроит тебя, –призналась Майра. – Я показала тебе эту статью в качестведоказательства того, что здесь не единственный город в стране, гдепроисходят странные вещи.

– Меня это не расстроило, –сказал Долан, – так, огорчило. Каждый день я выясняю всебольше огорчительного. Вот почему я хочу выпустить журнал побольше,общенациональный журнал, только так я смогу сделать что-нибудьреальное. Я думаю, что Дороти Шервуд имела право убить своегодвухлетнего сына. Она знала, что у него нет никаких шансов достичьсамоуважения или счастья в этой жизни или что он сможет хотя быпоесть досыта, и она была права. Не хотела, чтобы мальчик вырос,проклиная ее за свое рождение… как я некогда обвинял своюмать. И своего отца. Как я это делаю до сих пор. Какое, черт возьми,право они имели приводить меня в этот мир? Они не смогли позаботитьсяобо мне, они предоставили мне учиться жизни за рекламными щитами и втемных аллеях, черт бы побрал их обоих.

– Майк! –произнесла Майра резко, вставая и подходя к нему.

– Ты думаешь, что у меняприступ безумия? Нет, леди, вы ошибаетесь. Я знаю, о чем говорю, язнаю, что чувствовала Дороти Шервуд! Что могла эта страна предложитьее сыну? Что, черт побери, эта страна может предложить любому другомуребенку? Очередь за благотворительным супчиком или шарик шрапнели вживот? Виновата ли Дороти, что убила сына? Почему, черт возьми, судне приговорил к электрическому стулу человека, который довел ее доэтого? Черт, это имело бы какой-то смысл…

– Господи! Ты можешьдобиться власти и силы, – сказала Майра мягко, глядя нанего. – Майкл Долан, ты однажды можешь стать большимчеловеком! Ты можешь стать таким чертовски большим…

Послышался стук в дверь.

– Входите, –кинул Долан через плечо.

Это пришел Улисс.

– Человек внизу спрашиваетвас, – сказал он.

– Что он хочет?

– Не знаю, мистер Майк. Яспросил, а он ответил, что по личному делу.

– Как он выглядит?

– Забавно так. Маленькийпотрепанный парень, с усами. Похоже, иностранец. Я сказал, что неуверен, что вы дома. Может быть, мне лучше сообщить ему, что васздесь нет?

– Приведи его, Улисс.

– Подожди минутку, Улисс, –вступила в разговор Майра. – Послушай, Майк. Ты знаешь,что тебе не следует так поступать. Хотелось бы, чтобы ты понял: мызаняты очень опасным делом…

– Ступай, Улисс, –перебил ее Долан.

Улисс вышел, неодобрительно качаяголовой.

– Однажды ты пожалеешь, чтоне слушал меня, – сказала Майра.

Долан улыбнулся, бросил галстук накнижный шкаф, повесил пиджак на спинку стула. Подошел к столу,вытащил шестизарядный пистолет (новый, Макгонахил выдал пару часовназад) из кобуры и положил его на стол, прикрыв газетой. Поставилстул так, чтобы в случае необходимости мог схватить пистолет сидя…и принял самый небрежный вид, когда Улисс привел посетителя.

Человек, очевидно, и впрямь былиностранцем, действительно немного потрепанный, очень маленький ихудой. «Итальянец», – подумал Долан. Визитервыглядел обеспокоенным, но Долан, доведенный до состояния, когдаподозреваешь всех и вся, не был уверен, что тревога посетителянастоящая.

– Вот мистер Долан, –сказал Улисс не слишком любезно и медленно направился к двери, какбудто раздумывая, уходить или нет. Долан движением головы показал емуна выход.

Посетитель подождал, пока Улисс закроетза собой дверь, и только тогда произнес:

– Мистер Долан, мне нужнаваша помощь.

Долан не ожидал, что этот человекзаговорит на чистом английском. По его внешнему виду можно было быпредположить, что у такого – ужасный акцент.

– Садитесь, –сказал Долан, приглядываясь.

– Меня зовут Багриола, –представился человек, все еще стоя. Он нервно теребил свою шляпу инастороженно глядел на Майру. – Я парикмахер.

– Это мисс Барновски. Онамой референт. Садитесь.

Багриола кивнул Майре быстрым движениемголовы и сел на край стула.

Майра передвинулась к книжному шкафу,заняв место немного позади гостя, и остановилась, опираясь на локоть.Враждебность читалась на лице женщины. Багриола заметил это, потомучто несколько раз беспокойно оборачивался. В его глазах застыл страх.

– Не волнуйтесь, мистерБагриола, – сказал Долан. – Никто не собираетсянападать на вас. Зачем вы хотели меня видеть?

– Да… верно-верно…о деле, – сказал немного неуверенно Багриола, глядя наДолана. – Я обращался в полицию и в газеты, но никто мнене помог. Сегодня я брил мужчину, и он рассказывал другому мужчинепро ваш журнал, про то, сколько у вас смелости бороться за правду…

– Что вы имеете в виду,утверждая, что полиция не помогла вам?

– Уже дважды какие-то людиотводили меня в низовье реки и избивали плетью. Последний раз ониоставили меня привязанным к дереву.

– Что? –вскинулся Долан. – Какие люди?

– Я их не знаю. Одеты вбалахоны. На головах – маски и шлемы. Они обмазывают людейсмолой и вываливают в перьях.

– Господи! –воскликнул Долан. – Крестоносцы!

Багриола кивнул, слабо улыбнувшись, ивстал. Снял пальто, галстук и начал расстегивать свою рубашку.

– Я покажу вам, –сказал он, вынимая рубашку из брюк. – Смотрите…

– Господи! –воскликнул изумленный Долан. – Майра, подойти сюда,взгляни.

Спина Багриолы была изукрашенакрестообразными рубцами и порезами.

– Небеса, можно вложитьпалец в эти шрамы, – сказал Долан. – Я ничегоподобного не видел за всю жизнь. Господи, это чудо, что вы осталисьживы, мне такого никогда не приходилось видеть…

– Очевидно, ты не слишкомхорошо знаешь, что происходит в этой твоей свободной стране, –спокойно произнесла Майра.

– Вам надо срочно показатьсяврачу, – сказал Долан. – Можно занестиинфекцию.

– Я был у врача несколькораз. Вечером я специально попросил его снять бинты, посколькусобирался прийти к вам, – ответил Багриола, надеваярубашку.

– Господи! –повторил Долан. – Послушайте, что вам сказала полиция?

– Ничего. Сказали, что, еслия не могу никого опознать, они не могут ничего сделать. А я, конечно,не могу, ведь они были в масках. Очень храбрые люди, –проговорил Багриола, пожимая плечами и застегивая рубашку.

– Не хотите ли… нехотите ли выпить чего-нибудь? – спросил Долан.

– Спасибо, нет, –улыбнулся Багриола. – Я хочу правосудия.

– Да-да, или я перестанууважать себя, – пробормотал Долан, все еще обеспокоенныйувиденным.

– Не расстраивайтесь так, –попытался успокоить его Багриола. – Не один я такой. Естьи другие…

– Вы хотите сказать, что этораспространенное явление?

– Очень распространенное.Нас дюжины и дюжины. Никто не знает о нас, потому что о нас не пишут.Это убедило меня в том, что кому-то в полиции или в газетах отличноизвестно о происходящем. По какой еще причине факты скрывались бы?

– Вы очень хорошо говоритепо-английски для иностранца, – заметила Майра.

– Так же как и вы, –ответил Багриола, мягко улыбаясь.

– Я не иностранка.

– Я тоже. Я родился в этойстране. Иногда, когда я волнуюсь, моя грамматика хромает, но востальном – я говорю очень хорошо. Видите, я американец, –сказал он, отворачивая лацкан пальто.

На лацкане была красно-бело-голубаялента Креста за отличную службу.

– В Аргонне. На Кьюнеле, сПервой армией, – пояснил он.

– Да, –подтвердил Долан. – Вы американец, правильно… Еслия напишу об этом в статье, люди мне не поверят. Решат, что я выдумалэту историю с Крестом, просто чтобы позабавить себя и других.

– Но ты же видел Крестсобственными глазами, – сказала Майра.

– Конечно, но такая ситуацияобыгрывалась, и не раз, так что сейчас уже никто не поверит…Извините, что я прервал вас, мистер Багриола. Продолжайте. Почему ониизбили вас?

– Безнравственность. Онисказали… – Он остановился, глядя несмело на Майру.

– Продолжайте, мистерБагриола, – попросила Майра.

– Они сказали, что я сплю смоей сестрой, со своей свояченицей и дочерью.

– Почему они так решили?

– Это обычное дело, мистерДолан. У нас большая семья, и мы все живем в очень маленьком доме.Будь у меня деньги, я жил бы в большом доме, где у каждого была бысвоя комната.

– Но вы ведь небезнравственны?

– Нет, сэр. Вы должныповерить мне.

– Мы верим, –сказала Майра. – Почему эти люди выбрали именно вас?

– Не знаю. Вы можете навестиобо мне справки. Мои дети ходят в школу, я хороший парикмахер,набожен, вовремя оплачиваю счета. Не все, но я плачу понемногу каждыймесяц. Не знаю, почему они выбрали меня. Возможно, соседи…

– Кто-то пытается отомститьвам?

– Отомстить за что? Я никомуне причинил вреда.

– Этим людям не нужна вескаяпричина, чтобы хватать и избивать людей, – сказалаМайра. – Они просто делают это.

– Многие подверглисьизбиению. Некоторые стали калеками. Я знаю одного человека, которыйбыл повешен за шею.

– Что? –задохнулся Долан.

– Он не умер, –продолжил Багриола. – Устроили ему урок. Он будет жить, нонавсегда останется парализован. Какие-то нервы были повреждены.

– Послушайте, можете мнерассказать об этом человеке?

– Конечно. В любое время.

– Прямо сейчас. Я хочуузнать о нем прямо сейчас.

– Минуточку, Майк. Не надонастаивать. Сегодня не наступит конец света.

– Почему?! Это самаядьявольская вещь, о которой я когда-либо слышал! –воскликнул Долан, его тонкие губы побелели. – Мне всеравно, что сделал тот человек. Ни одна шайка трусливых сукиных сыновне имеет права повесить его. Это была та же банда, Багриола?

– На них были черныебалахоны и черные шлемы. Возможно, существует несколько банд, но онивсе из одной организации…

– Настаиваю, потому что этосамая мерзкая дьявольщина, о которой приходилось слышать, –сказал Долан, завязывая галстук. – Адские забавы!

– И все равно глупозаниматься этим сейчас, – не унималась Майра, подходя кнему. – Майк, я в свое время пыталась немного разобраться,и поверь мне, это просто еще один пример доброго старомодногоамериканизма. Эта страна полна такого мусора. Господи, ты не можешьбороться в одиночку со всей системой. Попробуй относиться к этомулегче, более спокойно что ли… Ты не должен растрачивать своюэнергию на все, что тебя расстраивает. Будь рациональным… Яполагаю, – произнесла она, обращаясь к Багриоле, ее голосснова стал холодным, и на лице опять появилась враждебность, –что все сказанное вами – правда?

– Правда. Вы знаете, что этоправда, – ответил Багриола.

– В любом случае я вамверю, – подал голос Долан, надевая пальто. – Яслышал об этих голубчиках, но первый раз столкнулся с примером ихработы.

Майра подошла к столу и сняла газету спистолета. Багриола следил за ней, но ни малейшей эмоции не мелькнулона его бледном лице.

Майра взяла пистолет, вернулась кДолану и сунула кобуру с оружием в боковой карман его пальто, оставивремешок кобуры расстегнутым, так чтобы револьвер легче быловыхватить.

– Мистер Багриола, –снова обратилась она к посетителю, – я тоже склонна веритьвам. Но мы занимаемся опасным делом, и должны быть осторожны. Прималейшем признаке того, что вы пытаетесь завести Долана в ловушку, онвыстрелит немедленно. Помните это.

– Она не шутит, Багриола, –сказал Долан. – Идемте.

– Прежде чем уйти, не моглибы вы дать мне адрес вашей парикмахерской или вашего дома? –попросила Майра.

– Адрес парикмахерской –десять тридцать восемь, Северная Лас-Кручес. Живу рядом, дом десятьсорок.

– Спасибо, –произнесла Майра, записывая адреса. – Майк, если ты невернешься через два часа, я свяжусь с Макгонахилом и дам этот адрес.Лучше постарайтесь, чтобы он благополучно вернулся домой, мистерБагриола.

