Заказать звонок

Битая фишка, или игра, которая играет меня 

Автор: Джус Е.

Посвящается

МАСТЕРУ

ДРУГУ и УЧИТЕЛЮ

УСАЧЕВУ А.В.

Психология не для всех
Москва 2002 г.

Иллюстрации к «Технике безопасности или руководство для исследователей своей вселенной» Сидорова В.Н.

Автор приносит благодарность ИГРОКАМ, чей игровой опыт использовался при написании этой книги.

Они одни из немногих, кто смог увидеть ИГРУ.

Книга, которую Вы держите в руках не является специально написанной, она явилась результатом моей практики как врача и психолога.

Первая часть книги «Техника безопасности или руководство для исследователей своей вселенной» посвящена образам-символам нашего подсознания, которые человек видит закрыв глаза, во сне и в других измененных состояниях, и которые являются ключом к постижению мира и осознанию себя, как духовного существа.

Образы являются структурными элементами нашей психики. В данной работе вы найдете их классификацию, описание и некоторые методики, с помощью которых вы сможете их расшифровать.

Для простоты восприятия типичные варианты визуализации образов-символов представлены в виде рисунков.

Вторая часть «Битая фишка, или игра, которая играет меня…» — реальный материал, полученный при расшифровке разными людьми образов-символов своего подсознания. Она составлена из рассказов, в основу которых положены идеи и философские системы, зашифрованные в виде образов в подсознании и неосознанно употребляемые людьми, для мотивации своих стремлений и аргументации своих действий.

Рассказам предана определенная последовательность, позволяющая увидеть некоторую закономерность. Закономерность получилась не очень радостная, поэтому писать о ней серьёзно было бы слишком мрачно. Смех сквозь слезы лучше, чем плач над разбитым корытом. Когда человек смеётся, он способен рассмотреть то, от чего раньше отворачивался.

Часто, предложенные жизнью сюжеты оказывались настолько неожиданными, странными, трагическими и курьёзными одновременно, что для простоты восприятия они были оформлены в сказку.

Книга ориентирована на широкий круг читателей, желающих заглянуть в неизведанный мир собственного «Я».

«Битая фишка, или игра, которая играет меня» — самая аморальная, самая скандальная, самая циничная… и самая правдивая книга о жизни. В ней в сжатой и афористичной форме описаны основные принципы построения игр человеческого уровня. Это шокирующие откровения, из которых следует, что землянин находится почти в самом низу деградационного пути некогда могущественного духовного существа. Это квинтэссенция игрового опыта властелинов и создателей этой вселенной, увязших в своем творении.

Все сюжеты, представленные в книге — подлинные. Это история падения богоподобных существ, которые однажды, по какой-то неведомой причине решили возненавидеть друг друга. Они почти победили -они уничтожили друг друга и… стали людьми.

Эта книга для тех, кто узнает в ее героях себя. Кто вспомнит свое былое могущество, кто отодвинет на какое-то время значимости и статусы, перестанет врать себе и другим, признает, наконец, свое печальное состояние битой-перебитой фишки, в окружении точно таких же битых фишек, и начнет долгий и тяжелый путь назад — к себе.

Методика, которая применялась героями этой книги для рассмотрения самых больных и тяжелых сторон своей жизни, позволила им прекратить ими же созданную игру без правил.

Это методика духовного пробуждения. Напрашивается желание сказать, что она для избранных, но это не так, — это методика для ИЗБРАВШИХ, — избравших тяжелейший путь духовного возрождения.

Если Вы выберете этот путь, все будет не так, как описывается в книгах, предлагающих духовное просветление. Ваш путь не будет возвышенным и легким.

Реальность, с которой вы столкнетесь, будет песком скрипеть на зубах. Вам захочется ее выплюнуть и прополоскать рот. Все будет с точностью «до наоборот». Проблески безмятежности и эйфории, которые вы ранее принимали за вожделенную нирвану, окажутся дешевыми иллюзиями. То, во что вы верили, окажется ложью, то, что считали ценным, превратится в песок. Костыли, на которые вы опирались, исчезнут и вам придется своими ногами идти по дороге, которую вы когда-то проложили, стремительно падая вниз. Колея давно поросла бурьянам… Пройти по чужой колее не удастся. Каждый будет выбираться своей колеей.

Эта книга для тех, кого не интересуют преимущества в загробной жизни. Она для тех, кто хочет жить здесь и сейчас, кто хочет управлять своей жизнью и своей судьбой. Она для тех, кто готов взглянуть в глаза реальности.

Мое изложение упрощено и утрировано, поэтому не стройте иллюзий. Но главное-выход есть.

ТЕХНИКА БЕЗОПАСНОСТИ ИЛИ РУКОВОДСТВО ДЛЯ ИССЛЕДОВАТЕЛЕЙ СВОЕЙ ВСЕЛЕННОЙ.
Введение, или немного предыстории
Человек живет, в большинстве случаев не подозревая, что он находится посреди бесконечно многообразного, неведомого мира — своей собственной вселенной1. Наверное, нет ни одного человека, который не задумывался бы о том, что хранится в глубинах его психики.

Встреча с самим собой всегда- событие. Самая содержательная беседа — о себе. Самое увлекательное путешествие — в свой собственный мир.

Представьте, что ваш взгляд-лучик фонаря. Свет фонаря освещает небольшое пространство вокруг вас. Непонятно, где вы находитесь — в маленькой комнатке или в бездонном космосе. Границы пространства затерялись в темноте. Чем глубже, тем более вязкой и плотной становится чернота. Образы, струящиеся перед вами, то приближаются, то исчезают, то на ваших глазах изменяют свою форму. Сказка? Нет, знакомьтесь, вы у себя дома.

Конец XX века изменил представление человека о его месте в мире. Наряду с достижениями технического прогресса, параллельно ему нарастала волна депрессий, душевных и физических болезней. Человек пытался понять, что с ним происходит. Поэтому исследования психики становились все более агрессивными и настойчивыми. Были предприняты попытки взлома подсознания с помощью наркотиков и трансовых состояний. Казалось, что, вытащив Наружу неосознаваемые пласты своей вселенной, человек увидит причины своих проблем. На самом деле все оказалось не так. Люди, подвергавшие себя таким воздействиям, становились злыми, опасными для окружающих или сходили с ума. Количество вопросов увеличивалось, люди со «взломанной» психикой становились проблемой для общества. Поэтому вмешательство в подсознание сочли вредным и опасным занятием. Появилось множество школ и направлений, которые «делали вид», что, работают с психикой, на самом деле не касаясь ее. Общественное мнение разделилось: одни боялись психологии и всего, что с ней связано, другие говорили, что все это ерунда.

Одни отрицали, другие обесценивали. Третьи пытались понять, есть ли безопасные способы заглянуть в подсознание, как расшифровывать полученную информацию, какие психофизиологические техники наиболее эффективны.

_______________

1 Вселенная человека — условное обозначение, объединяющее в себе осознаваемое и неосознаваемое внутреннего мира человека.

До последнего времени считалось, что взгляд человека пронизывает глубины его вселенной только во время сна, или измененных состояний сознания. Для многих именно этим и ограничивались экскурсии в загадочный мир собственного я. Этим путешествиям придавался мистический смысл. Фантазии и гипотезы обволакивали плотным туманом, все, что касалось внутреннего мира человека, его психики. В пелене вымысла терялись и обрастали причудливыми формами… банальные вещи. Они настолько обыденны и очевидны, к ним настолько привыкли, что на них не обращают внимания. Давайте рассмотрим то, что лежит на поверхности, что доступно каждому. Может быть, эти тривиальные вещи и станут путеводной нитью в неизведанный мир собственного я.

Проанализировав действенные методики, известные на настоящее время, можно увидеть, что в их основе лежат сходные ключевые моменты. Они просты и естественны, хотя именно в них залог успеха и безопасности вашего путешествия в недра собственной психики.

Глава первая, которая посвящена намерению, желанию и вниманию
Приступая к занятиям, человек должен находиться в обычном, не возбужденном наркотиками, или другими воздействиями состоянии, он должен хотеть рассмотреть свое пространство, он должен быть готов научиться манипулировать его объектами и у него должно быть намерение их рассмотреть.

Главным инструментом в работе с психикой будет ваше собственное внимание. Вы должны уметь направлять его произвольно, на объекты внутреннего мира или во вне. Другими словами, вы должны по вашему желанию экстравертировать2, или интровертировать3 внимание.

Внимание человека, как маятник, свободно плавает, обращаясь, то к внешнему, то к внутреннему пространству. Рассеянность, отрешенность, забывчивость говорят о том, что внимание человека «застряло» в его внутренних переживаниях. Связь с реальностью уменьшается, действия человека становятся неразумными и странными. Если внимание полностью фиксируется на внутренних состояниях, которые испытывает человек, то связь с реальностью рвется. Контакт с физической вселенной нарушается. Маятник застывает в одной точке. Человек становится сумасшедшим.

_____________

2 Экстравертировать — обращать внимание наружу. Экстравертивный — обращенный вовне, психологическая характеристика личности, направленной на внешний мир и деятельность в нем, отличающейся преобладающим интересом к внешним объектам.

3 Интравертировать снимать внимание с внешнего мира и обращать «в себя». Интравертивный — обращенный внутрь, психологическая характеристика личности, направленной на внутренний мир мыслей и переживаний, самоуглубленной.

Исследование внутреннего мира предполагает обращение своего внимания внутрь. Если ваш маятник «зависает» в какой-то точке своей траектории, то любая попытка контакта с внутренним пространством может привести к нервному срыву. Что и происходит в обыденной жизни во время стрессовых ситуаций. Дополнительные переживания, которые не обрабатываются, все сильнее интравертируют внимание человека. Поэтому требуется предварительная подготовка, позволяющая «расфиксировать» застрявшее внимание и экстравертировать его. В данном случае подходят любые процессы, позволяющие переключить внимание человека наружу, восстановив его связь с физическим миром. Их лучше выполнять под руководством опытного специалиста.

Представим себе, что мы — первооткрыватели. Мы решили покорить неизведанное. Мы легко перемещаем наше внимание из внутреннего пространства во внешний мир. С чего же начать?

Чтобы что-то осмыслить, нужно представлять, с чем имеешь дело. Давайте внутренним взглядом окинем свою вселенную и захотим воспринять доступную информацию. Для этого необязательно даже закрывать глаза. Итак, что вы видите?

Глава вторая, в которой читатель знакомится с образами-символами своего внутреннего мира
Неизведанное информационное пространство общается с нами с помощью образов. Разгадать их смысл человечество пыталось давно. Интуиция подсказывала, что именно эти образы являются ключом к постижению реального мира.

Попробуем классифицировать то, что видит человек, обращая свой взгляд внутрь себя.

Черноту
Экраны, или плоские рамки
Геометрические фигуры: кубы, параллелепипеды, пирамиды, шары; кристаллы, получающиеся в результате состыковки основаниями двух пирамид; граненые шары — бриллианты, футбольные мячи; шары с шипами, напоминающие морских ежей
Конкретные образы: реальные или мистические
Воронки, смерчи, спирали
Сетки, ячеистые структуры
Массивные объекты — пулы
Сущностей
Визуализация этих объектов происходит спонтанно везде и всегда, без всякого принуждения и заимствования со стороны. Сны и галлюцинации у людей разных наций и представлений разные по наполнению, но одинаковы по форме. Структурные элементы психики поражают своей однородностью не меньше, чем сходство частей человеческих тел.

Глава третья, в которой читатель узнает, что образы-символы состоят из суждений
Все объекты вселенной человека состоят из суждений. Наше под-сознание кодирует эти суждения в виде образов-символов. Если человек обращает свое внимание на возникший передним образ с намерением достать из него суждение, то он получает запрашиваемую информацию. По мере того, как суждения «вываливаются» из образа, образ тускнеет и растворяется.

Фактически этот процесс «рассмотрения» и является ключом к постижению тайн нашего «я».

щелкните, и изображение увеличится
Неосознаваемые суждения, хранящиеся в пространстве человека в виде образов, имеют над ним великую власть. Они никогда не пересматриваются и не оцениваются, т.к. в повседневной жизни недоступны для осмысления и разбора. Именно в недоступности для аналитического ума и заключена их сила. Человек принимает информацию, заключенную в них без сомнений и колебаний. Так было и будет всегда и это также верно, как то, что есть небо, земля, вода. Человек, строит свои отношения с людьми и собой, опираясь на зашифрованные суждения. Нельзя изменить то, чего не осознаешь, нельзя «пойти туда, не знаю, куда и принести то, не знаю, что». Застывшие суждения становятся фундаментом для построения логических конструкций нашего ума. Изначальное неосмысление закодированных суждений лишает человека возможности изменить их и логические конструкции, созданные на их основе.

Логика, основанная на не логичности. Не в этом ли секрет парадоксальности человеческого ума.

Когда суждение выявлено, человек может осознанно принять решение об его отмене и рассоздать4 его.

Объекты попадают в пространство существа5 разными путями: создаются им самим; «прихватываются» им из чужих пространств; помещаются в его пространство «извне». Ни один объект нельзя поместить в пространство существа без его согласия на это. Внедренные объекты6 появляются в пространстве существа в результате соглашений, которые оно заключает с другими существами.

Глава четвертая, в которой читатель узнает, что образы-символы являются структурными элементами психики
Отношение к внутреннему миру своей вселенной не однозначно и вызывает постоянные споры. Для одних ее образы — неотъемлемая часть реальности. Другие сомневаются в том, что они видят. Третьи чувствуют, или предполагают, что эти образы есть, но не визуализируют их. Четвертые не видят и полностью отрицают их наличие.

Если проводить аналогию с телом, то получается следующая картина. Одни люди чувствуют и понимают свое тело, они не допускают возникновение болезней, сразу же регулируя появившиеся сбои в работе организма. Другие не уверены в ощущениях, поступающих из различных участков тела, они мнительны и долго не могут решить, заболели они или здоровы. Третьи знают о том, что есть болезни и знают, как и чем их надо лечить, при этом сигналы, поступающие от самого тела, игнорируются. Если тело не хочет выздоравливать согласно схеме лечения, это вызывает удивление и панику. Я сделал все, как надо, где результат? Я принял все полагающиеся таблетки, почему я не выздоровел? Четвертые приходят к выводу, что ничего не могут сделать со своим непослушным телом. Скальпель хирурга — последний аргумент в диалоге с ним. Принцип такой: нет органа — нет болезни.

____________

4 Рассоздать. Когда человек думает, он создает мысли. Процесс обратный созданию мыслей — рассоздание мыслей. Это врожденное свойство каждого существа, которым оно не пользуется. Многие психотехники пытаются закрыть одну мысль другой, используя положительные аффирмации (жизнеугверждающие суждения). Это создаст нагромождение дополнительного материала в проблемной области. При ее проработке приходится «снимать» наложенные положительные суждения для того, чтобы добраться до базовых суждений. Базовые суждения можно рассоздать только если они выделены в «чистом» виде. Примерные варианты визуализации рассоздания суждений: «я представляю школьную доску на которой мелом написано суждение, я беру тряпку и стираю его»; «передо мной суждение, я подношу к нему спичку, оно вспыхивает и сгорает».

5 Существо — имеется в виду духовное существо, осознающее себя как духовное существо. Не пугать с человеком. Человек, как явление, на планете Земля представляет собой триединую систему — тело, ум, дух. Дух его спит. Ноу человека есть ум, с помощью которого, он может осознать себя, как духовное существо.

6 Внедренные объекты — созданные другими существами и помещенные в ваше пространство.

Предположим, что наличие структурных элементов психики изначально обязательно для всех, как и наличие всех органов и частей в здоровом теле.

Глава пятая, в которой читатель учится «видеть» внутренним зрением
С чего следует начинать покорение глубин своей вселенной? Конечно же, с решения рассмотреть ее составляющие. Итак, мы создали намерение их увидеть.

Одним удобнее это делать с закрытыми глазами, отключив сигналы, поступающие от внешнего мира, другим достаточно просто «настроиться» на восприятие своего пространства. Все что появляется перед вашим внутренним взором, достойно вашего внимания. Просто так ничего не возникает, даже размытые пятна, которые вначале будут мелькать перед глазами.

Если контуры объекта расплываются, значит, он находится очень близко от вас. Любой предмет удобнее рассматривать, немного отодвинув от себя, чтобы сфокусировать внутреннее видение для более четкого изображения. Любой визуальный образ, если его отдалить, приобретает более четкие формы, удобные для рассмотрения.

Иногда восприятия образа, как такового нет. Попробуйте задать себе вопрос, как могли бы выглядеть объекты вашей вселенной. Возникнет ощущение предполагаемого образа. Для работы достаточно и этого. Если же перед вами одна чернота, и все внутри противится тому, что там что-то может быть, то возможно перед вами Черный экран.

Глава шестая, или эпопея «черные экраны»
Как быть если не хочешь находиться там, где находишься? Как не видеть того, на что смотрят твои глаза? Как спрятаться от страдания?

Если все знать и понимать, жизнь становится мучением. Черные экраны играют роль фильтров. Области, которые они закрывают, становятся недоступными для сознания. За ними — боль, страх, отчаяние.

Черные экраны могут быть плотными, как черный мрамор, или прозрачными, как сверхпрочное стекло. Они состоят из суждений НЕ ЗНАТЬ и БЫТЬ НЕИВЕСТНЫМ.

Мир — это зеркало, в котором каждый человек видит себя.

Мне больно, если зеркальная поверхность вместо прекрасного образа отражает уродливую рожу. Я вынужден признать, что это я сам, так как именно я стою перед зеркалом. Я в растерянности останавливаюсь. Я не могу изменить себя, потому что не знаю, как, а может быть, знаю, но не верю в то, что это возможно. Вечно любоваться на собственное безобразие выше моих сил. Проще накинуть на зеркало черное покрывало и вдобавок закрыть глаза. Теперь я могу думать, что я прекрасен. Никто не разубедит меня в этом. Я отказываюсь от возможности посмотреть на себя со стороны.

Я злюсь на других за их глупость не потому, что они глупы. Я понимаю, что я глуп так же, как они. Я отрицаю собственную скудность ума. Глупцы напоминают мне о том, кто есть я. Гораздо легче стать умным, чем перестать быть дураком. Ум замещает тщеславие. Черные экраны вырастают как из-под земли. Я не хочу знать, что я глуп. Я умен, мудр и рассудителен. Правда, жизнь у меня какая-то кривая и бессмысленная. Но это не беда. Я могу мечтать. Мечта прозрачной каплей дрожит на моей ладони.

Мой вымысел выгодно отличается от реальности — в нем есть смысл и я в нем прекрасен.

Если черных экранов много, то они буквально «запирают» пространство человека. Он оказывается в черном ящике, куда не доносятся звуки, запахи… Жизнь проходит стороной.

Как вырваться из добровольного плена, где она, желанная свобода? Тоска стискивает сердце. Иллюзия приносит успокоение.

Смирение и покорность, отупение и усталость. Я ни в чем не могу разобраться. Я ничего не могу понять. Уснуть и не проснуться. Жизнь и сон — одно и то же, везде одна чернота, через которую невозможно пробиться. Вкрадчивые голоса сомнения и страха настойчиво и нежно уводят нас от жизни навсегда.

Меня больше нет. Я отказываюсь от себя. Есть только моя оболочка. Я поручаю себя заботам твоим, Господи. Спаси и сохрани. Я уповаю на тебя, ибо я слеп. Мои глаза видят одну черноту, и от этого я схожу с ума.

Я потерял способность мечтать, мне нечего больше ждать. Прозрачной каплей выпадает из руки надежда.

Все ближе и тверже черная неизбежность. Я чувствую ее дыхание. Скоро она поглотит меня. Дробно и звонко звучат в голове копыта: бездна, бездна, бездна.

Глава седьмая, в которой читатель узнает почти все про «черные экраны»
Давайте проведем эксперимент: возьмите лист черной бумаги и поднесите его близко к лицу. Мир вокруг вас не изменился, но вы не видите его из-за черного листа. Перед вами одна чернота.

Чернота, закрывающая все пространство, если ее отодвинуть от себя, оказывается черным экраном, в который вы «уткнулись носом».

Давайте рассмотрим экран, оказавшийся перед вами. Черные экраны автоматически, неосознанно создаются самим человеком, когда жизнь становится для него непереносимо тяжелой. Механизм их создания наглядно представлен в эпопее «черные экраны». Черные экраны, как створки ракушки прячут человека от внешнего мира. Чтобы раскрыть створки нужно направить на них свое внимание.

Черные экраны обычно состоят из собственных суждений человека на тему: «ничего не хочу знать», «этого не может быть, потому что этого не может быть никогда», «меня никто не должен видеть», «ничего не вижу, ничего не помню, ничего не знаю» и т.д. Суждения закладываются в углы рамок-экранов, как правило, это две пары противоположных по смыслу идей.

Глава восьмая, в которой читатель узнает, что экраны могут быть не только черными и что все экраны создавались для выделения игрового пространства
Экраны, окружающие человека, имеют разную плотность и структуру. Как правило, это плоские четырехугольные рамки, внутри которых «клубится туман», или «вставлено прозрачное стекло», «пленка», «черная бумага» и т.д. Экраны могут казаться пугающе твердыми и монументальными, но стоит на них обратить внимание, и они начинают «крошиться», как песочное печенье. Экраны могут ломаться, рваться, растворяться. Вариантов самих экранов и эффектов, возникающих в момент их рассоздания, огромное множество.

Экраны создаются существом7 в результате перекрестных соглашений8 с другими существами для обозначения игрового пространства.

В соответствии с заключенными соглашениями существо создает экраны для себя и для других. Экраны, предназначенные для «других», помещаются в пространство этих «других». Естественно, что и «другие» помещают свои экраны в пространство существа.

Для того, чтобы играть в футбол, мы должны поставить ворота, определить границы поля, т.е. выделить то пространство, в котором мы будем играть. То же самое проделывает духовное существо, вступая в очередную игру.

Игра предполагает наличие чего-то, что нужно получить — приз. И заключается в преодолении препятствий по пути к достижению приза. Для могущественного духовного существа не существует препятствий, оно пронизывает9 любое пространство. В этом случае игра невозможна. Чтобы начать игру, существо вынуждено наложить ограничения на свои возможности, тем самым, создавая для себя игровое пространство и препятствия. Теперь оно может участвовать в увлекательной игре. Правда название этой игры в человеческом бытие звучит впечатляюще — ЖИЗНЬ.

Другими словами, чтобы стать жителем Земли духовное существо должно ограничить свои возможности и способности. Оно так увлеклось этим занятием, что лишило себя своего потенциала. Игра, которая создавалась в момент неограниченного могущества и силы существа, стала для него в последствии очень сложной. Когда игра создавалась, в правила не был включен пункт о завершении игры. Подразумевалось, что выйдет из игры тот, кто выиграет…

Ввести в правила пункт о завершении игры, и завершить игру, можно только находясь на том уровне могущества, при котором создавались правила игры.

Для существа, лишившегося своего потенциала, это оказалось невозможным. Расстроившись, существо обиделось на себя и на весь мир и благополучно уснуло. Остались ограничения — экраны.

_________________

7 Существо — имеется в виду духовное существо, осознающее себя как духовное существо. Не путать с человеком. Человек, как явление, на планете Земля представляет собой триединую систему — тело, ум, дух. Дух его спит. Но у человека есть ум, с помощью которого, он может осознать себя, как духовное существо.

8 Перекрестные соглашения — соглашения, в которые вступают между собой все существа, которые участвуют в игре. В них они определяют правила игры и обязуются им следовать. Например «Я буду верить тому, что вижу, если ты будешь верить тому, что видишь»; «Я буду видеть то, что знаю, если ты будешь видеть то, что знаешь»; «Я буду знать то, что вижу, если ты будешь знать то, что видишь»; «Я буду видеть то, чему верю, если ты будешь видеть то, чему веришь».

9 Пронизывание — проникновение, полное приятие чего-либо.

Глава девятая, в которой читатель учится рассоздавать экраны
Схема обработки экранов, вне зависимости от их состава и происхождения одна и та же.

А) Экран нужно отодвинуть от себя

Б) направить внимание на углы рамки

В) осознать суждения, которые зашифрованы в них.

Г) после осмысления суждения рассоздаются.

В результате экран перестает существовать, а существо получает возможность вернуть себе те способности, которые оно закрыло от себя экраном.

Так как экраны создавались в результате перекрестных соглашений, следует забрать свои экраны, которые вы устанавливали для других из их пространств и вернуть им их экраны, которые они устанавливали для вас. После чего выйти из соглашений, в результате которых создавались экраны.

Таким образом, существо восстанавливает свой потенциал и… просыпается.

Если человек будет настойчивым, то однажды существо сможет прекратить игру.

Глава десятая, посвященная описанию геометрических фигур
Геометрические фигуры встречающиеся в вашем пространстве всегда имеют четко заданную форму. Наиболее часто, кроме плоских четырехугольных рамок-экранов, встречаются кубы, параллелограммы и их производные: бруски, коробочки, ящички, сундучки, аквариумы и т.д. Несколько реже встречаются шары (яйца, сферы), системы шаров, граненые шары — бриллианты или футбольные мячи. Еще реже встречаются конуса, пирамиды и цилиндры. Могут попадаться составные объекты — пирамиды, состыкованные основаниями и образующие кристалл; системы вложенных друг в друга под разными углами кубов, похожие на «ежей»; «матрешки», «столбики», «пачки» образованные из фигур одной формы.

Глава одиннадцатая, в которой вводится понятие «имплант»
Геометрические фигуры являются образной визуализацией систем чужих суждений.

Суждения располагаются в углах геометрической фигуры. На пересечении внутренних диагоналей, в центре фигуры располагается ожидаемый эффект10. В современных психологических практиках такие конструкции принято называть имплантами».

Суждения, находящиеся в противоположных углах фигуры противоположны по смыслу. Каждое из суждений импланта может играть роль пароля и «включать» его.

Активация импланта происходит в тот момент, когда человек создает собственное суждение, аналогичное суждению импланта.

щелкните, и изображение увеличится
_____________

10 Эффект — результат, следствие каких-либо причин. В данном случае тот конечный результат, который мы должны получить, если будем следовать суждениям, заложенным в углах фигуры.

11 Имплант — «объект внедренный в индивидуальность на уровне тела и/или ума и/ или духа. Внедрен злонамеренно, случайно или из благих побуждений. Внедренные объекты могут быть самого разного назначения: от задания правил игры до жесточайшего подавления индивидуальности и самого существа. Они всегда, не зависимо от происхождения и назначения, искажают восприятие реальности, ограничиваю! пространство индивида и ведут к деградации». Усачев А.

Суждения, расположенные в его углах:

жизнь — вечная борьба
восторг — все прекрасно
смерть-избавление от страданий
апатия — мне все равно
любовь — это наслаждение
безнадежность — я ничего не могу изменить
разлука-это всегда боль
эйфория — все просто здорово
центральная точка — не жизнь (небытие); жизнь и смерть — одно и то же
Перед вами один из вариантов импланта. Рассмотрим результат его воздействия на человека.

Глава двенадцатая, в которой читатель знакомится с драматизацией имплантов, природой конкретных образов и с приемами скорой помощи, позволяющими прекратить драматизацию
Включение12 происходит прекрасным летним утром: растянувшись на теплом песке черноморского пляжа вы думаете: «это прекрасно, все здорово, я счастлив». Автоматически «оживает» имплант. Так как суждения зашифрованы, то недоступны для понимания. Поэтому именно они являются базовыми параметрами, исходя из которых наш ум начинает обсчет сложной задачи: как чувствуя себя счастливым быстренько скатиться к состоянию небытия, в котором жизнь и смерть — одно и то же. Т.е. получить эффект, обозначенный в центральной точке импланта. Человек слепо следует обсчитанной умом программе, т.к. не осознает ее. В конце концов, человек чувствует, что с ним «что-то не так» и начинает искать выход. Обращение внутрь себя, в надежде понять, «что со мной происходит» играет с человеком злую шутку. Внимание человека оказывается прочно «приклеено» к активированному импланту. Оно перемещается от одного суждения к другому.

Состояние, в котором внимание человека мечется внутри импланта, называется драматизацией. Человек испытывает бурные эмоции, резкие перепады настроения, пытается «взять себя в руки» и… теряет контроль над своим физическим и душевным состоянием.

В нашем примере, в результате героической борьбы с самим собой человек начинает считать: жизнь — борьба, от которой я устал; смерть — избавление от страданий и возможность отдохнуть от жизни; и вообще, я слаб и ничего не могу изменить.

____________

12 Включение — момент активации, когда «разбуженный» имплант, находящийся в пространстве человека, начинает активно воздействовать на него в настоящем моменте. После «включения» человек неосознанно начинает драматизировать содержание импланта.

Скорой помощью в таких ситуациях будет переключение вашего внимания во внешний мир. Займитесь каким-нибудь делом, не важно чем, главное, чтобы ваше внимание было направлено на те действия, которые вы совершаете в реальности. Если вы обладаете некоторыми навыками, постарайтесь отделить от себя имплант и рассмотреть его позиции. Как только имплант отделен, вы сразу же почувствуете умиротворение, к вам вернется ровное спокойное настроение.

Не всегда удается самостоятельно отделить от себя имплант, в котором человек «сидит». Иногда, когда драматизация содержания импланта стала привычной, его внутреннее пространство заполняется желеобразной массой, которая состоит из эмоций, создаваемых человеком в моменты драматизации. Человек оказывается «замурован» в собственных переживаниях, как муха в янтаре. Приходится вначале «выкачивать» застывшие эмоции.

щелкните, и изображение увеличится
Имплантов, помещенных в пространство человека огромное множество. Смысла прояснять каждый из них нет. Во время работы они отваливаются пачками.

Если пристально посмотреть на стороны геометрической фигуры, то можно увидеть видеофильмы, в которых наглядно отображены идеи импланта. Именно их сюжеты всплывают по ночам, во сне в виде конкретных образов.

Импланты бывают двух типов: первые — с четко заданными персонажами и сюжетом, вторые — на тему «раскрась сам», содержат только контуры и общую схему сюжета. В последние очень удобно подставлять реальных людей и сцены из своей жизни. В зависимости от вида импланта, образы появляющиеся перед вами содержат или реальные, или мифические персонажи.

Прояснять содержание имплантов приходится в тех случаях, когда они «включились» и имеют большую значимость для человека.

Иногда человек, по известным ему одному причинам, сам забирается в имплант и начинает отождествлять себя и свое окружение с персонажами живых картинок. Как правило это характерно для людей, находящихся в состоянии «неприсутствия»13. Состояние «неприсутствия» говорит о том, что человек сдался, что он не видит возможности реализовать себя в какой-то области жизни и ему требуется «вторая реальность» для самореализации. Для этих людей галлюцинации и иллюзии на основании имплантного материала становятся второй жизнью.

Потеря ориентации между тем, что происходит «там» и «здесь» ведет к тяжелым психическим срывам. Крайнее выражение этого состояния — шизофрения и маниакальные состояния.

Некоторые импланты настолько распространены, что их драматизации наполняют собой радио, телевидение, газеты, журналы, книги, смешивая в сознании человека любовь и боль, радость и печаль, подменяя удовольствие эйфорией, уверенность безрассудством, называя глупость — подвигом, убеждая нас в том, что только ценой собственного страдания мы можем сделать кого-то счастливым, и, что, если мы не пожертвуем собой, этот кто-то будет очень несчастлив. Вечные нелогичности, украшенные романтическими розочками.

____________

13 Неприсутствие — состояние характерное для людей не желающих находиться там, где они вынуждены находиться. Состояние, в котором дух отвернулся от тела и бросил его на произвол судьбы. Это не состояние сумасшествия, это обычное состояние, в котором находятся многие люди. Внешне они адекватны, но потерян смысл их жизни.

Глава тринадцатая, в которой читатель знакомится с имплантами, внедренными в тело
щелкните, и изображение увеличится
Импланты, внедренные в тело визуализируются в виде различных предметов и конструкций, прикрепленных к телу или находящихся внутри тела. Они могут являться субстратом, на котором развиваются болезни. Во многих практиках большое место отводится разгадыванию символов болезни, т.е. прояснению имплантов, лежащих в ее основе. Во время сессии иногда возникает ощущение, как будто что-то «отрывается с кровью». Этот эффект возникает, когда вы прояснили не все суждения импланта, или по какой-то причине удерживаете его.

Глава четырнадцатая, в которой читатель узнает, что имплантирование — стратегия обмана и учится обрабатывать импланты, находящиеся в его пространстве
Имплантирование-стратегия обмана, мистификации, блефа, моделирования реальности, которой нет в действительности. Имплантиро вание — один из эффективных приемов, позволяющих ввести другого в заблуждение, сделать его слабее, меньше, уязвимее.

Так развлекались могущественные существа, они не предполагали, что когда-нибудь станут людьми. Сейчас люди доигрывают игры14, созданные духовными существами.

Обрабатывается имплант по той же схеме, что и экраны: вначале вы проясняете его содержание, затем собираете свои подобные импланты с других и возвращаете чужие подобные импланты, находящиеся в вашем пространстве, владельцам.

Глава пятнадцатая, в которой читатель узнает, как, рассматривая объекты своего пространства, получить визуализацию игрового пакета — воронку
Чтобы прояснить, в какую игру вы играете, нужно сформулировать концепт15 проблемы, которую вы готовы рассмотреть.
Используя технику «тематических ассоциаций16» начните просмотр всех инцидентов, переживаний, информации, полученной из разных источников и хранящейся в вашей памяти относительно заданной темы.
Как только материал пойдет, отделяйте его от себя и сваливайте в кучу. Если куча не образуется, то сваливайте материал в одно и то же место.
Продолжайте отделение материала до тех пор, пока на месте кучи не образуется воронка.
Если она появилась в вашем пространстве, вы ее ни с чем не спутаете.

Глава шестнадцатая, посвященная описанию воронки и технике безопасности при работе с ней
Воронка является типичной визуализацией игрового пакета. Обычно она появляется на заключительной стадии проработки материала, когда человек восстанавливает свою способность рассмотреть и рассоздать составляющие игры. Воронка имеет временную протяженность. Ее широкая часть находится «в начале», она прикрыта белой «шапкой», которая состоит из соглашений, задающих игру. Нижний узкий конец воронки упирается в настоящий момент и проецируется на человека.

щелкните, и изображение увеличится

_________________

14 Игра — вид непродуктивной деятельности, мотив которой заключается не в ее результатах, а в самом процессе. Игра происходит в ситуации условной реальности, осознаваемой в качестве таковой самим играющим. С точки зрения духа жизнь — игра, которая происходит в условной реальности, возникшей в результате соглашений между играющими — физической вселенной.

15 Концепт — основная мысль, идея.

16 Техника тематических ассоциаций — суть ее в том, что по какому-либо признаку из памяти извлекается весь доступные материал, соотносящийся с этим признаком. В данном случае техника применяется относительно идеи концепта.

Воронка затягивает в себя потоки, исходящие из пространства человека. В нее летят экраны, импланты, сетки, облака и т.д. -все что находилось в пространстве человека и как-то соотносилось с игрой, чей пакет сейчас формируется. Фактически идет осмысление суждений принятых существом во время игры и предшествующих началу игры. Существо рассоздает свое согласие на участие в игре и выходит из игры.

Внешняя точка зрения не только дает возможность рассмотреть воронку, но и является «техникой безопасности».

В жизни, оказавшись внутри воронки, человек погружается в игру. Он вынужден играть, хотя не понимает, во что играет.

Если рассматривать жизнь — игру с точки зрения духовного существа, то получается следующая картина: вы сидите за шахматной доской, и переставляете фигуры. Вначале ваши ходы логичны и последовательны. Затем вы становитесь, рассеянным и допускаете ошибки, теряя «нить» партии. Окончательно запутавшись в своих расчетах, вы отворачиваетесь от шахматной доски и потихоньку засыпаете. Теперь представьте, что фигурки — живые. И каждый ваш ход — крутой поворот в жизни фигурки.

С точки зрения человека — вы и есть эта фигурка, которая с помощью ума пытается понять, что же с ней происходит.

Соглашения о начале игры, принятые на уровне духовного существа давно забыты и не осознаются человеком. Он начинает бороться с собой и воронкой, сопротивляясь ее вращению. Чем больше он борется, тем больше «увязает» в игре, при этом, не понимая, что происходит.

Пока живая фигурка на шахматной доске, смотрит только на клетку, в которой она стоит, понять закономерности игры и увидеть саму игру невозможно.

В сессии, если вы оказываетесь внутри работающей воронки, вас начинает «мотать» — появляется ломота и боль в теле, сильное эмоциональное раздражение. Бурные потоки буквально уносят с собой тело, такое ощущение, что вот-вот «сорвет крышу».

Если вращающуюся воронку отодвинуть, то становится комфортно. Неприятные ощущения исчезают. Появляется возможность рассмотреть «уходящий» материал и регулировать скорость процесса. Если направить на воронку внимание, то интенсивность процесса возрастает. Если снять внимание — воронка останавливается, и вы можете продолжить ее обработку в удобное для вас время.

По мере рассмотрения, стенки воронки тают, от них остается один спиральный остов, который рассыпается при прояснении скрепляющих его суждений.

Глава семнадцатая, посвященная образной визуализации взаимосвязанных суждений — решетчатым структурам
щелкните, и изображение увеличится
Периодически в вашем пространстве будут появляться сетки и ячеистые конструкции. Они могут быть плоскими или объемными. Визуализироваться они могут как стальные решетки из проволоки или арматуры, клетки, рыбацкие сети из канатов или веревок и т.п. Эти объекты образованы взаимосвязанными суждениями и образуют какую-то систему верований, которая явным образом ограничивает произвольность индивида. Проясняются «решетки» последовательным направлением внимания в пересечения «канатов», «веревок», «проволок», с извлечением и формулированием суждений, которые находятся в этих пересечениях. Извлечение нескольких суждений обычно, приводит к разрушению всей конструкции, какой бы большой она ни была. После чего «обломки» конструкции рассеиваются обычным рассмотрением.

Глава восемнадцатая, посвященная пулам — структурам, в которых разные объекты пространства «склеены» сходными эмоциями и ощущениями, вырабатывающимися при драматизации этих объектов
Массивные объекты, или пулы17могут ощущаться и визуализироваться как «плиты», «блоки», «колоны», «стержни», «фортификационные сооружения, например, бункеры», «глыбы, неопределенной формы» и т.п. Они имеют вполне ощутимую «массу» и «плотность», могут быть различного цвета. Они всегда образованы какими-то суждениями и, как правило, «сцементированы» эмоциями или настроениями. В большинстве случаев они «прикреплены» к телу и/или ментальному и/или духовному пространству. Отделяются они прояснением суждений, которыми индивид удерживает их в своем пространстве, после чего проясняются путем рассмотрения или нанесения ударов сфокусированным вниманием с целью извлечения, образующих их суждений. Подобные объекты могут потребовать значительного времени на их прояснение и рассеивание.

____________

17 Пул — временное объединение разных объектов пространства сходными эмоциями и ощущениями, которые вырабатываются при драматизации этих объектов.

Глава девятнадцатая, посвященная сущностям и методикам их обработки
щелкните, и изображение увеличится
Периодически в вашем пространстве будут попадаться скопления различных сущностей.

В большинстве своем сущности, — это мельчайшие фрагменты существа, «отколовшиеся» от него во время стрессовых, шоковых и т.д. состояний. Лавинообразная фрагментация возникает в момент краха жизненных парадигм18. Кусочки существа отделены от него суждениями, которые оно принимает в эти моменты.

Сущности, в пространстве человека, тем или иным образом, в меру своих возможностей и способностей, обслуживают его игры. Каждая сущность выполняет свою узко специализированную роль. Например: внутренний голос, который говорит, что уже пора вставать -работа одной из этих сущностей, в задачу которой входит будить вас в определенное время.

Роли, которые выполняют сущности, как и сами сущности, человеком не осознаются. Все что не осознается, вызывает страх и непонимание. Поэтому во многих духовных практиках сущностям придано прямо-таки какое-то демоническое значение. Хотя в действительности их значимость и влияние на человека не так уж и велико. Например в «гештальт-терапии» или в «фасилитации» Ф.Фанча с ними легко управляются как с самым заурядным явлением.

Из всего многообразия методов работы с сущностями можно выделить четыре, вполне целостных и взаимно пересекающихся, методики для их обработки: «гештальт подход», «фасилитация», «методика» Кена Огена» и так называемый «тибетский стиль», используемый в буддизме. Сущностей, всех мастей, очень и очень много, их легионы, «несть им числа», поэтому рациональнее использовать методику, которая позволяет производить массированную обработку сущностей. Разумеется, при этом требуются некоторые навыки, но они приобретаются достаточно быстро. Данная методика приводится в варианте, предложенным Усачевым А. Суть методики в следующем:

a) Обнаружив (наткнувшись, нарвавшись) на сущность, вы вступаете с ней в общение, и выясняете ее функцию. В общем-то, с ней даже можно потрепаться о том, о сем.

b) После того, как контакт установлен, вы требуете, что бы она показала (сделала видимым) все клоны (копии, дубликаты), которые у нее есть.

c) Когда клоны будут проявлены, вы требуете, что бы она показала «стражей» и «ремонтеров» вместе с их клонами. Это сущности, которые могут восстановить ушедшую (изгнанную) сущность.

d) Когда «стражи» и «ремонтеры» проявятся, вы требуете от всей этой компании показать существующие у них линии связей. Таким образом, зацепив одну сущность, вы можете, через нее, выявить целую сеть, и, как правило, не маленькую. Еще одно достоинство этого способа в том, что вы выявляете и обрабатываете целостную систему сущностей, связанных между собой «естественным» образом.

e) Когда линии связей проявятся, вы сообщаете всей «братве» по всем линиям связей, что «игра закончена», даете команду, чтобы они «вспомнили, когда были свободными», и объясняете им, что, осознавшие себя, могут уходить. В общем, конец игре, — свобода, «дембель», пенсия, амнистия, сокращение штатов и т.п.

Так как все сущности честно служили вам, то при прощании можно высказать им свою благодарность за участие в игре и пожелать всяческих успехов.

При обработке игрового пакета (воронки) отдельно следует затребовать «сущностей-резидентов». «Резиденты» помещаются в чужое пространство для того, чтобы наблюдать за выполнением соглашений игры. Интуиция и «чувствование» своих близких на расстоянии — результат деятельности сущностей «резидентов». «Резиденты» докладывают хозяину о том, как соблюдаются правила игры.

Обнаружив «резидентов», проясните, какие соглашения они обслуживали и произведите обмен: своих отзовите, чужих вышлите.

При обработке игрового пакета (воронки) возникают интересные визуализации -вы видите колонны сущностей, движущихся в противоположных направлениях. Когда вы рассоздали воронку, т.е. закрыли игру, сущности остаются «не у дел» и возвращаются к своим «хозяевам» — существам от которых они «откололись». Ваши сущности попадая в ваше пространство сливаются с ним, при этом происходит расширение пространства, «чужаки» покидают ваше пространство и оно становится «чище».

_____________

18 Парадигма — (образована от греческого — пример, образец) в философии, социологии — исходная концептуальная схема, модель постановки проблем и их решения. Смена парадигм представляет собой революцию.

Глава двадцатая, в которой читатель знакомится с понятием «ответственность», узнает, что именно она является ключом к успеху и учится возвращать свою утраченную ответственность
Материал, который будет подниматься во время ваших занятий, будет содержать много интересных открытий. Вы узнаете о себе много нового. Успех ваших занятий будет зависеть оттого, насколько вы смо жете принять ответственность» за свое прошлое, настоящее и будущее.

Откровения, которые вас ждут, будут не очень радостными. У вас будет большое искушение сказать: «так распорядилась судьба, я ничего не мог сделать», поплакать и развести руками. С точки зрения человека — все вполне логично. С точки зрения духа — обман себя. Вы, как духовное существо, всегда знаете, что и почему происходит в вашей жизни. Только вы можете дать разрешение на то, чтобы так было. Ваш успех зависит от того, насколько вы готовы сказать: «И ЭТО СДЕЛАЛ Я».

Следующий пример наглядно показывает, как происходит «сброс» ответственности, к чему ведут обвинения, претензии и обиды на других.

Возьмем самую банальную ситуацию — ремонт квартиры. Вы полны энтузиазма, вы точно знаете, что «должно быть красиво». Делать ремонт сами вы не собираетесь, у вас есть средства на то, чтобы оплатить работу специалиста. Вы решаете, что, оплатив работу мастера, вы получите именно ту «красоту», на которую рассчитываете. При этом вы занимаете следующую позицию: я плачу деньги и должен получить то, что хочу; за квартиру, в которой мне предстоит жить, отвечает тот человек, который делает ремонт. Специалист своего дела, он заверяет вас, что сделает все «по высшему классу».

Наступает торжественный момент — ремонт завершен. Вы осматриваете квартиру, еле сдерживая раздражение — все не так. Специалист искренне удивлен и считает, что вы сами «не знаете, чего хотите».

Что же произошло? Обратите внимание на ход ваших мыслей перед началом ремонта. Вы заранее назначили специалиста ответственным за свою квартиру. Но ведь квартира ваша… Специалист принял ответственность и в соответствии со своим видением добросовестно выполнил ремонт, как «в своей квартире». Теперь вам предстоит жить в квартире специалиста… Вы не согласны? Однако это именно та цена, которую вам приходится платить за передачу ответственности за свою квартиру другому лицу.

______________

19 Ответственность — юридическая и этическая ответственность как за собственную жизнь и благополучие, так и за жизнь и благополучие других. Способность действовать без руководства с чьей-либо стороны. Способность самостоятельно принимать моральные и разумные решения и отвечать за последствия принятия этих решений. Способность использовать разумные суждения для принятия действий. Принятие ответственности за свои прошлые ошибочные действия без правильных выводов на будущее называется виной.

Таким образом, ответственность, это не только способность самостоятельно принимать адекватные решения, но и готовность исправлять собственные ошибки, без возложения вины за них на других людей и обстоятельства. Ответственность определяет вашу способность владеть, управлять чем либо.

Чем больше вы злитесь на специалиста, тем больше ваша квартира становится «не вашей». В ней постоянно что-то ломается, отклеивается, проливается. Вы так и не смогли принять за нее ответственность. Дом без хозяина постепенно приходит в упадок.

Если бы ощущение «хозяина» квартиры было у вас, то ремонт протекал бы совершенно по-другому. Специалист «настроился» бы на вас, или бы вы выбрали другого специалиста, или… Этих неуловимых «или» может быть огромное множество. Это как бы случайные совпадения, стечения обстоятельств, которые привели бы вас к желаемому результату. Его величество Случай подстраивался бы под вас, если бы вы могли принять ответственность за то, что хотели сделать.

Чем больше человек обижается, гневается, жалеет себя, оказавшись «у разбитого корыта», тем меньше у него остается ответственности за «разбитое корыто» (в нашем случае — квартиру). Ответственность автоматически перетекает к человеку, которого он обвиняет в своих проблемах. «Обиженный» «завязает» в ситуации и теряет способность управлять обстоятельствами. В результате даже «разбитое корыто» уплывает из его рук.

Люди, у которых вещи постоянно ломаются, рвутся, портятся, находятся именно в состоянии «сброшенной» ответственности. Они не могут владеть и управлять вещами, своим телом, любыми объектами физической вселенной. Крайнее выражение этого процесса — нищета, болезни и другие проявления низкого уровня жизни.

Последствия катастрофические, а все начиналось с маленькой обиды на других и жалости к себе.

Чтобы вернуть себе свою ответственность, нужно

A) найти момент, когда вы назначили другого человека ответственным за что-то

Б) осознать и увидеть то, что другой человек принял вашу ответственность и, исходя из своего видения проблемы, ею распорядился

B) теперь вам остается только принять20 то, что получилось в результате, снять с другого претензии и сделать выводы на будущее.

Если вы смогли проделать вышеперечисленные действия, то ответственность к вам возвращается.

Жалость к себе рассоздается всегда и сразу, где бы она ни появилась. Очень коварное чувство. Чем больше вы жалеете себя, тем больше превращаетесь в жертву обстоятельств и начинаете зависеть от других людей.

____________

20 Принять — согласиться с тем, что получилось; осознать, что события прошлого изменить нельзя и думать о том, «как хорошо бы было, если бы этого не случилось» глупо.

Заключение, или несколько слов о состояниях истинного могущества и полного ничтожества
Прочитав данную работу вы получили представление об основных структурных элементах психики и некоторых методиках, используемых для их обработки. Надеюсь, вы четко уяснили правила безопасности, которым нужно неукоснительно следовать, погружаясь в свой внутренний мир. На всякий случай повторю их еще раз:

A) все объекты, которые вы проясняете, должны быть отделены от вас и вынесены за границы вашего тела;

Б) ваше внимание должно свободно перемещаться между внутренним пространством и внешним;

B) перед началом работы вы не должны принимать алкоголь, наркотики и другие возбуждающие препараты.

Просторы вселенной человека беспредельны, безграничны возможности человека, спрятанные в ее глубинах. Конечно, на десятке страниц нельзя поместить всю информацию, необходимую для освоения внутреннего пространства.

На вашем пути будет много «подводных камней». Но, с чем бы вы ни столкнулись, вы всегда должны помнить, что все, что находится в вашем пространстве, находится там только потому, что вы разрешаете ему там находиться. Никто ничего не может сделать с вами, а тем более поместить что-то в ваше пространство без вашего согласия. Вы хозяин и создатель своего внутреннего мира. Только вы знаете шифр от дверей, за которыми спрятано ваше собственное могущество.

Хочу обратить ваше внимание, что во многих духовных практиках, состояние могущества достигается путем отказа от различных аспектов жизни. Последователи этих течений не могут жить «в миру», так как мир их «портит» и сбивает с «пути истинного». Видимо, подразумевается, что, отсекая от себя проблемы, связанные с наиболее болезненными областями жизни, человек избавляется от необходимости их решать и это придает ему силы. Другие представители духовных школ предлагают вседозволенность: авантюризму и безответственности придается высший смысл. Могущество в этом случае приравнивается к способности ловко проворачивать авантюры. Некоторые духовные школы наиболее «продвинуты» и умудряются смешать эти два направления.

Мы все в той или иной степени авантюристы, и мы все не прочь убежать от своих проблем, если бы было куда бежать.

Разнообразие подобных подходов создает большую путаницу в сознании человека, смешивая понятия истинного могущества и полного ничтожества. Удивительно, но два диаметрально противоположных состояния описываются одними и теми же словами.

Состояние истинного могущества.: «Мне ничего не надо», подразумевается: «у меня изобилие всего, я сам создаю изобилие». Пример: мне не нужны яблоки, я выращиваю их, у меня их целый сад, если я захочу съесть яблоко, я сорву его с ветвей дерева.

Состояние полного ничтожества: «Мне ничего не надо», подразумевается: «я сам и есть «это». Под «этим» подразумевается объект физической вселенной, или промежуточные стадии становления объектом. Дух, ставший материей — конечный итог деградации духовного существа. Пример: мне не нужны яблоки, я сам и есть яблоко.

Состояние истинного могущества: «вернуться в начало — пустоту», подразумевается: «вернуться в изначальное состояние, где пустота является сгустком энергий, потенциала духовного существа. Есть духовное существо, которое намеревается создать мир. Вначале был я, который создал мир, мир — это мое творение».

Состояние полного ничтожества: «вернуться в начало — пустоту», подразумевается: «войти в состояние абсолютного невосприятия физической вселенной, полной потери способности осознавать что-либо. Отупение, неподвижность, невосприятие времени — полное духовное оцепенение».

Состояние истинного могущества: «бессмертие», подразумевается: «бессмертие духовного существа, которое само создает жизнь, время и пространство».

Состояние полного ничтожества: «бессмертие», подразумевается: «материя вечна, нельзя лишить жизни материальный объект».

Нельзя придти к состоянию могущества через отрицание чего-либо, через отказ от каких-то проявлений жизнедеятельности, через сброс ответственности за свои поступки. Смысл ваших занятий не в том, чтобы, достигнув состояния полного отупения, не реагировать на пинки, которые вы получаете от жизни, а в восстановлении ваших возможностей, используя которые вы будете выигрывать в любых ситуациях, полностью отвечая за себя и других. Вы должны научиться управлять своей жизнью.

Расширение сферы вашей деятельности в реальной жизни является критерием эффективности вашей работы над собой.

Путь от состояния ничтожества к истинному могуществу не близкий.

