Заказать звонок

Амундсен 

Автор: Дьяконов М.

ВМЕСТО ВВЕДЕНИЯ

Во всем мире распространен взгляд, чтонорвежцы являются какими-то «природными» полярнымиисследователями, что географическое положение и характер их страны,ее суровый климат, уменье норвежцев с малых лет обращаться с лыжамисоздают особые условия и только в этих условиях рождаются и вырастаютлюди, способные к успешному преодолению всяких трудностей, связанныхс полярными путешествиями. Этот взгляд разделяется и самиминорвежскими исследователями. Конечно, и географическое положениестраны, и привычки норвежского населения не могут не сказываться нахарактере норвежского моряка, но этого еще мало, чтобы сделать изнего полярного путешественника.
Почему не прославились своимиоткрытиями в Арктике или Антарктике исландцы, жители страны, где снеги лед – обычнейшее явление? Почему прежде не было замечательныхисследователей полярных областей среди наших поморов или жителейАрхангельска, Мезени, Онеги? Ведь они тоже вели не менее суровуюборьбу с морем и льдами, чем норвежцы? Да и климат побережья Белогоморя куда суровее климата Норвегии, особенно западного ее берега,омываемого теплыми водами мощного морского течения –Гольфстрема.
Некоторые пытаются об’яснить это,во-первых, врожденными свойствами, какими-то особенными способностямии талантами скандинавских народов; во-вторых, тем, что они, мол,потомки древних викингов, которые смело пускались в далекие плаванияпо океанам на хрупких суденышках, даже не имевших палубы. Самойжизнью, самой судьбой норвежцы обречены на борьбу с морем, с холодом,с суровой и скудной природой. А все это закаляет волю, выковываетхарактеры, создает человека, отважно вступающего в бой со стихиями. Ив результате маленькая страна, в которой всего два с половиноймиллиона населения, прославилась на весь мир, а имена ФритьофаНансена, Руала Амундсена1иОтто Свердрупа запечатлелись в памяти людей навсегда.
Нетрудно доказать, что на самом деленикаких особенных свойств в характере скандинавов вообще и норвежцевв частности нет. И родство их с викингами, конечно, не играет нималейшей роли при исследовании полярных стран. Конечно, человек легчеприспособляется к местности, климат и характер которой близки кклимату и характеру его родины, но не это является основным условиемуспеха полярного исследователя. Бывший начальник советской колонии наострове Врангеля А. И. Минеев попал в полярные области прямо изТуркестана, но тем не менее занял одно из первых мест в списке нетолько советских, но и мировых полярников. Японцы посылали своюэкспедицию в Антарктику. Итальянцы также достигали замечательныхуспехов в Арктике. Французский полярный исследователь Шарко (погибшийв 1936 г. у берегов Исландии), которому у себя на родине вряд липриходилось ходить на лыжах, сделал весьма ценный вклад в историюисследования полярных стран. Первой научной экспедицией в Антарктикубыла русская правительственная экспедиция Ф. Ф. Беллингсгаузена в1819–1821 годах на военных судах «Восток» и«Мирный», команда которых, может быть, былаукомплектована крестьянами Тамбовской или Черниговской губерний! Авеличественный подвиг советских исследователей Арктики, научногоколлектива коммунистов и комсомольцев, так блестяще завоевавшегоСеверный полюс? Разве невиданное мужество этих замечательных людейоб’яснимо расовыми бреднями фашистских идеологов? Разве не ясно, чтотолько благороднейшая всечеловеческая идея завоевания природы,воспитанная нашей славной ленинско-сталинской партией большевиков,нашей великой социалистической родиной, дала этим сынам трудовогонарода силу, выдержку и отвагу для совершения подвига, венчающегоискания лучших людей прошлого мира.
Если обратиться к истории полярныхисследований, то окажется, что со времен полулегендарных викингов досередины XIX века норвежцы почти не принимали участия всколько-нибудь значительных экспедициях в Арктику. Первыми полярнымипутешественниками нового времени (если считать начало этой эпохи соткрытия Америки) были англичане. Они не состояли в непосредственномродстве с викингами, но были людьми очень предприимчивыми,энергичными и успешно занимались торговлей. Отправлялись сотни леттому назад в полярные плавания и голландцы, хотя их знакомство сольдом ограничивалось только уменьем бегать на коньках. Но Голландия вту эпоху выходила на первое место среди других могущественных морскихдержав.
Что же должно было перемениться и вкакой именно области жизни, чтобы в конце концов в первых рядахполярных исследователей прошлого оказались норвежцы?
Ответ необычайно прост –изменилась экономическая обстановка. Пока норвежское приморскоенаселение занималось рыбной ловлей и промыслом морского зверя длясобственных нужд или для нужд еще очень мало развитой городскойпромышленности, норвежские моряки вполне довольствовались плаванием уродных берегов. Правда, преследуя китов, норвежские суда заходилииногда довольно далеко на север и уже в раннюю эпоху совершалиплавания в водах Шпицбергена. Однако первыми учеными исследователямии здесь были англичане. Норвежские же промышленники, как, вероятно, ирусские, посещали берега Шпицбергена только как охотники и ни своиминаблюдениями, ни (вывезенным из плаваний опытом не пополнялисокровищницы знаний.
Таким образом, норвежскиепромышленники-моряки этой эпохи ничем не отличались отморяков-китобоев и зверобоев Шотландии, Канады, Соединенных Штатов иСеверной России. Ведь наши беломорцы тоже в очень стародавние годыплавали к берегам Груманта (так назывался тогда Шпицберген) и НовойЗемли. Остатки старинных построек и крестов на новоземельскомпобережье относятся ко времени, отделенному от нашей эпохинесколькими веками.
Можно с некоторой уверенностью –предположить, что Новая Земля была известна еще в древнейшие временарусской истории; вероятно, ее открыл кто-нибудь из наших русских«викингов» – какие-нибудь «ушкуйники»,древние искатели приключений и наживы, услыхавшие от своих данников осуществовании на севере каких-то громадных островов.
Морской зверобойный и китобойныйпромыслы шли рука об руку с исследовательской деятельностьюнорвежских моряков в полярных областях. По мере того, как китыуходили от берегов Финмаркена (на севере Норвегии) к Шпицбергену и кГренландии, за ними двигались норвежские зверобойные суда. Районыохоты передвигались на север и северо-запад. Волей-неволейприходилось пускаться в далекие плавания. Когда кит совсем исчез вевропейских водах, а развившаяся промышленность – сначаласвечная и мыловарная, потом маргариновая – стала требовать всебольше сырья, зверобои двинулись в воды Антарктики.
Ради своей же выгоды и пользы, дляобеспечения себе дальнейшей возможности безопасного плавания вполярных водах в следующий «промысловый сезон» норвежскиешкипера стали усердно заниматься изучением состояния льдов, течений,ветров. Измеряли температуру воздуха и воды, отмечали колебаниябарометра. Делали промеры глубин, наносили на карты очертаниямалоизвестных берегов и т. п.
Так, вслед за моряком-зверобоем вполярные области проникло научное исследование. И наука многимобязана простым, не очень уж грамотным и обученным морякам изверобоям. Достаточно вспомнить знаменитые плавания норвежскихзверобоев в нашем Карском море или в морях Антарктики.
С конца 60-х годов прошлого столетияпромысловые суда норвежцев начинают совершать изумительнейшие посмелости плавания в Карском море, высаживаются на берегах НовойЗемли, обходят вокруг нее и мало-помалу разрушают легенду о полнойнепроходимости этого моря.
В результате долгой и упорной выучкинорвежских промышленников в водах Северной Европы, у береговШпицбергена и Гренландии, в Карском море создаются крепкие кадрыумелых норвежских моряков, готовых к продолжительным плаваниям вполярных водах и к успешной борьбе со всеми трудностями и невзгодами,сопряженными с подобными плаваниями.
Любопытно отметить, что почти ту жесамую эволюцию проходят и английские, в частности шотландские, иамериканские зверобои и китобои. Начальное изучение антарктическихобластей в значительной мере—дело их рук.
Характерно, что особой устремленностиисследователей к Северному полюсу (а затем Южному) очень долго вообщене наблюдалось. Мореплаватели ставили себе гораздо более практическиецели: поиски северо-восточного или северо-западного морского пути изАтлантического океана в Тихий. Северный полюс, как самоцель, начинаетволновать умы исследователей только в последней четверти прошлоговека. Если оставить в стороне более ранние и потому из-за своеготехнического несовершенства заведомо обреченные на неудачу попытки,то первые серьезные шаги к завоеванию Северного полюса делаются лишьв 1886 году (начало гренландских походов Р. Пири). В этом отношенииникаких значительных сдвигов не произошло и в связи сусовершенствованием техники кораблестроения, потому что, несмотря напоявление пароходов, еще долго продолжают пользоваться паруснымикораблями при экспедициях в Арктику и Антарктику.
Само собой разумеется, что в эту эпохуправительства различных стран относились к полярным экспедициямвполне равнодушно и ни финансовых, ни моральных забот по отношению ких организаторам не проявляли. Крупных практических результатов онине приносят, а зверобои-промышленники могут еще обойтись и без строгонаучных данных.
Но если в те времена для организацииособых научно-исследовательских полярных экспедиций достаточныхэкономических предпосылок не было, то дальнейшие поколения,вооруженные накопленными знаниями и опытом, вынуждены были вплотнуюзаняться решением выдвинутых новой эпохой задач и оказались к этомувполне подготовленными.
Первым среди этого поколения был РуалАмундсен.
РАННИЕ ГОДЫ

У самой шведской границы, гдеОсло-фьорд (прежде Кристианиа-фьорд) сливает свои воды с морем, лежатострова Валер, много веков дававшие приют рыбакам, лоцманам и мелкимсудостроителям. Почва здесь очень скудна, и человек ищет себепропитания в море и от моря. На этих каменистых, изглоданныхнепогодой островах давно уже поселились предки Руала ЭнгельбректаГравнинга Амундсена. Отца его звали Енсом Ингеобрегтом. Был он сыномрыбака и земледельца Уле Ульсена Амундсена с хутора Саннбреке наХиркеойе. Дед сидел целых четыре года в английской тюрьме, впрочемэтой участи подверглись и многие его земляки, когда англичанеборолись с наполеоновской блокадой. Отец Руала был мало образован, новсе же пробил себе дорогу в жизни и, набравшись знаний во время своихдалеких плаваний, стал капитаном.
Вместе с двумя своими братьями онорганизовал судовладельческое общество, которому впоследствиипринадлежало около двух десятков кораблей. Поэтому Руал –младший из четырех детей – с самого раннего детства постояннобывал среди моряков, слушая разговоры старших о кораблях, об опасныхплаваниях, о бурях и кораблекрушениях.
Родился он 16 июля 1872 года на хутореТомта в Борге неподалеку от Сарпсборга, где в море впа-
*** отсутствуют страницы 15–16***
рается ли мальчуган учиться плавать,или же он оказался в воде случайно и, чего доброго, может утонуть! Нотут Руал начал пускать такие пузыри, что дворник и нянька решиливмешаться и приостановить самостоятельное выступление юного пловца.
Дома у мальчиков были переплетныеинструменты и столярная мастерская, и дети ревностно предавалисьразным ручным работам. Руал был самым младшим в компании ребят,игравших у дома Амундсенов и в ближайшем лесу. Нередко мальчишки,пользуясь своей силой, дразнили и всячески изводили Руала.Рассказывают, что как-то раз Амундсен бросился на своих мучителей стопором, и они в страхе разбежались в разные стороны. После этогоребята оставили его в покое, видя, что с Руалом шутки плохи.
В школе мальчик учился неважно. Большевсего интересовался он электричеством и носился с мыслью построить,когда вырастет большой, электрическое судно, которое могло быпроходить через полярные льды и без задержки дойти прямо до Северногополюса. Все инструменты на этом чудесном корабле тоже должны былибыть электрическими.
К экзаменам на аттестат зрелостиАмундсен допущен не был. Директор боялся, что он опозорит школу.Поэтому Амундсену пришлось сдавать экзамены экстерном. Но всеобошлось благополучно, и в 1890 году он получил аттестат об окончаниисредней школы, удостоившись «сносных», по официальномуопределению, отметок.
Отец Руала умер, когда мальчикуисполнилось четырнадцать лет. Старшие братья покинули родной дом иразлетелись в разные стороны, чтобы самостоятельно налаживать своюжизнь. Мать с младшим сыном остались вдвоем. Мальчик еще не нашелсвоего жизненного призвания, но намекал, что ему хочется сделатьсяморяком. Его обуревало желание совершить какой-нибудь необыкновенныйподвиг, добиться общего уважения, неясно было только каким путем. Егомечты и честолюбивые замыслы еще не приняли сколько-нибудьопределенных форм.
Мать Руала, в свою очередь, питаланадежду, что хоть один из ее сыновей будет жить вместе с нею до концаее дней и станет врачом. Руалу пришлось пообещать матери, что онпоследует ее совету и по окончании школы займется изучением медицины.Но в пятнадцатилетнем возрасте он случайно напал на книги английскогополярного исследователя Джона Франклина. Это решило его судьбу. ДжонФранклин был одним из тех путешественников, которые ставили цельюсвоей жизни открытие так называемого северо-западного морского пути,т. е. пути из Атлантического океана в Тихий вдоль северныхберегов Америки.
Первоначально Франклин занялсяисследованием американских полярных областей с суши. В 1819 году онпредпринял свое первое путешествие, которое закончилось только весной1822 года. За эти три года экспедиция обследовала огромную область иопустилась по реке Медной к. берегам Ледовитого океана, вдоль которыхи проплыла затем на восток. Путешествие было связано с огромнымитрудностями и лишениями. В 1825 году Франклин отправляется в новуюэкспедицию; на этот раз ему удалось обследовать побережье Ледовитогоокеана до 148° 52 западной долготы от Гринвича. Спустя 20 летФранклину поручают командование большой полярной экспедицией всоставе двух военных кораблей «Эребус» и «Террор»,снабженных паровыми машинами. Винтовым судам впервые предстоялопомеряться силами с полярными льдами. Целью экспедиции былонепрерывное плавание северо-западным морским путем. Корабли вышли вморе в мае 1845 года. До конца июля того же года они подавали о себевести при встречах с китобоями, но потом всякие следы экспедиции былипотеряны.
Руал с увлечением читал как описанияранних путешествий Франклина, так и отчеты многочисленныхспасательных экспедиций, в течение десятка лет разыскивавшихотважного исследователя и его спутников.
Особенно взволновало и восхитилоАмундсена описание обратного пути Франклина после одной из егосухопутных экспедиций. Франклин, писал, что он со своими товарищамисвыше трех недель боролся с бурей и льдом, не имея никакогопровианта, кроме нескольких костей с остатками мяса. Для поддержанияжизни путешественники вынуждены были с’есть свои собственные сапоги!Эта-то борьба и страдания исследователей больше всего и пленили юногоАмундсена! Конечно, то было одним из проявлений юношескогоэнтузиазма, склонного искать для себя путей мученичества.
Знакомство с экспедициями Франклинаокончательно решило судьбу юноши. Соблюдая полнейшую тайну, не смеярассказать о своих планах даже матери, Амундсен дал себе обещаниестать полярным исследователем. И был твердо уверен, что добьетсясвоего. Немедлено приступил он к работе над собой, чтобыподготовиться к будущей трудной деятельности, приспособить себя кжизни, которая теперь ожидала его. Надо было позаботиться о закалкетела, о выработке в себе стальной воли. Никаких спортивных клубовтогда в Норвегии не было. Юношество занималось лишь бегом на лыжах даеще футболом. Руал был глубоко равнодушен к футболу, но теперь онрьяно принялся за него, чтобы приучить свое тело выдерживатьдлительное физическое напряжение. В лыжный же спорт, которым Амундсенвсегда занимался с величайшим увлечением, он ушел теперь, пособственному выражению, «с головой».
Всякий раз, когда юноша бывал свободенот школьных занятий в зимнее время, он уходил на лыжах вНурмаркенские леса. Эти леса находятся к северу от Осло и служатлюбимейшим местом для лыжных прогулок норвежской молодежи. Поросшиеелью и сосной многочисленные малонаселенные возвышенности словнонарочно созданы для упражнений в прыжках, в беге на дальность, напродолжительность, для всевозможных труднейших поворотов, под’емов,спусков и других эволюций.
Постепенно Руал достигал все больших ибольших успехов и усердно развивал свою мускулатуру. В те временапонятия о гигиене жилища оставляли желать лучшего, и комнаты зимойпроветривались плохо. Амундсен потребовал у матери, чтобы таразрешала ему спать с открытыми окнами, даже если на дворе трескучиймороз. Матери не нравились «чудачества» сына; окружающиесмотрели на юношу, как на слабоумного, но он упорно отстаивал своиправа на «свежий воздух». Никто не знал тогда, что этоодно из звеньев большой и продуманной подготовительной –тренировочной – работы.
Сдав экзамены на аттестат зрелости,Амундсен поступил в университет – изучать медицину. Чтобыпоскорее набраться нужных знаний, юный студент купил череп. Впрочемдальше этого дело, по-видимому, не пошло. Ученье подвигалось довольнотуго. Правда мать – по слабости всех матерей – считаласына «редчайшим образцом прилежания», но сам юношаотносил себя к разряду более чем средних студентов!
В 1893 году фру Амундсен умерла. Юношамог считать себя свободным от обещания, данного им матери только дляее успокоения и утешения. Рано или поздно ей пришлось бы с горечьюубедиться в том, что сын ее мечтает о совсем ином поле деятельности,что он питает в душе совершенно иные честолюбивые замыслы. Смертьизбавила фру Амундсен от горестного разочарования. Руал вскореоставил университет, чтобы всецело посвятить себя осуществлению мечтысвоей юной жизни.
К тому времени планы его из стадиисмутных предположений начали переходить в стадию определенных и ясныхзадач, которые надо было постараться разрешить. В 1889 году в столицуНорвегии с триумфом вернулся Фритьоф Нансен из своегополуфантастического путешествия через Гренландию на лыжах. ПроектНансена пересечь от берега до берега гренландский внутриматериковыйледяной щит был встречен враждебно и насмешливо. Многие специалисты,крупные авторитеты в области полярного исследования высказывалипредположение, что Нансен просто-напросто сумасшедший. ВнутриГренландии еще никто не был. Туземное население питало суеверный ужасперед мрачными ледяными пустынями, занимающими почти сплошь всюГренландию. Даже такому выдающемуся полярному путешественнику, как А.Э, Норденшельд (позднее герой северо-восточного прохода), удалосьотойти от края ледяного щита в глубь страны только на несколькодесятков километров. А тут какой-то никому неизвестный юноша (Нансенубыло в то время всего 28 лет) хвастливо собирается пересечь по льдамвсю Гренландию! Есть более легкие и дешевые способы самоубийства!
Сколько раз Нансену и, главным образом,Амундсену еще придется слышать те же еамые слова!
Среди толпы, теснившейся в ясный итеплый майский день в узких улицах норвежской столицы, чтобыприветствовать смелого победителя и пятерых его спутников, был ивысокий, худощавый юноша. Он восторженно кричал «ура», нежалея своей глотки, не боясь сорвать голос. Лицо его, с немногорезкими чертами, горело воодушевлением, в глазах светились радость исчастье. Он не завидовал в этот миг победителю. Он видел в нем героясвоих юношеских лет и на всю жизнь сохранил к нему чувство глубокогоуважения и искреннего преклонения. Нансену суждено было сыграть всудьбе будущего молодого исследователя огромную роль. Но в ту минуту,когда Руал провожал взглядом высокую фигуру Нансена, ехавшего средитолпы по расцвеченной флагами и зеленью улице, в первый раз в головеего мелькнула мысль:
– Ах, если бы ты мог пройтисеверо-западным путем!
На двадцать первом году жизни Руал былпризван к отбыванию воинской повинности. Это вполне отвечало егожеланиям. Во-первых, он считал своим долгом выполнение всехобязанностей доброго гражданина, а, во-вторых, понимал, чтопребывание в лагерях только принесет ему пользу, как дальнейшаяподготовка к избранному им жизненному пути.
Второе побуждение, должно быть,преобладало над первым: хотя Амундсен всю свою жизнь и был «добрымгражданином» по отношению к норвежскому государству, искренноверя в свои к нему чувства, и превыше всего ставил «флаг»,«честь флага», «любовь к отечеству» и«национальную гордость», но в сущности былиндивидуалистом чистейшей воды. Когда впоследствии кто-то задал емувопрос, что влекло его в полярные области, Амундсен отвечал:
– Покой, абсолютный мир,чувство полной свободы действий. Никто тебе не мешает! Там полнаясвобода индивидуальности. И я люблю это. Там вовсе не чувствуешь себяодиноким. Правда, эту свободу не к чему приложить, но она у тебя естьи этого достаточно. Никто не повысит голоса и не скажет тебе, что воттого-то и того-то делать нельзя. Ты живешь, делаешь то, чтонеобходимо для поддержания жизни и достижения твоих целей… Ввеликой пустыне у полюсов никого нет, кроме тебя самого.
В приемочную комиссию Амундсен шел небез тревоги. У него был серьезный физический недостаток –близорукость (о чем не знали даже самые близкие люди), и он боялся,что его забракуют. В последние годы жизни зрение его значительноулучшилось, но все же отклонялось от нормы. Не желая привлекать ксебе ничьего внимания своей близорукостью, Руал никогда не носилочков. Решив, что вопрос о принятии его на военную службу являетсяделом чести, он со страхом ожидал, что врачи обнаружат его физическийнедостаток. Но все обошлось благополучно. Главный врач пришел ввосторг при виде гармонически развитой мускулатуры Руала и на всеостальное не обратил никакого внимания. Члены приемочной комиссии,врачи и офицеры, толпились вокруг юноши, любуясь его телом, ощупываяего мускулы. Сказались результаты упорной многолетней тренировки!
Амундсен был принят на военную службу.Правда, особой пользы она ему не принесла, да и не могла принестииз-за своей кратковременности. В Норвегии молодых людей призываютлишь на несколько недель, а затем перечисляют в запас.
О военной службе Амундсена мало чтоможно сказать. Норвежская солдатчина не выдерживает никакогосравнения с солдатчиной крупных европейских государств. Срок службыничтожный, особых трудностей преодолевать не приходится, никакоймуштры и подтягивания нет. Амундсен был старателен и исполнителен, ноничего для себя полезного извлечь не мог. Сохранилось несколькоанекдотов об этой эпохе его жизни, вроде того, что Амундсен был оченьрелигиозен и, когда среди солдат искали охотников отправиться вцерковь и никто не выходил из рядов, Амундсен первый делал три шагавперед, а его примеру следовали и остальные солдаты, очень уважавшиеи любившие Руала. Будто бы он не любил «нескромных» шутоки разговоров и никогда не упоминал «имени господа бога всуе».Конечно, это только благочестивые измышления ханжей, каких много вовсяком буржуазном обществе, в том числе и в Норвегии. Амундсен былнастоящим человеком, сильным, здоровым, бодрым, не занимавшимсяобуздыванием плоти или умерщвлением ее.
Он любил и соленую шутку – ковремени и к месту, любил веселую компанию, стакан доброго вина ихорошую сигару. Очень может быть, что по молодости лет он считал«религиозность» столь же для себя обязательной на военнойслужбе, как и отдание чести. И как человек добросовестный истарательный, выполняющий всякое поручаемое ему дело хорошо и доконца, считал необходимым ходить в церковь… для поддержаниявоинской дисциплины.
По окончании военной службы Амундсен,свободный от университетских занятий, мог приступить к усиленнойтренировке по выработанному им плану. Снова начались продолжительныелыжные экскурсии; Амундсен старался предпринимать их в обстановке,как можно более напоминающей условия, с которыми обычно связанопутешествие в полярных областях.
Одна из таких экскурсий чуть не сталадля Руала роковой. По его собственным словам, она была полна таких жетяжелых испытаний и опасностей, какие позднее выпали на его долю вАнтарктике.
Амундсен не раз уходил с товарищами вгоры на несколько дней и даже недель. В декабре 1893 года онотправился с двумя приятелями в большой лыжный поход по оченьтрудной, пересеченной местности, где на десятки километров тянутсянеобитаемые горные области. Экскурсанты намеревались пройти отКродерена до Нюмедаля, выйти к озеру Мьос, пройти вдоль него, затемспуститься на юг к Конгсбергу. Сначала передвижению очень мешалглубокий и рыхлый снег, в который лыжи проваливались. К тому же давалсебя знать и недостаток тренировки. На горном плато наст был лучше,зато здесь дул сильный ветер прямо в лицо. Через несколько днейначалась оттепель, и на спусках лыжи обрастали огромными комьямимокрого снега. Теплая погода – температура поднималась до 10°тепла – внезапно сменилась трескучими морозами. Однажды послебессонной ночи, проведенной в спальных мешках прямо на твердойснежной поверхности, пришлось выступать в поход в метель присорокаградусном морозе. Последние остатки провизии к тому временибыли уже с’едены, и надо было спешно, во что бы то ни стало,пробираться в населенные местности.
Утомительный поход в полном снаряжении,со спальными мешками, примусом, провизией, метеорологическимиинструментами и пр. продолжался несколько дней и был законченблагополучно. Амундсен и его товарищи получили кое-какоепредставление об условиях путешествия в далеких полярных областях. Новсе же представление это не могло быть полным. Спустя два годаАмундсен вновь предпринял продолжительную лыжную экскурсию,сопровождаемый только одним из братьев. На этот раз путешественникиузнали во всех подробностях, какие трудности, опасности и лишениясвязаны с любой серьезной полярной экспедицией. Амундсен как быучаствовал в генеральной репетиции «похода к полюсу»! И,проверив на ней свою силу, крепость нервов и упорство воли, понял,что может приступить к настоящей работе.
ИСЧЕЗНУВШИЕ ЛЫЖНИКИ