– Пожалуйста, не звони Эду,не надо его беспокоить. Его малыш все еще болеет, и в любом случаеему, возможно, придется немало поработать вечером. Пожалуйста, недергай его.

– Это именно то, что ясобиралась делать, – сказала Майра твердо. –Позвоню ему, сойду вниз, позову Эрнста Люгера и останусь здесь. Ненравится мне все это. Думаю, ты чертовски упрямый дурак, вот что ядумаю.

– Пойдем, Багриола, –кивнул Долан, выходя. – Она любит все драматизировать…

Полтора часа спустя Долан вернулся всвои апартаменты и обнаружил Майру и Бишопа, сидящих там в ожидании.

– Извини, что она притащилатебя сюда, Эд. Ты видишь, умница, – сказал он резко,обратившись к Майре, – я вернулся. Ничего не случилось. Язнал, черт возьми, что ничего не случится.

– Это хорошо. Я честнопредупредила насчет Макгонахила и тем самым позаботилась о тебе.

– Полагаю, она рассказалатебе о Багриоле?

– Все до последнего слова.Ты видел джентльмена, которого парализовало из-за них?

– Да, видел. Багриола такжеотвел меня к негру, который был жестоко избит плетьми. Это всенатворили Крестоносцы. Я пытался уговорить Томаса напечатать статью оних, еще когда работал в газете. Все это можно было предотвратить.

– Этот Багриола, значит,вроде посланца от угнетенных, как я понимаю…

– Веселишься? Неплохо бытебе посмотреть на то, что я видел. Это было ужасно.

– Возможно. Ну и что? Меняэто не беспокоит, – сказал Бишоп. – Многие вещиужасают.

– Ты прошел войну. Это былоужасно. Все ужасно. Но почему ты завелся с этим случаем? Почему ты неможешь относиться к этому спокойно? – вопрос за вопросомсыпала Майра.

– Я понял, –проговорил, обращаясь к Эду, Долан. – Это последнеезамечание объяснило мне все, что я хотел знать. Она думает, что все,что я делаю, неправильно.

– Она совсем так недумает, – заступился Бишоп за Майру.

– Она постоянно царапается,огрызается и дерется.

– Правильно, потому чтолюбит тебя.

– Эд! –воскликнула Майра.

– Конечно, это так, –продолжил Бишоп невозмутимо. – Пора уж кому-нибудь сказатьэто…

Пауза продолжалась довольно долго.

– Все равно, –произнес наконец Долан, – ничто в мире не может помешатьмне сделать что-нибудь с тем, что я видел сегодня. Нет, о господи,даже если меня убьют из-за этого!

– Прекрасно, –сказал Бишоп. – Никто и не пытается удержать тебя. Мыпытаемся помочь. Мы тоже хотим что-нибудь сделать. Но нельзявмешиваться в такие вещи, не имея за душой ничего, кроме обостренногочувства справедливости. Нам не удастся навести порядок во всем миреза несколько дней.

– Да? Ну что же, начнем свскрытия гнойника.

– А что насчет Нестора? АКарлайл? Я думал, что мы собираемся взяться за них.

– Для этого еще будетдостаточно времени. То, с чем я столкнулся сегодня, важно. Это, чертвозьми, самое важное! Послушай. Ты помнишь ку-клукс-клан, да?

– Еще как. Слишком хорошо.Садись. Сними шляпу.

– Хорошо, –продолжал Долан, сел, но тут же поднялся, оставаясь в шляпе, –я не знаю, это ку-клукс-клан или нет. Эти парни одеты то в белое, тов черное и называют себя Крестоносцами. Во всяком случае, они быливдохновлены кланом. Бог знает сколько их набралось, может тысячи. Всеочень секретно и очень таинственно… и ни одного слова о них вгазетах. Хватают людей по ночам, вывозят на пустыри и секут…Мажут дегтем и вываливают в перьях, прямо по прописям клана. И послевсего этого дерьма – заставляют людей целовать флаг. Божеправый, они заставили даже бедного Багриолу целовать флаг, после тогокак высекли, а он отмечен военной наградой, и он лучший американец,чем любой из этих сукиных сынов. А бедняга Троубридж, лежащий вкровати… Ему я не могу помочь, и это заводит меня. Простокровь закипает!

– Хорошо, –произнес Бишоп, когда Долан замолчал, – я терпеливо слушалтебя, а теперь ты послушай меня. Я скажу кое-что, что давнонамеревался сказать. Замечательно, что ты с такой энергиейбеспокоишься об этом. Больше того, я думаю примерно так же. И Майратоже. Но то, что происходит в Колтоне, происходит в любом городеСоединенных Штатов. Незаконные доходы и коррупция, фанатизм,фальшивый патриотизм – все это происходит везде. Колтон лишьсимвол того гнилого бардака, в котором погрязла вся страна.Предположим, ты положишь конец этому делу клана или Крестоносцев, ктобы они ни были. Предположим, ты положишь конец этому в Колтоне.

– Я собираюсь положить этомуконец. Все верно.

– Подожди минуточку, дай мнесказать. Предположим, ты нанесешь сокрушительный удар по этому вКолтоне. А как насчет остальной страны? Тебе не удастся никакоедоброе дело, пока ты не доберешься до самой сути явления. Ты можешьположить этому конец здесь, да, – и через месяц нечтоподобное снова неожиданно возникнет. Ты понимаешь, к чему я клоню?

– Откровенно говоря, нет. Уменя нет ни малейшей идеи насчет того, к чему ты ведешь.

– Я объясню это по-другому.Ты когда-нибудь слышал о человеке по имени Маркс?

– Конечно, я слышал оМарксе, Энгельсе и Ленине. Ну и что?

– Знаешь что-нибудь о них?

– Не очень много. И что,черт возьми, с этим надо делать?

Бишоп обратился к Майре.

– Непостижимо, да? –спросил он. – Ты можешь в это поверить?

– С трудом.

– Ради бога, в чем дело? –сказал раздраженно Долан.

– Надо их изучить. Онипредлагают тот же способ действия, что и ты. Только они опередилитебя на много лет.

– Я все равно не понимаю.

– Не знаю, как тебе ещеобъяснить, – начал Бишоп. – Нужна дисциплина.Нужна организация. Без этого не добьешься никакого успеха. Без этоготы просто усердный работяга. Ты слышал что-нибудь о коммунизме, нетак ли?

– Да, совсем чуть-чуть.

– Ты всегда шутишь насчеттого, что я чертов коммунист.

– Я не имел в виду ничеголичного, Эд, ты же знаешь. Просто выражение…

– Не извиняйся, –сказал Бишоп. – Я горжусь этим. Но ты прав, это простовыражение. Так, во всяком случае, думает большинство людей. Но ведьты больше коммунист, чем я.

– С ума сошел! –возмутился Долан. – Я не коммунист.

– Ты коммунист, только незнаешь об этом. Ты ненавидишь то, что делают с городом, так жесильно, как ненавидишь то, что они делают с театром-студией, тыненавидишь вшивую рекламу на радио, ты ненавидишь проповедников,потому что они скулят и вербуют новообращенных, ты ненавидишь всюсистему. И черт возьми, ты говорил мне это сотни раз.

– Послушай, –сказал Долан, снимая шляпу. – Это спор затянется на всюночь. Может быть, я коммунист. Если это и так, мне об этом ничего неизвестно. Но я действительно ненавижу все то, о чем ты говорил, и ещеочень многое, о чем ты не упомянул, вроде рэкета Дня отца или Дняматери. Но больше всего я ненавижу этих ублюдков, которые надеваютбалахоны и колпаки, отвозят людей в низину реки и страшно секут, ивсячески издеваются, и заставляют целовать флаг. Может быть, януждаюсь в дисциплине и организации, и, очень даже может быть, позжея найду кого-нибудь, кто научит меня этому. Но сейчас у меня нетвремени останавливаться. Главное для меня сейчас – посадитьэтих Крестоносцев, и я собираюсь это сделать, даже если дело станетмоим последним.

– Тебя это позабавит? –с долей сарказма поинтересовался Бишоп.

– Что ж, в саване неткарманов, – обронил Долан. – Я никогда преждетак не переживал. Несколько вещей раздражали меня, и без особогоэнтузиазма я хотел разобраться с ними. Тратил свою энергию – восновном, правда, на женщин. В этом нет ничего удивительного; каждыйзнает, что я не мог устоять перед симпатичными девушками. Но ничегоудивительного нет и в том, что я внезапно очнулся. Человек вечеромложится спать дураком, а утром просыпается мудрецом. Не можетобъяснить, что именно случилось за это время; знает, что этослучилось, и все. Так было со мной. Я еще не знаю, что буду делать, уменя нет ни малейшей идеи, с чего начать, но я твердо знаю, чтособираюсь сделать это. Я не стану критиковать твой коммунизм, твоиправила и принципы. Однако, судя по тому, что ко мне за помощьюобращаются люди, будь то Тим Адамсон или Багриола, я понимаю, что яна верном пути. Может, надо бороться с такими вещами по правилам иучебникам и по научным тактикам, но я так не думаю. А теперь большеникаких споров, никаких сомнительных советов… Начиная с этогомомента вы двое будете помогать мне делать то, что я хочу сделать, итак, как я хочу это сделать, или мы сегодня же распрощаемся навсегда.Я говорю серьезно, о господи. Прямо с утра завтра мы возьмемся заэтих так называемых Крестоносцев, и пока больше никаких других дел.Ну так что вы решили? Со мной вы или нет?

Бишоп посмотрел на Майру, кусающуюгубу. На ее лице ничего не выражалось.

– Ладно, Майра, –сказал он наконец, – хоть это все и неправильно, но,похоже, мы должны следовать за ним.

– Да, – сухоотозвалась Майра.

– Хорошо, –констатировал Бишоп. – Ты очень ошибаешься, Мик, и дажесам Иисус Христос не смог бы переубедить тебя и за миллион лет. Но мыостанемся, потому что любим тебя. Если каким-нибудь чудом мывыпутаемся из этого, может быть, у меня будет время показать, в чемты не прав.

– Отлично… –сказал Долан. – А теперь не могли бы вы убраться к чертуотсюда и дать мне поспать? Моя голова едва держится на плечах.

Бишоп и Майра встали. Бишоп взял шляпуи медленно вышел, не пожелав Долану спокойной ночи. Майра подошла ксвоему пальто и долго надевала его. Ничего не говоря. Можно былоуслышать тихое тиканье будильника на ночном столике…

В дверях Майра обернулась и посмотрелана Додана, по-прежнему молча, без улыбки – просто посмотрела.Затем закрыла за собой дверь. Через минуту Долан услышал, как онаспускается вслед за Бишопом по лестнице.

Только когда он лег, до Долана дошло,что это единственный случай, с тех пор как они познакомились, когдаМайра не изъявила желания остаться у него на ночь. И Долан не знал,что это значит.

3

На следующее утро он плескался внизу вванне (ванная наверху была все еще на ремонте: миссис Рэтклифф,хозяйка, по-прежнему отказывалась пойти своим жильцам навстречу),обмывая тело и стараясь не замочить повязку на голове, когда дверьвнезапно распахнулась. Долан не обратил на это внимания, думая, что кнему ворвался один из соседей, но вдруг Элберт, который брилсясклонившись над раковиной, вскрикнул от удивления.

Долан приподнял занавеску и выглянул.На пороге ванной стоял Рой Менефи, красный и взволнованный, спистолетом в руке.

– Вылезай, –сказал он Долану.

– Сейчас, –ответил Долан, закрывая воду и откидывая занавеску, все еще сидя вванной. – Что случилось?

– Где Эйприл?

– Я не знаю, где Эйприл.Почему ты спрашиваешь меня?

– Прекрати лгать мне, Долан!

– Говорю тебе, я не знаю,где она. Я не видел ее несколько дней.

– Я убью тебя, лживый сукинсын!

Это почти насмешило Долана: перед ним,сжимая пистолет, стоял Менефи, кроткий Менефи! А Элберт следил за нимс ужасом, все еще держа руку согнутой, с лезвием около лица, боясьпошевелиться. Ну разве не смешно?!

– Подожди минутку, Рой, –сказал Долан, застыв в ванне. – Я не знаю, где твоя жена.Я был чертовски занят всю неделю и не видел ее. Даже не слышал о ней.Правда, Элберт? Она была здесь?