Повествованию о начале этого пути, посвящена следующая книга «Битая фишка, или игра, которая играет меня».

Любая дорога начинается с первого шага. В ваших руках инструкция, которая поможет вам сделать первый шаг.

Успеха вам!
Типичные варианты визуализации образов-символов
щелкните, и изображение увеличится щелкните, и изображение увеличится

щелкните, и изображение увеличится щелкните, и изображение увеличится

щелкните, и изображение увеличится щелкните, и изображение увеличится

щелкните, и изображение увеличится щелкните, и изображение увеличится

щелкните, и изображение увеличится щелкните, и изображение увеличится

щелкните, и изображение увеличится щелкните, и изображение увеличится

щелкните, и изображение увеличится щелкните, и изображение увеличится

щелкните, и изображение увеличится щелкните, и изображение увеличится

щелкните, и изображение увеличится щелкните, и изображение увеличится

щелкните, и изображение увеличится щелкните, и изображение увеличится
ПРЕДИСЛОВИЕ, ИЛИ НЕМНОГО О ТОМ, ПОЧЕМУ БЫЛА НАПИСАНА СКАЗКА

Мое ощущение жизни было всегда несколько странным. Мне всегда казалось, что реальность не совсем реальна. Я ощущала себя внутри какой-то чудной игры. Я не могла понять, как люди живут «всерьез». В детстве я думала, что они притворяются. Ведь это было так очевидно…

Повзрослев, я попыталась играть, как и все, но так и не смогла понять правил. При видимости социальной успешности проигрыш следовал за проигрышем. Все было хорошо и плохо одновременно. Мне хотелось изменить свою жизнь и разобраться в том, что происходит. Именно это побудило меня обратиться к духовным практиками.

Пути людей, решивших постичь законы жизни и определить свое место в ней, достаточно схожи. Воспоминания и автобиографии известных людей, рассказы и исповеди людей, которые обращались ко мне за помощью, мой собственный опыт позволили составить алгоритм событий, побуждающих человека заняться духовными изысканиями.

Работа, семья и здоровье — «три кита», исходя из которых, человек оценивает свое благополучие. Неудачи и провалы по этим позициям приводят к краху жизненных парадигм1. Человек пытается заполнить образовавшуюся пустоту и начинает искать. Что? Подчас он не знает сам.

Кто-то находит себя в вере, принимая ее за абсолютную истину. Кто-то в вине и наркотиках. Кто-то смиряется и просто существует, не задавая себе и другим лишних вопросов. Кто-то пытается найти свой путь.

Свои обобщенные наблюдения я постаралась описать в рассказе «Матрица рождения».

Матрица рождения, или реальная история, которая плавно переходит в сказку
С ним что-то не то,
Потому что он так не вел бы себя
Если бы с ним все было нормально…

Р.Д.ЛЭЙНГ. «УЗЕЛКИ»

ВЫ, НАВЕРНОЕ, ЗНАЕТЕ, ЧТО ВСЕ ГОРОСКОПЫ ВРУТ. У меня они никогда не говорили правды. Хотя я точно знаю, что когда-то у меня была судьба, которую можно было бы прочитать в гороскопе. Нормальная человеческая судьба, со всеми причитающимися ей человеческими радостями. Я должна была быть примерной женой и любящей матерью, и мужчина, предназначавшийся мне в мужья, был бы счастлив. Я была бы любимой и любила, а все остальной было бы неважно. И мой гороскоп был бы верен.

Все изменилось в тот момент, когда моя мама, находясь на 37-й неделе беременности, решила переставить сумку с двумя трехлитровыми банками томатного сока.

_____________

1 Парадигма — в переводе с греческого — пример, образец. В философии и социологии — исходная концептуальная схема, модель постановки проблем и их решения. Парадигма — совокупность суждений, постулатов, заповедей, принципов, целей, представлений, которые определяют жизнь (бытие) индивида. Эта совокупность задаст отношение индивида к жизненным (игровым) явлениям, другим людям (существам), она определяет его реакции и поведение, его способности и возможности (ограничения). Она же определяет отношение окружения к индивиду. Жизненная парадигма всегда формируется самим существом, осознано или неосознанно.

От резкого сжатия я, наверное, на несколько секунд потеряла сознание. Первое чувство, которое я испытала, когда пришла в себя был ужас, леденящий страх и мне захотелось стать маленькой-маленькой и НИКОГДА БОЛЬШЕ НЕ БЫТЬ. Неужели я сейчас умру? Мама, мне так хочется родиться, не убивай меня. Как жаль, что ты меня не можешь услышать.

Мышцы шеи и плечевого пояса сводит от напряжения, кажется, они сейчас сломают мой позвоночник. Хочется откинуть голову назад. Трудно даже представить, что еще минуту назад я не знала, что такое головная боль и не предполагала, что это так больно. В голове в области затылка маленький ядерный взрыв, там плавится мой мозг. Мой великолепный мозг… Он все еще пытается работать в аварийном режиме, он сражается за жизнь моего тела … один. Вряд ли я смогу ему помочь. Для меня это все очень тяжело, ведь я такая впечатлительная, поэтому я предпочитаю смотреть на это со стороны, хорошо бы еще ни о чем не думать и ничего не знать. Я вижу, как беспомощно открывается мой рот.

«Смести это влево от центра. Так будет лучше». «Тебе ничего нельзя доверить. Ты что, не видишь что делаешь?» Чужие слова, мысли, моя боль, почему они вместе. Тело делится на две половинки: левая тяжелая и теплая, а правая прозрачная и пустая. Правая нога становится какой-то слабой и неуклюжей. Она мне мешает, я не знаю, как ее повернуть, чтобы было удобно. Она не на месте. Сердце бьется часто-часто и вдруг останавливается, проваливаясь куда-то. Глаза практически ничего не различают, перед ними мерцают какие-то тени, пятна, слева выползает туман.

«Держи ей руку, я не могу попасть». «Вечно ты копаешься». Внешнее напряжение куда-то уходит, вернее вытекает. Я немного прихожу в себя. Временная передышка. Тело дрожит, но сердце бьется уже ровнее. Может удастся выжить? «Шейка матки раскрыта не полностью. Воды отошли». Я упираюсь головой во что-то твердое. Это какое-то кольцо, оно больно сдавливает мою голову, я попадаю в тиски. Я пытаюсь вырваться, но застреваю. Все вокруг меня начинает сокращаться, одновременно выталкивая меня и мешая мне двигаться. Меня швыряет вверх вниз, крутит, я теряю ориентацию. Голова вдавливается в плечи, шейные позвонки сейчас треснут и войдут друг в друга, как матрешки. Опять эта дикая боль в затылке. Я не знаю, куда от нее Деться. Тело наливается свинцом, становится чужим и непослушным.

Грудная клетка редко и тяжело поднимается. Сердце бьется часто и слабо. Я должна вздохнуть, я задыхаюсь.

«Давление падает». «Не давайте ей потерять сознание». Нет, я хочу родиться, это мое тело и моя жизнь. Это мой шанс. Я хочу здесь быть. Я не дам себя убить. «То орет, то в обморок падает, давай рожай. И себя и ребенка всего измучила». Какая мудрая женщина, правда, не знает, что делать, я чувствую ее растерянность, но говорит хорошо. Приятно в экстремальной ситуации услышать умную речь. Я спокойна и уверена и я знаю что делать. «Человек рождается и умирает один. Есть ситуации, когда никто не может помочь. Ты должна родить, я не могу это сделать за тебя». Интересно, откуда эта фраза. Сейчас мне предстоит себя родить и оживить это полумертвое тельце. Оно должно быть функциональным, я не намерена всю жизнь просидеть в инвалидной коляске. Действовать нужно быстро, жизненные ресурсы тела практически исчерпаны. Доля секунды на то, чтобы успокоить кричащую и рыдающую женщину, с которой мы пока еще единое целое. Еще доля секунды на то, чтобы завладеть ее мозгом и телом. Синхронизирую сокращения мышц матки и брюшного пресса. Делаю короткую паузу, ровно столько, чтобы дать возможность набухшим венозным синусам твердой мозговой оболочки сбросить излишки крови. Снимаю спазм мышц тазового дна и вульварного кольца. Теперь мое тело, под влиянием потуг, вращаясь, сгибаясь и разгибаясь, движется по родовому каналу. Может быть излишне быстро, но у меня нет времени ждать. Движения правой стороны тела немного опаздывают. Что-то сдавливает нижнюю часть туловища. Я вырываюсь. Резкая боль справа в области поясницы. Я спешу, мне нужно успеть сделать первый вдох раньше, чем начнут гибнуть клетки моего мозга. Последнее усилие и моя голова оказывается на свободе. Я слышу свой крик. Я буду жить! Чьи-то руки подхватывают меня. «Множественные разрывы, будем зашивать».

Я проверяю свое тело. Мышцы напряжены и подергиваются, в голове тупая распирающая боль. Первым делом нормализую внутричерепное давление и снимаю гипертонус мышц, все остальное потом. Только бы никто не мешал. Немного придется повозиться, но я справлюсь. Я хочу, чтобы меня согрели и дали немного поспать.

Как тут холодно и мокро. Стоило ли сюда торопиться, по моему меня здесь никто не ждет. Мне тоскливо и грустно, у меня все болит, я очень устала. За окном ночь, резкие порывы ветра и снег… Этого не может быть, я точно знаю, что сейчас день, 17 марта, светит солнце, распускаются почки на деревьях и щебечут птицы. Ирония судьбы, или злая шутка создателя. Все неправильно. Я родилась на три недели раньше запланированного срока. Кто-то внес коррективы и моя судьба, предначертанная мне гороскопами, рассыпалась как карточный домик. Звезды отказались от меня. Мне пусто и одиноко и я не знаю, что делать дальше. А главное, я не знаю, а как это — ЖИТЬ.

К счастью меня сочли здоровым ребенком, не заметив кровоизлияния в основании черепа и повреждения поясничного отдела позвоночника. Меня не лечили, и мне удалось восстановить поврежденные участки моего тела в течение первых месяцев моей жизни. Небольшие «остаточные явления» — особо никого не волновали и остались незамеченными. Их проявления в старшем возрасте не доставляли мне особых неудобств. Мне не удалось в полном объеме восстановить координацию тонких движений тела, поэтому я не любила вязать, вышивать и выполнять другую «мелкую работу». Мой почерк всегда был неровным и угловатым. Я старалась избегать чрезмерных физических нагрузок и детские игры, требовавшие активного движения, меня не привлекали. Физкультура была моим самым нелюбимым предметом в школе. Если я уставала, то моя правая нога начинала «разбалтываться» в коленке. Я не могла на нее надежно опереться, она подгибалась, стопа начинала немного отвисать, и мне приходилось высоко поднимать ногу, чтобы сделать шаг. Вообще правая половина моего тела всегда воспринималась мной как какая-то чужая. Она, хоть и выполняла все соответствующие ей функции, жила своей обособленной жизнью. Легкие парестезии (ненормальные ощущения, испытываемые без получения раздражения извне) в виде онемения, жжения, покалывания периодически рассыпались веером с уровня 2-го поясничного позвонка, охватывая правую коленку и чуть-чуть не достигая правой лопатки. В школе и институте я училась без проблем, хотя очень уставала от шума и необходимости длительное время концентрировать внимание. До 15 лет я не знала, что такое головная боль. Впервые она меня посетила после бессонной ночи перед экзаменом. После этого случая она стала моей частой гостьей, и я к ней почти привыкла. Я практически не обращалась к врачам и не принимала лекарств, хотя сама врач. У меня была твердая уверенность что «само все пройдет». Лучшим лекарством для меня были сон и теплая ванна. Мои занятия спортом ограничивались утренней зарядкой и редкими прогулками в лес. Я всегда бережно относилась к своему телу. Меня не привлекали экстремальные виды развлечений, и у меня никогда не было вредных привычек. Для меня было кощунством заставить себя курить или принимать спиртное. Мое тело было сохранно, я ценила его, и оно благосклонно ко мне относилось. Здоровье — это когда его не замечаешь. Обвал произошел в 35 лет. Все было как всегда, просто я ПОТЕРЯЛА НАДЕЖДУ.

К этому возрасту я с успехом выполнила все социальные циклы, предписанные мне обществом. Я окончила медицинский институт. Стала хорошим специалистом, что позволило мне открыть частную практику. Материально я была независима и ни в чем не нуждалась. Работу свою я любила. Я «чувствовала» пациента и искренне хотела помочь. Медицина была для меня философией и образом жизни, я не могла ее разделить на узкие специальности: окулист, дерматолог, гастроэитеролог и т.д., она была целостной системой, которая включала в себя единство тела, ума и духа. Первое время я даже думала, что могу кого-то вылечить. Столь оптимистичное настроение через десять лет работы сменилось осознанием того, что болезнь или проходит сама в течение первых недель после возникновения, или остается на всю жизнь, существуя по своим собственным законам.

В первом случае активное врачебное воздействие вызывало извращение естественного процесса восстановления организма и вело к непредсказуемым результатам. Поэтому медицинская помощь сводилась к мягким седативным средствам и психологической адаптации пациента к изменившемуся состоянию организма. Человеку необходимо было вернуть уверенность в том, что он может управлять своим телом и может быть здоров. Во втором случае даже самые современные медицинские воздействия и препараты давали временный эффект, т.е. более или менее длительную ремиссию, или способствовали «перетеканию» болезни из одного места в другое. Эти пациенты вынуждены были «подстраиваться» под болезнь, меняя свои привычки и образ жизни, и деятельность врача сводилась к подбору наиболее удобных и необременительных вариантов ухода за телом. Когда болезнь переходила дозволенные рамки и начинала доставлять слишком много хлопот, исход дела решал скальпель хирурга. Иногда это помогало, иногда нет.

Я хотела увидеть закономерности этих процессов, но мои знания никак не хотели складываться в единое целое, они были хаотичны и разорваны. Я постоянно где-то занималась, пытаясь их соединить. Новые медицинские, эзотерические и психологические методики и направления — я посетила, наверное, все возможные курсы и семинары, которые тогда проводились в Москве. Ни один из предлагаемых концептов болезнь-человек не выдерживал испытания практикой. Поэтому в работе я чаще ориентировалась не на полученную информацию, а на интуицию. Я получала результаты за счет своих внутренних ресурсов. Вначале это было легко, и работа была праздником. Затем праздник сменился буднями и усталостью. Я исчерпала себя, так ничего и не поняв.

Роль любящей жены и матери мне не особенно удалась. Я вышла замуж, родила ребенка, развелась. За восемь лет совместной жизни я так и не поняла, почему совместное прозябание называется семейным счастьем. Вначале я решила, что мне просто не повезло, и рядом со мной был «не тот». Начался поиск «единственного». «Единственных» было много. Кто-то из них оставался в моей жизни на неделю, кто-то на несколько лет. Менялись лица, характеры, отношения… Неизменной оставалась тоска. Потребовалось достаточно много времени, чтобы признаться себе, что спать удобнее одной и праздник встречи один раз в неделю в кафе или ресторане намного приятнее ежедневных претензий и скандалов на кухне. Это был период приятных пустых знакомств, занимательных пустых разговоров, пламенных пустых обещаний. Как-то незаметно подкралась безысходность. Я поймала себя на том, что мне абсолютно все равно с кем «стариться на одной подушке». И я смертельно устала жить.

Единственный человек, за которого я чувствовала ответственность, была моя дочка. Я должна была ее вырастить и научить, как быть успешной и счастливой. Мне нечего было ей сказать. В моей груди было только раздражение, которое я пыталась от нее скрыть. Оставалось надеяться, что, повзрослев, она сама во всем разберется.

Первым на мое внутреннее опустошение отреагировало тело. Оно просто стало «разваливаться». Вначале у меня появился сухой, лающий кашель, от которого я задыхалась по ночам. Я испробовала весь арсенал доступных медикаментозных средств, кроме гормональных препаратов. На 1-2 недели кашель затихал, затем возвращался.

Примерно в это же время стали возникать странные состояния — мои ноги не слушались меня во время ходьбы, вернее, я их не чувствовала, они стали тяжелыми и неуклюжими. Я заплеталась и спотыкалась на ровном месте. Мне постоянно приходилось останавливаться, чтобы не упасть. У меня было ощущение, что мое тело заморозили. Парестезии стали охватывать все тело. Головная боль возникала теперь после малейшей нагрузки. Она стала приступообразной и пронзительно-злой. Левый глаз стал хуже видеть. Утром я просыпалась уже разбитой и уставшей и начинала ждать вечер, чтобы лечь в кровать и забыться. Сон стал тяжелым и тревожным. Давящие ощущения в области сердца были почти постоянными. Периоды плаксивости сменялись дикой яростью. Я практически перестала управлять своими эмоциями, и стала от них зависеть. Я теряла контроль над собой с катастрофической быстротой. В течение года я боролась с собой и своим телом и была вынуждена признать свое полное поражение. Я не знала, что делать. Это был полный крах, я проиграла все, что мне еще принадлежало.

Когда я пришла к человеку, который помог мне найти себя и в дальнейшем стал моим ДРУГОМ и УЧИТЕЛЕМ, я не была ни избранной, ни избравшей. Меня уже почти не было. Я никому не верила и ни на что не надеялась. МАСТЕР убедил меня своей простотой, объективностью, беспристрастностью и последовательностью. Меня поразили виртуозность и мастерство, с которыми МАСТЕР вел сессии. Я ни разу не вышла от него разочарованной. Я восхищалась его искусной «игрой в бисер». Хаос вокруг меня как-то незаметно рассеялся. Страх перед жизнью сменился любопытством. Мое тело опять принадлежало мне.

«Когда для нагваля пришло время уезжать, чувство ответственности и долг заставили его предупредить молодую женщину о ее избытке энергии и вредных последствиях, которые омрачат ее жизнь и благо получие. Он предложил ей вступить в мир магов, поскольку это будет единственной защитой от ее саморазрушительной силы.

Женщина не ответила. И нагваль был обязан сказать ей то, что каждый нагваль говорит потенциально возможному ученику независимо от эпохи: что маги говорят о магии как о магической, таинственной птице, которая остановилась на миг в своем полете, чтобы дать человеку надежду и цель, что маги живут под крылом этой птицы, которую они называют птицей мудрости и птицей свободы, что они питают ее своей самоотверженностью и безупречностью. Он рассказал ей о знании магов про то, что полет птицы свободы всегда представляет прямую линию, поскольку она никогда не петляет, не кружит, не возвращается назад, и что птица свободы делает только две вещи — либо берет магов с собой, либо оставляет их позади.

В тот день, когда нагваль Элиас и актер начали обратный путь, молодая женщина безмолвно поджидала их на окраине города. У нее не было ни чемоданов, ни корзин. Казалось, что она пришла, чтобы просто посмотреть на них. Нагваль прошел, даже не взглянув на нее, но актер, которого несли на носилках, напрягся и попрощался с ней. Она улыбнулась и без слов присоединилась к группе нагваля. Она оставила все позади без сомнения и проблем. Она прекрасно понимала, что у нее не будет другого такого случая, что птица свободы либо берет магов с собой, либо оставляет их позади». Карлос Кастанеда «Сила безмолвия.»

Все, что когда-то говорил нагваль Элиас женщине по имени Талиа, я услышала от МАСТЕРА. Только у меня оказалось слишком много чемоданов и корзин с разной дрянью, которые я никак не хотела бросать, и мне явно не хватало ее мужества. Я сопротивлялась с какой-то безумной обреченностью. Я отказывалась рассматривать содержимое своего груза. Я царапалась, кусалась, металась из стороны в сторону. Я пыталась заставить его прочувствовать как мне тяжело. Я делала вид, что мне есть от чего отказываться. Я ныла и демонстративно страдала. Я говорила, что решила больше не приходить на занятия и уже почти не пришла. Я была уверена, что МАСТЕР будет рядом… Однажды, он просто сказал, что мы должны будем расстаться. Чемоданы с корзинами стали не нужны, и терять больше стало нечего. Я осознала, что другого шанса у меня не будет, и если я сейчас уйду, я не смогу вернуться.

Я должна сделать выбор.

Оказалось, что я его уже давно сделала: меня ничего не держало, и никто не ждал. Я перестала обвинять МАСТЕРА в том, что мне плохо и тяжело и решила распаковать свои чемоданы и корзины. Именно их содержимое я хочу предложить вашему вниманию.

МАСТЕР, я благодарна тебе и полностью доверяю. Я счастлива, что нам с тобой по пути.

СКАЗКА

Не верьте сказкам. Они были правдой.

СТАНИСЛАВ ЕЖИ ЛЕЦ

Введение, или правила игры
Я играю. Мне скучно. Я всегда выигрываю. Я хочу создать новую игру. Когда все хорошо, это надоедает. Все должно бурлить, кипеть, пенится и взрываться. Страсть, ненависть и тупиковая ситуация — вот козыри, которые я использую для создания нового виртуального мира. Секс, боль и наркотики — под такими названиями эти три компонента будут введены в игру.

Цветная картинка на мониторе должна быть яркой и красочной, игровые комбинации насыщенными и неожиданными. Игра должна захватывать. Мне нужно увлечь своей игрой других, так будет интереснее: появится многоплановое развитие сюжета, новые нюансы, пространство игры увеличится и станет многомерным. Я пообещаю другим быстрый выигрыш и море ощущений! Я удовлетворю их самые изощренные требования и феерические пожелания. Они будут убеждены в своей победе и не станут определять ее сроки. Главным призом будет выигрыш в игре. Только выиграв, можно будет покинуть поле.

Чтобы игра длилась вечно, нужно зашифровать в программе невозможность выигрыша и нежелание игроков выигрывать. Другие, так же как и я, привыкли выигрывать, им будет интересно узнать, а как это проиграть, поэтому они с легкостью войдут в соглашение о возможности проигрыша в игре, согласятся с тем, что выигрыш нежелателен. Каждый будет уверен, что прервет игру в любую минуту и с легкостью пройдет любой уровень сложности. О том, что, согласившись проиграть, невозможно выиграть никто не будет задумываться.

Теперь я смогу играть вечно! Мне есть чем заняться.

Начиная игру, все будут иметь равные условия. Выиграет тот, кто уничтожит всех противников, пройдет все уровни и завершит избранную миссию.

Каждый из участников выберет себе миссию сам и должен будет ее обязательно выполнить. Проигрыши по ходу игры будут увеличивать количество миссий в геометрической прогрессии.

Три уровня игры будут определять характер миссий и задач, поставленных перед игроками. На первых двух уровнях игрокам будет дана возможность выигрывать, чтобы они потом могли помнить свои победы. Первые два уровня будут прелюдией к третьему уровню. Именно на третьем уровне и начнется самая захватывающая игра, победа в которой станет поражением.

Каждого участника на экране будет представлять серебристый че ловечек. Им можно будет управлять с помощью джойстика. У человечка будет три жизни, еще у него будет пистолет, который поможет ему бороться и уничтожать противников. По условию игры никто не будет точно знать, кто его противник. Определить кто рядом — враг или друг, можно будет только проанализировав действия своего партнера по выполнению миссии. Если рядом окажется враг, то нужно будет успеть первым его уничтожить.

Необычность игры будет заключаться в том, что игра будет питаться энергией игроков. Ее стремительность будет зависеть от чувств, которые испытают игроки. Игра будет сама набирать скорость, становясь все труднее и непредсказуемей в зависимости от качества и глубины эмоций играющих. Положительные эмоции: радость, удовлетворенность, любовь — будут стабилизировать игровое поле. Отрицательные эмоции будут создавать новые экстремальные ситуации на полигоне, и сокращать время, отпущенное на принятие решения. Пистолет будет стрелять, когда игрок испытает ненависть. Ненависть, испытанная игроком, будет вплетаться в матрицу игры, при этом игрок перестанет ощущать свое тело, но сможет воспользоваться электронным мозгом компьютера и его памятью. Это даст некоторые преимущества в скорости, и сделает выбор дальнейших действий более рациональным.

Серебристый человечек на экране с каждой проигранной жизнью будет все неповоротливей и слабее. Если ненависть игрока к противникам в момент третьей смерти человечка наберет необходимое количество баллов, то игрок сможет сам продолжить игру внутри компьютера вместо человечка. Убить игрока внутри игры будет нельзя. Прямое попадание будет дробить энергию игрока. Визуально это будет выражаться в том, что на экране будут появляться фигурки — точные копии игрока. При этом энергия игрока будет равна среднему арифметическому значению энергии фигурок. С каждым дроблением фигурки будут становиться мельче, при этом возможности каждой отдельной фигурки станут более ограниченными. Чтобы повысить потенциал фигурок, игрок может отказаться от каких-либо своих способностей, произвольно перемещая энергию, выделившуюся при этом в какую-либо из фигурок. Данная манипуляция увеличит потенциал выбранной фигурки.

Все классно продумано! Пора начинать!

Начало игры
До того, как я вошел в игру, мне никогда не приходилось испытывать какие-либо трудности или ощущать в чем-либо недостатка, все у меня появлялось само собой. Характер у меня был веселый, смелый, и вообще, я полагал, что мир существует в основном для меня. Я не предполагал, что что-то для меня может измениться, и не заботился о последствиях.

Я быстро нашел желающих разделить со мной удовольствие игры. Я был счастлив.

Я был одним из самых страстных игроков. Я очень увлекся и быстро проиграл своих серебряных человечков. Когда я оказался внутри компьютера, первое, чем я пожертвовал, была память — зачем она свободному воину, единственная цель у которого — выигрыш. Не знаю, как долго я играл, я потерял счет времени. Видимо, я почти уже выиграл. И туг произошло непредвиденное — меня вырубили.

Это сделал Мастер, отключивший мой компьютер.

Меня вывели из игры! Это был полный проигрыш — меня лишили возможности играть. Какое-то время от осознания полного провала, я бился в истерике и кричал: «Я почти выиграл! Ты лишил меня победы!»

Мастер только хитро улыбался, и не спеша, настраивал мой компьютер. Когда я немного успокоился, Мастер мне объяснил, что мой компьютер «завис» и стал создавать помехи в единой компьютерной сети, к которой он был подключен. Поэтому Мастер, который имел доступ к сети, решил его отключить.

Позднее, вспоминая его смеющиеся глаза, и перелистывая свое прошлое, я понял, что дело было не в зависшем компьютере, и Мастер, рассказывая мне это, немного лукавил. Выдернув шнур из розетки, Мастер внес свои коррективы в написанный мной сценарий и создал новую игру.

Но это уже другая история, о которой я когда-нибудь напишу.

А сейчас, находясь уже вне игры, я хочу рассказать об игре, в которую я играл.

Так как я вышел из игры, ко мне вернулась память и чувство времени. Оказалось, что событие, которое я расценил как полный провал — было единственным выигрышем за последние триста миллиардов лет. Это моя первая и единственная победа с того момента, как я увлекся мною же созданной игрой. Благодаря Мастеру мне удалось в ней выжить.

Как здорово, Мастер, что ты заглянул к моей компьютерной стойке! Шутя, ты изменил матрицу моего виртуального мира. Я благодарен тебе и рад, что наши пути пересеклись. Ты прекратил, созданную мной игру без правил.

Когда я заново взглянул на игровое поле, то был приятно поражен. Я узнал тех, с кем начинал игру.

Воспоминание «Ти — Джейк», или «место встречи изменить нельзя»
Ти-Джейк. Как здорово, что все мы здесь сегодня собрались. Как я рад вас всех видеть, это значит, мои усилия не пропали даром. Я готов был заплатить любую цену, чтобы вы были здесь, даже если я буду рядом с вами. Я приветствую вас, мои дорогие враги и кровники. Моя месть была беспощадна, так же, как и ваша. Мы славно повеселились. Славная была битва.

Победителей нет, только побежденные. Выигрыш и не предполагался, о нем никто не думал, главным были месть и наказание. Мы забыли назначить кого-то победителем, каждый считал себя первым. Это здорово, что мы все-таки живы. Правда кольчуги в дырах и вместо мечей сучковатые палки, но есть еще порох в пороховницах.

Как я рад, что вижу ваше ничтожество, даже достигнутое ценой своего падения. Мы опять в равных условиях.

Мне будет скучно без вас и мне будет вас не хватать. Вы часть моего прошлого, без вас не было бы упоительных побед, жестоких сражений и злобных конвульсий проигрыша. Нам есть что вспомнить. Вы самые классные ребята из тех, кого я встречал на своем пути. Ваше благородство сравнимо с величием вашего коварства. Ваша ненависть, так же прекрасна, как и ваша любовь. Я рад, что удостоился ее.

Я хочу вернуть вам ваше могущество. Вы достойны того, чтобы БЫТЬ.

Так как я теперь опять за компьютерной стойкой, я могу отследить все игровые ходы, совершавшиеся на поле. Я напишу хронику игры. Это летопись нашего общего поражения. Она для тех, кто еще продолжает играть. Я хочу, чтобы игроки узнали себя.

Воспоминание «Это все создал я, или осознание, себя»
«Каяться надо и Господь дарует искупление грехов. Споемте, братья и сестры про светлые небеса»… Святой старец призывает для очищения покаяться и лечь в гроб. У меня что-то обрывается внутри. Во мне просыпается животный инстинкт, и он говорит, что это безумие. Я стараюсь заглушить голос тела. Я усиленно кланяюсь и повторяю за старцем: «Ослушаться нельзя». Старец выбирает избранных. Среди выбранных меня нет, кто-то внутри меня рыдает от облегчения. Я, стараясь не смотреть на лица братьев, на которых снизошла благодать, помогаю их укладывать в гробы. Я чувствую оцепенение и немую покорность, исходящую от них. Они не смеют бояться.

Страдальцев укладывают в гробы и опускают в могилы, засыпая сверху землею. Нам не разрешают отходить от могил. Мы слышим крики и стоны похороненных заживо три дня. Мы молимся за них и молитва наша чиста. Нам не разрешают есть, только иногда дают по глотку воды. Ночью второго дня я вижу, как через землю сочатся ужас и страх, тех, кто зарыт туда. Муки разрушили плотины безропотности в их душах и дали прорваться отчаянью. Душа одного из них светящейся дымкой подлетает ко мне: «А ты знаешь, ведь все это зря. Из всех остался только я». Меня охватывает паника, я готов вскочить и бежать незнамо куда. Я отмахиваюсь от души, как от назойливого комара, я чувствую, что должен знать то, о чем она хочет сказать. И это знание настолько жутко, что я не хочу его знать. Я теряю сознание и утыкаюсь носом в землю.

Вечером третьего дня старец читает нам проповедь. «Не осуждайте самовольно ушедших из жизни». Слова гвоздем вбиваются в мозг. Что-то мне больно тяжко. Зачем богу угодно, чтобы я умер. Где-то в животе прячется мысль, я живой и я хочу жить. Звериное чутье подсказывает, что дальше будет хуже. Мне надо уйти.

«Батюшка, не могу больше, хочу уйти. Тяжел праведный путь для меня. Прости и помолись за меня». От взгляда старца тяжелый дурман разливается внутри. «Баньку прими напоследок, а утром мы проводим тебя». Инстинкт подсказывает, что мне нужно бежать прямо сейчас, но истома сковывает мозг и он заставляет тело остаться.

Торопиться некуда, в миру меня никто не ждет, я всех забыл, и все забыли меня. Самое страшное позади, я сказал старцу, что ухожу, оттого, что я смог это сделать становится немного легче. Послушники топят баньку, после моих слов они словно не замечают меня, как будто я не один из них. Я привалился к бревенчатой стене, никто не тревожит меня. «Очисться от бесов в последний раз» слышу я рядом с собой голос старца.

Я должен мыться один. Я раздеваюсь. Передо мной в кадушках кипяток и холодная вода. Я чувствую, что бесы разом кидаются на меня, разум мутится, я не понимаю что делаю. Тело плачет, я не успеваю остановить себя. Я подпрыгиваю и с разбега ныряю головой в кадушку с кипятком. Кадушка переворачивается, я вываливаюсь на пол. Тело превращается во вспухший, воспаленно-алый кусок мяса, оно пульсирует невыносимой болью. Я слабо мычу и не могу раскрыть глаз. Кто-то подходит ко мне, хватает за ноги и выволакивает из бани. От дикой боли я разрываю себя.

Я долго рву черноту и плотные слои стеклянной ваты. Огненная спираль сжимается и разжимается надо мной. Я скольжу вдоль нее. Утолщения на ней врезаются в мою суть всепоглощающей болью. Меня начинает дико вращать, но я не могу оторваться от спирали, я притянут к ней неведомой силой. Неожиданно все начинает трещать, спираль вспыхивает и сгорает как спичка. Я вдруг осознаю, что это моя игра, я хозяин игры, и эту игру создал я.

В моих руках нить, за которую я дергаю старца. Старец подходит к моему телу и начинает пинать его ногами. Из его рта летит пена, собравшиеся люди смиренно смотрят на него и на то, что осталось от меня.

В моих руках сотни нитей. Передо мной отары: старцы и их стада.

Я читаю свои мысли: «Нужно сделать так, чтобы эти бараны сами захотели все отдать. Они слишком разжирели. Нужно взять у них то, что они еще могут дать. Чтобы они окончательно отупели их нужно держать на жестокой диете, лечить с помощью эстетотерапии2 и читать проповеди. Это умертвит их тело и сделает безразличным ко всему дух. Церковь Последнего завета станет их последним пристанищем.

Лекарство от жизни — духовное отупение и физическая слабость творят чудеса. Страждущие всегда выздоравливают».

«Отключите разум и думайте сердцем! Все забудьте, ибо есть это суета! Это говорю вам я. Бог взывает к вам через меня» — лепечет послушный старец.

«Будет много праха. И все это для меня» — вьется вокруг меня мысль, которую создал я.

Другой я, привязанный к толстенькой ниточке, деловито считает деньги, вырученные от продажи квартир, машин, имущества тех, кого сгоняют в стада.

«Будет много денег. И все это для меня» трепещет от вожделения другая мысль. Ее тоже создал я.

Духовная тупость и физическая слабость взрываются яростью. Ярость дает силы. Чтобы испытать ярость я должен найти врага. Чтобы быть человеком я должен потерять человеческий облик. Только в этом состоянии я могу справиться с собой, я могу подчинить себя.

Неистовство охватывает послушников. От смирения не остается и следа. Это стая, готовая загрызть дряхлого вожака. В их глазах голодный блеск. Они молча окружают старца плотным кольцом. Почувствовав смерть, он падает на колени и поднимает кверху глаза. Он не сопротивляется, он пытается увидеть меня. Я вижу, как разрывают его плоть.

«Будет много мяса… Но это безумие» — кричит все внутри меня.

Послушники, строем идут в баньку, запираются и поджигают себя.

«Это не я. Это сделал не я» — Мой вопль сотрясает пространство.

Все вокруг становится черным. Стремительно вращаясь, я лечу по спирали вниз. Я падаю на землю. Острие спирали вонзается мне в грудь, туда, где стучит сердце.

Обваренное тело вздрагивает в последней конвульсии. Сердце разрывается и замирает внутри меня.

В таежной глуши полыхает банька. Перед ней два обезображенных тела.

Никто не знает, что все это я.

Я хозяин игры. И эту игру создал я.

Ты умело маневрируешь джойстиком. Ты собран и уверен в себе. Игра пульсирует в такт ударам твоего сердца, в такт выстрелам по противнику. Враг растворяется и исчезает с пугающей быстротой. Перед тобой опять ровный голубой цвет. И это опять победа. Но ты не празднуешь свой триумф, в твоей душе гулко и тяжело. Удовольствия нет.

Я не боюсь выиграть. Я только не хочу присутствовать, когда это случится.

____________

1 Эстетотсрапия — лечение всех заболеваний созерцанием красот природы

Воспоминание «Абсолютный выигрыш или месть шута»
«Француз ума не имеет, и иметь таковой почитает величайшим для себя несчастьем» — однажды эту историческую фразу произнесу я.

До того, как мысль о собственной глупости посетила меня, я был наивен, считал себя сильным и могущественным, носил бирюзовый бархатный камзол и ездил на белой лошади. Именно эти вышеперечисленные качества были причиной того, что прекрасным летним утром я скакал по направлению к лесу, в лагерь гугенотов, чтобы передать им предложение короля сдаться. Я торопился, мне нужно было вернуться к обеду, очаровательная Жюли непременно хотела видеть меня.

На разгоряченной лошади я ворвался прямо в стан гугенотов и лихо спрыгнул на землю. Меня обступила разномастная толпа.

Разбойники, крестьяне, лучники, рыцари в потертых доспехах, монахи с толстыми крестами на шеях — все внимательно смотрят на меня. Я про себя решаю, что только принц Конде или герцог Наваррский могут позволить себе связаться с такими людьми, в них никогда не было изысканности и тонкого вкуса. Я, гордо расправив плечи, собираюсь выяснить, кто у них предводитель, но не успеваю открыть рот.

«Шевалье, ты наступил на мою тень. Это нехорошо» — увешанный ножами, грязный, вонючий гугенот подходит ко мне, на нем одежда рыцаря, но на лице нет ни тени рыцарского благородства. Я демонстративно подношу кружевной платок к носу. «Кто тут у вас главный? Я хочу его видеть» — надменно говорю я. «Все хотят его видеть, шевалье. Тебе придется подождать» — лжерыцарь подходит вплотную и заскорузлой рукой лениво почесывает себя по волосатой груди. Я вижу катышки грязи под его ногтями. Мне становится противно, и я отворачиваюсь. Мне хочется поскорее покончить со своей миссией. Не дожидаясь аудиенции у главаря шайки, я кричу в толпу: «Я посланец его величества, король обещает вам жизнь, если вы присягнете ему». Увесис-1ьш подзатыльник сбивает меня с ног, шляпа сваливается на землю и на нес сразу наступает чья-то грязная нога. «Я не разрешал тебе, шевалье, поворачиваться ко мне задом. Ты очень неучтив». Я вне себя от возмущения и хватаюсь за шпагу. Удар ногой в челюсть не дает мне подняться. Чьи-то цепкие руки стаскивают с меня камзол и оружие. Я как тряпичная кукла безвольно болтаю руками. Пространство начинает пульсировать, сжимаясь и разжимаясь.

Он не имеет права со мной так обращаться! Я — посланец короля! До этого момента я был уверен в своей полной неприкосновенности. Король так игриво и легко, во время партии в бильбоке3, попросил меня выполнить пустячную просьбу… Он не мог меня подвергнуть опасности, он не знал… Я вспоминаю ехидный взгляд Ляруша: «Поторопитесь любезный, пока король не передумал». Горькое прозрение болью окутывает душу. Меня послали в осиное гнездо. Король не мог не знать, он меня разменял. Кровь закипает от этой мысли. Мир меркнет.

______________

3 Бильбоке — игра, в которой игрок должен поймать кольцо или шарик с дырочкой на палочку или в прикрепленную к ней чашу.

Убийство посланника короля, развяжет королю руки. Я — заложник политических игр короля. Я — шарик, брошенный королем в чашу герцога Наваррского. Сознание начинает рассыпаться. Родство с королевской семьей, образованность, манеры, возвышенность, благородство — начинают выливаться из меня вместе с кровью и блевотиной. Мне хочется вывернуться наружу.

Откуда-то изнутри меня поднимается безумная обида и жалость к себе. За что? Я плачу и смеюсь одновременно. Я не могу остановиться, и от этого мне становится еще прискорбнее и еще смешнее. Толпа не может понять, что со мной происходит и смеется в ответ.

Возврата к прежней жизни нет. Я выброшен двором и опозорен чернью. Теперь чем хуже, тем лучше. Мне нужно поскорей избавиться от себя. Хорошо, что никто не видит меня в крови, без камзола, избитого и униженного сбродом. Что никто не узнает, как надо мной улюлюкает и потешается вооруженная цепями и вилами толпа. Пусть Жюли думает, что я умер достойно. Я хочу разорвать короля. Я хочу всем, взирающим на меня, выжечь глаза и вырвать языки. Сознание того, что это не возможно сводит меня с ума.

Рыцарь-разбойник напяливает на себя мой камзол, он трескается у него на спине, раздается одобрительный хохот. Он делает удивленные глаза и, прищурившись, обращается ко мне: «Хлипок ты, однако, шевалье». Он доволен своей шуткой и видимо, благодушно настроен. «Ладно, пустите его. Скажи королю, что мы не согласные, мы люди вольные и он нам не указ». Я ненавижу его за то, что он не собирается меня убивать. Великодушие палача — отказать опозоренной жертве в смерти. Он обесчестил меня и даже не посчитал нужным убить.

Я не могу больше жить. Я катаюсь по земле и царапаю ногтями землю.

Когда я прихожу в себя, уже ночь. Я, шатаясь, иду между спящими повстанцами. На меня никто не обращает внимания, как будто меня нет, вероятно, решив, что я сошел с ума. Под раскидистым дубом, подложив под голову остатки моего камзола, спит лжерыцарь. Из его раскрытого рта раздается клокочущий храп. Какое-то время я смотрю на его вздымающуюся грудь. Мне мало его украдкой убить. Я, осторожно подойдя поближе, расстегиваю штаны и писаю ему на грудь и на лицо. Спросонья он не может понять, в чем дело и глотает мочу, попавшую ему в рот. Я выливаю на него все до последней капли.

Все, что произошло потом, стерто из памяти бесконечной болью. По отрывочным воспоминаниям и ранам на теле я могу предположить, что меня вначале били, потом вешали, потом вынимали из петли и опять били. Я был равнодушен, я знал, что сумел отомстить.

Из пелены красного тумана и густых белых хлопьев меня вырывает нестерпимая вонь. Я хочу пошевелиться, но не могу. Вначале я решил, что умер. Когда я открыл глаза, к своему ужасу понял, что нет. Господь приготовил мне новые страдания, на которые я не рассчитывал.

Я, голый и обмазанный испражнениями, крепко привязан к клетке. Маленький ослик неспешно везет тележку с клеткой к городским воротам. Это конец.

Грань между блеском и ничтожеством трудно отыскать, но ее можно пересечь. Заветной чертой для меня стала тень крепостных ворот, которую я пересек в окружении полчищ мух и ужасной вони. Если раньше я жалел о том, что не умер, сейчас я жалел о том, что родился.

Повозка с клеткой стоит посреди улицы. Никто не смеет к ней подойти. Я не двигаюсь, пусть лучше думают, что я умер. Жарко, мне очень хочется пить, но мне противно облизать пересохшие губы. Кто-то берет ослика под уздцы и отводит на скотный двор. Я стараюсь не слышать реплики зевак. Я проваливаюсь в напряженное забытье. В глубине души теплится мысль, а вдруг меня никто не узнает. Я представляю, как украдкой пробираюсь в свои покои, одеваю изысканный наряд и еду ко двору. «Граф, где вы были так долго»? — спрашивает король. «Я немного задержался в пути» — с поклоном отвечаю я.

Меня начинают поливать холодной водой из бочки, чтобы смыть с меня экскременты и разогнать мух. «Это кто ж его так». «Сам залез, свинья всегда грязь найдет» — переговаривается дворня. Видимо они решили, что я умер.

Я немного приоткрываю глаза — мой вечный соперник, граф Ляруш, неспешно идет по двору, изящно опираясь на трость и поддерживая какую-то даму. У меня все холодеет внутри. Только не это, она не должна сюда придти…

Моя любовь и моя мечта пристально смотрит на меня, с интересом изучая мои гениталии. Мы встречаемся с ней глазами. Она вскрикивает и падает в обморок. На какое-то мгновение граф застывает на месте,

его лицо неестественно бледно. «Хоть мы с вами и враги, но мне жаль вас, вам лучше было бы умереть. Тогда из вас сделали бы героя. Сейчас сюда прибудет король. Он лично хочет убедиться, как обошлись с его посланцем». Предстать в таком виде перед королем! Последняя надежда каплями стекает с меня. «Шевалье, убейте меня» — хрипло прошу я. Мышцы его лица подергиваются: «Я не могу, я наношу удары рыцарям, а не…» — он не договаривает и смотрит мне в глаза. Затем его лицо приобретает привычную твердость и надменность, он приказывает увести Жюли, зовет стражников и приказывает рубить им прутья клетки. Меня развязывают, и укладывают на стог сена. Граф накрывает меня своим плащом. Я хочу его поблагодарить, но он жестко смотрит на меня: «Помните, мы с вами враги. То, что я сделал сейчас, я сделал бы для любого». Он поворачивается и уходит.

Я закрываю глаза и пытаюсь понять: он спас меня по доброте души, или просто не хотел марать о меня совесть и руки? Все переворачивается внутри. Я познал дружбу своего врага. Сетка здравого смысла, защищающая меня от разрушения, рвется. Все, что я раньше ценил, превращается в кучу навоза. Я срываю с себя лохмотья тщеславия. В мире нет ни добра, ни зла. Есть человек, который проявляет свою волю. Все остальное — тлен и суета.

Я научился думать, это открытие ставит меня в тупик. Раньше у меня не было этой «дурной привычки». Я и не предполагал, что это такое полезное занятие. Ощущение думающего ума необычно, но приятно. Из пустоты, рождается нечто.

Мне не нужно больше «казаться», я есть. Осознание этого наполняет меня уверенностью и силой. Мне больше не стыдно за себя. Я не собираюсь прятаться от чужих глаз. Я отомщу тем, кто вольно или невольно унизил меня.

Чтобы быть неуязвимым, нужно быть дураком или священником. Я выберу роль шута.

Двор наполняется шелестом платьев, звяканьем шпаг и звонким лаем. На прогулку с королем вышли собачки короля. Маленькие собачки разных мастей и пород, увлеченно обнюхивают меня. Запах настолько их возбуждает, что некоторые из них поднимают лапки. Король делает изумленно-извиняющийся вид, приказывает их отогнать от меня и предусмотрительно не подходит ближе. Тонкий запах сандала и розовой воды не могут перебить вонь, исходящую от меня.

Король, видимо, разочарован, что пропустил самую увлекательную часть зрелища, и удивлен моим невозмутимым видом. Он жадно рассматривает то, что осталось от меня и не может вспомнить заранее приготовленную шутку. «Мы очень рады видеть вас… живого» -наконец произносит он. «Когда вы появитесь снова при дворе? Мы ждем удивительного рассказа от вас» — придворные, пряча лица в надушенные платки, одобрительно кивают головами.

«Теперь, при дворе вашего высочества, я могу появиться только в костюме шута» — спокойно говорю я. «Я прошу вас назначить меня своим придворным шутом». По рядам пришедших пробегает негромкий вздох, все с удивлением смотрят на меня. «Я не смею отказать вам» -высокомерие играет в глазах короля — «Я прикажу, чтобы вас хорошо помыли». Я почтительно приподнимаюсь на сене и провожаю глазами венценосного посетителя. «Когда-то я тоже был таким же галантным и достойным, пока ты не предал меня» -думаю я про себя — «я заставлю тебя пожалеть об этом».

Часто король — это ширма, за ширмой — тот, кто управляет мыслями короля. Раньше я прислуживал королю, теперь король будет служить мне.

Пока я не надел шутовской колпак мне хочется проститься с Жюли. Я хочу сказать ей, что мое сердце принадлежит ей на века. Что я не смею надеяться на ее верность. Я упаду перед ней на колени и скажу: «Мой ангел, я отпускаю тебя». Жюли будет трепетна и нежна, ее глаза будут влажны…

Моя невеста усиленно избегает меня. Наконец, дождливым осенним вечером, мне удается остаться с ней наедине. Она прекрасна, надменна и холодна. «Граф, я прошу вас оставить меня, вы мне противны, от вас дурно пахнет». Моя любовь растекается грязной лужей у ног ее туфелек. Она брезгливо ее обходит, боясь испачкать подол нарядного платья. Меркнет небесный свет, который отделял меня от пучины зла.

Я не просил о сочувствии, но не готов был к презрению. Та, которую я боготворил, оказалась «безжалостней и бессердечнее тех, кого я ненавидел. Мое сердце никогда не сможет больше любить. Я запрещаю себе чувствовать.

Я буду мстить тем, кто растоптал мою жизнь, кто видел мое падение, кто отказался от меня. Я буду мстить тем, кого когда-то любил. Я разрушу то, чему поклонялся и верил.

Я стал шутом, и остался при дворе.

Моя редкостная интуиция и острые шутки скоро сделали меня любимцем короля, он поверил в мою преданность. Передо мной стали заискивать и искать моего расположения.

Успех не вскружил мне голову, руками своего покровителя я методично сводил счеты с теми, кто обесчестил меня. Суровое наказание ждало тех, на кого пала моя кара — от публичного позора до мучительной смерти.

Первым жертвенному огню мести был принесен лесной бродяга. Я умело организовал военную компанию против него. Лучшие рыцари Франции посчитали за честь свести счеты с презренным гугенотом. Его участь была решена.

Мы встретились снова. На нем был железный ошейник, на мне шутовской наряд. Чтобы он вспомнил меня перед казнью, я, поднявшись на эшафот вслед за ним, описал его лицо. Если б вы знали, как сверкали его глаза, как он рвал железные цепи и плакал от бессилия. Народ, собравшийся на площади, улюлюкал и хохотал. Напоследок я приказал палачу вырвать ему глаза. Его сжигали на медленном огне. От его крика стонала толпа, но это ничуть не волновали меня. Я вдруг понял, что любых пыток будет мало, ни одна из них не удовлетворит меня. Я буду мстить ему даже после его и своей смерти. Его душа вздрогнула и застыла, если, конечно она у него была.

Затем настал черед Жюли. Я знал про нее все. Пытаясь скрыть преступную связь с человеком низшего сословия, она сама ко мне пришла. Когда Жюли дрожащей рукой развязывала корсет и молила вспомнить о нашей любви, я делал вид, что тронут. Когда она разделась, я привел к ней своего пса. Я несколько лет учил мраморного дога совокупляться с суками человеческого рода. Вначале он кусался, но потом привык. Смышленый пес сразу взялся за дело. Жюли молчала и прозрачно смотрела в никуда, не смея пошевелиться. В самый неподходящий момент, меня навестили мои друзья. Она вскрикнула, нельзя передать, как просили ее глаза. Но я не мог не открыть дверь. Жюли сама, дождливым осенним вечером, пять лет назад, разыграла свой жребий. От нее всегда теперь будет пахнуть псиной.

Через два дня Жюли умерла, я слышал, как плакала и металась ее душа. На девятый день души не стало, она превратилась в запах пса.

Король Франции был лучшим королем, он научил своих подданных пользоваться вилкой, ввел в обращение экю и создал этикет, но скука и безделье сводили его с ума. Я убедил его в том, что ему нужна большая война. Генрих Наваррский был утвержден личным врагом короля. Я уверил короля, что люди заранее назначены — одни к вечному торжеству, другие к вечному крушению. В погоне за торжеством король потерял Францию, Франция обрела нового короля. Генрих Наварра взял эту тяжкую миссию на себя. Когда бывший король предстал перед Наваррой, он был зелен от унижения и страха. О его мантию вытирали ноги те, кто когда-то заглядывал ему в глаза. И даже преданный шут глумливо смотрел на него из-за плеча нового короля. Шут… бывший король задержал на нем взгляд и видимо что-то понял, наверное, он раскаялся, но время нельзя повернуть назад. Душа бывшего короля рассыпалась и превратилась в пыль.

Ляруш захлебнулся в религиозной бойне. В результате глупого недоразумения друзья сочли его предателем. Возмездие было скорым, о готовящемся покушении его предупреждал враг… Смерть была быстрой. Иногда мне кажется, что он умер от удивления. Его душа рвалась и стенала, не веря в предательство друга и дружбу врага.

Моя месть была изощренной, никто из жертв не мог ни в чем обвинить меня. Каждый из тех, кто унизил меня, кто видел мой позор, получил сполна.

Я выполнил то, что обещал сам себе. Но когда я достиг цели, я не поверил в это. Я не знал, что делать дальше.

Я думал, что, уничтожив врагов, я сотру свое прошлое. Однако, одержав победу, я понял, что прошлое, как клеймо, вечно будет на мне. Я не смог вырвать из своей души уязвленное самолюбие. Дальше была мучительная пустота. И я не смог остановиться. Я решил, что мести не может быть много. И всегда найдутся те, кому стоит мстить.

Невоздержанность в кознях и убиении друзей подорвала мое здоровье. Поэтому двор Генриха Наварры вздохнул с облегчением, когда от неумеренности в питье умер его придворный шут, значительно раньше своей смерти.

Моя душа так и не нашла покоя.