В середине января 1896 года многиестоличные жители прочитали в газетах такое об’явление:
«Исчезли два лыжника, вскорепосле нового года покинувшие Кристианию, чтобы пройти черезТелемаркен по Хардангерскому плоскогорью к Эйфьорду. О них нетникаких вестей вот уже две недели. Это два брата Амундсены. Один изних студент, другой лейтенант запаса; первый из братьев особенноотличался непреодолимым стремлением к приключениям иисследовательским путешествиям. Они оставили Кристианию третьегоянваря и прошли через Телемаркен до хутора Муген у озера Мьос, чтобыпройти затем к Хардангеру по Большому плоскогорью».
Это об’явление вызвало в городе большуютревогу: только-что в горах погиб во время лыжной прогулки одинмолодой спортсмен. Теперь, очевидно, такая же участь постигла и обоихАмундсенов.
Начались поиски пропавших без вести.Газеты ухватились за сенсационный материал и из номера в номерпечатали сообщения, относящиеся к их поискам. По телеграфу был посланзапрос в Берген. Но никто не видел пропавших братьев и ничего неслышал о них. Кто-то из студентов-медиков, друзей Руала, самотправился в лыжный поход по их следам, чтобы разузнать, чтослучилось с Амундсенами.
В связи с исчезновением братьевАмундсенов две крупнейшие столичные газеты даже вступили между собойв яростную полемику; с пеной у рта они спорили о том, можно ли былоопубликовывать фамилию пропавших лыжников и причинять такое горе ихродственникам до установления факта гибели юношей. В одной газетнойзаметке, между прочим, говорилось: «младший из братьев –ловкий и сильный парень, совершивший недавно плавание по Ледовитомуокеану».
В те дни норвежские газеты уделялимного места обсуждению вопросов, связанных с судьбой Ф. Нансена, ещев июне 1893 года, ушедшего в свое знаменитое полярное плавание на«Фраме». Достиг ли он своей цели? Где он находитсясейчас? Все ли у него благополучно? Но теперь братья Амундсены намомент оттеснили Нансена с его «Фрамом» на задний план!
Наконец, после долгого и томительногоожидания, на двадцать второй день после исчезновения лыжников, пришлауспокоительная телеграмма:
«Пропавшие лыжники братьяАмундсены благополучно прибыли в Болкешо».
Хоть это и был «тренировочный»лыжный поход, но Амундсен говорил – потом, что его зимнеестранствование по диким горам, полное опасностей, оказалось гораздотруднее той работы, подготовкой к которой оно было. Оно потребовалоот лыжников такого же крайнего напряжения всех сил, как во времяприключений, пережитых Амундсеном в Антарктике.
К походу братья подготовилисьстарательно, словно к настоящему полярному путешествию. Их снаряжениесостояло из горных ясеневых лыж с ремнями, просторной обуви,шерстяного белья и чулок, шерстяной же верхней одежды – какиеНансен применял в своих экспедициях, брезентовых курток с капюшоном,вязаных шерстяных шапочек, толстых меховых шапок, перчаток и рукавиц,спальных мешков из оленьего меха, провизионных мешков изнепромокаемой материи, карманного барометра, трех компасов, снежныхочков, маленькой спиртовой лампы и т. п.
Целью путешествия был переход черезХардангерское плоскогорье и малонаселенную высокогорную область наюго-западе Норвегии с отдельными вершинами, достигающими до 1 600метров в высоту, узкими долинами и многочисленными озерками. Визбранном направлении – от маленькой горной усадьбы Мутен навосточной стороне до усадьбы Гарен на западной – ширинаплоскогорья около 80 километров, и Амундсен рассчитывал одолеть егосамое большее в два дня. Путь до плоскогорья не представлял особыхтрудностей, и братья собирались пройти его в короткий срок, совершивпо дороге восхождение на вершину горы Гауста (1884 метра).
Сперва все развивалось по плану. Нагору они взобрались не обычным путем вдоль восточных ее отрогов, гдедорога отмечена каменными вехами, а с севера, где подниматься былозначительно труднее – но ведь Амундсену была нужна тренировка!Погода была прескверная. Седьмого января наступила такая оттепель,что лыжи пришлось взять на плечи и итти пешком. Путешественникипредполагали еще в тот же день пересечь озеро Мьос и выйти к Мугену,откуда и должен был начаться их настоящий высокогорный поход, но несмогли покрыть пяти километров и остановились на ночлег в какой-токрестьянской усадьбе. На другой день температура понизилась, чтодавало надежду на улучшение наста. Однако путешественников ждалоразочарование. Не успели они отойти и десяти километров от местаночевки, как с северо-запада налетела сильнейшая буря. В одномгновение вся местность скрылась из глаз, окутанная снежными вихрями.Лыжники продолжали свой путь нелепую, руководствуясь компасом и,борясь с непогодой, медленно продвигались к Мугену.
Добравшись до Мугена, братьяостановились там на отдых – это было последнее жилье, котороемогло встретиться им на протяжении всего похода через горы. Утром 12января путешественники распростились с гостеприимными хозяевами,которые всячески отговаривали их от сумасбродной затеи. Зная всюобласть вдоль и поперек, крестьяне уверяли Амундсена, что его плансовершенно невыполним, что никогда еще никто не пытался средиглубокой зимы подниматься на плоскогорье, а тем более пересекать егос востока на запад. Невзирая на все уговоры, молодые люди осталисьпри своем решении.
Задуманное предприятие казалось имдовольно простым и легким, и на осуществление его они смотрели оченьоптимистически.
Из усадьбы Муген путешественники вышлис небольшим пищевым запасом. У них было одно кило овсяного печенья,полкило какао, немного сахара и чая, полкило шоколада, два пакетагороховой муки, пакет сушеных овощей, двенадцать кубиков бульона,полбутылки мясного экстракта. Кроме того, от крестьян они получилимасло, сыр и хлеб в виде сухих лепешек. Общий, вес заплечного мешкасо всем снаряжением был около пятнадцати килограммов. Амундсенрассчитывал, что этого провианта свободно хватит на неделю, а приэкономном расходовании и на больший срок.
Следуя указаниям, полученным отвладельцев усадьбы Муген и справляясь с показаниями компаса и скартой, путешественники легко прошли до озера Фьеллио в двадцатикилометрах от Мугена, где начиналось Большое плоскогорье. Под’ем нанего был тоже нетруден. Но дальше положение осложнилось. Кругом,насколько хватал глаз, высились горные вершины, приблизительноодинаковой вышины и одинакового вида. Не было никаких приметныхзнаков, никаких особенностей пейзажа, которыми можно было быруководствоваться при выборе Своего курса.
Приходилось итти по компасу. Но подвечер погода начала хмуриться, и видимость ухудшилась. Целью первогоперехода была небольшая пастушья хижина, приблизительно в серединеплоскогорья.
Ветер крепчает, начинается снегопад.Метель скрывает от глаз лыжников даже ближайшую местность. Братьяидут друг за другом, стараясь, чтобы передовой держалсязапеленгованного (взятого по компасу), направления, а идущий сзадиконтролировал товарища, наблюдая, чтобы тот не сбивался в сторону.«Долго итти по такому методу я абсолютно никому не советую, –шутил, вспоминая о своем походе, молодой Амундсен, – но„подвигаться“ вперед при его помощи – можно!»Однако, через много лет он все же прибегнет к такому способу, когдапойдет со своими спутниками по ледяным пустыням Антарктики к Южномуполюсу…
Стемнело рано, но путешественникиуспели разыскать хижину. Впрочем, расположиться в ней на отдыхудалось не сразу: окно и дверь оказались забитыми гвоздями, а дымоваятруба заложенной куском жести. Прошло порядочно времени, пока братья,сильно продрогшие на ветру, – было около 12 градусовмороза, – забрались, наконец, в хижину, привели ее внекоторый порядок и согрелись.
На приготовление ужина, вернее, обеда,а может, и позднего завтрака – братья ничего не ели с пятичасов утра—понадобился не один час. Холодный воздух висел надогнем толстым слоем и потому в трубе не получалось надлежащей тяги –развести огонь в плите сначала так и не удалось. Кроме того, вообщенелегко добывать воду из снега. В кастрюльке, поставленной наспиртовку, за 45 минут не обнаружилось ни малейших признаков таянияснега. Подставив под кастрюльку еще две горящие свечи, молодые людилишь через два часа добыли литр воды!
В этой хижине братья провели двоесуток. Поднявшаяся накануне метель перешла в настоящую пургу.Выступать в поход в такую пагоду было бы сущим безумием! Решено былоподождать, пока уляжется ветер и прекратится снегопад. К счастью,скромные запасы путешественников получили неожиданное подкрепление:при внимательном обследовании хижины был найден мешочек ржаной муки.Жиденькая мучная кашица составляла единственную пищу братьев за тедвое суток, что они просидели здесь.
К тому времени старший Амундсен наладилплиту и, забравшись на крышу, вытащил из дымовой трубы кусок жести,заваленный сверху большими камнями. Вскоре под плитой весело гуделогонь. Воспользовавшись этим, братья растопили достаточное количествоснегу, разлив потом воду по найденным в хижине бутылкам. Чтобы водане замерзла, бутылки были засунуты в спальные мешки.
На третий день метель улеглась, ирешено было продолжать поход к Гарену. Однако дойти до него так и неудалось. Вернее, Амундсены дошли до усадьбы, но, заблудившись, непопали в нее, а кружили вокруг да около, пока, наконец, не повернулиобратно.
Нужно было с самого же начала оченьточно определить направление: на западном краю плоскогорья былотолько два места, где можно было спуститься. Между тем принаступившей снова оттепели мокрый снег, падавший на карту, когдапутешественники справлялись по ней, так испортил бумагу, чтоАмундсены были вынуждены итти дальше только по компасу. В результатеони заблудились.
В наступившей темноте они принялисьискать места для ночлега. За одним небольшим холмиком метель нанеславысокий снежный гребень, под которым и было найдено отличное убежище.Развернув свои спальные мешки, братья достали из них мешки спровизией и сложили их между снежным гребнем и спальными мешками,отметив это место лыжными палками и лыжами на случай, если провиантзанесет снегом. Поужинав, оба улеглись спать.
Повидимому, в ту ночь стоял оченьсильный мороз, потому что Руал скоро проснулся от холода. Решивглотнуть немного спирту, который они держали для спиртовки, Амундсенвылез из спального мешка и направился к месту, где лежали мешки спровиантом. Но их там не оказалось! Одно время шел довольно густойснег, но сейчас была звездная ясная ночь. Руал подумал было, чтомешки занесло снегом и стал расчищать его в отмеченном лыжами месте.Брат Руала тоже проснулся и принял участие в раскопках. Лыжи и лыжныепалки стояли попрежнему там, где они были воткнуты в снег, нодрагоценные мешки исчезли бесследно. Раскопки продолжались часа три ине привели ни к какому результату.
Положение путешественников,заблудившихся среди пустыни, Да еще без всякого провианта, было ввысшей степени опасным. Если бы им не удалось как можно скорее выйтик какому-нибудь населенному месту, они или замерзли бы или погиблиголодной смертью. С такими веселыми перспективами они пустились околопяти часов в дорогу, едва разбирая при свете звезд показания компаса.
Нужно заметить, что путешественникиоказались к этому времени в лабиринте гор и долин, где почти нетникакого населения. Надо было спешно уходить отсюда, чтобы спастисвою жизнь.
Но вскоре повалил густой снег, и братьяничего не могли разглядеть впереди себя даже на несколько шагов.Оставалось одно: попробовать вернуться к исходному пункту. Так они исделали, держась выбранного направления по компасу. Снова наступиланочь, на этот раз сырая, промозглая. Путешественники промокли докостей, а их спальные мешки еще не успели просохнуть от влаги,скопившейся в них прошлой ночью. Снег валил попрежнему. Добравшись докакой-то небольшой скалы, братья устроились за нею поудобнее, причемРуал решил попробовать залезть с мешком в снег. Вырыв в снегу пещерутаких размеров, чтобы в ней можно было поместиться целиком, он влезтуда головой вперед, втащив за собой спальный мешок. В пещере былотепло и уютно, сюда не достигали порывы сильного ветра, задувавшегонаверху.
Ночью вдруг ударил мороз. Мокрый снегзавалил вход в пещеру, засыпал ее и совершенно закупорил в нейАмундсена. Когда наружная температура понизилась, все это замерзло.Проснувшись среди ночи, Руал почувствовал, что все мускулы его телаокоченели и застыли. Он попробовал пошевелиться, но не мог сдвинутьсяс места.
Ужас охватил Руала. Он делал отчаянныеусилия, чтобы освободиться, звал своего спутника – всенапрасно! Юноша буквально вмерз в ледяную глыбу.
В испуге Амундсен решил, что его браттоже вмерз в мокрый снег и находится сейчас в таком же страшномположении. Значит, конец! Если в ближайшие же часы не наступитоттепели, оба путешественника замерзнут и навеки останутся здесь всвоих ледяных гробах.
Скоро Руал перестал звать брата напомощь, – в тесной пещере было уже трудно дышать. То ли отнедостатка воздуха, то ли от волнения, но он неожиданно заснул, или,быть может, лишился сознания. Придя в себя, он услышал далекий слабыйзвук человеческого голоса. То проснувшийся и хватившийся Руала братлихорадочно искал его!
Старший Амундсен не зарылся в снег,потому что накануне до того измучился и устал, что ему былорешительно все равно, где и как провести ночь. Проснувшись иоглядевшись кругом, он увидел себя в полном одиночестве. Над ним начерном небе ярко сверкали в холодном воздухе звезды. Он стал зватьРуала, тот не отвечал. Он бросился отыскивать какие-нибудь следы наснежном покрове, чтобы узнать, что же случилось с Руалом. Куда и какон исчез? Что за ужасное повторение истории с провизионными мешками!
Был всего один след, и случайно взглядстаршего Амундсена упал на него: из снега торчало несколько волосковнаружной поверхности спального мешка.
Работая то голыми руками, то лыжнойпалкой, Амундсен долго раскапывал пещеру, и наконец вытащил брата.
Оба едва держались на ногах от слабостии пережитого волнения. Была еще ночь, но они не могли больше спать.Лучше двинуться в путь, пока они еще в состоянии передвигаться!Братья определили направление и при свете звезд пошли на юг. Так шлиони часа два. Начался небольшой спуск, как вдруг шедший впередистарший Амундсен внезапно исчез.
Руал не успел как следует сообразить,что именно случилось, но инстинктивно бросился во весь рост на снег.Это спасло его от падения. Через мгновение откуда-то издалека донессяголос:
– Ради всего святого, неходи дальше! Стой на месте! Я свалился с обрыва.
Старший Амундсен упал с высотыприблизительно 10 метров, но, к счастью, на спину – сила ударапришлась на спальный мешок. Правда, железный каркас рюкзака оказалсясломанным – сущий пустяк! Зато целы и ноги, и руки, и шеяспутника Руала.
Пока не рассвело, братья не двигались сместа. После стольких несчастий должно же случиться хоть что-нибудьприятное! С этой мыслью они утром отправились в дальнейший путь.
Их странствование продолжалось уженесколько дней. Каждую ночь братья проводили в спальных мешках подоткрытым небом в трескучий мороз. Однажды они вышли к какому-тоозеру, тянувшемуся с северо-запада на юго-восток и имевшему сток вюго-западном конце. Казалось, при наличии карты было бы оченьнетрудно определить по этому озеру свое местонахождение. Но от картыдавно остались одни жалкие лохмотья, а на Хардангерскомплоскогорье—великое множество озер, похожих одно на другое илежащих приблизительно в одинаковом положении, из-за однородногохарактера плато.
Наступили пятые сутки с тех пор, какАмундсены ели как следует. Силы их быстро падали. Единственно, чтоеще спасало путников от гибели, это постоянная возможность находитьпитьевую воду. Спускаясь по какому-то горному склону, они вдругувидели под ногами долину, поросшую карликовой березой. Братьявздохнули с облегчением: очевидно дикие и пустынные высокогорныеобласти остались позади.
А вот и следы от лыж! Это открытиесвидетельствовало о том, что поблизости должны быть населенные места.Если еще продержаться хотя бы сутки, то, пожалуй, удастся выйти ккакому-нибудь жилью.
Опять наступила оттепель, и итти былотрудно. Поэтому братья очень обрадовались, наткнувшись на небольшойкаменный сарайчик, в котором, как оказалось, было сложено сено.
Молодые люди забрались в сарай и,глубоко зарывшись в сено, проспали так часть дня и всю ночь. Какоеблаженство лежать, не думая ни о чем! Как ни странно, но они даже неиспытывали ни голода, ни жажды.
Когда совсем рассвело, Руал вылезпосмотреть, где же они находятся. Брат его остался лежать – небыло ни сил, ни желания двигаться, снова куда-то итти… Пройдяоколо часа по замеченным накануне лыжным следам, Руал увидел вдаликакого-то человека. Он громко окликнул его, решив, что этокакой-нибудь крестьянин вышел на утренний обход ловушек, поставленныхна куропаток. Повидимому, крестьянин испугался, потому что онпустился удирать от Амундсена со всех ног.
– Лыжник, ay! Остановись!Дай мне поговорить с тобой! – кричал ему вслед Амундсен.
Крестьянин продолжал удирать.
– Сведи нас к людям! Мызаблудились в горах и ничего не ели трое суток!
Должно быть, в голосе Руала прозвучалоотчаяние, потому что убегавший остановился, а затем, после некоторогоколебания, повернулся и пошел обратно. Руал рассказал ему о своемотчаянном положении и спросил, где они находятся. И что же!Оказалось, братья находятся в пяти километрах от усадьбы Муген, т. е.от того места, где начался их переход через Хардангерскоеплоскогорье. Проблуждав восемь дней среди горных вершин в запутанномлабиринте бесчисленных долин и озер, братья вышли к исходной точкесвоего путешествия!
Вне себя от радости Руал побежал забратом, поднял его на ноги и спустя два часа оба они уже стучались вворота знакомой усадьбы.
Хозяева встретили путников довольносдержанно. Амундсены были изумлены таким равнодушным приемом, но,увидев себя в зеркале, поняли: хозяева не узнавали в этихизможденных, заросших щетиной, грязных людях тех двух стройныхвеселых спортсменов, которые останавливались здесь всего неделюназад. Бледные, худые, с провалившимися щеками, с глубоко запавшими ворбиты глазами братья выглядели ужасно.
Проведя в усадьбе весь следующий день,чтобы отдохнуть и набраться сил для похода на юг, братья, горячопоблагодарив хозяев, 22 января двинулись в путь. Без дальнейшихприключений они прибыли в местечко Болкешо, где и узнали, какаяподнялась повсюду тревога, как все в Кристиании обеспокоены ихтрехнедельным безвестным отсутствием. В Конгсберге Амундсенывстретились с посланной им навстречу спасательной экспедицией.
Но вот что братья узнали спустянекоторое время. Хозяин усадьбы Гарен на западной сторонеплоскогорья, выйдя однажды из дому после сильной метели, увидел наснегу за пристройками следы лыж, шедшие с востока. Крестьянин неповерил своим глазам: еще не было случая, чтобы кто-нибудь приходилсюда по этой дороге зимой. Да это и было почти неосуществимо! Лыжныеследы могли быть только следами братьев Амундсен. Сами того непредполагая, путешественники находились лишь в нескольких метрах отсвоей цели и повернули обратно в тот самый момент, когда путешествиеих уже заканчивалось.
ШТУРМАН С «БЕЛЬГИКИ»