– Нет, – только исмог выговорить Элберт.

– Это абсолютная правда,Рой.

– Где еще она могла быпровести ночь? – спросил Менефи. – Ее не былодома всю ночь.

– Не знаю, где она была,только не здесь. Можешь проверить мою комнату. Эйприл здесь не было.Кто угодно в доме подтвердит это. Опусти пистолет, Рой, ты сноваошибся.

Менефи поколебался, но пистолетопустил, а затем сунул его в карман. Рой был напряжен: его лицопылало, веки подергивались, он едва сдерживался, чтобы не заплакать.

Долан вылез из ванны, завернулся вполотенце.

– Элберт, –сказал он, – оставь нас одних на несколько минут.

Элберт кивнул и вышел, все еще сбритвою в руке.

– Вот, Рой, –произнес Долан, опуская крышку унитаза, – садись.

Менефи сел. Его губы дрожали.

– С чего ты решил, чтоЭйприл здесь? – спросил Долан.

– Просто я знаю, онапривыкла вваливаться к тебе без приглашения, так все делают в этомтеатре-студии. Я несколько месяцев пытался отучить…

– Может быть, театр-студиятут вообще ни при чем, – сказал Долан, вытирая ногиполотенцем. – Может быть, все дело в Эйприл. Нет смыслазлиться на Эйприл, она просто самая настоящая кокетка. И тебе этоизвестно не хуже моего.

– Я знаю, что она переспалас каждым в городе. Знаю. Выяснил после женитьбы…

– Но…

– Не пытайся защищать ее,Долан. Ты сам спал с ней.

– Я не спал с ней с тех пор,как она вышла замуж.

– Ты имел с ней дело, когдаона была помолвлена. В чем разница?

– Черт возьми, разницаогромная. Послушай, Рой. Не позволяй себе заводиться из-за Эйприл.Того и гляди, влипнешь с этим пистолетом в неприятную историю.

– Я собираюсь убить мужчину,с которым она была прошлой ночью, – сказал спокойно Рой.

– И что? Бесчестье на всюжизнь, а то и виселица. Ты же не шпанюк засраный, а приличныйчеловек. Не стоит из-за женщины отказываться от всего.

– Я думаю не об Эйприл. Окое-чем другом…

– О гордости?

– Возможно. Ладно, я пойду.Пойду в театр-студию, – сказал он, поднимаясь. –Если не ты тот мужчина, значит, он где-то в театре-студии. Ия найду его.

Долан проследил за Роем, затем накинулхалат и сунул ступни в красные тапочки. Прошел в гостиную и посмотрелв окно, как Менефи садится в свой «паккард» и быстроуезжает. Затем подошел к телефону и позвонил в театр-студию. Тамподняли трубку, и он попросил соединить с офисом. Через пару секундответил Дэвид.

– Это Майк Долан, Дэйв, –сказал он. – Хорошо… Ты получил? Спасибо, чтовыручил меня. Я послал чек с Ариен, хотел рассчитаться с тобой, покаесть возможность. Послушай, Дэйв. Рой Менефи только что был здесь, с.налитыми кровью глазами. Он ищет Эйприл, и у него пистолет. Онотправился к вам; думаю, вам с ребятами лучше помолчать насчетэлектрика, и еще – сказать парню, чтобы он смылся… Я незнаю, ее не было дома нынешней ночью. Менефи доведен до отчаяния…Хорошо. Думаю, мы с тобой увидимся в ближайшие дни…

Долан повесил трубку, и к нему подошелЭлберт. Пена для бритья высохла на его лице.

– Мы с трудом избежалиопасности, не так ли? – сказал он.

– Да.

– Я очень испугался.Господи, никогда не знаешь, когда какой-нибудь псих собирается тебяпришить…

Долан направился к лестнице, так и неответив. В голове снова начала пульсировать боль.

– Ну, тебя прямо не узнать вэтой повязке, – сказала Майра весело, когда он вошел вофис. – Что говорит доктор?

– Что заживает хорошо. Ещепара дней, и я буду в порядке.

– Привет, Долан, –поприветствовал его Гриссом.

– Привет.

– Смотри, – Майрапоказала Долану список имен, – девять человек ужепозвонили насчет годовой подписки. Самотеком.

– Я говорил тебе, делоКарлайла – хорошая реклама, – заметил Гриссом.

– И Томас звонил пару раз.Сказал, что хочет, чтобы ты пришел к нему в офис, в полдень. Оченьважно. Большое совещание или что-то в этом духе…

– Какое совещание?

– Этого он не сказал. Нопытался убедить, что тебе просто необходимо туда явиться, что этостанет для тебя огромной помощью.

– У меня нет времени валятьдурака, – нахмурился Долан. – Что, черт возьми,ему надо?

– Не повредит пойтипосмотреть.

– Ладно, может быть,схожу, – буркнул Долан, садясь за телефон и набирая номерсуда. Ответили; он попросил соединить с офисом шерифа и в концеконцов услышал Макгонахила.

– Это Долан. Надо увидетьсяпо важному делу.

– Давай вечером. Тебе неслишком умно появляться в суде.

– Ну так заскочи сюда, –настаивал Долан. – Не хотелось беспокоить тебя, Бад, ноэто на самом деле очень важно. Я отниму у тебя пять минут.

– Ладно, приеду.

– Это на Шестой авеню, рядомс вокзалом. Издательство Гриссома… Спасибо, Бад.

Долан положил трубку и встал.

– Похоже, что с подпискойвсе складывается отлично, Майра, – сказал он. –Привет, Эд, как твой ребенок сегодня?

– Лучше, спасибо.

– Хорошо. Я выйду, выпьючашку кофе. Вернусь до прихода Макгонахила.

Он отправился в аптеку и судовольствием увидел в магазине на полке дюжину или даже большеномеров «Космополита». Затем сел у фонтанчика и заказалчашку кофе. Медленно выпил его и вернулся в офис.

Майра сказала, что за это времяполучила еще две подписки…

Через десять минут Макгонахил подошел кпередней двери и обратился к Гриссому. Гриссом показал, куда пройти.

Бад поднялся наверх. Майкл сидел рядомс Май-рой.

– Извини, что побеспокоилтебя, Бад, – сказал Долан.

– Ничего, Майк, –проговорил Макгонахил, немного хрипло. – Как ты, Эд?

– Хорошо, Бад, –ответил Бишоп. – Садись.

– Я занялся вчера ночьюодним делом, в котором ты, как я думаю, можешь мне помочь, –приступил к разговору Долан. – Ты и Эммет –единственные люди в городе, кто может помочь. Но сначала хотел быобсудить с тобой кое-что.

– Ладно. О чем речь?

– Ты слышал когда-нибудь оКрестоносцах?

– Ну… нет. Кто они?

– Ты должен был слышать оних, Бад, – сказал Долан спокойно. – Вотсейчас, когда ты прищурился и взглянул на кончик своего носа, тывыдал себя. Так ты слышал о них?

– Ради бога, Майк. И этовсе, что ты хотел спросить у меня?

– Все! Ты не думаешь, чтоэтого достаточно?

– Я не знаю. Я никогда неслышал о Крестоносцах.

– Это вроде Лиги Эпворта, –сказал Бишоп с легким сарказмом.

– Бад, – произнесДолан, наклоняясь, – прекрати морочить мне голову. Тычертовски хорошо знаешь про них. Черт, ты не можешь помочь, нознаешь…

– Когда тебе сталоизвестно?…

– Прошлой ночью. Точнее,этим утром.

– Послушай, если тыобнаружил информацию о них только сегодня утром, почему бы мне ещеничего не знать, ведь так?

– Нет, не так. Прошлой ночьюя встретился с человеком по имени Троубридж. Его жена сказала, чтотебе лично говорила об этих Крестоносцах.

– Троубридж? Я не помнюникого по имени Троубридж.

– Ты должен помнить, Бад.Она жена парня, которого эти ребята повесили, парня, который из-заних парализован.

– Я по-прежнему неприпоминаю, – сказал Макгонахил, качая головой. –Может быть, я встречался с ней, но забыл. Каждый день через меняпроходит чертова уймища людей, ты же знаешь.

– О, черт, Бад. Понятно, чтотебе известно, кто такие эти Крестоносцы, я уверен. Почему ты такнервничаешь и уходишь от разговора?

– Ты ошибаешься, Майк. Я ненервничаю. Я бы сказал, если бы знал что-нибудь.

– Точнее, ты можешьпоклясться жизнью, что собираешься это сделать.

– Остановись, Майк, –прогремел Макгонахил, поднимаясь со стула с потемневшим лицом. –Это заходит слишком далеко. Ты хороший парень, и ты мне нравишься, нобудь я проклят, если я позволю доставать себя.

– Нет, я не перестанудоставать тебя, пока не расскажешь что-нибудь. Меня не впечатляет нивыражение твоею лица, ни зарубки на твоем кольте. Не надо передо мнойвыпендриваться. Я знаю кучу людей, которые только и ждут случая, какбы добраться до твоего горла. Рассказывай, а то брошу тебя насъеденье волкам. Я серьезно.

Макгонахил посмотрел на лоджию, затемглянул через перила вниз и сказал после паузы:

– Давай спустимся.

– Это другое дело, –согласился Долан.

Внизу Долан повернул в сторону отлестницы и подошел к уборной.

– Много не расскажу, потомучто многого я и сам не знаю, – сказал Макгонахил. –Но все строго между нами. Надеюсь, что ты можешь им что-нибудьпротивопоставить. Еще месяц, и они распространятся по всей стране.Они хуже, чем ку-клукс-клан.

– Куда уж хуже. Ты один изних?

– Господи, нет. Они никогдане просили меня.

– Ты знаешь кого-нибудь изних?

– Я почти уверен: там –Сэм Уайен. Один из моих заместителей. Думаю, что Креншоу тоже.Считаю, он один из руководителей.

– Марвин Креншоу?

– Да.

– Он же вице-президент«Колтон нэйшнл». Он один из самых влиятельных людей вгороде. Президент Торговой палаты…

– И тем не менее МарвинКреншоу один из их руководителей. Ты пойми, что бы я ни сказал –это не досужие домыслы. Все это я слышал.

– Понимаю. Не беспокойся, вэтот раз я не собираюсь поступать необдуманно. Я буду осторожен и невпутаю тебя.

– Да, ради бога, будьосторожен. Те случаи, о которых ты говорил, просто детские игры посравнению… Вот почему я никогда не обращал внимания на жалобы.Не могу себе этого позволить.

– Еще одно, Бад. Еслипоможешь, я больше никогда не попрошу тебя ни об одной услуге. Выясниу Уайена, когда и где будет проходить следующее сборище.

– Нет, Майк, я пас. Этожутко секретная организация. Сэм наверняка заподозрит…

– Предоставляю это тебе. Ствоим опытом – и не справиться… В конце концов, ты егоначальник.

– Ты ведь ничего не знаешьоб этом. В последнее время Сэм словно с цепи сорвался. Вездезадирается…

– Перестал тебя уважать.Возможно, подсиживает тебя.

– Да, так и есть.

– Вот самая сильная причинапомочь мне. Ты выяснишь, когда и где они встречаются, и я накрою их.Обещаю.

– Ладно. Я постараюсь. Норади бога…

– Не сдам тебя ни в коемслучае. Спасибо, что пришел.

Макгонахил кивнул и отправился воДворец правосудия.

Долан поднялся наверх.

– Какого черта он морочитголову? – сказал Бишоп.

– Похоже, мало что знает.

– Черт, это не так. Он самодин из них.

– Не верю. Обещает помочьвсем, чем может.

– Да? Он трус. Ему хватаетсмелости пристрелить гангстера, но трусит, когда дело касаетсячего-то действительно серьезного. Он такой чертовский трус, что небудет биться даже за собственную семью.

– Я собираюсь повидаться сТомасом, – сказал Долан, прерывая Эда, и направился клестнице.

– Ты пообедаешь с нами? –спросила Майра.

– Еще не знаю, насколькозадержусь у Томаса, – отозвался Долан.

Долан направился в кабинет Томаса, носекретарша сказала, что шеф в конференц-зале на втором этаже ипросил, если появится Долан, сразу направить его туда.

Долан вышел в приемную и постоял минутуперед старым ящиком для писем, ощущая волну легкой ностальгии.Сильный шум сопровождал его на пути в конференц-зал; все былопо-прежнему – машинистки печатали, телетайпы стрекотали, людидвигались, переговаривались и суетились. И тогда Долан понял, чтопрежние, знакомые, старые звуки теперь, после нескольких недельотсутствия, кажутся более громкими.