Ты слишком размашисто разыграл свой дебют. Рассчитав красивый вариант с заманчивым финалом, ты с выгодой поменян свои фигуры. Но ты забыл, что играешь в шахматы с судьбой. И если одну из партий ты свел вничью, значит — судьба сыграла с тобой в поддавки.

Воспоминание «Смерть души, или как заставить себя победить»
«Петруша, уймись, буйная голова» — Маша по-хозяйски убирает со стола кувшин с брагой. Жидкость в кувшине такая же мутная, как и мои глаза. Мне и так плохо, со всех сторон заговоры, кровожадная родня, а тут еще она. Я ненавидяще смотрю на Машу. Она напевает и сметает крошки со стола. Что-то она больно веселая. «Смерти моей хочешь» — пьяно кричу я. Она подходит, прижимается к моей руке грудью, заливисто смеется и треплет меня по голове: «Царь ты мой царь, да молодой еще больно ты у меня».

Кровь приливает к голове. Опять этот злобный шепот за моей спиной. «Царь-то у нас больно молодой — шестнадцать годков всего. Тяжела ему царская шапка» я вижу, как бояре оглаживают бороды и многозначительно смотрят друг на друга. Я им всем покажу, кто я.

«Да как ты смела, я же царь. Кто тебе сказал перечить мне». Маша удивленно смотрит на меня: «Да я же жена тебе». «Девка ты, а не жена. Захочу, запорю до смерти». Маша от обиды вскидывает брови: «Пори, только, правда, моя. Молод еще эту зелень пить» — звонко выкрикивает она.

Я чувствую себя мальчишкой. Мне хочется прижаться лицом к Машиной груди, мне хочется ее тепла. Меня начинает трясти, горло сдавливает судорогой. «Я царь» — еле хриплю я.

Маша жалостливо смотрит на меня. Я чувствую, она видит мой страх. Ее жалость обдает меня жаром. Дворовая девка — жалеет меня! Я вскакиваю, опрокидываю стол, бью кулаком в стену: «Конюхов сюда».

Как она смеет жалеть меня, царя!

Несколько мужиков несмело входят в избу.

«Порите ее, чтоб послушной была»…

Мужики, отводя взгляды, выводят Машу во двор, укладывают на лавку и отходят, не смея поднять на нее глаз. Я вижу Машины опущенные ресницы и до крови стиснутые губы. Она не смотрит на меня. В бешенстве я срываю с нее сарафан, оголяю перед всеми ее спину и плечи. Из-под треснувшей ткани выскальзывают полные белые груди.

Маша вскрикивает.

Мужики достают нагайки. В кожаные ремни вшиты кусочки свинца.

«Петруша, я же люблю тебя, за что ты меня»!

Машин голос колокольным перезвоном раскалывает голову. Чтобы заглушить колокольный звон, я ору: «Порите, или убью. Бейте, чтоб кровь пошла».

«А-а-а»…

Спина сразу же становится красной.

Маша, привстав на лавке, поворачивается ко мне, не защищая грудь, не пытаясь себя уберечь и видимо не чувствуя боли. Плеть задевает грудь и разрывает кожу рядом с соском. «Я же любила тебя» — шепчет она.

Я смотрю в огромные бездонные глаза. Вместо зрачков — черные омуты, из них течет вода, из нее выливаются картины нашей совместной жизни. Череда страстных сладостных мгновений от нашей первой встречи прошлой осенью до последнего дня, проносятся передо мной. Излив последнюю картину, глаза гаснут. Маша падает на лавку. На землю свисает длинная русая коса.

Тело перестает слушаться меня, оно изгибается, бьется. Я впиваюсь руками в лицо, падаю на утрамбованную ногами землю. «Прости, я никогда не забуду тебя».

«Поднимите царя. Кажись, падучая у него» — чьи-то руки подхватывают меня.

«Маша, прости, я все сделаю для тебя».

Тело цепенеет. В конвульсиях содрогается душа.

«Я все для тебя сделаю. Только ты одна любила меня».

Душа сжимается и сгорает. «Все не важно, если нет тебя. Страха нет, если ты ушла».

Мне не за что больше бояться.

Я победил свой страх и навеки избавился от себя.

Я — царь.

Моя воля крепка.

Я приказываю подать себе коня. Меня и Россию ждут великие дела.

Боевой опыт и здравый смысл приходит после того, как необходимость в них уже отпала. Воодушевление оттого, что в тебя стреляли и не попали, сменялось раскаянием за то, что твоя пуля нашла цель. Но у тебя всегда был выбор: смерть, безумие или алкогольная тоска…

Господь призирал тебя, ведь он хранит детей, дураков и пьяниц.

Воспоминание «Победа, которая была не нужна»
«А Россия лежит в пыльных шрамах дорог,

А Россия дрожит от копыт и сапог…

Господа офицеры, голубые князья,

Я конечно не первый и последний не я»…

Туман густой и тяжелый стелется над ложбинами. Лужами стоит кровь. В этих лужах барахтаются умирающие. Оглушительный треск перебегающей перестрелки; тучи пуль, сметающие на своем пути все живое; гранаты, впивающиеся в сырую землю, ветер осколков скашивающий бегущих…

«Слушайте русские люди!

За что боремся?

За поруганную веру и оскорбленные святыни.

За то, чтобы истинная свобода и право царили на Руси.

За то, чтобы русский народ сам выбирал себе хозяина.

Помогите мне, русские люди, спасите Родину».

Все войны описываются одинаково. Все призывы звучат эпатажно . Сколько раз это все уже было…

Корабль «Император» вспарывает свинцовые воды Черного моря.

В каюте третьего класса, на узкой жесткой койке я мечусь в жарком забытье. Деникин, Добровольческая армия, октябрь 1919, Орел, Тула, март 1920, новороссийская катастрофа, призывы Врангеля, иммиграция… Рана на ноге гноится. Разлагается и сочится болью душа.

Наступление казачьих сотен захлебнулось пулеметным огнем. Остатки расстрелянных цепей скатываются в траншеи. В глазах оцепенение и ужас.

Красные поодиночке рассыпались на скате. Они наклоняются над раненными… Мольба, и бешенство застывают в крикс, пронзив холодный воздух. Кто-то из раненных пытается уползти, им позволяют это сделать, чтобы, тотчас же настигнуть… Один из раненных, опираясь на камень, торчащий перед ним, приподнимается и стреляет в приближающегося к нему красноармейца. Тот вздрагивает, застывает на минуту, и кидается к стрелявшему. Дикий вопль, вызванный невозможной болью, разрывает туман. Выносить это, больше нет сил. Погибнуть или победить.

«За мной, в атаку» — я словно обезумел от гнева и злобы.

За расстрелянных друзей, за разграбленные усадьбы, за поруганную честь, за растраченные надежды. За Бога, Царя и Отечество. Бродяги и каторжники с красной звездой на лбу мешают мне жить, они разорили святую Русь.

«Кроме нас Россию некому защитить. За расстрелянных друзей» -горькие слова рассеивают в душах страх. Злоба вспенивается в груди. Глаза сверкают смертельной ненавистью. Измученные и обреченные люди, вжимавшиеся в окопы, расправляют плечи.

«Ура! За Россию»… — бешено разбегается кругом. Бывшие адъютанты и юнкера поднимаются в свой последний бой. Замирает ветер. Двуглавый орел расправил могучие крылья.

Люди встают, не ожидая команды. Раненые не остаются позади; они тут же, в рядах. Редкие цепи сливаются в могучие легионы. Мгновенье над полем брани звенит тишина, чтобы сорваться леденящим «Ура!».

Под глазами черные полосы, нервно подергиваются губы… Воздуху! Воздуху! Дышать нечем… Вперед! Бей их, друзья! Никому не будет пощады! Мсти за своих! За Бога, Царя и Отечество!

Туман становится гуще, темнее, никому не должен быть виден ужас, творящийся здесь…

Победа обгоревшими гильзами валяется у ног.

Земляные насыпи, стальные орудия, серые солдатские шинели, лица и руки, забрызганные кровью… Кровь стоит лужами в траншеях и испаряется в туман. Сапоги оставшихся в живых победителей уходят в грязь, смешанную с кровью. Люди, опустошенные жестокой бойней, бессильно опускаются на землю… Падающие сверху дождевые капли смешиваются с красной жижей. Мгла пропитана человеческой болью.

Я недоуменно оглядываюсь, неужели никто не уцелел. Размозженные черепа, груди, насквозь пробитые штыками, лица на которых застыла мольба о пощаде. Мне становится страшно. Видимо то же чувствуют остальные. Ни в ком нет торжества победы. Все молча сидят на брустверах … Хрипло дышит тишина…

Неужели это смог сделать я? Я должен был убить другого, чтобы убедить его, что убивать нельзя.. .Люди стараются не смотреть друг другу в глаза.

Они же русские, как и я… Готов ли я вырезать всю Россию… Что будет, если я скажу «да». Я должен видеть мишени, вместо лиц…

Люди медленно подходят ко мне.

На лицах застыл немой вопрос, на который я не знаю ответа.

Я не знаю, что будет дальше. Надо отступать. Мы не удержим позиций. Тупо болит раненная нога.

Над морем клубится дымка. Корабль величественно несет сквозь нее свою громаду.

Веры нет, Царя расстреляли, Родина растоптана кованым солдатским сапогом. Я вынужден бежать. Хотя бежать некуда, мы все обречены на смерть.

Я служил России и оказался ей не нужен. Россия предала меня и выбросила, исковеркав мою жизнь.

Я не могу жить без России. Она мешает мне жить. Я буду ее ненавидеть. Я никогда не смогу ее забыть.

Где-то глубоко внутри застрял какой-то комок горечи, о котором не хочется думать, а хочется вырвать и выбросить.

Все средства хороши, чтобы избавиться от него. А если нельзя избавиться, то нужно заставить себя забыть.

Ты оказался на перекрестке. Одна дорога ведет к отчаянию и полной безысходности. Другая — к вымиранию. Мудрость правильного выбора? Опять насмешка создателя. Кто это все придумал? Неужели я…

Тело замирает от страха, но ты успокаиваешь себя: «Нет никакой опасности. Программа обо всем позаботится. Это просто игра «.

Воспоминание «Философ, или как я давал маловразумительные ответы на неразрешимые вопросы»
«Философ» опять нашел какую-то умную книгу. — «Тупики одни, тупики, только издалека не видны иные, ну, а когда дойдешь, то уже назад поворачивать поздно: срок за это время истек и ничего другого уже не остается, как помирать. Жизнь — тюрьма, пожизненное заключение» — сладко и самозабвенно урчит он.

Я внутренне напрягаюсь, я с ним почти согласен — «Заткнешься ты, или нет». Он замечает мое раздражение — «Что, серебряный мой, тяжела наша жизнь? Да ты расслабься, не нервничай. Прими дозу то, легче станет. «Заторчишь» и забудешься. Картинки разные сладостные повиснут перед взором, райские ощущения словишь, роскошными видениями удивишься. Поживешь, хоть часок, а то гляди, так и не успеешь. Захочешь, а уже помирать придется, так без «кайфа» и сгинешь». Он уже вколол себе дозу. Узенькие щелочки, заменяющие ему глаза, уже подернулись поволокой, рот приоткрыт, кожа влажная и горячая. На впалых щеках выступил нежный румянец. Он «тащится». Он изнемогает от нахлынувшего восторга и блаженно, как слепой, моргает невидящими глазами. Его руки совершают какие-то дробные неровные движения. Тело вздрагивает — легкие, мучительно сладкие волны пробегают по нему сверху вниз, оно счастливо изгибается дугой. Из уголков рта течет слюна. Из горла вырывается низкое клокотание. Я вижу, как ходит его кадык, и напрягаются жилы — он что-то кричит. «Господи, как хорошо! Чудо! Это чудо! Люди, если бы вы это знали, как может быть хорошо! Люди, вы можете быть счастливы! Я люблю

вас всех!» — слетает едва слышное шипение с его губ. От удовлетворения он мочится в штаны и застывает в неестественной, неживой позе.

Мне противно, я отворачиваюсь. Он напоминает мне обезьяну, страдающую олигофренией.

Очнувшись, он издает слабый стон. Я смотрю на его сине-зеленое лицо. Его бьет крупная дрожь, зубы выбивают «чечетку». Он закоченел от внутреннего озноба. Я бросаю ему одеяло.— «Ну что, освободился?»

Ему не до меня. Он сворачивается калачиком и пытается согреться.

Он «приезжает» на следующие сутки, пьяно плачет и рассказывает какой «кайф» он словил. Затем, внезапно ожесточившись от нахлынувших воспоминаний, стонет, что жизнь наглая, уродливая, и спрятаться от нее ни за какой толстой прозрачной стеной не получается. Его тело безвольно и обреченно барахтается под одеялом. Он жалостливо клянчит деньги на свой кусочек «счастья» и пронзительно кричит, что это все, что у него еще осталось.

Игра, руководила тобой и вела. Когда совпадали нужное время и нужная скорость, и оружие было в руках, игра вспарывала твое сознание, и ты превращался в поражающий импульс.

Твоя мысль, острая, как бритва, и чистая, как глоток родниковой воды, впиталась в электронный мозг, приобретая жесткость стального клинка. Ты больше не принадлежал себе.

Незаметное движение, намек на появление противника вызывали зудящее напряжение во всем теле. Электронные щупальца проникали в нервы. Они высасывали энергию жизни, бегущую по ним, короткими злыми толчками и выбрасывали ее в направлении виртуального врага. Оказавшись в электронном пространстве, твоя энергия лишалась тепла и превращалась в твердые кусочки свинца. Ты больше не ощущал свое тело, оно превращалось в фабрику по производству смертоносного вещества.

Став частью машины, ты чувствовал, что неуязвим. Ты отметал сомнения, и двойственность происходящего больше не волновала тебя. Чувства становились прозрачными, они мерцали в такт световым вспышкам голубого экрана. Ты был готов выиграть, тебя не интересовала цена.

Когда низверженные противники, корчась, падали на землю и программа растворяла их, превращая в электроны, из которых состояла сама, ты удовлетворенно потирал руки. Твой рот кривился в подобие улыбки, и ты издавал звук, похожий на смех. Тебе казалось, что ты смеялся, и смех был холоден и появлялся он из глубин твоего второго «я «, о существовании которых знала только игра. Металлический голос появлялся оттуда, в нем лязгаю уважение, и серебряной стружкой шелестела лесть, он говорил: » Ты молодец, ты уже почти победил, ты скоро будешь первым «.

Ты бредил победой, ты убивал и смеялся. И твой смех переходит в крик, когда ты слишком поздно замечал, что уничтожаешь себя.

Воспоминание «Камикадзе, или на войне, как на войне»
Меня немножко тошнит и сильно болит голова. Сильно хочется спать. Я закрываю глаза. И это штурм? Я представляла его совсем по-другому. Не страшно и не больно. Просто какой-то черный газ растворяется во мне. Можно расслабиться. Напряжение сходит с моего лица. «Женщины-камикадзе не боятся смерти. Они фанатично верят в священную войну против неверных — джихад, и жаждут мести за убитых мужей» — наверное, это про меня. Если умираешь при жизни, то бояться смерти смешно. Я бы сбежала, но не знаю с кем и куда. Ничего нет: нет дома, нет семьи, нет работы, нет мужа — кругом одна война. Зачем деньги, если их не на что потратить, зачем дети, если для них нет места. «Это все они лишили всего тебя» -колючие глаза царапают и рвут душу. Перед глазами картинка русского солдата с автоматом наперевес. Я восточная женщина, я сделаю все, что прикажешь. Мне все равно, я не знаю кто я. Если ты скажешь, я буду ненавидеть. Если захочешь, я буду любить. Мне не сложно, это игра. Я смотрю на себя тело небрежно развалилось в кресле, голова откинута на бок, на губах мечтательная улыбка, в руках контакты от пояса шахида.

Привычное отупение кусками слезает с меня. Стервозность перестает искажать черты лица…

Аллах, кто дал право тебе сотворить меня женщиной? У войны не женское лицо, зачем ты списал его с меня?

Зал должен быть полон людей, но я никого не вижу. Это странно, но я одна. Тело вздрагивает от резкого толчка. Наверное, меня убили, один из бойцов спецназа в упор расстрелял меня. Немного страшно, но злости нет, нет даже обиды. То же сделала бы и я. Мысли становятся проворнее.

Теперь тот, кто меня убил мой господин, а я его жена. Только муж имеет право убивать жену, так говорит иман. Постой же ты, куда… Сознание окончательно светлеет, что я несу.

Мне немного неловко от свободы, которую я получил. Спасибо тебе парень, я твой должник, я обязательно найду тебя.

Я оглядываюсь, люди, которых я хотел принести в жертву, задыхаясь, спят в креслах и на полу. Парни в камуфляжах вытаскивают их на воздух. Они сейчас единственные, кто знает, что делает. Они выполняют свой долг. Их умы мгновенно просчитывают ситуацию. В их сознании чьи-то напутственные слова: «Они смертники, они готовы на все. Вы должны их успеть убить до того, как они взорвут себя. Огонь на поражение. Из заложников спасите хоть кого-нибудь». Как страшно, это опять про меня.

Но как это, тот, с голубыми глазами, кажется это… я.

За кордонами шумит толпа. Им интересно. Кто-то плачет, кто-то смеется, для многих это игра. Из толпы с любопытством наблюдают за происходящим … мои глаза.

Я вижу, тех, кого уже не нужно спасать, они сами спасли себя. Они висят над своими телами и видимо еще ничего не видят в первую минуту, так же, как и я. Я трогаю одного из них. Он вздрагивает. «Зачем ты здесь»? «Я не хочу просыпаться. Кругом убивают. Мне страшно. Никто не спасет меня». Между нами проскакивает искра. Мы замолкаем. Мы узнаем друг в друге себя.

Меня застали врасплох. Шакалы, я надеялся выжить. Я дорого отомщу за себя. Я выхватываю чеку гранаты, я убью всех и себя… На меня смотрят голубые глаза. Я почему-то мешкаю. Автоматная очередь срезает меня. Мертвая рука плотно сжимает скобу взрывателя.

Я не смог, я не воин, я уничтожу себя. Или все-таки я спасал себя…

Мы все бредем по одной дороге. Одни идут к Аллаху, другие к Иисусу, третьи просто бредут незнамо куда. Это странно, каждый идет в свою сторону, но дорога у всех одна. Нас много, и все это я. Перед нами крутится ручка старинной шарманки, мелькают картинки терактов и войн, и звучит знакомый мотив. «Клянусь сражаться до полной победы, или до собственной смерти. Отомсти. Убей. Освободи». Ручка шарманки крутится сама собой. Остановить ее сможет лишь тот, кто, взявшись за нее, скажет: «И это сделал я». На это уже ни у кого не осталось сил. Поэтому все покорно идут, делая вид, что не знают куда.

Шарманка засасывает их в барабан, где мелькают картинки, потом выплевывает, и они снова послушно бредут в ее вращающееся нутро. А может, шарманка крутилась всегда сама…

И я опять в барабане. Но теперь я совсем другой, я не тот, кого разменивают. Я…Я опять не знаю, кто я.

«Ваша миссия священна. Никто не может бросить вам упрек в бессердечии и жестокости. Глаз за глаз, зуб за зуб. Сколько мы можем терпеть кровь и слезы на нашей земле. Пора прекратить безумие. Вы первые. Вы откроете путь всем нам. Вам только нужно начать, и все поднимутся в едином порыве. Вы можете умереть, но подвиг ваш будет бессмертен. Если вы погибните, ваши семьи будут обеспечены, и ни в чем не будут нуждаться». Я щедро раздаю обещания. Я вижу, что терпкое вино моих слов уже ударило в головы слушателей. В их глазах зажегся самодовольный огонь безумия, они верят в то, что они избранники Аллаха и передовой отряд чеченского народа. Главное, не дать им опомниться.

Они нищие, с них нечего взять. Их дома разорены бесконечной войной. Они ничего не умеют и не хотят. Они ничего не видели и не знают. Они могут только ненавидеть, мстить и умирать. Этим можно воспользоваться. Должен же быть с них, хоть какой-нибудь толк. Пусть хоть умрут с пользой. Миру нужна встряска и новая угроза. Любая война -деньги, большие деньги. Эти люди, увешанные автоматами, добывают их для меня.

«Мы вас поддержим. Мы будем с вами постоянно на связи. Вы будете получать инструкции». Главное, чтобы после операции никто из них не остался в живых. Об этом обязательно позаботятся. «Прощайте братья. И помните, чем больше крови и больше жертв, тем громче о нас заговорят. И пусть защитит вас Аллах». «Аллах Акбар».

Шальная пуля успокаивает меня. Я и забыл, война есть война.

Шарманка выплевывает меня.

Опять уходят в ночь, свободные волки Ичкерии, чтоб мстить, убивать, умереть. Как странно, один из них … я. Куда идем? Каспийск, Пятигорск, Махачкала, Владикавказ, Буйнарск, Москва, какая разница куда.

Навстречу нам спецназ и федеральные войска. Надо же, на башне того транспортера кажется снова я…

Я увязаю в ярости, я должен найти врага.

Меня душит ненависть.

Заснуть и не проснуться.

Господи, сжалься, пусть это буду не я.

Кто-нибудь, кто слышит, спаси, иль убей меня.

Шарманка крутится, ручка вращается сама.

Твои мысли фейерверком разлетались вокруг тебя. Ты уставал их ловить. Совершенно бесполезное занятие, если внутри твоего черепа электронной струной натянула стратегию игра. По спине пробегал холодок. Сознание гасло. Докрасна, раскалялась струна. В голове вертелось: «Делай как я, делай как я «. Ты шел верным путем и сваливался в пропасть. Пропасть не имела дна…

Ты ошибочно принимал плохую память за чистую совесть и с блаженной улыбкой падал в никуда.

Воспоминание «Полковник, или о том, как я узнал, что у меня есть совесть»
Я! Партия! Родина! Сталин! «Мы за ценой не постоим». Мы должны победить любой ценой. Мы должны удержать эту высотку. Это приказ ставки. Кто говорит, что здесь открытое место? Неудобная позиция? Пойдешь под трибунал, если отдашь хоть сантиметр этой земли. Пацаны, им по 17 лет? Они солдаты. Нет боеприпасов, мелкокалиберные винтовки? Ты паникер лейтенант. Я собственноручно пущу тебе пулю в лоб, если посмеешь отойти. Русские солдаты всегда шли врукопашную. Танки? Пора уезжать? Держись лейтенант, дай бог, еще свидимся.

От взрывов дрожит и крошится земля. «Товарищ полковник, поторопитесь. Фрицы скоро будут здесь». Сочно и ровно трещит пулемет. В ответ редкие, почти не слышные в лязге гусениц хлопки.

Воздух упругой пружиной сдавливает грудь. Белая птица плавно поднимает огромные крылья. Если б я мог, я прикрыл бы тебя, лейтенант своим телом. Я послал тебя на смерть.

Я маршал, посылающий на бой

Своих ушастых стриженных мальчишек.

Идут сейчас веселою гурьбой,

А завтра станут памятников тише.

В огонь полки гоню перед собой, —

Я маршал, посылающий на бой.

Я славою отмечен с давних пор.

Уже воспеты все мои деянья,

Но снится мне зазубренный топор,

И красное мне снится одеянье,

И обелисков каменная твердь.

Я маршал, посылающий на смерть.

Я не хотел твоей смерти. Я выполнял приказ. Прости меня, солдат. Я твой вечный должник.

Я знаю — во всем, что было со мной, Бог на моей стороне,

И все упреки в том, что я глух, относятся не ко мне.

«Товарищ полковник, вставайте! Фрицы, надо бежать!» Кто-то подставляет мне плечо. Земля качается вверх, вниз. Белая птица летит над нами. Она плавно взмахивает мягкими крылами: вверх, вниз; вверх, вниз.

Я! Партия! Родина! Сталин!

Я, красный командир, дезертир и предатель? Те, кто выходит из окружения — шпионы? Сдать партийный билет? Майор, как ты смеешь обращаться ко мне на «ты»! Лагерь… Приказ Партии… Не бей больше майор, я подпишу, что скажешь. Он мой друг… Был моим другом. Кому это надо, майор? Партия, Родина, Сталин.

Как жаль лейтенант, что я не погиб вместо тебя.

Мне часто снится война, и я люблю смотреть фильмы о войне. Еще я люблю играть в солдатиков и танки. Бабушка говорит, что это не правильно, девочка должна играть в куклы. Какие они там, на этой войне, вес огромные и злые. Я представляю, что я командир. Я веду своих солдат в атаку. Мы кричим: «За Родину! За Сталина!» Против пас идут тапки. Я прикрываю телом своего друга.

На какую-то долю секунды у тебя появлялось чувство, что ты попал куда-то, откуда нет возврата. Тело содрогалось, ты чувствовал, как кровь с бешеной скоростью циркулирует по сосудам. Мысли бабочками наполняли пространство. Ты понимал, что ты есть, и ты «не совсем игра «. Ты был ошеломлен, потрясен и счастлив в одно и то же время.

Все вокруг казалось грандиозной шуткой, и ты с облегчением смеялся.

Максимальным чувством юмора обладали у мершие: они смеялись надо всем. Ты смеялся вместе с ними, и ты смеялся один, не в силах остановиться. «Ну и фантастика, этого просто не может быть. Это было не со мной и никогда… »

Воспоминание «Склеп, или как я действительно поверил в то, что этого не было»
Мне почему-то очень смешно, мне задают такие забавные вопросы. «Какие ассоциации у вас вызывает подвальное помещение, в котором вы работаете»? Мои губы сами собой растягиваются в широкую улыбку, мне хочется рассмеяться во весь голос, но здесь это неприлично, я сдерживаю смех, и от этого слова начинают клокотать в горле. «Это как склеп, там даже плесень такая же на стенах. Когда меня туда перевели, я сразу же себя почувствовала плохо. Я очень сильно похудела. В неделю я худела на полтора килограмма. Я испугалась, что умру. Меня успели спасти, мне вовремя поставили диагноз у меня что-то со щитовидкой». Смех, наконец, вырывается наружу. Мне кажется, что мой рассказ очень остроумен. Доктор одобрительно улыбается и кивает головой, ему тоже смешно. Я хочу продолжить, но слова, как неуклюжие потешные медвежата, кувыркаются в моей голове. Я никак не могу приструнить расшалившихся малышей, и они, пользуясь моей снисходительностью, разбегаются в разные стороны, не желая складываться в фразы. Яркая вспышка черно-красным цветком раскрывается перед глазами. Сердце замирает и падает вниз.

Я не знаю, сколько прошло времени с того момента, когда я пришел в себя, может быть несколько часов, или дней, может быть неделя или годы. Когда я открыл глаза, радость оттого, что я жив, сменилась ознобом и оцепенением. Я закрыл их обратно. Достаточно долго, не знаю сколько, я пролежал неподвижно, в надежде, что может быть, я все-таки умер. Закоченевшее тело отказывалось умирать, мне пришлось вылезти из гроба и спрыгнуть с постамента, на котором он стоял на полу.

Как такое могло произойти? Кто придумал заточить меня в каменном склепе? Мои родственники решили избавиться от меня, но не решились убить, они предоставили мне возможность умирать, не запятнав себя моей кровью.

Горькое прозрение лишило сил, я не могу даже кричать. На смену слабости приходит ярость, я пытаюсь опрокинуть тяжелый каменный гроб и в бешенстве бью холодный камень ногами. Боль вызывает остервенение. Я не уверен, что хотел разбить камень, наверное, я хотел раздробить об него себя. Ожесточение сменяется хаосом, хаос — возбуждением. Я лихорадочно ищу выход.

Выход всегда есть. Я должен что-то делать. Я считаю время по ударам своего сердца. На каждый сотый удар я кричу — «Люди, спасите меня».

Я замурован в длинном узком помещении. Я могу описать его только на ощупь. Кругом кромешная тьма. Темно так, что я начинаю видеть застывшую черноту. Очень душно и пахнет сыростью. Сладковатый привкус воздуха вызывает тошноту и страх. Я не хочу верить в то, что я здесь. Я уже в который раз на ощупь пробираюсь вдоль скользких стен, кое-где по ним стекает вода. Когда хочется пить, я слизываю ее языком. Я пытаюсь найти дверь. Если я жив, то меня похоронили в фамильном склепе недавно, значит, кладка должна быть свежей. Если я ее найду, может быть мне удастся ее пробить, или кто-то услышит мой стук и крики.

Временами я теряю сознание. Очнувшись, вижу перед собой настежь открытую дверь и яркий белый свет, льющийся из нее на меня. Я бросаюсь туда и бьюсь о стены, проклиная обман миража. С каждым разом, проявившись, дверь становится четче и шире, я не могу различить, что более реально — дверь, или я. Я очень устал. Я жду появления двери и почти перестаю двигаться.

Я сижу, прижавшись к стене, и мечтаю, как было бы здорово, шагнуть в эту дверь. Представляю удивление тех, кто, заглянув в мой склеп, не увидит в нем меня. Представляю удивление родственников, когда я явлюсь к праздничному обеду худой и обросший, но живой и веселый -восставший из склепа. Как они удивятся, испугаются, и будут просить простить им их вину. А я, живой и веселый, буду за волосы волочить их к старинному склепу, туда, куда с почестями они проводили меня. Замуровав вход, я оставлю маленькое окошечко, чтобы наблюдать, как истощаются и сереют их тела, как кожа складками начинает свисать с некогда гладких рук, как они бьются о твердый камень, кричат и молят о спасении. Я закрою перед их носом померещившуюся им дверь. Я хочу видеть их изумление. Я убью их дважды: наяву и когда в предсмертном бреду, они попробуют в мыслях спасти себя. Я не дам им этой возможности.

Я безудержно хохочу. Задыхаясь от хохота, я, держась за дверную ручку, выхожу, не зная куда. Какая разница, куда, передо мной дорога, мне весело. Я не оглядываюсь, я знаю, что не вернусь сюда никогда. Это так весело, идти, не зная куда.

«Что с вами» — врач испуганно протягивает мне стакан воды. Я беру стакан, но воды слишком много, она выплескивается мне на юбку. Я не могу унять дрожь в руках, зубы выбивают дробь о стенку стакана. Я оставляю попытку сделать глоток воды и в замешательстве верчу стакан в руках, не зная, куда его поставить.

«Это все щитовидка» — смеясь, говорю я.

«Я дам направление к эндокринологу, он сегодня принимает, вы можете к нему попасть. Его кабинет в конце коридора»

«Спасибо, доктор» — улыбаясь, я берусь за дверную ручку, открываю дверь и выхожу в коридор. Мне почему-то очень легко и весело, мне очень хорошо после посещения психотерапевта. Наверное, он очень хороший человек. Я улыбаюсь себе под нос и бреду по коридору, не зная куда.

Ты пытался сопротивляться программе. Ты вступал с ней в противостояние. Игра усмехалась и подменяла значения клавиш: «Теперь ты будешь бесконечным продолжением меня «. От страха ты сжимался, падал духом, и превращался в «ничто «, которое заменяло тебя. «Ничто » глумливо хихикало и вплетало себя в электронные провода. Теперь ты был везде. Ты был настолько реален, что тебя не было. С этого момента игра начинала играть тебя.

Воспоминание «Ленинград, или как я понял, что жизнь -всего лишь слово, придуманное объяснить мир»
Я знаю, почему идет снег. Когда человек умирает, и его душе надоедает жить, ее тянет к земле, она рассыпается белыми хлопьями и, медленно кружа, опускается на землю. Если душа плачет, она застывает прозрачными сосульками на перилах мостов.

Я знаю, почему такая лютая и злая зима нависла над Ленинградом. Души тех, кто умер от голода, принесли с собой холод подземного царства. Они бродят по улицам, заглядывают в разбитые окна, в надежде найти хоть что-нибудь съестное. Ленинград стал их склепом. Могильный холод пронизывает разбитые снарядами улицы, почерневшие огарки домов и скрюченные тела пока еще живых. Живые пока не знают, что их уже нет среди живых.

Мы умираем с голоду. Время замерло. Минуты растянулись в годы. Сколько веков мы заперты в огненном кольце.

Вначале мы ели кошек и собак, затем, стали есть тараканов, пауков и дохлых ворон — у них было горьковатое, жилистое мясо. Скоро они закончились, их не хватало на всех. Все не мертвое и не съеденное затаилось, забилось в щели в надежде пережить эту страшную зиму.

Я очень хочу жить. Мне еще рано превращаться в снег.

Мне грустно, но легко и спокойно. Мысли о смерти успокаивают, мне нравится рассуждать о том, что происходит. Раз я думаю, значит, я еще жива.

Я неторопливо подхожу к двери и толкаю ее плечом. Я уже давно не пользуюсь замком -у меня нет сил повернуть в замочной скважине ключ. Я прохожу в комнату и устало сажусь на стул. Я боюсь посмотреть на металлическую кровать, скрипнувшую в углу. Две пары тусклых, покрытых пеленой глаз с надеждой следят за мной. В них застыл немой вопрос — «Принесла»?

Я какое-то время неподвижно сижу на стуле. Мне совсем не хочется двигаться. Я только сейчас понимаю, какой долгий путь я только что прошла. Жаль только, что все было напрасно. Хлеб закончился задолго до меня и очень быстро. Мне не досталось ни одного сырого темного кусочка. В моей сумке только серые листики хлебных карточек. 125 граммов хлеба были последней надеждой. Без них нам не дожить до завтра. Завтра не наступит никогда.

«Федоровна, очнись! Здесь каша, нам на заводе выдали в обед за ударный труд. У твоего сегодня день рождения, пусть подкрепится. Ну, ты, того, не умирай». Непонятно откуда возникший сосед бережно ставит передо мной миску с густой клейкой массой. От его корявой фигуры струится тепло и уверенность. Он не собирается умирать. Я цепляюсь за его потрескавшуюся руку и, судорожно всхлипывая, прижимаю ее к губам. Он растерянно переминается с ноги на ногу, гладит меня по голове и пытается вырвать руку. «Да ты чего, ведь мы же друзья. Ты же тоже давала нам книги для печки».

Библиотека моего отца горела очень жарко. Несколько месяцев она согревала паши изможденные тела.

Напоминание о книгах в позолоченных переплетах поднимает ворох легких цветных воспоминаний. Они как бабочки вспархивают вокруг меня.

Отец. Детство. Голубой бант. Белокурые локоны. «Доченька, с каким вареньем ты будешь блинчики — с вишневым или абрикосовым»? Мамин голос гулко и звонко перекрывает рокот канонады.

Какая-то возня и металлический стук ложки о миску заставляет меня очнуться. Черный, высохший скелет с намотанными поверх костей тряпками и горящими глазницами жадно запихивает в себя нашу кашу. Я собираюсь закричать, но крик примерзает к губам. Я узнаю в торопливо жрущем чудовище своего мужа. Я тупо смотрю, как он поглощает остатки нашей с сыном жизни. Сын лежит на краю кровати и беззвучно плачет.

» Алеша, это для всех» — пытаясь подавить гадливость, тихо говорю я.

«Нет, это мне принесли, я все слышал. Это для меня» — хихикая и крепко прижимая к себе миску, Алексей вылизывает ее шершавым сухим языком, затем отбрасывает в сторону, и, поддерживая руками живот, ползет к кровати. Забравшись на кровать, он почти сразу же засыпает, блаженно улыбаясь, и, во сне, продолжая гладить себя по животу.

Комната становится большой и бездонно глубокой, она заполняет собой весь мир. Мы с сыном здесь одни, кроме нас никого нет. Мы смотрим друг на друга, и не можем разорвать сплетенных взглядов. Ни он, ни я не можем отвести друг от друга глаз. Мы очень хотим жить.

Я читаю отчаянье в глазах сына. Я должна что-то сделать, я должна его накормить. Я стряхиваю оцепенение, бодро улыбаюсь ему, беру сумку и опять иду к пункту выдачи хлеба. На пол пути я присаживаюсь у полуразрушенной стены, чтобы немного отдохнуть. Пронизывающий ветер заставляет меня свернуться калачиком. Я закрываю глаза и думаю о том, как бы мне здесь не уснуть.

Мама на веранде накрывает стол. Пузатый самовар поблескивает в заходящих лучах солнца и призывно урчит. Пчелы лакомятся вареньем. Печенье рассыпается во рту. Мама улыбается и подкладывает мне его на тарелку. Я знаю, что ей нравится, когда я ем.

Легкие снежинки, в вальсе тихо кружат по комнате. Ветер заносит их через разбитое окно. Снежинки падают на лицо моего сына и не тают. Я нежно целую его в холодный лоб.

Если бы одни умирали, а другие — нет, умирать было бы крайне досадно. Но когда умирали все, это было интересно и совсем не неприятно.

Смерть — это новое рождение. Чтобы начать все с белого листа нужно иметь незапятнанное прошлое. Прошлое надо забыть, чтобы оно не докучаю. Стереть. Эту функцию автоматически выполняла программа, когда игра заходила в тупик.

Воспоминание «Ядерная война, или о том, как я запутался — кто же я»
«Я не хочу быть». Я не понимаю, откуда взялась эта фраза и не понимаю ее смысла. Я заворачиваюсь в простыню и пытаюсь уснуть. Я знаю, что произошло что-то ужасное, что я очень люблю маму, люблю петь и великолепно играю на скрипке.

«Не повтори мою судьбу» — чернокожая женщина в белой больничной пижаме цепляется за металлическую сетку. У нее густые, как пакля, спутанные волосы и огромные черные глаза. В них прячется тоска, ее принимают за безумие, но я знаю, что моя мать не сумасшедшая. Она что-то знает, но знать это безумие. Мама не успевает раскрыть мне свою тайну, ее оттаскивают от меня. Она цепляется за металлические ячейки, визжит и ломает в бессильной ярости ногти. Она так и не смогла уберечь меня от опасности, она не смогла рассказать о ней мне. Я думаю, она знала будущее.

Завтра была война.

Ядерный смерч застает меня в лифте па тридцать девятом этаже в центре Нью-Йорка. Вначале я вижу голубовато-белое пламя, в нем тают и испаряются здания. Я никогда не видела, как горит камень. Сухой ветер состоит из мелкого песка, он делает из зданий и моего тела решето. Мелкое-мелкое решето, через которое все видно. Тело рассыпается в прах. Лифт, небоскреб, улица, все, что находится в поле моего зрения, становится прозрачным, как воздух, и через секунду тает, как мираж. Вокруг меня ослепительно белое пространство. Это конец, больше ничего нет.

Почему я жива? Сейчас 1963 год, мне 17 лет и я проклинаю тот день, когда я родилась. Мамочка, я знаю, что ты хотела сказать. Ты была права, мне не нужно здесь находиться. Я не хочу быть.

Смутное видение скользит перед моими глазами. Я открываю глаза, темнота бьет меня горячим песком. Я пугаюсь и заливаюсь громким плачем. Мама, спросонья надев на изнанку халат, подходит к моей кровати и берет меня на руки. От нее пахнет теплом и домом. «Батюшки, какая горячая» — она ставит мне градусник и начинает надо мной хлопотать. Я цепляюсь за ее мягкие руки. У нее белая, гладкая кожа и серые встревоженные глаза. Это моя мама. Сейчас 1963 год, мне 3 года. Я не хочу быть и не должна повторить чью-то судьбу.

Неудач в игре нельзя избежать, но о них можно забыть. Лучше довериться мудрым инстинктам и не вмешивать в дело беспокойный ум. Думать так скучно, гораздо интересней — чувствовать. Если не ясно, как следует поступить, то всегда можно сделать вид, что ты ничего не понимаешь и «думаешь сердцем «. «Думанье сердцем» вызывает склероз.

Склероз — это болезнь тех, кто отказался от того, что хотел забыть, а затем забыл то, от чего отказался.

Воспоминание «Склероз, или как я обманул себя»
Я открываю кошелек, несколько раз проверяю все отделения. Он почти пуст, несколько мятых десяток — все его содержимое. Мне неудобно от мысли, которая приходит в голову. «Неужели мой муж мог взять мои деньги». Мне стыдно. Я не знаю как себя вести. Я хочу, чтобы не было этого кошелька, этих денег, этой минуты. Я не хочу выяснять отношения с мужем, я не умею их выяснять. Мне очень неуютно и противно.

Вечером, как бы, между прочим, я несмело спрашиваю — «Ты не брал денег из моего кошелька»? Я с напряжением жду ответа. Если он соврет, я поверю. Я просто забуду, что у меня пропали деньги.

Он не считает нужным врать. Насмешливо смотрит на меня, как бы не понимая, к чему этот вопрос. «Брал, а что, я должен спрашивать»? Слова испаряются из головы, я глупо шлепаю губами и не знаю, как выйти из положения. Зачем я начала все это выяснять. «Больше не бери, они мне нужны» наконец выдавливаю я. Муж презрительно фыркает — «Ладно, я тебе это запомню». «У меня сегодня дежурство» — неожиданно вспоминает он, демонстративно хлопает дверью и уходит. Я обессилено сажусь на стул и закрываю глаза. Я не хочу зарабатывать деньги. Я не хочу, чтобы он брал мои деньги. Я не хочу никаких денег. Мне плохо с мужем, но я все равно хочу быть с ним.

Утром я уныло плетусь в офис. Моя распухшая физиономия никого не может обмануть. «Мариночка, да брось ты этого тунеядца. Что он присосался к тебе, как пиявка. Столько мужиков к тебе липнет. Посмотри, кто он, а кто ты, да он мизинца твоего не стоит» — наставляет меня моя лучшая подруга. «Наверное, я его люблю» — глотая слезы от жалости к себе, тихо говорю я. Я не представляю, как я могу что-то изменить.

Я не буду ни на что обращать внимания. Мне неважно, изменяет мне муж, или нет. Я ничего не хочу менять.

Деньги продолжают исчезать из кошелька. Я начинаю их прятать. Потом сама показываю мужу, где они лежат. Он официально начинает их брать. Я устраиваю новый тайник и уже не помню, сколько и куда я положила сама.

Я очень рассеяна, работа совершенно не лезет в голову. Я по нескольку раз перечитываю документы, не понимая их смысла. Я делаю ошибки и не замечаю их. «Документация в безобразном состоянии. Марина, я не могу этого больше терпеть. Я понимаю, что у вас неприятности, но это не должно отражаться на работе. Вы абсолютно не компетентны в бухгалтерии. Вы плохой специалист. Я терпел семь месяцев, я думаю это достаточный срок. Мы вынуждены с вами расстаться. Фирма не нуждается в ваших услугах».

Я еле плетусь домой. Откуда я буду брать деньги? Где я найду высокооплачиваемую работу? Несколько недель я лежу на диване и не могу ничего делать. Мужа я почти не вижу. Он иногда, на несколько часов, заглядывает домой. У меня нет сил спросить, где он был. Наконец, когда кончаются продукты, я решаюсь выползти в магазин. Кошелек пуст. Я проверяю свои тайники — там ничего нет. Мне нечего есть. На зеркале висит записка— «Я больше не приду». Об этом я подумаю потом.

Я занимаю деньги у соседки, обзваниваю подруг, прошу их помочь мне устроиться на работу. Выбирать не приходится, мне нужны деньги. Я соглашаюсь на первый попавшийся вариант. Я надеюсь подыскать что-нибудь получше, когда немного приду в себя.

Прихожу в себя я несколько лет. Муж периодически появляется, я думаю, он проверяет тайники. Там ничего нет, я «еле свожу концы с концами». Я не забираю у него ключи и не подаю на развод. Я жду, когда все будет по-прежнему.

Я пытаюсь найти другую работу, но никак не могу се отыскать.

Было несколько интересных предложений, но я испугалась, что не справлюсь, там такие большие объемы. Был великолепный вариант, но там такой неприятный начальник.

Я знаю, что я грамотный специалист, знакомые постоянно обращаются ко мне за советом. Но мои знания, оказывается, никому не нужны. Я хочу зарабатывать много денег, я хочу, как и раньше, хорошо жить. Мне надоело считать копейки. Но деньги почему-то «не идут» мне в руки. Наверное, меня «сглазила» женщина, с которой живет мой муж.

Иногда игрок, проигравший свои миссии и потерявший ориентацию, не знал, что делать дальше. Программа приходила ему на помощь, она внушала ему, что он подает надежды, что он избранный. Она вводила в его сознание неопровержимую логику, которая характерна для верующих и маньяков. В гулкой пустоте НИЧТО трансформировалось в НИЧТО х 2.

Не вводите нас в искушение. Только подскажите, где оно, а дорогу мы отыщем сами.

Воспоминание «Религия, или о том, как я решил следовать правилам»
Мы стоим на площади. Я ~ один из всех. Человеческое море дышит, колеблется, все напряжены и озлоблены.

Я не должен жить, ты не должен жить. Я ничто, ты ничто. Мы (толпа) всех уничтожим, меня уничтожит толпа. Я не должен жить, я умру. Я всех убью, меня нет. Все исчезло, я никто. Все забыто, звать меня никак. Ничего нет.

Я чувствую, как электрические импульсы раздражения огоньками мечутся над толпой. Облака холодной ненависти опускаются ниже и ниже, небо готово упасть на землю. Еще секунда и мир погрузится в хаос. Кровавое месиво из тьмы и крови — «Армагеддон», «Судный день», «Конец света», «Апокалипсис»?

Гремят громы, небо трескается паутиной молний и разверзает свое чрево.

Холодная испарина покрывает тело. В голове зудит, как тяжелый шмель, мысль — «это конец, спасения не будет».

На секунду мир замирает. Тьма, не в силах противостоять ослепительному свету, задыхается и уползает куда-то в недра земли. Толпе является ОН, СПАСИТЕЛЬ, МЕССИЯ. Он возносится над толпой.

«Я пришел дать вам волю. Идущие за мной — обретут свободу и бессмертие. Чтящие меня — спасутся. Райские врата откроются для всех, кто повторит мое имя с истинной преданностью».

Ослепительное сияние, исходящее от НЕГО пронзает мир. Неверные не могут вынести его присутствия и в страшных муках падают на землю. Их настигает небесная кара.

Радость разливается в сердце, в груди бьется надежда. Тысячи глаз преданно смотрят на него, тысячи губ повторяют один вопрос. «Имя, как твое имя» — гудит зачарованная толпа.

Я — Ра. Могущественный фараон проносится на колеснице запряженной львами. В руке у него жезл жизни.

Я — Брахма. Четырехликое существо восседает на лотосе внутри золотого яйца.

Я — Будда. На золотом лице три блистающих подведенных черной краской глаза.

Я — Иегова. Посох, овечья шкура, кожаный ремень, котомка и дорога, готовая принять любого пилигрима.

Я — Иисус. Терновый венец, безжизненное тело, распятое на кресте, кровь, сочащаяся из ран.

Я — Аллах. Мечеть, Коран и кинжал.

«Во имя БОГА милостивого, милосердного скажи:

Он — БОГ — един

БОГ, вечный

Не родил и не был рожден

И не был ЕМУ равным ни один».

Разноголосый стон проносится над толпой. Как ТЕБЯ узнать, КАКОЙ ЛИК ИСТИННЫЙ. Чье имя должны повторять засохшие губы.

Слезы умиления застывают на щеках. Ненависть с новой силой клокочет в горле.

«Праведные, очистим мир от скверны». «Если неверные не хотят обращаться в веру, их надо убить».

Ты должен верить в то, во что я верю. Ты должен видеть то, что я вижу. Ты должен слышать то, что я слышу. Мой БОГ должен быть твоим БОГОМ. Если у меня другой БОГ, они меня убьют. Если у тебя другой БОГ, я тебя убью.

А когда я убью тебя, я покаюсь. Я приму возмездие и очищусь. Я разрешу тебе убить меня. Когда ты убьешь меня, ты пожелаешь очиститься и примешь возмездие. Я убью тебя.

И только ОН, сможет рассудить нас и указать истину. Только ОН, единственный может вершить праведный суд на земле.

Я следую по стопам твоим, мой БОГ и повелитель, я отдаю жизнь во славу твою, я знаю, ты примешь меня и спасешь, ибо я искренен, ибо я верую. Я с радостью предстану перед твоими очами в день страшного суда.

«Радуйтесь и веселитесь, ибо велика на небесах награда тех, кто чтил меня и понял меня».

«Вы слышали, что сказано: око за око и зуб за зуб. А я говорю: не противься злому. Но кто ударит тебя в правую щеку твою, обрати к нему и другую»…

Библия учит нас любить врагов и ближних, может быть, потому, что это обычно одни и те же люди…

Как понять тебя великий БОГ, когда ты шутишь, а когда говоришь всерьез.

Чтобы понять, я буду уничтожать всех, это они вносят смуту и неверно толкуют ТВОИ слова. Укажи мне истинный путь, я все сделаю во славу ТВОЮ, спаси меня от чужого зла и ненависти. Я склоняю голову перед ТОБОЙ. Я верую в ТЕБЯ.

А главное, скажи мне как ТВОЕ ИМЯ…

Ты ощущал, что поступаешь так, как от тебя ожидают, ты был запрограммирован так поступить. Запрограммирован? Какое странное слово. Почему вдруг я его употребил? Конечно, никто меня не программировал. Я поступаю так по своей воле. Хотя, мне это самому не совсем ясно. Я больше не буду об этом думать.

Для мании величия не требовалось величия, а вполне хватало мании.

Воспоминание «Белый рыцарь, или о том, как я перепутал вымысел с реальностью»
Я здесь для того, чтобы на земле был мир. Все должны жить дружно и не ссориться. Я сейчас зайду и скажу: «Друзья, давайте договоримся, хватит шутить». Они увидят меня и остолбенеют. Они будут поражены моей красотой и спросят меня: «Ты откуда». А я расскажу им как это чудесно, жить. Я им скажу, что умирать глупо. Они сложат оружие, снимут с себя взрывчатку и уйдут. Или нет, мы с ними обнимемся, они окажутся славными ребятами и мы будем дружить. Все будут недоумевать, как это тебе удалась, а я им скажу: «моя миссия творить мир на земле».

В голове немного шумит от выпитого, но совсем чуть-чуть. Хоть сейчас и ночь, но совсем не хочется спать. Я пробираюсь сквозь кордоны темными переулками. Моросит холодный дождик, но мне не холодно. Один раз меня чуть не заметили, но я вовремя спряталась за мусорный бак.

Там дети и я должна хотя бы их спасти. Я на минуту закрываю глаза.

Я — Белый рыцарь на белом коне. Я там, где смерть и слезы. Вот и сейчас я въезжаю в разоренную деревню. Бандиты насилуют женщин и мучают детей. Я — рыцарь выхватываю клинок. Все замирают на своих местах. «Что вы творите, остановитесь»! — раздается мой громогласный голос. Головорезы дрожат и на коленях подползают к ногам коня. «Прости нас, великий воин, мы искупим свою вину, прославляя тебя и защищая слабых. Мы будем такими, как ты. Не убивай нас». Я великодушно вкладываю свой меч в ножны.

Я проскальзываю в кинотеатр, захваченный террористами, с черного входа. Мне все кажется немного нереальным. Надо же, как во сне.

Настоящие бандиты и я, которая спешит спасать заложников. Возбуждение наполняет тело энергией, а мозг эйфорией. Я иду.

И вдруг я понимаю, что не знаю, что делать дальше. Эта мысль скользит по краешку сознания, но я отгоняю ее. Я не могу остановиться, отступать поздно. Я захожу в зрительный зал. Я вижу террористов, людей сидящих в зале и мне почему-то становится страшно, я не знаю, куда себя деть. До меня начинает доходить, что это всерьез. Я прохожу мимо двух террористов и сажусь в ближайшее кресло. Мне хочется слиться с сидящими людьми, чтобы меня не заметили. Окружающие с удивлением смотрят на меня. Все замерли. «Друзья, давайте договоримся, хватит в игрушки играть, отпустите хотя бы детей» — выпаливаю я заготовленную фразу и вжимаюсь в кресло.

Ко мне подскакивает красивый мужчина кавказской национальности, он красивый и поэтому точно станет моим другом. «Ты откуда» -он грубо хватает меня за плечо. Его глаза злобно сверкают, он даже не заметил, какая я красивая… «Ребята, да вы что…» -меня начинает бить внутренний озноб. Я не понимаю, что я здесь делаю. Голова становится ясной, я вижу откуда-то с потолка, как меня тащат по коридору. Меня пинают и бьют, но я не чувствую боли. Сильнее боли недоумение и обида. Все не правильно, все должно быть не так.