Амундсен занимался не только однимифизическими упражнениями для развития своего тела. Ко времениокончания военной службы он прочитал и перечитал все книги,относящиеся к полярным исследованиям, какие только мог достать, иисподволь накоплял необходимые теоретические знания. При чтении этихкниг его поражало одно обстоятельство, общее для большинства прежнихэкспедиций: начальники их не всегда были и судоводителями. Поэтому ввопросах навигации и управления судном они должны были всецелополагаться на своих помощников-шкиперов. И едва экспедиция выходила вморе, как у нее оказывалось два начальника. В результате нередкообразовывалось две партии – одна из начальника экспедиции иученых, другая из судовой команды во главе с капитаном. Отсюдапостоянные трения, споры и свары, падение дисциплины средиподчиненных. Такое положение, очень опасное во время любойэкспедиции, совершенно нетерпимо в обстановке полярного плавания, атем более полярных зимовок. И Амундсен решил, что если он будеткогда-нибудь руководить полярной экспедицией, то обойдется безкапитана—капитаном корабля будет он сам! Но для этогонеобходимо набраться нужных знаний и приобрести опыт. Пожалуй, опытстоял даже на первом месте, знания должны были притти потом—вместес опытом и вслед за ним.
Для сдачи экзамена на штурмана дальнегоплавания требовался практический стаж: молодой человек должен былпроплавать несколько лет матросом под началом какого-нибудь знающегокапитана. И вот в 1894 году Руал нанялся матросом на парусную шхуну«Магдалена», промысловое судно из Тонсберга, совершавшееплавания по Ледовитому океану. Таким образом Амундсен получалвозможность не только накоплять практический опыт, но и побывать вполярных областях, так манивших к себе юношу. Еще до этого Руалотчаянно пытался попасть в настоящую полярную экспедицию и обращалсяс такой просьбой к англичанину Джексону, отправлявшемуся на ЗемлюФранца-Иосифа во главе научно-исследовательской экспедиции. Это тотсамый Джексон, с которым встретились в июне 1896 года Нансен иИохансен, возвращаясь из своего изумительного пятнадцатимесячногопохода «сам-друг» до 86° 14 северной широты.
После плавания на «Магдалене»Руал поступил на барк «Валборг» и ходил на нем в Канаду.Теперь Амундсен несколько повысился в чине – если на«Магдалене» он был простым матросом, даже, пожалуй,юнгой, то на «Валборге» ему уже поручались ответственныезадания, вроде хлебопечения. Но всякое знание пригодится, всякий опытполезен! Молодой человек не гнушался никакой самой черной и«неинтересной» работой. Быть хлебопеком, поваренком,коком – значит научиться еще лишнему делу, лишнему ремеслу,которое всегда пригодится потом во время какого-нибудьпродолжительного плавания или на зимовке.
Когда Амундсен впервые приступил кизучению тайн кулинарного искусства, он не умел сварить даже чашкикофе. А кончил тем, что готовил пищу на большое количество людей, пекхлеб и снабжал команду в праздничные дни всевозможными булочками ит. п. В особо торжественных случаях он мог даже угоститькомпанию прекрасным кренделем, тортом, мороженым!
Вообще, если Амундсен брался закакое-нибудь дело, он изо всех сил старался делать его хорошо.
Весной 1895 года Руал проехал черезФранцию на велосипеде, а затем нанялся в Испании на норвежский барк«Оскар», шедший на остров св. Фомы и оттуда в Пенсаколу(в Мексиканском заливе) за грузом для Англии. «Оскаром»командовал капитан Юст Скрадер, много лет служивший у отца Амундсена.Позднее он руководил перестройкой нансеновского «Фрама» ипостройкой «Мод».
На борту «Оскара» Руал неполучал жалованья и служил «за стол». Работал он неменьше и не хуже других матросов, не отказываясь ни от какихобязанностей и не жалея своих сил. Ему хотелось поскорей научитьсявсему, чему можно научиться на паруснике. Глядя на него, никто бы неоказал, что это сын хотя и не крупного судовладельца, но все жесудовладельца. В свободное от вахт время Амундсен много читал изанимался изучением иностранных языков.
После «Оскара» Амундсеннекоторое время плавал на пароходе «Хюльдра», гдештурманом был его брат Густав, провел одно лето в Ледовитом океане насудне «Язон», известном по гренландской экспедиции Ф.Нансена, и, наконец, для изучения живой французской речи состоял вкоманде французского барка «Рона», плававшего в Африку.Практические знания молодого человека накоплялись, опыт рос.
В результате плаваний в 1894–1896годах он успешно сдал экзамен на штурмана в Морском училище вКристиании. В 1900 году в том же училище он выдержал все положенныеиспытания и получил звание капитана.
До конца жизни Амундсенасоотечественники всегда так и величали его «капитаном». ВНорвегии вообще очень любят всякие титулы и звания, и с человекомчасто ведут беседу в третьем лице, титулуя его или беспрестанноупоминая его звание. А уж стоит только какому-нибудь гражданинупоступить на государственную службу, сделаться чиновником, и тогдазвание его начнет назойливо вылезать на первый план и в личной и вобщественной жизни. Нет у человека ни титула, ни звания, –для него что-нибудь придумают. Отсюда в Норвегии бесчисленноеколичество всяких «консулов», «агентов»,«доверенных», «коммерсантов», «оптовиков»(есть и такое звание), «капитанов» и т. п.
Амундсен добродушно посмеивался надсвоим званием и в анкетах называл себя «полярнымисследователем», а насчет «капитанства» шутил, чтов США «капитаном» именуют каждого, когда вообще не знают,как его назвать. Но все же любил говорить о себе, что он моряк попрофессии.
Еще в бытность свою матросом на«Хюльдре» Руал ездил вместе с братом в Брюссель к Адриенуде Герлаху, который готовился тогда к антарктической экспедиции насудне «Бельгика». «Бельгика» называласьраньше «Патриа» и была норвежским трехмачтовымзверобойным судном, водоизмещением в 250 тонн, из Саннефьорда.Поэтому у де Герлаха были разные дела с норвежцами. Его представительв Саннефьорде дал Руалу рекомендательное письмо, и Амундсен решилпопытать счастья, предложив де Герлаху свои услуги в качествештурмана.
Прибыв в Брюссель без всякого багажа,братья остановились в каком-то отеле, где их приняли «поплатью» и отнеслись поэтому крайне пренебрежительно. Какие-тотам норвежские моряки с торгового судна! Подумаешь, важные особы!Обиженный таким приемом, Руал решил отомстить. В те дни ФритьофНансен и Отто Свердруп только-что вернулись с триумфом домой послетрехлетнего отсутствия. Слава о них разнеслась уже по всему миру. Ивот в книге для приезжающих Амундсен смело написал: «ФритьофНансен и Отто Свердруп из Норвегии».
Так легкомысленно выдал он себя задругого, не зная, что через несколько лет у него будет собственноеимя, собственная мировая известность и ему не надо будет рядиться водежды с чужого плеча!
Де Герлах принял братьев приветливо иобещал Руалу место штурмана на «Бельгике», если онпройдет курс навигации. Конечно, Амундсен был вне себя от радости и сжаром принялся за работу. Как мы уже видели, экзамен был им сданблагополучно.
Молодым двадцатилетним штурманомАмундсен вступил в июне 1897 года в состав команды «Бельгики»,уходившей в первую научную экспедицию в Антарктику, «Бельгика»была куплена в Норвегии за 50 тысяч крон и снаряжалась в Саннефьорде.Перед отплытием ее посетил Фритьоф Нансен, всего год назад самборовшийся с полярными льдами и вернувшийся героем-победителем. Вовремя подготовительных работ и Нансен, и капитан «Фрама»Свердруп, и спутник Нансена Иохансен помогали снаряжению «Бельгики»и словом и делом.
Первая часть путешествия была нетруднаи недолга. Штурман Руал Амундсен прошел на «Бельгике» изСаннефьорда в Антверпен. Здесь оказалось, что у де Герлаха нет денег.Даже сама «Бельгика» была куплена на средства, взятые вдолг. Обычная и знакомая история! Она повторялась и повторяется вкапиталистическом мире при организации любой научно-исследовательскойэкспедиции в какой угодно уголок мира. Безденежье, финансовыезатруднения – это болезни, которые свойственны не толькополярным экспедициям! Правда, для организаторов буржуазныхарктических или антарктических путешествий финансовые затруднениясоставляют, повидимому, явление перманентное. Во всяком случае,Амундсен испытывал их неизменно!
Для сбора недостающих средств деГерлах, пользуясь стоянкой «Бельгики» в Антверпене,устраивает на пристани выставку полярного снаряжения: лыж, саней,инструментов. Когда понадобилось выкачать часть водяного балласта, тодля сбережения судового запаса угля была нанята местная пожарнаякоманда, которая и откачала воду. Немедленно распространились слухи,что судно дало течь. Начальник экспедиции был вынужден с документамив руках доказывать неосновательность распускаемых слухов. Междупрочим разговоры об отсутствии у Герлаха средств содействовали тому,что муниципалитет Антверпена ассигновал ему 5 тысяч франков, а затембельгийский парламент постановил выдать на экспедицию 60 тысячфранков. Значительная сумма поступила также от устроенного вгородском саду большого празднества и гулянья. Всего-навсего деГерлаху удалось собрать на свою экспедицию 12 тысяч фунтов стерлингов– «совершенно смехотворную сумму», по выражениюодного английского историка антарктических исследований.
В середине августа 1897 года «Бельгика»под гром пушек оставила Антверпен и вышла в море. В составэкспедиции, предполагавшей заняться изучением общей совокупностиклиматических и метеорологических условий и явлений земногомагнетизма у магнитного Южного полюса, входило девятнадцать человек.Начальником был лейтенант бельгийского флота Адриен де Герлах, егопомощником – бельгиец же, лейтенант Лекуант, штурманом—норвежецРуал Амундсен. Де Герлах не знал тогда, что на борту его суднанаходится человек, который через 14 лет откроет Южный полюс. Научнаячасть экспедиции была представлена бельгийцем Э. Данко, которыйдолжен был заниматься магнитными наблюдениями, румыном Э. Раковица –натуралист, поляком Г. Арктовским – химик, геолог и метеорологи поляком же А. Добровольским – метеоролог-наблюдатель. Обамеханика были бельгийцами, а верхняя команда состояла из четырехбельгийцев и пяти норвежцев. Врача в составе экспедиции сначала небыло; вернее, он был, но в последний момент отказался итти вплавание, и «Бельгика» вышла из Антверпена без врача.
Перед уходом в плаванье Амундсенподписал контракт такого содержания: «Начиная с 16 августа1897 г., Руал Амундсен вступает на борт комбинированногопарусного и парового судна „Бельгика“, или всякого иногокорабля или судна, которое по прихотям океана, или, например,вследствие надобностей экспедиции заменит вышеуказанное судно, чтоможет быть временно или же на долгий срок. Он принимает на себяобязательство следовать за экспедицией, доколе та будет продолжаться– а рассчитана она на два года, но означенный срок, вследствиекаких-либо непредвиденных обстоятельств, может быть сокращен или жепродлен, – и быть всюду, куда нынешний начальникэкспедиции или тот, кто его должен будет потом заменить, сочтетнужным ее направить как по твердой земле, так и по льду или же пооткрытому океану, под любым градусом широты или долготы».
Ничего не зная об отсутствии еэкспедиции врача, американский доктор Фредерик Кук, участник одногоиз гренландских походов Р. Пири и позднее соперник этого выдающегосяполярного исследователя, претендовавший на честь открытия Северногополюса еще в 1908 году – до Пири (открывшего полюс 6 апреля1909 года), телеграфно предложил де Герлаху свои услуги, выразивготовность принять любое место. Де Герлах согласился на просьбу Кукаи телеграфировал, что тот может присоединиться к экспедиции вРио-де-Жанейро.
Состав команды определился не сразу.Вскоре же после выхода «Бельгики» в море в машинепроизошла какая-то поломка, и экспедиция вернулась в Остенде. Тамдвое из команды потребовали расчета.
Затем в Монтевидео пришлось списать наберег кока за нарушение судовой дисциплины. Новый кок заболел иостался в Пунта Аренас, в Магеллановом проливе. Там же списали занепригодностью еще четырех человек. На «Бельгике» былопредставлено пять различных национальностей, и при такой многоязычнойпестроте добиться от команды необходимой спайки было делом нелегким.
В конце 1897 года «Бельгика»пришла к южному берегу Огненной Земли и задержалась в этой области,занимаясь различными работами не первой важности, до середины января.Рвение научных сотрудников экспедиции было вполне понятно – онаочутилась в столь мало исследованных водах, что всякое наблюдениемогло пригодиться. Конечно, той же работой, весьма полезной ипочтенной, но неспешной, можно было бы заняться и на обратном пути. Врезультате такой задержки возникли серьезные опасности– времягода для дальнейшего продвижения на юг было уже очень поздним.
Зима (в Антарктике она бывает, когда вАрктике лето) приближалась быстро, а перед «Бельгикой»лежал еще далекий путь. Ведь магнитный Южный полюс – цельплавания экспедиции – находится на Антарктическом континенте, кюгу от Австралии. Де Герлах же пошел к своей цели не мимо Австралии,а мимо Южной Америки и затем к югу от мыса Горн.

Пройдя мимо Южных Шетландских островов,экспедиция приблизилась к Антарктическому континенту там, где онназывается Землей Греэма, и вошла в большой широкий пролив, тянущийсяна юго-запад и отделяющий материк от группы островов, относящихся кЗемле Пальмера. Здесь «Бельгика» провела около трехнедель, причем было совершено не менее двадцати экскурсий на берегдля сбора геологических и естественно-исторических материалов.Впервые ступала здесь нога человеческая, впервые на эти мрачныечерные скалы, торчавшие из под снежного покрова, на усыпанный галькоюпустынный берег высаживались ученые с геологическим молотком, сеткойнатуралиста или коробкой ботаника.
Хотелось поскорее все осмотреть, всеобследовать, но де Герлах вечно торопил, и нередко высадка на берегсводилась к минутному беглому осмотру местности. Один из участниковрассказывал об этом так:
«При восемнадцатой высадке деГерлах сам отвозил меня на берег, но дал мне всего лишь десять минут.Несколько взмахов весел, и вот мы на берегу, поощряемые криками:Поживее, Арктовский! Я даю молоток матросу с приказанием отбитькое-где на берегу кусочки породы, а сам лезу, сломя голову, наморену, подбираю с земли на-бегу образчики, беру направление покомпасу, бегло осматриваюсь по сторонам и затем дую со всех ногобратно… Тем временем Кук с палубы делает фотографическийснимок берега – вот каким образом производились в Антарктикегеологические обследования!»
Но иногда удавалось совершить и болеепродолжительную экскурсию—настоящий санный поход. В одну из них– на высоком берегу Брабантского острова—отправился иАмундсен. На сани были погружены шелковая палатка, лыжи, примус,бидон с керосином, спальные мешки и провиант на две недели.Высадившись с большим трудом на берег, путешественники целых четыречаса поднимались по глубокому снегу на плато, лежавшее на высоте 350метров. Под’ем был совершен по склону под углом в сорок градусов.Переночевав в палатке, на следующий день двинулись дальше, идя вгустом тумане и поминутно натыкаясь на трещины во льду.
Погода стояла отвратительная. Лишьизредка удавалось делать кое-какие наблюдения. Когда участникисанного похода уже заканчивали свою работу, порывом бури у нихразорвало палатку.
Амундсен впервые узнал, чтопредставляет собой в Антарктике неровная ледяная поверхность,засыпанная снегом. Люди выбиваются из сил, таща за собой тяжелонагруженные сани, завывает буря, снег слепит глаза, режет лицо.Возвышенности вздымаются так круто, что под’ем на них совершенноневозможен.
Двенадцатого февраля «Бельгика»оставила пролив, названный позднее проливом де Герлаха, и направиласьк югу вдоль берегов Земли Греэма, оказавшись в столь южных широтах втакое время года, когда все прежние экспедиции уже спешновозвращались домой. Повсюду на море были видны бесчисленные ледяныегоры; как-то их насчитали поблизости больше сотни за один раз!
В последний день февраля «Бельгика»находилась на 70°20 южной широты и 85° западной долготы. Наморе свирепствовал шторм. Валил густой снег, кругом все потемнело,льдины с треском и грохотом сталкивались одна с другой. Делопринимало плохой оборот: «Бельгику» могло прижать ккромке льдов или же раздавить между пловучими льдинами. Будь уначальника экспедиции или у его ближайших помощников хотькакой-нибудь опыт в плавании по Южному Ледовитому океану, онипопытались бы отойти к северу в открытое море, чтобы там померятьсясилами со штормом. Но де Герлах сделал то, чего нельзя было делать ичто могло привести экспедицию к гибели. Обнаружив большие просветы всплоченных ледяных полях по направлению к югу, он Повернул туда ивошел во льды, с бурей за спиной.
Худшей ошибки нельзя было совершить!Сотрудники де Герлаха, как моряки, так и ученые, высказывалиопасения, что входить во льды в такое позднее время года, да еще прибуре с моря—значит подвергать судно величайшему риску. Однаконачальник экспедиции не изменил своего решения и, подвигаясь на югвсе с большими и большими трудностями, 3 марта оказался в ледяноммешке. Немедленно пошли обратно на север, но, успев пройти тольконесколько миль, «Бельгика» плотно застряла во льдах. Нацелых тринадцать месяцев судно потеряло всякую способность ксамостоятельному передвижению!
Положение было очень опасным. В самомначале долгой антарктической зимы экспедиция основательно засела вольдах, носящихся по океану по прихоти ветров и течений. Де Герлах непредполагал зимовать в Антарктике и потому у него не былосоответствующего снаряжения и достаточного количества меховой одежды.Особенно скверно обстояло дело с лампами. Запасов провианта былодостаточно (он был взят на два года), но большую часть его составлялиспециально приготовленные мясные и рыбные консервы, «питательноевещество которых перестало быть питательным», как замечает одинавтор. А к свежему тюленьему мясу или мясу пингвинов и сам начальники некоторые из участников экспедиции почему-то питали непобедимоеотвращение.
По первоначальному планупредполагалось, что «Бельгика» в конце 1897 года или вначале следующего года, т. е. антарктическим летом, пройдет наюг, в область Южного магнитного полюса на Южной Земле Виктории иорганизует там зимнюю станцию, где и перезимуют четыре человека. Саможе судно уйдет на зиму с остальным экипажем куда-нибудь вцивилизованные страны, а следующей весной вернется сюда затоварищами. Остаться на зимовку выразили желание Раковица,Добровольский, Кук и Амундсен. Только на этих четырех зимовщиков ибыли заготовлены соответствующее снаряжение и меховая одежда.
Делать нечего, пришлось примириться собстоятельствами. Было предпринято все возможное, чтобы свестинеизбежные лишения и трудности до минимума. Впервые человек оставалсяна зимовку в антарктической области. Хотя научные сотрудникиэкспедиции и не пришли в особый восторг от перспективы просидеть вольдах по меньшей мере год, однако они энергично принялись за работу.Во льду были прорублены дыры и через них из моря особой сеткойдобывались разные мельчайшие морские животные – планктон,производились промеры глубин, измерялась температура воды навсевозможных глубинах и воздуха. Когда же позднее оказалось, что«Бельгика» не стоит во льдах неподвижно, а все времяпередвигается из стороны в сторону, описывая по воле течений и ветровсамые замысловатые петли, ученые начали изучать дрейф ледяного поля.
С каждым днем становилось все холоднееи темнее. 1 5 мая в последний раз было видно солнце. Началасьполярная ночь, которая в тех широтах, где носилась по ледяному океану«Бельгика», продолжается семьдесят суток. Настроениеучастников экспедиции сильно упало. Здоровье команды оставляло желатьлучшего.
Доктор Кук произвел тщательныймедицинский осмотр всей команды и у некоторых нашел начинающуюсяцынгу. Правда, он называл ее «полярной анемией», ноназвание не меняло дела. Сказывалось влияние недостаточного инеправильного питания и темноты. Стали поступать жалобы нарасстройство пищеварения, на какие-то болезненные явления со сторонысердца; лица у многих осунулись и приняли зеленовато-бледный оттенок.
Не было больше сил слушатьбеспрестанный грохот и треск льдин в темноте бесконечной ночи, лишьиногда озаряемой холодными лучами месяца да вспышками южного сияния.Не было больше сил и нехватало терпения переносить мрак и мороз затонкими переборками кают, вечную сырость в каютах.
В начале июня умер от цынги лейтенантДанко.
Под свист и вой ветра, в пургу теломертвеца, зашитое в мешок, с привязанной к ногам тяжестью, спускают впрорубь. Труп уходит в воду стоймя, что производит на всехприсутствующих крайне тягостное впечатление. Участникам экспедициивсе чаще и чаще приходит мысль: за кем теперь очередь? Ночи проходятбез сна или, лучше сказать, тревожный, беспокойный сон людей полонкошмаров… Двое сошли с ума. Все переболели цынгой и сильноослабели от болезни. Дольше всех держались Амундсен, Кук и еще одиниз участников экспедиции, но в конце концов заболели и они.
Из прочитанных о полярных путешествияхкниг Амундсен знал, что заболевания цынгой можно избежать, употребляяв пищу свежее мясо. Поэтому он и Кук, закончив дневную работу,занимались утомительной охотой на тюленей и пингвинов и, сами едватаская ноги, приволакивали туши на судно.
Но де Герлах сам не ел и категорическизапрещал команде употреблять тюленину в пищу. Тюленьи туши и убитыепингвины оставались валяться около судна, засыпаемые снегом.
Вскоре начальник экспедиции, а за ним иего помощник надолго слегли в постель. Оба до того пали духом иослабели, что составили свои духовные завещания. Начальникомэкспедиции сделался Амундсен.
Сразу произошел решительный поворот клучшему. Прежде всего Амундсен вызвал на палубу тех немногих, кто ещемог двигаться и работать, и заставил их откопать из-под снега тюленьитуши. Из них были спешно вырезаны лучшие куски мяса и отосланы накухню. Весь экипаж и даже сам начальник, забыв кто о своемпредубеждении, а кто об отвращении, жадно с’ели свою часть. По советуКука участники экспедиции стали пить тюленью кровь и есть сыроетюленье и пингвинье мясо. Не прошло и недели, как все стали заметнопоправляться.
Зима миновала. 22 июля снова показалосьсолнце. Возвращение дня принесло с собою новые силы, вдохнуло взимовщиков жизнь и энергию. Возобновилась научная работа, котораязамерла было совсем, когда на всех напало уныние, когда всеми владелаапатия. Но в то же время с возвращением солнца начался период оченьбурной и морозной погоды. 8 сентября была зарегистрирована самаянизкая температура —45°Ц, ртуть в термометре замерзла.
Пока тянулась зимовка, Амундсен неоставался бездеятельным. Он хотел сохранить психическое равновесие втом «сумасшедшем доме», в котором они жили; так выразилсяо «Бельгике» один из сотоварищей Амундсена. И вот он всвободное время помогает производить метеорологические наблюдения,помогает строить «обсерваторию» для магнитных наблюдений,участвует в небольших экскурсиях разведочных партий, вместе сдоктором Куком помогает товарищам, старается хоть как-нибудь скраситьих существование.
За тринадцать томительно долгих месяцевпребывания в плену у льдов Амундсен искренне привязался к докторуКуку, и дружба с ним продолжалась всю его жизнь. Кук был единственнымиз всех участников экспедиции, не исключая и самого Амундсена, ктоникогда не терял надежды, всегда находил какой-нибудь просвет втяжелом положении зимовщиков и к тому же имел про запас ласковое идружеское сло-
*** отсутствуют страницы 55–58***
ЧЕСТОЛЮБИВЫЕ МЕЧТЫ