Легкая ностальгия, которую онпочувствовал минуту назад, исчезла. Долан еще помедлил, словнонадеясь, что это чувство вернется, что возможно возвращение вутраченный мир.

Острый приступ бездомности стиснул желудок и сердце, заполнил все существо желанием вернутьсясюда работать. Сколько пришлось слышать о том, что Репортер НавсегдаРепортер, и множество других традиционных фраз насчет ЗапахаТипографской Краски в Ваших Ноздрях и Трепета Волнения, Когда ВыходятНовости, и т. д. Но теперь Долан знал, что в этом всём многобессмыслицы. А осознав это, в очередной раз сильно огорчился.

Трюизмы – первое, чему оннаучился…

Несколько репортеров и пара стариков всекторе рукописей посмотрели на него, но никто из них не заговорилили даже не среагировал на его присутствие чем-то большим, чем кивокголовы или взмах руки.

Долан вышел из офиса и направился вконференц-зал, понимая в глубине души, что он ступает на мост, покоторому больше никогда не пройдет… Он шел в библиотеку исовершенно без каких-либо эмоций перекатывал в голове слова:

«Радость – грусть –радость – грусть – радость – грусть –радость…»

Он открыл дверь конференц-зала и вошел.

Шесть человек, сидевшие за столом,замолчали и уставились на него. Долан знал их всех: Томас, во главестола; Мастенбаум, издатель «Индекса», большой утреннейгазеты; Хаветри, издатель «Курьера»; Риддл,секретарь-казначей «Стар», самой маленькойпослеполуденной газеты; Сэндрич, редактор «Стар», иБарригер, редактор «Таймс газетт».

– Входи, Долан, –сказал Томас, поднимаясь и указывая на кожаное кресло рядом с собойво главе стола. – Мы рады видеть тебя здесь. Ты знаешьэтих джентльменов, не так ли?

– Да. Приветствую вас, –кивнул Долан всем присутствующим одновременно.

– Садись. Что с твоейголовой?

– Несчастный случай.

– Очень жаль. Садись, –предложил Томас снова. – Я расскажу Долану, зачем онздесь? – спросил он собрание.

Пара человек промычали нечто в знаксогласия.

– Долан, – началТомас, – это собрание довольно необычное. Все газетысобрались здесь для общего дела. Могу также сообщить, что мывынуждены бороться за свои права. В связи с этим я хочу сказать, чтомы не собираемся подвергать риску свои тиражи. Мы попросили тебяприйти сюда, чтобы выслушать твое предложение.

Долан хранил молчание, ожидаяпродолжения.

– Мы согласны дать тебедвадцать пять сотен долларов каждый – в общей сложности десятьтысяч долларов – и предложить тебе работу в любой газете,которую ты предпочтешь, в любом крупном городе, удаленном по меньшеймере на тысячу миль от Колтона… если ты бросишь свой журнал иподпишешь соглашение о том, что никогда больше не выпустишь в этомокруге ни одного другого журнала.

– Почему вы предлагаете мнеэто? – спросил Долан.

– Мы будем с тобойоткровенны. Ты затрагиваешь или можешь затронуть в своем журналевеликое множество вопросов, обойденных газетами из-за бесчисленныхусловностей, ограничивающих возможность касаться и даже намекать наних. Эти вопросы хорошо принимаются читателями, потому что ониразрушительные, у тебя уже есть конкретный пример самоубийствадоктора Гарри Карлайла.

– Это было самоубийство?

– Конечно самоубийство!

– Не уверен. У меня несложилось такого представления после прочтения газет. Ни в одной небыло написано, что это самоубийство. Сообщено, что Гарри был найденмертвым с пистолетом около его руки.

– Не уклоняйся от сутиразговора, Долан. Это не дебаты по поводу того, как и что должныгазеты сообщать. Факты таковы: именно «Космополит»ответствен за смерть Карлайла, и на определенную категорию людей,возможно слабоумных, это производит впечатление неустрашимостижурнала.

– Джентльмены, –сказал с улыбкой Долан, обращаясь к присутствующим, – выосознаете, что это признание поражения? Вы поняли, что любая газетаили периодическое издание, которое хотя бы приблизится к правде,добьется в этом городе успеха?

– Прекрати, не это теманашего разговора, – прервал его Томас. – Мысделали тебе очень щедрое предложение. Конечно, если ты хочешь бытьнепокорным, есть и другие способы решить вопрос.

– Я предполагаю, исходя изпоследнего замечания, что, если я не возьму деньги и не отправлюсь вНью-Йорк, со мной будет то же, что и с Уайтелси. Он начал выпускатьздесь обзорную газету и продержался около трех месяцев, и затем егопринудили уехать. Вы это имеете в виду?

– О, не будь глупцом, –бросил Томас раздраженно. – Десять тысяч долларов иработа, где пожелаешь. Этого хватит, чтобы оплатить все твои счета,еще и останется.

– Я буду жить в достатке, –сказал Долан. – Между прочим, я поместил объявление всегодняшнем номере «Курьера»…

– Значит, ты отказываешься?

– Да, но я не жалею, чтопришел. Вы можете так не думать, но это мой главный триумф.

– Ладно, –проскрипел Томас. – Наслаждайся моментом, только помни:возможно, он для тебя последний.

– Имеет ли смысл, –подал голос Мастенбаум с другого конца стола, – немногоподнять ставки в игре?

– Бросьте, мистерМастенбаум, – отмахнулся Томас. – Я знаю еголучше, чем вы. Это безнадежно.

В наступившей тишине Долан окончательнопонял, что газетчикам больше нечего сказать. Они собрались только впопытке произвести на него впечатление сплоченным фронтом устрашающейважности.

– Прощайте, джентльмены, –произнес он, поднимаясь, затем развернулся и вышел.

Прошел до конца коридора и остановилсяв ожидании лифта. Из зарешеченной клетки лифта размашистыми шагамивышел человек. Это был Бассет, один из корректоров. Он обогнул угол ипошел по коридору. На полпути к конференц-залу он встретил Томаса идругих администраторов и оживленно и коротко что-то доложил им. Томаси Барригер сразу же ушли, поднимаясь по лестнице вдвоем. Бассетвпрыгнул в лифт с Доланом. Он был очень взволнован.

– Что случилось? –спросил Долан.

– Надо сказать тиражномуотделу, чтобы срочно собрали оперативную команду. Мы делаемэкстренный выпуск.

– О чем?

– Убийство в Вестон-Парке.Рой Менефи только что застрелил свою жену и еще одного парня.

Лифт остановился на первом этаже.Бассет выскочил из кабины и бросился через дверь в офис.

– Что случилось с вашейголовой, мистер Майк? – спросил Эдвард, старый негр,оператор лифта, но так и не получил ответа. Он озадаченно покачалголовой, наблюдая, как Долан выбежал через большие двери на улицу…

«Вести из Вестон-Парка. Убийство молодойжены и ее любовника

Рой Менефи убил Коулин Менефи иЭмиля Видайо, электрика театра-студии, в меблированных комнатах вделовом центре…»

Читать статью Долан не стал.

Его платное объявление было напечатанов нижней части десятой страницы. Оно было набрано необычным шрифтом,в рамке:

«К моим кредиторам

Недавно я получил солидную суммуденег. Хочу оплатить все свои долги, невзирая на то, на какой срокони были определены. Поэтому, если я должен вам хоть какие-то деньги,за товары или за персональные займы, приходите на Шестую авеню, 812,завтра в 3 часа дня, и вы получите полный расчет.

Майкл Долан (бывший спортивный редактор «Таймс газетт», нынешнийиздатель и редактор «Космополита»)».

Правда, только правда, и ничего, кромеправды. Долан был должен кредиторам так много лет, что мечтал о дне,когда появится возможность напечатать подобное объявление. Это сталоего навязчивой идеей.

Но теперь все закончилось…

Он отправился на пляж и провел тамнесколько часов, но не помнил ничего определенного из того, что делалили видел. Не мог вспомнить даже, пообедал или нет.

Когда он вернулся домой, Бишоп и Майрауже ждали его.

– Мы ждали несколькочасов, – сказала Майра.

– Извините. Я был напрогулке.

– Наверное, нет смыслаговорить, что тебе не следует так поступать, – заявилБишоп. – Лучше помолчу. Тем не менее нам было бы интересноузнать, чего хотел Томас.

Долан рассказал. Бишоп не был удивлен.

– Коллективная дань, –резюмировал он. – Ожидаемо, но беспрецедентно.

– Прекрасная тема длястатьи, – задумчиво произнесла Майра.

– Мы еще никак не задели ихтиражей, – сказал Долан, – но я действительноверю, что они понимают: мы – потенциальная угроза.

– Нет, – Бишоппокачал головой, – они боятся не за свои тиражи, а за свойпрестиж. Вот что их гложет. Они не хотят, чтобы их читатели узнали,что их все это время обманывали.

– Может быть, ты и прав…Дьявольская вещь – эта выходка Менефи!..

– Да уж…

– Зачем он убил Эйприл? Зналже, что она такая. Сам сказал мне это сегодня утром…

– Ты виделся с нимсегодня? – спросила Майра.

– Он заявился ко мне впоисках Эйприл. С пистолетом. Думал, что она провела ночь здесь.

– Ты ничего не говорил обэтом.

– Забыл. Черт, –воскликнул Долан, обращаясь к Майре, – я долженрассказывать тебе обо всем, что происходит? Я забыл…

– Ладно-ладно, ты забыл, –примирительным тоном проговорила Майра.

– Чертовски нелепаявыходка, – задумчиво произнес Долан. – Пареньимел все – положение, деньги, популярность, и вот один дикийимпульс – и все рухнуло. Я думаю, отец Коулин сожалеет теперь,что не позволил дочери выйти замуж за меня…

– Из этого брака все равноничего не получилось бы, – заметил Бишоп.

– Да, но мне бы доставилоудовольствие вломиться в их мирок.

– Господи, сядь и прекратирасхаживать! – попросила Майра.

Раздался стук в дверь.

– Входите, –разрешил Долан.

Оказалось, что это соседи –Элберт и Эрнст.

– Прости, –сказал Элберт. – Мы не знали, что у тебя компания.

– Входите, входите, –кивнул Долан. – Что стряслось?

– Вот было бы здорово, еслибы ты напряг свой ум и придумал, что нам делать с домом, –выпалил Элберт.

– С каким домом? С этим? Ачто такое?

– Мы же должны выселяться.Улисс не говорил тебе?

– Я не видел Улисса.

– Мы его видели, –сказала Майра. – И все слышали. Я забыла тебе передать нашразговор. Вы переезжаете.

– Почему?

– Миссис Рэтклифф продалаэтот дом, и мы должны его покинуть, – ответил Элберт. –Завтра. Здесь собираются построить заправочную станцию.

– Они хотят сразу начатьсносить дом, – добавил Эрнст.

– Могут начать хоть сегодня,если угодно, – сказал Долан. – У меня не такмного вещей для перевозки.

– Томми, Улисс и я ходилисегодня искать новое место, – сообщил Элберт. –Вроде нашли одно на Сикамор-стрит, почти такую же развалюху, как эта.Мы можем отвезти туда твои вещи. Тебе же некогда возиться с ними. Илихочешь посмотреть дом?

– Не к чему, –ответил Долан. – Если дом подходит всем вам, подойдет имне.

– Отлично. Значит, тыостаешься с нами?

– Конечно, я остаюсь с вами.

– Здорово. Это мы и хотеливыяснить. Ну ладно, поговорим позже. Есть еще несколько маленькихдеталей, которые надо обсудить.

– Хорошо.

Они кивнули и ушли, закрыв дверь.

– «Несколькодеталей», – повторила Майра. – Ты знаешь,что это означает, не так ли? Это означает деньги для оплаты ренты.Почему ты не поумнеешь и не выкинешь этих паразитов в канаву, где ими место?

– Я был одним из них, –сказал Долан, немного уязвленный едкостью ее тона. –Почему же ты так настроена против этих ребят? Они чертовскиталантливы. Гении, может быть.

– Ах, ради бога, –скривила губы Майра, – обманщики, да и только. И даже неочень хорошие обманщики. Играют в богему. Тебе не кажется, что этароль нынче устарела?