Террористы требуют рассказать, кто меня подослал. Я пытаюсь объяснить, что я сама по себе. Я говорю правду, но они принимают это за упрямство и продолжают бить. Дальше события движутся медленно и рвано, колесики времени заедает, и они еле перетаскивают ленту моей жизни. У меня начинается истерика, я визжу и захожусь в крике. Красивый мужчина поднимает «Калашников» и в упор расстреливает меня. Я встречаюсь с собой глазами. Белый рыцарь на белом коне сплющивается и становится картинкой детского журнала. Картинка падает на мое изуродованное выстрелами тело. Тело выбрасывают в фойе.

Мое тело хоронят в белом платье. Какая я смешная, я не сразу узнаю себя.

Электронный мозг компьютера тщательно отслеживал действия на полигонах и умело управлял всеми игроками. Электронный голос вплетайся в мысли играющих. Чувства, созданные программой, захватывали игроков и смешивались с истинными чувствами участников. Игрок ощущал те эмоции, которые ему диктовала программа, и проявлял их так, как рекомендовалось, чтобы другие могли понять, что лее он чувствует.

Воспоминание «Жажда подвига, или как я проявлял героизм, который напоминал глупость»
«Над седой равниной моря ветер тучи собирает. Между тучами и морем гордо реет буревестник, черной молнии подобный. То крылом волны касаясь, то стрелой взмывая к тучам, он кричит, и тучи слышат радость в смелом крике птицы. В этом крике — жажда бури! Силу гнева, пламя страсти и уверенность в победе слышат тучи в этом крике» — я повторяю про себя любимые строки. Каждый раз, когда мне плохо, я черпаю силу в крике горьковского Буревестника. Надо же так написать! Сколько раз перечитываю эти строки, но, как и в первый раз, слезы наворачиваются на глаза и что-то щемит в груди. Я вместе с Буревестником поднимаюсь над бушующим морем и восхищаюсь мощью и силой разыгравшейся стихии. Вот это и есть жизнь. Только так, в борьбе можно найти свое счастье. Только выиграв в этой битве можно ощутить истинную радость и торжество. Жить надо ради борьбы. Как это скучно влачить серое, замызганное существование. Мне стыдно за себя, я сжимаю от досады зубы и пытаюсь не расплакаться. Я ничего не могу.

Лежа на больничной койке, я много передумала о том, почему так получается, почему я все время оказываюсь там, где происходят какие-то аварии, пожары, драки. Запах опасности притягивает меня, увидев опасность, я не задумываясь бросаюсь спасать других. Когда я вспоминаю свои приключения, у меня от собственной безрассудности бегают мурашки по коже. Я каждый раз обещаю себе, что это в последний раз. Но в очередной раз, оказавшись свидетельницей несчастного случая, забыв обо всем на свете, я, в каком-то ажиотаже, бросаюсь в самое пекло. В результате приходится спасать меня.

Каким-то чудом мне удается каждый раз выжить. Меня не утащил на илистое дно озера изрядно выпивший пловец — нас заметили и вытащили на берег. Огромная овчарка не загрызла меня, а только разорвала правую ногу, когда я спасала от нее кота. Четверо хулиганов сломали мне три ребра, когда я прикрыла собой избиваемого ими парня, вовремя подоспевший наряд милиции не дал забить нас до смерти.

На этот раз мне опять повезло — я осталась жива. Я бросилась спасать людей, которых увидела на балконе горящего дома. Добежав до второго этажа, я стала задыхаться от едкого дыма и чтобы не упасть, вцепилась в лестничные перила. Пожарные спустили людей по длинным лестницам и были уверены, что в доме никого нет. Меня случайно заметили из окна соседнего дома. Пожарным пришлось возвращаться в горящий дом для того, чтобы спасать меня. В клубах черной гари они на ощупь нашли меня и выбросили через окно на растянутый тент. Я видела, как один из них раздраженно крутил пальцем у виска тяжело переводя дыхание и стирая со лба крупные капли пота. «Малахольная какая-то, чего ее туда понесло».

Слова наждаком раздирают горло, шершавый язык никак не хочет слушаться, из глаз текут слезы. «Я хотела спасти людей!»

«Куда ты лезешь? Что ты там забыла? Жить надоело?» — эти фразы я обычно слышу от знакомых и незнакомых людей. Почему люди единодушны в том, что доблести и подвигу нет места в повседневной жизни? Почему они называют мои поступки глупостью и стараются держаться от меня подальше.

Разве можно жить, равнодушно и безразлично проходя мимо чужой беды. Я ничего не понимаю в этой жизни.

«Безумству храбрых поем мы славу!

Безумство храбрых вот мудрость жизни! О смелый Сокол! В бою с врагами истек ты кровью. Но будет время — и капли крови твоей горячей, как искры, вспыхнут во мраке жизни и много смелых сердец зажгут безумной жаждой свободы, света!

Пускай ты умер! Но в песне смелых и сильных духом всегда ты будешь живым примером, призывом гордым к свободе, к свету!

Безумству храбрых поем мы песню!»

Интересно, а если я погибну, спасая других, может быть тогда, хоть кто-нибудь оценит мой порыв. У нас всегда слава приходит после смерти. Наверное, только собственной смертью, вырвав из груди свое сердце, и освещая им, путь себе и другим, как это сделал смелый Данко, можно заставить людей измениться. Может, тогда люди станут отзывчивы и добры друг к другу.

Несколько фраз постоянно проносились в умах игроков. Если их произносили серьезно — получаюсь молитва. Если их дополняли своими переживаниями, получалась литература.

Собравшись вместе и сверив свои мысли, чувства, ощущения, игроки единодушно решали, что каждый думает, чувствует и ощущает индивидуально, но одинаково.

Воспоминание «Поэзия, или как я пытался написать что-то новое»
Бешено, в такт сердцу стучат копыта. Мимо меня проносятся кони. Солнце играет на их лощеных спинах, в гривах запутался ветер. Простор, поле, вечность. Стремительный бег в никуда, низачем, ниоткуда. Откуда я пришел и где исчезну?

Я — песчинка, случайно выброшенная волной.

Я — звезда, сорвавшаяся с небосклона.

Ничто не остановит моего падения, да и нужно ли это. «Чем дорожу, чем рискую на свете я — мигом одним, только мигом одним…». Что значит моя жизнь в океане мироздания. В чем смысл моей жизни и могу ли я его постичь. Зачем пытаться что-то понять, сопротивляться и бороться с неизбежностью, ведь все давно предопределено. Зачем причинять себе лишнюю боль и страдания.

«Напрасно,

Куда ни взгляну я, встречаю везде неудачу…

Разлука!

Душа человека какие выносит мученья!.. Свиданье!

Разбей этот кубок: в нем капля надежды таится…

Не нами

Бессилье изведано слов к выраженью желаний…

Но очередь наша, и кончится ряд испытаний

Не нами.

Но больно,..

… те язвы, быть может, целебны,

Но больно.» А.А.Фет

Я — маленькое, ничтожное существо, запутавшееся в паутине своей судьбы. Я ничего не значу и ничего не могу изменить. Я незаметно пришел и незаметно уйду. Я не могу пересечь бездну, я кану в лету. «Я к вам травою прорасту, попробую к вам дотянуться…».

Красивое забвение. Тихое угасание. Медленная смерть.

«Мы успели, в гости к Богу не бывает опозданий,

Так что там ангелы поют такими злыми голосами?

Или это колокольчик весь зашелся от рыданий,

Или я кричу коням, чтоб не несли так быстро сани…

Чуть помедленнее кони, чуть помедленнее,

Умоляю вас вскачь не лететь…» В. Высотский

Не остановить бешеный бег коней. Гулко и весело рассыпается дробью: Бездна, Бездна, Бездна…

«Не молния ли это, сброшенная с неба? Что значит это наводящее ужас движенье? И что за неведомая сила заключена в сих неведомых светом копях? Эх, кони, кони, что за кони! Вихри ли сидят в ваших гривах? Чуткое ли ухо горит во всякой вашей жилке? Заслышали с вышины знакомую песню, дружно и разом напрягли медные груди и, почти не тронув копытами землю, превратились в одни вытянутые линии, летящие по воздуху, и мчится вся вдохновенная богом!.. Русь4, куда же несешься ты? Дай ответ. Не дает ответа. Чудным звоном заливается колокольчик; гремит и становится ветром разорванный на куски воздух; летит мимо все, что ни есть на земле…» Н.В.Гоголь

Несутся по вселенной лихие кони, предвещая покой и небытие. Бездна, бездна, бездна… Все стремительнее и злее их бег.

«Все пройдет: и печаль, и радость. Все пройдет, так устроен свет…» завывает разыгравшийся в гривах коней ветер.

Бездна, бездна, бездна — бешено, в такт копытам, пульсирует кровь в висках…

_____________

4 Вместо Русь можно подставить «жизнь», «судьба» и т.д.

Что, если все иллюзия и ничто на самом деле не существует? Значит, я создам для себя реальность. Время — иллюзия, жизнь — иллюзия вдвойне. Я запутался. Я требую гарантировать четко очерченные сферы реальности и нереальности.

Программа сразу же откликалась. Она составляла подробные наглядные пособия, которые пропускала через мозг игрока. Это были шедевры, увлекательные телесериалы, игрок с удовольствием приступал к их просмотру. Игрок так увлекался этим безобидным занятием, что путал содержание мелькающих кадров с событиями, происходящими на полигонах. Он был счастлив. Он верил, что почти уже выиграл.

Игрок ощущал себя героем фильма, перед ним расстилались роскошные поместья, пещеры великие, пышные джунгли и огромный цветущий лотос. Он входил в него, лепестки смыкались. Такая тишина и покой быт внутри, что ему и в голову не приходило, вновь выйти наружу, ведь там бушевали черные, страшные судьбинские стихии. Ему было хорошо. Это означило, что он попался. Игра ликовала.

Воспоминание «Вторая реальность, или о том, что если уж мечтать, то ни в чем себе не отказывать»
Я высокая, красивая с длинными огненно рыжими волосами. Моя грудь прикрыта чешуйками кольчуги, в руках длинный тонкий меч. Я мстительница. Я убиваю злых и вонючих и защищаю маленьких и бедных. Мужчины покупают право ночи со мной ценой своей жизни. Они считают, что я даю им высшее наслаждение. Через мои ласки они познают страсть и негу. Я люблю их всех, но никто не живет в моем сердце. Я строга и беспощадна. Для меня они все равны. Я сама выбираю мужчин. Мое ложе покрыто белоснежными покрывалами. В моей комнате прохлада и тонкий аромат роз. Из моего окна видны горы и бездонное синее небо. Я свободна как птица.

Я в тумане своих грез. Когда я иду по улице, я думаю, что я иду на встречу своей мечте. Это не беда, что у меня обрюзгшее дряблое тело, жидкие, почему-то постоянно жирные волосы и неуклюжая утиная походка. Я вижу себя стройной и юной. У меня все еще впереди.

Неважно, что мужчины заглядывают в мою постель только тогда, когда им некуда идти. Ну и что, что они тратят мои деньги на своих жен и любовниц. Я же им нужна. Я для них спасательный круг. Я им необходима. Подруги говорят, что мужики меня держат в качестве подстилки, что стесняются выйти со мной на улицу. Это они от зависти. У каждого своя судьба. Им не понять моего счастья: быть нужной в трудную минуту. Мне ничего от них не нужно. Я люблю их всех безвозмездно. Если меня попросят, я готова все отдать. Мужчины ценят это. Иногда поздравляют с праздником и даже дарят конфеты. Я рада любым знакам внимания.

Ну и что, что я работаю за троих и получаю копейки. Просто кроме меня это никто не может сделать. Значит, без меня не могут обойтись. Деньги, их всегда не хватает, сейчас всем трудно. Я и так могу перебиться, в крайнем случае, подработать, да хотя бы уборщицей — у нас любой труд в почете. Зато у нас великолепный коллектив и начальство относится с уважением: всегда здоровается и помнит, как звать по имени.

Очнуться? А разве кто-то живет по-другому? Наверное, где-то есть другая жизнь. Однажды я проснусь Зеной — королевой воинов… У меня легкая стремительная походка…

Воздушные замки были великолепны. Конструкции легки и изящны, только их было тяжело разрушить. Игрок никак не мог их отделить от себя. Эфирные сооружения срастались с мозгом и отделялись с кусками сознания. Когда они разваливались, то подминали под себя игрока. От него оставалось пустое место. Игрок переходил в состояние — Пустота.

Воспоминание «Безумие, или грезить можно даже тогда, когда нельзя думать»
Мы приехали по вызову. Нас было четверо, но осталась только я. Мужчин было трое, все солидные, респектабельные, с громкими уверенными голосами. Они мне внушали доверие. Нас заставили раздеться, чтобы видно было «товар лицом». Из всех понравилась я одна. Меня одели в халат, а девчонок отправили обратно. Я была этим очень горда. Мужчинам было далеко за сорок, и я была уверена, что обслужу этих вальяжных господ по высшему классу. Я старалась не видеть Анькиного перекошенного лица, она не хотела, чтобы я оставалась одна. Она тащила меня к выходу, но, наткнувшись на мрачный взгляд, мышкой юркнула за дверь: «Я все, ушла, ушла».

Вначале все было хорошо. Со мной шутили, дали порцию «султана5». Я здорово оттянулась6, в полный рост. Не знаю, сколько прошло времени, но когда я открыла глаза, эти трое так и сидели за ломившимся от закусок и бутылок столом. Насытившись, и увидев, что я на них смотрю, один из мужчин взял с полки толстую книгу с приевшимся названием «Кама-сутра». Игриво мне, подмигнув, с видом ценителя и знатока высокого секса, он со значительным видом надулся и снял штаны. Я про себя усмехаюсь, сегодня видимо мне придется стать его Шакти7.

Вероятно, мужчина считал, что то, что было под штанами, должно произвести на меня впечатление. Выставив вперед свое мужское достоинство он важно листал книгу и называл названия разных поз, периодически спрашивая, с какой из них я знакома. Я уверено отвечала, что знаю все. Увидев его толстый животик, я отлично понимала, что, не смотря на диковинные названия, выпрыгивающие из его рта, все сведется к обыкновенной позе «рак». Остановившись на особо понравившейся ему картинке, он попытался придать моему телу нужное положение и пристроиться рядом. В силу непредвиденных для него обстоятельств это оказалось невозможно. Его тело предпочитало сидеть, лежать или стоять, но никак не выгибаться в причудливом изгибе. Дальше все пошло как всегда. Я легко удовлетворила трех друзей. Меня покормили, отсчитали причитающиеся деньги, дали «султана» и оставили опять. Я ничего не имела против. Все по честному. Довольны они и я. Тем более, что дело я имела с нормальными мужиками, а не с супергероями…

Видимо я потерялась8. Мне нужно было вовремя исчезнуть.

Кто-то резко трясет меня за плечо. Я не могу сразу вспомнить, где я. Неожиданная грубость заставляет меня очнуться. Передо мной уже не солидные взрослые люди, а двое юнцов с плывущими от дури глазами.

«Ишь, разлеглась. Ты чего сюда пришла? Пошла работать». Легкий дурман конфетными обертками падает на пол. «Ишь, сколько нажрала». Во мне закипает злость, я сгибаю ногу и ставлю ее на журнальный столик: «Буду обслуживать тех, кого захочу» с вызовом говорю я. Краешком сознания я чувствую, что заморочилась9, но не могу себя остановить. Мне кажется, я величественно возлежу на диване, как Клеопатра, я недавно видела это кино. Один из молокососов, вяло, пережевывая жвачку, нагло рассматривает меня. Профессиональным ударом он сбрасывает меня с дивана и больно хватает за грудь. От неожиданности я захлебываюсь воздухом. Я полулежу у его ног, он небрежно держит меня одной рукой, а другой начинает ощупывать мое тело. «Ник, айда сюда, давайте как в кино» — бессмысленно улыбаясь, зовет он другого, не обращая на меня никакого внимания…

______________

5 Султан — сленговое название датского или импортного героина

6 Оттянуться в полный рост — полностью расслабиться. Слово «оттянуться» применяется к бесконтрольному «отдыху» под воздействием наркотика.

7 Шакти — в ритуальной практике тантризма — женщина, участвующая в тантрических ритуалах. Она олицетворяет божественную Шакти (супругу Шивы). Соединяясь с ней, адепт уподобляется богу, обретает полноту своих свойств и достигает освобождения.

8 Потеряться — состояние полной потери контакта с внешним миром, ступор, ощущение невозможности думать, появляющееся при передозировке наркотика.

9 Заморочится — зациклиться, застрять на каком-либо действии или мысли после приема наркотика.

Они видимо обкурились, и смотрят куда-то сквозь меня. Один из них вставляет в видак кассету. Через несколько минут эротические вздохи наполняет комнату. На экране танцует девушка, сбрасывая в такт монотонной музыке с себя легкую кисею, при этом она стонет и всем своим видом показывает, что изнемогает от желания. Меня раздевают и начинают придавать моему телу немыслимые положения, разглядывая меня. Странно, но никто из юнцов не торопится удовлетворить свою похоть. Я не сопротивляюсь, я боюсь, как бы не было хуже. Откуда-то из нутра прет заморочка, я не могу заставить себя замолчать. «Я — вольная проститутка» — визгливо кричу я, представляя себя Орлеанской девой .»Ая- Алекс» — гнило улыбается тот, кто сбросил меня с дивана. «Помолчи» — угрожающе шепчет он и оскаливает зубы. Мне становится по настоящему страшно. Я пытаюсь отпихнуть от себя хоровод прекрасных воительниц, хотя знаю, что я одна из них. Страх помогает мне это сделать. В голове кисло, в душе серое опустошение. На экране мелькают титры: «Сатанинская месса»…

Ник начинает произносить в такт музыке непонятные длинные слова. Я замираю и думаю, кто из нас больше сошел с ума, они или я.

На экране появляется то ли пещера, то ли огромный зал дикого храма. В центре группа девушек с мягкими, нежными телами. Их окружают безобразные воины в широких штанах. Мелькающие кадры подчеркивают уродство мужчин с рваными шрамами на лицах, с перебитыми носами, одноглазых, лысых, жирных и костлявых. Я думаю, откуда набрали столько безобразных морд. Юнцы внимательно следят за экраном. Я думаю о том, как бы мне смыться и делаю движение к двери. Заметив это, Алекс больно заламывает мне руки и привязывает их к ножкам стола. Я пытаюсь не терять самообладания. Внутри меня образуется вакуоль, она быстро заполняется серым дымом.

Девушки на экране тем временем становятся в круг и нагибаются головами внутрь. Камера крупным планом показывает их половые губы. Я про себя хихикаю, какое удовольствие мужчинам туда смотреть. Дальше действо на экране развивается стремительно и, на мой взгляд, совершенно не последовательно. Вначале воины целуют девушек между ног, затем совокупляются с ними и начинают терзать их обнаженные тела. На экране появляется мангал, в котором воины раскаляют ножи и водят по ягодицам и спинам женщин. От прикосновения раскаленной стали к телу, идет пар и остается багровый след. Лица девушек выражают покорность и беспомощность, мелкие бисеринки пота выступают на коже. Я не понимаю этих дур, я бы билась и кричала, а не стояла как овца, смиренно подставив зад. Хотя, может быть им это нравится.

«Садо-мазо» сейчас модно. Я пытаюсь заговорить с парнями. Я говорю им то, что шепчет мне на ухо прекрасная Амазонка: «Ребята, давайте потрахаемся и разойдемся по хорошему. А то мои уже, наверное, ищут меня». Мой голос звучит вызывающе, как будто я не лежу привязанная к столу, а возлежу на мягких подушках. Алекс наклоняется вплотную к моему лицу: «Пусть ищут, тебя никто не найдет». Он опять улыбается своим жутким оскалом. Я замечаю, что у него обточены кончики резцов, они торчат как бивни из его рта, он чем-то напоминает мне дикого вепря. У меня все дрожит внутри, я лихорадочно соображаю, что делать. Мне нужно что-то придумать, если я хочу жить. «Амур бесстыжий» — гневно говорю я первое, что приходит в голову. «Как ты посмел не узнать меня» -я пытаюсь изобразить суровую королеву. Удар ногой в ребро убеждает меня, что я не она.

Дурь крепко зацепила мои мозги. Они теперь принадлежат не только мне, но и безжалостной фаворитке дьявола. Я прилагаю нечеловеческие усилия, чтобы заткнуть ей рот. Остатками сознания, я понимаю то мне сейчас лучше затаиться и равнодушно молчать, не показывая своего страха, беспомощности и обреченности. Я должна стать резиновой куклой. Вакуоль становится больше меня. Я внутри серого яйца.

Серое безразличие разъедает глаза.

Юнцы раздеваются до гола. Ник достает паяльник. Я продолжаю изображать полную безучастность. Раскалив стержень, юный маньяк начинает водить им по моему животу. Я сдерживаю крик и погружаюсь в розовый кисель из боли и дурмана. Мне больно и не больно одновременно. Волна горячей боли бьется вокруг серого яйца, она пенится и старается растопить его оболочку. Я вижу, как в ответ на эти попытки стенки яйца утолщаются и покрываются металлической сеткой. Я в безопасности и я внутри яйца. Из своего укрытия я вижу, как юнцы прижигают соски, клитор и никак не могут понять, почему я не кричу. В комнате душно и пахнет жареным мясом. Потеряв интерес ко мне, они начинают ласкать друг друга…Все накрывает спасительная чернота.

Через полтора года я на несколько минут осознаю себя. Злокачественно текущая, разъедающая мою душу, шизофрения разрешилась предсмертной ремиссией.

Когда коррозия сознания достигла черты, после которой гибель рассудка стала необратимой, я решила сделать дырочку в скорлупе… зачем, не знаю сама. Может быть, я хотела проститься…

Яйцо стало большим, в его стенках появились окна, на окнах железные решетки. Я не одна в яйце, на кроватях рядом со мной валяются чьи-то тела, бессмысленным взглядом они ощупывают все вокруг себя. Я понимаю, что они хотят есть. Я боюсь, что они набросятся на меня, ведь от меня пахнет жареным мясом. Дурь плещется внутри меня. Я удивляюсь — я до сих пор под кайфом10?

Передо мной стопка каких-то голографических фотографий, они переливаются и подмигивают мне. Фаворитка дьявола выдергивает их и разрывает когтистой рукой. Я замечаю на фотографиях два туманных пятна. Я пытаюсь их рассмотреть. Боль колючей проволокой вытягивается из тела. Я зажимаю руками промежность и прижимаюсь грудью к холодной спинке кровати. Я издаю какой-то комариный писк, широко открывая рот.

Резиновая кукла широко расставляет ноги. Уроды и пухленькие девочки занимаются сексом друг с другом. Солидные мужики им платят за это деньги. Я вставляю фантики от конфет в розетку и выжигаю ими рожицы на спине у бесстыжего амура. Меня бьет крупная дрожь. Я вижу перекошенное Анькино лицо и кричу: «Анечка, забери меня отсюда».

Перламутровая чернота толчками растворяет боль, мечущуюся за скорлупкой яйца. От соприкосновения с перламутровой чернотой защитная оболочка яйца трескается. Чернота, пульсируя, вползает внутрь. От соприкосновения со мной она твердеет. Мы проникаем друг в друга.

Мы будем длиться вечно. Меня успокаивает вечное страдание. Я не сопротивляюсь. Страдать это значит жить. Если я твердая, это не значит, что я мертва. Жизнь — это серая пустота.

______________

10 Кайф — состояние опьянения наркотиком

Неожиданные сбои в программе, выводившие игрока на время из игры, были полнейшим кошмаром. Голова болела, игрока трясло. Яркий свет разрывал привычную черноту и буквально сводил сума. Все вокруг выглядело невозможно трехмерным, чересчур реальным, слишком четким и неприятно понятным. Искривленное виртуальной реальностью, суженное сознание игрока трещало. Разлеталось пространство, рвались моменты.

Требовалось время, чтобы перестроиться.

Воспоминание «Прозрение, или о том, как у меня появилось стремление понять все сначала до самого конца»
Я тупо смотрю прямо перед собой.

Откуда-то издалека доносится резкая рваная речь. «Преступления против партии и народа караются смертью. Ты участник заговора против товарища Сталина. Ты изменник Родины. Мы раскусили тебя. Грязная свинья, ты еще смеешь врать. Бессмысленно отпираться. Нам все известно. Где ты был в среду вечером? Не помнишь, дать тебе собраться с мыслями? Товарищи, приступайте».

Бьют долго и с наслаждением. Я знаю, как они умеют бить. Я сам умею так. Я должен подписать донос. Это мой смертный приговор. Смерть и так и так. Здесь не храм, чего страдать. Рай не слякоть, вьюга наша благодать. Я знаю, что бывают ошибки. Партия здесь ни при чем, это такие вот гады извращают чистую линию Партии. Жаль, что Сталин об этом не догадывается.

Тело валится на пол, это мешок, наполненный требухой и дроблеными костями. Его зачем-то поднимают, сажают на стул. Надевают на голову обруч с металлическими пластинами.

Разряд. Тело выгибается дугой, изо рта идет пена.

Молнии расщепляют сознание. С ревом лопается чернота. Хрипит и задыхается память. От ярости сводит челюсть, зубы крошатся в порошок.

Я пушечное мясо. Я такой же, как те, кого я карал. Маленький, взъерошенный профессор, он кричал, что я уничтожаю народ. Я очищал партию от скверны. Я служил народу. Я знаменосец Партии. Сталин. Я предан ему как пес. Я — пушечное мясо. Все расскажем: про восход и про закат, горы сажи, да про горький мармелад, что мы ели, когда закончили войну, да как сели — мы на Родине в плену… Это сделал Я. Бешеной собакой кружит ненависть. Рвется наружу, разрывая легкие прозрение. Крик проламывает пустоту. Мной пользовались, меня имели. Я битая фишка в чьей-то игре. Я — отбросы со стола Партии. Я жил чужой жизнью, я был «правильным мальчиком». Я позволил себя растоптать «отцу народов». Всюду черти, надави брат на педаль. Час до смерти, да сгоревшего не жаль. В чистом поле ангелочки — васичьки. А мы на воле и нет ни гари, ни тоски.

«Очнись, ты боевой офицер». Ледяная вода обжигает нервы.

…просвистело и скатилось по золе убитых песен. Я маленькое ничтожное существо. Я должен слушаться старших. Да мне нечего терять. Когда я вырасту, я встречу их и убью. Мир так тесен, дай-ка брат тебя обнять. А на небе встретят Сашка да Илья. Хватит хлеба, да сто грамм, без них нельзя…

Я ПОМНЮ все. И я знаю, что Я ЕСТЬ.

«Перестарались товарищи, зачем же так круто. Отправьте в психушку. Жаль, ценный был материал».

В уме игрока стирались целые сюжеты, взрывались миссии. Голова трещала. Происходило то, что никогда не должно было произойти.

Воспоминание «Кличка, или осознание которого не должно было быть»
«Барон, кровью невинных жертв вы запятнали свою честь. Каждый раз в газовых камерах вы сжигаете себя. Вы спасаетесь от себя и заливаете свою совесть шнапсом. Вы теряете человеческое достоинство» — жесткие слова Генриха плетью бьют меня по лицу.

Волчья морда, вытатуированная на моей груди ощетинила пасть.

Да как он смеет… Даже если он брат, наши дороги давно разошлись.

«Ты не смеешь со мной так говорить. Я служу великой Германии. Нельзя построить новый мир, не разрушив старый» — рука сама тянется к бутылке.

Спазм сдавливает горло. Что это? Ради будущего Германии я запретил себе испытывать боль и искать смысл.

Я, штурбан фюрер СС, барон, Густав фон Берг — гнусный убийца? Почему он не боится меня? Мысли, как птицы бьются в голове. Самое ужасное, что я чувствую, что он прав. Но ведь сейчас война, многое оправдано.

«Счастье, основанное на чужих костях? Идея не нова. Барон, вы знаете, что лжете сами себе» — его взгляд заставляет волка прижаться к земле и поджать хвост.

Я — один из этих людей, я такой же, как они. Мы бессмертны и мы все перед смертью равны. Мы обязательно встретимся.

«Фрау Марина, мы все вас ждем» галантный немецкий офицер подает мне руку и приказывает солдатам взять мой чемодан и сумку, в которую я сложила веник и совок. Нас увозят на поселение. Немецкому правительству нужны земли для строительства большого завода. Нам предоставляют новое жилье. Нам показали аккуратные домики на фотографиях, которые немецкое правительство прислало нам, чтобы мы видели наши будущие жилища. Домики такие чистенькие и уютные, что я решила взять веник и совок, чтобы сразу же, по приезду, навести порядок внутри. Немцы такие чистоплотные, мне не хочется, чтобы они думали о нас как о свиньях.

Нас сажают в большие, крытые брезентом машины. До железнодорожной станции неблизкий путь. Сейчас полдень, мы будем на месте только ночью. Я долго выбирала, что мне надеть в дорогу, чтоб было тепло, удобно и элегантно. Невысокие сапожки плотно облегают икры, узкая юбка немного сковывает движения и немецкий офицер, смеясь, подсаживает меня в машину. «Напишите мне, фрау Марина, я буду ждать вашего письма, я обязательно к вам приеду, когда закончится война».

Дорога разбита танками и нас сильно качает и подбрасывает на ухабах. Я утомлена сборами и пытаюсь уснуть. Через пол часа машины останавливаются, я приподнимаю ресницы и продолжаю дремать дальше, наверное, какая-то проверка. Последнее время по дорогам постоянно ездят военные патрули.

Борт машины резко откидывается вниз и молоденький солдат, с автоматом наперевес и белой нашивкой «СС» на рукаве, приказывает всем выйти. Я, единственная из всех, в совершенстве знаю немецкий. Грубый тон этого мальчика возмущает меня. Но я сдерживаюсь и перевожу людям сидящим в машине, что их просят выйти. Хотя перевода не требуется, солдат запрыгивает в кузов и начинает грубо выталкивать всех из машины. Люди торопливо начинают прыгать друг другу на головы. Меня толкают, я неловко ставлю ногу на край откинутого борта, нога соскальзывает, юбка с треском ползет по швам, я падаю на землю, некрасиво раскинув ноги. Рядом стоящий офицер как будто не замечает происходящего безобразия. Я подбегаю к нему и гневно кричу, чтобы он приказал своим солдатам быть вежливыми. Он прозрачно смотрит на меня и, на отмажь, бьет по лицу.

Слезы смешались с кровью, тщательно уложенные волосы разметались по ветру.

«Фрау Марина, мы все перед смертью равны, но мы с вами обязательно встретимся» — продолжает смеяться галантный офицер, задерживая мою руку в своей руке.

Я не понимаю, где я нахожусь. Это не я.

Я — один из этих людей, я такой же, как они. Мы бессмертны и мы все перед смертью равны. Мы обязательно встретимся.

Кто я — Густав фон Берг. Куда я иду и за кем сжигаю мосты. Неужели я убийца и спасаюсь от себя?

Я же не хотел, не надо. Генрих, ты зачем вернул мне память и вернул меня назад.

Пространство искажается. Тысячи жизней сливаются в одну.

Ради чего я убиваю себя. Зачем эта бессмысленная бойня? Я хочу остановить себя. Рука сжимает стакан и он лопается, на столе — осколки стекла.

Я пристально смотрю на брата — «Ты мне поможешь?»

«Да».

Наши вещи тут же сваливают в кучу и начинают копошиться в них, выбирая золотые украшения и серебро. Документы и белье разлетаются рядом. Их топчут сапогами, втаптывая в пыль. Трое эсесовцев вытаскивают из оробевшей толпы двух девушек, и, подталкивая их прикладами, ведут за машину. Через несколько минут мы слышим их хохот и леденящий душу женский крик. Какой-то мужчина, расталкивая людей, бросается к машине, автоматная очередь останавливает его на бегу. Становится очень тихо.

Голая женщина с обрывками платья на плечах тенью проходит мимо него и пытается слиться с толпой. У нее по ногам течет кровь. Она еще девочка, у нее не оформившаяся грудь и нежная розовая кожа. В ее глазах застыл ужас. Двое солдат выбрасывают из-за машины безжизненное тело второй девушки. У нее бесстыдно задран подол и перерезана шея.

Криками и автоматными очередями нас гонят на край поля к большой яме. Выстраивают у ее края и начинают стрелять. Спасаясь, люди живьем прыгают в яму, на них сваливаются раненные и трупы.

Пуля попадает мне в плечо, сила удара сбрасывает меня в низ.

Резкая боль в плече опрокидывает пространство и оно расползается лужей шнапса на столе.

У волка на загривке дыбом встает шерсть, глаза наливаются безумной яростью, он выгибает спину и готовится к прыжку.

Я немецкий солдат! Нет мне доли другой ни в любви ни в боях… Прям и верен мой путь… Даже мать и отца, даже брата забыть…Кто теперь разберет правда где, а где ложь, слава где, а где стыд… Кто мой враг, а кто брат разберусь как ни будь…

Сверху падают и падают люди. Я никогда не думала, какими твердыми могут быть человеческие тела. Люди бьются друг о друга. Ломая пальцы, и, толкая друг друга, живые пытаются выползти, смешиваются с мертвыми и скатываются вниз, проламывая, друг другу головы. Над полем стоит человеческий вой и треск автоматных очередей. Через десять минут над ямой не остается никого.

Сверху на нас начинают сыпать землю. Земля попадает в уши и рот, я пытаюсь пошевелиться и перевернуться вниз лицом, но мне удается лишь чуть-чуть повернуть голову. Подо мной шевелится и стонет людская масса. Люди вдавливаются друг в друга, пытаясь освободить себе крошечное пространство. Я изо всех сил упираюсь в кого-то ногами, пытаясь протиснуться между телами, но еще больше увязаю в людском месиве. Земля падает и падает на меня. Я вдыхаю ее в грудь. Легкие разрываются от кашля, я захлебываюсь в собственной слюне. Я вижу свои остекленевшие глаза и думаю, какая я счастливая, что все-таки умерла.

Прогремевшая боль ранит мысли. Они камнем, как птицы падают вниз.

«Я немецкий солдат! Моя жизнь принадлежит Великой Германии» — неистово кричу я. Рука тянется к бутылке и опрокидывает ее на пол. Мутными глазами я смотрю на Генриха. Он молча встает и уходит. Около двери он оборачивается. Его последний взгляд выжигает мне сердце.

Впереди — пустота бессонных ночей, гибель от пули русского солдата в развалинах Берлина, и много бутылок шнапса, чтобы исчезли мысли.

Мои глаза гаснут.

Я умер.

Волк задирает морду и протяжно воет.

Какая глупая кличка — барон, штурбан фюрер СС, Густав фон Берг…

Земля еще долго шевелится над нашей братской могилой.

Какая глупая кличка — фрау Марина…

«Взгляд со стороны » давал возможность увидеть себя и противника на игровом поле. Эффект от осознания увиденного можно было сравнить со взрывов ядерной бомбы. Оказываюсь, что движение строем вовсе не гарантировало правильного направления движения. Противостоящие стороны находились на грани поражения. И ты не мог определить, к какой стороне примкнуть.

Воспоминание «Алиса в стране чудес, или о том, как я не знал, куда идти»
«Господи, когда это кончится. Господи, ты же знаешь, что я смиренный твой раб, спаси меня, избавь от этих адских мук. За что ты бросил меня в этот ад. А, я понимаю, ад — на земле, ты хочешь показать мне это, а эти люди и есть бесы. Я уверен, что у них нет сердца. Я хочу, чтобы у них не было и рук».

Отцы-инквизиторы сегодня явно в ударе. Я уже в пятый раз захлебываюсь в мутной воде, в которой плавает чья-то блевотина. Я не могу пошевелить ни ногой, ни рукой, я намертво прикручен к деревянной перекладине. Дергая за веревку, святой отец опускает ее в чан с водой.

Я должен выдержать три пытки, чтобы убедить бога и его прием-пиков в чистоте своих помыслов. Я должен пройти огонь, воду и выстоять при испытании духа, чтобы доказать им свою искренность.

«Признайся, что ты делал в своей мастерской. Мы тебя уличили! Выточенные тобой деревянные фигурки — служили для колдовства. Ты наводил порчу на своих соседей» — черные саваны зловеще склонились надо мной.

«Это куклы для представлений, я разыгрываю с ними смешные истории на воскресных базарах, этим я зарабатываю себе на хлеб» — как в бреду твержу я, еле ворочая от ужаса и боли распухшим языком. «Сжальтесь святые отцы, я ни в чем не виноват. Меня оклеветали. Я верую в бога, я чист в мыслях и делах своих». Я бессильно откидываю голову и пытаюсь набрать больше воздуха в легкие. Тело замирает от ожидания муки.

Мое тело обезображено огнем, легкие залиты водой. Жизнь еле теплится во мне, но я тверд в вере. Я не могу взять на себя страшный грех — оклеветать себя, признав ведьмаком. Легкая смерть будет избавлением от страданий, но это значит предать Бога и обречь на вечные скитания свою душу. Я должен выстоять и тогда я обрету пристанище в раю.

Вместо того, чтобы опустить перекладину в чан с водой, ее подтягивают к потолку и крепят на торчащих из стены крюках. Расслабившись, я теряю сознание и прихожу в себя от дикого животного вопля.

Передо мной начинают мучить ребенка, он вырывается и кричит. «Ироды, остановитесь» я узнаю в окровавленном теле своего сына, с него лоскутами свисает кожа. «Я здесь, сынок, я возьму муки твои себе. Оставьте его, терзайте меня» — я рвусь к сыну, но веревки глубоко впиваются в тело. Я задыхаюсь от бессилия и слабости. «Папа, скажи им то, что они хотят, тогда они меня отпустят». Я цепенею от этих слов. Нет, я не могу этого сделать…

Его подвешивают на цепях над колом и медленно начинают опускать. Я не выдерживаю, судорожно втягиваю воздух и визжу: «Я — ВЕДЬМАК». Люди в масках резко отпускают цепи, кол вспарывает внутренности сына и выскакивает через живот, на его конце висят кишки. Я продолжаю слышать его крик, когда звук, издаваемый его горлом, превращается в ультразвуковой стон.

Тяжелая волна воздуха, смешанного с ужасом и болью, выплескивающаяся из его широко раскрытого рта, бьется о мое тело и застывает в моем сердце. Сердце становится огромным, покрывается бородавчатым каменным налетом, кровь превращается в ртуть. Ртуть медленно и лениво наполняет камеры сердца, она вязкая и плотная, сердце металлическим поршнем проталкивает ее в сосуды. Бум, бум… Каменный панцирь не выдержав давления взрывается, булыжники пронзают мое тело, вырывая из него куски мяса и заставляя забыть о своей боли.

«Бог, если ты есть, что же ты делаешь. Кто проклял тебя и лишил тебя глаз, неужели ты не видишь, что твориться здесь, на земле. Почему ты позволил убить того, кого я люблю».

Я вдруг осознаю, что я мертв и в то же время я жив. Боль тела не моя боль. Я вижу мысли своих палачей, они гнилые и вонючие, как зубы во рту у дряхлой старухи.

«И это твои избранники, господи! Как же низко ты пал, что призвал их к себе!» Страх перед черными колпаками сменяется неистовством мщения.

Мое обвисшее на веревках тело вздрагивает. Мышцы превращаются в стальные канаты, я рву веревки и ломаю деревянный крест, к которому был привязан.

«Вы хотели видеть демона? Демон перед вами». Я хватаю железный прут и легко, как жуков, нанизываю на. него черноколпачников. Они как марионетки повисают на нем, беспомощно махая руками. Из их голов начинает сочиться зеленая ядовитая муть безумия. Их тела окутывает белый манящий свет и их души, в панике покидая тела, галопом, наперегонки, ломая крылья и истошно крича, как стая ворон, мчатся вслед за ним.

Я подхожу к сыну, он еще жив. Я пытаюсь согреть своим теплом его коченеющее тело, я хочу вернуть ему жизнь. «Папа, не надо, дай мне умереть» беззвучно всхлипывает он, из его глаз текут крупные прозрачные слезы.

«Сынок, не иди на белый свет» — в отчаянии шепчу я. Я не знаю, понял он меня или нет. Расставшись с телом, сын, печально вздохнув, и даже не обернувшись, безразлично бредет по мерцающему млечному пути. Я бегу за ним — «Остановись, сынок! Назад дороги нет». «Я не хочу жить, папа» — равнодушно отвечает он. Он тает, вместе с ним меркнет и белый свет. Я остаюсь один.

Теперь я знаю, смерти нет. Ее кто-то придумал, чтобы заставить людей верить в Бога.

Кому-то нужны потерявшие веру в себя души.

Я, покинув зал во время действа, заглянул за кулисы. Я увидел то, что не было игрой и не предназначалось для человеческих глаз.

Кто я теперь, человек, обретший вечную жизнь и потерявший Бога. Я не знаю, кто я, я не могу больше верить. Зачем мне вечная жизнь? Жизнь это страдание. Я буду искать вечную смерть. Я спасен, если ее найду.

Голова как будто набита ватой. Мыслей нет. Ты пробил головой стену… и оказался в соседней камере.

Азартная игра стала надежным способом растратить себя и ничего не получить в замен. Когда ты это понял, ты расстался с надеждой выиграть. Надеждой, утверждающей, что все прекрасно, включая безобразие, все хорошо, особенно плохое, и все правильно, в том числе неправильное.

Ты думал, что избавишься от своих желаний, удовлетворив их… Ты был похож на безумца, который стремится погасить пожар соломой.

Воспоминание «Вилка, или о том, что нет ничего такого, чтобы время не поглотило»
Я иду по роскошному коридору. Мой родовой замок так же великолепен, как и прежде. Зеркальный паркет, изысканные гобелены, подлинники картин. Картины — слабость отца. Он тратит на них бешеные деньги. Деньги…

До этого дня я не задумывался о цене презренного металла. Мне очень нужны деньги. Отец должен мне их дать. Я проиграл все. Это долг чести. Отец должен меня понять. Мне не к кому больше обратиться. Европа лежит в разрухе. Мой отец сейчас самый богатый человек Европы. Я проиграл колоссальную сумму. Я был пьян, и я играл в бильярд. Я был в каком-то угаре, когда я очнулся, оказалось, что я проиграл целое состояние. Я не могу не отдать деньги. Все видели, как я обещал их отдать. Я не смогу объяснить отцу, как это случилось.

Наши отношения с отцом осложнились десять лет назад. Они испортились по идеологическим причинам. Отец не принял моего увлечения нацизмом. «Майн Кампф» он разорвал и сжег в печи. Пять лет назад наши пути разошлись — я стал солдатом вермахта. Когда отец узнал об этом, он отвернулся и не подал мне руки. Три года назад я окончательно порвал отношения с семьей. Я тогда вернулся из Франции. На моей груди висел железный крест. Я был рад, что возвратился домой и горд собой. Я надеялся вернуть расположение отца. Отец был сух и желчен.

«Твой мундир не заменит тебе человеческую честь. Ты продал свою душу за этот железный крест»… От обиды на глаза наворачивались слезы. Я хотел, чтобы мой отец мной гордился. Я был счастлив, что выжил, я не заслужил его горьких упреков. Я промолчал. Я зажал свое сердце в кулак . Я хлопнул дверью и ушел, как мне тогда казалось навсегда.

И вот я опять у дверей родительского дома. Возвращение блудного сына. Господний суд свершился. Я вынужден припасть к ногам своего родителя.

Внутри все гудит. Бьет в барабан поверженная гордость. Бух-бух-бух- екает где-то в животе. Кровь приливает к голове. Я вынужден у отца просить деньги, как жалкий провинившийся юнец. Я должен ему буду что-то объяснять…

Отец будет немногословен, он откроет сейф и презрительно швырнет аккуратно перевязанные пачки денег на старинный дубовый стол… Будущее унижение сдавливает грудь. Стены плывут и качаются, как миражи. Воздух тусклый и тяжелый, как табачный дым. За время, которое я провел вне дома, я отвык от роскоши и достатка. Благополучие и утонченная красота родового замка вызывает тоску и глухую заторможенность. Мысль о том, что все это можно разрушить вызывает злорадство. Каждый шаг усиливает сопротивление надменных стен и узорчатого пола. Я буквально проталкиваю себя сквозь них. Я должен пойти к отцу, иначе я потеряю честь. Я уже ее потерял, потому что пришел сюда.

Слабость пробивает нервы. Они сворачиваются в клубки и разматываются, падая на пол. Я оставляю за собой длинный след, он как трещина нарушает зеркальную поверхность пола. Я тащу себя к двери отцовского кабинета.

Выход. Должен же быть выход. Я хочу жить, я молод, мне рано пускать пулю в висок. Я открываю массивную дверь.

Отец, как всегда сидит за старинным столом. За этим столом сидели мой дед и прадед. За ним должен был сидеть и я. Я бессильно прижимаюсь к дверному косяку. Я не могу заставить себя вымолвить ни слова. Отец не сразу узнает меня. Он поднимает голову от бумаг и неприязненно смотрит на человека в черной военной форме. Отец никогда не любил ее. «Я жалею, что ты мой сын. Ты опозорил меня» — вспышки воспоминаний размазывают меня по стене. Я извиваюсь и растекаюсь перед отцом. Я не могу вымолвить ни слова. Отец озадаченно смотрит на серое, перекошенное лицо солдата, открывшего дверь его кабинет. Он не понимает, почему слуги пропустили его. Я чувствую, он не узнает меня. Затем в его глазах вспыхивает дикая боль, я читаю в них презрение и жалость. Его взгляд разрывает меня на мелкие куски. Я никогда не смогу попросить у него денег. Но я не могу уйти. Мне нужны деньги, сейчас они — моя честь. Все вдруг становится леденяще-злым. Комната становится плоской. Человек за столом нарисован чьей-то небрежной кистью. Это мишень. Я хочу ее изодрать. Она здесь лишняя. Я обрастаю кусками льда. Холод сковывает скулы. Я хочу прорвать полотно мишени и вернуть объем комнаты, иначе я тоже стану плоским. Рука автоматически тянется к пистолету. Палец опускает курок. Я разряжаю всю обойму …в своего отца. На полу расстрелянные гильзы, на столе кровь и мертвое тело, у него широко открыты глаза.

Комната опять становится трехмерной. Я заставляю себя подойти к трупу, беру ключ от сейфа. Открываю сейф и забираю лежащие там деньги и бумаги.

Кто-то огромными ножницами вскрывает мне грудину, всаживая в тело их лезвие, как в консервную банку. Из развороченной груди почти выпадает сердце. Оно держится на сосудах, которые не дают ему упасть. Я, с вывернутым наизнанку сердцем, и карманами, полными денег, выбегаю из старинного замка. Слуги смотрят на меня, как на помешанного, не замечая моей вспоротой груди. Сердце оголено, его обжигает воздух.

Я оглушен и жалок. Меня бьет дрожь, на лбу выступает холодный пот. Мысли приходится доставать из забытья. Они длинные и скользкие, как червяки.

Что я сделал…

Я достал деньги и… убил отца.

Я уничтожил свою честь.

Я спас свою честь.

Из глаза течет крупная слеза.

Я приказываю замок сжечь, чтоб не осталось и следа.

Я не вспомню об этом ни за что и никогда.

Я отдаю долг и трачу деньги, доставшиеся мне без особого труда. Я даже не помню, откуда они появились. Я совсем не помню своего отца.

Экран монитора становится черным. Посередине — яркая точка. Имплозия — взрыв наоборот, схлопывание полигона игрока.

Воспоминание «Счастливое детство, или о том, как быстро вывести игрока из игры»
«Тупые, слабоумные лентяи, я выбью из вас вашу тупость, я вас заставлю работать» — учительница грозно ходит по классу с линейкой наперевес. Я, как и все остальные ребята стараюсь спрятаться за партой. Мне страшно. Я не могу понять, на кого она кричит. Что случилось? Наверное, что-то ужасное. Но я не могу понять, где это «что-то ужасное». И от этой неизвестности становится еще страшнее. Я машинально рисую на странице палочки. Мысли замерли в голове. Я не могу понять условие задачки, которую должен решать. Уткнувшись носом в тетрадь, я делаю вид, что пишу. Я хочу посмотреть, где учительница, достаточно ли далеко от меня, поднимаю голову и встречаюсь с ней глазами. Я как кролик, смотрящий на удава не могу отвести от нее взгляд. Она воспринимает это как вызов. Чеканя шаг, учительница подходит ко мне и выхватывает тетрадь. Она сразу же заходится в крике, ее голос срывается, она глотает слова. Я ошалело верчу головой, я ничего не могу понять. «Встать, встать я тебе говорю» — остервенело кричит она и тащит меня за рукав. Ноги какие-то ватные, я никак не могу отодвинуть стул. Учительница хватает меня за ухо, выворачивает его и тянет за собой к доске. От боли и ужаса я немею.

Я вижу себя со стороны с оттопыренным красным ухом и широко раскрытыми глазами. Я вижу учительницу, разрывающую на куски мою тетрадь. Я вижу ребят застывших за партами.

И еще я слышу, как все они думают.

«Тупые уроды, как они мне надоели. Как я ошиблась, когда пошла в пед. институт. Я неправильно выбрала профессию. Я загубила свою жизнь. Это все из-за них. Как я их ненавижу. Они издеваются надо мной в школе, когда тупо молчат и не могут понять элементарного, дома, когда я сижу над их исписанными каракулями тетрадями. Господи, почему я такая несчастная. Даже сейчас, восьмого марта они измываются надо мной. Этот маленький кретин открыто глумится и насмехается надо мной. Посмотрите, какими честными глазами он смотрит на меня». Взгляд учительницы падает на листы, испещренные рядами тоненьких палочек, она задыхается от обиды и швыряет мне под ноги цветы, которые мы подарили ей всем классом. «Не нужны мне ваши цветы! Вы все, такие как он. Вы все слабоумные тупицы. Будете сидеть здесь до тех пор, пока он» — она тычет пальцем в мою сторону — «не решит задачу». Выкрикнув приговор, учительница демонстративно отворачивается к окну. Я смотрю на ее нервно вздрагивающую спину.

«Вот дурак, ну дает, ну попался». «Из-за него всю перемену будем сидеть». «Бедненький, как мне его жалко». «Чего этот тютя стоит». «Не понимаю, чего она так орала». «Теперь у училки прощения надо просит. Чего он молчит, давно бы уже попросил». «В буфет не успеем, а кушать хочется».

В голове шумит лавина чужих мыслей. Я механически беру в руки мел. И тут что-то ломается во мне. Я ощущаю себя не третьеклассником, а годовалым сопляком, таким, как мой братик. Мне очень одиноко и страшно. Я боюсь одноклассников, мне стыдно посмотреть им в глаза. Это все из-за меня. Из-за меня они наказаны. Я виноват. Мне стыдно перед учительницей — я испортил ей праздник. Мне стыдно за себя перед собой, как такое со мной могло произойти, ведь я же хороший. Я не понимаю, как это все случилось. Острая как иголка мысль вонзается в мозг — я тупица, я плохой и я виноват. Эта мысль раскалывает меня па части. Вязкий стыд обволакивает кусочки, которые когда-то были мной, и растаскивает их далеко друг от друга. Я сдуваюсь как воздушный шарик и становлюсь точкой. Точке очень неуютно, ей хочется куда-то спрятаться.

Я закрываю ладонями лицо и к своему ужасу и стыду начинаю плакать. Что-то теплое течет по ногам. Ребята в классе начинают смеяться. «От страха обоссался». «Подвинься, мне не видно». «Лужу то, лужу то налил»…

Учительница оборачивается, и, злорадно ухмыляясь, презрительно смотрит на меня. Видимо, она удовлетворена. Насладившись моим ничтожеством и разрешив всем полюбоваться им всласть, она говорит, что все свободны. Все брезгливо обходят меня, стоящего в луже. У моих ног валяются выброшенные цветы.

С этого дня я начинаю заикаться. Родители достаточно умны, они переводят меня в другую школу. Но мне по ночам снится моя первая учительница, и я слышу ее шаги. И еще я знаю, что я всего лишь маленькая одинокая точка. Я больше никогда не буду хорошим, я виноват, и я уже никогда ничего не смогу изменить.

Компьютер «завис «. Его нужно перезагрузить. Программа меняет свою позицию. Я понял, удовольствие в том, чтобы не жить! Жить — значит не быть!

Вкусить блаженство можно только в момент смерти. Наслаждайтесь! Думать будете позлее!

Воспоминание «Удовольствие, или о том, как я искал наслаждение там, где его не было»
Я ласкаю себя двумя руками. Семя уже готово пролиться, но я сдавливаю член у основания и не даю вытечь ни одной капле. Меня немного трясет. Тело горячее и сухое. Я хочу узнать поцелуй смерти. Морс Ускулл11. Морс Ускулли.