Честолюбивые мечты о самостоятельнойэкспедиции в полярные страны возникли у Амундсена уже давно –еще в ту пору, когда он подростком зачитывался описаниями плаванийсеверо-западным морским путем. Теперь, когда он превратился в зрелогочеловека, моряка с довольно большим опытом и уже мог похвалитьсяучастием в полярной экспедиции, мечты его детских и юношеских летприняли более реальную форму. Амундсен ясно видел, что ему никогда несобрать необходимых для экспедиции средств, если он будетпреследовать только одни исследовательские цели. Значит, к попыткепройти северо-западным путем надо присоединить еще что-то, взять насебя какое-нибудь научное задание. И Амундсен остановился на такойпроблеме: установить нынешнее местонахождение Северного магнитногополюса и заняться изучением различных явлений земного магнетизма вэтой области.
Северный магнитный полюс был открыт вэкспедицию Джона Росса его племянником Джемсом Кларком Россом –позднее знаменитым исследователем Антарктики. Произошло это 1 июня1831 года. Но наукой установлено, что магнитные полюсы землиперемещаются, и если Северный магнитный полюс находился тогда наполуострове Боотия-Феликс у северных берегов Америки, то за семьдесятлет положение его должно было сильно измениться. Кроме того техника иметоды научных наблюдений и исследований за минувшие годы значительноусовершенствовались, и результаты работ Джемса Росса следовалоподвергнуть пересмотру.
Ставя перед собой такую задачу,Амундсен сам не мог решить, имеет ли она достаточную научнуюценность. Поэтому прежде всего он обратился за советом к своимдрузьям. Один из них, сотрудник Метеорологического института АксельСтен, полностью одобрил его замысел и дал ему рекомендательное письмок профессору Георгу Неймайеру, директору германской морскойобсерватории в Гамбурге, – величайшему в то времяавторитету в вопросах земного магнетизма.
За несколько лет перед тем Амундсентвердо решил добиться нужных знаний и опята, чтобы самому управлятьсвоим полярным судном. Теперь его ничуть не испугала необходимостьснова взяться за книги, чтобы изучить методы магнитных наблюдений.
Настойчивость, целеустремленность, –столь характерные для Амундсена, – сказываются в нем уже вэти молодые годы. И таким Амундсен оставался до конца своих дней.Когда впоследствии он понял, что есть еще один способ передвижения вполярных странах, то немедленно стал учиться летать, кончил курсобучения и получил диплом гражданского летчика.
Амундсен никогда ничего не делал чужимируками. Он не только командовал и распоряжался, давал указания исоставлял инструкции, он сам умел сделать все то, что требовал отсвоего подчиненного.
Он не гнушался никакой работой. Нанебольших норвежских судах бывают среди команды матросы, которыеумеют делать все. Их называют «altmuligtmand».
Вот таким же «мастером на всеруки» был и Амундсен. И, подбирая своих немногочисленныхспутников, он всегда старался восполнить количество их качеством.Амундсен был очень требовательным начальником, потому что относилсятребовательно и к самому себе. С полным знанием дела во всехподробностях он всегда мог проверить, как выполняются его приказанияи распоряжения. Прекрасно организована и поставлена та экспедиция,где при строгом разделении обязанностей каждый может заменить другогов любой момент и на любом участке работы. Стараясь использовать людейнаиболее целесообразно, Амундсен предоставлял каждому полнейшуюсвободу в сфере его действий. Это было лучшим стимулом для повышениячувства ответственности и независимости в своей области, и врезультате всякая работа выполнялась тщательно и добросовестно.
– Странное дело, –сказал о «Фраме» один лоцман, ведший его в 1914 году уберегов Норвегии, – на нем никто не командует, но то, чтонадо делать, делается!
Так, собственным примером учил Амундсенсвоих сотрудников самодисциплине и преодолению всевозможныхтрудностей. Но отметим теперь же и раз навсегда: в противоположностьНансену Амундсен никогда не был ученым, как пытаются утверждатьнекоторые из его норвежских биографов. Амундсен запасался сведениями,которые были ему необходимы для решения главной задачи, так кактвердо верил, что, обладая нужными знаниями, он достигнет своей целилучше, быстрее и полнее. Науке он только позволял «пристраиваться»к своим экспедициям, как сам он об этом писал.
Явившись в Гамбург к Неймайеру,Амундсен ознакомил ученого со своим планом экспедиции северо-западнымморским путем. Неймайер – энтузиаст, через всю свою жизньпронесший неугасимое пламя жажды знаний, – не мог остатьсяравнодушным к плану молодого исследователя. В то же время он не былвполне удовлетворен его об’яснениями. Старому ученому показалось, чтоАмундсен высказывается не до конца.
– Молодой человек, у вас ещечто-то задумано. Расскажите мне, в чем дело, – с такимисловами обратился он к Амундсену.
Тогда Амундсен рассказал о своемпроекте во всех его деталях.
Быстро поднявшись с кресла, Неймайерподошел к Амундсену, обнял его и пообещал всяческую помощь иподдержку в его начинаниях.
С пламенным усердием засел Амундсен заучебники и через несколько месяцев приобрел необходимые практическиезнания. Желая хоть как-нибудь отблагодарить Неймайера за егодружеское внимание и помощь, Амундсен каждое утро являлся вобсерваторию первым и уходил последним. Конечно, это было оченьнаивно, но вполне гармонировало со взглядом Амундсена на своиобязанности.
В то же время Амундсен тщательно изучалвсевозможную литературу, относящуюся к борьбе за северо-западныйпроход – морской путь вдоль опасных и неизвестных береговСеверной Америки, которым до тех пор никто еще не проплывал на одномсудне, но которым в 1850–1853 годах удалось пройти частью насанях по суше, частью на кораблях английскому моряку Мак-Клюру.Мак-Клюр был пятьдесят восьмым исследователем, пробовавшим разрешитьэту проблему.
Амундсену приходились основываться нанеудачах и печальном опыте прошлых экспедиций. При чтении описанийразличных плаваний северо-западным путем у него возникло многонедоумений. Достаточных собственных знаний и опыта у Амундсена еще небыло, и он решил ознакомить со своим планом Нансена, обратиться кнему за советом.
Мнением Нансена Амундсен необычайнодорожил, понимая, что всякая помощь Нансена явится сильнейшейподдержкой его замыслов, а малейшее критическое выступление поведет кполному финансовому краху. После своей гренландской экспедиции, послеплавания «Фрама», после похода «сам-друг» кполюсу Нансен стал самым большим – и всемирно признанным –авторитетом в вопросах полярного исследования. К слову еговнимательно прислушивались и ученый мир, и широкие общественные,стало быть, и денежные круги.
Одобрит ли Нансен план, составленныйкаким-то молодым штурманом?
С замиранием сердца, сознавая своеничтожество перед лицом знаменитого полярного путешественника, героясвоих юношеских лет, Амундсен скромно явился к Нансену. Вспоминая обэтой встрече, Амундсен рассказывал, что он чувствовал себя вположении того марк-твэновского героя, который отличался стольмаленьким ростом, что должен был дважды входить в двери – иначеникто бы его не заметил! И это совершенно правильно. Амундсен непреувеличивал своих чувств, не придумал их нарочито. В течение всейсвоей жизни, даже когда сам он занял место рядом с Нансеном, он питалглубочайшее уважение к Нансену.
Нансен вспомнил Амундсена – онвидел его на «Бельгике», когда та покидала Саннефьорд.Кто хоть раз видел Амундсена, не так легко мог забыть его лицо.
Амундсен развил перед Нансеном свойплан. Рассказал о всех приготовлениях к задуманной экспедиции, о том,что он предполагает в течение нескольких лет изучать Северныймагнитный полюс, а потом, раз экспедиция уже окажется там,попробовать заодно пройти и северо-западным морским путем, напротяжении четырех столетий манившим к себе полярных моряков иисследователей.
Изумление и восхищение Нансенавозрастали по мере того, как молодой моряк излагал ему свои планы.Нансен сам был человеком отважным и смелым, сам дважды выступал спланами дерзкими по замыслу, граничившими с безумием – пословам его критиков и противников. Поэтому он лучше чем кто-либо могпо достоинству оценить план Амундсена, заинтересовавший и увлекшийего широтой и грандиозностью размаха.
– А каким образом вырассчитываете собрать необходимые для экспедиции средства? –спросил Нансен.
– Я думаю как-нибудьобойтись. У меня есть немного собственных денег и я надеюсьсправиться. Пока же я хочу предпринять плавание в Ледовитом океане накаком-нибудь небольшом судне, чтобы приобрести опыт в управлениитакими судами во льдах. Ведь для задуманной мной экспедициинеобходимо судно небольших размеров, неглубоко сидящее в воде!
Нансен не только одобрил замыселмолодого моряка, но и обещал рекомендовать его вниманию разныхвлиятельных в финансовых кругах лиц. Конечно, он обещал ему такжевсяческую свою помощь и поддержку.
Ободренный разговором с Нансеном,Амундсен немедленно приступил к решительным действиям. Увы!Собственных денег, с помощью которых он так смело рассчитывал«справиться», у него было немного – всего 10 тысячкрон, т. е. немного больше 5 тысяч рублей золотом. Их едвахватало на покупку судна и научных инструментов. Однако. Амундсен неунывал. Раз сам Нансен одобрил его план, все остальное пустяки! Онсправится со всеми трудностями – они на то и существуют, чтобыих преодолевать. И вот Амундсен впервые вступил на путь постоянныхфинансовых затруднений, постоянной борьбы за собирание нужныхсредств. Этот поистине тернистый и трудный путь, которым следуютпочти все знаменитые исследователи и путешественникикапиталистического мира, был его уделом в течение всей его жизни.Перебиваясь кое-как, по грошам сколачивая нужные средства, приступилон к самостоятельной исследовательской деятельности в 1901 году икончил свою жизнь через двадцать семь лет всемирно известным полярнымисследователем, так и не успев выплатить долги всем своим кредиторам.
В молодости на всякие помехи изатруднения, в том числе и на денежные, смотрится легко, бодро ивесело. Амундсен уехал на север в Тромсо – «полярнуюстолицу», исходный пункт для многих крупнейших полярныхэкспедиций XX века—и купил там небольшое судно, промысловуюяхту «Йоа» – всего в 47 тонн водоизмещением придлине в 72 фута и ширине в 11 футов. Она была построена в 1872 году –в том же самом году, когда родился Амундсен, – вРусендале, в Хардангере. Несколько сезонов на ней ходили на промыселсельди у норвежских берегов, а затем она была продана капитану X. К.Иоханнесену в Тромсо и стала совершать плавания в Ледовитом океане,зарекомендовав себя судном отличных мореходных качеств, смеловступавшим в борьбу с полярными льдами. Оснащена была «Йоа»,как одномачтовая яхта; кроме того, на ней был поставлен керосиновыймотор «Дана» в 13,6 л. с.
Амундсен остановил свой выбор на такомнебольшом судне не только из-за недостатка денежных средств. Нет! Онсознательно выбрал неглубоко сидящую в воде «Йоа».Печальный опыт многих других экспедиций, пытавшихся пройтисеверо-западным путем, показал ему, что на большом судне нечего идумать пройти этим трудным, узким и мелким фарватером. Будущеепоказало, что если бы «Йоа» сидела в воде всего фута надва глубже, то ни один из семи участников экспедиции не вернулся быживым домой.
Через несколько недель после ихзнаменательного разговора Нансен снова встретился с Амундсеном.
– Ну, что же, сговорились выс кем-нибудь из промышленников и идете в плавание? –спросил молодого моряка Нансен.
– Нет, я, не откладывая делав долгий ящик, купил себе судно. Это яхта «Йоа»! Я хочупойти на ней в промысловое плавание в Ледовитый океан на весну илето. Буду бить тюленя, а чистая прибыль от промысла пойдет нарасходы по подготовке к экспедиции.

Быстрота и решительность Амундсенапонравились Нансену. «Это прекрасно рекомендует человека исвидетельствует о серьезности его намерении, – подумалон. – Раз ему все равно нужно учиться управлению небольшимсудном во льдах, то, действительно, не лучше ли сразу же купить его?»
Нансен посоветовал Амундсенуиспользовать представившийся счастливый случай и занятьсяокеанографическими исследованиями в тех мало изученных водах, которые«Йоа» собирается посетить. Для этой цели Нансен обещалснабдить его всеми необходимыми инструментами и, кроме того,выработать план работ.
С большой признательностью принялАмундсен предложение Нансена, увидев в этом возможность отблагодаритьсвоего знаменитого соотечественника за его помощь, поддержку ивнимание.
Весной 1901 года «Йоа»вышла в плавание и занялась океанографическими исследованиями междуШпицбергеном и Гренландией. Вернувшись осенью в Тромсо, Амундсентелеграфировал Нансену об успешном плавании «Йоа», нопросил разрешения оставить у себя инструменты еще на год, чтобызакончить порученную ему Нансеном работу. Ему не удалось сделатьвсего по программе, выработанной Нансеном, и поэтому он готов пойти вплавание в следующем, 1902 году для пополнения своих наблюдений.Нансен был очень тронут такой готовностью Амундсена пожертвовать длянего целым годом, но заявил, что продолжать океанографическиеисследования в Ледовитом океане не стоит, раз Амундсен задумал итти вмноголетнюю экспедицию в иные воды. Не без труда удалось отговоритьАмундсена от продолжения работ по программе Нансена: Амундсен считал,что всякое обещание нужно выполнять до конца.
По возвращении из плавания Амундсенубедился в необходимости произвести на «Йоа» рядулучшений и переделок для предстоящего ей многолетнего похода. Былоеще много всякой другой подготовительной работы, за которую Амундсенс жаром принялся. Но очень скоро обнаружилось, что его средстваприходят к концу. Тех небольших денег, которыми располагал Амундсен,не могло хватить надолго. Надо было энергично раздобывать откуда-тосредства, и средства немалые.
Нансен, хорошо знавший Амундсена ипочти в течение тридцати лет поддерживавший с ним дружескиеотношения, говорит о нем:
– Расчетливость не быласильной стороной Амундсена. Он никогда не мог составитьсколько-нибудь основательную смету вероятных расходов на экспедицию ипотом ее придерживаться. Часто расходы во много раз превышалипредварительный подсчет, и Амундсен вечно садился на мель. Вероятно,это и было причиной величайших затруднений во всей его деятельности ичасто отравляло ему жизнь. Но планы вырабатывались им тщательно,снаряжалась экспедиция не менее тщательно и выполнялся план блестяще.
Началась тяжелая и мучительная борьба,чтобы добыть хотя бы самые необходимые средства. Судно и снаряжениеэкспедиции стоили 50 тысяч крон, а их у Амундсена не было. Онобращался за деньгами и к друзьям, и к близким, и даже к совершеннонезнакомым людям. Стоило только ему услышать, что кто-нибудь из людейденежных проявляет хоть какой-либо интерес к полярным исследованиям,и он немедленно посещал его – на всякий случай! Однажды кто-тоиз братьев, помогавший Амундсену раздобывать средства, вздумалнанести визит одному из крупнейших столичных богачей. Тот указал емуна дверь. Просителя не смутил такой прием, и он отправился к богачувторично.
– До нас дошли слухи, что выочень интересуетесь экспедицией Амундсена, – начал былоон, – и потому мы надеемся на некоторую денежную помощь свашей стороны…
– Напрасно! – былкраткий ответ. – Впрочем мне вообще некогда с вамиразговаривать. Прощайте!
Но деньги все-таки появились. НедаромАмундсен твердо верил в свою счастливую звезду! Три коммерсанта изгорода Халдена открыли Амундсену кредит в 30 тысяч крон –огромная по тем временам сумма. Часть денег ему ссудила тетка УлаваКристенсен, восторженная поклонница своего племянника, всегдаутверждавшая, что из него выйдет толк. И все же расходам не было никонца, ни краю! Деньги лились словно в какой-то дырявый мешок.Амундсен задолжал всюду и везде.
По временам им овладевало отчаяние:некоторые из наиболее нетерпеливывх кредиторов. нажимали на должника,требовали денег, угрожали судебным процессом, грозили наложить арестна экспедиционное судно и его груз.
Большая часть работ по ремонту иподготовке «Йоа» производилась на корабельной верфи вТромсо. Нередко Амундсен сам брался за инструмент и работал на судне,как обыкновенный плотник. Свободное от ремонтных работ время онпроводил с одним местным знакомым, аптекарем Цапфе – позднеесвоим долголетним другом и помощником, – производяразличные опыты по подготовке и проверке снаряжения и оборудования.Снаряжение, особенно провиант, должно было быть первоклассным покачеству и вместе с тем как можно более дешевым. Амундсен личновходил решительно во все подробности: проверял качество одежды,провианта, спальных мешков, собачьего корма, мази для лыж, лекарств ит. д. Ради экономии они с Цапфе занялись кустарным производствомнекоторых вещей и успешно приготовляли порошок для печения лепешек,муку из сушеной рыбы, лыжную мазь, которая одновременно обладаласвойством делать кожу непромокаемой. Натянув на ноги сапоги,смазанные такой мазью, Амундсен несколько часов простоял по колено вводе, работая около «Йоа».
Сложен был вопрос и о подборе команды«Йоа». Надо было найти надежных людей, привыкших кплаваниям по Ледовитому океану и готовых принять участие вмноголетней экспедиции, которая могла окончиться неизвестно как ичем. Люди эти должны были отлично знать свое дело и иметь полноепредставление о работе сотоварищей, чтобы в случае надобностиоказывать им помощь. За их труд и знания полагалось бы платить имповышенную плату, но у Амундсена на это не было средств. Такимобразом, к будущей команде «Йоа» пред’являлись фактическиособые требования: выбранные Амундсеном моряки должны былипревратиться из наемных служащих в его сотоварищей, в равных емуучастников исследовательской экспедиции.
В середине мая «Йоа»,прибывшая в Кристианию за последними партиями провианта и снаряжения,была готова к отплытию. Однотипные ящики с продовольствием былисделаны так, что укладывались в трюм судна как детские кубики вкоробку. На маленькой «Йоа» уместились пятилетние запасыпродовольствия, одежды и снаряжения. Кроме того, было взято 20 тысячлитров керосина для мотора, освещения и отопления. Консервы,приготовленные для экспедиции по особому заказу, были тщательноисследованы специалистом-профессором.
Все участники экспедиции с’ехались встолицу. Это были: лейтенант датского флота Готфред Хансен, человек,очень интересовавшийся полярными исследованиями; он являлсяпомощником начальника экспедиции и, кроме того, был ее навигатором,астрономом, геологом и фотографом; первый штурман Антон Лунд, многолет плававший по Ледовитому океану шкипером и гарпунером; метеорологи первый машинист Педер Ристведт, участник плавания «Йоа»в 1901 году; второй штурман Хельмер Хансен; второй машинист имагнитолог Густав Юль Вик и кок Адольф Линдстрем, участник второйэкспедиции «Фрама» (под начальством Отто Свердрупа и1899–1902 годах.)
Старшему из участников плавания былотридцать девять лет, младшему – двадцать пять.
Нансен посетил «Йоа»,осмотрел судно и нашел, что на нем все готово к отплытию.
– Передайте Амундсену, чтоон может выходить в море.
Узнав о таком напутствии своего героя,Амундсен пришел в восторг.
Утром 16 июня 1903 года наступилрешительный момент. Один из коммерсантов, поставивший на «Йоа»часть провианта, потребовал уплаты денег в 24 часа, пригрозивналожить арест на судно, если товар не будет оплачен. Амундсен будетпривлечен к суду за мошенничество и посажен в тюрьму!
На мгновение Амундсен растерялся:пропадали результаты почти трехлетнего непрерывного и буквальнонеусыпного труда. Но тут ему пришла в голову отчаянная мысль. Онразослал записки всем участникам экспедиции и предложил им немедленноявиться на судно. Когда все собрались, Амундсен обратился к ним свопросом:
– Согласны ли вы поддержатьменя во всем?
Экипаж дал ему это обещание, незадумываясь.
Тогда Амундсен об’явил о своемнамерении немедленно выйти в море.
Дождливой июньской ночью несколькосамых близких людей собрались на пристани, чтобы проститься сотплывающими. Семь заговорщиков пожали руки друзьям и поднялись напалубу «Йоа», которая тихо и плавно заскользила забуксиром по фьорду.
Последние томительные недели ожиданияпочти без всякого дела издергали и утомили всех. Беспокойная мысль, отом, что экспедиция не осуществится, отчаянные усилия раздобытьнедостающие гроши оставили глубокие следы и на душевном, и нафизическом состоянии начальника экспедиции. Теперь все оставалосьпозади.
Когда неумолимый кредитор проснулся,«Йоа» была уже далеко, хотя еще и не вышла за пределыКристианиа-фьорда,
ПЛАВАНИЕ «ЙОА»