– Ты можешь прекратить? –вмешался Бишоп. – Майк, этот малыш Гэйдж, которого тыназначил рекламным агентом, похоже, может оказаться довольно ценнымкадром. Сегодня он добился пары хороших реклам.

– Отлично. Послушай,думаешь, что меня могут привлечь? Думаешь, мне придется идти в суд?

– Не знаю.

– Черт, это было бы ужасно.

В дверь снова постучали.

– Входите, –сказал Долан.

Дверь открылась. В комнату заглянулУлисс, но он не вошел, а жестом попросил Долана выйти.

Майкл прошел в гостиную, закрыв засобой дверь.

– Человек внизу в машинехочет видеть вас, – сообщил Улисс.

– Какой человек? Кто он?

– Просил передать вам, чтоэто Бад.

– Да, конечно. Я спущусьпрямо сейчас, – встрепенулся Долан.

Он услышал, как за спиной открыласьдверь.

– Майк! – позвалБишоп. – Куда ты собрался? Долан повернулся и подошел кнему:

– Я собираюсь спуститься наминутку, чтобы увидеться с Бадом Макгонахилом. Ты не возражаешь?

– Откуда ты знаешь, что этоМакгонахил?

– Послушай, ради бога,можешь ты посидеть с Майрой в моей комнате и оставить меня одного напару минут?

Он спустился вниз. Бад Макгонахил сиделв служебной машине. Было темно.

– Я не хотел подниматься ктебе, – сказал Макгонахил. – Теперь мы должныбыть чрезвычайно осторожны. Я выяснил, где сегодня ночью собираютсяКрестоносцы.

– Сегодня?

– Да, это своего родавечеринка. Ты знаешь, где находится старый аэропорт? Заводохранилищем…

– Знаю.

– Они собираются там вполночь. Вот, возьми. – С этими словами он протянул Доланусверток, завернутый в газету.

– Что это?

– Униформа. Ты не сможешьприблизиться к ним, если не наденешь ее.

– Где ты взял это? Мнепоказалось, ты сказал, что не участвуешь…

– Так и есть. Формапринадлежит Сэму Уайену. Я отправил его сегодня днем сопровождатьпару заключенных в тюрьму. Затем запасным ключом открыл его шкафчик идостал… Верни мне ее утром. Я положу все на место, и Сэмникогда ничего не узнает.

– Спасибо, Бад, –произнес Долан, беря сверток. – Огромное спасибо. Увидимсяутром. Я позабочусь…

– Не беспокойся об этом. Язаскочу к тебе и прихвачу форму по дороге. Думаю, у меня будет такаявозможность.

– Спасибо, Бад. Здорово!

– Не думай об этом, –сказал Макгонахил, заводя мотор. – Просто постарайся,чтобы ничего не случилось. И, Майк, лучше возьми свой пистолет.Надеюсь, что ты сможешь обойтись и без него, но лучше возьми навсякий случай.

– Спасибо тебе за все, Бад.

Когда Макгонахил уехал, Долан поднялсянаверх со свертком.

– Что это? –спросил Бишоп.

– Новый костюм, –ответил Долан, разворачивая бумагу.

– Когда это Макгонахилзанялся портняжным бизнесом? – съязвила Майра.

– Для нас чертовски хорошо,что он им вообще занялся, – сказал Долан, открывая свертоки вынимая черный балахон и черный колпак-шлем.

– Господи! –воскликнул Бишоп.

– Что это? –охнула Майра.

Долан развернул балахон. Очень длинныйи просторный. Такой, что и два человека уместятся. Спереди на нембыла изображена средневековым шрифтом белая буква «К»,пронзенная красной стрелой. Колпак представлял собой кусок чернойткани, края которой были сшиты вместе, с прорезями для глаз, носа ирта. На лбу также красовалась буква «К», только чутьпоменьше, чем на балахоне.

– Теперь узнали? –сказал Долан.

– Это одежда Крестоносцев.Что, черт возьми, ты собираешься с ней делать?

– Надеть. Я намереваюсьпойти на их сборище сегодня ночью.

– Зачем, это же чертовскиглупо! – не удержалась Майра.

– Взгляните на эту дешевуюткань, – посоветовал Долан, демонстрируя балахон. –Вы не знаете никого, кто разбогател, продавая подобные вещи?

– Значит, Макгонахил зналчто-то, – решил Бишоп.

– Он на нашей стороне, –сказал Долан, – помогает нам в всяком случае.

– Он помогает тебепогибнуть.

Бишоп и Майра посмотрели друг на друга.Инстинктивно они поняли, о чем каждый подумал: «Не стоит дажепытаться отговорить его идти на эту встречу». –«Проклятый тупоголовый Мик поступит так, как считает нужным,вопреки всем и вся…»

И Долан тоже знал, о чем они думали.

– Бесполезно, –проговорил он вслух. – Можете даже не пытаться. Я говорилвам, что займусь этими ублюдками, и я не шутил. Я иду.

– Тогда все, что намостается, – сказал Бишоп, – это надеяться, чтоты выберешься оттуда живым.

– Полагаю, что так, –подтвердил Долан.

Движение было не слишком интенсивным,пока он не оказался примерно в миле от водохранилища. Стараящебёнчатая дорога была узкая и очень ухабистая. Она не былаприспособлена для автомобилей. Когда-то, задолго до появленияскоростных трасс и быстрых машин, это была главная дорога на север.Сейчас ее использовали лишь несколько фермеров, живших в отдалении нахолмах. Фермеры… и Крестоносцы.

Долан ехал очень осторожно,придерживаясь правой стороны дороги, оставляя большое пространствослева и впереди. Не хотел попасть в аварию. Даже такая мелочь, какпомятое крыло, могла обернуться катастрофой. Он не хотел ни с кемразговаривать, не хотел никого видеть. Поэтому Долан поднял воротникпальто и надвинул шляпу на глаза. Не было и одного шанса на тысячубыть узнанным кем-нибудь проезжавшим мимо, но рисковать не следовало.

Сейчас он двигался медленно и уже могвидеть скопление машин далеко впереди. Движение было, как вАройо-Секо после игры «Роуз Боул». Он аккуратно велмашину, пытаясь сосредоточиться на управлении, лишь бы не думать отом, что будет делать, когда доберется до места сборища. Он простодаже не представлял этого.

Но нелегкая работа не думать об этом,потому что это было загадочно и опасно. Сердце частило, идыхание от волнения было немного затрудненным. Долан был рад, что заним – сотни машин: ни повернуть назад, ни уехать, даже еслиочень хочется.

Все медленнее и медленнее машиныпродвигались вперед; вскоре по правой стороне дороги уже было непроехать: у обочины сплошняком стояли припаркованные автомобили.Внезапно он подумал (момент легкой паники – мысль быланеожиданной): «А если вдруг потребуют какое-то удостоверение?Возможно, именно по этой причине автомобили ехали так медленно;наверное, кто-то впереди останавливал машины, проверяя членскиекарточки».

Чем больше он думал об этом, тем большеубеждался, что именно это и происходило. Как же он не догадалсяспросить у Макгонахила насчет карточки Уайена?

Но это не слишком бы помогло; черт,человек, который проверяет удостоверения, конечно, понял бы, чтоперед ним вовсе не Сэм Уайен. А что если Макгона-хил ведет двойнуюигру и предупредил о его приезде?

«Ищите парня по имени Майк Долан.Шесть футов, черные волосы, едет на старом двухместном «шевроле»с откидным верхом. Он собрался разоблачить вас. Ищите его.Подстрахуйтесь и останавливайте все машины…»

Что если Макгонахил обманул? О, Бад нестал бы так делать, – подсказывал рассудок. Нет-нет! Лучшене слишком доверять ему, настаивало подсознание.

Но, черт, раскинь мозгами, Бад –друг.

«Я помог ему продвинуться вперед,я помог его пацану получить образование в колледже, я сам дал толчоквсеамериканской рекламе его сына. Я даже написал письма Кристи Уолшу,Гранту Раису, Коруму¹и другим парням. Бад честный. Он свой».

«Лучше не слишком доверять ему, –вновь заговорило подсознание. – Лучше припаркуй где-нибудьмашину и сориентируйся».

«Хорошая идея», –сказал Долан себе. Он миновал пару мест для стоянки, пытаясьпрекратить думать, и вскоре почувствовал, что это удалось. Черезсекунду он обнаружил свободное место, развернулся и припарковалмашину, выключив фары, прежде чем заглушил мотор.

Он вылез через правую дверь. Пройдявперед, увидел огни машин, стоявших в открытом поле. Когда глазапривыкли к темноте (ночь была безлунная), недалеко от себя Доланразглядел нескольких мужчин, натягивающих балахоны. Майклпочувствовал несказанное облегчение, – оказывается,никакой членской карточки не требовалось!

Он поспешно развернул сверток, наделбалахон и натянул колпак. И с удивлением обнаружил, как сильно этидва простых куска ткани изменили настроение. Уже через минуту сердцеперестало выпрыгивать из груди, дыхание стало спокойнее. Появилосьощущение абсолютной защищенности этой анонимностью. Майкл дажеулыбнулся сам себе под колпаком. Поразительно!

Собственное великое открытие: вот длячего люди наряжаются в балахоны, чтобы разгуливать по ночам, –ради этой самой защищенности…

Он двинулся по обочине вперед, туда,где виднелась большая группа фигур в черных балахонах –несколько сотен, едва различимых в ночной темноте. Сборищепроисходило на старом летном поле, заброшенном после войны. Здесьстоял большой ангар, через щели в стенах и дверные проемы которогоДолан мог видеть свет…

Он медленно подошел к ангару.

Двери были открыты. Внутри толпилисьлюди в балахонах. Около одной из стен высилась грубо сколоченнаяплатформа с дюжиной или больше стульев, вроде тех, что используютсяна похоронах.

Долан пробрался на противоположнуюсторону ангара и вышел из него. Здесь было тридцать пять или сорокмашин, припаркованных ровными рядами, – дорогих машин. Всеэти седаны, фаэтоны, купе явно принадлежали важным людям. Доланпрошелся мимо них…

В конце ангара, там, где дорога выходитна старое летное поле, двое в балахонах, действуя как регулировщикидвижения, охраняли стоянку от рядовых членов. Долан отметил смимолетной иронией эту дискриминацию в организации, в которой пунктомномер один значилось равенство. Затем он раскрыл блокнот, пряча егопод своим балахоном, и начал записывать номера машин. Писал вслепую,но ему некуда было торопиться, и он очень тщательно переписывалцифры.

…Свисток прозвучал где-то позадинего, и в тот же миг началось общее движение к ангару. Майклпосмотрел на часы. Несколько минут до полуночи.

Он двинулся с остальными, ликуя поповоду переписанных номерных знаков. Зная их, ничего не стоитвыяснить личности некоторых Крестоносцев.

Внутри ангара было тесно, однаконаряженные фигуры все прибывали и прибывали. Долан протолкался кцентру, заняв позицию прямо перед возвышающейся платформой.

На платформе, глядя вниз, стояло семьчеловек, и еще один поднимался по лестнице. Итого восемь. Они были вбалахонах и колпаках, как и сотни человек внизу, отличало же ихтолько наличие незнакомых значков на колпаках, маленьких белыхсимволов, видимо знаков отличия. Они напоминали греческие буквы, нобыли настолько маленькие, а Долан стоял так далеко, что не смогразобрать.

«Офицеры» на платформепошептались между собой несколько минут, а затем прозвучал второйсвисток. Один из «офицеров» сделал знак рукой, и большиедвери ангара со скрежетом и скрипом закрылись. Шум голосов сотнилюдей сразу же стих.

Тогда «офицер» сделал шагвперед, повернулся к людям внизу и вскинул руку в нацистскомприветствии. Теперь воцарилась мертвая тишина.

«Офицер» поднял руку,словно дирижерскую палочку, махнул и быстро кивнул головой.

«Моя страна, хвала тебе, –запели Крестоносцы. —

Свободы сладкая земля,

О тебе я пою.

Твои горы, леса, и поля,

И ручьи, и холмы я люблю.

И орлом на вершину горы

Пусть свобода взлетит!»

Песня перешла в бурный взрыв эмоций,никак не соответствующий простенькому тексту, и затем все смолкло.Глаза собравшихся были обращены к людям на платформе. Вперед вышелеще один «офицер», также вскинул руку и затем резконаклонил голову. Долан понял, что все Крестоносцы вокруг негонаклоняют головы, и сделал то же самое, но так, чтобы видеть, чтопроисходит на платформе…

Все руководители тоже склонили головы.Один из них – видимо, исполнитель роли капеллана –заговорил с характерной пасторской интонацией.