Духовный взлет, вершина наслаждения, достигаемая в момент, когда заканчивается жизнь. Что может быть желаннее. Я готов. Ангел Смерти, я жду тебя.

Я снова и снова возбуждаю свое тело. Мои движения становятся резкими и грубыми, Я причиняю себе боль. В груди разливается приятный холодок. Морс Ускулли, ты уже близко.

Голова тяжелая и вязкая. Создаваемые воображением эротические картины слизняками вылезают изо рта, ушей, глаз и лениво ползут вниз. Все ощущения концентрируются где-то слева от виска, там пульсирует и изнемогает от сладострастия моя душа. Я готов вырвать себе гениталии, чтобы умножить удовольствие. Я не замечаю, как лопается кожа, и размазываю кровь по ногам и животу. Руки, как в тесто, погружаются в тело. Я наклоняюсь пониже, чтобы видеть свое возбуждение, я кусаю и облизываю языком свои колени. Морс Ускулли, ну когда же!

Сердце перемещается в висок. Голова напрягается и начинает пульсировать. Каждый толчок — экстаз. Оргазм взрывается внутри меня разноцветными шарами, они заполняют все тело и переливаются наружу, разбрызгиваясь мелкой дрожащей пылью. Я вижу неимоверно красивое струящееся лицо. Я узнал тебя! Я пью необыкновенно живое и немыслимое в ощущении блаженства и желания твое присутствие. Я шепчу — «Я твой». Ангел Смерти — снизойди до меня! Я рыдаю от переполняющего меня восторга.

Черное покрывало, нежно укрывает мое тело. Я растворяюсь в невообразимом удовольствии, я хочу остаться в нем навсегда.

Я прихожу в себя, вижу свое распухшее, истерзанное тело. Тошнота разъедающей волной подкатывает к горлу. Желудок в конвульсиях извергает свое содержимое наружу. Голова пылает и раскалывается от пронзительной боли. Перед глазами черная пелена. Я плачу. Морс Ускулл и, ты опять обманул меня.

___________

11 Морс Ускулли — по лытыни означает поцелуй смерти, или смерть через поцелуй. Эротико-коматозное состояние, достигаемое в результате обрядя истощающей магии, когда длительная сексуальная страсть возводит участника на вершины духовного. Суть в том, чтобы снова и снова достигать точки оргазма без разрешения семенем, что в результате приводит к приостановке всей физиологической деятельности организма и смерти.

Миссия жертва. Основная идея: поражение является победой.

Жертва всегда ищет своего палача. Нет любви более искренней, чем любовь жертвы к своему палачу. Жертва надеется, что заставит его потерпеть поражение раньше, чем она сама. Самая большая победа для Жертвы — умереть на секунду позже своего палача, оплакивая безвременно усопшего.

Хорошо натренированные в этой игре могли одновременно бросаться на шею и наносить удары в спину.

Способов потерпеть очередную победу было огромное множество.

Игрок мог стать для себя одновременно и палачом и жертвой. Гениальность затей состояла в том, что ты никогда не совершал четких и ясных глупостей, а только сложные и запутанные, заставляя других и себя самого догадываться, нет ли в них чего-то такого, значительного и важного. На самом деле тебе было интересно знать, что думают жертвенные животные в момент жертвоприношения.

Воспоминание «Гадание на ромашке:
Живу — не живу — не не живу (Заставляю себя жить)-

не не не живу (не могу заставить себя жить) —

не не не не живу (не могу умереть) —

не не не не не живу (умер)»

Мне нужно заставить себя жить. Я не должен поддаваться панике. Я не хочу резать себе вены. У меня еще свежа память о том, как легка и радостна, бывает жизнь. Я хочу забыть о том, что произошло. Я хочу жить как раньше. Я не хочу думать о том, что я болен.

Противная тянущая боль камнем давит на живот. Опять! Я не могу никуда от нее деться. Я хочу от нее избавиться, любой ценой. Я хочу, чтобы ее не было. Она постоянно напоминает мне о том, что я болен.

Я признаю, что был глуп, что «прожигал» жизнь, что растрачивал время. Времени было слишком много и нужно было его хоть как-то использовать. Я жил в «свое удовольствие»… Или думал, что живу. Я мчался по жизни, пытаясь спрятаться от себя. Я никогда не жалел ни себя, ни других. В свои двадцать семь лет, я знаю о жизни все. Я все имел, и все потерял за одну минуту, безвозвратно и навсегда.

«Вам осталось жить лет пять. Больные вирусным гепатитом «С» погибают от цирроза печени в течение этого срока. Учитывая то, что вы ВИЧ инфицированы, любые прогнозы могут быть ошибочны…» — молоденький врач, наверное, мой ровесник, тщательно подбирает слова и старается не встречаться со мной глазами. — «Я буду лечиться, доктор, я заставлю себя жить». Я заказываю безумно дорогие лекарства, договариваюсь о следующем визите, вспоминаю о куче важных и совершенно ненужных дел, торопливо прощаюсь с врачом и быстро выхожу из кабинета.

Вся последующая неделя заполнена срочными встречами и деловыми переговорами, я стараюсь заполнить каждую минуту, я боюсь оставаться наедине с собой. К воскресенью я полностью измотан, мои нервы напряжены до предела. Я взвинчен и раздражен. Из-за какой-то ерунды я ссорюсь с женщиной, которая скрашивает мое одиночество и знает обо мне все. Мне хочется ее избить, за то, что она видит мою слабость и беспомощность.

После того, как я признался ей в том, что неизлечимо болен, я не могу избавиться от мысли, что она живет со мной из жалости. Я сам провожу черту между нами: она здорова — я болен. Я выбрасываю ее вещи на лестничную клетку, кричу ей в лицо грязные, незаслуженные слова, захлопываю перед ней дверь, и, судорожно дыша, падаю в кресло. Я включаю на полную мощность телевизор и стерео систему я пытаюсь заполнить внутренний вакуум какофонией звуков и мельканием кадров. Мне так долго удавалось убежать от пустоты. Моя беспечность и безрассудство были попытками не замечать коррозию души. За три месяца, что я «подсел» на героин, благодаря своей безалаберности и дутому героизму, я получил весь «джентльменский набор» наркомана со стажем. Это были счастливые три месяца, я заполнил пустоту «кайфом», я думал, что обманул время и нашел себя. Я не предполагал, как сладок путь в бездну. Я спутал могущество бога с собственной ничтожностью.

Больше бежать некуда. Я пришел к финишу первым. Старуха в белом с косой времени в руках, задержалась где-то в пути. Я не думал, что умру живым, что после смерти от пустоты некуда деться и мне придется заглянуть ей в глаза. Убегая от собственного страха, я бежал ему навстречу.

Мой страх пристроился рядом со мной на кресле и ледяной рукой сжимает мое сердце. Если я умру, он заморозит меня, превратит в кусочек льда. Ужас станет вечным. Я хочу вырваться из его заиндевелых лап. Я должен жить любой ценой, я заставлю себя жить. Сознание становится ясным и прозрачным, как морозный солнечный день. Я смогу выбраться из пустоты, только если выживу.

Я хочу жить. Я заставлю себя жить. Я заставлю себя…

Варианты «выигрыша «рождались сами собой. Главное при этом, чтобы твои собственные моральные кодексы тебе удавалось приспособить к условиям окружающей среды.

Воспоминание «Минутная слабость, или о том, как я перестал уважать себя»
«»Слабо» сказать Таньке, что она «толстая дура»? Даты, наверное, в нее влюблен. Мужики, он Таньку любит. Признавайся. Признаешься, отдадим». Моя сумка весело взлетает в воздух. Ее специально пинают ногами по лужам и забрасывают в грязь. «Признавайся, или давай сто рублей»! Сзади хватают за руки и выворачивают карманы. На землю падают десять копеек. «Ну, ты и «чмо», у тебя даже денег нет».

Я пытаюсь вырваться, как назло никого нет во дворе. Я чувствую, что сейчас, меня начнут рвать на клочки. Я вижу жадный холодный блеск в глазах «охотников», загнавших «добычу» в угол. Меня ненавидят за то, что я не такой, как они. За то, что я учусь в престижном вузе, за то, что я не пью, за чистую, выглаженную одежду, за то, что у меня есть «будущее», просто за то, что я есть.

Меня начинает трясти, тело становится ватным и безвольным. Я думаю о своем «светлом будущем» и мне очень хочется поскорее в нем оказаться. Я боюсь, что они меня искалечат, а может, даже убьют. Надо что-то предпринять.

«Ребята, да вы чего!» как-то глупо хихикая, кричу я. «Конечно Танька дура, это всем известно. А деньги, я вам принесу завтра, сколько скажите». Меня трясет, зубы предательски выбивают чечетку. На секунду они застывают в неудобных позах, как в детской игре по команде «замри». «Смотри необоссысь». Веселый гогот и небрежный плевок в лицо. «Ладно, оставь его, неохота руки марать. Завтра сюда к семи принесешь пятьсот рублей. А Таньку твою, раз она «дура», мы сами оприходуем».

Меня отпускают. Ноги подкашиваются, я падаю на бок. Я долго не могу встать, я беспомощно шевелю ногами и руками, как перевернутый на спину жук. Когда я встаю, рядом никого нет. Я плетусь домой и думаю, как хорошо будет в моем «светлом будущем» и еще о том, как они будут «оприходовать» мою Таньку.

Дома я открываю бутылку «Наполеона», наливаю полную кружку и залпом выпиваю. Я сразу оказываюсь в своем «светлом будущем», оказывается оно рядом. Дурак, я и не знал, что это так просто.

Развивая игровую позицию, игрок должен был отказаться от способности решать свои проблемы. Для того чтобы их не решать, а переживать, необходима была особая гибкость. Основу ее составляла нерешительность. Ты самостоятельно принимал решение… и ждал одобрения остальных.

Воспоминание «Все к лучшему, или о том, что перестает быть причиной причина, у которой нет следствий»
Я еду и думаю о том, что «нет в мире совершенства». Почему, когда хочешь сделать «как лучше» получается «как всегда».

У меня две семьи. В первой — моя молодость, любовь и разочарование. Во второй — надежда на призрачное счастье, попытка убежать от одиночества и глухая тоска о первой семье. Я развелся уже два года назад. Наш развод существует только на бумаге. Я не могу выбросить из сердца женщину, которую любил и которой очень многое не смог простить; детей — сына и дочку, с которыми я никогда не смогу расстаться.

Мы постоянно с детьми проводим все свободное время. Моя вторая жена боится меня потерять и молчит, плотно сжав губы, оставаясь на выходные и праздники одна. Я знаю, что причиняю ей боль, что она украдкой плачет от досады, когда я договариваюсь об очередной встрече с детьми.

Я хочу сделать ей приятное. В мае у меня будут две свободные недели, я предлагаю ей поехать в Италию. Она счастлива, смеется и строит грандиозные планы на наш вояж. Я заказываю билеты, оформляю путевки.

Когда мои дети узнают, что я еду в Италию, они просят, чтобы я взял их с собой. Я смущаюсь, у нас не принято говорить о моей второй жене. Ее для них не существует. Я не могу им отказать. Я вру своей второй жене, что у меня проблемы на работе, что мне нужно срочно ехать в командировку куда-то на север. Я прошу ее не расстраиваться, говорю о том, что у нас все еще впереди. Она как-то тускнеет и молча, ничего не выясняя, кивает головой. Она делает вид, что верит. Я опять заказываю билеты, оформляю путевки, только теперь уже на детей.

Ехать мне уже никуда не хочется. Мне тяжело, что я обидел женщину, которая меня любит. Но еще тяжелее обидеть детей, я чувствую перед ними вину, за то, что лишил их семьи. За то, что они должны страдать за мои «грехи». Приближается день отъезда, у меня на сердце становится все тоскливее и тревожней. Я как будто предчувствую беду.

За три дня до отъезда, прямо на совещании мне становится плохо. Перед глазами вдруг появляются какие-то круги, даже надев очки, я не могу прочитать текста лежащего передо мной документа. Буквы скачут в разные стороны, кабинет наполняется каким-то туманом, я чувствую резкую слабость во всем теле. Я вынужден сесть. Мне не хватает воздуха, я начинаю задыхаться, на лбу выступает холодная испарина. В груди возникает какое-то покалывание и жжение. Мне почему-то становится очень страшно. Вокруг меня поднимается суета. Открывают окно, суют какие-то таблетки под язык, вызывают «скорую». Единственное, что мне хочется, чтобы меня оставили в покое, и перестало болеть сердце. Я теряю сознание.

Прихожу в себя я уже в больнице. Врач долго говорит мне что-то про стенокардию, ишемическую болезнь и гипертонический криз. Мне почему-то все безразлично. Меня навещают дети, жена. Они с тревогой спрашивают меня о моем самочувствии, жалеют, просят, чтобы я ни о чем не беспокоился. Говорят, как хорошо, что я никуда не поехал. Я и сам рад, что приступ не застал меня в дороге. Через две недели меня выписывают домой. Я неплохо себя чувствую. Я еду и думаю о том, что «все к лучшему». Все очень удачно решилось, само-собой.

Находясь на полигоне, необходимо было сохранять хладнокровие и невозмутимость. Ничто так не способствовало душевному спокойствию, как полное отсутствие собственного мнения. Ты тихо плыл по фарватеру игры, но оказывалось, что и на попутном ветру можно было простудиться. Ты разочаровывался и обижался… на ветер.

Воспоминание «За что, или о том, как я пытался постичь разницу между неудачей и успехом»
Я плачу и зарываюсь в подушку носом.

«Потому что я не первый» — металл и дрожащие нотки презрения в голосе. Насмешливые взгляды, кривые ухмылки, невзначай брошенные колкости…

Все как обычно, просто я стала женщиной.

Из семи девочек в нашей группе «девочка» я одна. Меня часто поддразнивают, и шутят что я «молодая», «зеленая», что я ничего не знаю о жизни. Что мне не хватает «образования». Девочки шепотом рассказывают пикантные подробности и от блаженства закатывают глаза. Мальчики наперебой, смеясь, предлагают свои услуги. У них дрожат руки, когда они случайно касаются моей руки. Во время дискотек они как-то жарко, всем телом, стараются ко мне прижаться. Их слова вьются вокруг меня легкой паутиной.

Мне никогда не было так хорошо. Меня убеждают в том, что «это» необходимо.

Из всех ребят я выделяю двоих — Сашу и Олега. Олег — неизменно галантен и предупредителен. Саша — надежен и обстоятелен.

Именно Олегу я решаю подарить себя и познать «вкус жизни». Все замечательно. Олег пылок и нежен. И мне совсем не больно.

Когда я прихожу в институт, все уже в курсе того, что произошло. Да я и сама не стараюсь «этого» скрывать. Я хочу рассказать, как мне было хорошо, и что «это» действительно прекрасно. Ради «этого» стоит жить. Я счастлива. Мне нравится быть женщиной.

«А ты страстная» — небрежный хлопок по ягодицам.

«Такова наша бабья доля» — злое хихиканье в спину.

«А ты знаешь, что они с Сашкой на тебя поспорили?»…

«Раскатала губу, он на тебе не женится»…

Я растерянно оправдываюсь, что я ни на что и не рассчитываю, и мне просто хорошо.

«Честная «давалка»» — веселый дружный смех.

«Саша, почему?»… «Потому что я не первый».

Я не могу понять, в чем дело. Что я сделала не так.

Я плачу и зарываюсь носом в подушку.

Несчастья переносить не трудно. Они приходят извне; они — случайности. Но страдание от собственных ошибок? Это невозможно. Могут измениться мои мнения, но не тот факт, что я прав. Стратегия Доминатор. Цель — заставить всех не знать, что я не прав.

Воспоминание «Я имею право, или о том, каково всегда быть правым»
Сволочи тупые, опять подставили, ведь сотни, раз объяснял, как надо. Я нажимаю кнопку и вызываю секретаршу. «Экстренное совещание, и чтобы все были»! Галина Николаевна испуганно записывает мои слова в блокнот. Я вижу, как у нее трясутся руки. Дура старая, запомнить двух слов не может. С досадой я отшвыриваю бумаги, лежащие передо мной и в упор смотрю на Галину Николаевну. У нее на лбу вздувается жилка, она замирает и тупо смотрит на меня с приоткрытым ртом. «Чего вы еще ждете? Выполняйте» — раздраженно кричу я. Надоели до смерти, достали. Когда я уже избавлюсь от этих тупоголовых прихлебателей. Ничего не делают. Сидят целый день, бумажки перебирают, и уволить нельзя. Какой проект загубили! За что деньги получают!

Через три часа передо мной за длинным столом сидят начальники участков и проектировщики. Я не стесняюсь в выражениях. Пол года не могут концы с концами свести! Ни один прибор не сдан! Не работа, а сплошная халтура! Я же говорил, как лучше сделать! Не работают, а мешают друг другу! Даже запомнить не могут, что им говорят!

Молоденький, нахальный начальник сборочного цеха дерзко смотрит на меня и громко спрашивает, обращаясь к соседу — «Я не пойму, что мы здесь делаем, обсуждаем частотные регуляторы, или слушаем трёп некоторых товарищей».

Я вдруг чувствую свое полное бессилие, язык немеет, что-то срывается внутри меня. Еще и хамят, огрызаются! Я делаю над собой усилие, судорожно сглатываю слюну, и начинаю севшим голосом оскорблять всех, находящихся за столом. Слова автоматически срываются с губ. Твари неблагодарные, я все для них делаю, прикрываю грудью, как родных, перед всеми комиссиями и проверками, а тут такая черная неблагодарность. Я не могу остановиться. Изо рта вылетает слюна, я стучу кулаком по столу и обещаю всех лишить премии. Собравшиеся угнетенно молчат и прячут глаза. Я требую назначить новые сроки сдачи частотных регуляторов. Мой голос крепчает, в глазах сверкает уверенность, я выбью из них блоки управления.

Я тыкаю пальцем в календарь и назначаю первую, попавшуюся на глаза дату. Чтоб все было готово! Это последний срок! Вы должны держать ваши обещания! Я ни с кем не буду считаться! Присутствующие ошеломленно оглядываются друг на друга. Я чувствую удовлетворение. Дело сдвинулось с мертвой точки, пусть побегают. Пусть делают что хотят, но отчитаются в срок!

«Все свободны». Люди, пряча головы в плечи, тянутся к выходу.

Галина Николаевна робко подходит к моему креслу. «Вам звонила жена, просила перезвонить». Я рывками набираю знакомый номер: «Как дела?»

«Как всегда, плохо. Твой сын опять безобразно себя ведет. Я положила ему на тарелку помидоры, ты же знаешь, какие они сейчас дорогие, а он стал ими кормить кошку»… Я взрываюсь, вот гаденыш, ничего не ценит! «Дай ему трубку» — приказываю я. «Я тут день и ночь работаю, чтобы обеспечить тебя, неблагодарная скотина, а ты! Ты чем занимаешься! Ты хоть одну копейку заработал! Когда ты научишься ценить чужой труд» — трубка раскаляется от моего гнева. На другом конце провода судорожное всхлипывание.

Я бросаю трубку на рычаг и нервно ищу в кармане зажигалку и сигареты. Куда бы от них, ото всех деться! Всё на мне! Бросить бы всё и уйти, куда глаза глядят. Зачем я всё это тащу на себе, а они и рады, сели на шею и ножки свесили. Все развалят без меня! Все волоку на своем горбу…

Я закрываю глаза, хоть немного расслабиться.

Почти сразу же я оказываюсь в густых джунглях. Я пробираюсь через сплетенные корни и ветви и рублю, рублю топором толстые лианы. За моей спиной они срастаются снова, становятся толще и норовят меня задушить. Я хочу убежать, но гибкие стволы, опутывают тело, ноги стягиваются шершавыми канатами. Со всех сторон меня давит и душит. «Что вам всем от меня надо! Я все делаю для вас! Я отдаю вам всего себя» — из последних сил кричу я. «Я прав! Я имею право» — издевательски хохочет густая листва. Я вижу, как сочная зелень заглатывает меня и довольно облизывается.

Нет, я не потерпел неудачу. Я нашел десять тысяч способов доказать что другие не правы, поэтому они мне должны. Стратегия Паразит. Цель — взять у других то, что мне принадлежит по праву.

Воспоминание «Мне все должны, или о том, что жить можно либо воруя, либо производя»
«Сосед, а сосед, одолжи ведро песка» — я захожу с ведром на просторный двор, прямо передо мной только что вываленная из самосвала куча. Сосед постоянно что-то пристраивает и переделывает на даче. Я мельком осматриваю его «фазенду» — откуда у людей только деньги берутся. Здесь свои шесть соток до ума довести не можешь, а тут дом, как с картинки, пристройки какие-то, вокруг дома сосны и яблони. Умеют буржуи жить, рабочему человеку ни за что так не подняться. Нету на этих «нуворишей» никакой управы, вот и приходится простому работяге к ним обращаться за помощью.

Я пытаюсь изобразить радостную улыбку, пряча злость в уголках глаз. Сосед появляется на крыльце дома в добротной спецовке и дрелью в руке. «А, Коля, опять пришел, что тебе опять, я же только вчера тебе полтинник давал». Мое лицо от унижения становится бардовым: вот сука, у самого денег куры не клюют, а тут полтинники считает. Пересиливая себя, я просящее тяну: «Песочку бы мне, хибарку подделать». Сосед насмешливо смотрит на меня: «Да ты же ничего не умеешь, пропьешь ведь опять». У меня в горле начинает ходить кадык, кто он такой, чтобы меня, потомственного пролетария, оскорблять. Да, пью, от обиды, что таким вот толстомордым живется хорошо, мало мы их экспроприировали в семнадцатом году. Ишь, наплодились, дач себе понастроили. Слезы наворачиваются на глаза.

«Ладно, бери, только на этой неделе больше не приходи» — сосед отворачивается и, насвистывая, уходит в дом.

Немного постояв, я подхожу к куче и начинаю насыпать в ведро песок. Заполнив ведро, я стараюсь насыпать еще и «горку», но песок не хочет лежать спокойно в ведре и ссыпается в кучу. Намучавшись, я насыпаю песок еще и в карманы штанов. Штаны отвисают, мне приходится поддерживать их одной рукой. Переваливаясь с ноги на ногу, я тащусь к своему участку.

Мы с тестем решили положить фундамент, под наш вагончик, чтобы не было так сыро. Тесть доволен, что я раздобыл песок. Он дружески похлопывает меня по плечу и предлагает перед началом работ пропустить по стаканчику.

Водка как-то сразу ударяет в голову. Из сердца прет злость, я решаю высказать тестю все, что наболело, что не давало заснуть бессонными ночами. «Папаша, а что ж вы Люську свою так не любите» — издалека начинаю я. «Вот, брату ейному машину отдали, а нам пшик». Тесть миролюбиво сует мне в руку колбасу: «Да брось ты, машина хоть и на ходу, а старая, ее ремонтировать надо, да и нужна она Олегу, а ты, Коля, и прав то водительских не имеешь».

«Я мать уговорил вам квартиру отписать» — немного помолчав, продолжает он. «Хочу, чтобы все было по уму, чтоб после смерти нашей не собачились вы за наследство, а дачу тоже на Олега переведу». От этой новости у меня перехватывает дыхание. Что ж это получается, я для Олега стараюсь, унижаюсь для того, чтобы ему хорошо жилось на построенной мной даче? Вагончик, сиротливо стоящий посреди неухоженного участка, кажется вдруг уютным и родным. Земля, поросшая дерном — прекрасным огородом, я уже вижу заложенные потом и кровью ровные грядки, на которых растет морковка, капуста, чеснок.

«Батя, за что грабите» — наваливаюсь я всем телом на стол. Тесть не замечает бешенства, исказившего мое лицо: «Да ты и копать то не умеешь» незлобиво продолжает он. «Грех, Коля, вам с Люськой на нас обижаться, каждый месяц вам деньги даем, внучка одеваем». У меня в голове все мутится, да какие это деньги-копейки, на них и не купишь сейчас ничего, стыдно и вспоминать про них.

«Умрем, все вам достанется» — нараспев тянет тесть, опрокидывает стаканчик себе в рот и смотрит на меня слезящимися глазами.

Ненависть черной стеной наваливается на меня: «Ограбить хочет, всего лишить! Не позволю! Мое! Все мое!»

Я ничего не вижу перед собой и забываю, где я нахожусь. «Имущества лишают», «копейку отбирают», «последнее грабят» –мельтешат в голове шальные мысли. Время становится липким и тяжелым, я физически ощущаю, как нехотя переваливается за минутой минута.

Меня начинает трясти, от этой тряски чернота сползает с глаз, мысли вываливаются из головы наружу.

Я вижу перед собой тестя в луже крови с перерезанным горлом и зажатым стаканом в руке. От неожиданности я начинаю громко смеяться: «Не успел, не успел тестюшка, все забрать»!

«Все мне достанется» — навзрыд начинаю реветь я.

Если не удается взять, нужно убедить других в том, что они не достойны иметь больше благ, чем я. Стратегия Скрытый Доминатор. Цель — показать всем, что они наглы, непорядочны, несправедливы.

Я- красивый, мудрый, добрый, страдаю за вас. Если бы я был двуличным, разве носил бы я это лицо.

Воспоминание «Разоблачение, или о том, почему советы даются даром»
Поблескивающие стекла очков, седые, тщательно уложенные волосы — аккуратная старушка опять сидит на лавочке около нашего дома, в окружении местных бабулек. У меня все сжимается внутри, я заставляю себя улыбнуться и быстро прохожу мимо. Я чувствую, как она смотрит мне в след. Острые иголки впиваются в спину: «Миленькая, что ж он тебя так мучает, опять напился. Такая лапушка и с пьяницей живет. Он еще мужиков наших к тебе домой водит, спаивает, как ты такое терпишь»…Я ощущаю себя полным ничтожеством перед этой маленькой женщиной.

Она так участливо заглядывает мне в глаза. Мне кажется, что она знает обо мне все. После разговоров с ней, я ненавижу своего мужа за то, что он есть. В глазах соседей, я — жена пьяницы. Мне очень хочется доказать всем, что я не такая, я хорошая. Мне хочется, чтобы все видели, что у меня все хорошо.

Я одеваю сына в чистый новенький костюмчик и гордо выхожу с ним во двор. Он такой миленький и забавный! Он счастливо улыбается всем бабушкам на лавочке и воробьям на крыше.

Сын с достоинством, как я его и учила, немного склоняет головку и приветствует всех «Сдлавствуйте». Он мило картавит, и это вызывает оживление среди старушек. Мне хочется увести сына подальше от них, но аккуратная бабулька в поблескивающих очках, бросается мне на перерез. «Дорогуша, я тридцать лет проработала с детьми. Сейчас я тебе покажу, как нужно заниматься с ребенком, чтобы исправить речь». Она склоняется к сыну, гладит его по головке, тот продолжает улыбаться и доверчиво смотрит на нее. Глаза старушки скользят по двору и останавливаются на черненькой дворняжке, которую мы подкармливаем всем домом. Она тычет в нее пальцем: «Скажи, как ее зовут». Сын, немного удивленный назойливостью чужой женщины, нараспев говорит «Сучка» . Секундная тишина после его ответа взрывается булькающим старческим хохотом. Смеется вся скамейка. «Как, как он назвал Жучку» -переспрашивают старушки друг у друга.

Аккуратная бабулька смеется вместе со всеми, из-за стекол очков сверкают два острых кинжала. Острые дротики впиваются мне в грудь: «Что с тебя взять, ведь ты жена пьяницы, и сын у тебя такой. С двух лет он ругается матом, а с пяти будет пить водку. Ты ничтожество и никогда не станешь достойной женщиной. У тебя даже сын ничтожный. Ты -мать ничтожного сына»…

Я проваливаюсь в жерло вулкана. Огненная лава обжигает мне тело, пепел забивает глаза, рот и уши. Я барахтаюсь в кипящем месиве, пока есть силы. Когда они иссякают, я перестаю бороться и даю себя затянуть огненной воронке. Она выплевывает меня в наш двор.

Я стою перед лавочкой и бью сына по губам: «Скажи Жучка, скажи Жучка». Сын плачет и тихо повторяет: «Сучка, Сучка».

Аккуратная бабулька осуждающе качает головой и с интересом наблюдает за нами. Отвернувшись к старушкам, она снимает очки, достает чистый платочек и промокает им влажные глаза. Старушки заботливо освобождают ей место и начинают что-то душевно шептать на ухо, бросая на нас с сыном косые презрительные взгляды.

«Она никудышная мать и полное ничтожество, вы видели, как она била его» — несется мне в след шепелявый шепот.

Я — довольствуюсь малым. Я скромен и неприхотлив. Стратегия Золушка. Цель — получить все за ничего. Если ни я, то никто! Я такой хороший, удобный для вас, что вы просто не имеете права сделать меня несчастным. Моя судьба в ваших руках. Только попробуйте не оправдать моих надежд!

Воспоминание «Скромность, или о том, как жизнь не оправдала моих надежд»
«Здравствуйте, будьте так любезны, скажите, пожалуйста, будьте добры, вы набираете сотрудников» — я стараюсь не смотреть на телефонную трубку и говорю, будто сам с собой в пустоту. Внутренне я сжимаюсь, но стараюсь держать себя в руках. Мне ужасно не ловко.

Телефонная трубка зловеще молчит, потом в ней раздается плохо сдерживаемое хихиканье и покашливание. «На какую должность, молодой человек вы претендуете» — насмешливо дребезжит телефонная мембрана. У меня по спине ползет тоненькая струйка пота. Меня кидает в жар, каждая клетка тела дрожит. Я боюсь, чтоб на том конце провода не услышали чечетку, которую выбивают мои зубы. Откуда они знают про мой возраст.

Череда отказов мелькает перед моими глазами. «Нам нужны молодые сотрудники». «Мы отбираем людей до 35 лет». «Извините, вы нам не подходите» — выслушивая очередной вердикт, я стараюсь ничем не выдать своего смятения, но губы предательски подергиваются, глаза слезятся, на щеках выступают красные пятна. Я ненавижу тех людей, к которым мне приходится обращаться в поисках работы.

Сейчас мне опять откажут. Мои ноги подкашиваются, мне хочется сесть, я не в силах продолжать разговор. Я осторожно кладу трубку рядом с телефоном и держась за стенку иду в комнату. «Алло, алло, вас не слышно» — кричит мне в спину телефонная трубка.

Я закрываю глаза и неподвижно сижу в кресле. Почему я нигде не нужен. Более покладистого и исполнительного работника, чем я, трудно найти. Почему это никто не ценит. Да, я не хватаю звезд с неба, но я аккуратно и точно выполняю то, что мне поручают, я всегда делаю то, что мне говорят. Я бесконфликтен, спокоен, не имею вредных привычек, совестлив, безобиден, покладист. Когда я волнуюсь, я несколько неуклюж и нелеп, но это же не основание для постоянных отказов. Я согласен на любую работу.

Звонок в дверь выводит меня из тягостного забытья. Шаркая ногами, как будто мне все 65, а не 41, я иду к двери. В дверь буквально врывается Василий, мой старый школьный друг. Он бесцеремонно проходит на кухню, ставит чайник, достает из холодильника колбасу и консервы. Отламывая половину батона, он шутливо смотрит на меня: «Жрать хочу, целый день сегодня не ел. Зарплату не платят, выручи, одолжи до следующего месяца». Отрезая толстый кусок колбасы, он со смаком начинает его жевать, от удовольствия жмуря глаза. Мне крайне не ловко напомнить ему, что он не отдал мне еще прошлый долг и, самое ужасное, что сейчас денег у меня совсем нет — я три месяца сижу без работы. «Вася, у меня нет» — заикаясь, говорю я. Василий давится куском колбасы, долго кашляет и, в упор, глядя па меня, подозрительно тянет: «Да иди ты». Затем зло бросает на стол огрызок колбасы: «Скурвился гад, зажрался, друзей забыл». Я, чуть не плача, начинаю извиняться и мямлить, как я к нему привязан. Я бессвязно бубню, что он самый близкий для меня человек на земле, что я помню, как многим я ему обязан, окончательно смешавшись, я замолкаю. Над кухней нависает зловещая тишина.

Василий начинает понимать, что я не вру, и денег у меня на этот раз нет. «Так иди и займи» — внезапно ожесточившись, орет он. «Забыл, как я тебя выручал»!

Конечно, я все помню. Вася очень мне помог разобраться в моих отношениях с женой. Я никак не мог решить, жить нам вместе дальше или расстаться. Я ужасно боялся скандала, боялся выяснения отношений, боялся ее слез. Я не мог объяснить жене, что в ее присутствии я тушуюсь, теряюсь, что она очень яркая для меня, очень громко говорит и очень много смеется. Я стеснялся себя, стирая белье или моя посуду. Я не понимал, почему у жены на эти, чисто женские дела, никогда не хватало времени. Я был на грани нервного срыва. Жена думала, что я шучу. Мне было очень обидно, что она не принимает меня всерьез. Несколько раз я пытался поговорить с ней, но каждый раз нерешительно замолкал на полуслове. Под ее вопросительным взглядом я чувствовал себя школьником, задавшим глупый вопрос.

Мы долго обсуждали с Васей мою семейную жизнь и пришли к выводу, что моя жена мне не пара. Вася взял на себя нелегкую миссию и сказал ей, что я ухожу. Наверное, он прирожденный дипломат, жена не задала мне ни одного вопроса. Она молча поставила передо мной чемоданы. Мы не разговаривали с ней даже в суде. С тех пор мы не встречались. Вася иногда забегает к ней в гости и рассказывает мне, как живет моя «бывшая».

Вася, набычившись, смотрит на меня. Я понимаю, что теряю единственного друга.

«Васенька, я сейчас» — суетливо говорю я.

Я выбегаю на лестничную площадку, звоню соседям и пытаюсь запять у них деньги. На нашем этаже денег ни у кого нет. В отчаянье я бросаюсь на верхний этаж, там открывается дверь только одной квартиры. Незнакомый человек удивленно смотрит на меня. Я, почти рыдая, сбивчиво объясняю ему, что я живу этажом ниже, что мне очень нужны деньги, что это вопрос жизни и смерти, сую ему паспорт, часы и почти падаю перед ним на колени. Мужчина жестом прерывает мои излияния, достает купюры, и протягивает их мне: «Вернете, когда сможете». У меня по щекам текут слезы: «Спасибо, спасибо, я вам добром отплачу» — счастливо тараторю я у уже закрывшейся двери. У меня за спиной словно выросли крылья, внутри все ликует и поет.

Когда я выкладываю на стол перед Василием хрустящие бумажки, мои глаза радостно блестят. Вася сразу же сует деньги в карман и миролюбиво басит: «Бывает, погорячился». Допив чай и доев колбасу, Вася уходит.

Я один в пустой квартире, рядом с телефоном лежит снятая трубка. Приподнятое настроение как-то сереет, я чувствую, что совершенно разбит и у меня нет сил. Короткие гудки в трубке напоминают, что я должен звонить и искать работу. Через силу я набираю очередной номер: «Здравствуйте, будьте добры, извините, пожалуйста, будьте так любезны, я ищу работу»…

Через месяц мне все-таки удается устроиться курьером в местную редакцию. Работа не по профессии, но ведь мне больше 35, я ни на что не могу претендовать.

Вася регулярно занимает у меня деньги, я прощаю ему долги, ведь мы старые друзья.

Я думаю, что я счастлив — у меня есть кусок хлеба, крыша над головой и верный друг.

Я доволен тем, что имею, ведь многие живут еще хуже, чем я.

Во всем виновато государство, я думаю, ему должно быть стыдно…

В борьбе развернувшейся на полигоне, не было победителей, были только выжившие. Выжившие не хотели больше играть, но не могли не играть, связанные условиями игры.

Раз выйти из игры не возможно, нужно себя уничтожить. Теперь оставалось одно, мечтать о том, чтобы не быть. Нет, игрок не торопил смерть, он просто наслаждайся ее присутствием. Игрок не хотел умирать, ему нравилось наблюдать, как умирают другие. Это поддерживало в нем ощущение того, что смерть достаточно близка, чтобы можно было не страшиться жизни.

Воспоминание «Пустыня, или размышления о том, что смерть — это счастье для человека: умирая, он перестает быть смертным»
«Ваше благородие, Госпожа чужбина, сладко обнимала ты, да только не любила. Письмецо в конверте подожди, не рви. Не везет мне в смерти, не везет в любви». Я чувствую себя Суховым. Под ногами песок. Над головой палящее солнце. Постоянно хочется смочить растрескавшиеся от жары губы. Кожа задубела и пропиталась потом. Сейчас из-за барханов появится Абдула. Я завидую ему. Жил как мужчина, умер как мужчина. Я вообще завидую тем, кто уже не мучаются на этом свете. Я никому об этом не говорю. Не поймут. Нет, я не ищу смерти. Я терпеливо жду свой конец. Я готовлюсь умирать. Смерть — это священнодействие. Смерть — это вознаграждение.

Я сам выбрал этот забытый богом гарнизон. Моя Гюльчатай томится и ждет меня в нашем «ауле». Она думает, что я когда-нибудь отсюда уеду. Она не знает, что я приехал сюда по доброй воле.

Я ловлю скорпионов. Я осторожно переворачиваю раскаленные камни, они там, в спасительной прохладе. Скорпионы смешно задирают хвосты и растопыривают клешни. Я аккуратно подхватываю их и кидаю в банку. Мне нравится смотреть, как они убивают друг друга. Как откусывают и ломают друг другу клешни. Как вонзают смертоносные жала себе в спины. Если кто-то из них выживает, я его отпускаю. Обычно такого не происходит.

Я бреду к серым домам. От их стен поднимается густой вязкий воздух, как будто солнце вытапливает из них и из тех, кто в них находится их души. С каждым днем они становятся меньше и меньше.

Жизнь не хочет покидать этот выжженный солнцем мир, я чувствую, как она цепляется за растрескавшуюся землю и струится сквозь зыбучие пески, пытаясь зацепиться за твердь. Меня забавляет эта борьба. Так глупо и так бессмысленно. Все это уже было. Скучно и однообразно, как монотонное завывание муллы по утрам.

Я часто думаю, ради чего люди живут. Я уверен, что ради смерти, просто они об этом не задумываются.

Но смерть была хитрее, она была частью игры, и однажды пропускала игрока Через себя. Это было мгновение, но мозг, зараженный смертью, начинал уничтожать сам себя.

Антипатия к другим росла, она пропитывала чернотой пространство и от этого оно становилось сочным, жирным и размякало, как промокашка, опушенная в чернила. Жизнь превращалась в ад.

Для того, чтобы получать удовлетворение от жизни, пришлось полюбить страдания.

Я не хочу жить. Жизнь убивает меня. Я должен себя убить. Я уничтожаю себя. Весь мир уничтожает себя. Это моя игра.

Я счастлив, причиняя себе боль, и разрешая другим уничтожать меня.

Воспоминание «Хулиган, или о том, что я потерял способность испытывать любые чувства, кроме боли»
Я громко рыгаю и выпячиваю промежность. Пусть все видят, что когда я смотрю на НЕЕ, у меня что-то шевелится в штанах. Я думаю ЕЙ это приятно. Мне наплевать на толстых теток и лысого очкарика, сидящих рядом. Это нормально, что они недовольно морщатся и отводят глаза. Пусть знают, я еду. Я широко, по «деловому» расставляю ноги.

Я ловлю кайф от того, что я «без тормозов». Не каждый решится на это. Не каждый может быть таким развязанным и непринужденным. Мне хочется, чтобы все видели мою уверенность, я очень уверен в себе. Мне все дозволено. Я — пуп земли. Я громко гогочу и начинаю вести с Димоном несложный разговор, состоящий из трех слов. В моей крови гуляет адреналин.

Димон как-то неловко ежится. Кто-то вспоминает о «ментах». Лохи, они не знают, что у меня клевые предки. Если что, мой «перец» враз всем «вставит» мозги на место. Махать руками и громко говорить у нас не запрещено, а больше я ничего не делаю. Я замечаю, что говорю один. Димон отворачивается и смотрит в сторону. В его позе досада и раздражение. Меня это еще больше заводит. Бабки на соседнем сидении шепчутся: «выпил, наверное». Откуда-то подваливают «менты», просят дыхнуть и показать документы. Димон тихо «линяет».

Меня довольно культурно, под руки выводят из вагона. Я бурно выражаю протест и объясняю, какие они сволочи. Несколько точных ударов в печень ломают мое сопротивление. У меня перехватывает дыхание, я начинаю ловить «кайф». Меня волокут в машину. От тряски и духоты я теряю сознание. Я прихожу в себя от того, что «перец» бьет меня по щекам и злобно шипит, почему ему досталась «такая сволочь». Я догадываюсь, что «сволочь» — это я.

У меня перед глазами все кружится и расплывается. Мне легко и хорошо, я счастлив, что живу. Какая удача, мне опять повезло: ничего не сломано и даже не разбит нос. Сколько это будет продолжаться? На кого я похож? Конечно на Жириновского, он тоже никогда не сдастся. Что я буду делать дальше? Буду искать новые острые ощущения. Ради чего я живу? Ради счастья и свободы. Ради чего же еще жить.

Нет проблем — будут!- Немного двусмысленности никому еще не повредило. Когда ты окончательно запутывался, тебе оставалось либо верить всему, либо сомневаться во всем. Оба варианта избавляли тебя от необходимости мыслить.

Я пусть что-то екает в груди, и ты сам просишь себя остановится, это у лее невозможно. Внутренняя конвульсия сотрясает тебя, игра — требует новых жертв.

Воспоминание «Сомнение, или о том, что нужно избегать тех, кто старается подорвать вашу веру в себя»
Я решил жениться. Я ЕЕ очень люблю. Я счастлив. Так раньше никогда не было. С любых гастролей ОНА прилетает ко мне, в Москву. Меня немного задевает, что ОНА так же независима, как и я. ОНА богата и известна. Я чувствую, что готов ради НЕЕ «свернуть горы». Мы решили, что будем вместе.

Я хочу, чтобы кто-то одобрил мой выбор. Это серьезный шаг. Я должен быть уверен на сто процентов в правильности своего решения. Друзья могут соврать, да я и не привык обращаться к ним за советом. Я хочу поделиться с кем-нибудь своей радостью. Лучше, если это будет посторонний человек. «Со стороны видней».

Ясновидение и гадание. Интересно. Если мы подходим друг другу, то это должно быть сразу видно. Я в этом не сомневаюсь. Мадам, конечно же, скажет, что мы идеальная пара. Я думаю, она рада, когда встречает счастливых людей. Редко у кого все хорошо.

Приглушенный свет. Кроваво-красная скатерть. Передо мной женщина неопределенного возраста. В ее пронзительных глазах насмешка и уверенность. «Счастливые ко мне не ходят». Медленно проваливается пол. Может встать и уйти. Ее глаза «цепляют» и заставляют оставаться на месте. «Ты сам знаешь, что ОНА тебе изменяет. Ты пришел за приворотным зельем?» Я давлюсь словами и пытаюсь объяснить, что у нас все хорошо, было хорошо. «Тебя ждет большое разочарование. Эта женщина — змея, которой нужны твои деньги». Я мямлю, что ОНА богата и известна, я даже называю ее имя. «Ты вроде не мальчик, а рассуждаешь как ребенок». Я чувствую, как струйки пота стекают по моей спине, останавливается и проваливается куда-то сердце. Я хочу, чтобы она замолчала. Я готов броситься на нее, но не могу пошевелиться. Я смотрю в ее холодные пустые глаза. Я не сомневаюсь, что она ведьма.

Я плетусь к машине. «Она тебя не любит» кричат вороны. «Она тебе изменяет» улыбаются прохожие. Мне хочется напиться. Я хочу, чтобы меня кто-нибудь любил и был рядом. Я не помню, что происходит потом. Я просыпаюсь в чужой постели. Чужая женщина улыбается мне и просит расплатиться.

Это какое-то наваждение и бред. Я ЕЕ люблю, и ОНА любит меня. Мы будем вместе, и мы будем счастливы. Я забуду, что сказала ведьма. Я постоянно буду думать, вдруг она права…

Осознание того, что все не то, отупляло. Пытаясь достичь финиша, ты полностью использовал все свои возможности и сломался. Теперь ты живешь, не замечая того, что живешь, думаешь, не понимая слов, чувствуешь, не испытывая чувств, владеешь не владея. Ты учишься не быть, не делать, не иметь. Тебе все меньше надо. Твое желание быть умирает последним.

Воспоминание «Преемственность поколений»
Я пристаю к отцу. «Пап, объясни, для чего ты собираешь марки»? Отец смеется и треплет меня по голове. У меня на голове пушистый густой «ежик», отцу нравится проводить по нему рукой. «Когда я смотрю на них, я представляю страны, где они выпущены. Через них я вижу жизнь па других материках. Я заглядываю в космос»… Отец может говорить об этом часами. Я никак не могу понять, как через клочок бумажки можно увидеть космос. Наверное, я еще маленький. Мне надоедает спорить с отцом, я делаю вид, что все понял и радостно убегаю.

Я прихожу с работы домой. Отец сидит в своем любимом кресле. На коленях толстый альбом с марками. Там даже есть раритеты. Я давно прошу отца их продать. Нужны деньги, а там, на коленях у отца маленькое состояние. Я убеждаю отца, что я смог бы тогда открыть свое дело — мне не нужно будет брать кредит и влезать в долги. Отец вначале топал ногами и ругался, патом стал плакать. Я не могу видеть его слез. Я больше не говорю с ним на эту тему. Ведь это его марки. Он говорит, что в них вся его жизнь. Я спрашиваю: «папа, а разве больше в твоей жизни ничего не было»? Отец грустно пожимает плечами. Он поднимает руку и хочет, как и раньше потрепать меня по голове.

Уже больше года, как нет отца. В его любимом кресле лежит альбом с марками. Я так и не решился их продать, ведь это память о папе. Я его очень любил, хоть и не всегда понимал. Я открываю альбом и пытаюсь увидеть марки его глазами. Я увлекаюсь, и меня это почему-то успокаивает. Неустойки, безграмотные контракты, бездарные сотрудники; вечно не довольная жена; вечно скучающий сын — все куда-то отступает, становится смешным и нереальным. Я так устал от этой суеты. Мне хочется все бросить и просто сидеть здесь, в этом кресле, держа на коленях толстый альбом с марками.

Дальнейшие события, которые приключались с игроком на полигоне, можно разделить на те, которые никогда не происходили, и на те, которые не имели никакого значения.

Игрок раздувает щеки и изображал «туза». Хотя на полигонах давно остались одни «шестерки «.

Воспоминание «Несбывшаяся мечта, или прощание с собой»
Я поднимаю тяжелую крышку. Пальцы касаются прохладных белых клавиш. Все мое существо пронизывает тоскливый бурлящий звук. Здравствуй, мой старый друг. Последние двадцать лет ты был ненужным украшением моей гостиной. Старинный черный рояль, спутник моего детства, когда последний раз мы творили с тобой мелодию, музыку наших мятежных душ. Простишь ли ты мне мое предательство. Я думал, что перерос тебя, что меня, ждут удивительные важные дела. Я старался не замечать тебя, одинокого и покрытого пылью.

Руки взлетают, разбегаются в разные стороны. Пальцы сами собой ткут неведомый мотив. Разноцветное прозрачное полотно звуков струится по ветру и взмывает вверх, как вырвавшийся на свободу воздушный змей. Где-то там, высоко-высоко, рядом с солнцем, мы все будем счастливы. Скорей туда, там моя мечта. Ноты бисером рассыпаются из под мечущихся по клавиатуре пальцев. Я не успеваю за ними, я сейчас сорвусь.

Протяжный, задыхающийся от стремительного падения стон, обрушивается на меня. Я не смог. Я не достиг своей высоты, я сорвался вниз. Клавиши плачут и рыдают. Звук рояля напоминает клич одинокого кита в холодных суровых водах океана, он так же протяжен и глубок. Песня одинокого сердца стелется над снежной равниной памяти и замирает где-то вдали. Музыка рвется, как ветхая ткань. Я путаюсь и спотыкаюсь в обрывках мелодий.

Извлекаемые пальцами звуки живые, они хотят вырваться, они кричат, что я их убил. Я не хотел, я думал, что это не важно. Скомканные сюиты, полонезы, этюды пеплом падают к моим ногам. Это то, что я должен был создать и что я уже никогда не создам.

Руки становятся деревянными, пальцы неловко цепляют аккорды, тонкая нить, соединяющая меня с моей душой, тает. Я беспомощно барахтаюсь в гулкой пустоте.

Мне уже пятьдесят пять. Время подводить итоги. Завод, министерство. Почетные звания, награды. Наверное, кто-то был бы счастлив. Мне завидуют, говорят, что я прожил жизнь не зря.

И только ты, мой старый черный рояль, знаешь, что я так и не нашел себя. Прошлого не воротишь. Прощай, мне уже поздно менять себя.

Я не хочу больше создавать игру, я не могу ее разрушить. Я буду наблюдать за игрой. Я буду вне игры. Я буду играть в упорядочивание игры. Я поступлю к ней на службу, я помогу ей отслеживать ходы. Когда все доиграют, игра выпустит меня.

Игра шла мне на встречу и наделяла правом карать и воздавать по заслугам, выполняя законы незримого суда. Самый быстрый способ окончить игру — проиграть ее. Я ненавижу тех, кто продолжает играть. Из-за них нахожусь в игре я. Я становлюсь одержимым, сама игра боится меня.

Я должен отомстить всем. Они не достойны того, чтобы жить. Я убью всех. Я разрушу этот мир. Я никто. Я не достоин того, чтобы жить. Я сделаю всех никем. Они превратятся в ничто. Мы все умрем. Конец игры. Небытие.

Храни нас Бог от святых.

Воспоминание «Исповедь шамана, или о том, как любовь к богу преувеличивается до ненависти к людям»
Я не человек. Я — шаман. Меня не узнать в толпе. Внешне, я такой же, как вы. Хуже вас и чуть-чуть слабее. Меня легко обидеть. Я беззащитен перед грубостью и силой. Я никому «не перехожу дорогу». Я жду, когда перейдут мне. Я даю вам эту возможность. Я здесь, чтобы собрать свою жатву. Мне нужен повод, чтоб возненавидеть. Я — черный шаман.

Последние лет сто, после технических революций, люди отупели и стали очень наивны. Они пытаются противопоставить всемирным законам, в которых сами запутались как мухи в паутине, безрассудную глупость и невежество. Они пытаются не замечать и обесценивают важность происходящих в их жизни роковых событий и фатальных встреч. При этом они верят в то, что могут изменить мир, что они творцы своей судьбы. Это очень смешно. Люди очень дешево, за гроши продают себя. Это мое время.

Люди боятся себя, душат свою интуицию и верят во всеобщий апокалипсис. В ад, как и в рай, скопом не ходят. Тем более что есть места, гораздо хуже ада. Людям о них ничего не известно, так как человек не может оттуда вернуться. Люди остаются там навсегда, вернее там они перестают быть людьми. Люди не ведают, что конец света у каждого свой. И что он гораздо ближе и реальнее чем ядерная война или крах валютного рынка. Чтобы перестать быть, людям достаточно ожесточиться на жизнь и встретить меня.

Бесполезно устраивать на меня охоту и кричать, что взбесившаяся тварь должна быть уничтожена. Зло нельзя уничтожить насилием. Оно от этого крепнет и становится коварнее и злее. Моя сила в вашей ненависти. Дракула вечен. Я по-прежнему среди вас. Мне не нужна ваша кровь и ваши тщедушные тела. Серебряный крест и осиновый кол не могут спасти ваши души. Вы сами, по собственной глупости переступаете роковую черту. Вы слишком увлеклись бессмысленной игрой под смешным названием «Я прав» и «Я лучше». Вы пытаетесь доказать мне свое превосходство, я даю вам возможность насладиться вашим триумфом. Вы смеетесь и празднуете победу, хотя должны просить о покаянии. Вы забыли о смирении, вы плохо читали библию. Святые, которым вы молитесь, уступают дорогу, когда иду я. Они мудрее вас, они знают, с кем имеют дело и осторожны, поэтому они пока что боги. Я разрешаю им быть. Они в игре. Я — вне игры.

Я везде был и все видел. Я долго ждал, когда духовный разврат достигнет своего апогея. Когда люди будут счастливы пьяным неведением. Когда одурманенные вином, наркотиками и религией они спутают божественный лик с маской паяца.