Ознакомимся вкратце с задачей, котораялежала перед «Йоа».
История исследования северо-западного исеверовосточного проходов – это история поисков кратчайших ибыстрейших морских путей в страны далекого Востока, в Китай, Японию,Индию.
Разрешением этой проблемы человечествозанималось четыре столетия, хотя Первая мысль о поиске морских путейв Индию возникла еще в конце XIII века (у итальянцев братьевВивальди, в 1291 году). Сперва этих путей искали на юге, и здесьпальма первенства принадлежит жителям Пиренейского полуострова.Приблизительно за 400 лет до экспедиции «Йоа»португальцам удалось найти дорогу в Индию, обогнув южную оконечностьАфрики и пройдя через Индийский океан (плавание Васко да Гама в 1498году). Вскоре после этого испанские корабли прошли на юго-запад черезАтлантический океан, обогнув южную оконечность Америки, вернее,пройдя между материком Южной Америки и Огненной Землей, и пересекливесь Тихий океан (Магеллан в 1521 году).
Таким образом, португальцы нашлиюго-восточный морской путь в Индию, а испанцы – юго-западный.Но оба эти пути были очень длинны. Кроме того, Испания и Португалия,став владычицами морей и разделив между собой мир на восточную(португальскую) и западную (испанскую) сферы влияний, преграждалипуть через Атлантический океан кораблям других наций, которые еще нерешались вступать в борьбу с этими могущественными морскимидержавами.
И вот у многих крупнейших географовтого времени возникла такая мысль: земля кругла, следовательно, путивблизи Северного полюса, к северу от европейского и азиатскогоматериков, где меридианы сближаются, должны быть значительно корочепутей, пролегающих в экваториальных широтах, где земля шире. Крометого, в те времена предполагалось, что северная часть Старого Светавообще не так уж широка. В связи с этим различные мореплавателиначали предпринимать попытки попасть в Индию, проходя изАтлантического океана в Тихий или северо-западным морским путем вдольсеверного побережья Северной Америки – это так называемыйсеверо-западный проход, – или северо-восточным путем вдольсеверного побережья Азии – это так называемый северо-восточныйпроход. Экспедиции, предпринимавшиеся в поисках этих проходов, недали никаких практических результатов, но привели к интенсивнейшемуполярному исследованию.
Внимание исследователей особеннозанимал северозападный проход; многие считали, что это –кратчайший путь из Атлантического океана в Тихий. По мнению многихученых того времени, Северная Америка должна сужаться к северу,подобно тому как Южная Америка сужается к югу. Такое представлениеочень отчетливо выражено на известной карте географа Петруса Апиануса(1551 год).
Поэтому в раннюю эпоху большинствополярных экспедиций старалось разрешить загадку северо-западногопрохода. Теперь уже точно известно, что северо-западный путьдействительно короче северовосточного, но зато значительно труднееего. Северовосточным путем ныне беспрепятственно проходят из конца вконец в обе стороны бесчисленные советские суда в каждую навигацию.Но до знаменитого непрерывного плавания «Сибирякова» в1932 году этим путем прошло (и то лишь с зимовками) всего триэкспедиции. Северо-западным же проходом до 1903–1906 годов непроходило ни одно судно.
Считают, что за истекшие четыреста летразными странами было предпринято около ста восьмидесяти экспедиций сцелью пройти северо-восточным или северо-западным путем. Этиэкспедиции, связанные с огромными затратами средств и громаднымипотерями человеческих жизней, не дали почти никаких сколько-нибудьзначительных практических результатов или материальных выгод, нонауку они обогатили чрезвычайно.
Только для получения достоверныхсведений о печальной судьбе франклиновской экспедиции было снаряженоза тридцать лет (с 1848 по 1879 год) свыше сорока английских полярныхэкспедиций. Лишь одной из них – экспедиции Мак-Клюра –удалось за четыре года пройти северо-западным проходом на всем егопротяжении. Но до похода «Йоа» никто еще не совершалнепрерывного плавания этим путем от океана до океана. Эта честьвпервые досталась Руалу Амундсену!
Тщательно изучив историю исследованиясеверозападного пути и подробно ознакомившись – по описаниям икартам – с тем опасным фарватером, где должно было протекатьплавание «Йоа», Амундсен понял, что счастливый исход егоэкспедиции будет зависеть от соблюдения двух непременных условий.Во-первых, «Йоа» не должна подниматься слишком далеко насевер и входить в большой и широкий проход (пролив Смита), на видсовершенно открытый и потому весьма соблазнительный. Все прежниеэкспедиции обязательно застревали там во льдах, при попытках пройтипотом на запад.
Поэтому нужно вести судно восточнойчастью северо-западного прохода, т. е. через проливы Ланкастераи Барроу, прокладывая остальную часть пути на юг вдоль береговБоотии-Феликс по узким и мелким проливам и проливчикам – Пиля,Франклина и Росса, а потом уж итти на запад по узким полыньям вдольберегов американского континента.
Но с этим связано второе непременноеусловие: экспедиционное судно должно быть небольших размеров.Амундсен ясно понимал, что выбор судна есть решающее обстоятельство –от него зависел успех или неуспех экспедиции. И покупка маленькой,мелко сидящей «Йоа», поворотливой и ловко избегавшейвсяких препятствий на неглубокой и отмелой воде, была гениальнымшагом Амундсена.
Отплытие «Йоа» не произвелов Норвегии никакого особого впечатления. В газетной хронике этомусобытию было уделено всего несколько строк. В благополучном исходеэкспедиции больше всех были заинтересованы кредиторы Амундсена!
Двадцать пятого июня «Йоа»уже вышла в Атлантический океан между островом Фэр и Оркнейскимиостровами. На всех парусах при свежем юго-восточном ветре она несласьполным ходом на запад, подпрыгивая на волнах. Ближайшей цельюплавания был порт Годхавн на острове Диско у западных береговГренландии. Здесь Амундсен взял собак, сани, каяки, лыжи, горючее.Часть собак он принял на «Йоа» еще в Норвегии.
Состояние льдов в том году былохорошим, и «Йоа» быстро шла вперед, пользуясь иногда исвоим мотором. В начале осени – 12 сентября 1903 года –судно бросило якорь в маленькой, удобной бухте на южном берегу Земликороля Уильяма, которую Амундсен выбрал для зимовки экспедиции. Здесьв этой области произошла когда-то величайшая трагедия в историиполярных исследований – гибель экспедиции Джона Франклина всоставе 129 человек.
Но прежде чем «Йоа»проникла так далеко, Амундсен и его спутники трижды подверглисьсмертельной опасности. Судно было очень загружено. Кроме снаряжения ипровианта, взятых еще в Норвегии, «Йоа» приняла груз вГодхавне, а затем в северной части Мельвильской бухты у Дэлримпл Рок.Сюда по соглашению с шотландскими китобоями были доставлены горючее ипровиант для пополнения запасов, израсходованных на пути черезАтлантический океан.
В трюме был использован каждыйквадратный сантиметр пространства. И все же места для всего грузанехватило, поэтому палуба тоже была заставлена ящиками. В таком виде«Йоа» походила на воз с мебелью при переезде с квартирына квартиру! Конечно, из-за этого судно сидело в воде гораздо глубжеобычного. Между тем фарватер, которым шла «Йоа»,продвигаясь на юг вдоль берегов Боотии-Феликс, был очень мелководен иусеян мелями и подводными скалами.
Как ни осторожно вел Амундсен своесудно в этих предательских водах, все же ему не удалось пройти здесьблагополучно. «Йоа» натолкнулась на мель, соскользнула снее, опять села на камни, снова сошла с них, ударилась еще раз –и застряла плотно. Амундсен сейчас же велел спустить на воду шлюпку ипроизвести промер глубин вокруг судна. Положение оказалось оченьсерьезным. Повсюду в разные стороны тянулись мели и подводные скалы.Короче всего был бы путь назад, но пробиваться’ снова через две—тритолько-что преодоленные мели было делом почти безнадежным. Оставалосьодно – попробовать итти вперед, хотя рифы в этом направленииповышались и в самом мелком месте воды было не больше двух метров. Аосадка тяжело нагруженной «Йоа» достигала в то времяпочти трех метров. Поэтому прежде всего нужно было облегчить судно. ИАмундсен приказал выбросить за борт часть драгоценного груза. В водуполетело двадцать пять тяжелых ящиков с собачьим пеммиканом.Остальной палубный груз был перетащен в одно место, чтобы как можнобольше накренить судно.
Вскоре начался отлив, и море вокругобмелело еще больше. К счастью, стояла прекрасная тихая погода, исудно не билось о камни. Прилив наступил в семь часов вечера, но всеусилия и старания сдвинуть «Йоа» с места оставалисьтщетными. Пришлось отложить работу до утра.
В эту ночь Амундсен не мог сомкнутьглаз. Неужели конец? Неужели «Йоа» погибла? Столькопотрачено труда и денег! Столько сил и энергии потребовала подготовкаэкспедиции! И вот один неверный поворот руля и все конечно…
В два часа утра он вышел на палубу. Дулдовольно сильный северный ветер, и «Йоа» тяжелоподнималась и опускалась на волне. Спустя час судно шевельнулось иначало подвигаться вперед толчками, дергаясь словно в судорогах. Нона чистую воду «Йоа» выйти не смогла. Амундсен вызвалвесь экипаж наверх. К этому времени ветер засвежел и перешел е штормс дождем. Еще накануне был завезен верп,1итеперь команда попробовала подтянуться на нем, но безрезультатно.«Йоа» начала страшно биться о камни. Положение сталоотчаянным. Тогда Амундсен решил испытать последнее средство иприказал поднять на судне паруса.
– Пена брызг стояла над«Йоа», и буря налетала порывами, со стоном и воем, –рассказывает Амундсен, – но мы работали изо всех сил, инам удалось поставить паруса… Сильный напор парусов и высокие,крутые волны поднимали судно и бросали его вперед опять на камни, имы каждую минуту ожидали увидеть доски нашего корабля плавающими поморю. Фальшкиль2расщепилсяи всплыл. Нам не оставалось делать ничего иного, как наблюдать заходом событий и ждать результатов.
Поднявшись на ванты и крепко уцепившисьза снасти, Амундсен с волнением и тревогой наблюдал с высоты засмертельным танцем «Йоа», прыгавшей с камня на камень. Оносыпал себя горькими упреками. Почему он был так неосторожен инепредусмотрителен и не послал вахтенного в бочку на мачте? Тогда тотобязательно заметил бы и эти мели, и этот предательский риф! Пройтитак далеко по северо-западному пути, пройти дальше всех, проникнуть вводы, которых еще не бороздило своим килем ни одно судно и бытьвынужденным повернуть назад, отказавшись от цели своих многолетнихстремлений… Да еще удается ли повернуть? Вот у внешнего крайрифа пенится море: там еще мельче! Как пройдет «Йоа»здесь? Нет, она не пройдет, она наверное разобьется о подводные камнии погибнет. Нужно спешно грузить аварийные запасы и снаряжение вшлюпки и, пока еще не поздно, спускать их на воду…
На минуту Амундсен растерялся. Надобыло принимать какое-то решение, а принять его мог только он—капитансудна и начальник экспедиции. На нем лежала вся ответственность и засудьбу экспедиции, и за жизнь ее участников. Что делать? Покинуть«Йоа» на шлюпках, бросить судно на волю волн и ветра, ночто будет тогда с людьми? Куда поплывут они потом? Или же остатьсявсем на «Йоа» и погибнуть вместе с нею?
Соскользнув на палубу по одной изоттяжек – для скорости, – Амундсен скомандовал:
– Приготовить шлюпки ипогрузить их провиантом, оружием и патронами!
Оказавшийся рядом Лунд рискнулпредложить капитану:
– Не испытать ли нампоследнее средство и не выбросить ли за борт весь палубный груз?
Эта же мысль мелькнула и в умеАмундсена, но он не посмел произнести ее вслух, щадя жизнь своихспутников. Теперь за дело! Люди работали как бешеные, и ящики подвести килограммов весом летели за борт, словно они были пустыми. Досамого мелкого места оставалось каких-нибудь 20 метров. Паруса тугонатянулись, такелаж дрожал, мачта шаталась – судноприготовилось к последнему решительному прыжку…
«Вот „Йоа“ подняловысоко и сразмаху швырнуло на голые камни… Удар за ударом, ещесильнее, чем прежде… снова удар еще ужаснее… еще –и вот мы соскользнули с камня!»—пишет Амундсен в отчете оплавании.
Но радость команды была кратковременна.Вдруг рулевой крикнул Амундсену:
– Что-то случилось с рулем!Штурвал вертится вхолостую!
Немедленное обследование показало, чтопри переходе через риф «Йоа» с силой ударилась о камнинижней частью руля, его приподняло кверху и металлические крючьявыскочили из петель. Отойди руль в сторону или же назад, крючьявыскочили бы совсем, и «Йоа» потеряла бы всякуюспособность к маневрированию во льдах.
К счастью, через несколько мгновенийкрючья, стоявшие на петлях, снова сели в них. Положение было спасено.
Второй случай, пожалуй, был еще хуже.На борту «Йоа» вспыхнул пожар. Загорелось в машинномотделении, где стояли бидоны с керосином. Пламя вздымалось высоковверх из машинного светового люка, и густой, удушливый, черный дымзаволакивал судно. Казалось, гибель была неминуема – как толькобаки нагреются, керосин в них взорвется, и «Йоа» взлетитна воздух! Немедленно пустили в ход огнетушители, пламя было сбито, азатем залито водой. В самый короткий срок пожар удалось потушить. Наследующее утро при уборке машинного отделения было обнаружено, чтоспасение судна и его команды от ужасной гибели следует приписать неслучайности, как это сперва думали, а сознательному отношению к своимобязанностям одного из участников команды и точному выполнениюполученных им приказаний.
Накануне пожара машинист Ристведтдоложил Амундсену, что в одном из баков с керосином открылась течь.Амундсен велел перелить содержимое этого бака – 500 литров –в запасной бак. Ристведт сейчас же выполнил распоряжение начальника.Позднее оказалось, что во время суматохи, вызванной пожаром, наповрежденном баке свернули кран. Не перелей Ристведт керосина, и 500литров горючего вылились бы в огненное море, бушевавшее в машинномотделении! Такое отношение к исполнению своих служебных обязанностейАмундсен всегда высоко ценил и при всяком удобном случае ставилРистведта в пример всем и каждому.
После навсегда запомнившегосяучастникам плавания сидения на камнях Амундсен соблюдал величайшуюосторожность и продвигался вперед, непрерывно производя промерыглубин лотом, причем вахтенный ни на минуту не покидал наблюдательнойбочки.
За несколько дней до прихода «Йоа»к месту ее будущей двухлетней стоянки у берегов Земли короля Уильяма,разыгралась сильнейшая буря, задержавшая экспедицию на пять суток.Амундсен не решился отойти подальше от берегов, так как кругом былимногочисленные мели. Пришлось отстаиваться на якорях и в то же времяпустить полным ходом мотор, чтобы ослабить напор на якорные цепи.Каждую минуту судно могло сорвать с якорей и выбросить на скалистыйберег. Аварийные запасы провианта и снаряжения, оружие, патроны иинструменты были опять погружены в шлюпки и брезентовую лодку, икоманда заняла свои места, чтобы в нужный момент покинуть «Йоа».Амундсен был уверен, что цепи лопнут, и судно понесет к берегу.Поэтому он старался повернуться так, чтобы можно было рассчитыватьвыброситься на берег в наиболее подходящем для этого месте. Тогдасудно, может быть, не разобьет о камни, а потом, при тихой погоде,можно будет попробовать снова стащить его на воду.
На пятые сутки ветер стих, и «Йоа».благополучно отстоявшись на якорях, двинулась дальше к югу.
Когда 12 сентября «Йоа»вошла в ту бухточку, где экспедиция провела потом ровно два года,пролив Симпсона к западу был чист от льда на всем протяжении, какоеможно было окинуть глазом. Казалось, что северо-западный проход для«Йоа» был открыт. Но начались осенние бури, надвигаласьзима с ее темнотой… Кроме того, Амундсен знал, что дальше назапад путь проходит по трудному фарватеру. К тому же главной задачейэкспедиции было изучение области у Северного магнитного полюса. Какни привлекала Амундсена мысль продолжать плавание, все же онудержался от соблазна. Решено было остановиться на зимовку, хотя льдыпоявились в этой области только через десять дней.
Из ящиков для провианта и снаряжениябыли построены два дома. Устройство ящиков было тщательно продумано.Они были сделаны из дерева особо подобранных пород и скреплялисьмедными гвоздями, чтобы материал был немагнетическим и гвозди неоказывали влияния на магнитные иглы очень чувствительныхинструментов, когда из ящиков будет сооружена магнитная обсерватория.
В одном из построенных домов поселилисьна время зимовки двое участников экспедиции, а во втором былипоставлены инструменты для магнитных наблюдений. Собак свезли наберег. На берегу же был построен склад для провианта, куда и былосложено продовольствие в жестяных, запаянных ящиках, вынутых издеревянной тары.
На «Йоа» остались зимоватьпятеро. Амундсен вместе с лейтенантом Хансеном занял кормовую каюту,а трое остальных заняли носовое помещение. Камбуз1былперенесен в трюм. В световые люки были вставлены двойные рамы, вкаютах поставлены керосиновые печи и отрегулирована вентиляция дляборьбы с сыростью – одним из самых опасных врагов полярногозимовщика. Все судно сверху было покрыто брезентом.
Павильон для производства абсолютныхмагнитных наблюдений был построен из снежных глыб, а вместо крышибыло натянуто полотнище из тонкой просвечивающей материи. Собачникбыл вырыт в большом сугробе снега и покрыт опрокинутой вверх дномшлюпкой. Всю постройку облили снаружи морской водой и получился«монолитный» дом.
Деревянные ящики, наполненные песком,оказались великолепным строительным материалом. Амундсен усерднорекомендовал его всем полярным зимовщикам. Нужно только, чтобы подрукой был песок, иначе ящики не приносят особой пользы и не спасаютпомещения от сырости. Опыт двух зимовок показал, что жившие в доме,построенном из ящиков с песком, считали свое жилище идеальным и ни зачто не хотели переходить на судно. В каюте же Амундсена и Хансенабыло очень сыро, и жильцам ее всю зиму приходилось каждый вечервырубать с коек целые горы льда. В носовом помещении тоже было сыро,но не так, как на корме.
В первую зиму все судно было нарочнозавалено снегом, и тогда температура в носовой каюте ни разу неспускалась ниже нуля; у Амундсена же всегда было ниже нуля. На вторуюзиму решили попробовать не засыпать судна снегом. Однако, хотя зима1904–1905 года была мягче предыдущей, в обеих каютах былоодинаково холодно, и «Йоа» снова завалили снегом.
Повседневная жизнь скоро пошла своимчередом. Недостатка в работе у зимовщиков не было. Все семеро жилидружно, небольшой коммуной, где царила добровольная дисциплина приполной самостоятельности каждого.
– Можно работать без того,чтобы бич закона щелкал у тебя над головой! – говорилАмундсен. – Тогда охота к работе увеличивается во многораз, а поэтому повышается и ее качество.
Сам Амундсен всегда и во всемоказывался впереди. Он являлся инициатором всякой работы и в то жевремя исполнял различные обязанности по экспедиции, отбывал вахты вочередь с остальными, участвовал в санных поездках. Он считал, чтодля человека, работающего разумно, а не как заведенная машина, всегданайдется какое-нибудь дело. У участников экспедиции был установленстрогий распорядок дня– определенное время уделялось еде,работе, отдыху. Работа поддерживала у людей хорошее настроение,отвлекала их от черных мыслей в моменты опасностей и трудностей.
Амундсен не допускал, чтобы работапроизводилась наспех, кое-как, «приблизительно». Всякоедело должно делаться хорошо, быстро, точно, все должно быть заранееприкинуто, взвешено, рассчитано, проверено. Он не любил, когдачеловек, получивший какое-нибудь распоряжение, сразу же говорил ему:
– Боюсь, что у меня ничегоне выйдет. Я с этим не справлюсь.
Амундсен хотел, чтобы даже при трудномзадании участник экспедиции старался попробовать , что изэтого выйдет, и вкладывал в работу все свое старание, знания, опыт исилу. Он стремился, чтобы все товарищи заражались его стремлением кпобеде, чтобы их воодушевляло то же, что воодушевляет его самого.
Трудности существуют только для того,чтобы их преодолевать!
Скоро место зимовки «Йоа»сделалось центром внимания окрестного населения.

Почему-то участники экспедиции решили,что эскимосов тут не бывает и совершенно о них не думали. Норвежцыстарательно охотились на оленей, запасая себе мясо на зиму. Как-тоутром, во время прогулки кто-то увидел вдали на белом снежном покровечерные точки.
Побежали за ружьями, за биноклями. Одинтолько лейтенант Хансен, обладавший очень острым зрением, нешевельнулся.
– Ну что же, Хансен, –обратился к нему Амундсен – разве вам сегодня не хочетсяпоохотиться на оленей?
– Конечно, хочется, нотолько не на этих, – отвечал лейтенант. – Ведьони о двух ногах!
Действительно, в бинокль можно былоразглядеть, что к «Йоа» приближаются пять человек.
Не зная, к чему приведет неожиданнаявстреча с эскимосами, Амундсен вышел к ним вооруженный с двумявооруженными же людьми. Но такие меры предосторожности оказалисьизлишними. Едва эскимосы услышали единственное эскимосское слово,которое знал Амундсен из книг и которое обозначает очень сердечноеприветствие, как всякие подозрения– а их питали с обеих сторон– были забыты. Произошла очень радостная и вполне дружескаявстреча.
С этих пор до самого отплытия «Йоа»– 13 августа 1905 года, между эскимосами и норвежцамисуществовали хорошие, почти ничем не омраченные отношения.
Амундсен собрал обширнейшиеэтнографические коллекции, выменивая интересовавшие его вещи упредставителей различных эскимосских племен. Кроме того, он усердно ивнимательно изучал образ жизни и нравы местного населения, стоявшеготогда на очень низкой ступени развития. Некоторым из них еще не былоизвестно использование жел’еза и меди, у большинства орудия лова иохоты были сделаны из костей оленя, моржа, даже мускусного быка, хотямускусный бык водится главным образом на севере и северо-востокеГренландии. Все эскимосы добывали огонь только трением; питались илисырым мясом (оленя, тюленя, рыбы), или слегка подогретым на огне.
Однако их навыки, их уменьеприспособляться к труднейшим условиям существования в полярныхстранах, искусство, с каким они занимаются промыслом, строят своиснежные дома, каяки, шьют одежды, украшая их замысловатыми рисунками,их замечательное чутье, которым они руководствуются пристранствованиях по ледяным пустыням в зимней темноте или в густомтумане летом, их ласковое обращение с детьми, наконец, их первобытнаячестность, – пленяли и восхищали Амундсена.
Правда, в рассказах Амундсена обэскимосах, о жизни среди них, об общении с ними всегда чувствуетсянотка некоторого высокомерия, свойственного буржуазному европейцу. Попредставлениям эскимоса в белом человеке есть что-то необыкновенное.Его смертоносное оружие, уменье добывать себе мгновенно свет и тепло,богатое снаряжение, разнообразная пища, волшебные самодвижущиесякорабли внушают невежественному дикарю суеверный ужас. И, не считаясебя «существом высшим», «властелином»всякого цветного человека, Амундсен все же поддерживает я эскимосахих суеверный ужас перед белым человеком и обращает его в средствосвоей защиты. Амундсен часто говорит об эскимосах, как о неразумных ине подающих надежд стать когда-нибудь сознательными существах. Видяих недостатки – телесные или моральные – Амундсен неможет удержаться от снисходительной улыбки. Когда он не понимает ихпобуждений, их поступков, их «диких», «нецивилизованных»манер, он подшучивает над ними. Он не очень уважает и их чувствочеловеческого достоинства. Рассказывая об одной санной поездке,Амундсен говорит, правда, посмеиваясь: «Как человекцивилизованный, я впряг своих гостей (пришедших на „Йоа“)в сани».
В то же время он посещает их жилища,живет с ними и у них, делит с ними пищу, пользуется их помощью вборьбе с препятствиями и затруднениями. В своих отношениях сэскимосами Амундсен строг и требователен, но старается бытьсправедливым. Строгость, по его мнению, нужна, ибо эскимосы –дети. Сами они «не понимают», что можно делать, чегонельзя. Поэтому Амундсен закладывает неопасный для жизни фугас околосклада с провиантом, чтобы эскимосы чего-нибудь не стащили, илиустраивает бег взапуски при разделе негодного экспедиционногоимущества – кто раньше добежит, тот и получит больше. В то жевремя он запрещает своим спутникам вступать в связь c эскимосскимиженщинами, следит за тем, чтобы никто не обижал их. Большего, право,нельзя ждать от буржуазного европейца!
Разумеется, охраной эскимосской морали,как таковой, Амундсен не интересуется, как не особенно критикует иобычай эскимосов предлагать своих жен кому угодно за любой пустяк, заржавый гвоздь. Он защищает эскимосских женщин только для того, чтобыэскимосы уважали в белом существе нечто необыкновенное, лишенноечеловеческих страстей. Только тогда и можно раз’езжать повсюдубезопасно.
При меновой торговле с эскимосамиАмундсен, как и всякий цивилизованный европеец, бесцеремонно надуваетэскимосов, наделяя их пустяками в обмен на драгоценный пушной товар,отличную меховую одежду, прекрасные орудия лова, крупное количествопервоклассной пищи. Нередко он выражает по этому поводу искреннееогорчение, но ищет оправдания в том, что ценность вещи определяетсязаконами спроса и предложения– простая швейная игла дляэскимоса дороже полной меховой одежды или шкуры белого медведя, а ножявляется неслыханным богатством.
Вообще же Амундсен, подобно Нансену,считает, что цивилизация (в буржуазном значении этого слова) дляэскимосов гибельна и что от общения с белыми эскимос только теряет,хотя он и заводит себе дома, керосиновые печи, магазинные винтовки,моторные лодки (как, например, на Аляске).
Мое лучшее пожелание нашимдрузьям-эскимосам, – пишет он, – чтобыцивилизация никогда не коснулась их… Эскимосы, живущие вдалиот цивилизации, несравненно счастливее, здоровее, честнее идовольнее.
Нансен, описывая жизнь и быт эскимосов,критикует европейские методы приобщения их к цивилизации, иногдарезко нападает на европейского культуртрегера и бичует его. Амундсенже ограничивается только констатированием факта.
Благодаря постоянной работе, саннымпоездкам, занятию охотой, прошел незаметно целый год.Саморегистрирующие инструменты в вариационном павильоне со 2 ноября1903 года находились в непрерывном действии. Ежедневно в 12 часовмагнитолог Вик менял ленту в приборе. Зимой это была тяжелая задача –температура падала иногда до —60°Ц, и наблюдателюприходилось прокладывать себе дорогу в пургу по снежным сугробам.Метеорологические наблюдения производились дважды в сутки –этим делом занимался Ристведт. Кроме того, записи велись исамопишущими приборами.
Лейтенант Хансен исполнял обязанностиастронома, картографа, фотографа, геолога, геодезиста. Особогопавильона для наблюдения тех или иных астрономических моментов уэкспедиции не было, и Хансен устраивался со своими инструментамигде-нибудь за снежной стеной. При таких условиях астрономическиенаблюдения зимой требовали от человека жертвенного подвига!
Лунд и Хельмер Хансен исполняливсевозможные работы и поручения, каждый по своей специальности. Лундособо занимался водоснабжением—в зимнюю пору задача оченьнелегкая, – а попечению Хансена были вверены собаки.
Линдстрем– главныйпровиантмейстер – кормил всю команду, а также собиралзоологические (летом и ботанические) коллекции по заданиюуниверситета в Кристиании. Обязанности кока в полярной экспедиции–дело ответственное и нелегкое. Линдстрем с честью нес их целых тригода, всегда сохраняя прекрасное настроение духа.
Сам Амундсен, кроме разной повседневнойработы, занимался и научными наблюдениями, а с наступлением весныпредпринял ряд санных поездок вдоль берегов Боотии-Феликс понаправлению к Северному магнитному полюсу, от которого гавань «Йоа»отстояла миль на девяносто. Была исследована местность как околостарого, так и нового магнитных полюсов.
Все участники экспедиции в свободное отобязательных работ время учились у эскимосов строить снежные хижины –«иглу», вносили всевозможные улучшения в различныепредметы полярного снаряжения, постоянно проверяя на деле их качествои пригодность. Сани, палатки, одежда, спальные мешки, собачья сбруя,керосинки, – все подвергалось обсуждению и испытанию. Какбудто бы хорошо, а нельзя ли сделать еще лучше?
Какой-нибудь, на первый взгляд, пустяк– то или иное устройство двери в палатке, в действительностисерьезнейшая вещь, – служил темой продолжительных споров иразговоров, пока, наконец, не «запатентовывалось»изобретение кого-нибудь из участников экспедиции. Во время полярныхпоходов не существует никаких пустяков, нужно вечно быть начеку.Всякая неосмотрительность, каждая самая ничтожная ошибка, каждыйпромах караются там смертью!..
Вот почему Амундсен и при посещенииэскимосских стоянок, и при своих санных поездках, и на охоте ко всемуприглядывался, все изучал, все рассматривал. Какая упаковка лучшевсего переносит перевозку снаряжения по торосистому льду? Какого родаремни или веревки меньше всего соблазняют голодных собак? Какие лыжинаиболее пригодны для путешествий по ледяному насту? Какое деревоменее хрупко на трескучем морозе? В какой обуви легче предохранитьноги от ранения при ходьбе по неровному промерзшему снегу?
Лето 1904 года было довольно холодное,и лед в бухте, где стояла «Йоа», не вскрылся. Делатьнечего, приходилось оставаться на вторую зимовку. Амундсен надеялся,что будущий год принесет более благоприятные условия. А пока можнобудет продолжать и развивать свою научную работу.
Вторая зима прошла тоже вполнеблагополучно. Научные наблюдения производились по прежней программе.Опыт пережитой зимовки открыл возможность ввести на «Йоа»некоторые улучшения. Значительно изменили и улучшили также иастрономическую обсерваторию.
Участники экспедиции работали дружно ибодро, а работы всегда был непочатый край. То одно, то другое делоожидало своей очереди. Амундсен внимательно следил за тем, чтобыкаждый был целиком загружен работой. Праздность в полярнойэкспедиции, да еще во время зимовок, когда настроение легко падает ичеловек быстро поддается унынию и апатии, с которыми приходятболезни, действует деморализующе. Вот почему Амундсен никогда не бралв свои экспедиции много народу: несколько человек всегда можно занятькакой-нибудь работой, но обеспечить на зимовке постоянной работойбольшое количество людей – вещь совершенно невозможная.
Настал 1905 год. Скоро начал замечатьсяперелом зимы и появились все признаки того, что весна уже близка.Значительно более высокая температура, наблюдавшаяся во вторуюзимовку, предвещала хорошее лето, а это давало надежду на вскрытиельдов. Зимние исследовательские работы были окончены, и место стоянки«Йоа» опоясалось цепью «магнитных станций». Вначале апреля Амундсен отправил небольшую санную экспедицию на западк Земле Виктории. Оставшаяся группа занялась подготовкой к ликвидациизимовки, заготовляла провизию, охотясь на оленей и куропаток. Частьпровианта– тюленину, рыбу – выменивали у эскимосов.
Первого июня после девятнадцатимесячнойнепрерывной работы были остановлены саморегистрирующие инструменты.Затем были разобраны постройки на берегу, и строительный материалперевезен на «Йоа». К концу июня начала вскрыватьсяприбрежная полынья, а через месяц вся бухта была уже чиста от льда. Кэтому времени участники экспедиции закончили все подготовительныеработы. Имущество и снаряжение, коллекции и материалы двухлетнихнаучных наблюдений были погружены на судно. «Йоа» могла влюбой момент двинуться в путь. На берегу до последней минутыоставались лишь метеорологические инструменты. Амундсен ждал тольковскрытия льдов в проливе к западу от места зимовки «Йоа».
В три часа утра 13 августа «Йоа»снялась с якоря и под приветственные крики эскимосов вышла из гаванив море. Часть предстоявшего экспедиции пути была еще неизведаннойобластью – здесь до «Йоа» нe плавало еще ни одногокорабля. Поэтому Амундсен принимал меры особой предосторожности,чтобы с «Йоа» опять не произошло какого-нибудь несчастья.Между тем условия плавания были очень тяжелыми: непроницаемый туман,постоянно меняющийся ветер, полная неуверенность в показаниях компаса(из-за близости магнитного полюса). Приходилось полагаться только нанепрерывные промеры глубин лотом.
Даже и дальше, к западу, когда «Йоа»очутилась уже в тех водах, где до нее побывали другие экспедиции,дошедшие сюда со стороны Берингова пролива, Амундсен продолжалпродвигаться вперед очень осмотрительно и осторожно. Со времениотплытия «Йоа» с места ее зимовок он нервничал. Его непокидала мысль о том, что каждую минуту экспедицию может постигнутьнепоправимое несчастье. До сих пор плавание «Йоа»развивалось благополучно, но сейчас, во время этого опасного плаваниясперва вовсе незнакомым, а потом мало исследованным фарватером,каждый неверный поворот руля мог повлечь за собой гибель судна, можетбыть, даже со всей его командой.
Амундсен сознавал свою тяжелуюответственность за все – за жизнь людей, за выполнение взятойна себя задачи. Он осторожен, он бдителен, он внимателен ко всякоймелочи, но кто знает, что несет с собой следующая минута?
Эти мысли отгоняли от него сон, лишалиаппетита. К тому же изнурительные восемнадцатичасовые вахты, которыеотбывали на этом труднейшем участке пути все участники экспедиции,мало способствовали душевному спокойствию капитана.
Так прошло две недели. Промеряябеспрестанно глубины лотом, пробуя то здесь, тo там, иной разбуквально проползая над отмелью, «Йоа» медленнопродвигалась все дальше и дальше на запад.
Утром 26 августа лейтенант Хансенкубарем скатился по трапу в каюту к Амундсену.
– На горизонте корабль!
Крикнув это, он сейчас же стремительновыскочил из каюты.
Амундсен понял, что значат эти слова!Северо-западный проход был пройден. «Йоа» встретилась ссудном, вошедшим в эти воды со стороны Берингова пролива: цепьсомкнулась!
Торопливо накинул на себя Амундсенодежду, натянул сапоги. Одеваясь, он отыскал глазами портрет Нансена,висевший на переборке, и весело кивнул ему головой. Вот друг, которыйоценит все труды, старания и заботы, приведшие к победе!
Минувшие две недели мучительныхраздумий, тяжелых забот, бессонных ночей наложили на Амундсенасильный отпечаток. Он рассказывает, что в те дни при первой встрече сним ему давали от шестидесяти до семидесяти пяти лет. А ему былотогда только тридцать три года!
Получив от капитана встреченного «Йоа»судна, которое оказалось американским китобоем, сведения об условияхдальнейшего плавания, Амундсен, не задерживаясь, пошел на запад,чтобы закончить экспедицию еще в том Же году. Однако вскоре же, дойдялишь до Кингс-Пойнта, на северном берегу Канады, «Йоа»была задержана непроходимыми льдами и вынуждена была здесьзазимовать. Эта зимовка, по счету третья, началась уже 9 сентября.
Недалеко от места стоянки «Йоа»замерзло во льдах и зазимовало около десятка китобойных судов.
Кроме того, сюда нередко наезжалиэскимосы. Поэтому пожаловаться на отсутствие общества зимовщики немогли. Первое время соседи-американцы не очень-то благоволили кнорвежцам, боясь, что они окажутся лишними «голодными ртами».Но Амундсен так старательно обеспечил свою экспедицию провиантом, такзаботливо пополнял свои запасы в течение зимовок, что в результате неамериканцы помогали ему, а он американцам.
Вынужденную зимовку решено былоиспользовать для продолжения научных наблюдений. Вскоре на берегу ужестояли метеорологическая будка и «обсерватория» длямагнитных вариационных инструментов. В начале октября наблюдателиприступили к работе.
Амундсена очень волновала невозможностьдать знать в Норвегию о ходе экспедиции и о состоянии здоровья ееучастников. Поэтому его страшно обрадовала весть, что капитанызазимовавших китобойных судов намереваются сообща нанять кого-нибудьиз эскимосов и послать с ними почту в форт Юкон, ближайший населенныйпункт на Аляске. От места зимовки «Йоа» до форта Юконбыло несколько сот километров. Рассчитав, что если послать своидепеши с этой почтой, то ответ на них будет получен в лучшем случаетолько в мае, Амундсен решил для ускорения дела с’ездить или, вернее,«сбегать» с почтой сам. Сказано—сделано! 24 октябряон уже был в пути и направлялся на юг с двумя эскимосами (мужем иженой) и одним из американских капитанов, который ехал на санях.Через месяц они прибыли в форт Юкон, но к полному разочарованиюАмундсена телеграфной станции там не оказалось. Ближайший телеграфбыл в Игл-Сити, еще на 200 миль к югу.
Что же делать? Целью похода Амундсенабыла отсылка телеграмм, – он и пошел на телеграф!
На этот раз их было трое:индеец-проводник и Амундсен с капитаном. 5 декабря при морозе в 50°Цпутешественники прибыли в Игл-Сити, и Амундсен немедленно отослал вЕвропу свои телеграммы… прибегнув к кредиту, любезнопредложенному ему начальником военного телеграфа.
Пробыв в Игл-Сити два месяца, чтобыдождаться писем в ответ на свои телеграммы, Амундсен 3 февраля 1906года двинулся в обратный путь на север и 12 марта был уже на «Йоа»,доставив товарищам письма и газеты.
Такой пятимесячной прогулке – тримесяца из нее были проведены в пути, причем Амундсен бежал впередисаней на лыжах, – он, повидимому, не придавал особогозначения. В описаниях своих путешествий Амундсен отводит ей всегонесколько страниц. Обратную дорогу из Игл-Сити к месту зимовки «Йоа»он вообще называет «чистым удовольствием».
Да и действительно, что говорить обэтой «прогулке на телеграф», протекавшей в общем вдовольно сносных условиях (хотя капитан, начальник этого похода,держал Амундсена впроголодь), если в 1922 году, уже на шестом десяткесвоей жизни, Амундсен покрыл в десять дней 750 километров пути от«Модхейма»1вУэнрайте (на Аляске) до залива Коцебу в сопровождении одного толькоспутника-эскимоса. Лишь часть пути можно было ехать на санях –они были очень сильно нагружены, – и почти всю дорогуАмундсен бежал на лыжах, иногда с трех часов утра до десяти вечера!
Вскоре после возвращения Амундсена на«Йоа» умер, повидимому, от воспаления легких самыймладший из участников экспедиции – магнитолог и второй машинистГустав Юль Вик.
С невыразимой грустью и больюрассказывает Амундсен о смерти своего верного сотоварища…
Тридцатого июня все научные наблюденияна месте зимовки экспедиции были закончены, и инструменты взяты наборт судна. В самом начале июля «Йоа» выбралась из льдови в течение нескольких недель отстаивалась у берегов острова Гершеля,уклоняясь от главных масс пловучего льда, дрейфовавшего то в одну, тов другую сторону. Лишь через месяц Амундсену удалось вывести судно начистую воду. Дальнейшее плавание протекало почти без всякихосложнений, и после кратковременной, но тяжелой борьбы со льдом «Йоа»пробилась к мысу Барроу – северо-западной оконечности СевернойАмерики. В двадцатых числах августа судно обогнуло его. Отсюдаэкспедиция без труда достигла Берингова пролива и вошла в него,направляясь на юг вдоль берега Аляски. 30 августа «Йоа»прибыла в город Ном, приветствуемая всем его населением, а в октябредостигла конечного пункта своего плавания – Сан-Франциско, гдеи осталась навсегда.
Амундсен подарил свой славный корабльгороду, и с тех пор «Йоа» стоит там в парке как музейныйэкспонат.
Судьба научных материалов, собранныхэкспедицией «Йоа», довольно плачевна. Для их обработкипонадобилась громадная работа, в особенности в части наблюдений,относящихся к изучению явлений земного магнетизма. Эта работа давноуже закончена, но результаты ее до сих пор не опубликованы, хотя современи плавания «Йоа» прошло свыше тридцати лет! –Опубликование задерживается недостатком денежных средств, –меланхолично замечает один норвежский биограф Амундсена.
Даже написанная Амундсеном книга обэкспедиции не могла появиться в свет в том виде, в каком ее задумалавтор. Тот же недостаток средств заставил обкромсать рукопись, ивместо двух томов был напечатан только один. Зато норвежские музеиохотно приняли в дар от Амундсена его огромнейшие и богатейшиеэтнографические коллекции! И таким образом, важнейшие и ценнейшиенаучные материалы, ради которых и было предпринято все путешествие,продолжают лежать втуне, хотя они, по отзывам специалистов,«единственные», «впервые произведенные» ит. д. и т. п. Такова печальная участьнаучно-исследовательских экспедиций в капиталистических странах!
Вести о благополучном окончаниитрехлетнего плавания Амундсена норвежские газеты уделили не слишкоммного внимания, ограничившись в большинстве случаев простымсообщением, чуть ли не в хронике:
«„Йоа“ прошласеверо-западным проходом».
НОВЫЕ ЗАМЫСЛЫ