– О Господь, наш НебесныйОтец, – изрек капеллан, – мы просим Тебяблагословить наше собрание; пусть мудрость Твоя снизойдет наКрестоносцев, этих благородных последователей средневековыхпилигримов, которые дошли до Красного моря, чтобы сразиться с черныминеверными, которые разрушили Твои храмы; помоги нам быть сильными исмелыми, дабы сердца врагов Твоих трепетали от ужаса. Аминь.

Капеллан вскинул голову и отступилназад. Собрание громко выдохнуло: «Аминь».

Долан улыбнулся под колпаком, отметив,что капеллан пропустил немало фактов и немало слов; затем первый«офицер» вышел вперед и поднял руку, ожидая тишины.

– Вольно! –наконец выкрикнул он.

Команда прогремела и прокатилась покрытому металлическими листами ангару.

– Крестоносцы, –сказал «офицер», – сегодня седьмое собраниенашей великой организации. День за днем мы встречаемся с ситуациями,которые призваны исправлять, и день за днем мы достигаем результатов.Наши ряды все пополняются и пополняются сильными американцами, ониидут к нам, потому что устали, потому что их тошнит от нынешнихметодов правления, потому что закон и судьи не контролируют ставшиестоль обычными уродства жизни. Америка для американцев!

– Америка для американцев! –проревела толпа. «Офицер» снова быстро вскинул руку внацистском приветствии.

Кто-то из стоящих на платформе протянулему листы бумаги; держа их прямо перед собой, он начал читать.

– Крестоносцы! Бюллетеньномер семь. Настоящим устанавливается, что немедленный бойкот долженбыть устроен пивоварне Цайлервайна. Основание: когда член комитета попродвижению Отто Генри в сенаторы обратился к мистеру Цайлервайну ипопросил сделать пожертвование и помочь в привлечении голосов егослужащих, мистер Цайлервайн отказался, угрожая физической расправойчлену комитета. Несмотря на натурализацию в Америке, мистерЦайлервайн родился в другой стране, и, естественно, его взгляды направительство в корне отличаются от взглядов истинных американцев.Также по значительным и достаточным причинам подвергнуться бойкотудолжны следующие магазины и деловые офисы: «Мидвей-Маркет»,бульвар Эндикотт, 1215; ресторан «Моссмэн» – Шестаяулица, 415; магазин готовых продуктов Грэйсона – на Южнойавеню…

Он прервался, когда другой «офицер»подошел к нему и что-то прошептал.

– Мне сообщили, –сказал ведущий, обращаясь к собранию, – что троеКрестоносцев работают на Грэйсона. Этим троим предписываю податькомитету полный отчет о природе их работы там, зарплате, размере ихсемей, и сколько денег у них отложено в банке на случай крайнейнеобходимости. Комитет попытается устроить этих людей в болееподходящие, на наш взгляд, магазины. Список бойкотируемых будетдоступен сразу после окончания митинга, и я хочу, чтобы всеприсутствующие запомнили названия и адреса указанных магазинов ипрекратили с ними любые формы сотрудничества. В противном случае вамгрозит наказание. Те трое, что работают на Грейсона, могут продолжатьсвою работу, пока не поступят дальнейшие распоряжения от комитета. Атеперь – Авраам Вашингтон! – рявкнул он, поворачиваяголову.

Внизу, у платформы, возникло какое-тодвижение, послышалось шарканье ног и затем причитания человека. Черезсекунду двое Крестоносцев затащили на платформу едва державшегося наногах нефа, примерно лет пятидесяти, и отпустили, отступив назад.

Негр бросил взгляд на людей в балахонахи колпаках, собравшихся в ангаре, и снова начал причитать. Невозможнобыло разобрать, что он бормотал.

«Офицер» посмотрел на него:

– Авраам Вашингтон! Ты былмногократно уличен в осуждении принятой в нашем округе системыпособия по безработице. Ты дезорганизатор…

– Хозяин, хозяин, –сказал негр, – я не хотел ничего такого. Хозяин, клянусьБогом, я никакой не… этот… Я все…

– Ты беспокоил негров,живущих с тобой по соседству, подстрекая их к протесту. Крестоносцывсе видят, все знают. Ты носишь имя двух великих бессмертныхамериканцев, и мы научим тебя уважать их!

– Хозяин, хозяин…

– Негры должны осознать своеместо. Сегодня мы устроим тебе урок. Мы сохраним тебе жизнь, но, еслиты не будешь держать свой рот на замке, в следующий раз ты будешьповешен на балке этого здания.

– Смолу и перья! –рявкнул офицер.

– Эй-эй-эй-эй! –заулюлюкали Крестоносцы, аплодируя.

Два Крестоносца поднялись по лестнице.Они несли бадью с ручками, тщательно обернутыми тканью, чтобы необжечь руки. В бадье плескалось что-то черное. Третий, идущий следомза ними, нес большой мешок и широкую малярную кисть.

Они прошли на середину платформы иостановились.

– Разденьте его, –приказал офицер.

Негр не оказывал сопротивления, тольковертел головой и причитал.

«Я мог бы открыть стрельбу поэтим ублюдкам прямо сейчас, – подумал Долан, нащупывая подбалахоном пистолет. – Уложить шестерых…»

Наконец с негра сняли всю одежду, кромеобуви и носков. Долан мог видеть, как мускулы несчастного дрожат идергаются под черной кожей.

Еще одно нацистское приветствие, иКрестоносец окунул кисть в смолу и начал мазать ею негра, которыйпродолжал вертеть головой и стенать, но не плакал. Когда обмазываниебыло закончено, двое Крестоносцев полезли в мешок, вытащили оттудаперья и стали их бросать на негра. Это был душ из перьев…Постепенно черное тело исчезло, исчезла симметрия человеческой фигуры– негр все больше и больше напоминал какую-то гротескную птицу.

Ведущий самолично нанес завершающийштрих: окунул кисть в смолу, мазнул его по лицу негра, затем взял двегорсти перьев и высыпал ему на голову.

– Уведите его, –сказал «офицер».

Двое Крестоносцев повернули АвраамаВашингтона и спустили его по лестнице, другие подняли бадью и кисть ипоследовали за ними. Зрители же восторженно орали и аплодировали…через минуту все стихло, и снова воцарилось спокойствие и тишина.

«Офицер» шагнул вперед иотсалютовал:

– Америка для американцев!

– Америка для американцев! –ответили они.

Долан промолчал. Его губы были крепкосжаты.

– Арнольд Смит! –позвал офицер.

Арнольд Смит повернулся к собранию.Долан всмотрелся в лицо. Ни признака страха, только темная, мрачнаямаска.

– Три раза выпредупреждались комитетом по борьбе за сохранение нравов, –сказал «офицер». – Вы пользуетесь дурнойславой.

– Люди, – сказалспокойно Арнольд Смит, обращаясь к собранию, – эти парниошибаются.

– Заткнись! –рявкнул «офицер».

– Я не знаю, что со мнойбудет, – продолжил Арнольд Смит тем же спокойным тоном, –но я хочу объяснить, что произошло. Я признаю, что обрюхатил девочку.Но я заплатил за операцию. Поступил так, как делают многие из вас,парни. Только оказалось, что она сестра…

Охрана схватила мужчину и зажала емурот. Арнольд Смит не пытался освободиться, но охранники продолжаликрепко держать его.

– Этот человек, –сказал «офицер», – угроза для каждой молодойдевушки в районе Бэй-Шор. Его трижды предупреждали, чтобы онизменился и оставил женщин в покое. Он проигнорировал нашипредупреждения. Вот, Крестоносцы, это типичная ситуация, с которойсталкивается наша организация. Закон ничего не может поделать с этимчеловеком, даже если он виновен в нарушении норм морали. Мы должныпреподать ему урок…

– Эй-эй-эй-эй! –снова заулюлюкала толпа.

«Офицер» протянул руку. Двадругих «офицера» быстро шагнули вперед. Один из нихдержал маленький черный ранец. Он открыл ранец и вытащил оттуда банкуи эфирную маску. Два других офицера вынесли маленький стол. АрнольдаСмита подвели к столу. Внезапно бедняга понял, что должно произойти,он, собрав последние силы, отбросил охранников и остался стоять свыражением ужаса на лице. Несколько секунд он колебался, оглядываясь,затем спрыгнул с платформы.

В зале возникло столпотворение.

– Все в порядке, все впорядке, – крикнул «офицер» с платформы,пытаясь остановить давку. – Он будет задержан. Приведитеего сюда!

Несколько человек приволокли АрнольдаСмита обратно наверх. Привязали к столу, все еще удерживая. «Офицер»приложил маску к его лицу и начал лить эфир… и через паруминут Арнольд Смит перестал сопротивляться.

Крестоносцы отступили от стола испустились вниз, на свои места в толпе.

– А теперь вы увидите, чтопроисходит с мужчинами, которые являются угрозой для морали в этомобществе, – сказал «офицер». –Суровое наказание, да. Но абсолютно необходимое для защиты нашихдомов, для защиты наших сестер…

Он кивнул «офицеру» сранцем, и вся свора Крестоносцев на платформе столпилась вокругстола, закрывая его со стороны толпы. За их спинами Долан мог видеть«офицера», шевелящего руками, и несколько раз поймалотражение света на скальпеле…

Долан ни о чем не думал. Его мозгпревратился в холодную массу клеток. Он знал, что пытаться остановитьэто – нелепо. Самоубийство, и все…

Майкл начал медленно, так чтобы непривлекать внимания, продвигаться к выходу. Но никто не замечал его.Все были слишком захвачены тем, что происходило на платформе.

Бишоп покачал головой, закусив губу.Потом пропел:

– «Моя страна, хвалатебе!» – и продолжил обычным тоном: – Господи, этоневероятно. Если ты напишешь об этом в статье, тебе никто не поверит.

– Поверят, когда я предъявлюАрнольда Смита.

– Как ты собираешьсяразыскать его, если его имени не окажется в телефонной книге? Ясно,ублюдки не рискнут поместить его в госпиталь.

– Найду. Прочешу этот чертоврайон Бэй-Шор сверху донизу. Найду, не сомневайся.

– Господи! –снова вздохнул Бишоп, проводя рукой по лицу. – Поражаюсь,как это ты не перестрелял их, чертовых садистов. Вот что твойкапитализм делает с людьми: превращает в свиней. Дожить бы доперемен… Нет, их я не увижу, но буду чертовски счастливузнать, что перемены надвигаются…

– Это вызовет у тебянастоящий шок, – сказал Долан, протягивая ему список.

Бишоп прочитал несколько имен и адресови посмотрел на Долана:

– Что это?

– Руководители Крестоносцев.

– Откуда у тебя это?

– Идеальная справедливость.У них выделено специальное место для парковки. Там я увидел множестводорогих машин и записал номера. Первым делом сегодня утром пошел вполицейский участок и проверил, кому принадлежат машины с такиминомерами. И вот…

Бишоп в изумлении только и сказал:

– Сукин ты сын!

– Продолжай. Прочтиостальное.

Бишоп закончил чтение списка с открытымртом:

– Это же Голубая Книга. Этоже «Кто есть Кто»…

– Будет неплохо выглядетьнапечатанным, не правда ли?

– Господи, да. Это грохнетпочище авианалета. Мальчик, на тебя снизошло вдохновение, когда тыдогадался переписать номера.

– Повезло… А самодело – какое-то время я не уделял ему должного внимания. Но такбыло до того утра, когда все для меня прояснилось. Послушай. Сделайкопию этого списка и запрячь получше. Я попытаюсь найти АрнольдаСмита.

– Как насчет того, чтобы мнепойти с тобой?

– Нет.

– Ладно, не собираюсь стобой спорить. Надеюсь, ты понимаешь, что с каждым днем мы все ближек кульминации. Помни о Карлайле…

– Меня не волнует Карлайл.Не сейчас.

– Хорошо. Держи с нами связьпо телефону. Надо хоть приблизительно знать, где ты.

– Постараюсь. Когда Майрапридет, скажи ей, чтобы она систематизировала материалы по неявнымсоциальным процессам. Уже через пару дней надо подготовитьпубликацию.

– Конечно. Да, а что с твоейголовой? Где повязка?

– Доктор снял ее сегодняутром.

– Забавно видеть тебя безтюрбана.

