Есть ли общие каноны красоты?

Автор: Марианна Збронская

И да, и нет. Для того, чтобы раскрыть смысл этого понятия, я бы предложила обратиться к его истории. Начнем с того, что в украинском и польском языках (у них одна с русским праиндоевропейская основа), например, оно звучит как «врода» и «uroda», то есть корень слова в обоих случаях — род — относит нас к чему-то изначальному, данному «от рождения» и принадлежащему к одному роду — виду, имеющему некую общность с чем-то или кем-то. В этом смысле русское слово у — родство — унесенное — уходящее — удаленное от рода — от привычного,— не имеющее сходства с родным.

То есть, то, что красиво для одного (человека, времени, места) может быть у-родливо для другого. Так в современном дизайне есть два противоположных отношения к цвету в одежде и в оформлении помещений: сочетание теплых и холодных тонов в помещении может сделать комнату красивой, заставит «играть» пространство, такое же сочетание в одном костюмном ансамбле — обезобразит фигуру его владельца.

В греческом языке слово красивый — ὡραῖος (hōraios) — этимологически близко к ὥρα (hōra) — «час», то есть «красота существует в свой час», другими словами, качества (как внешние, так и внутренние) присущие 20-ти летней девушке, будут выглядеть нелепо у сорокалетней женщины.

Люди очень субъективны в определении красоты. Каждый из нас, по сути, считает красивым то, что соответствует его собственным личностным и/или физическим характеристикам, расе, ценностям его культуры, времени, социальной принадлежности, морали — то, что имеет отношение к его роду. То есть, об общих канонах красоты мы можем говорить лишь имея в виду представления людей, принадлежащих к одному социальному, культурному или временному полю.

Вспомним, к примеру, что каноны человеческой красоты в средневековой Европе — нездоровая бледность, аскетическая худоба — определяются с одной стороны, особенностями быта (недостаток солнца и свежего воздуха в каменных замках и каменных городах с узкими улицами, эпидемии, вызванные невозможностью соблюдать элементарную гигиену в тех же городах) и культурными-религиозными ценностями эпохи (подавление плоти ради величия духа). Архитектурные красоты средневекового периода, собственно, тоже поддерживают идею стремления к высокому: готический стиль — шпили, стремящиеся к небу-Богу. Эпоха же Возрождения, напротив, обращается к воспеванию деторождения, плотским утехам, к земле (картины Рубенса, Терборха и других голландцев, романский стиль и, затем, барокко в архитектуре, изобилующий пышными витиеватыми украшениями).

Кроме того, красота как оценочное понятие, соотносится для каждого человека в определенной степени с внутренней субъективной оценкой «нравится/не нравится». Каждый из нас согласится, к примеру, с тем, что все цветы на земле по-своему красивы своей естественной «врожденной» красотой, однако, каждый, выбирая из всего предложенного многообразия, остановится на самом красивом «для себя», на том, который отвечает его личным субъективным представлениям о красоте, на том, который является отражением его собственной внутренней красоты, другими словами, выберет «по образу и подобию своему». На этом принципе основывается тестовый мотив символдрамы (психологический метод) «Цветок», позволяющий уточнить, как выглядит бессознательное представление человека о себе, насколько он способен к отражению во вне бессознательного материала в символическом виде и готов ли соотносить личные бессознательные образы с образами коллективного бессознательного.

Если же сузить попытки определить общие каноны красоты до представлений людей о человеческой красоте, то мне кажется интересной нетрадиционная гипотеза о появлении в славянском языке слова «красота». Автор её возводит появление слова к заимствованию из древнеегипетской религии и определяет значение слова, соотнося его с именем Ра — бога солнца: к-ра-с-от-а — содержащая свет, исходящий от Ра. В этом смысле, представление о красоте относит нас к солярному мифу о путешествии героя (эго) полном различных испытаний, но неизбежно приводящем к победному воссоединению с кем-то или чем-то (интеграции, гармонизации) (к слову, в германских языках слова с корнями, близкими славянскому «крас» означают «хвала», «слава»). И, если мы соглашаемся с тем, что миф мы можем рассматривать как карту исследования ландшафтов внутреннего мира человека, то в представлениях о красоте естественно содержится представление о путях личностного развития и способах гармонизации внутреннего мира. Тогда (в этом узком смысле) можно говорить об общих (транскультуральных) канонах внутренней человеческой красоты.