Остаток 1906 года и 1907 год Амундсенпровел в раз’ездах по Америке и Европе с докладами о своей экспедициии заработал достаточно денег, чтобы, вернувшись в Норвегию,расплатиться со всеми своими кредиторами. Дальнейшая судьбапривезенных им обширных научно-исследовательских материалов его неинтересовала. Как уже упоминалось, Амундсен не был ученым. Он могсерьезно заняться изучением той или иной дисциплины, знание которойбыло ему необходимо для его дальнейшей практической деятельности, ноего невозможно было привлечь к обработке вывезенных им материалов илиже побудить к продолжению работы в той же области. Кабинетнаянаучно-исследовательская работа не только не привлекала его, но былачужда его кипучей, живой натуре, утомляла его. Само действие,осуществление задуманного, – вот в чем Амундсен виделсмысл жизни!
И Амундсен ищет новых целей.
Годы, проведенные им среди эскимосов вледяных пустынях американского севера, были переломными в историиНорвегии. Маленькая страна, с древнейших времен бывшаясамостоятельным государством или совокупностью самостоятельныхгосударств, в течение четырех веков, до 1814 года, принадлежала Даниии управлялась датскими королями. В эпоху борьбы с Наполеономразличные коалиции и союзы европейских держав в своих выгодахвтягивали Данию в те или иные политические комбинации. После того какДания присоединилась к Франции, разорвав долголетние дружеские связис Англией и со Швецией, Норвегия была обещана союзниками Швециивзамен Финляндии, отошедшей в 1809 году к России. Когда Наполеон былразбит под Лейпцигом в 1814 году, шведские войска под начальствомбывшего наполеоновского маршала Бернадотта вторглись в пределы Дании;в результате Норвегия отошла к Швеции на правах самостоятельногогосударства, связанного со Швецией только личной унией, т. е.общим королем.
Такое положение длилось почти сто лет.За это время в Норвегии выросла и развилась своя буржуазия, окрепторгово-промышленный класс, народилась крупная промышленность,появился большой коммерческий флот, который вскоре превратился в«мирового извозчика»: сама природа – географическоеположение страны и ее климат– создавала крепкие кадрыиспытанных моряков. Собственных грузов в Норвегии нехватало, нонорвежские пароходы бороздили воды всех морей и океанов с чужимигрузами.
Возникли и пышно расцвели такие отраслипромышленности, как лесная (производство пиленого и струганого леса)и ее детище – бумажно-целлулозная, превратившаяся в поставщицупочти всего мира. Делали большие успехи и судостроительная, ижелезоделательная промышленность.
Норвежский капитал становился насобственные ноги, а привозным—иностранным—капиталамделалось душно в стране, которую ее союзница сильно прижимала вкоммерческих делах. Все это привело к довольно острому конфликтумежду Швецией и Норвегией, едва не окончившемуся войной. Впрочем,норвежское население, избалованное многолетним мирным периодом,которым наслаждалась страна, с тех пор так и называет «войной»те отношения, которые сложились между обеими странами летом 1905года, когда шведские и норвежские войска были стянуты к границе.
Покинув Норвегию, когда она была ещесвязана унией со Швецией и не имела даже консульских представителейза границей, Амундсен вернулся в новое молодое государство,независимое от Швеции, со своим собственным королем. Крупнойбуржуазии удалось сломить республиканские тенденции и добитьсямонархического образа правления.
Легко себе представить настроения ичувства молодого исследователя, вернувшегося на родину победителем.Ведь им была разрешена загадка, волновавшая человечество четыре века!Теперь Амундсен был заслуженным полярным путешественником,выдвинувшимся в первые ряды мировых исследователей Арктики. Такблестяще начатая им деятельность сулила впереди новые достижения,новые успехи. Цель, смутно намечавшаяся еще в юношеские годы, затемсерьезно избранная зрелым человеком, наконец, достигнута.Останавливаться на этом пути нельзя, надо итти все вперед и вперед…Но что же выбрать такое, что могло бы возвысить молодое государство,носителя древних традиций и славных преданий? Всю свою жизнь Амундсенбыл ревностным патриотом, хотя и буржуазного толка. Куда же понестиему теперь новый норвежский флаг, которого еще не видели полярныестраны?
Естественно, что все мысли Амундсенаобратились к Северному полюсу. Нансен в 1895 году дошел до 86°14. Спустя несколько лет его опередил на этом пути итальянец Каньи,достигший 86° 34. Вот цель, достойная норвежского полярногоисследователя!
Нужно заметить, что мысль о продолженииработы, начатой за несколько лет перед тем в Антарктике, занималаАмундсена раньше, чем у него возникли планы об организации экспедициик Северному полюсу. Но это было тогда, когда он не знал, что Норвегиястала самостоятельной. Теперь же надо было скорее удивить Европу иАмерику и браться за работу в таких областях, которые расположенысравнительно близко, находятся тут под рукой, в каких-нибудь двухтысячах километров от северных берегов Европы. И Амундсен энергичнопринялся за подготовку к экспедиции на Северный полюс.
Прежде всего надо было как-тозаинтересовать широкие общественные круги – ведь только от нихприходилось ожидать поступления крупных денежных средств, которыхтребовала подобная экспедиция. В самом деле, у многих мог вполнеестественно возникнуть вопрос: а зачем, собственно говоря, открыватьСеверный полюс? Кому и какую это принесет пользу?
Плавания северо-восточным исеверо-западным морским путем оправдывались тем, что при организацииих исходили из попыток найти кратчайшие пути в Индию. Позднее онибыли связаны с продолжением работ по описанию и нанесению на картысеверных берегов Европы, Азии и Америки.
Затем изучение северо-западного путиоживилось в связи с гибелью Франклина и его спутников и с посылкой вэти воды нескольких десятков спасательных экспедиций.Северо-восточный же путь долго оставался без внимания со стороныполярного исследования, пока им не заинтересовались русскиеторгово-промышленные круги, увидевшие в решении этой проблемысредство оживить Сибирь. В результате произошла известная экспедицияНорденшельда на «Веге», которой предшествовал рядплаваний его же в устье реки Енисея северным морским путем.
Стремление исследователей к Северномуполюсу стало проявляться сравнительно недавно – лишь в началеXIX века. До этого времени, пожалуй, нельзя зарегистрировать ни однойполярной экспедиции, преследовавшей только такую цель. Даже в XIXвеке мы почти не находим экспедиций, главным заданием которых было быдостижение Северного полюса. Такие экспедиции возникают в самом концевека и в первое десятилетие нашего столетия. Движущей их причинойчаще всего является желание прославить свою страну или же поставитьрекорд, обогнать кого-нибудь из своих соперников, преследующих ту жецель. Большую роль играет также жажда приключений, которая иногдатолкает отважных исследователей на многое, заставляет их совершатьгероические поступки, несмотря на то, что некоторые из такихисследователей являются в сущности просто авантюристами.
Стоит привести взгляд самого Амундсенана роль «жажды приключений».
«Я не хочу говорить ничегоплохого о жажде приключений, – пишет он. – Этовполне естественное стремление к волнующим переживаниям, заложенное вкаждом здоровом человеке. Несомненно, оно унаследовано от нашихдалеких предков, борьба которых за существование была связана снеуверенностью в результатах охоты, опасными схватками с дикимизверями и страхом перед неведомым. Для них жизнь была одним сплошным„приключением“, и увлекательное ощущение, испытываемоенами при воскрешении их образа жизни, есть нормальное возбуждение,даваемое здоровыми нервами… Наши предки ежедневно рисковалижизнью, чтобы получить то, чем они должны были жить. Когда мы„флиртуем со смертью“, мы возвращаемся обратно к нервнойрадости первобытного человека, которая защищала и поддерживала его вповседневной борьбе.
Напротив, для исследователя приключениеесть только маложелательный перерыв в его серьезной работе. Он ищетне душевных волнений, а знания неведомого. Часто его поиски бывают„бегом на перегонки с голодной смертью“. Для негоприключение– лишь последствие дурной проработки плана, из-зачего потом он и подвергается всяким испытаниям. Или же этонесчастливое подтверждение того факта, что никто из людей не можетохватить всех будущих возможностей. У всех исследователей бывают„приключенческие“ переживания. Исследователь испытывает,как следствие их, разные душевные потрясения и с удовольствиемвспоминает о них. Но он никогда за ними не гоняется. И поэтомуисследование – чрезвычайно серьезная работа.
Не все „потенциальные“исследователи признают справедливость этих слов. В результате многиеиз них преждевременно сходят в могилу, и многие надежды разлетаютсякак дым». («Mitt liv som polarforsker». стр.218–219).
Из-за того, что некоторыми полярнымиэкспедициями руководили авантюристы, широкие общественные круги сталисмотреть, по мнению Амундсена, на полярные путешествия как на погонюза славой, за сенсацией, в поисках новых—иногда простосумасшедших рекордов. Серьезным экспедициям наносился этимнепоправимый вред. Из-за распространенности таких взглядов наарктические (или антарктические) путешествия, настоящимисследователям бывало чрезвычайно трудно собрать необходимые средствана осуществление своих планов или хотя бы втолковать обществу, какиесерьезнейшие научные результаты могут дать их экспедиции.Действительно, кто, кроме узкого круга специалистов, понимает всезначение научных материалов по океанографии, метеорологии,климатологии, аэрологии полярных областей?
Итак многие задавались и задаютсявполне естественным в их устах вопросом: для чего нужно достижениеСеверного полюса и исследование примыкающей к нему области?
В конце апреля 1907 года, незадолго довозвращения Амундсена в Норвегию, Ф. Нансен выступил в Лондоне вГеографическом обществе с докладом о ближайших целях полярногоисследования. Он указал, что главнейшей задачей при изучении Арктикидолжно быть основательное научное обследование Северного Ледовитогоокеана как с точки зрения географии, так и геофизики. Для этого надопослать новую экспедицию «Фрама» через неизвестнуюобласть этого океана, но севернее пути, пройденного «Фрамом»раньше, и от исходного пункта, лежащего дальше на восток. Изучениеокеанографии этой области, а также метеорологических, климатических имагнетических условий ее даст многое для уяснения механики и физикиатмосферы и океана и поможет лучшему знакомству с явлениями,обусловливающими состояние погоды почти во всем северном полушарии и,во всяком случае, в умеренном его поясе. С этим связаны в первуюочередь вопросы о предсказаниях погоды на долгий срок, ледовыепрогнозы и т. п.
Амундсену оставалось только подхватитьэтот план, что он и сделал. Ведь Нансен не собирался сам организоватьэкспедицию! Он только указывал вехи для нее. После совещания сНансеном Амундсен, получив согласие своего великого друга, выступил вноябре 1908 года на заседании Норвежского Географического общества сбольшим планом семилетнего дрейфа на «Фраме» во льдахполярного бассейна, начиная с какого-нибудь пункта к северу отАляски.
План Амундсена был поддержан всемикрупнейшими норвежскими специалистами, и в первую очередь Нансеном. Вобщественных кругах усердно насаждался лозунг: «Переднорвежским полярным исследованием достойная задача – продолжатьнациональную традицию наших предков, исследователей Норвежского моряи Ледовитого океана!»
Интерес к плану Амундсена был велик,хотя сам Амундсен пока не указывал, что главнейшей целью егоэкспедиции является достижение Северного полюса – позднее онсам признался в этом, – и все в Норвегии делали вид, чтоверят в научную сторону предприятия. Денежные средства притекали совсех сторон. Норвежский парламент – стуртинг – ассигновалАмундсену значительную сумму, отдельные лица и учреждения щедройрукой отпускали Амундсену деньги. На этот раз финансовая сторонапредприятия не тревожила его! Денег будет сколько угодно. Вэкспедиции заинтересованы все: и ученые, и политики, и народившиеся вНорвегии крупные промышленники– все снаряжение экспедиции будетнорвежским, – и средний весьма патриотически настроенныйкласс. Еще бы! После выигранной «войны»!
Амундсен предполагал использовать дляэкспедиции старый нансеновский, еще прекрасно сохранившийся «Фрам»,отремонтировать его и выйти на нем в плавание на юг. Спуститься поАтлантическому океану до берегов Южной Америки, обогнуть мыс Горн,выйти в Тихий океан, пересечь его на всем протяжении, подняться насевер до Берингова пролива и войти во льды как можно дальше к северуили северо-востоку, лучше всего у мыса Барроу. А затем итти на западвместе с ледовым дрейфом по воле ветров и течений. Быть может «Фрам»пронесет течением через Северный полюс. Быть может, экспедицияпройдет вблизи него, и тогда санная партия предпримет поход к самомуполюсу.
Все приготовления к плаванию были ужезакончены, «Фрам» был почти готов к отплытию. Вдругпроизошло совершенно неожиданное событие, которое, разумеется,нисколько не снижало научного смысла амундсеновского предприятия, ноне только задевало, а просто «убивало» его спортивнуюроль.
Осенью 1909 года в Европе была полученателеграмма, что знаменитый американский полярный исследователь РобертПири, в течение двадцати трех лет ведший борьбу с полярными льдами,восемнадцать раз зимовавший в Арктике, предпринимавший несколько атакна Северный полюс и все ближе и ближе продвигавшийся к нему,наконец-то, вышел победителем из труднейшей схватки с силами природы.6 апреля 1909 года им поднят на Северном полюсе американский флаг!
Едва в Норвегии была получена этателеграмма, как интерес к новому плану Амундсена разом остыл.
Как ни твердили все, что это –серьезная экспедиция, не гоняющаяся за сенсациями, не преследующая нирекламных, ни рекордсменских целей, как ни уверял раньше самАмундсен, что для него выше всего наука, однако разочарование былополным. «Третья» экспедиция «Фрама»1сразуутратила свой смысл, лишилась своего «драматического момента»,как говорить об этом норвежский географ О. Скаттум.
Однако затраты были сделаны, все былоготово – остановить, отменить экспедицию было нельзя. Седьмогоиюня 1910 года Амундсен покинул Кристианию, делая вид, что егочрезвычайно интересуют научные задачи, не разрешенные стремительнымпоходом Р. Пири. «Фрам» вышел в плавание недоснабженным.Экономическое положение Амундсена было, как обычно, очень плохим. НоАмундсен уже составил и тщательно разработал в тиши своего кабинетановый план, поразительно смелый и решительный. Он сам сознается, чтотелеграмма об открытии полюса Пири была для него тяжелым ударом. ЗнаяПири, он не сомневался в том, что его американский предшественникдействительно побывал на Северном полюсе. Ни разу не вмешавшись вконфликт Пири—Кук, ни разу не сочтя для себя возможнымвысказать какое-нибудь определенное мнение по этому вопросу (конечно,щадя Кука, с которым он был связан искренней дружбой), Амундсенговорил:
– Свершенное в полярныхстранах нужно читать в свете прежней жизни исследователя!
И он не сомневался в том, что Пири невводит в заблуждение всего мира.
Экспедицию «Фрама» надобыло как-то спасать. В своих воспоминаниях Амундсен совершеннооткровенно заявляет, что ему для «поддержания чести своегоимени как исследователя, нужно было как можно скорее одержать ту илииную сенсационную победу». На мгновение Амундсен становитсяздесь вполне искренним перед самим собой. Правда, будут еще разговорыо каких-то «серьезных» и «важных» задачах.Публике всего мира надо пустить пыль в глаза, и тут Амундсен неколеблется. Он знает: иначе ему денег не собрать! Повторится стараяистория «Йоа», придется второй раз удирать ночью изКристиании!
Вот почему Амундсен решается наотчаянный шаг. Он заявляет официально, что, по его мнению, однихнаучных задач в предстоящую экспедицию вполне достаточно, чтобы неотказываться от намеченного им плана.
«Фрам» уходит в плавание «кСеверному полюсу», но в кармане начальника экспедиции лежит уженовый план. Амундсен замыслил черную измену по отношению ко всемсвоим кредиторам и доверителям: «Фрам» не пойдет кСеверному полюсу, он направится к полюсу Южному! Если экспедициюпостигнет неудача, ну, что-ж, общество не простит обмана Амундсену,но тогда это будет ему безразлично! Если же Амундсен выйдетпобедителем, все его вины будут забыты, а кредиторы не потеряют своихденег!
К чести Амундсена надо сказать, что онпринял это решение не без колебаний, и оно испортило ему немалокрови. Держа в полном секрете изменение своего плана, Амундсен взялна борт гренландских собак и погрузил в трюм разборный зимовочныйдом, стоявший перед отплытием «Фрама» в саду усадьбыАмундсена на берегу Буннефьорда, одной из ветвей Кристианиа-фьорда.Оба эти обстоятельства обращали на себя внимание любопытных, и многиепытливые умы задавали себе вопрос, зачем Амундсен тащит с собой втакое далекое плавание собак и везет на «Фраме» разборныйдом? Собак он может раздобыть и на Чукотке или где-нибудь в Номе наАляске, а дом ему вообще не нужен, раз экспедиция будет плыть на«Фраме» по воле дрейфующих льдов?
Любопытные недоуменно покачивалиголовами, но дальше этого их подозрения не шли. Амундсен сообщил обизменении плана экспедиции лишь одному из своих братьев, выезжавшемунавстречу «Фраму» на остров Мадейру, да еще капитанусудна.
Легко представить себе изумлениенемногочисленной команды «Фрама», когда, прибыв на островМадейру, Амундсен вызвал всех наверх и сообщил, что «Фрам»идет не к Северному полюсу, а к Южному! Начальник предложил всемсвободно высказаться: недовольные изменением плана, могут сейчас жевернуться в Европу. Команда единодушно пожелала следовать заАмундсеном. В составе ее был и один русский: Александр Кучин, позднеекапитан судна «Геркулес», погибшего со всей командой в1912 году у берегов Таймырского полуострова, во время экспедициигеолога В. А. Русанова при попытке пройти от Шпицбергена доВладивостока северо-восточным морским путем.
Было еще одно обстоятельство, несколькосмущавшее Амундсена. Переменить фронт, перестроиться в самыйкратчайший срок, обратиться лицом к югу вместо севера—былоделом простым. Ведь он не был всецело поглощен одной определеннойнаучной задачей, а действовать привык с быстротой и решительностью, –к этому его приучило опасное плавание «Йоа» понеизвестному фарватеру. Нареканий со стороны жертвователей икредиторов он не боялся – он был уверен, что осуществление егонового плана «восстановит соотношение вещей, оправдает ужепроизведенные большие затраты на экспедицию и не сведет на смаркуоказанной ей крупной денежной помощи».
Но существовала еще одна категориялюдей, интересы которой новый план Амундсена мог в сильнейшей степенизадеть. Это были участники других антарктических экспедиций, тольконамечавшихся или уже работавших. Они являлись конкурентами Амундсена.Самым опасным из них был англичанин Роберт Скотт, проведший вАнтарктике большую научно-исследовательскую работу.
Конечно, никаких преимущественных правна открытие Северного или Южного полюса ни за каким государством незакреплено, да и не может быть закреплено. Если даже основываться натак называемом «принципе секторов», когда считается, чтовесь арктический или антарктический сектор, заключающийся междукрайними меридианами на западе и на востоке, проходящими у границданного государства, принадлежит именно этому государству, то и вэтом случае Северный или Южный полюсы будут принадлежать многим. Ведьу полюсов сходятся все земные меридианы, а, значит, и границы всехсеверных или южных государств. Но едва ли даже самый строгий ипоследовательный сторонник «принципа секторов»предоставит право на открытие и исследование Северного полюса и егообласти только СССР, Соединенным Штатам Америки, Канаде, Дании,Норвегии и Финляндии, а право на открытие и исследование областиЮжного полюса – только Англии и Аргентине. Конечно,исследованием полюсов земли может заниматься кто угодно! Моря иокеаны считаются свободными для плавания судов всех наций, внеопределенной полосы так называемых территориальных вод.
Однако существует нечто вроде«исследовательской этики». Организатор какой-нибудьэкспедиции, отправляющейся для изучения неведомых или малоизвестныхстран, обычно выступает предварительно с докладами, сообщениями,излагает свои планы в ученых обществах и т. д. Он не обязанделать этого, но «так делается», главным образом, длявозбуждения интереса в широких общественных кругах, для«подогревания» уже возбужденного интереса, для облегченияфинансовой стороны дела. Никто никогда не мешал никому организовыватьодновременно какие-либо экспедиции или проводить их в одной и той жеобласти. Так, в эпоху «после-франклиновских» экспедицийвсякое сотрудничество с английским правительством, посылавшим одну задругой экспедиции в американский сектор Арктики, всеми толькоприветствовалось.
Да и по существу говоря, какое можетбыть соперничество, какая может быть конкуренция там, гдепреследуются высокие научные цели, имеющие значение для всегочеловечества? Если мало-помалу в умы людей стала проникать мысль отом, что исследование полярных областей является огромной научнойзадачей мирового значения, то не все ли равно, чьи именно экспедициибудут там работать? Лишь бы их было больше и они были лучшеорганизованы…
Но соперничество существовало,конкуренция подхлестывала исследователей; поэтому позднее, когдаАмундсен побывал на Южном полюсе и благополучно вернулся со всемиспутниками на свою зимовочную базу, а Скотт и все его спутники наобратном пути с полюса замерзли, стали раздаваться голоса, обвинявшиеАмундсена в нарушении «законов исследовательской этики».Амундсен, мол, «загнал» недостаточно тренированныхангличан, заставив их итти через силу, поэтому-то они и погибли!
При внимательном изучении описанийпоходов к Южному полюсу санной партии Амундсена и санной партииСкотта, нельзя найти даже малейших намеков на какую-нибудь«некорректность» Амундсена по отношению к английскойэкспедиции или следов какой-то «гонки», или нездоровогосоревнования, которым предавались бы обе стороны. Однако ярковыраженный элемент «спортивного» соперничества в замыслахАмундсена был – этого невозможно отрицать. Любовь Амундсена ксоревнованию жила в нем с юных лет до последних дней его жизни. Онсчитал, что здоровая конкуренция повышает интерес к путешествиям,делает исследователя настойчивым, заставляет его с боем итти вперед,не страшась сопротивления. Во время своих экспедиций Амундсеннередко, не щадя себя, сам состязался с товарищами, охотно заключалпари и поддерживал в других участниках дух соперничества и стремленияк спортивным достижениям.
Уходя в плавание на «Фраме»,Амундсен трезво решил, что Скотт будет своевременно извещен обизменении им первоначального плана, а раз так, то не все ли равно,когда он узнает об этом? План и снаряжение Скотта настолькоотличались от плана и снаряжения Амундсена, что прибытие в Антарктикунорвежцев не могло, по мнению Амундсена, изменить программу действийанглийской экспедиции. Амундсен предполагал, что планы Скотта целикомосновывались на научных исследованиях и что полюс стоял у него лишьна втором плане, тогда как для Амундсена весь смысл его путешествиязаключался только в достижении полюса. Наконец, Скотт обладал такимопытом в исследовании антарктических областей – он уже работал,там в 1902–1904 годах в качестве начальника экспедиции«Дисковери», – что едва ли изменил бычто-нибудь в своем плане или снаряжении по указаниям или советамАмундсена.
Что же касается небольшой японскойэкспедиции лейтенанта Шираза на «Кайман-Мару», то план ееработ ограничивался изучением Земли Эдуарда VII и не содержал в себеникаких других задач. Значит, и с этой стороны, по мнению Амундсена,все обстояло вполне благополучно!
Отчего же Амундсен хранил свой планвтайне, отчего он не опубликовал его заблаговременно, отчего онсознательно обманывал и широкую общественность и всех своихдоверителей и кредиторов? Ведь такое известие могло только подогретьостывший интерес обывателей к плаванию «Фрама», помочьАмундсену собрать недостающие средства и избавить его от всякихупреков в том, что он хотел, выражаясь спортивным термином, получитьперед Скоттом «фору»?
Сам Амундсен, в разговоре со своимдругом Цапфе, так об’ясняет свои намерения:
– У меня сейчас нехватаетснаряжения и провианта на многолетний дрейф со льдами. Поэтомупридется сперва попробовать, не удастся ли нам достигнуть Южногополюса – для такой экспедиции я богато снабжен продовольствием.И если мне посчастливится, и я окажусь там первым, то Северный полюсбудет, как я надеюсь, следующей моей целью, а к тому времени яраздобуду достаточно денег.
Вопрос был им обсужден и взвешенвсесторонне, решение принято. Если бы Амундсен в то время опубликовалсвой новый план, это могло бы подать повод к газетной шумихе.Начались бы бесконечные споры и дискуссии, и «младенец был бызадушен еще при своем рождении», – шутит по этомуповоду Амундсен. Ознакомившись во время своих поездок по Америке сметодами американской рекламы, Амундсен понимал, что внезапность,неожиданность известия об изменении им своего маршрута большевзволнует и заинтересует публику, захваченную врасплох, чем если онаузнает обо всем в спокойной, тихой и мирной повседневной обстановкееще до ухода «Фрама» из Норвегии.
Итак, только на фунчальском рейде наострове Мадейра Амундсен сообщил своей команде о том, куда вдействительности идет «Фрам». По поручению Амундсена, егобрат должен был отвезти известие об этом в Европу и, кроме того,через несколько дней после ухода «Фрама» послатьтелеграмму Роберту Скотту, находившемуся тогда в Новой Зеландии.
От Мадейры «Фрам» долженбыл спуститься на юг через Атлантический океан, а затем повернуть навосток, к югу от мыса Доброй Надежды и, далее, Австралии и пройтиЮжным Ледовитым океаном. Расчет был таков, чтобы в конце 1910 годаоказаться в области дрейфующих льдов и приблизительно в началенового, 1911 года достигнуть Ледяного барьера Росса в море того жеимени.
Плавание экспедиции протекало строго поплану, и 14 января 1911 года, на день раньше намеченного Амундсеномсрока, «Фрам» благополучно достиг Ледяного барьера на 78°41 ю. ш., доставив к месту высадки всех собак здоровыми иневредимыми. Это уже значило очень много для дальнейшего успеха!
Еще в Норвегии Амундсен тщательноизучил всю литературу, относящуюся к морю Росса и Ледяному барьеру.Хотя все его знания в этой области были почерпнуты только из книг, ноблагодаря такому чтению он, прибыв к барьеру, сразу же почувствовалсебя человеком, уже бывавшим здесь! Вообще на «Фраме»была собрана отличная библиотека по вопросам антарктическогоисследования, и Амундсен усердно заботился о том, чтобы участники егоэкспедиции за долгие месяцы океанского плавания основательноознакомились по книгам с предстоявшим им путешествием.
Ознакомившись с литературой поинтересовавшему его вопросу, Амундсен пришел к убеждению, что лучшимместом для зимовки экспедиции и организации опорной базы длядальнейшего похода к полюсу будет Китовая бухта. Так называетсяособое образование в Ледяном барьере – самый южный пункт, докоторого можно более или менее беспрепятственно дойти на судне. Выборего был решающим моментом для удачного исхода экспедиции. Преждевсего, Амундсен оказался на целый градус южнее Скотта, зимовавшего впроливе Мак-Мурдо, в 650 километрах от норвежской базы. Одно этоимело большое значение для дальнейшего санного похода к полюсу. Затемнорвежцы сразу же оказывались у места своей работы, потому что «Фрам»мог ошвартовиться у самого «берега». Вполне понятно,насколько это обстоятельство облегчало выгрузку на лед всегоснаряжения и оборудования экспедиции.
Кроме того, основываясь на прочитанноми изученном, Амундсен мог предполагать, что поверхность Ледяногобарьера как ближе к морю, так и дальше– по направлению кполюсу, будет лучше торосистой поверхности береговых льдов. Наконец,судя по описаниям прежних экспедиций, животная жизнь Китовой бухтыдолжна была быть чрезвычайно богатой, а это давало экспедиции широкуювозможность постоянно пополнять запасы провианта свежим мясомтюленей, пингвинов и т. п.
Было еще одно преимущество, которогоАмундсен тогда не мог предвидеть: климатические условия на барьереоказались менее тяжелыми, чем на месте зимовки Скотта. Англичанемного раз подвергались сильнейшим бурям, во время которых невозможнобыло устоять на ногах. На континенте постоянно держалась болеесуровая погода, чем на льду. Вообще, по мнению многих исследователей,антарктический климат—худший в мире, главным образом из-запостоянно свирепствующих здесь бурь страшной силы. Недаромавстралийский исследователь Дуглас Моусон называет Антарктику«царством пурги». Но все же воздушные течения над Ледянымбарьером меньше влияют на ухудшение всей совокупности климатическихусловий.
Мысль выбрать место зимовки на Ледяномбарьере могла на первый взгляд показаться безрассудной. Ледянойбарьер Росса не что иное, как гигантский ледник, спускающийся к морюс плоскогорий антарктического континента. По мнению многихисследователей, он находится на-плаву на всем своемпротяжении. А размеры его огромны: он тянется в длину и ширину насотни миль и достигает в высоту от 30 до 60 метров.
Как всякий ледник, он непрестанно«телится», т. е. от него отламываются огромнейшиекуски льда, целые ледяные горы—«айсберги», –которые носятся потом по морю по прихоти ветров и течений во всехнаправлениях. Шеклтон, изучавший эту область, благодарил своюсчастливую звезду, что ему не вздумалось построить на барьерезимовочную базу. От барьера откалывались тогда гигантские льдины,чуть ли не в несколько километров длиной!
Но Шеклтон не заметил того, что сгениальной проницательностью понял Амундсен. Внутренняя часть Китовойбухты не занята Ледяным барьером, находящимся «на-плаву».Барьер должен лежать тут на прочном основании, вероятно, образуемоммелкими островами, шхерами или отмелями. Изучая конфигурацию Китовойбухты, Амундсен пришел к заключению, что со времени открытия ее в1841 году Россом, т. е. за семьдесят лет, общий вид ее почти неизменился, если не считать сравнительно небольших участков барьера,где лед откололся. Это не могло быть случайностью.
«Ясно, что если эта часть ледникане продвинулась за семьдесят лет, – подумал Амундсен, –то подобное явление может быть об’яснено только одним: ледяной потокв этом месте – вероятно, еще на заре времен – был чем-тоостановлен. Повсюду кромка Ледяного барьера идет почти по прямойлинии. Только здесь он встретил сопротивление со стороны чего-тоболее крепкого, чем даже полярный лед, и образовал бухту. Этим„чем-то“ может быть только земля!»
Вот почему Амундсен без всякихколебаний решил построить свою опорную базу – зимовочнуюстанцию «Фрамхейм» – на вершине барьера у Китовойбухты под 78° 38 ю. ш. и 164° 40 з. д. И ему не пришлосьраскаиваться в этом: за время зимовки самые точные инструментынорвежцев не могли обнаружить даже небольшой подвижки льдов в этомпункте.
В три недели все экспедиционноеимущество было выгружено с «Фрама», и в четырех споловиной километрах от места высадки построен зимовочный дом,привезенный из Норвегии в разобранном виде. Работа шла строго поплану. Нужно было выгрузить и доставить к месту постройки Фрамхеймаматериалы для дома, разное снаряжение и оборудование и 900 ящиковпровианта. К перевозке грузов были привлечены все собачьи упряжки,свыше ста собак. В Норвегии их было взято только 97, но за времяморского перехода это количество увеличилось еще на 20 штук молодогопоколения. Транспортные работы послужили хорошей школой для будущихкаюров, которым предстояло возиться с собачьими упряжками по меньшеймере еще год.
К полудню 28 января зимовочный дом былготов, и весь провиант доставлен на место. Фрамхейм снаружи былвысмолен, крыша его покрыта толем, так что на фоне снежного ландшафтадом был виден издалека. Еще неделя ушла на перевозку угля, дров,керосина и запаса сушеной рыбы – собачьего корма. Участникиэкспедиции ежедневно охотились и уже около ста тюленьих туш былосложено штабелями у двери дома.
Вскоре зимовочная база приняла видцелого городка. По заранее выработанному плану вокруг Фрамхейма былопоставлено четырнадцать палаток: восемь для собачьих упряжек,остальные под склады угля, дров, свежего мяса, рыбы и другогопровианта.
Теперь можно было начать завозкупровианта в глубь страны и приступить к устройству вспомогательныхскладов как можно дальше по направлению к полюсу. Эта работавозлагалась на зимовочную партию в составе самого Амундсена,лейтенанта Преструда, Иохансена, Хельмера Хансена, Хасселя, Бьолана,Стубберуда, Вистинга, Линдстрема. В «морскую партию»,которая должна была возможно скорее закончить разгрузочные работы, ивыйти в море, входили: капитан «Фрама» Нильсен, Ертсен,Бек, Сундбек, Людвиг Хансен, Кристенсен, Ренне, Нодтведт, Кучин иУльсен.
На «Фрам» возлагалосьогромное задание отправиться в Буэнос-Айрес и затем провести работупо океанографическому исследованию южной части Атлантики от береговЮжной Америки к востоку-северо-востоку до берегов Африки и в обратномнаправлении. По возвращении из Буэнос-Айреса «Фрам»должен был снова спуститься на юг и пройти в Китовую бухту зазимовщиками с тем, чтобы оттуда опять вернуться в Буэнос-Айрес. Этозадание было «Фрамом» выполнено при денежной поддержкеаргентинского магната норвежского происхождения– дона ПедроКристоферсена, который и впоследствии не раз протягивал Амундсенуруку помощи. За время своего плавания «Фрам» покрыл вобщей сложности 135 тысяч километров и обогнул всю землю. Неплохоедостижение, если вспомнить, что команда корабля состояла всего издесяти человек!
Ныне старый «Фрам» вНорвегии и превращен в музей. Для него построено специальное здание,и знаменитый корабль Нансена, Свердрупа и Амундсена стоит там вполной оснастке, сохраняемый «на вечные времена».Поставленные им рекорды: 85 55,5 с. ш., достигнутый в 1895 году вовремя экспедиции Нансена, но уже в его отсутствие – Нансенсовершал тогда свой санный поход – и 78° 41 ю. ш. –до сих пор не превзойдены еще ни одним судном ни при свободномплавании, ни при дрейфе со льдами.
Еще до ухода «Фрама» изКитовой бухты к норвежцам явились гости: прибыла «Терра Нова»– экспедиционное судно Роберта Скотта. Амундсен тактичновоздержался от всяких расспросов, но сами англичане кое-чторассказали ему о себе. Скотт привез с собой манчжурских малорослыхлошадей-пони и моторные сани; на них он и возлагал все свои надеждыпри перевозке грузов по снежной и ледяной поверхности. Ими жерассчитывал он пользоваться и при походе к полюсу. Это была роковаяорганизационная ошибка руководителя английской экспедиции, и онапривела Скотта и его спутников к гибели.
Как ни странно, но заблуждение опреимуществах пони перед ездовыми собаками разделялось не толькоСкоттом. Другой английский, не менее знаменитый исследовательАнтарктики Эрнест Шеклтон тоже был сторонником использованиямалорослых лошадей в антарктических областях. Применяли шотландскихили исландских пони и некоторые арктические путешественники, междупрочим один из крупнейших среди них – немецкий ученый АдольфВегенер, погибший в Гренландии в 1930 году. Правда, параллельно спони все они пользовались и собачьим транспортом, но или неумело, илиже в недостаточно широких размерах.
От внимания сторонников пони ускользалиили ими недооценивались два обстоятельства. Во-первых, там где можетпройти собака, животное сравнительно небольшого веса, не в состояниипройти лошадь – даже маленькая, – глубокопроваливающаяся в снег. Кроме того, благодаря устройству своих лап,собака легко поднимается по крутым склонам и столь же легкоспускается по наклонной плоскости. Во-вторых, корм для лошадей негодится в пищу ни для людей, ни для собак, занимает очень много местаи по своей малопитательности требует накопления огромных запасов.Сколько же такого корма нужно брать с собой в какую-нибудь далекуюсанную экспедицию! Значительная часть драгоценной живой силы упряжныхживотных нерационально тратится на перевозку груза, предназначаемогона восполнение энергии, расходуемой на эту же перевозку. Наконец, вслучае нехватки провианта собаку можно кормить собакой же. Апри конном транспорте забота о корме лошадей тревожитпутешественника, пожалуй, еще больше, чем забота о пропитании людей.
Опыт, вынесенный Амундсеном изпутешествия на «Йоа», убедил его, что собаки –единственно рациональное средство для передвижения по льду и снегу.Они выносливы, нетребовательны, сильны, умны и могут преодолеватькакую угодно дорогу, где в состоянии передвигаться человек.
Основная разница между его снаряжениеми снаряжением Скотта и заключалась в выборе упряжных животных. Яснопредставляя себе характер и состояние наста в антарктическихобластях, Амундсен заранее знал, что условия местности там будутидеальными для езды на эскимосских собаках. На прекрасной ровнойповерхности Ледяного барьера можно побить даже рекорды Пири,отличавшегося быстротой передвижения. В области опасных трещин, нахрупких снежных или ледяных мостах, перекинутых самой природой черезбездонные пропасти, собака пробирается легче, чем лошадь. К тому жесобаку легче и удобнее вытаскивать, если она провалится. Наконец,собака легко поднимается по ледникам и тащит за собою сани ввысокогорной, сильно пересеченной местности, куда нет доступалошадям. Значит, при походе к Южному полюсу, расположенному навысоком горном плато, собаками можно пользоваться всю дорогу, а приконном транспорте людям придется самим тащить за собою санизначительную часть пути.
Мы уже упоминали, что собаку можно вслучае необходимости кормить собакой же. Мало того, собачиной можнокормиться и людям! Таким образом, во время долгого и утомительногосанного похода по ледяной поверхности есть средство подкармливать илюдей и животных свежим мясом.