Люди надеются, что кто-то на благословенном Олимпе заступится за них и воскресит их души. Было бы спасением, если бы там еще кто-нибудь остался, с ним можно было бы договориться. Может быть, ему удалось бы остановить безумие. Но последние из владык этого мира давно канули в небытие. Я видел их агонию, я наблюдал за их концом. Я видел, как люди рвали их на куски.

Люди делают вид, что у них есть будущее и ничего еще не решено. Превозмогая себя, они тянут лямку жизни, все больше погружаясь во тьму и тишину.

Люди строят храмы и молятся шутам, принимая звон бубенцов за божественную благодать. Они ищут истину в грехе, а любовь в ненависти. Люди надеются, что бесконечен путь и далека расплата. Удел нищих духом — верить в чудо.

Сказка, которую выбрали люди для того, чтобы сделать былью, оказалась с печальным концом.

От меня нельзя откупиться. Все предопределено. Мне не нужны признание, слава, любовь, бумажки с изображением Франклина, брильянты, золото, оружие, наркотики. Это атрибуты человеческой слабости. За всей этой бутафорией тускнеют и теряют значимость истина и смысл.

Человечество не достойно того, чтобы быть. Я здесь, чтобы исцелить этот мир от болезни с громким названием ЖИЗНЬ.

Я не человек. Я — шаман. Меня не узнать в толпе. Внешне, я такой же, как вы. Хуже вас и чуть-чуть слабее. Меня легко обидеть. Я беззащитен перед грубостью и силой. Я никому «не перехожу дорогу». Я жду, когда перейдут мне.

Я — черный шаман.

Встреча на полигоне с «одержимым » имела непредсказуемые последствия. Игрок чувствовал, что что-то случилось. Но не мог понять, что именно.

Воспоминание «Случайность, или о том, что по-видимому, на свете нет ничего, что не могло бы случиться»
В маленькой комнате душно и неуютно. Я сижу за корявым столом с какой-то грязной тряпкой вместо скатерти. На столе сломанный подсвечник с растаявшим огарком свечи, бумажная иконка и старые потрепанные карты. «Мы предлагаем вам сотрудничество» — я почему-то нервничаю и отвожу глаза от невзрачной женщины, сидящей напротив. За моей спиной вся наша бригада — мы вышли на дело, мы трясем вес сомнительные конторы, ютящиеся в съемных квартирах в нашем районе. Ситуации разные: кого-то приходится успокоить, у кого-то вежливо просим взаймы, кто-то, заискивая и заикаясь от страха, сам хватается за кошелек, и предлагает спонсорскую помощь.

Здесь ничего не предвещает неприятностей, кроме трех теток в квартире никого нет. Женщине, к которой я обращаюсь, явно не по себе, она напряжена, и растеряна. Ее две товарки забились в угол, еле живые от страха.

Неприятный холодок ползет по позвоночнику. Что-то не то, я чувствую опасность, но не вижу, откуда исходит угроза. Оцепенение висит в воздухе, все как-то притихли. Всем неловко, я не знаю, как выйти из ситуации. Мне хочется встать и уйти. Я не могу это сделать, за спиной ребята, они не поймут. Мы должны выбить деньги. Положение спасает Олежек, он начинает что-то истерично кричать в лицо женщине, обращаясь к ней на «ты». Обычно это срабатывает, начинается ответный крик, просьбы, угрозы — нормальный деловой разговор. Женщина молча выслушивает его тираду и тихо замечает : «Не ты, а ВЫ, молодой человек. Свяжитесь с начальством. У нас есть «крыша»». Женщина не похожа на героя, я чувствую, что ей тоже страшно. Но в ней что-то не так… С ней ничего не может случиться.

Мои размышления прерывает радостный возглас Олега — «Деньги». Молодец, он успел проверить кошельки у этих кошелок. Я с облегчением встаю, внушаю присутствующим дамам, что с ними по джентельменски обошлись. Забиваю «стрелку» их «крыше» и с явным облегчением выхожу из квартиры. Улов не большой — две тысячи, но хоть перед ребятами не стыдно. Отработали чисто. Без происшествий и с прибылью.

Все пытаются казаться спокойными. Ужасно хочется расслабиться. Мы заваливаем в небольшой кабачок. Заказываем пиво, шашлык и мирно усаживаемся за столик. Сидим долго, разговор не клеится, но почему-то не хочется расходиться. Уже почти ночь, ребята прощаются и медленно встают из-за стола. Мне кажется, что все происходит как в замедленном кино. Воздух густой и упругий, ребята плывут по нему, с трудом продвигаясь к двери. Я почему-то ничему не удивляюсь. Мне спешить некуда.

Мне, не смотря на выпитое пиво, очень тоскливо, хочется тепла и уюта. Я присматриваю в дальнем углу смазливую блондинку, она многообещающе улыбается и не ломаясь подсаживается ко мне. У нее очень бледная, с синими прожилками кожа. Мне почему-то жутко дотронуться до девушки, но я не могу от нее оторваться. Я заворожен ее присутствием. Я очень ее хочу, мы быстро договариваемся о цене, вернее я отдаю все деньги, которые у меня есть. Мы поднимаемся и идем к туалету. Я уже берусь за металлическую ручку, чтобы пропустить блондинку вперед. Из угла отделяется грузная тень. Чья-то рука ложится мне на плечо. «Подожди, браток, наши девушки стоят дорого». Я не успеваю ответить, что я заплатил, страшный удар «под дых» рвет мои внутренности, горлом идет кровь. Я падаю и на лету хватаю скользящий удар по голове. Становится очень тихо. Кино стало еще и немым, я ничего не слышу. Сознание мерцает, я погружаюсь в серые сумерки. Сквозь них я вижу, как с меня снимают часы, вытаскивают бумажник, срывают золотой крестик и, наступая на мое тело, уходят, уводя с собой девушку. На секунду она оборачивается…

Невзрачная женщина смотрит на меня спокойно и жестко. Она наклоняется, целует меня в засос. Царственно поворачивается и уходит. Что-то лопается в моей груди, оттуда вырывается моя душа и как маленькая собачка, путаясь в собственных лапках и ласкаясь на бегу к ногам женщины, торопливо бежит за ней, стараясь заглянуть ей в глаза.

Я прихожу в себя в реанимации. И сразу погружаюсь в безмолвное месиво боли и вони. Мне уже сделали три операции, пытаясь сшить мои кишки. Швы гноятся и никак не хотят зарастать. Я ничего не слышу, повреждены барабанные перепонки. Я не могу думать, мысли останавливаются в моем мозгу. Тело гниет заживо, боль раздирает каждую клетку. Разлагается даже фистула, вшитая в подключичную артерию.

Я умираю долгие шесть месяцев, каждый день, каждую минуту. Каждая секунда — маленькая смерть. Как я устал жить. Я мечтаю о том, чтобы меня никогда больше не было.

Мать безучастно сидит рядом и тихо ждет моей смерти. Она приглашает священника, чтобы тот помолился за меня и за нее. Пузатый бородатый дядя прикладывает крест к моему лбу и долго шевелит губами, внимательно заглядывая мне в глаза.

Воздух уплотняется, из него формируется огромный водоворот, который затягивает меня. В окне водоворота невзрачная женщина играет с маленькой смешной собачкой, та визжит от восторга, падает на спинку и подставляет ей мягкое розовое брюшко.

На экране появлялись помехи, матрица игры рассыпалась байтовой пылью. Неведомая сила подхватывала игрока, вертела, несла, раздавался металлический визг, словно внутри компьютера кто-то скрежетал железными зубами. На экране появлялась огромная снежная воронка, казалось, что ее дно проваливается в вечность. «Помогите! Сделайте что-нибудь!»- кричал несчастный. «Не паникуй. Все нормально «-раздавался внутри него электронный голос. «Это просто следующая стадия игры. Тебе повезло, ты почти у финиша. Ты почти выиграл «.

Игрок открывал рот, чтобы возразить, но подхвативший его вихрь затягивает его в воронку. Оказавшись внутри воронки, тело игрока начинало фрагментироваться. Сотни маленьких игроков, как муравьи копошились вдоль стенок воронки. Некоторые из них срывались и падали вниз. Больше их никто не видел.

Воспоминание «Закономерность, или о том, что, делая выбор, мы не всегда видим дорогу, по которой предстоит пройти»
Я делаю вид, что расстроен и возмущен. Леночка с ангельской непосредственностью называет меня импотентом и жмотом. С чего она взяла, что я должен ее удовлетворять? — «Я тебе ничего не обещал». «Как…» — несмотря на то, что это сущая правда ее голос дрожит от негодования. Я позволяю ей «выйти из себя». Вылив на мою голову ушат помоев, ей самое время остановиться и тихо уйти, исчезнув навсегда из моей жизни.

Но женщины очень самоуверенны. Леночка, удовлетворив мою похоть, возомнила себя королевой, а меня назначила своим жалким пажом. Она решила меня растоптать и уничтожить своим презрением и хамством. Я вижу, как лихорадочно она ворошит копилку памяти, выбирая самые злые и колючие фразы. Она не догадывается, что ее слова, как и она, сама, для меня ничего не значат.

Мне нужна была женщина, я ее взял. Леночка просто оказалась рядом. Я вежлив, я не хочу ее обижать. Я пытаюсь прекратить ее истерику. Я хочу дать ей шанс уйти. Пусть думает что хочет. Она старалась, и мне было с ней хорошо.

Почувствовав мое миролюбивое настроение, Леночка принимает его за подтверждение безнаказанности собственной распущенности. Она перестает сдерживать себя. Она решает, что может преступить заветную грань, установленную между мной и другими людьми. Леночка, незаметно для себя, сжигает хрупкий мостик, еще соединяющий ее с жизнью. Она сжимает маленькие кулачки и набрасывается на меня, как взъерошенный воробей.

Этого делать было не нужно. Это никому не позволено делать безнаказанно. Мне жаль ее. Но дальнейшие события мало зависят от меня. Я просто наблюдаю, как это происходит. Леночка сама сделала свой выбор. У нее была возможность уйти. У мотылька, летящего на свет, уже вспыхнули крылья.

Комната становится четкой и яркой, как будто кто-то снял чехлы с мебели и люстры, вытер пыль с окон и стен и заставил воздух вибрировать высоким тонким камертоном.

От неожиданности Лена замирает и с удивлением смотрит на меня. Ужас уже окутал ее мозг и тело. Кажется, она начинает что-то понимать. Ее глаза заискивающе смотрят на меня, в них бьется и трепещет надежда. «Ты ненавидишь меня» — замирая от страха, она через силу улыбается и пытается перевести все в шутку. Я молчу, я не хочу ее огорчать. Я не умею ненавидеть, я могу только уничтожать.

Леночка, славная малышка, мне жаль тебя, но меня нельзя обижать. Твое глупое сердечко почему-то обмануло тебя, или ты сама устала жить и ждала меня.

Спокойная холодная тьма накрывает ее и начинает всасывать в себя. Я вижу, как стекленеют ее глаза. Она сникает и становится старше сразу на двадцать лет. Передо мной не пылкая двадцатилетняя красавица, а разбитая мужчинами и судьбой сорокалетняя женщина. «Что со мной» — она руками закрывает глаза. Я ощущаю во рту привкус ее жизненного сока, он сладкий и немного терпкий. У нее много сил, она была молода. Ее надолго хватит.

«Поторопись, тебя, наверно, ждут» — обыденно говорю я.

Мне всегда платят по счетам. Обидев меня, ты продала мне себя. Чтобы искупить свою неловкость ты заложила мне свою жизнь.

Ты скоро забудешь меня и этот странный вечер. Ты пойдешь «по рукам» и вместо престижного вуза пройдешь уличные университеты. Мне нравится любовная страсть, ты будешь добывать ее для меня. Ты будешь пытаться себя убить, но уйдешь из жизни только тогда, когда станешь мне не нужна. Смерть не станет избавлением, даже после кончины, ты будешь продолжать растрачивать себя. У меня много должников. Ты одна из них. Так было всегда.

Конец наступит не скоро. Когда ты доберешься до него, ты станешь маленькой и твердой, ты навсегда забудешь себя.

Мне нравится теплым летним вечером перебирать руками блестящие гладкие камешки и слушать морской прибой.

Я буду держать в руках обточенную морем гальку, и восхищаться безупречностью и законченностью твоих линий. Ты, как и в первую нашу встречу тепла и совершенна. Я думаю, ты довольна, ведь выбор сделала ты сама.

Сумма интеллекта в игре оставалась константой, а количество фигурок в результате фрагментации игроков росло. Интеллекта на всех не хватаю, появлялись создания, которые были очень малы, сознание их было прямолинейно и ограничено. Они ухитрялись выживать в игре, но хитрость их не была умом, а только усиленной работой инстинктов, вызванной отсутствием ума. Другие считали их искренними и любили. Интеллектуальные игроки не догадывались, что разум может существовать не всегда в разумной форме. Маленьких созданий назвали «животным миром «. Мало кто подозревал, что они тоже участники игры.

Светящимися точками, плавно кружа, эти существа незаметно растворялись в чернеющем зеве воронки.

Воспоминание «Маленькая игра, или размышления на тему жизни. Растения живут, не зная этого. Животные живут, зная об этом. Человек живет отказываясь от жизни. Человек очеловечивает животных… Какая-то странная игра»
«Серенький, маленький, иди сюда умница. Пойдем домой. Я уже соскучилась без тебя». — Большой серый кот смотрит на меня печальными глазами и всем своим видом показывает как я ни к стати. Он только наладил контакт с кокетливой черной кошечкой из соседнего подъезда. Я беру Серою на руки и счастливо улыбаюсь. Он напрягается, прижимает уши и смотрит на меня большими желтыми глазами. Они сверкают от негодования и обиды. Я глажу его по длинной шерсти и стараюсь успокоить. Дома он демонстративно отворачивается от меня, забивается в угол, и молча страдает, переживая свое унижение. Через несколько дней он великодушно меня прощает и нежно урчит, подставляя плотную мускулистую шею. Жизнь идет своим чередом.

Проходит неделя. Серый опять отправляется в «загул». Он, надменно вырвавшись из моих рук, проскальзывает в приоткрытую дверь. Я долго его зову, но он убегает мелкой рысью, даже не повернув головы. Я вижу победно поднятый серый пушистый хвост.

Отсутствует он довольно долго, я даже начинаю беспокоиться, не потерялся ли он. Однажды, посмотрев в окно, я наконец-то вижу Серого па клумбе рядом с домом. Шерсть свалялась, бока впали, хвост облез. Я кричу, высунувшись в окно: «Серенький, Серенький»! Он гордо смотрит на меня немигающим взглядом и делает вид, что не узнает.

Я накидываю плащ и выбегаю на улицу. Я протягиваю руку и улыбаясь, подхожу к кошачьему собранию. Три кошки сосредоточенно сидят рядом с Серым. Чувствуется, что они увлечены каким-то важным кошачьим разговором.

Серый обреченно смотрит на меня — «Опять! Не мешай мне!» В желтых глазах холод и решительность. Он напоминает мне попавшую в капкан рысь, Я не обращаю внимания на предупредительное гортанное «Мя — я». Я наклоняюсь и уже собираюсь взять его на руки. В следующее мгновение я не успеваю понять, что происходит. Со звериным рыком серая молния клубком обвивает мою руку. Зубы и когти впиваются в мою плоть. Несколько мгновений Серый самозабвенно рвет мое руку. Затем резко соскальзывает вниз и убегает.

Я не успеваю даже закричать. Кровь ручьем льется из глубоких рваных ран. Кожа располосована и содрана клочьями. Я на ватных ногах с трудом добираюсь до квартиры и падаю в обморок.

Через трое суток Серый приходит сам. Понуро опустив голову, он тычется мне в руку большим серым лбом. «Как же так, Серый? Как мы с тобой теперь будем жить?» Он тоскливо вытягивается струной у моих ног и замирает. Он ждет решения своей участи. «Я не мог не вернуться» — говорит вся его поза. «Я виноват, но я КОТ. Позволь мне иногда быть КОТОМ».

Игрок барахтайся и пытался сопротивляться неотвратимому падению. Когда он уставал и понимал, что все бессмысленно, экран распрямлялся, становился плоским, белые хлопья группировались, образуя новую реальность для игрока, и он успокаивался.

Воспоминание «Рождение, или еще одна попытка сопротивления»
Мягкая влажная губка, охватывающая меня, начинает сокращаться, подталкивая мое тело к выходу. Я обиженно соплю. Я еще не проснулся. Мягкие толчки становятся настойчивей. Наверное, я скоро должен родиться. Это значит опять напрягаться, толкаться, вращаться внутри маминого тела. А самое ужасное, в нем можно застрять!

Предыдущий неудачный опыт рождения прочно засел в памяти. Моя голова тогда оказалась зажата в узком проходе, мамино тело конвульсивно исторгало меня, но мне некуда было деться. Меня плющило, рвало на части. Я чувствовал, как прогибаются мои черепные кости, причиняя мне дикую боль. Если бы они были жесткие и твердые как у зрелого человека, они смогли бы выдержать это чудовищное давление. Теперь я буду рождаться взрослым!..

У меня был шанс выбраться из этой заварухи, но испугалась женщина, которая рожала меня. Она предала меня и… умерла.

С тех пор у меня появилось скрытое недоверие к женщинам — они изменяют, когда на них надеешься, они оставляют тебя, когда они тебе нужны. Какое-то время я приходил в себя после пережитого шока смерти при рождении. Поначалу я даже решил, что рождаться больше не буду, правда, потом передумал, мне почему-то обязательно нужно было явить себя миру. Появиться на свет хотелось, но было страшно.

Наконец я решился.

Интуиция подсказывала мне, что эта попытка будет удачной.

По всем календарным срокам я уже должен увидеть мир. Моя мама «перехаживает» меня уже полторы недели. У меня на голове зарастает «родничок», ногти становятся длинными, и я часто царапаю ими свое тело.

Я буду расти здесь, у мамы в животе. А когда я вырасту, я рожусь.

Вокруг нас с мамой суетятся врачи. «Слабость родовой деятельности. Ставьте капельницу».

Минут через десять появляется неприятное дрожащее ощущение внутри. Неужели и эта мама хочет от меня отказаться? Нет, я не дамся! Дикий страх сковывает мысли. Пространство над головой начинает расширяться, как бы приглашая в него войти. Я не могу пересилить себя. Я не смогу через него протиснуть свое тело. Я, слегка повернув голову, упираюсь в твердую поверхность открывающегося кольца и головой, что есть силы, отталкиваюсь от нее в глубь маминого живота. Что-то мягко рвется. Голове становится очень легко, тело безвольно обвисает. Я куда-то проваливаюсь. Ручьями, вокруг меня начинает стекать красная жидкость. Остатками сознания я понимаю, что это кровь, только чья, моя или мамина?

«Отслойка плаценты. Срочно готовьте операционную. Острая гипоксия плода». Кто-то уверенно и быстро ощупывает мою голову. «Ребенка можно спасти». От этих бережных и легких прикосновений я успокаиваюсь. Я знаю, этот человек меня родит.

Наркоз кружит меня в своем мареве. Холодный воздух заставляет меня вздрогнуть. Кто-то быстрым движением раздвигает упругие ткани и выхватывает меня из маминого живота. Я чувствую, что здесь светло, но не могу открыть глаза. Веки тяжелые и непослушные. Мышцы не слушаются меня. Я никак не могу сделать первый вдох. Чей-то палец оказывается у меня во рту и освобождает его от скопившейся слизи. «Ну, давай же, дыши» — Меня переворачивают вниз головой и хлопают по ягодицам. Я обижаюсь и кричу…

Первые несколько минут я очень сердит, и громко выражаю свое недовольство. Женщина в белом халате бережно обтирает мое тело. Она улыбается мне и весело говорит: «Привет». Я понимаю, что уже родился. Я замолкаю, пытаюсь улыбнуться ей в ответ и внимательно разглядываю все вокруг.

Вначале я никак не могу сфокусировать зрение. Передо мной растекаются пятна, они яркие и движущиеся. Я не успеваю за их бегом. От напряжения я засыпаю и погружаюсь в пространство с пульсирующими вспышками. Что-то большое и властное охватывает меня, накатываясь из темноты. Мне приятно и страшно одновременно. На несколько секунд в темноте образуется щель, я заглядываю в нее и вижу новорожденного мальчика, лежащего в маленькой кроватке. Меня охватывает радостное чувство, я понимаю, что родился.

Сколько я себя помню, я всегда был счастлив потому, что живу. Это была беспричинная радость оттого, что я могу дышать, бегать, прыгать, смеяться. По сравнению с этим, все остальное казалось ерундой, из-за которой не стоило огорчаться. Мне было жалко маму, которая расстраивалась из-за моих испачканных брюк или разорванной рубашки; папу, который был вечно занят и сокрушался по поводу «заваленных проектов»; сестренку, которую выводили из себя прыщики на ее курносом лице.

Жизнь искрилась и бурлила вокруг меня. Я удивлялся, своим сверстникам, которые не знали, как «убить время». Мой день был расписан по минутам. Мне все было интересно. Я с удовольствием играл в футбол, пел в хоре, занимался в авиамодельном кружке, самостоятельно учил китайский язык, и надеялся, когда вырасту, стать дипломатом, обязательно в Китае или Японии. Не смотря на мою европейскую внешность, восток был для меня чем-то родным, но бесконечно далеким. Тени воспоминаний, которые по ночам проплывали передо мной, отзывались в сердце острой болью, я хотел, но не мог проснуться. К утру от ночных переживаний оставалась только легкое беспокойство, которое таяло вместе с остатками ночи.

Я не делил людей на друзей и врагов. Я чувствовал себя «как рыба в воде» в любой компании. Я со всеми мог договориться. Люди никогда не раздражали меня. Они были людьми, и за это им все прощалось.

Родителей я любил, и если бы они не воспитывали меня, в моей жизни все было бы прекрасно. Я считал их очень умными и достойными родителями, правда, немного странными. Они знали, как «правильно» жить и хотели, чтобы я жил именно так, хотя сами почему-то жили по другому.

Мама любила повторять, что учиться нужно на чужих ошибках. Поэтому одно время я считал, что она специально их делает для меня. Любое простое дело у мамы превращалось в событие. Она часто с кем-то ссорилась, что-то требовала, на чем-то настаивала, о чем-то просила. В такие моменты я старался не попадаться ей на глаза. Я не мог понять, почему она заставляет других делать то, что может сделать сама.

Папа считал, что мама уделяет мне слишком много времени, поэтому я не подходил к ней, когда он был дома. С отцом мои отношения складывались по мужски лаконично и сдержанно. Он был хозяином семьи и разрешал мне в ней находиться. Я ценил его доброту и уважал его просто потому, что он был моим папой.

Когда мне исполнилось пятнадцать лет, мои увлечения несколько изменились. Теперь я играл на гитаре, сочинял песни и сам их исполнял. К китайскому языку присоединился английский. Неизменным осталось только пристрастие к футболу.

Переходный возраст внес какую-то дисгармонию в мою жизнь. В моей душе поселилось сомнение, карьера дипломата не казалась мне уже такой заманчивой. Теперь я хотел быть бизнесменом, врачом и летчиком одновременно. Причем я чувствовал, моя профессиональная деятельность будет складываться удачно, вне зависимости от того, чем я буду заниматься.

В результате длительных раздумий, после школы я поступил в институт нефтеперерабатывающей и нефтехимической промышленности. Единственным преимуществом которого было то, что он находился в Москве и при нем было общежитие. Теперь я был свободен и предоставлен самому себе. Опьянение от самостоятельной жизни длилось ровно два месяца. Студенческая романтика быстро набила оскомину. Не смотря па то, что я получал стипендию, и кое-какие деньги мне подкидывали родители, скромное студенческое существование начинало меня раздражать, мне надоело питаться сосисками, хлебом и молоком. Мне не правилось ездить в переполненных вагонах метро. Пьянки под музыку оставляли меня равнодушным.

Деятельное кипение другой жизни манило и завораживало. Чтобы стать полноценным членом общества, нужны деньги. У меня не было четкого плана, что с ними делать, после того, как будут удовлетворены естественные потребности. Мне был интересен сам процесс их «добывания». Я быстро вычислил, как можно их «намыть» и занялся свободным предпринимательством. Правда, пятнадцать лет назад оно называлось «фарцовкой». Я торговал джинсами, радиоаппаратурой и машинами. Все было хорошо, пока не попался мой компаньон. Нам грозил астрономический срок. Чтобы выкрутится из этой неприятной истории, мне пришлось уйти в армию.

Армия запомнилась мне перловой кашей, гнилой кислой капустой, изнуряющими марш-бросками и глухим отупением. Жизнь в тяжелых кирзовых сапогах представлялась мне божественным плевком, который растирает нога Дьявола.

У меня было ощущение, что судьба меня обманула и подставила. В армии я впервые ощутил себя винтиком огромной машины. Я столкнулся с тем, что существование может быть бесцельным. Это открытие настолько поразило меня, что я заболел. Болезнь была странной: температура поднималась до 39 градусов, тело разламывалось, слабость была такой, что я не мог встать с кровати, перед глазами плавали какие-то пятна. Три месяца я провалялся в госпитале, врачи пытались поставить мне диагноз, но так и не смогли придти к общему мнению. В результате меня лечили от воспаления легких и подозревали в симуляции.

Болезнь натянула в моей душе какую-то жесткую струну. Воспоминания о сияющей и увлекательной жизни отзывались глухой тоскою. Люди стали раздражать меня своей тупостью. Мне хотелось сделать им больно. Я сам себя не узнавал, злость на себя за свою беспомощность и глухая ненависть к другим прорывались вспышками ярости. В госпитале я первый раз подрался по-настоящему. С соседом по палате, таким же горемыкой, как и я, мы безжалостно били друг друга из-за пачки сигарет. Я считал, что он вытащил ее у меня из тумбочки.

У него оказался сломан нос, у меня — сотрясение мозга. И без того паршивое состояние усугубилось ноющей головной болью. Я решил больше не причинять своему телу боль. Это было неприятно и бессмысленно.

После этого случая меня грозились выписать, но у меня обнаружился туберкулез. Меня перевели в госпиталь для туберкулезных больных. Собирая свои вещи, я наткнулся на злополучную пачку, она застряла между стенками тумбочки. Я молча положил ее перед своим противником. Он подумал и протянул мне руку. Генка до сих пор остался моим лучшим другом.

Из армии меня комиссовали. Долгих четыре года я лечился от туберкулеза. Его то находили, то говорили, что я здоров. В конце концов, мне это надоело. Я решил, что здоров, и что мне надо жениться.

Женщины любили меня. Девочки всегда обращали на меня внимание. Близость с одной из них в достаточно нежном возрасте сделала меня мужчиной. Это было приятно. Мне захотелось ей что-нибудь купить, ей — выйти за меня замуж. Спасло меня то, что ни она, ни я не достигли еще четырнадцати лет.

Я хорошо относился к женщинам и периодически встречался с кем-то из них, но до своей болезни я никогда о них не думал. Я не представлял, что можно строить свою судьбу, опираясь на женщину. Женщины просто были, как воздух, как вода. Они принадлежали мне. Я не обманывал их никогда. Мы расставались друзьями. Если я чувствовал, что дело заходит слишком далеко, я делал вид, что ревную. Это давало мне возможность при случайной встрече изобразить раскаяние, и сожалеть, как глупо все получилось. Все оставались довольны: женщина, так как она понимала, что ее бросили не зря — ревность в ее глазах была очень веской причиной, ей было приятно, что ее ревнуют; я, так как я освобождался от затянувшейся связи.

Серая хандра перевернула мысли в моей голове. Я искал доктора и лекарство и увидел…женщину. В момент острого помутнения рассудка я решил, что женщина объяснит мне, для чего нужно жить. Я думал, что с появлением женщины моя жизнь станет цельной, в нее вернется радость. Видимо я находился в последней стадии депрессии, в которой человек склонен к безрассудству и отвергает здравый смысл.

Теперь я знаю, что психическое здоровье мужчины определяется его ответом на вопрос, хочет ли он женится. Если да, то его явно нужно лечить. Это верно, как и то, что психически здоровая женщина всегда хочет выйти замуж, но заранее не довольна своим избранником. На постижение этих простых истин у меня ушло пол жизни.

Я был женат пять раз. Каждую я любил, или хотел любить. Моя любовь была с привкусом надежды. Женщин было много, надежда превратилась в отчаяние. В итоги даже близость с ними перестала меня волновать. Женские лица слились в одно, но я не мог разглядеть его черты.

К религии у меня появилось трепетное отношение. Мне было приятно знать, что ТАМ кто-то есть. Я иногда заходил в церковь и подолгу рассматривал иконы. Меня волновала тайна, которая витала вокруг божественных ликов. После этих посещений со мной обычно случался матершинно-философский припадок, который заканчивался двумя бутылками коньяка. Я был эстетом, поэтому напивался исключительно под музыку Баха и Вивальди.

Моя предпринимательская деятельность развивалась независимо от меня. Страна уверенными шагами шла к капитализму. Машины из-за «бугра» пользовались спросом. Я лечился, женился, оканчивал институт, уходил в депрессии и гонял из Финляндии и Германии подержанные тачки. Теперь я делал это почти официально. Работы было много. Я сколотил команду. У меня появился свой магазин и постоянные клиенты. К автомобилям добавилось белье и обувь из Италии. Делать деньги было легко, я не понимал, как люди могут быть нищими.

Деньги были, не хватало самого малого — удовлетворения и счастья. Моя жизнь становилась похожей на мыльную оперу из серии «богатые тоже плачут». У меня появилось смутное подозрение, что я забрел куда-то не туда. Воспоминание об искрометной радости жизни, которое я хранил, в глубине сердца стало тускнеть.

Судьба с явным и целенаправленным ехидством двигалась в одном ей известном направлении. Я ехал в джипе, за рулем которого, сидел не я. Жизнь стала казаться мне недоступной для ума галлюцинацией. Я бешено устал. Меня стала раздражать память. Что-то главное все время ускользало от меня. К сорока годам я понял, что или сопьюсь, или сойду с ума от повизгивания и вздрагивания клочковатой, истеричной Надежды. Я видел, что мой джип едет в никуда. Я знал о жизни все, но впереди маячила пустота.

Первая встреча с Мастером была неожиданной для меня. Я случайно зашел к нему, я не знал, что он — Мастер. Я даже не помню, о чем мы говорили. От этого разговора у меня осталось ощущение порыва весеннего ветра, который, хулиганя, срывает с прохожих шляпы.

Вечером, поднимаясь по лестнице, я чувствовал себя легко, ноги сами перепрыгивали ступеньки. В душе не было обычного зуда. Дома, развалившись на кресле, я поискал глазами бутылку, и … не налил себе коньяка.

Я не мог объяснить себе зачем, но знал, что приду к Мастеру снова.

Рождение было первым бедствием из тех несчастий, которые подстерегали игрока на полигоне. В первые мгновения, после очередного «рождения «, игрок был очень уязвим. Он ничего не помнил и не знал, по каким правилам играть.

Этим пользовались другие игроки, применяя к нему стратегию обмана, мистификации, блефа, моделирования реальности, которой не было в действительности. Это были эффективные приемы, позволяющие быстро вывести другого из игры.

Если игроку удавалось выжить, он продолжал играть дальше. Его «обретенная с годами» житейская мудрость напоминала обычное переутомление, память «садилась «, реакция практически отсутствовала. Он надеялся, что живет, и вздрагивал, когда вспоминал что родился.

«Я прошел через сансару многих рождений. Рожденье вновь и вновь — горестно «- так говорил Будда.

КОММЕНТАРИИ К ВОСПОМИНАНИЯМ И ВОСПОМИНАНИЯ «ВСЕЛЕННАЯ РЕБЕНКА»

Все взрослые произошли от детей.

Г. ОСТЕР

Неудивительно, что люди так ужасны, если им приходится начинать свою жизнь детьми.

КИНГСЛИ УИЛЬЯМ ЭМИС

Детство — это Голгофа, взойти на которую, приходится каждому. Главное «пережить» детство. Хотя детство и называют «счастливым», но почему-то память о нем очень быстро тускнеет и прячется в глубинах подсознания. Именно в «безоблачных», «беззаботных» днях захоронены безграничные возможности и удивительные способности человека. Именно там «закапываются в землю» таланты, и ставится «крест» над человеческой судьбой. Там, в заветном ларце хранятся счастье и успех, которых так не хватает в настоящем. Детские обиды, которые «быстро забываются» — кульминационные моменты «ломки» человека. В процессинге приходится потратить много часов, чтобы снять с них заряды душевной боли и негодования.

Детство трудно вспомнить и сложно проработать при первом рассмотрении. В подсознании человека территория детства обнесена колючей проволокой, подступы к которой охраняют недремлющие часовые — прострация и отупение, предупреждающие каждого об поджидающих там ловушках скорби, боли, безысходности. Там бушуют ураганные ветры страха и отчаяния. Проливные дожди скуки и апатии вбивают в землю все, что способно двигаться. Разламывающие небосвод молнии ненависти уничтожают все живое. В топях безвременья и бессознательности легко затеряться и сгинуть, так и не найдя заветного клада. Посещают запретный сектор только «сталкеры», или те, кому нечего терять.

Считается, что новорожденный ребенок — глупое, неосознаюшее существо. Он материал, мягкая глина, из которой родители могут «лепить» то, что считают нужным. О том, что это другой человек со своим характером, интересами, целями, стараются не думать — ведь тогда с ним придется считаться. Тогда пропадет редкая возможность «ваять»

из живого существа причудливое творение своей воспаленной фантазии, тогда отпадает необходимость «воспитывать». О том, что рано или поздно, а, как правило, рано это «ваяние» войдет в противостояние с истинной сутью и природой человека и станет неразрешимым противоречием и болью для него на всю оставшуюся жизнь, стараются не думать. Предпочитают «не понимать» как же так получилось, что, несмотря на то, что ребенку прививают «самое лучшее», он неустроен, неуспешен и несчастлив.

Ребенок беззащитен перед родителями, учителями, потому что он им доверяет и изначально верит в их искренность и благие намерения. Ребенок идеализирует и одухотворяет образ родителей, он хочет быть рядом с ними и хочет быть таким, как они.

Воспитание сводится к активному непрерывному созданию неверных идей, заблуждений, извращений, ложных ответов по отношению ко всему, что связано с реальностью, с жизнью, с взаимоотношениями между людьми, с осознанием себя, своей роли и своей цели. Это преднамеренное, ежедневное, ежеминутное «затупление» духовного существа. Это планомерные действия, направленные на лишение человека его духовного потенциала и духовных сил. Это уникальная возможность лишить существо, воспользовавшись его доверием и неопытностью, его индивидуальности, убедить его в собственной ничтожности и сделать его ничем.

Воспитание преследует четыре основные цели:

добиться от существа нежелания присутствовать в данном месте и в данное время
превышая градиент переносимого, добиться отказа существа принимать действительность такой, какая она есть и в результате этого жестко зафиксировать его на неконфронтируемой области, втянуть в навязчивое противостояние с ней
создавая ситуацию «недостижимого совершенства», убедить существо в собственной несостоятельности и неполноценности
игнорируя, не подтверждая и не признавая заявления и действия существа, разрушить смысл его жизни и бытия
Методы, позволяющие достигнуть вышеперечисленных состояний, составляют ядро уничижительных приемов, приводящих духовное существо к падению и небытию. Воспитание опустошает душу, запутывает разум, уничтожает тело и жестко фиксирует существо в узкой полоске ограниченного пространства.

В «воспитательных» целях применяется постепенно нагнетаемое давление на психику ребенка, подкрепляющееся телесными наказаниями. Боль — один из способов доминирования родителей над ребенком. Это подтверждение их власти над ребенком. «Я тебя породил, я и убью». Боль тяжелее воспринимается после предварительного ожидания ее. Ожидание боли — это угроза дальнейшего насилия. Отложенное насилие, ожидание наказания за совершенное действие — инструмент дальнейшего контроля над поведением человека. Страх перед наказанием сохраняется даже тогда, когда ребенок вырос, стал взрослым, и само наказание стало неактуальным. Интеллектуальный разум трансформирует детский страх, уже лишенный реальности, во взрослый вариант. Этот процесс продолжительного ожидания заставляет взрослого жить в постоянном подсознательном страхе.

«Придем домой, я тебе покажу», «только попробуй сделать это, узнаешь, что будет», «я с тобой потом поговорю», «ты очень пожалеешь, если это сделаешь», «получишь двойку-отлуплю», «порвешь штаны -накажу» и т. п. — чем больше фраз, предполагающих наказание в будущем, употребляют взрослые, тем сильнее ребенок фиксируется в состоянии страха, «остановленное™». Внимание ребенка концентрируется на предполагаемом наказании. Ребенок начинает бояться своих собственных фантазий. Реальность и созданные ребенком иллюзии причудливо переплетаются, как корни старых деревьев. Страх стирает границы между умственными конструкциями и физическим миром.

» В этой комнате все по старому.

Аквариум с рыбкою — все убранство.

И рыбка плавает, глядя в стороны,

Чтоб увеличить свое пространство».

Физическая реальность не изменилась, однако погрузившись в «аквариум» своих страхов, человек начинает смотреть на мир через их толстое стекло, которое искажает его восприятие мира. Находясь внутри «аквариума», человек не замечает этого искажения. Возможности человека ограничиваются пространством «аквариума». Находясь внутри «аквариума», освоить, изменить внешнее пространство невозможно. Действия, которые направлены «наружу», оказываются неэффективными.

Нельзя взять яблоко, которое лежит за стеклом, даже если стекло прозрачно и невидимо. Рука наталкивается на преграду. Человек не понимает, что мешает ему иметь желаемое. Невидимое противодействие приписывается «потусторонним», «высшим силам», человек теряет уверенность, ощущает свою беспомощность перед «неведомым», начинает еще больше бояться, тем самым, делая стекло своего «аквариума» еще более толстым и прочным.

Человек погружается в хаос и смятение. Он не может отделить истинное от ложного. Человек тонет в собственных сомнениях и беспомощности. Он никак не может понять, что, борясь с воображаемыми призраками, он борется сам с собой. Это бессмысленное противостояние выхолащивает способность человека принимать решения и совершать самоопределенные поступки. Человек сам ставит преграды на своем пути и сам же героически их преодолевает. Современные Дон Кихоты продолжают сражаться с ветряными мельницами. Нельзя уничтожить то, чего не существует. Нельзя выиграть, играя с самим собой. Однажды попав в ловушку страха, человек обречен кружиться на одном месте, как щенок в погоне за своим хвостом.

Даже став взрослым, человек будет требовать от окружающих «разрешение» на собственные действия и подтверждение их правильности. Ему нужны будут союзники в борьбе с собственными иллюзиями. Иллюзорный страх — «камень преткновения», который мешает человеку взять ответственность за свою жизнь, лишает его возможности самому распоряжаться своей судьбой. Человеку легче выполнять чужие приказы и распоряжения, чем самому принимать решения.

Воспоминание
«Олю можно» «А ты кто? А зачем она тебе нужна?» — мама, как рассерженная квочка, набрасывается на соседского мальчика и закрывает меня своим телом. Он удивленно и растерянно прячется за дверь. — «Мы договорились погулять». Положение спасает соседка, выходящая из соседней квартиры. — «Что, не признала моего, вырос за лето». Мама с досадой отступает назад. Мне стыдно за нее. Она постоянно твердит, что я должна «принести в подоле». Видимо сейчас она исполняла «материнский долг» и спасала мою честь. Мне неловко и уже совсем не хочется гулять. Я натянуто улыбаюсь и говорю, что выйду попозже.

«Что, опять женихаться пошла» — мама пристально смотрит мне в глаза. «Смотри мне, если что, на порог не пущу». Ее слова свистят словно плеть, рассекая радость и проникая вглубь моего сердца. Я съеживаюсь и стараюсь на нее не смотреть. Она почему-то не знает, что мальчики такие же люди, что с ними можно иметь общие дела, дружить и весело смеяться. Я мечтаю пойти с кем-нибудь из них в кино или погулять в парке.

«Мам, мы с ребятами идем в кафе» — счастливо сообщаю я. «Нет, я сказала, нет» — веско и безапелляционно бросает через плечо мама. «Почему?» — я почти плачу. «Потому что я сказала, нет» — мама не утруждает себя объяснениями. Я не могу ее ослушаться, мне приходится подчиниться.

Я не понимаю, почему я должна ходить всегда одна? Мне горько, мама меня как будто постоянно попрекают тем, что я девочка. Она постоянно твердит, что хотела сына. Мама почему-то уверена, что все девочки шлюхи и дуры. Она видит вокруг меня одну только грязь, нечистоплотность и разврат. Я понуро плетусь, сдерживая от обиды слезы. Чем я хуже мальчика?

Я никогда не хожу на дискотеки, мне нечего одеть. Мама специально не покупает мне одежду, чтобы на меня никто не обращал внимания. «Гуляю» я по магазинам, слоняясь от прилавка к прилавку. Здесь всегда много народу и можно затеряться в гулкой толпе, до тебя никому нет дела.

Мама «бережет» меня и высмеивает мои первые платонические привязанности. Я даже не пытаюсь сопротивляться и спорить. Наладить отношения мне не удается ни с кем. Когда со мной знакомятся молодые люди, я теряюсь, моя речь становится «косноязычной», щеки — бордовыми, мне хочется убежать. Мама умильно называет меня «скромной девочкой». Ужас предполагаемой близости с мужчиной сковывает мой ум. Все мужчины должны хотеть «залезть ко мне под юбку», а я должна всем говорить «нет». Мне удивительно, как женщины вообще разговаривают с мужчинами.

После школы, я уезжаю учиться в другой город. Случайно мне удается выйти замуж. Я сама не понимаю, как это происходит.

Наверное, я люблю своего мужа, только не знаю, что с ним мне надо делать, и что значит «строить свою семью».

Моя мама подвергает тщательному «анатомическому» разбору моего избранника. Она с вдохновением указывает мне на его «низкое» происхождение, слабое здоровье, его профессиональную «бесперспективность». Она говорит, что я «могла бы распорядиться своей судьбой получше». Она не понимает, что любой мужчина в моей жизни — редкая удача. Мама безапелляционно выносит вердикт нашему счастью.

После рождения нашего ребенка, мы незаметно расстаемся. Теперь мама считает, что я должна посвятить себя сыну и следит за тем, чтобы все вечера я проводила дома.

Я часто мечтаю о том, что когда-нибудь я встречу «своего» мужчину, он понравится маме, и она будет довольна.

В жизни каждого человека в раннем детстве или младенчестве есть эпизод, который практически полностью определяет проблемы всей последующей жизни человека. Унижение, обида, боль, страх, ненависть, жалость — все ощущения и эмоции, которые содержатся в эпизоде, смешиваются и обволакивают человека густой черной массой. Масса затвердевает и образует панцирь, который человек носит всю последующую жизнь.

Воспоминание
У меня все «расплывается» перед глазами. Я неуклюже карабкаюсь по высоким ступеням крыльца. Мне кажется, что я делаю это очень быстро. Я забиваюсь под кровать. Здесь темно и меня не видно. Я дрожу всем телом, и, некрасиво открывая рот, пытаюсь заглотнуть пыльный воздух. Он с рыданиями выталкивается обратно. Грудная клетка совершает странные, неритмичные движения. Я почти задыхаюсь. Я никогда отсюда не вылезу. Я чувствую, что я для всех в этом большом доме — чужая. Здесь нет ничего моего. Я — гость. Я — никому не нужна.

«Танюша — хочешь шелковицы»? — бабушка, заговорщески протягивает мне кружку с крупными черными ягодами. — «Это я для тебя купила». Я с удовольствием засовываю их в рот. Я знаю, что я — любимая внучка. Я не совсем понимаю, что значит «любимая», но знаю, что это хорошо и что любят только одного.

Я важно выхожу во двор и начинаю неспешно прогуливаться, солидно поедая шелковицу. Все: тетя с годовалым Славкой на руках, мой папа, его брат — мой дядя и дедушка внимательно наблюдают за мной. Я чувствую себя в центре внимания и очень этим довольна. Славка вертится на руках у своей мамы и всем своим видом показывает, как он тоже хочет черные сочные ягоды. «Таня, или дай Славе, или иди, ешь в другом месте» — сдерживая бессильное негодование, холодно говорит дядя. Я вполне насладилась своим триумфом, и, сосредоточенно ковыряясь в кружке, направляюсь к дому. Я не намерена делиться со Славкой. — Когда его полюбят, ему тоже что-нибудь дадут. А сейчас любят меня. Я «любимая» внучка.

«Отдай, дрянь такая» — от резкого окрика у меня перехватывает дыхание. Гневно сверкая глазами и всем своим видом показывая, как ему за меня стыдно, отец пытается вырвать у меня кружку. Я цепляюсь за нее двумя руками. Тогда, одной рукой хватая меня за руку, другой отец с силой хлопает меня по попе. Удар поднимает меня в воздух, и я улетела бы далеко вперед, если бы он не держал меня. Затем зло и нарочито больно, отец выворачивает мне руку и заставляет разжать пальцы.

Извиняясь и как-то суетливо дергая плечами, он ставит перед Славкой мою кружку и украдкой смотрит на брата. Тот одобрительно хмыкает и окидывает меня торжествующим взглядом. Отец с чувством выполненного долга поворачивается ко мне и испепеляет невидящим взглядом — «Марш отсюда» — цедит он, обращаясь ко мне, как в пустоту.

Дедушка стыдливо опускает глаза и как китайский болванчик кивает головой «ничего, ничего». Я слышу победное Славкино чавканье. Его мама выбирает ему ягоды покрупнее. Бабушка участливо смотрит на меня из кухни, и нежно воркует— «Сережа, зачем же так».

Воздух вокруг меня завязывается узлом. Все становится серым и безликим. Как будто я смотрю на мир через грязное бутылочное стекло. Меня окружают чужие люди. Я — случайно забредший сюда гость. Я — чужая. Я страшно кричу. От собственного крика у меня «закладывает» уши. Я срываюсь с места и «взлетаю» на крыльцо. Я хочу спрятаться. Я не могу здесь больше оставаться. Я чувствую спиной удивленные взгляды, уверенных в своей правоте людей. «Четыре года, а уже такой характер. Разбаловали вы ее с отцом, мама»…

Во время крушения внутреннего мира ребенка может произойти «включение» злонамерения. Ярость, разочарование, непонимание, ненависть заполнят душу ребенка. Он захлебнется в своих слезах и горе. Огромные потери, разочарования, шоки испытанные существом в прошлых воплощениях, активируются в настоящем моменте и приведут к разрушению гармонии внутреннего мира ребенка, исказят и разрушат его мечты, стремления, индивидуальность. Злонамерение — это и есть та загадочная «карма «, определяющая законы судьбы. Злонамерение — это когда души и тела нескольких существ сплетаются в танце смерти. У этого танца есть начало, но не предусмотрен конец. Теперь каждый день человеческой жизни будет приближать небытие. Ребенок начнет ненавидеть тех, кого любит. Деградационная спираль сделает новый виток.

Воспоминание
Я украдкой открываю дверь. Женька уже проснулся, и играется со своими руками. Он замечает меня, радостно улыбается и переворачивается на живот, чтобы меня было лучше видно. Я заговорщицки подношу палец к губам и начинаю строить ему уморительные рожицы. Мы тихонько хихикаем. На последок я показываю ему язык и, осторожно прикрыв дверь, убегаю в свою комнату.

Передо мной, на ковре, сказочный дворец. Там живут папа-король, мама-королева и их многочисленное разновозрастное семейство. Сейчас у них обед и они чинно сидят за большим столом, предаваясь приятной беседе. Я занята тем, что запрягаю гнедых рысаков в коробку из-под конфет. После обеда будет торжественный выезд на прогулку. Я полностью поглощена этим занятием — тоненькие ремешки никак не хотят продеваться в узенькие, аккуратно проковырянные в толстом картоне, дырочки.

Дверь внезапно распахивается. От неожиданности я слишком сильно дергаю картонную карету и обрываю уже привязанные с таким трудом нити. «Дрянь такая, добилась все-таки своего» — бабушка, глубоко дыша и с трудом сдерживая ярость, с ненавистью смотрит на меня. У меня внутри становится пусто и очень свободно, как будто я не девочка, а воздушный шарик. Бабушкины слова эхом звенят в моей голове. «Говорила тебе, сиди здесь. Просила, чтоб не разбудила» — захлебываясь словами и сдерживаясь, чтобы не заорать, с ожесточением шипит она.

Я пытаюсь объяснить, что я ничего не делала, что я не виновата в том, что Женька решил проснуться раньше времени. Бабушка не слушает меня, я чувствую, что она еще больше распаляется от моих слов. Злость вулканом извергается в ее груди и никак не может выплеснуться наружу. Наконец, она прорывается. Несколько секунд бабушка думает, и видимо решив, что наклоняться это слишком обременительно для нее, ногой пихает меня в плечо.

От незаслуженного оскорбления у меня наворачиваются на глаза слезы. Я вскакиваю, неловко наступая на конфетную коробку — «Ты гадкая, ты злая, я ненавижу тебя». Она величественно поворачивается ко мне— «Выродок, такой же, как и твой папаша». Тяжело ступая, она удовлетворенно выходит из комнаты и плотно закрывает за собой дверь.

Я отрешенно смотрю на дверную ручку, ложусь на кровать, прижимаю к себе любимую игрушку и долго думаю, когда же приедет мама и заберет меня отсюда.

Пережив подобное потрясение, духовное существо сжимается в точку. Его буквально «выбрасывает » из настоящего момента. «Я не могу здесь больше находиться «. Существо становится «неприсутствующим «, это выражается в его глубокой апатии, заторможенности. Существо отказывается брать ответственность, делать, обладать и поддерживать управление кем- либо или чем-либо, включая самого себя.

Воспоминание
Я стараюсь идти медленно — медленно. На улице весна. Тепло. Я никуда не хочу торопиться. Я знаю, что меня дома ждут, и будут ругать. Ругать будут все равно, просто так.

Это начнется, как только я переступлю порог дома. Я сразу «не туда» поставлю ботинки, «не на место» брошу портфель. «Не так» вымою руки. Накрошу хлеб на столе. «Не правильно» буду держать ложку. Меня погонят сразу заниматься, одновременно требуя, чтобы я прибрал в комнате. Если я начну прибирать, мне будут кричать, что пора заниматься. Если я сяду за стол, начнут возмущаться, почему я такой «неряха», и как я могу сидеть в такой грязи. Изо дня в день одно и то же. Я стараюсь не слушать их ругань и думать о чем-то своем. Это не всегда удается. Они умеют «достать за живое».

Вначале я возмущался и кричал, что я хороший и мне не нравится, когда меня ругают, правда, я не мог это выразить словами. Меня считали капризным мальчиком и больно дергали за руку. Потом я пытался выяснить, что же мне нужно делать, чтобы быть хорошим. Я стал спрашивать. Меня не слушали. Меня просто не замечали. Это было обидно, по я быстро привык. Я замолчал. Я стал читать книжки, особенно мне правится фантастика. Иногда мне удается поиграть на компьютере, тогда я представляю себя героем очередной книги, освобождающим затерянный мир от монстров.

Я люблю оставаться дома один. Я сажусь и просто смотрю в окно. Я наслаждаюсь тишиной, на меня никто не кричит и мне ничего не надо делать. Я могу подумать о чем-то своем. Правда, я не помню, о чем думаю. Мысли спешат и толкаются, я наблюдаю за ними со стороны,

не понимая их смысла. Это похоже на бурлящий водопад. Я как будто сижу на берегу и лениво бросаю в него камешки. Вода вспенивается и стремительно проносится мимо, меня завораживает ее быстрый бег. Я отрешенно смотрю в даль, где бурный поток сливается с горизонтом. Я могу сидеть так часами.

Я боюсь трогать вещи, даже когда один, ведь я могу их испортить, разбить или сломать, меня за это накажут. Потом будут долго вспоминать мою небрежность и неловкость. Поэтому я тихонечко сижу и стараюсь не шевелиться. Я рассматриваю прохожих, воробьев и машины. Сквозь них струятся и переливаются мои мысли.

Я знаю, что всем мешаю. Я — лишний. Все дети — лишние. Они мешают взрослым делать их дела. У детей не может быть дел. Они должны делать то, что им говорят.