– И ощущение забавное. Будтоя раздетый. Так, лучше всего поручить Майре расписать эту историю отеатре-студии. Ну ты знаешь, о чем я.

– Хочешь пройтись потамошним нравам в свете трагедии Менефи?

– Можно и так. А ещепоместить в номер расследование по поводу Тима Адамсона. Бедныйдуралей… Тщательно выяснить все факты…

– А что насчет твоихкредиторов? Не забыл о своем вчерашнем объявлении?

– К тому времени я ужевернусь. Ни за что не пропущу такое…

Долан спустился по лестнице и вышел наулицу. Когда он садился в машину, Гриссом прокричал приветствие.Долан в ответ помахал рукой и завел мотор, проехал до перекрестка иповернул, направляясь в район Бэй-Шор.

Район был населен людьми среднегокласса. Здесь работали две большие мебельные фабрики. Можно былопочувствовать характерный запах деревообработки, когда пересекаешьвиадук и спускаешься по холму к участкам, застроенным жилыми домами.

Долан остановился возле одной фабрики,прошел в кабинет табельщика, представился как репортер «Таймсгазетт» и попросил информацию об Арнольде Смите. Табельщикпросмотрел записи и сказал, что, к сожалению, Арнольд Смит неработает на фабрике и не работал в прошедшие два года. Доланпоблагодарил его и отправился на другую фабрику.

Там табельщик ответил, что человека поимени Арнольд Смит наняли около шести месяцев назад, но к настоящемумоменту Смит уволен. Долан попросил описать его. Табельщик пожевалкарандаш и коротко описал Адама Смита.

– Немного похоже, –сказал Долан. – Вы можете дать мне его адрес?

Табельщик посмотрел на карточку:

– Перри-Стрит,три-один-пять. Зачем он вам нужен? – спросил мужчина слюбопытством.

– Ему причитается многоденег. Перри-Стрит, три-один-пять. Спасибо.

Долан подъехал к Перри-Стрит, 315, –маленькому одноэтажному домику. Женщина лет шестидесяти ответила настук в дверь.

– Простите, –обратился к ней Долан, – здесь живет Арнольд Смит?

– Да, – ответиластарая женщина. – Я его мать. Зачем он вам?

– Я не уверен, что он и естьтот Арнольд Смит, которого я ищу, – сказал Долан. –Вы не против, если я зайду на минутку?

– Нет, входите, –произнесла миссис Смит, открывая дверь.

Долан вошел в маленькую прихожую.

– Меня зовут Долан, –представился он. – Могу я увидеть мистера Смита?

– Его здесь нет. Зачем выхотите его видеть? – спросила миссис Смит, начинаябеспокоиться.

– Я только хотел поговоритьс ним, задать несколько вопросов.

– Вы звонили ему прошлойночью? Вы – тот человек, который обещал дать ему работу?

– По этому поводу я и хотелувидеться с ним, – сказал Долан, пытаясь говорить обычнымголосом.

– Что у вас за дела с ним?Где он? – задавала вопрос за вопросом миссис Смит, всесильнее нервничая.

– Могу я взглянуть на егофотографии?

– Мистер, что случилось?!

– Не тревожьтесь, миссисСмит, – сказал До-лан, показывая значок заместителяшерифа. – Я из офиса шерифа. Парень не натворил ничеготакого, но надо бы взглянуть на фотографию. Может быть, он вовсе нетот Арнольд Смит, которого я ищу.

Пару секунд пожилая женщина смотрела нанего, сильно наморщив лоб, и затем вышла в другую комнату. Доланвытащил сигарету и с удивлением обнаружил, что ладони взмокли, будтов воду сунул…

Миссис Смит вернулась и протянулафотографию. Долан внимательно изучил ее, поднеся поближе к глазам.

– Это Арнольд Смит? –спросил он.

– Да. Мой сын.

– Сожалею, что причинил вамбеспокойство, миссис Смит, – сказал он, возвращаяфотографию, – Но это не тот человек, которого я ищу.Спасибо…

Он вышел, удивляясь, что все-таки смогсолгать старушке.

На обратном пути, переехав виадук, оностановился у аптеки, взял коку и позвонил в офис. Бишоп сообщил, чтоникаких особых новостей нет, кроме того, что приходил Оке Нельсон ипросил срочно связаться с ним. И, ах да, пришло заказное письмо отмиссис Мардсен – она благодарит за возвращение долга. Письмо изЛос-Анджелеса. Майра была здесь, собрала часть бумаг; удалось линайти Арнольда Смита?

Долан ответил, что нет, нашел толькоего мать, но это долгая история, и он расскажет, когда вернется.Затем позвонил в полицейский участок и попросил лейтенанта Нельсона.

Лейтенант, похоже, был счастливуслышать его. Мол, есть нечто важное и надо приехать прямо сейчас.Нет-нет, это не может ждать…

Лейтенант говорил безапелляционнымтоном. Долан чуть встревожился и пообещал сейчас же приехать.

– …А теперьпослушайте, Майк, и, ради бога, будьте разумны. Вы по уши в дерьме, –сказал Нельсон, выходя из-за стола и глядя на Долана.

– Как вы все это выяснили? –спросил Долан.

– Выяснил! Я же глава«Красной Бригады»!¹Кому, черт возьми, положено такое выяснять?

– Вздор! –возразил Долан. – Кто вам рассказал?

– Не надо меня ни о чемрасспрашивать. Не важно, кто рассказал. Эта женщина и Эд Бишоп –пара чертовых коммунистов, и вам лучше отправить их подальше, пока яне арестовал этих двоих за подрывную деятельность.

– Вы порекомендовали мнебыть разумным, то же самое я рекомендую и вам. Подумайте. Эд Бишопвсе тот же, он не изменился за последние пятнадцать лет. Точно такимже служил в полиции, и вы это знаете. Почему же вы вдруг решилиубрать его из города?

– Следующий вопрос, –не ответив, продолжил Нельсон. – Что вы знаете об этойженщине, Барновски? Ничего. «Возникла ниоткуда и решилапомогать». Вы болван! Она занималась в Техасе распространениемрадикальной литературы. Работает на Москву. Большая новость, не такли?

– Я спросил, почему вывнезапно решили выставить Эда Бишопа из города, – напомнилДолан.

– А я не обязан отвечать надурацкие вопросы, – огрызнулся Нельсон. – Яподсказываю, что делать. Послушайте, Майк. Вы мне нравитесь. Всеребята здесь любят вас. И те двое – ваши друзья. Вот почему япозволяю вам сообщить неприятные новости, вместо того чтобысделать это самому.

– Вы были там час назад.Почему ничего им не сказали?

– Черт, –рассердился Нельсон, – это я и пытаюсь объяснить. Они ваши друзья, черт побери.

– Хорошо, Оке, я скажу. Недумаю, что кому-нибудь станет легче от этого, но скажу. А теперь,сделайте мне одолжение, объясните: кто все это затеял?

– Не могу, Майк. Разветолько, что это исходит с самого верха.

– Приказ?

– Черт, вы можетеотшучиваться, но это больше чем приказ.

– Карлайл?

– Без комментариев.

– Не знал, что у него естьрука в полиции. Я думал, Эммет ненавидит его наглость.

– Без комментариев.

– Ладно, – кивнулДолан, улыбаясь. Он начал подниматься со стула, и, когда окончательновыпрямился, улыбка уже сошла с лица. – Знаете, Оке, –сказал он серьезно, – вы самый большой сукин сын, какого якогда-либо встречал в жизни.

Нельсон моргнул, его рот скривился вполуулыбке, которая превратилась в усмешку.

– Честное слово, –добавил Долан холодно. – Вы сукин сын. –Повернулся и вышел.

Когда он вернулся в офис, оказалось,что там его ждет Бад Макгонахил.

– Привет, Бад, –кинул ему Долан.

– Хочу переговорить стобой, – сказал Макгонахил.

– Здесь или спустимся вниз?

– Давай здесь, –ответил коротко Макгонахил. – Что, черт возьми, ты делал сэтой старухой на Перри-стрит?

– Делал с ней? Что значит«делал с ней»?

– Тихо-тихо. Она позвонила вофис и сообщила, что у нее только что был мой заместитель по имениДолан. Слава богу, я сам говорил по телефону. Она плакала ипричитала, опасаясь, что что-то случилось с ее сыном. Рассказала, чтокто-то звонил им прошлой ночью насчет работы и затем парень ушел. Чтовсе это, черт возьми, означает?

– Ты знаешь столько же,сколько и я. К миссис Смит я отправился, разыскивая ее сына. Показалжетон, потому что это был единственный способ взглянуть на егофотографию.

– Ну что? –саркастически спросил Бишоп у Макгонахила.

Долан жестом приказал ему и Майремолчать.

– Зачем ты хотел увидетьфотографию?

– Чтобы идентифицировать.Хотел посмотреть, узнаю ли я его.

– Узнал?

– Конечно, но старой ледисказал другое. Боялся расстроить.

– И все же расстроил. А чтос парнем? Кто он? Объявлен розыск. Я должен найти его.

– Я сам хотел бы найти его,но боюсь, он будет числиться пропавшим, пока не очухается. Прошлойночью ему сделали операцию.

– Где он сейчас?

– Молю Бога, чтобы узнатьэто, – сказал Долан.

– Что за операция?

– А ты как думаешь?

– Что?! –воскликнул Макгонахил.

– Крестоносцы. БлагородныеКрестоносцы…

– «Моя страна, хвалатебе!» – негромко пропел Бишоп.

– Черт! – сказалМакгонахил. – Вот что имела в виду старушка. Сразу послетвоего ухода кто-то позвонил ей по телефону, назвался человеком,который говорил насчет работы накануне вечером, и сообщил, чтоАрнольд уехал в Южную Америку, а перед отъездом не имел временипозвонить. Мол, он очень занят, осваивая новое дело, но напишет изНового Орлеана. Ясно, все это очень сильно расстроило мать. У нее вголове не укладывается, почему сын не смог хотя бы позвонить ипопрощаться.

– У нее не укладывается, –медленно выговорил Долан. – А у нас уложилось. Ты жепрекрасно понимаешь, что все это означает? Арнольд Смит мертв.

– Скорее всего нет, хотя емуи несладко, – сказал Макгонахил. – Мужчины неумирают от этого.

– Не все, –медленно покачал головой Долан. – Не все. Но Арнольд Смит– умер. Ясно как божий день. Да, сэр, как божий день. Он мертв.

– Ну… –начал Макгонахил.

– Бад, просто ты ничего неможешь сделать, кроме как сдаться и надеяться на лучшее, –оборвал его на полуслове Долан. – Тебе нечего суетиться,пока кто-нибудь не наткнется на тело, если это вообще когда-нибудьпроизойдет. Ты был чертовски честен со мной, ценю и постараюсь, чтобыничто не коснулось тебя… Еще не знаю, что предприму сам, нотак просто я не оставлю…

Макгонахил повернулся и спустился вниз,не говоря ни слова. Долан наблюдал, как шериф идет через дверь наулицу. Затем перегнулся через перила и позвал:

– Гриссом, пригласи сюдапобольше чертовых репортеров, завтра, на утро.

К трем часам прибыли кредиторы. Всепоздравляли и говорили, что считают объявление в газете оченьблагородным и умным шагом. Для Долана, который много лет мечталрасплатиться, это был, пожалуй, решительный довод. В самом деле,нельзя больше оттягивать церемонию.

Наконец они все ушли.

– Ты плохой предсказатель, –заметила Долану Майра. – Осталось чуть больше пяти тысячдолларов.

– Я знал, что так будет, –ответил он, сунув остаток денег в карман. – Пойдем.

– О чем ты говоришь? Надоработать, если мы хотим утром запустить номер в печать.

– Мы вернемся через полчаса.Пойдем.

– Куда? Куда мы идем?

– Пошли. Мы идем жениться. Ясобираюсь жениться на тебе.

– Майк, – толькои сказал Бишоп, – ты опять рехнулся?

– Ну же… –непривычно мягко Майкл обратился к Майре.

Долан отложил невычитанные гранки,встал с кровати и подошел к двери.

Это был Улисс.

– Прошу прощения, мистерМайк, – проговорил он, – но мы переезжаемутром, и…

– Я всегда догадываюсь,когда тебе нужны деньги, Улисс. Сколько?

– Ну, сэр, перевозчиксказал, что возьмет двадцать долларов за два больших места, а у наспримерно четыре…

Долан вытащил пятидесятидолларовуюбанкноту и протянул ему:

– Это на переезд, не длякакой-нибудь мулатки.