На этом Амундсен построил план своегопохода к полюсу; в этом и заключалось преимущество его экспедицииперед экспедицией Скотта.
Образцовая подготовка и организациязимовочной оперативной базы в Китовой бухте, гениально проработанныйво всех мельчайших подробностях план устройства вспомогательныхскладов и проведения самого похода, основанный на овладении всовершенстве техникой управления собачьими упряжками, –вот что обеспечило Амундсену его блестящий успех.
«Поход Амундсена к Южному полюсу,сперва по шельфовому льду,1затемпо антарктическому плоскогорью, – пишет один из крупнейшихсоветских Полярных исследователей В. Ю. Визе, – можносравнить с безупречным разыгрыванием музыкальной пьесы, в которойкаждый такт, каждая нота были заранее известны и продуманыисполнителями. Все шло именно так, как это предвидел и рассчиталАмундсен.2
На подготовке к этому „безупречномуразыгрыванию музыкальной пьесы“ необходимо ненадолгоостановиться.
Прежде всего о провианте. Провиантвыбирался с особым вниманием: это были всевозможные виды консервов –мясных, рыбных, овощных и фруктовых, – по возможноститаких, которые содержали в себе наибольшее количество питательныхвеществ при наибольшей же степени их концентрации. Особенно тщательноотбирался и приготовлялся провиант для санных походов, когда каждыйграмм веса имеет важнейшее значение. Упаковка провианта явиласьпредметом специальных забот – это была целая проблема, отправильного разрешения которой зависело очень многое. Позднее наместе зимовки вся деревянная тара была заново пересмотрена, и ящичныедоски обструганы с таким расчетом, чтобы придать ящикам наибольшуюкрепость при наименьшей толщине стенок. Зная по своему опыту, кактяжело возиться на лютом морозе с развязыванием всяких узлов приразгрузке и нагрузке саней или даже когда нужно достать из ящиканеобходимую вещь, Амундсен разрешил этот вопрос удивительно просто иостроумно. Ящики ставились на сани по четыре в ряд, в каждом ящикесверху прорезалось круглое отверстие, закрываемое алюминиевойкрышкой, как в молочном бидоне. По обеим сторонам саней привязывалисьстальные тросики, одни из них оканчивались петлями, другие –тонкими бечевками. Ящики затягивались четырьмя парами таких тросикови закреплялись на санях наглухо. Доставать их содержимое можно былочерез отверстие сверху, для чего не надо было даже прикасаться кверевкам.
Важную статью провианта составлялпеммикан. В его обычный рецепт Амундсен внес изменения: кроме смеси визвестной пропорции сухого молотого мяса и жира, в него входили ещеовсяная крупа и овощи. Собачий пеммикан был двух сортов –рыбный и мясной; и тот и другой содержали также известный процентмолочной муки и муки из рыбных отбросов.
В отношении одежды и обуви снаряжениеэкспедиции было очень богатым и по своему качеству и количеству неоставляло желать ничего лучшего. До Амундсена еще никто не зимовал вАнтарктике н а Ледяном барьере, так что трудно было предугадать,какие там будут климатические условия; нужно было подготовиться ковсему. Для участников экспедиции было заготовлено по три комплектамеховой одежды (для любого мороза!) – чрезвычайно толстой,средней и совсем легкой. Меховая одежда шилась по уже знакомомуАмундсену и испытанному им на деле образцу одежды эскимосов-нетчилли,друзей „Йоа“. Много внимания и заботы потребовало шитьеспальных мешков. Амундсен придумал снабдить их чехлом из легкойнепроницаемой для ветра материи: это защищало мешки от проникания вних снега во время дневных переходов. Казалось бы, уже достаточнотого, что на мешки пошли самые отборные оленьи шкуры. Нет! Амундсензнает, что для полярного путешественника не Должно быть мелочей –он тщательно следит за тем, чтобы при шитье мешка тонкая часть шкурыс брюха оленя вырезалась.
– Я видел, как спальныемешки, сшитые из отличных оленьих шкур, – рассказываетАмундсен, – портились в сравнительно короткий срок оттого,что в них были местами куски тонкой шкуры с брюха. Холод, конечно,легче проникает через этот тонкий мех, и в мешке образуется влага ввиде инея от теплоты человеческого тела. Эти куски тонкого мехаостаются влажными все время, пока человек находится в мешке, ипоэтому в сравнительно короткий срок с них слезает волос. Влажностьрасползается дальше, как гниение в дереве, и поражает все большеокружающий мех.
Так же заботливо наблюдает Амундсен иза тем, чтобы мешки не шились ворсом к отверстию: влезать в мешок ибез того трудно, а будет еще труднее на лагерной стоянке, когдачеловек устал от дневного перехода и мечтает поскорее заснуть втепле, – нужно избавить его от всяких неудобств.
Как не изумиться такой гениальнойпредусмотрительности, такому замечательному применению на практикевсех ранее приобретенных знаний и навыков!
Столь же продуманно и внимательнообсуждался и выполнялся заказ палаток, саней, обуви, нижнего белья,верхней не меховой одежды, перчаток, рукавиц, варежек, лыжныхкреплений, походных кухонь и пр. Особенно старательно продумывалсявопрос об изготовлении наиболее рациональной обуви. Ноги –наиболее уязвимое место у полярного путешественника, и защитить ихчрезвычайно трудно. За руками можно всегда уследить, ног же в течениедня не видно – в лучшем случае Путешественник разувается настоянке. Значит, приходится всецело полагаться на ощущение, а ономожет быть обманчивым. В результате легко отморозить себе ноги и дажене заметить этого! И только вечером в палатке, укладываясь на покой,путешественник с ужасом увидит желтые восковые пальцы или пятку,которых ничем уже нельзя спасти! Надо было придумать такую обувь, вкоторой сочеталась бы мягкость, дающая ноге возможность легчедвигаться и дольше сохранять теплоту, с достаточной твердостью, чтобылыжа плотно сидела на ноге.
Подготовка к экспедиции и отбор всехпредметов снаряжения и снабжения занимали все время и все помыслыАмундсена в сентябре 1909 года, когда он в тиши своего кабинетаразрабатывал и решал эти вопросы, имевшие для него важнейшеезначение, И все же не все вопросы были разрешены дома, в Норвегии,окончательно. Сколько еще раз они снова обсуждались зимою или присанных подготовительных поездках, сколько еще новых и новых вопросоввозникало на практике при столкновении с жестокой действительностью.Достаточно сказать, что какой-нибудь, на первый взгляд неважный,вопрос, скажем, о рукоятках для бичей, длительно обсуждается всемзимовочным коллективом и становится предметом не только споров, но иконкурса участников „соревнования по выработке наилучшего типарукоятки“.
Описание экспедиции к Южному полюсу,составленное самим Амундсеном и подробно касающееся всех вопросовснабжения и снаряжения, является не только замечательным литературнымпроизведением, которое от первой страницы до последней читается снеослабевающим интересом и волнением, но и классическим учебником повопросам рациональной организации и техники полярных экспедиций.
Вскоре после ухода из Китовой бухты„Терра Нова“, вышел в море и „Фрам“. Дляхарактеристики отношения Амундсена к своим подчиненным, от которых онвсегда добивался полной самостоятельности и которым охотнопредоставлял всю свободу действий, интересно привести одну фразу изприказа, врученного Амундсеном капитану Нильсену перед отплытием„Фрама“:
„Выполняйте ваш план, как саминайдете лучшим!“
Любителям длиннейших инструкций смногочисленными „параграфами“ и „пунктами“это, разумеется, не понравится!
ПОДГОТОВКА К ПОХОДУ