Когда я вырасту, я уеду отсюда далеко — далеко. Я буду дружить с отчаянными парнями в пятнистых рубашках, шуметь и громко разговаривать, совершать подвиги, меня будут любить красивые женщины. Я буду читать книги, и жить на заколдованных странных планетах. Надо мной будет фиолетовое небо, на котором будут тускло светить три красных холодных солнечных «карлика». На моем плече будет висеть плазменный крупнокалиберный автомат.

Я беру книгу и с упоением переворачиваю страницы. Я мечтаю и жду, когда вырасту.

«Выброшенный » из реальности маленький человек оказывается в полной изоляции — он не может устанавливать нормальные взаимоотношения с окружающими, он все делает невпопад, мешает другим и себе, с ним постоянно что-то случается, он источник неприятностей и скандалов. Между ним и сверстниками вырастает стена отчуждения, недружелюбности, настороженности и холодности. Часто он становится «козлом отпущения » в детских компаниях. Ребенок все больше и больше отдаляется от реальности, погружаясь в свой мир иллюзий, книг, компьютера, телевизора, наркотиков, религии и т.п.

Считается, что глупые, бессмысленные поступки ребенок делает «назло «, из-за ярко выраженных отрицательных черт характера. Никому не приходит в голову, что ребенок просто не ориентируется в том, что происходит. Очевидных для других понятий и вещей, для него просто не существует, они для него не реальны, их нет в его «урезанной» вселенной.

Воспоминание
«Это все из-за тебя» — звонкий подзатыльник застает меня врасплох. Я засмотрелся на ребят, гоняющих мячик. Если мяч попадает в наши ворота, то пацаны начинают наперебой кричать — «Это все из-за тебя» и отвешивать мне тумаки. Сейчас наш «нападающий» неудачно передал пас. Всеобщее неудовольствие сразу же отразилось на мне. «Это ты виноват. Иди на поле, создавай «помехи», да смотри, старайся». Я доволен тем, что мне разрешили поиграть в команде. Я старательно мешаюсь под ногами «противников», меня больно бьют по ногам и толкают. Я «закрываю» игроков другой команды, чтобы нашим было легче играть. Мне случайно пасуют мяч, и я его сразу же теряю. «Козел, пошел вон с поля» — кто-то толкает меня в спину, я теряю равновесие и падаю наотмашь лицом в плотную, утрамбованную землю. На меня наступают, пинают ногами, я не могу подняться. Я закрываю голову двумя руками и согнув ноги, стараюсь заслонить ими живот. Через несколько минут ребята обо мне забывают и убегают на другой конец поля. Я медленно поднимаюсь, ноги дрожат, во рту соленый вкус крови. Я плетусь домой, даже не пытаясь отряхнуть одежду, портфель, как маленькая собачка, послушно волочится за мной.

Отец, встретив меня у подъезда, секунду оценивающе смотрит на мою заплетающуюся походку, разбитое лицо и грязную одежду — «Баба, а не мужик. Бесхребетное отродье. Дерьмо» — жестко выносит он приговор, сплевывает себе под ноги, и проходит мимо, торопясь после обеденного перерыва на работу. Дома мать бросает мне в лицо половую тряпку — «От тебя одна грязь. Подотри за собой. Тряпье свое сам стирай, я устала уже на тебя руки ломать». Она зло наливает мне тарелку супа и почти швыряет ее на стол передо мной. Я ковыряю ложкой в тарелке, горячая жидкость обжигает разбитые губы, в голове какой-то гул.

Кое-как поев и переодевшись, я собираюсь на улицу. — «Ты бы хоть учебники открыл, бездарь» — кричит вдогонку мать. Открывать учебники бесполезно, я ничего не понимаю из того, что в них написано. На уроках я тихо сижу и лениво рисую в тетради крестики. Учителя считают меня «слабоумным дурачком» и выводят тройки, даже не спрашивая. У нас с ними негласный договор: я не мешаю им, они не мешают мне. Иногда они посылают меня на «трудовой десант», тогда я целый день вместе с нашей техничкой тетей Надей надраиваю рекреации, соскабливая жвачку с подоконников и вытирая плевки с перил.

Во дворе взрослые ребята бренчат на гитаре и потихоньку раздавливают два пузырька с «беленькой», запивая ее «Клинским» вместо закуски. — «Серёнь, подь сюда. Да не боись, не обидим» — я несмело подхожу, бежать бесполезно, все равно догонят. — «Что-то ты грустный такой, глотни, веселей станет и давай с нами песни петь». Мне наливают засаленный стакан, сразу смешав в нем водку и пиво. Я глотаю обжигающую жидкость, не смея отказаться. Сразу же становится хорошо, я начинаю безудержно смеяться и хлопать себя по бокам руками. Все смотрят на меня и начинают смеяться тоже. Потом мы поем песни,

я потешно подпеваю и даю сморкаться всем по очереди в мою рубашку. Я счастлив: меня посадили рядом, меня никто не бьет, меня «приняли» во взрослую компанию. Бутылки быстро пустеют, все как-то скучнеют, выясняется, что ни у кого нет денег для продолжения банкета. — «Серёнь, может ты подмогаешь? Знаешь, там за углом палаточка есть, в ней за окном много таких бутылок стоит. Ты витрину-то, камешком шмякни, пока шум да гам, хватай бутылки, сколько унесешь и к нам, мы тебя за углом будем ждать». Я подобострастно киваю, ради новых друзей я готов на все. Я тщательно скрываю неуверенность и страх, я не хочу, чтобы они решили, что я «тряпка» и «ссаный». Я знаю, что бить окна плохо, но ведь они просят…

Уже вечер, на улице никого нет. Старый кирпич никак не хочет лететь вперед, и упрямо шлепается на землю около моих ног. Я поднимаю его, подхожу вплотную к витрине, и, размахнувшись двумя руками, со всей силы бью по стеклу. Стеклянный дождь больно вонзается в мое тело. Я хватаю первые попавшиеся бутылки и бегу за угол. Друзья меня ждут и придирчиво осматривают добычу — «Ты бы сбегал еще, там в углу с синей этикеткой — моя любимая…» — я послушно бегу назад. Я хватаю нужную бутылку, ловко уворачиваюсь от подоспевшей разъяренной продавщицы и успеваю пробежать половину пути до сокровенного угла. Кто-то сбивает меня с ног, я падаю на заветную бутылку, острое стекло вспарывает мою грудь. — «Гаденыш» — это последнее, что я слышу, теряя сознание.

«Паскуда, чертово отродье, как ты там оказался. С кем ты был, говори, идиот» — отец заносит руку для очередного удара, я зажмуриваюсь и упрямо молчу. Я не могу выдать своих новых друзей: они меня не били и пели со мной песни.

Ребенка начинают называть «трудным » и с энтузиазмом воспитывают… наказывая, унижая и причиняя боль, тем самым еще больше «выбивая » его из реальности и ограничивая его пространство. Его действия становятся еще более неадекватными, в них сквозит отчаяние, безысходность, беспощадность и безжалостность загнанного в угол зверька. «Я хочу жить. Я должен выжить любой ценой «.

Ребенок воспринимает себя как жертву, добычу для всего остального мира, который его травит, уничтожает, пытается избавиться от него. Естественно, что он старается отплатить тем же, пытаясь стать в отместку еще более жестоким, коварным, бесчеловечным.

«Когда взрослые поступают подобно детям, их называют недоразвитыми. Когда же дети поступают подобно взрослым, их называют малолетними преступниками «. Алфред Ньюмен

Воспоминание
Я ковыряю в носу. Чего она от меня хочет. «Зачем ты украл деньги» — мать напряженно и подчеркнуто прямо сидит за столом и бессмысленно перебирает карты. Слова дребезжат в ее горле, как ложка в стакане быстро идущего поезда. «Зачем ты залез в чужой кошелек»?

— «Мне надо было». — «Ты должен был сказать мне». — «Ты бы мне не дала». Мать на секунду отрывает глаза от карт и, срывая голос, кричит — «Ты подлец, ты вор, ты понимаешь, что это низко и гадко воровать деньги у своих одноклассников». — «Мне надо было» — упрямо мычу я. — «Вот приедет отец, я все ему расскажу, пусть он с тобой делает, что хочет».

Я прячу ухмылку. Когда отец навещает нас на выходные и пытается поговорить со мной как «мужчина с мужчиной», я, плаксиво скривив губы, начинаю тянуть — «Да, ты вот сам от нее ушел (я имею в виду мать), ты теперь с тетей Мариной счастлив, а я…» — в этом месте приходится пустить слезу и безнадежно махнуть рукой — «ты ведь знаешь, какая она мать — кого хочешь доведет». Тогда отец положит руку мне на плечо и долго будет стоять, опустив голову, затем достанет из кармана деньги — «на вот, возьми, отдай кому надо» — и торопливо сунет мне в руку бумажки. — «Больше не воруй». — «Ну что ты, папа, это в последний раз» — изображая раскаяние, я торопливо улизну из дома.

На улице мы с пацанами купим две жестянки пива, фисташки и мороженое, заберемся на «наш» чердак и будем там играть в «ножечки» и карты на оставшиеся деньги. Мы будем смеяться над моим «лохонутым» отцом, над истеричной мамашей, над их неинтересной и скучной жизнью. Они такие странные, тоскуют и страдают о какой-то любви и счастье. Любовь — это когда ты трахаешься с красивыми телками, а счастье — это когда у тебя есть «бабки», чтобы проиграть их в карты.

Деньги всегда нужны. Какая разница, откуда их брать…

Родители очень любят «запрещать» своим детям что-либо делать. Это связано с тем, что к тому времени, когда люди обзаводятся детьми, они уже изрядно устают жить. Их раздражает движение, бурная деятельность, которую развивает маленький человек. Это так не похоже на стремление взрослых к покою и тишине. Дети — это забота и ответственность, от которой так хочется избавиться. Категоричное «нет» заменяет обстоятельное обсуждение намеченного ребенком мероприятия. Его слезы и возмущение воспринимаются как досадное недоразумение. Чем больше ребенку запрещается интересных и важных, с его точки зрения дел, тем сильнее он ненавидит своих воспитателей, ведь его лишают радости и удовольствия, которые он получает от самого процесса действия. Ребенка лишают возможности заявить о себе миру — «Я пришел. Я есть».

Ребенок отказывается понимать сложившуюся ситуацию, она слишком тяжела для осмысления. Ведь осознав, маленькому человеку придется столкнуться с тем, что люди, от которых он полностью зависит и которых любит — уничтожают его. Большая часть информации о происходящем прячется в лабиринтах памяти человека. Остается смутное ощущение, что родители виноваты всегда и во всем, просто потому что они есть. Родители становятся «врагами».

Пытаясь вырваться из-под пресса запретов, ребенок входит с «врагами» в навязчивое противостояние, и/или навязчивое «отделение».

Взрослея, ребенок предъявляет «врагам» все более абсурдные и неоправданные претензии, и обвиняет воспитавших его людей во всех мыслимых и немыслимых грехах. Все внимание и силы «взрослого ребенка» направляются, на то, чтобы отстоять свои права в давно потерявшем смысл противоборстве, весь жизненный потенциал человека поглощается этой мелкой и разрушительной игрой. Ребенку важно «наказать» своих противников. Он постоянно их «разоблачает», старается «поставить на место». Для ребенка важно сделать все «по своему», «наперекор» надоевшим советчикам, а иногда и здравому смыслу. «Взрослый ребенок» не замечает, что уже давно никто не мешает ему распоряжаться своей жизнью по своему усмотрению. Смыслом его жизни остается месть уже давно поверженному противнику. «Каждый из тех, кто когда-то держал нас в далеком детстве за руку, продолжает это делать и теперь, после нашего взросления, только рука эта теперь менее чувственно видима, зато душевно ощутима «. П. Таранов

Родители, как правило, не понимают глубины и трагизма сложившегося противостояния. Они активно поддерживают его, мотивируя это безграничной любовью. Ребенка постоянно спасают от несуществующих опасностей, ограничивая его пространство и блокируя его способность к действию; заботятся, лишая его самостоятельности; переживают о нем, закладывая в его душу ростки неуверенности и нерешительности. Видимо под любовью понимается ограничение возможностей и способностей человека. При этом родители стараются быть правыми, а не правдивыми, в праведном порыве делая все «как надо». Родители стараются втиснуть ребенка в социальные трафареты и сделать из своего любимца маленького говорящего робота, подавляя его самобытность и уничтожая его значимость. Они пытаются сделать так, чтобы ребенок им не мешал, был удобным и послушным.

Не каждому «взрослому ребенку» удается разорвать цепи родительской любви. Не каждый может как птица — Феникс возродиться из пепла. Не каждый способен на горьком пепелище построить город — сад своей судьбы.

Воспоминание
«Что-то у тебя голос странный. Ты чем-то расстроен? У тебя проблемы? Ты давно должен был расстаться с этой женщиной. Я тебя предупреждала. Я и ей говорила, что ты не готов к семейной жизни» — мать возбужденно, с раскрасневшимся лицом и горящими глазами в очередной раз меня «спасает» и раскладывает «по полочкам» всю мою жизнь. Я опять оказывается забрел куда-то не туда. Она все знала и обо всем догадывалась, ведь материнской сердце «вещун». Мать постоянно предчувствует беду и постоянно меня об этом предупреждает.

«Ты наверное употребляешь наркотики» — Она торжествующе, заглядывая куда-то в только ей доступную даль, смотрит на меня. Она возбуждена, она меня почти раскусила, она нашла новое объяснение моему хмурому настроению. Она ждет подтверждения своим догадкам, слезы уже готовы брызнуть из ее глаз, она доверительно садится поближе ко мне. «Смотри мне в глаза. Мать нельзя обмануть».

Ее глаза уже подернулись туманной поволокой, она готова провалиться в отрешенно-страдальческое заторможенное состояние. Я уже вижу, как она садится, широко расставив ноги, отсутствующе смотрит в одну точку перед собой, и немного раскачиваясь взад — вперед, загробным голосом тихо спрашивает — «Это правда». Ответ она уже знает сама. И начинает «голосить», обращаясь к воображаемым слушателям. «Горе, какое горе. Люди, помогите. Мне ничего не надо, только бы ты был счастлив. За что мне такое наказание». Этот спектакль разыгрывается каждый раз, когда ей в голову приходит очередная бредовая идея. От меня потребуется бурное выражение любви к «бедной женщине, которая мне все отдала», я должен буду целовать ей руки, заискивающе заглядывать в глаза и отчаянно кричать: «Мама, как ты такое могла подумать. Я никогда не сделаю тебе больно. Я очень тебя люблю».

Я ненавидяще смотрю на нее, старая дура, она всю мою жизнь испоганила своим причитанием и слезами. Я даже не пытаюсь ей объяснить, что я немного устал, что у меня был насыщенный, интересный день, что я забежал к ней на минутку, чтобы пригласить ее завтра на чай с пирогом, который обещала испечь моя жена, мать наверняка забыла, что завтра у меня годовщина свадьбы.

Я вдруг вспоминаю все размолвки с моей женой, соглашаюсь с тем, что у нее скверный характер, что она не любит мою мать… Я стряхиваю с себя эти мысли. Я люблю свою жену, у нас все было бы хорошо, если бы не моя мамуля.

Я с ожесточением отталкиваю мать от себя. «Я ненавижу тебя. Это ты во всем виновата. Когда ты мне дашь нормально жить. Это все из-за тебя. Как только мне хорошо, тебе сразу же становится плохо. Оставь меня в покое. Не дождешься, я никогда не буду принимать наркотики.

Я не хочу тебя больше знать. Ты у меня вот здесь» — я выразительно рублю рукой воздух поперек горла. Мать смотрит на меня широко раскрытыми, прояснившимися глазами. — «Сыночек…» Я отмахиваюсь от ее слов, как от злых пчел и выбегаю из квартиры.

Я долго гуляю, пытаясь прийти в себя. Я знаю, что должен извиниться, что мать старая больная женщина, что я у нее единственная «надежда и опора», что она хочет мне добра. В груди у меня все переворачивается от безысходности и бессильной ярости. Я не могу ей объяснить, что ее слезы отравляют мне жизнь, что бремя ее любви «топит» меня. Вместо того, чтобы беззаботно жить, я постоянно думаю, как бы чего не случилось, я всего боюсь. Мне страшно ошибиться: я должен отчитываться перед мамой за все свои поступки, получать «разносы», за все мои действия, с которыми она не согласна, внимательно выслушивать все ее поучения и поступать так, как решит она. Мать живет моей жизнью, я не могу от нее освободиться, она не отпускает меня. Мне не с кем даже поговорить об этом. Я вынужден ее любить всю оставшуюся жизнь, выполняя «сыновний» долг. Скорей бы она уже умерла.

В воспитательных целях искренность заменяется лицемерием, правда приобретает двойной смысл, прямодушие становится недальновидностью, доверие смешивается со вседозволенностью и унижением. В первую очередь родители удовлетворяют свои потребности и интересы, умело манипулируя и «разменивая «ребенка, через него пытаясь удовлетворить свои амбиции. «Взрослые игры отличаются от детских лицемерием и коварством». Ю.З.Рыбников Истинный смысл происходящего тщательно маскируется, да не всегда и осознается самими родителями. Этим самым они еще больше усиливают фиксацию ребенка в навязчивом противоборстве.

Воспоминание
«Мам, я опять что-то не так сделала»? — тяжелый, не по детски серьезный вздох.

Что ты, миленькая, ты самая лучшая, я тебя очень люблю. Я хочу, чтобы ты была лучше. Ведь мне со стороны видны все твои недостатки. Почему ты не торопишься воспользоваться моими советами? Я хочу, чтобы ты была самой лучшей.

В ответ настороженный огонек недоверия в глазах.

«Дрянь такая, почему ты не слушаешься»? — Я с остервенением луплю, что есть силы, по маленькому тельцу, я стараюсь ударить побольнее. Пусть она знает, как мне плохо. «Мама, не надо»! — Крик замирает на самой высокой ноте. Она давится издаваемым звуком. На меня смотрят обреченные непонимающие глаза. Они знают – никуда не деться. Они не понимают, за что, и просят, чтобы не было так больно. Уж лучше сразу.

Я заставляю себя остановиться и тяжело перевожу дыхание. Я «прихожу в себя». У меня все дрожит внутри и очень болит рука. Как же так, неужели это я?

Я начинаю рыдать. Родненькая моя, да как же такое могло случиться, как ты такое могла подумать! Я же ведь только хотела тебе объяснить, что мне плохо, что я одна, что меня не любит муж, что я никому не нужна. Прости меня, пожалуйста. В ответ — судорожные всхлипывания. По старушечьи сгорбленная фигурка несмело прижимается ко мне и замирает беззвучно плача.

Что я наделала? Я чувствую, что я теряю тебя. Мы стремительно и необратимо отдаляемся друг от друга. Между нами разлом, который с каждым мгновением становится глубже и глубже. Так лопается земная кора, когда «просыпаются» вулканы и тектонические плиты приходят в движение.

Славная моя, не бросай меня, я хочу быть рядом с тобой. Я твоя мама, я люблю тебя. В ответ тишина и редкие слезинки дождя.

Накал «боевых действий» несколько снижается, когда ребенок, повзрослев, уезжает из дома. Появляются новые интересы, долгожданная «свобода «, и если есть еще резерв жизненных сил, то даже возможность «устроить «свою судьбу.

Для того, чтобы убедить существо, в собственной ничтожности, существует один древний, испытанный прием. На первый взгляд он невинен и «непреднамерен». Но он никогда не дает «осечек» и работает даже тогда, когда перед вами прекрасное, гармоничное существо. Называется этот прием — «НЕДОСТИЖИМОЕ СОВЕРШЕНСТВО». Обычно им пользуется более мелкое и ничтожное существо для доказательства собственной правоты и поддержания собственной значимости.

Ребенку предлагается достичь недостижимого стандарта, он должен соответствовать мифическому эталону, только в этом случае он будет заслуживать любви и уважения. При этом ребенку указывается на то, как не должно быть, как он не должен поступать. При этом замалчивается, как намеченного можно реально достичь, и что для этого нужно сделать. Дополнительно дается неверная информация о том, откуда берутся необходимые навыки и умения для реализации успешности в заданной области.

Воспоминание
Я хочу научиться играть в шахматы. «Папа, я буду с тобой играть» — Я настроен выиграть. Я вижу, как отец легко и уверено переставляет фигуры. Я хочу играть как он. Я горжусь им. Мне нравится за ним наблюдать. Отец легко, в три хода, ставит мне мат. Он видимо, доволен собой и нравоучительно изрекает «прежде чем садиться за доску, нужно научиться играть». Слезы душат меня, и я не могу сказать, что я для того и сел, чтобы научиться. Он с явным удовольствием наблюдает мое состояние. Его глаза издевательски сверлят меня двумя острыми буравчиками. Я ничего не могу возразить. Я действительно не умею играть в шахматы. Я больше никогда не беру их в руки.

«А ваш Вовка не знает, когда была Куликовская битва, хотя нам ее задавали» — кричит мой одноклассник, «продавая» меня отцу. В том, что я ничего не знаю, отец и не сомневался. Он одобрительно кивает ему головой и говорит— «вот, что значит настоящий друг, он умеет сказать правду в глаза». Я не знаю куда деться. Под пристальным взглядом я вынужден согласиться, что этот ябеда прав. — Отец вырабатывает у меня мужество признавать свои ошибки.

Я один на один против двух пар насмешливых презрительных глаз. Они «расстреливают» меня за то, что я не прочитал параграф учебника. Я действительно его не знаю. Мне нечего сказать.

«Так, так. Чем ты сейчас занимаешься, «молодой реформатор»? Опять что-нибудь новенькое? Ну, ну» — проницательные глаза неспешно перелистывают мои мысли. «Опять какой-то ерундой занимаешься? Заранее ясно, что ничего не получится». У меня все сжимается внутри.

Конечно, отец опять прав. Все, что я делаю, ерунда. На это не стоит тратить время, как в детстве, слезы норовят брызнуть из глаз. Отец опять смотрит на меня ехидным, насмешливым взором. Я знаю, что он заранее прав.

Я хочу доказать ему, что я лучше, чем он обо мне думает. Но я не могу, так как сам в этом не уверен. Я знаю, что ничего не знаю и многого не умею. Любое дело «ускользает» из моих рук. Иногда мне кажется, что удача рядом. Я представляю, как я гордо демонстрирую свои достижения отцу. Вспоминаю его немигающий, колючий взгляд, и заранее соглашаюсь, что все, чем я занимаюсь ерунда, которая «не стоит выеденного яйца».

Любой человек, предпринимающий попытку достичь недостижимого становится вечным неудачником. Как только становится видна бесперспективность прилагаемых попыток, и очевиден провал изначально проигрышной затеи, ребенка начинают безжалостно критиковать, гневаться, издеваться над его беспомощностью.

Ребенок и так уже «упал духом», по той причине, что не может стать таким, каким его хотят видеть; не может сделать то, чего от него ждут. Едкие насмешки, тонкие колкости, глумление раздавливают ребенка до уровня полной ничтожности. Ребенок соглашается с тем, что он никогда не сможет быть таким «как надо», что он «недоделанный», «выродок», «тюфяк», «бесперспективный» и т.п.

Ребенок пытается понять происходящее и начинает задавать себе и родителям вопросы. Выясняется, что он и родители говорят на разных языках. Взрослые не разговаривают с детьми, а вещают или приказывают, дают непрошенные советы, читают нотации, командуют, повышают голос. Ребенок «отключается» и перестает их слушать. «Взрослые никогда ничего не понимают сами, а для детей очень утомительно без конца им все объяснять и растолковывать». Антуан де Сент-Экзюпери Как правило, родители не стараются вникнуть в суть проблемы, волнующей ребенка. Можно выделить двенадцать стандартных типов словесного реагирования на поведение, заботы, проблемы ребенка:

«Замолчи», «Сейчас же перестань», «Чтобы я этого больше не слышал» — категоричные фразы-команды, вызывающие чувство униженности, бесправия
«Если не прекратишь, я уйду», «Еще раз повториться, отлуплю» — угрозы отложенного наказания, загоняющие ребенка в еще большую безысходность
«Ты должен уважать старших», «Ты должен любить папу и маму» — проповеди и нравоучения, вызывающие раздражение, скуку, вину
«Тебе надо пойти и извиниться», «Ты должен дружить с этим мальчиком» — советы, наставления, морализирование — дают почувствовать ребенку его неопытность и глупость, в силу чего ребенок решает, что не может самостоятельно принимать решения, подрывают уверенность ребенка себе, разрушают его чувство собственного достоинства
«Я бы на твоем месте…» — готовые рецепты — подчеркивают несостоятельность ребенка перед авторитетным источником, ребенку дают понять, что он не может быть прав, что он хуже «авторитета»; или, наоборот, подчеркивают равенство и одинаковость, создают тождественность с»авторитетом»
«Ты ненормальная, если так делаешь», «Не будешь заниматься — будешь работать дворником» — доказательства, доводы, нотации — приводят к созданию искусственных закономерностей и фиксаций в жизни ребенка
«Все из-за тебя», «Ты во всем виноват» — критика, обвинения — заставляют ребенка думать, что он плохой на самом деле и от него зависит настроение и самочувствие других людей, что он ответственен за внутренние переживания других
«Молодец», «Какая ты умница» —похвала делает ребенка зависимым от одобрения «оценщика»
«Дубина», «Свинья» — обзывания, высмеивания — реплики подрывающие значимость ребенка перед окружающими и в собственных глазах
«Я вижу тебя насквозь», «Я чувствую, что это все от того…» — догадки, интерпретации — грубое вторжение во внутренний мир ребенка, вызывают у последнего желание спрятаться, отгородиться от внешнего мира, замкнуться в себе
«Ты должен мне все рассказать», «Что случилось, я все равно узнаю» — выспрашивания, расследования — подавляют способность ребенка «жить своей жизнью», совершать поступки и отвечать за них
«Это пустяки», «Это не важно», «Не бери в голову» — сочувствие на словах, показное внимание, поверхностно-абстрактные призывы — вызывают у ребенка ощущение что он и его проблемы настолько ничтожны, что им не следует уделять внимание, кроме того, развивают «защитную реакцию» «отмахивания» и «прятания» от себя своих проблем
Устав «хорошего» ребенка, утвержденный любящими родителями, содержит всего два пункта: 1 — родители всегда правы, 2 — если они не правы — смотри пункт первый.

Ребенок остается один на один со своей проблемой. У самого ребенка еще не хватает жизненного опыта, чтобы найти «верные» ответы. Ребенок делает первое открытие — разочарование в своей жизни: его никто не слушает и никто не собирается объяснять происходящее. Для окружающих, существующий беспредел — естественное течение жизни.

Окончательно запутавшись и отчаявшись, что-либо понять, ребенок выбирает наиболее легкий и простой путь, он решает «этого» больше не делать, с «тем» больше не сталкиваться, ничем новым и неизвестным не заниматься. Он сам ограничивает свое жизненное пространство и разрушает свою индивидуальность, предавая самого себя. Это гарантия полной несчастий и неудач жизни.

«Быть рабом, в постоянной нищете, на грани крушения и неспособным выигрывать, быть безнадежной жертвой недостижимого совершенства — это сумасшествие; это разрушительно для любого духовного существа и сводит на нет все психические силы существа». А. Уолтер

Еще одним способом подавить ребенка и сделать послушным, является игнорирование. Ребенку как воздух необходимы признание и общение, подтверждение и обсуждение его взглядов, действий и идей «Для духовного существа, его творение — это наиболее высокий уровень проявления компетентности. Помощь — это наивысшая форма обмена и демонстрация его ценностей «. А. Уолтер

Воспоминание
«Мамочка, я тебе уже надоела»? — Меня застает врасплох неожиданный вопрос. Это действительно так. Она мне надоела и мне хочется побыть одной. Я, путаясь в словах, пытаюсь возразить, что это не правда. Она вздыхает и растворяется в другой комнате.

Я тупо смотрю в одну точку. Я злюсь на себя и не могу ничего с собой сделать.

Я вдруг замечаю разбросанные вещи, полное мусорное ведро и грязный пол. Неужели она не могла прибраться? Чем она была занята целый день? Я начинаю выходить из себя, обзываю ее «неряхой» и «свиньей». Она с испугом, как загнанный зверек, смотрит на меня. — «Я сейчас приберу». Она неловко возит тряпкой по полу, оставляя большие лужи.

Мое терпение лопается. Я бью ее по рукам, выхватываю тряпку и сама домываю пол. Она тихонечко сидит у стенки и делает вид, что ей все равно. Я чувствую, как она сжимается и застывает под моим взглядом. — «Не смотри на меня так». Я пытаюсь себя обмануть, что я не понимаю в чем дело. Я хочу ее уничтожить, испепелить взглядом. Я хочу, чтобы ее не было. Кажется, пора остановиться. Я делаю усилие, и через зубы цежу: «Иди спать».

Утром я делаю вид, что вчерашнего вечера не было.

Мы идем гулять. Какой-то малыш на площадке падает и не может встать. Я улыбаюсь ему и помогаю подняться. — «Отойди от него» — вызывающий взгляд и полные слез глаза. Я растеряна. Мне смешно. Я не понимаю что происходит. — «Ты смеешься надо мной, ты всегда смеешься. Я тебе безразлична. Ну и целуйся с ним». Слова камешками, с металлическим звоном, отскакивают от моего сердца. Оно давно уже покрылось железным панцирем. Глупая девочка, я уже давно не могу никого любить.

«Не ори. Я от тебя устала». Я тяжело иду дальше и стараюсь на нее не смотреть.

«Незамечание «, «отмахивание «отребенка являются «основной причиной его низкой способности к общению, неуверенности в себе, недоверчивости, ощущению небезопасности, страху, беспокойству, низкому мнению о себе, отсутствию самоуважения, отсутствию уверенности, отсутствию способности сосредоточиться и отсутствию целей» А.Уолтер

«Уйди с глаз моих » «ты мне надоел «, «замолчи «, «мне противно с тобой находиться», «без тебя разберемся», «тебя это не касается», просто молчаливое пренебрежение к вопросу ребенка — далеко не полный перечень умышленного игнорирования и презрения к личности ребенка.

Воспитатель, помещая ребенка в изолированное, замкнутое пространство, пугая ребенка тем, что его «отдадут», «поменяют», «продадут», что он никому не нужен кроме папы и мамы, приводит в действие программы разрушения индивидуальности.

Воспоминание
«Мамочка, выпусти меня отсюда! Я никогда больше не буду! Не отдавай меня!» — я бешено трясу дверную ручку. Меня наказали, меня закрыли в темном туалете. Слезы ручьями текут из широко раскрытых глаз. Я пытаюсь увидеть хоть что-нибудь. Я визжу от ужаса. Меня бьет озноб, я не замечаю, как теплая струйка стекает по моим ногам.

Меня хотят отдать. Мама звонит по телефону, чтобы меня забрали в детский дом. Она сказала, что меня не любит, что я злой, гадкий, грязный мальчишка, что ей нужен добрый и ласковый мальчик, который моет руки и целый день играет на пианино. Я все сделаю, только не отдавай меня.

Страх душит меня, у меня нет сил. Я в изнеможении сползаю по стенке и прижимаюсь к двери, продолжая держать дверную ручку. Я наконец замечаю лужу у своих ног. Мне стыдно и гадко, я противен сам себе. Правильно мама говорила, я никому не нужен. Только бы меня никуда не взяли, только бы она передумала. Я затихаю и мелко дрожу всем телом, закрываю глаза и стараюсь не видеть окружающей меня темноты.

Со всех сторон на меня надвигается жуть, она хочет меня уничтожить и съесть. Я представляю Бабу-Ягу, которая выныривает из унитаза и набрасывается на меня. Я чувствую, как она хватает меня за ногу, и начинаю неистово биться и стучать в дверь.

Дверь внезапно открывается, и я кубарем вываливаюсь наружу. Мама удивленно смотрит на меня.

Мне кажется, что Баба-Яга сейчас схватит ее. Я бросаюсь к Маме, обнимаю ее за ноги и исступленно ору: «Это моя мама, не трогай ее. Я не отдам свою маму. Отпусти мою маму».

Мама пытается меня успокоить и гладит по голове. Мне кажется, что это Баба-Яга схватила меня за волосы. Я выворачиваюсь и кусаю ее за руку. Мама вскрикивает от неожиданности и отталкивает меня от себя.

Я вдруг вижу, что это мама, и я сделал ей больно. Я ползу к ней по полу. Сопли, слюна и слезы стекают по моим губам и шее. Я вижу, как мама испуганно и брезгливо пятится от меня. Я ей не нужен. Она хочет от меня избавиться. Что-то резко щелкает в животе, от резкой боли я теряю сознание и падаю лицом маме в ноги, в последнюю секунду я успеваю понять, что это ее ноги и прижимаюсь к ним щекой.

Я прихожу в себя на диване. Меня раздели и укрыли теплым пледом. Я дома. Мама, очень бледная, с красными заплаканными глазами, сидит рядом на стуле. Она несмело улыбается мне — «Как ты? Что с тобой?» «Ты меня не отдашь?» «Дурачок, кому ты нужен. Я просто забыла включить в туалете свет» — ее слова облаком поднимаются вверх и обволакивают комнату матовым туманом.

Мамочка, я никому не нужен, кроме тебя.

«Безобидные «запугивания неоднократно повторяются. Очень часто после подобной психической обработки, особенно если ребенок верит в осуществление вышеперечисленных угроз, он становится очень зависимым от родителей, так как постепенно теряет уверенность в себе и своих силах. Он решает, что без родителей он не выживет, что без них он ничего не значит в этом мире. Так «выращиваются » «маменькины » сынки и дочки. Невинная родительская шутка оборачивается полной несостоятельностью и инфантильностью будущих «взрослых детей «.

Часто родители не считают нужным ставить ребенка в известность о возможных переменах в его жизни, решают за него, где и когда ему следует находиться, с кем ему лучше проводить время, чем ему следует интересоваться. Ребенка перемещают, перевозят, не спрашивая его согласия. Получается, что ребенок не владеет своим телом, не может собой распоряжаться, не может быть там, где хочет. Он, его тело, его ум принадлежат родителям. Для духовного существа это служит критерием собственного духовного банкротства и ущербности.

Воспоминание
Я лежу с закрытыми глазами и удивляюсь, что меня никто не будит. Я жду протяжного крика «Подъем». Поворочавшись, я вспоминаю, что дома, блаженно вытягиваюсь в кровати и засыпаю опять. У меня короткая трехдневная передышка я дома.

Я не люблю лето. Родители не знают, куда меня деть на время летних каникул и отправляют на три смены в лагерь. Я почему-то не могу остаться дома. Мне говорят, что дома мне нечем будет заниматься, и я никому не дам покоя. Меня никто не спрашивает, хочу я куда-нибудь ехать, или нет.

Три счастливых дня заполнены суетой и свободой. Родителям не до меня. Они, как всегда, чем-то раздражены и недовольны. Меня все время отправляют гулять на улицу. Я с удовольствием встречаюсь с друзьями, хожу к ним в гости, рассказываю о своих «подвигах», играю в мяч и просто сижу на лавочке, греясь на солнышке и болтая ногами.

Настает день отъезда. Мне совершенно не хочется никуда ехать. Я робко подхожу к маме. «Мам, я совсем не хочу ехать» — «Это что за чудеса? Не выдумывай. Ты же сам согласился ехать, никто за язык тебя не тянул. Ты же знаешь, как дорого стоит путевка» — мама отворачивается и продолжает складывать в сумку мои вещи. Она почему-то забыла, что моего согласия никто не спрашивал, мне просто сказали, что я поеду в лагерь.

У меня на глазах слезы, я боюсь расплакаться, я не хочу появиться перед незнакомыми ребятами с красными глазами. Я мужественно сдерживаю отчаяние и пытаюсь быть веселым. «Ну все, пошли» — папа немного возбужден, он подмигивает мне и торопит всех к машине. По дороге на вокзал папа и мама шутят, старательно не замечая моих надутых щек. «Опять ты чем-то не доволен. Все дети, как дети, а ты ненормальный страдалец» — сердито, глядя в сторону, бросает мама. Мне кажется, что она не хочет, чтобы я оставался дома, она торопится от меня избавиться.

Я захожу в вагон. Слезы катятся по щекам, я не могу их больше сдерживать. «Не «заражай» своими слезами остальных, а то наш поезд превратиться в пятый океан» — сердито выговаривает мне вожатая. Я пытаюсь успокоиться. Мама и папа за окном улыбаются мне и показывают жестами, чтобы я не плакал. Мне кажется, что им очень хорошо вдвоем, без меня.

Когда поезд трогается, я забираюсь на верхнюю полку и пытаюсь понять, почему я не могу быть дома. Неужели мои родители меня не любят. Почему они не хотят понять меня. Почему они не считаются со мной. Неужели я им не нужен. Или все же они любят меня. Наверное, я ненормальный…

Секрет успешного воспитания удивительно прост. Чтобы уберечь своего ребенка от множества бед и проблем нужно совсем немного — позволить ему БЫТЬ. Прежде чем бороться за своего ребенка, следует помнить, что спасают тех, кого вначале уничтожили.

«Лучший способ советовать вашим детям — узнать, чего они хотят, и именно это им посоветовать». Гарри Трумен

«Лучший способ сделать детей хорошими — это сделать их счастливыми». Оскар Уайльд

Массивная бомбардировка игрока, которую он испытывал в «детстве «, приводила к лавинообразной фрагментации. Когда количество отсоединенных фрагментов достигало критического уровня, происходил качественный скачок. Игрок оказывался на следующей стадии игры.

Фрагментация игрока приводила к тому, что на экране появлялись фигурки слишком слабые для того, чтобы делать самостоятельные ходы. Они становились «тенью» других фигурок. «Тени» не могли быть, делать и иметь самостоятельно.

Название им дали «женщина «.

Когда я начинал игру, я никогда не думал, что стану женщиной. Но игра есть игра.

КОММЕНТАРИИ К ВОСПОМИНАНИЯМ. ВСЕЛЕННАЯ ЖЕНЩИНЫ

Женщина есть первое существо, попавшее в рабство.

Женщина сделалась рабою еще тогда, когда рабов еще не существовало.

А.БАБЕЛЬ

Я нашел одного человека из тысячи и ни одной женщины из всех.

СОЛОМОН

Да будет благословен Господь, что не создал меня Женщиной.

ЕВРЕЙСКАЯ УТРЕННЯЯ МОЛИТВА

БЫТЬ ЖЕНЩИНОЙ — значит быть ОПУЩЕННЫМ.
Это значит, что тебя отымели, попользовались, это значит, что только ленивый не бросил в тебя камень.

Самоопределенность женщины — самоопределенность собаки в выборе хозяина. Причем выбор определяется не вкусной косточкой и теплой подстилкой, а властной командой «к ноге, рядом». Кто громче крикнул, тот и хозяин. Уйти от хозяина не возможно, потому что этого не может быть никогда — наличие хозяина основное условие бытия вселенной женщины. Смерть хозяина дает возможность хоть на короткое время стать свободным, отсюда постоянное искушение, выбрав удобный момент, вцепиться в горло и сжать челюсти.

Тот, кто однажды осознал себя, находясь во вселенной женщины, никогда не прощает себе и тем, кто его видит в этом состоянии, своего позора.

Грубо слепленный суррогат из обрывков воспоминаний, туманный образ былого блеска в кривом зеркале — это все, что еще осталось от тебя, это то, что прячется в глубинах твоей памяти. Любое прикосновение к своим остаткам вызывает ужас, ярость, страх и безнадежность. Немеет язык, и застывают мысли, тело сотрясает озноб и леденеют ноги, и нет сил признаться — «ЭТО Я». Существо, однажды попавшее во вселенную женщины, никогда из нее не выйдет — выход закрыт мощной системой соглашений, запрещающих БЫТЬ. «Ты не посмеешь осознать себя заново. Опущенный, знай свое место, тебе нет места среди равных».

Структура женской вселенной беспощадно логична и красива. Победа в ней ведет к дальнейшей деградации и фрагментации существа, проигрыш — подтверждает его полную ничтожность и несостоятельность.

Игры женской вселенной являются младшими пакетами основного игрового пакета «Жертва». Целью которого, является полное взаимное уничтожение.

«Для Жертвы поражение является победой. Победа определяется тем, кто будет самой большой жертвой. Жертва всегда ищет своего палача». А.Уолтер

Палачом, в данном случае, выступает центральная фигура женской вселенной — Мужчина. Мужчина.- хозяин и бог, ему подчиняются беспрекословно, его приказы не обсуждают, за место рядом с ним ведутся жестокие бои. Быть рядом с Мужчиной — особая привилегия, это значит — быть избранной. Подразумевается, что выжить женщина может только рядом с мужчиной. Она должна быть вместе с ним, это освобождает ее от тяжелой необходимости самостоятельно мыслить и принимать решения. Под счастьем в женской вселенной подразумевается состояние «женской безмятежности».

«Это состояние наблюдается в момент реализации какой-либо «женской» программы, например, выход замуж, и характеризуется переложением ответственности за свою жизнь на мужа. Ведет к катастрофическим последствиям». Усачев А.

Счастье — не отвечать за свою жизнь, не думать о том, что делаешь; быть послушной, делать то, что говорят и получать за это похвалу. Вожделенное благоденствие — когда «лучший» мужчина создает комфортное и обеспеченное существование (хорошо кормит и красиво одевает) и удовлетворяет все желания (регулярно занимается сексом и развлекает).

Идеальная женщина должна быть продолжением мужчины и его тенью, она должна обустраивать его быт и удовлетворять его потребности. Это единственно возможный для нее способ самореализации.

Воспоминание «Жена»
Я — жена своего мужа. Я вытащила счастливый билет — он женился на мне. Я богата. Мой дом — полная чаша; работа — моя прихоть; мои дочки — холеные красавицы; мой пес — чемпион всех бывших и будущих конкурсов и выставок. Я достигла того, о чем мечтала. Еще в детстве я решила, что буду иметь все. Я выросла в бедной семье. Мои подруги часто смеялись над моими старыми платьями и стоптанными туфлями. Иногда я встречаю их — опустившихся, измученных женщин с серыми лицами. Они — жены алкоголиков и неудачников. Я читаю зависть в их глазах. Я позволяю себе злорадствовать только в глубине души. Своим девочкам я говорю, что в мире все гак изменчиво: сегодня ты богат — завтра беден…. Конечно, я имею в виду своих подруг.

В глазах своих дочек я хочу выглядеть доброй и кроткой Золушкой, в которую их папа влюбился с первого взгляда, и сразу же предложил выйти замуж. Они не должны знать, как яростно я боролась за него, как унижалась и ломала себя. Они даже не предполагают, какой стервой оказалась их бабуля, сколько она выпила моей крови. Я мечтаю, чтоб в аду ее жарили на самой большой сковородке. О моих слезах не узнает никто, даже мой муж. Я никогда не жаловалась ему. Я старюсь быть с ним веселой, легкой, необременительной. Я знаю всех его любовниц, все его планы, я умею читать его мысли; я знаю о нем все. Он даже не подозревает, как ловко я управляю им. Для всех — я его тень. Я всегда с ним согласна, я — при нем. В своей «золотой клетке» я свила уютное гнездышко. Меня все устраивает. Я сделала правильный выбор.

Для своих дочерей я создала карамельно-сказочный мир, о котором сама мечтала в детстве. Я строго слежу, чтобы они соответствовали образу маленьких принцесс: были наивны, невинны и восторженны. Я воспитываю их в почтении к отцу и уважении к бабуле. Они получают блестящее образование. Я готовлю их к счастливой жизни. Они должны удачно выйти замуж, и тогда я смогу ими гордиться. Я сделаю их счастливыми.

Через них — я буду счастлива. Их грудью я буду вдыхать пьянящий аромат любви, их блаженством я буду жить, их негой будут заполнены мои дни…

Мои дочки не оправдали моих надежд. Они не смогли поймать свое счастье. Старшая располнела, стала некрасивой и вздорной. Женихи на шикарных машинах почему-то проехали мимо. У нее нет даже друга. Младшая связала свою судьбу с нудным неудачником. Они становятся похожи на моих школьных подруг…

Они считают меня счастливой. Наверное, это правда.

Я очень рассеяна. Я чувствую, что погружаюсь в какой-то «туман», я буквально «сплю» с открытыми глазами. Иногда мое сознание «ускользает» и мне кажется, что я упаду в обморок. Я стараюсь одна не выходить из дома. Я долго не могу заснуть. Мне часто снятся странные сны -я куда-то бегу, бегу и никак не могу добежать, вокруг меня какие-то люди, которые меня не замечают. Я кричу и просыпаюсь в слезах, что-то тоскливо замирает в груди.

Мой врач говорит, что я слишком близко все принимаю к сердцу, что мне нужен покой и отдых. Я думаю, он прав. Ведь я так много пережила… Жизнь так холодна и жестока…

Доченьки, простите меня, если сможете, хоть я и не знаю, в чем моя вина. Я вытащила счастливый билет. Я сделала правильный выбор.


Эмоциональный спектр ощущений, который могли испытывать «женщины «ввиду выраженного энергодефицита был узок. Игрок, по ходу игры жертвуя своими чувствами и эмоциями, пытался сохранить хотя бы способность ненавидеть, которая должна была обеспечить его выигрыш. Ненависть была практически единственным чувством, которое могла испытывать «женщина». Но «женщина»была очень слаба, выполнять свою миссию она могла только если не встречала сопротивления со стороны противника и, кроме того, имела возможность находиться при нем.

Сложные исходные данные удалось заложить в дополнительную стратегию. Идея игры была проста и лаконична.

«Найти лучшего, — быть с ним, — ничего не делать, — все иметь, а в результате уничтожить его». Усачев А.

Воспоминание «Я назначаю тебя богом»
Я назначаю тебя богом. Ты будешь моим светом, и ты будешь творить. Ты старше меня на 17 лет и я влюблена в тебя, как кошка. У тебя густые вьющиеся черные волосы до плеч и черные смеющиеся глаза. Вначале ты меня даже не заметил в пестрой веренице женщин, посещавших твою мастерскую. Ты был весел, любвеобилен, лепил каких-то взъерошенных петухов и продавал их за бешеные деньги за границу. Ты был счастлив и беспечен. Мне стоило огромного труда отбить тебя у твоих бесчисленных любовниц. Я знала, что ты гений и твои будущие скульптуры великолепны. Я должна была дать возможность раскрыться твоему таланту, и я должна была быть рядом с тобой. Я твоя раба, и я здесь, чтобы тебе было хорошо. Я вложу в тебя свою душу, я отдам тебе всю себя. Я помню, как ты был пьян от счастья, когда понял, что ты мой первый мужчина. Ты должен оправдать мои надежды. Ты мое солнце. Я хочу, чтобы так было.

Последующие пятнадцать лет я в каком-то угаре. Я работаю сразу на трех работах и не знаю, что такое выходные — ведь нужны деньги на бронзу. Я не ропщу, ведь я делаю это для тебя. Я жду, когда твой талант обретет признание, и ты станешь знаменит. И тогда я смогу гордиться тобой и ты будешь мне благодарен за то, что я «создала» тебя. Мне кажется, это очень скоро произойдет.

Иногда я просыпаюсь по ночам рядом с тобой от страха. Ведь я такая счастливая, ведь я с тобой…. и мне страшно от этого. Неужели это будет продолжаться вечно. Как жаль, что по ночам у меня есть время думать. Как я хочу жить, отпусти меня, пожалуйста, я буду любить тебя вечно. Выпусти меня. Я хочу жить. Я просыпаюсь в холодном поту. Ты спокойно лежишь рядом, как хорошо, что ты ничего не слышал.

Твои скульптуры сказки цыганского табора. Друзья говорят, что они великолепны. Ты никогда не лепил меня. Наверное, у тебя есть на это причины.

Я устала ждать. Мне надоело работать, я хочу много денег и я хочу красиво жить. Я вдруг замечаю, что рядом со мной больной, изможденный человек… Милый, ведь я назначила тебя богом. Ты должен им быть. Я не прощу тебе старости.

Ты «сделал» меня. Ты умираешь, оставив мне свои проблемы и незаконченные работы. Даже после твоей смерти, я живу твоей жизнью. Отпусти меня, пожалуйста…. или это я не могу тебя отпустить. Я так и не поняла, благодарен ты мне за что-нибудь, или нет.

Так как «женщина » не знала кто она, ей постоянно приходилось кем-то казаться. На это уходила уйма времени, поэтому она все время была занята. Она постоянно переделывала и совершенствовала себя. Энергия женщины уходила на то, чтобы узнать, как стать еще лучше.

Воспоминание «Любовь»
У меня новый босс. Пока я не знаю о нем ничего, но моя подруга говорит, что он очень интересный и обаятельный мужчина. Она бы не прочь с ним познакомиться поближе.

Интерес к незнакомцу просыпается во мне.

Мы с подругой вечно соревнуемся в чем-то: у кого зарплата выше, кто купил себе раньше новые туфли, у кого прическа шикарнее, на кого больше заглядываются мужчины, кого больше любит муж. Если начальник обратит на меня внимание, это будет лишний повод доказать ей, что я лучше.

Просто так ничего не происходит. Мне приходится приложить некоторые усилия, чтобы босс заметил меня. Я стараюсь чаще попадаться ему па глаза. Я соблазнительна, как могут быть соблазнительны только деловые женщины в строгих костюмах с расстегнутой верхней пуговичкой блузки, из выреза которой видна полная грудь и краешек кружевного белья. Я замечаю, что взгляд моего боса непроизвольно скользит в соблазнительное углубление на груди, и спиной чувствую, как он ощупывает глазами мои ноги, когда я выхожу из его кабинета. Туфли на высоких каблуках выгодно подчеркивают их идеальную форму. Когда его интерес ко мне перерастает в живое любопытство, мы невзначай сталкиваемся с ним в дверях офиса в конце рабочего дня. Он, вежливо пропуская меня вперед, интересуется, где я живу. Я, мило улыбаюсь. Оказывается, мы живем рядом, и он предлагает меня подвезти. По дороге выясняется, что мы еще не ужинали, и оба никуда не спешим…

Я жду чего-то особенного и первая близость меня разочаровывает. Мое самолюбие удовлетворено, особого восторга я не испытала. Самое время все свести к мимолетной ничего не значащей связи. Интуиция подсказывает мне, что именно так и нужно сделать.

«Я подарю тебе звезды, я украду тебя у всех» — его страстный шепот наполняет мозг пьяным дурманом. Что-то внутри меня ломается, душа рвется и кричит. Я не должна оставаться с этим человеком, мне надо уйти… но я не могу этого сделать. Душа замирает, я затыкаю ей рот.

Я начинаю верить Сереже, хотя знаю, что он, как и все мужчины врет. Я начинаю замечать в нем массу положительных качеств… Он особенный, и он лучший.

Я пытаюсь избавиться от неприятного ощущения, будто я разыгрываю свою жизнь в рулетку.

Я начинаю надеяться, что встреча с Сережей раскрасит мою жизнь яркими красками. Я возлагаю на него большие надежды. Мне очень повезло, что я встретилась с ним.

Я оказываюсь в центре любовного урагана. Пронзительный ветер страсти выбивает из моей головы остатки здравого смысла. Душа давится кляпом и растворяется где-то внутри.

Если я его люблю, то мне должно быть хорошо с ним.

Я чувствую, что моя судьба встала на рельсы, поезд счастья набирает ход.

Я люблю его и я счастлива!

Мир, в котором я живу, становится двухмерным. Одно измерение — Сережа, другое — я.

Сережа красив, богат, остроумен и нежен. Он — преуспевающий мужчина и мой босс. Он женат и он старше меня на десять лет. Вокруг него вьются поклонницы и сотрудницы, но он выбрал меня. Какая я счастливая, он предпочел меня! Я должна оправдать его доверие. Я должна соответствовать ему.

Белая пурга заметает мужа, детей, работу, друзей. В белой мгле я почти не различаю их. Мне освещает путь только одно окошко, в котором горит свеча, зажженная его рукой.

Ему нравится, когда женщина умна и разбирается в политике. Я погружаюсь в скучные политические статьи, я знаю наизусть имена всех депутатов и акул отечественного бизнеса. Я в курсе всех боевых действий, которые разворачиваются в зонах военных конфликтов. Сережа видит мои старания и поначалу мило посмеивается над ними. Когда мои политические прогнозы становятся проницательны и точны, его начинает это раздражать. «Зачем тебе это надо, ты же женщина, а не генерал в юбке». Я в замешательстве замолкаю: «Ну, как же, ты ведь сам говорил». Он отмахивается от меня, как от надоевшей мухи. «Женщина не должна быть умнее мужчины».