– Да, сэр. Мы нашли отличноеновое место, мистер Майк. Вы еще не видели его?

– Нет. Эрнст говорил мне обэтом вчера.

– У вас будет самая лучшаякомната, мистер Майк. Я уже видел. Я должен вроде как заботиться овас с тех пор, как вы так заняты…

– Да. Спасибо, Улисс. Атеперь иди.

– Да, сэр, –сказал Улисс, выходя. – Мне надо будет навести порядок ввашей комнате завтра вечером. Забавно, мистер Майк, –заметил он, останавливаясь в дверях, – завтра в это времяот нашего старого дома уже ничего не останется. Дальнее крыло началисносить сегодня утром.

Долан вернулся к гранкам, и черезнесколько минут появились Бишоп и Майра.

– Вторая миссис МайклДолан, – провозгласил Бишоп, – приведенаобратно в постель хозяина в целости и сохранности, с желудком,наполненным не гамбургерами, а всякой вкуснятиной, –чертов плутократ.

– Материл читаетсянеплохо. – Долан показал на гранки. – Как высчитаете?

– Отличная статья, –кивнул Бишоп. – Но, черт, этот базар не обязательнопрекрасно расписывать. Статья настолько важна, что ценна сама посебе. Слышно что-нибудь от миссис Смит?

– Я звонил ей некотороевремя назад. Ничего нового. Черт возьми, этот парень мертв. Полагаю,тело найдется после наших разоблачений.

– Если только его некремировали, – сказала Майра.

– Не думаю. Они не стали быэтого делать. Это же убийство…

– В любом случае убийство, –произнесла Майра.

– Ладно, я рад, что мы вконце концов зацепили Джека Карлайла. И Томаса тоже. Я бы никогда незаподозрил его.

– А что насчет Креншоу?Бывший президент, Торговая палата…

– По Карлайлу будет ещеотдельный разговор. После Нельсона…

– Лейтенант Нельсон? А чтонасчет Нельсона?

– Я собираюсь занятьсяэтим, – ответил Долан. – Вот почему просил васприйти сюда. Нельсон сегодня утром предупредил…

– Насчет меня? –спросил Бишоп.

– Насчет вас обоих.

– Так вот что он хотел оттебя!

– Да. Он сказал, что выдолжны покинуть город, а иначе…

– Он блефует.

– Нет. Он получил приказ.Точнее, команду. От Джека Карлайла. Это начало мести Карлайла.

– Почему ты не сообщил намоб этом раньше? – поинтересовалась Майра.

– О, не хотел досаждать вам.Я оттягивал разговор сколько мог.

– Теперь я понимаю, почемуты женился на мне, – покачала головой Майра.

– Сядь и помолчи минуту, –попросил Бишоп.

– Ты поэтому на мне женился,да? Да?

– Ну как сказать…

– Причина в этом, да?

– Ты все неправильновоспринимаешь, – попытался Долан подобрать слова дляобъяснения.

– Ублюдок, – тихопроизнесла Майра и с размаху закатила Долану пощечину.

Долан промолчал, стиснув губы. Онаснова ударила по лицу, еще сильнее. Бишоп подскочил, схватил ее заталию, не удержался на ногах, и они оба упали на кровать.

– Не дергайся, а тополучишь! – велел Майре Бишоп, поднимаясь.

Долан не двигался.

– Эд, – сказал онспокойно.

Бишоп встал на ноги. Майра внезапноперевернулась на живот и заплакала.

– Эд, – повторилДолан, вытаскивая большой сверток денег из кармана, –здесь пять тысяч. Тебе лучше забрать семью и переехать.

Бишоп ухмыльнулся, затем засмеялся ипотряс головой:

– Нет.

– Возьми их, –сказал Долан, протягивая деньги.

– Нет.

Долан внезапно засунул сверток сденьгами в карман пальто Бишопа и бросил:

– Думай своей головой.

– Я упрямый, Майк! –воскликнул Бишоп, вытаскивая деньги из кармана. – Забериэту подачку, или я выкину деньги в окно. Да поможет мне Бог, я сделаюэто.

Майра прекратила плакать и села накровати.

– Погоди минутку, Эд. Этодля детей. Я знаю, им нужно много всего. Эти деньги для них –лекарства, врачи…

Бишоп опустил руку с деньгами.

– Я упрямый, –повторил он.

– Отнести деньги домой,жене. Скажи, что они для нее.

– Ладно, но я упрямый.

– Ты чертов дурак, –сказал Долан.

Зазвонил телефон.

– Я подойду? –спросил Бишоп.

Долан кивнул, и Бишоп вышел.

– Прекрати плакать и бросьвалять дурака, – обратился Долан к Майре. –Ради бога, я не собирался обижать тебя. Я просто пытался помочь…

– Я давно удивляюсь тебе, –произнесла Майра. – Ты не против, если я посмотрю на твоируки?

Долан подошел и протянул ей руки. Онаповернула их ладонями вверх и стала разглядывать. Затем посмотрела нанего улыбаясь, слезы блестели в ее глазах.

– Что? – спросилон озадаченно.

– Я искала шрамы отгвоздей, – ответила она.

Бишоп вернулся взволнованный.

– Чуть не испортил все.Сказал, что тебя здесь нет. Она на телефоне…

– Кто?

– Миссис Смит. Хочетпоговорить с тобой.

Долан вышел.

– Почему ты не попытаешьсябыть любезнее с этим парнем? – сказал Бишоп Майре. –Не будь дурой всю жизнь. Этот Мик – самый классный сукин сын насвете. И он любит тебя.

– Он выбрал своеобразныйспособ показать это, – обронила Майра.

– Но в любом случае это так.Почему ты не попытаешься остаться с ним?

– Попробую.

– Столкнуть бы вас покрепчелбами!

И тут Долан ворвался в комнату.

– Арнольд Смит дома! –закричал он, сверкая глазами. – Только что вернулся. Этообеспечит успех дела. Я знаю, он поможет нам. Сейчас поеду и поговорюс ним.

– Мы все поедем, –заявил Бишоп. – Все!

– Ты тоже хочешь? –спросил Долан Майру.

– Конечно, –ответила она, поднимаясь.

– Вот так-то намноголучше, – сказал Бишоп. – Пошли.

Статья в «Космополите», сименами и фактами, вышла днем. Долан подписал редакционную статью инарочно оттянул распространение журнала до четырех часов, когдасотрудники дневных газет разошлись и уже не было шансов ничегоисправить в последнем выпуске.

«Самые видные граждане города воглаве Крестоносцев».

«Джек Карлайл и Креншоувозглавляют толпу в масках, которая калечит человека из Бэй-Шор».

«Поразительное разоблачениетайного общества в «Космополите»«– гласилирекламные плакаты «Космополита» по всему городу.

В половине четвертого Долан обзвонилтри радиостанции, пытался купить пять минут эфирного времени.Предлагал заплатить как за пятнадцать, но все срывалось, как толькоон извещал, о чем хочет говорить. Он был вне себя от ненависти ихотел, чтобы кто-нибудь в городе знал об этом…

К шести часам знали все. Люди сновалипо улицам, телефонные провода гудели, телетайпы информационныхагентств лихорадочно стучали…

Даже истории об экзекуции АрнольдаСмита, устроенной толпой в колпаках и балахонах, было бы достаточно.Но когда лидеры этой толпы стали известны, когда их имена напечаталиогромными буквами, чуть не во всю страницу, сенсация подогрелась доадского кипения. Одним ударом Долан перевернул город.

Долан был один в офисе, когда услышалшум за дверью. Он подошел и впустил Бада Макгонахила.

– Господи, убирайсяотсюда! – воскликнул Бад. – Я только что изсуда, судья Пентленд созвал экстремальную сессию Большого жюри. Онисобираются в эти минуты.

– Это то, чего ядобивался, – спокойно сказал Долан. – Им-то явсе и поведаю.

– Отложи это до утра, –попросил Макгонахил. – Спрячься где-нибудь. Найди времяпроверить факты.

– Факты проверены. Они все вжурнале. И я позаботился, чтобы Смит оказался под руками, еслипонадобится. Мы готовы.

– Майк, ради бога, я рискую,пытаясь предупредить тебя. Повестку в суд выписывают прямо сейчас. Носегодня там появляться нельзя. Не стоит говорить, что случится.

– Послушай, Бад…

– Да пойми ты, ослинаяголова, сукин сын, тебе нельзя там появляться сегодня. Подожди доутра. Затем позвони мне, и я приду сюда с несколькими охранниками.Похоже, ты никак не возьмешь в толк – ты же взорвал этот город!Черт, тебе удалось так всех зацепить… ты о таком даже немечтал: судей, банкиров и даже конгрессмена… Но тебе надовыбираться отсюда.

– Ладно, – сказалнаконец Долан. – Тогда я поеду домой. И если кто-нибудьпопробует сунуться, я отвечу. Я не разучился стрелять.

– Меня не интересует, куда,черт возьми, ты направляешься, главное – уходи отсюда. Этопервое место, куда они придут.

– Хорошо, Бад. Спасибо. Тебесейчас тоже лучше уйти.

– Ты клянешься, что уйдешьотсюда?

– Как только надену пальто.

– И утром первым деломпозвонишь мне?

– И это тоже обещаю.

– Черт возьми тебя, чего тыухмыляешься? Думаешь, я шучу? Ты не понимаешь, что Карлайлунаплевать, о чем рассказывается в журнале, если он добьется твоегомолчания? Он может проигнорировать любую журнальную статью.

– Черта с два.

– Я не могу больше здесьоставаться, Майк.

– Хорошо, Бад, ступай. Знаю,что ты не шутишь. Сейчас оденусь и уйду. Мы собирались встретитьсяздесь с Гриссомом, Бишопом и Майрой в семь часов, но я уйду прямосейчас.

– Пока.

– Пока.

Долан проследил, как Бад вышел череззаднюю дверь, и затем поднялся наверх, надел пальто. Прошел вкабинет, включил свет и позвонил в новый дом.

Ответил Улисс и сказал, что мисс Майрарядом.

– Привет, малышка, –произнес Долан. – Послушай, Макгонахил только что былздесь, очень взволнованный ситуацией в суде. Большое жюри собираетсяустроить специальную сессию по расследованию дела Крестоносцев. Бадне хочет, чтобы я появлялся в суде вечером… Советует подождатьдо утра, взять охранников. Как это «залечь»? Господи, тыхуже, чем он… Что за черт, я не боюсь, все ожидаемо. Так чтосвяжись с Бишопом и Гриссомом, пусть не возвращаются в офис, а ждутменя дома. Как тебе нравится в новом месте?… Хорошо…Конечно, прямо сейчас ухожу. Пока, малышка.

Он положил трубку, выключил свет вкабинете и пошел к входной двери. Выключил верхний свет и направилсяк двери, но передумал, запер входную дверь и направился к заднейдвери.

Открыл и вышел, захлопнув ее за собой,и двинулся по переулку к автостоянке. На углу Долан споткнулся втемноте о какую-то коробку, валявшуюся рядом с кучей мусора назадворках дешевого кафе. Когда он восстановил равновесие, то увидел,что стоит перед мусорным баком без крышки, и почувствовал кислыйзапах апельсиновых корок и кофейной гущи.

– Черт возьми! –воскликнул он не потому, что споткнулся, а отреагировав на запахнепокрытого мусора. Кофейная гуща…

«Забавно», –сказал он себе и тут же услышал шорох за спиной, и по непонятнойпричине внезапно испугался так, как никогда раньше не боялся; это былдикий, животный страх.

Не в силах пошевелиться, Доланпочувствовал прикосновение сзади к краю шляпы и понял, что вот-вотпроизойдет что-то ужасное и только учащенное биение сердца ещеотделяет его от смерти. И конец переулка, и крошечная точка света,сулящие спасение, отодвинулись на миллионы миль. Крик ужаса сжал егогорло мертвой хваткой, но прежде, чем он смог закричать, раздалсягрохот, и точка света в дальнем конце переулка стала приближаться сужасающей скоростью, красная, храпящая и абсолютно неотвратимая. Онпонял, что его убивают, и смог подумать только одно: «Что еслибы Майра все же остановилась в тот день выпить свой кофе?»

Потом его голова раскололась, и Доланрухнул ничком рядом с мусорным баком, все еще пытаясь зажать пальцаминос…