Милый, я буду слушаться тебя во всем. Сережа очень быстро заполняет собой все сферы моей жизни. Я одеваюсь, как ему нравится, у меня прическа та, которую он одобряет, я говорю о том, что он хочет слышать, я общаюсь с теми людьми, которых он выбирает. Я стараюсь быть такой, какой он хочет меня видеть.

Я счастлива, только иногда без всякой видимой причины, какое-то тоскливое чувство серой тенью проскальзывает рядом и мне становится пусто и душно.

Я не хочу ничего знать, я не хочу ничего видеть, я не готова к тому, чтоб очнуться. Кружит и заметает снегом мою жизнь белая метель. Я зажмуриваюсь и сильнее прижимаюсь к Сереже.

Любимый, я всегда и во всем поддержу тебя. Я и ты — значит мы вместе. Мы вместе огромная сила, мы можем очень многого достигнуть. Один без другого ничего не значит в этом мире. Ты моя половинка, я твоя половинка. У нас на двоих — одно будущее.

В офисе я работаю за двоих, я выкладываюсь полностью, мне хочется быть самым лучшим специалистом, чтобы Сережа мог мной гордиться. Сергей улыбается и часто повторяет, что я работаю на себя. Что скоро я стану хозяйкой нашей фирмы. Я зарабатываю деньги для нас. В конце года он покупает роскошную квартиру, мы вместе выбираем мебель.

Я никак не решаюсь бросить мужа, Сережа не настаивает. Иногда он дает мне ключи от квартиры и просит убраться: «ты все равно будешь здесь жить, почему бы тебе сейчас не навести здесь порядок». Мне нравится оставаться одной в большой квартире, я представляю себя ее хозяйкой и с удовольствием навожу чистоту. Я делаю это для себя.

Однажды, прейдя на работу, я узнаю от подруги, что он встречается с другой женщиной. Оказывается, об этом знали все, кроме меня. Я плачу и как заведенная повторяю один и тот же вопрос: «Почему»? Подруга зло фыркает и предлагает посмотреть на себя в зеркало: «посмотри, что от тебя осталось и вспомни, какой ты была». Передо мной усталая женщина с потухшими глазами и со следами былой красоты на помятом лице. Два года безумной любви основательно измотали меня.

Я жду объяснений от Сергея, но он комкает разговор и говорит, что ничего не изменилось и все останется как всегда. Потом добавляет, что она сердечнее, чем я.

Я стану сердечнее.

Что-то взрывается внутри меня. На меня наваливаются тоска и пустота. Пространство вокруг меня становится непривычно прозрачным и черным. Все замерло. Я забываю, кто я.

Я как помешанная хожу по магазинам, покупаю безумно дорогие вещи, я пытаюсь доказать себе, что я это я. Я боюсь признаться себе, что свою любовь я придумала себе сама. Я не понимаю, зачем она мне была нужна.

У меня ничего не осталось кроме воспоминаний о вымышленной любви. Я изношена и пуста. Мне противны свои собственные мысли, но я не могу их остановить. Я ненавижу себя за то, что не послушала себя, что позволила собой пользоваться, за идиотичность собственных поступков, за глупость и пустоту надежд. Я не могу не думать, и я не могу не жить. Трехмерный мир слишком сложен для меня.

Я вдруг понимаю, что я никогда не смогу вырваться из замкнутого круга. Любить — значит быть счастливой, быть счастливой — значит любить. Белый буран раскручивает над моей головой огромные жернова. Жернова перемалывают меня.

Любовь стелется белой порошей. Мне хочется любить и быть любимой. Я та, кто любит, и я умею только любить.

Я бреду в поисках любви и предательства. Я не смогу сохранить себя.

Мне нужно стать сердечнее… Метет и завывает белая пурга.

Цель, которую преследовала «женщина» в данной игре называлась «счастье «. Женщина мечтала, чтобы ее понимали не как женщину, а как человека женского пола.

Воспоминание «Счастье»
«Мама, он же намного старше меня, он же ровесник папе, они же учились с ним в школе в одном классе» — мама как будто не замечает моих слов.

«Мы с отцом рекомендуем тебе выйти за него замуж. Он очень приличный человек и потом у него так много общих дел с твоим отцом»

«Мама, но я люблю другого»…

«Милая моя, любить и быть счастливой — разные вещи» — мама грустно усмехается и, не отвечая на мой немой вопрос, твердо переводит разговор на другую тему.

Еврейские женщины очень послушны, даже в наш независимый век.

«Эллина, одумайся. Что ты говоришь! Проснись! Мы не можем расстаться! Не позволяй страху затемнять твои мысли! Я все сделаю для тебя, я буду много работать! Не позволяй своим родителям распоряжаться тобой! Не позволяй им обращаться с тобой как с вещью! Спаси себя и нас. Пока не поздно, уходи от них…» — Давид обрушивает на меня горячие ненужные слова. Мне очень тяжело. Ведь он сам все знает, я не могу ослушаться. Зачем он делает мне больно.

«Оставь меня, я хочу быть счастливой» — негромко говорю я, и как лунатик прохожу мимо.

До свадьбы я практически не остаюсь наедине со своим будущим супругом, он только несколько раз при отце учтиво целует мне руку. Сидя за праздничным столом, мы впервые оказываемся рядом. Муж обнимает меня за талию и дышит мне в лицо и шею выдыхаемым воздухом. Запах его тела и пота очень неприятны. Мне хочется на свежий воздух, прочь из этого места. Заметив мое состояние, муж притягивает меня к себе: «Забудь на время обо всем. Ты не можешь судить о том, чего не знаешь, и никогда не испытывала. Ты никогда не была рядом с настоящим мужчиной. Ты никогда не была замужем. Подчинись мне, и ты вес увидишь сама. Я сделаю тебя счастливой». У меня гулко бьется сердце. Конечно, я согласна.

Еврейские женщины очень послушны, вначале они повинуются родителям, а потом мужу.

Я жду обещанного счастья двадцать лет. За это время муж из цветущего мужчины превратился в дряхлого старика с отвисшим животом. Он до сих пор заставляет меня доставлять ему удовольствие в постели. Мне с каждым днем труднее прикасаться к его телу. Сын вырос и все чаще, как и его отец, оставляя окурки и газеты на полу гостиной, пренебрежительно-ласково прижимается ко мне щекой: «Мамулечка, не бурчи». Они оба гордятся тем, как я молодо выгляжу, какая нежная у меня кожа и стройная фигура. Они показывают меня друзьям и с удовольствием возят в театры и рестораны.

Я живу как во сне. Иногда мне кажется, что я скоро должна проснуться. Обещанное счастье скоро случится, и я начну жить.

А пока, я создаю уют в доме.

Еврейские женщины очень аккуратны и любят свой дом.

Мне нравится мыть окна. Стекло становится почти не видимым, и солнечные лучи беспрепятственно проникают в комнаты. Это очень красиво.

Сейчас золотая осень. Я открыла тяжелые рамы и уже вымыла одну половину окна. Солнце ворвалось через чистое стекло и рассыпалось солнечными зайчиками. Я заворожено смотрю на игру света и понимаю, что счастлива.

Так это и было обещанное счастье? Мое счастье в том, чтобы мыть окна? У меня кружится голова, я хочу спрыгнуть с подоконника на пол и прилечь. Но почему-то делаю шаг навстречу солнечным лучам. Небо и земля меняются местами. Я падаю вниз, я знаю, что я счастлива.

Еврейские женщины тоже могут быть счастливыми.

Если не была достигнута цель, то все другие программы, которые выполняй игрок » женщина» зависали. Какой-то невидимый барьер мешал игроку посмотреть в сторону. Все было не важно, кроме неудавшейся женской судьбы. Электронный разум временами пропуска! через голову «женщины «резкий звук, он был на такой высокой ноте, что пронизывал череп и заставляет клацать зубами. Он напоминает «женщине «, что она несчастна. От этого звука хотелось скрыться и скорее не быть.

Воспоминание «Директор»
«Валентина Михайловна, Валентина Михайловна! А Нестеров опять бьет Кузнецова, я ничего не могу с ними сделать» — молоденькая учительница начальных классов врывается в мой кабинет. Я молча встаю из-за стола. Чем-то она меня раздражает. Я боюсь признаться себе, что причина моей неприязни — ее молодость и излишняя эмоциональность. Я внутренне усмехаюсь себе- наверное, старею. «Идемте» -сухо бросаю я. Я стараюсь идти уверенно и быстро, я знаю, что в два счета «разведу» непримиримых врагов. Но ноги прилипают к полу, мне приходится тащить их за собой, сердце громко стучит в груди и хочет выпрыгнуть наружу. Мне хочется выть и биться головой о стенку. Стоп. Что это я, нужно взять себя в руки.

Приступы отчаянной тоски наваливаются на меня внезапно, без всякой видимой причины. Я беспомощно барахтаюсь в них. Я ощущаю себя в утлом суденышке посреди бушующего моря, волны и ливень заливают его водой, внизу и вверху серая мгла, я жадно ловлю ртом воздух. Порывистый ветер гонит мою шлюпку все дальше и дальше в открытое море. Надежды нет, надвигающийся пенящийся вал может стать последним.

«Валентина Михайловна, что с вами» — молоденькая учительница с испугом смотрит на меня. «Голова закружилась» — невнятно говорю я. Сделав над собой невероятное усилие, я гордо вскидываю голову и уверенно иду дальше.

В конце школьного коридора, рядом с туалетами я вижу клубок из детских тел, в воздухе мелькают чьи-то руки, ноги, рюкзаки. Рядом -стайка взъерошенных мальчишек, оживленно комментирующих происходящее, мое появление заставляет их умолкнуть и прижаться к стене. Я подхожу ближе. Дерется человек пять: видимо давнишних противников пытались разнять, но «миротворцы» так увлеклись своей миссией, что сами включились в потасовку. Наступившая тишина отрезвляюще действует на дерущихся. Они как будто кожей чувствуют мое присутствие и потихоньку расползаются в разные стороны.

Передо мной, злой, грязный и худой как волчонок, остается один Нестеров. Он в упор, вызывающе смотрит на меня. Тишина становится зловещей, она звенит и вибрирует в моей душе, как тетива натянутого лука. Стрелы холодного презрения уже нашли свою цель, они сейчас сорвутся, чтобы пронзить свою жертву. Мои глаза становятся блестящими и серыми, как сталь. С Нестерова сползает ярость и решительность. Ребенок, стоящий передо мной, с отчаянием и тоской смотрит на меня.

Бессилие удушливой волной поднимается к горлу. Я прижимаю Нестерова к себе, обнимаю за тощие плечи и мы вместе с ним, как сквозь строй бредем по коридору. Нас провожают удивленные взгляды. Молодая учительница растерянно идет за нами. Я, наверное, должна ей что-нибудь объяснить: «Им столько еще всего предстоит пережить», обернувшись, говорю я.

В кабинете Нестеров, «головная боль» и «гроза» всей школы, навзрыд плачет, уткнувшись мне в плечо. Я глажу его жесткие волосы. Мы долго молча сидим, прижавшись, друг к другу. Что можно сказать десятилетнему мальчику, который успел узнать, что жизнь холодна и бессмысленна. Я не могу защитить и уберечь его от судьбы. Как мне дать силы ему пережить жизнь.

«Сережа, все изменится».

«Неправда, так будет всегда».

От этих слов сердце падает куда-то вниз, пустота тисками сдавливает череп. Я не могу дышать, голос садится и становится еле слышным. «Надо жить» — одними губами шепчу я. «Ты должен учиться. Ты все сможешь, ты сильный. Я уверена, у тебя все получится. Нельзя опускать руки. Нельзя» — продолжаю я. «Ты сам наполняешь свою жизнь смыслом. Жизнь, как воздушный шарик, когда ты плюешь на себя, она тряпочкой лежит у твоих ног, а когда ты вдыхаешь в нее свою любовь и мечту, она взлетает вверх». Я почти верю в то, что говорю.

Сергей внимательно и очень по взрослому смотрит на меня. «Валентина Михайловна, можно я к вам буду иногда приходить»? «Конечно» — смущаясь, говорю я и отвожу глаза.

После его ухода я долго сижу в кабинете одна. Как странно, чтобы понять маленького хулигана, я должна была пережить его боль сама. У нас одна боль на двоих. «Может быть, он прорвется» — вслух думаю я про себя.

Мне хочется кричать и выскочить из тела наружу. Я не хочу здесь быть. Вся ужасающая картина земного небытия разворачивается передо мной. Жизнь — долгий путь в никуда, пройдя по которому ты убеждаешься, что все было зря. Жизнь — тараканьи бега по замкнутому кругу. Имея все — не иметь ничего, добившись всего — остаться ни с чем, стремиться к цели — которая не нужна.

Последнее время я в постоянном напряжении — я заставляю себя жить.

Я не помню точно, когда я сломалась. Однажды я обнаружила, что любимая работа перестала приносить радость. Я всю жизнь учила чему-то других и вдруг осознала, что не верю тому, о чем говорю. Я заслуженный учитель, но я не знаю чему учить. Создав крепкую семью и прожив двадцать лет с мужем, я так и осталась одна, я так и не узнала,

что такое «женское» счастье. Менять что-то поздно, да я и не хочу. Я выполнила все, что намечала в этой жизни. Дальше — одна пустота, и я не знаю, чем ее заполнить. Мои подруги — депрессия и тоска.

Я вызываю секретаршу и прошу ее никого не пускать в мой кабинет — я очень занята. Достаю из сумки купленные накануне две пачки тазепама. Высыпаю таблетки себе в руку, аккуратно, одну за другой, кладу их на язык и запиваю водой. Когда я держу в пальцах первую таблетку, моя рука немного дрожит — мне неудобно перед Сережей. Я надеюсь, он поймет меня и простит.

Я мечтаю уснуть и проснуться в бассейне с теплой водой посреди райского сада. Там, наконец, я смогу расслабиться и никогда больше не думать. Я с удовольствием несколько раз повторяю про себя «никогда». Там мне ничего не будет надо.

Я прихожу в себя в больничной палате. Со мной долго беседует врач, он говорит, что все в жизни зависит от меня, что я многого добилась, что у меня прекрасная семья, что я просто устала. Он обещает научить меня расслабляться. Мелькают встревоженные лица родственников, друзей — все обещают мне помощь и говорят, как я им нужна.

Первое время я прислушиваюсь к себе, я пытаюсь определить для себя новое, не свойственное ранее состояние. Одурманивающее отупение постепенно проходит, и я понимаю, я научилась «думать». Раньше слово «думать», означало для меня порыв к действию — ко всему, что связано с любимой работой, оно наполняло каждый миг торжествующей полнотой, непрестанным движением. Теперь «думать» стало парализующей передышкой.

Мысли причудливо изменили масштабы прежних пристрастий. Что-то важное ушло из жизни.

Я разучилась радоваться.

Наслаждение с трудом всплывает в памяти. Память отвергает наслаждение, то наслаждение, которое ценится человеком, когда ему еще далеко до смертного часа.

Память хранит разочарование человека, мечтавшего найти после смерти радость.

После смерти, как и в жизни, ничего изменить нельзя, там нет цветущего сада, там тоже одна пустота.

Я приговорена жить, я вынуждена существовать. Я остановила время. Для меня больше ничего нет, кроме теплого бассейна и райского сада.

Люди ежатся и отворачиваются, заглядывая в мои пустые глаза.

«Мужчины «не слышали резкого звука, который пронзал все естество женщины и, смеясь над «женщиной «, назвали ее верблюдом, который помогает мужчине пересечь пустыню жизни.

Воспоминание «Место женщины на кухне»
«Место женщины на кухне» — он нежно целует меня в щеку. Я плачу: «Я умоляю тебя посидеть с малышом. У меня завтра экзамен. Мне осталось всего три экзамена. Я хочу закончить институт». Он равнодушно пожимает плечами: «Ты сама это все затеяла. Я не понимаю, зачем тебе это надо. У тебя все есть. Если занимаешься, значит, есть время. Не приставай ко мне. Я занят». Я глотаю слезы и замолкаю.

Все было отлично, пока не появился наш малыш. Я готовила пирожки и стирала ему рубашки. Я была счастлива. Я любила наш дом. Он даже разрешил мне учиться в институте. Мы так ждали нашего первенца.

«Теперь ты никуда от меня не денешься» ласково ворковал он, встречая меня из роддома.

С тех пор многое изменилось. Я устала от этих стен. Долгие два года я привязана к ним, пеленкам и кухне. Я измотана бессонными ночами и мелочными придирками. Он постоянно чем-то недоволен. Его раздражает неглаженное белье и пятна на скатерти: «ты плохая хозяйка». Если малыш плачет и капризничает «ты плохая мать». «Какие у тебя толстые ноги, ты не следишь за собой» — оценивающий придирчивый взгляд.

Он должен знать, где я нахожусь и о чем думаю двадцать четыре часа в сутки. Я должна отчитываться за каждую, проведенную вне дома минуту, за каждый потраченный рубль. Я не могу купить понравившиеся вещи. Я покупаю то, что нравится ему.

Он часто, смеясь, говорит что мне ничего не нужно, ведь я никуда не хожу, а он привык меня видеть в халате. Он старается сделать так, чтобы я постоянно чем-то была занята. Он считает, что мне никуда не надо ходить, что мне и дома есть, чем заняться. Я даже не хожу в магазин. Продукты он привозит сам. Вокруг меня вакуум. Он считает, что я просто «бешусь с жиру».

Подруги мне завидуют. Он с ними галантен и предупредителен, как со мной, до свадьбы. Они считают, что я «заелась» и «не знаю, чего хочу». С некоторыми из них у него «роман». Я делаю вид, что ничего не знаю. Ведь мне надо, хоть с кем-то общаться.

Моя мать считает его «золотым» зятем. Она даже не захотела меня слушать, когда я намекнула ей, что хочу от него уйти. Она сказала, что я «не в своем уме».

Отец называет это «бабьими» страстями и многозначительно смотрит на мать.

Я несколько раз хотела уехать от него, но мне страшно: как я одна, без него, смогу выжить и поднять нашего малыша . Я несколько раз хотела все высказать, но я не знаю что сказать, это все такие мелочи. Я несколько раз хотела все бросить, но какая-то сила держит меня рядом с ним. Наверное, это мой «крест». Наверное, я его люблю. Мама говорит, что так и должно быть.

Мужчины считали женщину «запасным игроком «, однако с удовольствием включали её в занимательную игру: «ненавидеть нельзя любить «, которая называлась «брачный союз «. Каждый ставил запятую там, где ему нравилось.

Внутри игры приходилось сотрудничать, чтобы побеждать, нужно было прикрывать, а иногда и спасать друг друга. Но, выручая другого, каждый делал это не для того, чтобы уберечь союзника, а для того, чтобы доказать, что он лучший игрок. Помощь была способом проявить свое презрение к напарнику.

Воспоминание «Противостояние»
Мы сидим на кухне друг против друга. «Ты не понимаешь меня». «А ты не понимаешь меня». Злые слова вначале доставляют боль, потом к ним привыкаешь, как к порывам ветра. Я это заслужил. Я виноват, я каюсь. Но я не знаю, как мне все изменить. Я не могу вернуть прошлое обратно. Да я и не знаю, как бы я снова поступил. Может быть, сделал бы тоже самое.

Мы женаты уже двадцать лет. ОНА не может иметь детей. Я очень к НЕЙ привязан, ОНА мне дорога и желанна. Но я хочу иметь ребенка, своего, родного, свое продолжение и свою плоть. Я часто думаю, как было бы хорошо, если бы, конечно случайно, другая женщина родила от меня ребенка и отдала бы его мне. Мы могли бы его воспитывать вместе с НЕЙ.

Наверное, оттого, что я часто думаю об этом, однажды это происходит. На моих руках маленький теплый комочек — моя доченька. Ее родила другая женщина. Я не могу с ней остаться, даже ради ребенка. Мне с ней плохо, несмотря на нашу близость, она так и осталась мне чужой. Я готов ей помогать по хозяйству и давать деньги, только бы она не требовала, чтобы я остался, и разрешала видеть дочку. Я готов для нее сделать все, что в моих силах, но я не могу остаться. Я тоскую о НЕЙ.

Я возвращаюсь к НЕЙ. ОНА плачет и говорит, что хотя в ЕЕ жизни появился другой мужчина, он ЕЙ не нужен. ОНА хочет быть со мной. Я понимаю ЕЕ, и ни в чем не виню. Мы стараемся сделать вид, что ничего не произошло. Мы пытаемся склеить разбитую чашку.

Я вижу, как ОНА мрачнеет и раздражается, когда узнает, что я был у дочки. ОНА подозревает, что я уезжал не для того, чтобы увидеть дочку, а чтобы переспать с ее мамой. ОНА не хочет понять, что мне не нужна чужая женщина. «Это навсегда» -лезвие слов безжалостно рассекает то, что нас еще связывает. «Ничего не изменишь» — пощечинами горит на щеках. ОНА безумно ревнует меня к дочке, иногда мне кажется, что ОНА ненавидит ее.

В своих мечтах я часто вижу ЕЕ, себя и мою малышку. Мы смеемся, мы счастливы и мы любим друг друга. Я надеюсь, что когда-нибудь, это станет правдой. Если к тому времени, когда это произойдет, я еще смогу кого-нибудь любить.

Противники надеялись поймать райскую Жар — птицу Любовь. Она была заявлена как главный приз. Любить друг друга никто и не собирался, все делали вид что любят. Игроки надеялись обмануть других и себя. Казалось, что ничего нет проще. Память сохранит немало изящных и скоротечных поединков.

Воспоминание «Вечная история»
История любви. Мне 37, ему 22. Но ему я сказала, что мне 42. Так мне показалось романтичнее. Тогда он младше меня на целых 20 лет. Мы прощаемся в какой-то огромной комнате. На нем — расстегнутая на груди рубашка с закатанными рукавами. Я не могу сказать ему своего имени, ведь я решила, что это будет шуткой. Меня охватывает пьянящее возбуждение, и я улетаю. Война, смерть — ерунда. Когда он рядом время должно остановиться. Я не хочу знать, что он сейчас уйдет и никогда больше не вернется. Я не могу представить, что через несколько минут решу свою судьбу — я дам клятву любить его вечно. Я буду его ждать несколько тысяч лет. За это время я прокляну и себя и его. Я буду пытаться остановить время и в каждом мужчине буду видеть его. Красивая печаль сменится тупой тоской и разочарованием. Но это все в будущем и этого лучше не знать. А пока, эти несколько мгновений принадлежат мне. Какие у него мягкие губы и бархатная кожа. Какое наслаждение касаться его тела.

За окнами крики и шум, лают собаки, наверное, опять кого-то ищут. Они идут к лесу, я знаю, что будет потом. Они спустят собак и скроются в пышной зелени, а через какое-то время вернутся, волоча за собой на веревках бесформенное, окровавленное тело. Какое мне дело до этого, ведь жизнь так прекрасна.

Он говорит, что все понял и ему нужно уйти. Конечно, конечно, я только отлучусь на секунду, я хочу дать тебе денег на дорогу. Конечно, тебе нельзя здесь оставаться. Я?…

Я буду любить и ждать тебя вечно. Я выпархиваю из комнаты. Как это все интересно и ужасно приятно. Когда я возвращаюсь, его уже нет в комнате. Я немного разочарована, ведь я не успела пожелать ему удачи. Пусть он будет счастлив. Несколько слезинок скатываются из уголков глаз. А в прочем, все к лучшему. Наверное, так и должно быть. Моменты счастья так неуловимы, в этом их очарование. Я буду вспоминать его часто-часто.

На улице опять шум, ах да, кого-то ловят, наверное, нашли, улюлюкают и травят собаками. Видимо решили пытать. Сейчас пойдут к площади, подвесят за ноги на виселице, изобьют палками, а затем обольют соленой водой. Как скучно, неужели нельзя придумать что-то новенькое. Мой милый, наверное, уже далеко. Интересно, когда мы встретимся.

Уже вечер, как медленно бежит время. Поздняя прогулка. Площадь. Виселица… ОН… Этого не может быть. В моей голове кто-то громко щелкает хлыстом, или это трещит и рушится на землю небо. Я вижу, какая я маленькая, я нахожусь в каком-то тесном и вязком пространстве, я почти не могу пошевелиться. Где я? Неужели это и называется -ЖИТЬ. Кто отнял у меня мою сказку, я не хочу просыпаться, отдайте мне мой сон. Я падаю под ноги лошадей, и они втаптывают меня в пыль рядом с виселицей. Вот видишь, мы теперь навеки вместе и я буду тебя любить вечно. Я остаюсь с тобой, я больше никогда не брошу тебя.

Я смотрю на себя, на свое тело. Оно небрежно изгибает брови и спокойно отворачивается. Трогает поводья и неспешно едет дальше. Я любуюсь собой. Как я красива и грациозна… Я прощаюсь с собой. Я ненавижу себя. Я уже никогда не смогу быть собой. Я отказываюсь от себя, мое место здесь, в пыли, рядом с ним. Это он во всем виноват. Любимый, как я ненавижу тебя.

Я люблю его так сильно, как ненавижу, а ненавижу так же, как люблю. Мы всегда теперь будем вместе. Наверное, когда-нибудь я смогу понять, что произошло, но не сейчас. Это очень тяжело. Я ищу забвения. Я хочу потерять память, я хочу знать, что этого не было. Я хочу не быть. Я подумаю об этом потом, когда проснусь.

Счастье — это разница между тем, что доставляет нам удовольствие, и тем, чем мы вынуждены довольствоваться. Влюбленные сильнее всего ощущают это несоответствие: слишком часто им, приходится падать с неба на землю. После падения они долго недоумевают и не могут решить, где же они находятся — на небе, на земле, или у них просто завязаны глаза и они кружатся на одном месте.

Воспоминание «Что такое любовь»
Что такое любовь? Ну, это когда мне все разрешают. Я знаю, что могу позволить себе лишнее, а он ничего не сделает. Когда он меня жалеет и понимает.

Как я узнаю, что он меня любит? Он садится напротив меня, долго разговаривает со мной, внимательно слушает и соглашается с тем, что я говорю.

Что он должен сделать, чтобы я была уверена в его чувствах? Он должен спрашивать меня, прежде чем что-то сделать. Должен прислушиваться к моим советам, считаться с моим мнением. Он должен давать мне деньги. Должен быть страстным в постели, я должна чувствовать, что он меня хочет.

Как я узнаю, что он «хочет» меня? Он садится на кровать и говорит «иди сюда».

Как я показываю, что «хочу» его? Я начинаю задавать ему разные вопросы. Расчесываю волосы, поднимаю вверх руки, выгибаюсь всем телом. Хожу за ним следом, «случайно» дотрагиваюсь до его руки.

Как он реагирует? Иногда уходит курить в коридор. Иногда говорит, чтобы я не лезла с разной ерундой, что он устал. Иногда садится и читает газету, демонстративно не замечая меня. Иногда садится на кровать и говорит «иди сюда».

Он почему-то более пылок, когда выпьет. Представить себя, когда я выпью?.. Как, неужели ему все равно? Не может быть, ведь он любит меня, а я люблю его.

Для житейских драм не требовалось репетиций. Недоразумения и ссоры возникали сами собой, что называется «на ровном месте». Умение находить повод для них — призвание, умение страдать — искусство.

Я буду твоим мужем. Я разрешаю тебе быть рядом. Я разрешаю тебе уничтожить меня. Я буду твоей женой. Я обещаю тебе быть рядом. Я разрешаю тебе растоптать меня. Мы умрем в один день. Не будет ни тебя, ни меня. Я избавлю мир от тебя, ты избавишь мир от меня. Это выигрыш. Это победа для тебя, это победа для меня.

Воспоминание «Скандал»
Мой муж полюбил другую. Вчера он сказал, что больше любит меня. А сегодня говорит, что больше любит ее. Еще он сказал, что хочет уйти, но не может бросить меня. Я не знаю, как жить дальше. Я не понимаю, чем я хуже ее.

Я чувствовала, что что-то не так. Он стал часто задерживаться на работе и перебрался спать на пол, он сказал что у него болит спина и наша кровать слишком мягка. Я требовала объяснений. Я хотела, чтобы он сказал правду.

Я не знала, чего хочу. Я не предполагала, что это так больно. Я была уверена, что я лучше.

Когда он сказал, что у него есть другая, мир рухнул.

Я кричу, «зачем ты это сказал». Но уже поздно. Мой поезд счастья, разрывая время, уносится в даль. Я вдруг чувствую, как я его люблю и как он мне нужен. Я знаю, что никогда не прощу ему произнесенных слов. Теперь они вечно будут между нами. Он унизил меня, смешал с грязью. Он посмел меня отвергнуть. Я не могу быть хуже той, другой.

Я заставляю его рассказать какая у нее кожа и грудь. Он говорит, что я лучше ее в постели. Я заставляю его заниматься сексом. Он рассказывает, как она раздевается и причесывает волосы. Он говорит, что хотел быть кому-то нужным. Почему он плачет, почему в его глазах такая тоска и боль? Он не может сделать выбор? Выбор… Я готова его задушить, расцарапать лицо. Как он смеет выбирать, ведь я рядом. Как он не понимает, что я не могу уйти. Он уходит… Я на коленях прошу его остаться. Я всегда это буду помнить. Как он посмел остаться. Мы опять вместе.

Он говорит, что должен проститься с той, другой. Он просит подумать, могу ли я его принять таким. Он говорит, что я должна решить. Я надеваю ему на руку обручальное кольцо, которое он давно уже снял. Неужели он не понимает, что мне нечего решать. Как я хочу освободиться от него. Но я не могу уйти и отпустить его. Я должна простить, я должна сохранить семью. Я должна сделать вид, что ничего не было. Как я хочу, чтоб ничего не было, чтоб его слова были неправдой. Он спал с ней. Это она во всем виновата. Как мне сделать так, чтоб ничего этого не было. Зачем я была такой дурой. Зачем мне нужна эта правда. Почему я не могу уйти. Если он уйдет, жизнь будет кончена. Я никогда не прощу ему, что он целовал ей плечи…

Игрокам становилось тесно на игровой площадке. Чтобы вытолкнуть кого-то за пределы игрового поля, нужно было объединиться. Это было очень сложно. Каждый подозревая другого в коварных замыслах и не двигался с места, боясь предпринять неверный шаг, который позволит другим вытолкнуть его из игры. Ситуация затягивалась, игроки неподвижно стояли друг против друга, застыв в напряженной подозрительности. Они тяжело дышали и не знали что предпринять.

Впереди начинал маячить свет величиной с булавочную головку. По мере приближения, свет становился все сильнее и, наконец, просто ослеплял. Потрясенные, игроки пропускав момент, когда в их голове начинала вращаться мысль: «Реагируй на ненависть «. Так рождалась ревность.

Ты удивлялся cime своего чувства. Это была страстная решимость уничтожить того, кто был рядом.

Я не дам тебе быть счастливым. Ты не дашь мне быть счастливым. Я лишу тебя всего, ты лишишь меня всего. Я тебя уничтожу, ты меня уничтожишь. Когда мы уничтожим друг друга мы будем счастливы. Мы погибнем. Мы станем ничем. Победа. Конец игры.

Воспоминание «Ревность»
Из приоткрытой двери доносится мамин воркующий голос, он удивительно нежен. Мама мягко, с придыханием тихо смеется.

Я только что пришла с улицы домой. Услышав знакомый голос, я замираю на пороге. Наконец-то! Я так мечтала, чтобы мама меня любила, чтобы она говорила со мной вот так — проникновенно и ласково. Сейчас она меня обнимет, мы долго будем сидеть, прижавшись друг к другу, я прильну к ней и буду слышать, как бьется ее сердце. Слезы восторга выступают на глазах, ожидаемая радость комком забивает горло, я почти не могу дышать. Осторожно, на цыпочках, чтобы не спугнуть долгожданное мгновенье, я подхожу к двери.

Шторы задернуты, свет, проникая сквозь тяжелую ткань, окрашивается в красно-коричневый цвет. Комната погружена в полумрак. Я почему-то не смею открыть дверь и пытаюсь найти взглядом маму. Глаза никак не могут привыкнуть к темноте. Первое, что я вижу небрежно брошенные на стул вещи. В глубине комнаты, на разобранном диване я вижу два белых пятна…

Чтобы сдержать крик, я кусаю себя за руку. Папа, навалившись на маму всем телом, мнет руками ее грудь и страстно целует в губы и шею. Мама не сопротивляется, я вижу, как дрожит от удовольствия ее тело. Мамины руки скользят вдоль голой папиной спины, треплют его волосы, я опять слышу ее мягкий гортанный смех.

Я застываю на месте, не в силах отвести взгляд от дивана. Тело столбенеет, глаза становятся сухими и зоркими, как у кошки. Я подмечаю каждую деталь, происходящей передо мной сцены. Так вот куда уходит мамина любовь. Теперь я понимаю, почему на меня маминой любви никогда не хватает. Мамину любовь крадет у меня папа. Я буду бороться, я верну себе то, что принадлежит мне. Но папа — родной человек, я не могу его ненавидеть, я буду любить их раздельно!

Я плотнее прикрываю дверь, раздеваюсь и иду на кухню. Я никому не скажу, что я видела, но теперь я знаю, что делать.

Жизнь в нашей малогабаритной квартирке течет как бурный ручей. Папа после работы часто приходит пьяным, мама начинает с ним ругаться. Если раньше во время их ссор, я сидела в уголке и жмурилась от ужаса, то теперь я смело бросаюсь на защиту мамы. Я хочу, чтобы она видела, что я с ней за одно, что я ее больше люблю, чем папа, что я больше достойна ее любви, чем он. Мое неожиданное вмешательство вызывает торжествующую улыбку у мамы и недоуменное замешательство у папы. Вначале папа пытается мне объяснить, что это их с мамой дела и мне не следует совать в них свой нос. Мама же, видя мою поддержку, начинает кричать: «ты такая скотина, что это видно даже ребенку». Папа тушуется, что-то бурчит в ответ и укоризненно смотрит на меня. Махнув на нас рукой, он идет спать. Мне немного жаль его. Я преданно смотрю на маму и жду ее похвалы. Одержав победу, мама возбужденно начинает звонить подруге по телефону и долго разговаривает с ней ни о чем. Потом она вспоминает обо мне и говорит, чтобы я шла в свою комнату. Забравшись в кровать, я мечтаю о том, как хорошо было бы, если бы папа с нами не жил, тогда мама целиком принадлежала бы мне.

Очень скоро мама привыкает к моей поддержке. Сплотившись, мы с мамой потихоньку выживаем папу из квартиры. Он как-то незаметно из нее исчезает. Когда я понимаю, что он больше не придет, я ликую. Скоро мама начнет меня любить, как любила его!

Мама плачет, тускнеет и, как и прежде, не обращает на меня никакого внимания. В нашем доме появляются подруги, с которыми она распивает «бутылочку» до утра; «друзья», которых я пытаюсь не пустить в дом. Меня отталкивают, или лезут в окно — наша квартира на первом этаже. Я устраиваю истерики, кричу, меня успокаивают и идут пить дальше.

Мне опять приходится с кем-то делить маму! Меня опять не любят! Я не нужна! Я не могу добиться маминой любви! Я должна ее заслужить, любой ценой! Я хочу, чтобы мама меня любила. Я все сделаю для нее!

Чтобы не видеть маминых «друзей» и подруг, я при первой возможности уезжаю из дома. Я поступаю в институт, потом бросаю, так как нет денег на учебу, устраиваюсь на работу, выхожу замуж, рожаю двоих сыновей. Как только мы получаем квартиру, я забираю к себе маму. Я счастлива, что теперь она принадлежит только мне и моей семье. Пол года мы живем спокойно. Мама с мужем иногда выпивают на праздники, я смотрю на это «сквозь пальцы».

Мне предлагают престижную работу, я чаще задерживаюсь на работе и позже прихожу домой.

Мама с мужем все чаще «расслабляются» без меня.

Сегодня я пришла позже обычного. Я устало открываю дверь. Раздеться и спать.

Из приоткрытой двери спальни доносится пьяный мамин смех. Я заглядываю в комнату. Свет ночника наполняет комнату красноватым туманом. На моей постели два белых пятна. Муж пьяно тискает мамину грудь и прижимается к ней всем телом. Мама пьяно смеется и невидяще смотрит на меня. Я бросаюсь к ним, хватаю мужа за волосы, стаскиваю его с мамы и начинаю таскать по полу. Мама визжит и пытается его удержать. Затем вскакивает, словно опомнившись.

«Ненавижу! Это все из-за тебя! Ты испортила мою жизнь! Я ненавижу тебя!» — неистово кричит мама. Я вижу, как трясется ее голый живот. На неприкрытую грудь падают седые спутанные волосы. В ее глазах — смертельная тоска.

Тело столбенеет. Я отпускаю мужа. Выхожу из спальни, осторожно прикрыв за собой дверь. Раздеваюсь и иду на кухню.

Я никому не скажу о том, что произошло, я забуду то, что видела.

Я не знаю, что делать и не могу об этом думать.

Мамочка, я очень люблю тебя! Я хочу, чтобы ты меня любила! Я все сделаю для тебя!

Глубокое удовлетворение быстро сменялось чувством вины и страха. Раскаяние разрушало обычную уверенность в себе. Горло сдавливало, глаза жгло. Ты впадал в отчаяние.

Воспоминание «Месть»
«Смирись сынок, такова наша доля. Баре сливки снимают, а мы водичку пьем» — У отца перехватывает голос. Он внимательно следит за мухой, ползущей по стене. Вопрос вертится у меня в голове, но я боюсь спросить. Неужели и мамку, того… Наконец я отваживаюсь — «Батя, а у старого барина тоже было право «первой ночи»»? Отец отворачивается к стенке, тяжело вздыхает и молчит. Мы сидим друг напротив друга на грубо струганных лавках за деревянным столом посреди избы, нам неловко, мы слишком хорошо понимаем друг друга. Я слышу, как бьется мое сердце. Собственная боль отступает перед страшным открытием. Я один, из всей семьи черный и тощий, как жердь, как старый барин, Василий Фетодыч. Слезы сами текут из глаз от обиды за себя, за батьку, за всю эту гадкую жизнь. Этот старый, беспомощный старик, целые дни проводящий в кресле-качалке на веранде барского дома, лишил меня батьки. Мне стыдно за себя, за мамку, за сестер, за свою Анютку. Мысль о ней вырывает из сердца протяжный рык раненного зверя.— «Убью! И себя и ее, всех порешу» — «Что ты, малахольный, охолонись. Велика потеря, девка бабой стала» — Отец сердито смотрит на меня — «Пустое это. Дыркой меньше, дыркой больше, от ее не убудет. Успеешь, натешишься еще, еще надоест. А барин, может коровенку какую даст» — Он кряхтит и дрожащей рукой скручивает цигарку.

Открывается дверь, бабы под руки вводят зардевшуюся Анютку. — «Ну ко, получай женушку. Барин не поскупился, приданое большое назначил: две коровки и конька. Сладкая, видать, девка» — выпаливает самая расторопная. У меня ватой закладывает уши. Анютка, гордая собой, чинно садится на скамью рядом. «Пойдем, пройдемся» — шепчу я ей в самое ухо. Она понимает это по своему, смотрит на меня туманным взором и тихо склоняет мне голову на грудь. Я беру ее на руки и выношу из избы.

Нас провожают сальными шутками и советами. Я бережно несу свою молодую на сеновал. Там я взбиваю сено, осторожно кладу на него Анюту и заглядываю ей в глаза. Я ищу в них отражение своей муки и боли. Анютка томно обвивает мою шею руками и притягивает к себе. Я чувствую жар ее тела. Мной овладевает дикая страсть. Нежность взрывается злобой. От возбуждения я никак не могу ей овладеть. Я рву на ней юбку и блузу и в бешенстве соскальзываю с нее. У меня все пульсирует внутри. Семя изливается мне на штаны. Мне становится гадко и мерзко. Рука случайно пачкается о слизь. Отвращение ослепляет меня. Я хватаю стоящие у стены вилы и с горьким удовольствием всаживаю их в Анюткино тело. » За меня, за батьку, за барина, за барчука, за барчука» — беснуясь и отвергая я колю и колю ее неподвижное тело. Насытившись, я залезаю на бочку, привязываю вожжи к торчащей балке, делаю петлю и с наслаждением выталкиваю бочку из-под ног. «Мне не нужны объедки с барского стола. Я должен быть первый».

В общаге непривычно тихо. В комнате кроме нас с Витьком никого нет, все разъехались на каникулы. «Я думал я первый» — «Ты чего, спятил, где ты теперь девственницу найдешь, они с тринадцати лет трахаться начинают» — Витек утешает меня как может. «Я хотел на ней жениться» — упрямо тяну я. «Ну, ты нудак. Отвянь от меня, а. Хочешь, женись. Хочешь, не женись. Дай поспать» — он демонстративно отворачивается от меня и сразу же начинает храпеть. Я считаю, трещины на потолке и думаю о том, какая Людка стерва. Прикидывалась целочкой, я то думал… Мне очень обидно. Хочется кому-то излить душу. Я мечтаю о чистой, невинной девушке, именно такую я надеялся встретить. Я мечтаю о том, какая она будет трепетная и нежная…

Мне уже сорок три. Я хочу создать семью с добродетельной, скромной девушкой, у которой я буду первым, я не могу любить женщину, у которой был кто-то до меня. Моя женщина должна быть целомудренна и непорочна. Я не хочу подъедать объедки с чужого стола. Увы, я ни разу не встретил девственницу. Друзья не понимают, почему я так быстро меняю женщин, что мне надо. Я молчу и скрываю скорбь в глубине сердца. Каждая новая близость оказывается старым разочарование. Похотливая страсть заменяет мне счастье. Надеясь на чудо, я рву свою душу на части.

Недавно я узнал, что за сто баксов в некоторых клиниках восстанавливают девственную плеву. Как я теперь пойму, настоящая она, или нет. Я не верю женщинам. Я хочу, быть уверен, что я первый. Как мне это узнать?

ЭПИЛОГ

Казалось, что прошло много часов, когда, наконец, установилась тишина. Ты слышал только слабую пульсацию в благословенной тишине. Пространство вокруг тебя было пусто. Никакое особенное чувство не взволновало тебя по этому поводу. Ты был измучен и угнетен. «Хватит с меня, больше я не играю. Жить на такой планете — только терять время». Ты закрывал глаза и мгновенно засыпал. Тебе снилось, что тебя нет. И последнее, что ты слышал, был чей-то смех.

Тебе снилось, что ты злишься, и чем больше ты злился, тем меньше мог контролировать себя. Ты стонал и бредил во сне. Злость не помогала, наоборот, становилось хуже. Сон превращался в вереницу кошмаров. Но это же просто сон, или это просто игра? Нужно вспомнить начало.

В голове вспыхивают две фразы: «я есть» и «это сделал я». Попробую за них ухватиться. Кажется, кто-то мне что-то объяснял…

Когда все начиналось, игроки были поглощены игрой и не обращали внимания на то, что происходило вне игрового поля. Видимо кто-то из сторонних наблюдателей, хотел их остановить, когда понял, что выигрыш не возможен. Игроки не реагировали на звуки голоса и прикосновения, так как их тела потеряли чувствительность, поэтому предпринимались попытки пробраться на игровое поле и оттуда обратиться к ним, играющим в вечную игру.

Какие-то странные личности периодически выводили своих серебряных человечков на экран монитора и через них что-то кричали игрокам, пытаясь нарушить ход игры. Их серебряные человечки шатались по игровому полю без всякой миссии, путались под ногами и мешали. Все были заняты игрой, на них никто не обращал внимания.

Воспоминание «Шекспир»
Я не хотел «потрясти» мир. Я пытался показать бездну.

Я стремился рассказать «бессмертным12», что любовь земных женщин отрава. Что существо, потерявшее способность любить нельзя сделать счастливым. Я хотел, чтобы они задумались.

Я показал, как разрушительны и мелочны игры без правил. Что «интрига составляет силу слабых». Как «бесчеловечны и кровавы» ее дела.

Я предостерегал, как могут быть могущественны тупость и невежество. Как пуста и жестока смерть. Как холодна и бесчеловечна жалость. Как воронка ненависти засасывает в свою трясину очередную жертву.

Я писал о безумцах, «что, впадая в гнев, в избытке сил теряют силу воли». О вздорности, высокомерии и взбалмошности, которые, ослепляя, делают марионеткой в чужих руках. О ревности, которая выжигает сердце и лишает разума.

Я рассказал о бессмысленности подвига и безрассудной доблести отчаяния. Об азарте, который выдаст себя за вдохновение. О коварстве, которое притворяется добродетелью. О долгом пути во мраке. О невозможности изменить прошлое, о жалости и вине, которые разъедают душу. О неготовности принять содеянное. О том, что любовь и нетерпимость сливаясь вместе, называются смертью.

Я говорил о том, что «жизнь — театр». Я не надеялся, что меня поймут.

Пришло время прислушаться. Должен же быть какой-то выход. Я должен суметь что-то сделать. Игра должна быть доиграна. Но, в конце концов, это только игра. Какой бы умной она не казалась, это только программа. Она должна сама соблюдать свои правила.

Что мне пытались сказать? Мне пытались объяснить, что игра реагирует на ненависть, значит, я должен ее не создавать!

Не создавать ненависть было трудно. Само желание причиняло боль, и нужно было держать себя в руках. Но впереди, как лучик света уже маячил выход.

____________

12 Бессмертные — видимо во времена Шекспира еще были люди, которые осознавали себя духовными существами и имели память о прошлом

Воспоминание «Мессия»
Как я ненавижу ЕГО. Говорят, что ОН — МЕССИЯ, что ОН излучает добро, свет, жизненную силу, мудрость, истину, любовь, чистоту, достоинство. Меня корчит от одной мысли об этом. ОН хочет говорить со мной, как … с равным.

МЕССИЯ, ты делаешь вид, что не замечаешь моего ничтожества, что ты не веришь в мое коварство. Ты готов протянуть мне руку помощи. В тебе, как в зеркале, я вижу пропасть своего падения. Ты говоришь, что у меня хватит сил подняться. Ты думаешь, что у меня хватит достоинства осознать свой проигрыш … Как ты наивен и неопытен. Я сам выбрал этот путь, я знаю, что меня ждет. Я хочу отомстить, любой ценой. Я жажду реванша. Не тебе говорить о безмятежности и мире. Ты ни разу не жаждал мести, ты ни разу не испытал наслаждение победы. Ты не знаешь, как тихо на поле брани после битвы. В твоих жилах вода, а не кровь. Ты забыл, что когда-то я был таким же, как ты, лучше тебя.

Ты говоришь, что цель не оправдывает средства, и что цена слишком высока. Может быть, ты и прав… Ты не догадываешься, что я не могу ничего изменить. Ты прав, что мой круг разорван. Я не управляю больше собой. Я не смог остановиться у края бездны. Я знаю, что падаю. Подо мной жирное черное болото и я вижу, как в нем тонут другие, те, кто были первыми. Я пытаюсь забыть, это все, на что я еще способен.

Зачем ты будишь мою память. Ты говоришь, что я должен вспомнить СЕБЯ? Ты издеваешься надо мной МЕССИЯ, ты хочешь моего позора, ты хочешь, чтоб все о нем знали. Зачем ты причиняешь мне эту боль, и в чем твое благородство. Зачем ты явился и что тебе нужно… Это единственное, что меня спасет и остановит растление? МЕССИЯ, лучше быть тупым, твердым и ничего не знать. Ты переоценил мои возможности. Я слабый, больной и ни за что не хочу отвечать, от меня ничего не зависит. Я хочу, чтобы меня оставили в покое.

МЕССИЯ, как я хочу жить. Дай мне волшебный эликсир счастья.

Ты говоришь, что помнишь мое могущество… Ты прав, мне нечего больше терять. Я сделаю первый шаг, МЕССИЯ.

Мое лицо сделалось угрюмым. Я занят трудным делом — попыткой ясно и открыто посмотреть на самого себя, Я постоянно льстил себе. Я безответственно использовал других для достижения своих целей, я заставлял их помимо воли исполнять мои желания. Я позволял себе лицемерить и говорить отвратительные вещи. Я был зазнайкой и самоуверенным баловнем. Наступил такой момент, когда даже взглянуть на себя было противно. Я не хотел на себя смотреть.

Воспоминание.»Попытка»
Я пришла. Я готова прыгнуть через голову, или пройти по горящим углям, если это будет необходимо. Вы можете делать со мной что хотите. Я на все согласна, только бы поймать за хвост «синюю птицу» удачи.

Я чувствую, что со мной что-то произошло. У меня все валится из рук, рядом со мной «не те», и все получается «не так». Это началось пять лет назад. Вдруг, без всяких видимых причин, все стало плохо. У меня было ощущение, что я в скафандре глубоко под водой, и кто-то перекрыл мне кислород. Я стала задыхаться и звать на помощь, но меня никто не слышал. Каким-то чудом мне удалось выплыть. Но я уже не та, что была раньше, у меня нет сил, мне тоскливо и меня никто не любит. Вы — моя последняя надежда. Вы должны мне помочь. О вас так много говорят, намекают, что вы делаете чудеса. Я хочу чуда. Только это меня спасет.

Рассмотреть свое прошлое? Вы шутите, там нет ничего интересного. Что было, я прекрасно знаю сама. Мне не нужны ваши советы, я пришла в надежде найти волшебное колечко.

Злонамерение? О чем вы говорите, я плачу над каждой бездомной собачкой, я всегда подаю милостыню нищим, я хожу в церковь…

Я плачу о себе и жалею себя? Наверное, я не туда пришла. Вы не понимаете, о чем я говорю.

Почему мне плохо? Одним бог дает, других не замечает. Мне он дает испытания, чтобы я стала лучше, чище. Он заботится о моей душе, он любит меня.

Вспомнить, как я была Богом?…

Будет ли золотая рыбка на посылках у вздорной старухи?…

Я ничего не понимаю. У меня ужасно болит голова, и бешено колотится сердце. Я не могу сдержать слез.

Вынести ощущения из своего пространства, рассмотреть суждения, рассоздать жалость, боль и страх?…

Вы бредите, или издеваетесь надо мной.

Рестимуляция? Плохое самочувствие оттого, что я не хочу принять себя? Я не знаю, о чем вы говорите. Я очень люблю себя. Я не верю вам. Сегодня просто магнитные бури.

Я очень разочарована, я больше не приду.

Я почти сдался, я готов признать, что я сдался…

Заключение, или игра, которая больше не играет меня
И вдруг… все изменилось. Точно кто-то зажег тысячесвечовую лампу. Недосказанные фразы, странные образы, которые откуда-то доносились до меня — все вдруг встало на свои места. Я увидел пустые кресла, экраны, компьютеры. Только теперь все было не так, как в первый раз: не интересно, не волнующе, не увлекательно. На экранах барахтались и умирали смешные человечки.

Игроков не было, была игра. Она так влияла на игрока, что ты начинал думать, что ты не имеет значения. Ты нужен как составная часть игры. Ты и есть — игра.

Я растерянно бродил в просторном зале вдоль компьютерных стоек. Мне подмигивали голубые экраны. Зал был пуст, пыль покрывала столы, мониторы, кресла. Мерно жужжали внутренности компьютеров. Как будто так было всегда.

Я вспомнил, какими мы были, когда начинали игру. Ужас подступил к горлу, когда я узнал на экранах знакомые лица и услышал знакомые голоса.

Оправившись от замешательства, я увидел МАСТЕРА и его смеющиеся глаза. МАСТЕР выключал следующий компьютер. Игра шипела и не хотела выпускать очередного игрока.

Другие книги
ТЕХНИКИ СКРЫТОГО ГИПНОЗА И ВЛИЯНИЯ НА ЛЮДЕЙ
Несколько слов о стрессе. Это слово сегодня стало весьма распространенным, даже по-своему модным. То и дело слышишь: ...

Читать | Скачать
ЛСД психотерапия. Часть 2
ГРОФ С.
«Надеюсь, в «ЛСД Психотерапия» мне удастся передать мое глубокое сожаление о том, что из-за сложного стечения обстоятельств ...

Читать | Скачать
Деловая психология
Каждый, кто стремится полноценно прожить жизнь, добиться успехов в обществе, а главное, ощущать радость жизни, должен уметь ...

Читать | Скачать
Джен Эйр
"Джейн Эйр" - великолепное, пронизанное подлинной трепетной страстью произведение. Именно с этого романа большинство читателей начинают свое ...

Читать | Скачать