Началась завозка провианта и горючегона юг. Амундсен надеялся доставить осенью и весной (т. е. вначале и в конце 1911 года – времена года в Антарктикепротивоположны временам нашего, северного полушария) к 80° ю. ш.столько грузов, чтобы эта широта стала настоящим исходным пунктом длясанного похода к полюсу. Таким образом, путь к полюсу сокращался ещепочти на полтора градуса, т. е. на 90 миль. По плану саннаяпартия должна была выйти в поход как можно раньше весной – надобыло во что бы то ни было опередить Скотта. Маршрут исследователейпрокладывался от Китовой бухты прямо на юг, приблизительно по одномуи тому же меридиану до самого полюса. Скотт предполагал следоватьпутем Шеклтона, доходившего в 1909 году до 88° 23 ю. ш. иподнимавшегося на плато ледником Бэрдмора, который норвежцы оставлялидалеко вправо. Амундсен в предвидении возможных упреков и обвиненийне допускал и мысли о вторжении в область работ Скотта.
Осень прошла в неустанной работе истарательной подготовке к весеннему походу – стремительномунатиску на Южный полюс. Уже 14 февраля, т. е. через месяц послеприбытия „Фрама“ к Ледяному барьеру, был устроен первыйсклад на 80° ю. ш. Амундсен придумал целую систему для разметкивехами как всего пройденного пространства, так и окрестностей склада.Через каждые 15 километров ставился бамбуковый шест с флагом по линиисевер-юг. Налегаю и направо от склада, по линии восток-запад, напротяжении десяти миль, т. е. восемнадцати километров, черезкаждые девятьсот метров ставились бамбуковые же шесты с темнымифлажками. Таким образом, размеченное вехами расстояние с каждойстороны равнялось девяти километрам. Шесты помечались особым номером,так что санная партия, наткнувшись на шест, знала, в какомнаправлении и на каком расстоянии от него находится склад.
Разметка пути вехами (у склада на80° южной широты)
Сделано это было с таким расчетом:участники похода должны были на обратном пути с полюса находить своисклады наверняка и без потери времени. Вот почему склады отмечалисьвехами поперек движения ! Идущие вдоль пути вехи легкотеряются в тумане и при плохой видимости можно уклониться от ихнаправления. А не найти во-время оклада – значит погибнуть впустыне от холода и голода.
Как курьез, можно отметить удивительнуюнаходчивость Амундсена и его способность мгновенно выпутываться излюбого затруднительного положения. При завозке провианта и горючегона 80° нехватило шестов для разметки пути или, лучше сказать,обстановка потребовала дополнительных вех. Тотчас было разбитонесколько ящиков (впоследствии ящики в предвидении таких случаевокрашивались в черный цвет) и ящичные доски пошли на вехи. Но и этихвех нехватило. Тогда Амундсен пустил в дело полбунта сушеной рыбы,находившейся на санях. Зная, что в антарктических областях нетникаких животных (животная жизнь там богата только у кромки морскихльдов), Амундсен решил ставить вместо вех рыбу. Каждая рыбина –почти в метр длиной – служила отличной вехой и резковырисовывалась на белоснежном фоне окрестностей.
Рыбу перенесли на последние сани, и привозвращении со склада один из участников похода, следя по „одометру“(прибор, которым измерялось пройденное расстояние), через каждыеполкилометра подавал Амундсену голосом сигнал, и Амундсен втыкал вснег рыбу вниз головой.
– Сушеная рыба часто нетолько выводила исследователей на верный путь, –рассказывает Амундсен, – но и сослужила им большую службукак добавочный паек, когда в следующий раз им пришлось ехать той жедорогой с проголодавшимися собаками.
Первая санная поездка помогла Амундсенусразу же ознакомиться на практике с тремя важнейшими факторами: схарактером местности, с состоянием ледяной поверхности и с качествомперевозочных средств. Это позволило внести нужные поправки иулучшения в снаряжение, учесть все данные опыта.
При дальнейших поездках были устроенывспомогательные склады на 81 и 82°. Особенных трудностей иопасностей исследователям преодолевать не пришлось, хотя, вообщеговоря, эта подготовительная к походу работа была не детской забавой.Но зато и досталось же собакам!
– Единственным моим грустнымвоспоминанием было сознание, что я загнал своих чудесных животных. Япотребовал от них больше того, что они могли вынести. Одно утешение,что сам я тоже не жалел себя, – пишет Амундсен. И дальше –Холодная, пронизывающая ночь при —32°. Эта погода совсемдоконала моих собак. Вместо того, чтобы отдохнуть, они всю ночьдрожали и мерзли. Жалко было смотреть на них. Утром их пришлосьподнимать, чтобы поставить на ноги… 12 марта мы прошли сороккилометров. Температура была —39,5°.
Вот вкратце результаты работы,проделанной норвежцами с момента их высадки на Ледяной барьер (14января) до окончания осенних работ (11 апреля). Поставлена иоборудована зимовочная станция на девять человек с запасомоборудования, снаряжения и горючего на несколько лет. Заготовлена наполгода свежая пища для девяти человек и 115 собак. Вес убитыхтюленей доходил до 60 тонн. Завезено в несколько приемов 3 тысячикилограммов провианта на склады на 80, 81 и 82 градусах ю. ш.
Наступила зима, принесшая с собойтемноту, страшные морозы, пургу, бури и всяческие неприятности.Зарывшись в снег и лед, зимовщики создали вокруг Фрамхейма целый„подземный“ городок, где для них было все необходимое,вплоть до паровой бани. Для немногочисленных участников экспедициипостоянно находилось занятие, и за работой день проходил совершеннонезаметно. Преструд, заместитель начальника, производил научныенаблюдения; Иохансен упаковывал провиант для санного похода; Хассельзаведывал снабжением Фрамхейма углем, дровами и керосином и делал поспециальному заказу кнуты; Линдстрем ведал питанием людей иводоснабжением; Стубберуд уменьшал до минимума вес ящиков для санногопохода; Бьолан переделывал сани, тоже уменьшая их вес, но улучшаякачество и увеличивая их крепость и упругость. Хансен и Вистингзанимались скреплением готовых частей, добиваясь большей гибкостисоединений; Вистинг, кроме того, шил палатки, верхнюю одежду, белье.Амундсен вел дневник метеорологических наблюдений. Сверх особыхзаданий у каждого была масса обычной, повседневной работы и забота особаках.
– Многие думают, –шутливо сердится Амундсен, – что полярное путешествие –это просто препровождение времени. Мне очень хотелось бы, чтобыприверженцы такого мнения побывали в ту зиму у нас во Фрамхейме!
Будущие участники похода к полюсузанимались также подготовкой своего личного имущества: одному ненравился покрой воротника, другой изобретал особые наушники и т. Д.Начальник экспедиции, стремясь повысить настроение, которое и такникогда нельзя было назвать угнетенным, устраивал разные развлеченияи конкурсы. Например, конкурс по угадыванию температуры (на случайпорчи или гибели термометров), приз – несколько сигар. Амундсензаметил, что хотя отдельные угадывания и могут отклоняться, дажезначительно, в ту или иную сторону, но средняя месячная температурапо данным лучшего отгадчика будет очень близка к истинной. Приучаяобходиться без термометра, такое соревнование, кроме того, служилодля всех веселым развлечением, с которого начинался трудовой день.Ошибки, конечно, бывали. Один из участников конкурса как-то утромнеторопливо заявил:
– Сегодня не жарко!..
В этот день на дворе было —56°…
Все главное общее снаряжение для саннойпартии, уходившей к полюсу, должно было быть готово к срединеавгуста. Для подготовки же личного снаряжения предлагалосьпользоваться „свободным“ от обязательных работ временем.Само собой понятно, что все работали буквально не покладая рук.Походное снаряжение должно было быть особо солидным и надежным ивместе с тем как можно более легким. Тут возникали труднейшиепроблемы, которые, однако, Амундсену и его товарищам удавалосьразрешить благополучно. Только на уменьшении веса саней удалосьсэкономить по пятьдесят килограммов на каждые сани, при прежнем весеих в семьдесят килограммов! И эта экономия была достигнута не за счетухудшения качества. Амундсен нашел отличнейший способ для обеспечениякачества работы: она выполнялась теми, кто должен был сампользоваться сделанной вещью.
– Наше санное путешествие кполюсу – серьезное предприятие, и подготовительную работу кнему нужно производить со всей серьезностью, – такрассуждал Амундсен. И участники его похода работали старательно ивдумчиво не только ради достижения поставленной начальником цели, нои ради того, чтобы вообще вернуться с полюса обратно домой.
Все сани и ящики перенумеровывались, асодержимому ящиков составлялась точная опись. На каждых санях былаобщая тетрадь для записей провианта и наблюдений, помеченная номеромсаней. В нее полагалось занести опись всего, что находится на этихсанях, и, кроме того, таблицы для производства астрономическихнаблюдений во время похода. Тетрадь эта служила для учетарасходуемого провианта и являлась вместе с тем „путевымжурналом“, в который должны были записываться все события дня –пройденное расстояние, курс и т. д.
К сожалению, мы лишены возможностипосвятить достаточно места более подробному описанию подготовкиАмундсена и его спутников к санному походу. Но уже сказанное,вероятно, позволит читателю уяснить себе, что сборы и снаряжение кполярному путешествию не являются делом одного дня. Интереснопривести мнение самого Амундсена о значений хорошо продуманной ирационально поставленной организационной и подготовительной работы.
– В таком походе победуобеспечивают не одни только деньги, хотя, видит бог, их тоже оченьхороша иметь. В большей степени, да, пожалуй, смею сказать, внаибольшей степени здесь играет роль метод, при помощи которогопроводится снаряжение к походу– метод, при которомпредусматривается каждая трудность и подыскиваются средства боротьсяс нею или избегать ее. Победа ожидает того, у кого все в порядке—иэто называют удачей! Поражение безусловно постигает того, кто упустилпринять во-время необходимые меры предосторожности – и этоназывают неудачей!
Карта Антарктики на 1911 год суказанием прежних полярных экспедиций
Амундсен спешит указать, что эти словане „эпитафия, которую я желал бы видеть на своем могильномкамне“. Но будущее покажет, что, увы, они стали эпитафией,оставаясь в то же время пророчеством!
Нансен в своей речи, посвященной памятивеликого исследователя, упоминая об экспедиции Амундсена к Южномуполюсу, говорит, что план его нельзя было задумать и выполнить лучше.Но потом Амундсен как будто устал—его одолели разные заботы,измучили всякие финансовые неприятности. Казалось, борьба засобирание средств, необходимых для его новых замыслов, отнимала уАмундсена столько сил, что он часто не мог уделить достаточно временидля тщательного продумывания плана, для его составления и подготовкик экспедиции; поэтому эту часть работы он вынужден был доверятьдругим. Вот причина неуспеха ряда его последующих экспедиций и гибелиего самого в холодных волнах океана у норвежских берегов…
В последних числах августа решено былодвинуться в поход.
Судя по всему, Амундсен сначалапредполагал оставить на зимовочной базе одного Линдстрема, а со всемиостальными зимовщиками итти к полюсу. Но неудачная попытка к старту,предпринятая в начале сентября, показала ему со всей определенностью,что при большом числе участников экспедиции нельзя будет добиться тойстремительности и сосредоточенности удара, который только и моггарантировать Амундсену успех. Существенным недостатком первойпопытки была значительная трата времени при остановке и при уходе излагеря. Амундсен прилагал все старания, чтобы операции этивыполнялись в кратчайшие сроки. Затем большое количество участниковтребовало двух палаток, двух кухонь, большего количества собак ит. д. Это тоже отражалось бы на стремительном темпе похода и недавало бы возможности длительно поддерживать такой темп.
Наконец, у Амундсена были, очевидно,какие-то трения с Преструдом, его заместителем. Об этом ни в книгахсамого Амундсена, ни в работах его норвежских биографов нигде неупоминается прямо. Но по некоторым признакам и очень осторожнымнамекам, которые иногда делает Амундсен, чувствуется, что это былоименно так. Недаром Амундсен решает разделить санную партию: троим ееучастникам во главе с лейтенантом Преструдом он поручаетсамостоятельное задание—обследовать окрестности Китовой бухты,постараться достигнуть Земли Эдуарда VII и посмотреть, что можно таксделать. Сам же Амундсен с четырьмя спутниками – Вистингом,Хельмером Хансеном, Хасселем и Бьоланом должен был итти к полюсу.
Выгода от такого деления получалась, помнению Амундсена, огромная. Маленькая партия могла продвигатьсявперед быстрее, время утренних сборов сокращалось, значениевспомогательных складов возрастало.
Для науки же новый распорядок давал„столь явные преимущества, что не нужно и распространяться обэтом“. Вероятно, это было специально придумано Амундсеном дляутешения Преструда.
Иначе трудно себе представить, чтобычеловек, все рассчитавший, все взвесивший заранее, не видел такойпользы для науки, еще сидя у себя в кабинете в Норвегии.
Холодная погода, продержавшаяся веськоней, августа и сентябрь, когда температура колебалась между —50°и —60° и вообще редко была меньше —50°,—заставлялаАмундсена все откладывать и откладывать старт. В ожидании началапохода товарищи Амундсена нервничали.
– Интересно знать, докудатеперь уже дошел Скотт?
– Ну, нет, какого чорта, онеще не вышел! Разве ты не понимаешь, что для его пони еще слишкомхолодно?
– Да, а кто сказал тебе, чтоу них так же холодно, как и у нас? Может быть, у них там под гороймного теплее, а тогда можешь закладывать душу, что баклушей они небьют!
Такие разговоры велись во Фрамхеймеежедневно. В середине сентября, при первой решительной попытке кстарту, термометр показывал: —55°, —52°, —56°.Выходить в далекий поход при такой температуре было невозможно.Однако 8 сентября Амундсен все-таки решил рискнуть. Из этой попыткиничего не вышло, и Амундсен счел благоразумным доехать только досклада на 80° и оставить там весь груз.
Через восемь дней санная партия сновабыла уже на своей базе. Но вскоре „потянуло теплом“,температура поднялась до —40°. „Почти лето“ –по словам Амундсена, который пишет в своем дневнике, что легкийветерок при температуре —22° „ощущался, как теплоедуновение весны!“
Двадцатого октября1саннаяпартия снова вышла в поход, на этот раз уже по-настоящему. В составее входили пять человек с четырьмя санями, 52 собаками и провиантомна четыре месяца. В это самое время в 650 километрах к западу отнорвежцев Скотт еще готовился к старту. Он двинулся с места своейзимовки только 1 ноября.
НА ЮГ

При от’езде сани были очень легки,потому что на них было погружено только снаряжение и провиант,необходимые, чтобы доехать до склада на 80°. Там была главнаябаза санной партии и там стояли запакованными все ящики. Пока жепутешественники ехали спокойно верхом на санях, да „помахиваликнутом“.
– Те, кто увидел бы настеперь, – смеется Амундсен, – конечно, сочлибы, что полярное путешествие очень привлекательная вещь!
Но такая езда продолжалась всего лишьчетыре дня, до склада на 80° в 160 километрах от Фрамхейма. Тамна сани был взят полный груз и началась уже серьезная работа.Путешественники быстро продвигались на юг почти по прямой линии вдоль163 западного меридиана, следуя той дорогой, которой они ужепроезжали столько раз и осенью и весной. Наст был хороший, ледянаяповерхность довольно ровная, но во многих местах встречались опасныетрещины. Устройство вспомогательных баз на 80°, 81° и 82позволяло Амундсену итти более или менее налегке и пополнять наскладах израсходованные в пути запасы. Кроме того, рассчитываярасстояние между отдельными складами и количество провианта, котороенужно будет оставлять на каждом из них, Амундсен учитывал и мясосвоих ездовых собак. По его плану собаки должны были в известномпорядке прекращать свое существование в виде транспортного средства ипревращаться в средство питания. Обыкновенная эскимосская собакасредних размеров может дать около двадцати пяти килограммовпригодного для пищи мяса. Отсюда следует, что каждая взятаяАмундсеном в поход собака экономила для экспедиции двадцать пятькилограммов провианта на складе или на санях. Перед выступлением впоход Амундсен еще раз сделал точный подсчет и наметил для каждойсобаки день, когда она должна быть превращена в средство питания.
Этот план исполнялся в точности, итеоретические расчеты Амундсена разошлись с действительностью всегона один день и на одну собаку.
Миновав 82°, Амундсен началоставлять небольшие склады приблизительно через каждый градус широты,отмечая их местоположение построенными из льда и снегавозвышениями—„гуриями“. Кроме того, такие же гурииставились путешественниками по линии север-юг вдоль их пути, начинаяс 80° 23 ю. ш. Сперва Амундсен довольствовался постройкой гурияна каждом 13 или 14 километре, но после 82 решил ставить их черезкаждые восемь километров. Всего было построено до полюса 150 гуриеввышиною в два метра. На их возведение пошло 9 тысяч глыб, вырезанныхиз замерзшего снега.
В каждом гурии оставлялась записка сего номером и указанием местоположения и отмечалось, сколько и вкаком направлении нужно проехать до следующего гурия, находящегосясевернее. Благодаря такой мере предосторожности, весь путь к полюсу,пролегавший до 85° по очень однообразной местности, оказалсяуставленным вехами, которые не только являлись прекраснымиотличительными знаками на ровной и лишенной всяких примет снежнойповерхности, но и помогали исследователям очень быстроориентироваться на обратном пути, не тратя – времени нанаблюдения для определения своего местонахождения. Даже за 85параллелью, где Ледяной барьер кончался и начиналось антарктическоеплоскогорье, под’ем на которое лежал между огромными горами ФритьофаНансена и дона Педро Кристоферсена (обледеневшие массивы ихвздымаются ввысь на 4 ООО—5 ООО метров), даже в этойвысокогорной, сильно пересеченной области, где, казалось бы, легкоориентироваться, постройка гуриев приносила экспедиции большуюпользу, так как плохая видимость, туманы и бесчисленные страшныетрещины требовали от путешественников напряжения всех сил и особоизощренного внимания.
Скорость продвижения экспедиции быладовольно значительная. После склада на 80°, от которого,собственно говоря, и следует считать начало настоящего похода,Амундсен установил дневные переходы в двадцать восемь километров, незная еще на что окажутся способны собаки. Но когда была пройдена 82параллель, дневные переходы были увеличены до тридцати семикилометров, и это положение не изменялось до под’ема на плато. Почтивесь путь по Ледяному барьеру норвежцы пробежали на лыжах,прицепившись к задку саней. О подобном способе путешествия в полярныхстранах раньше никто не мог и мечтать. Так было пройдено на лыжахили, лучше сказать, на буксире за санями около 550 километров изобщего расстояния от Фрамхейма до полюса в 1 300 километров. Всреднем после 82° экспедиция проходила один градус в три дня. Увсех складов, устроенных еще осенью, делалась остановка на двоесуток, и собакам предоставлялся полный отдых при обильной еде.
Скоро на юге начали появляться вершиныгорных цепей, и с каждым днем они вырисовывались все отчетливее.Трудно представить себе более прекрасный и более дикий ландшафт!Собаки легко делали в течение шести часов установленный дневнойпереход, при средней скорости в 7 ? километров в час. Отпутешественников требовалось только уменье катиться на лыжах засанями, прицепившись к ним. Казалось, ничто не могло помешать ихсистематическому про движению на юг; даже густой туман, встретившийсяэкспедиции на 84 параллели и продержавшийся целый день, не нарушилобычного распорядка: были пройдены те же тридцать семь километров.Собаки все время были в таком отличном состоянии, что дневок после82° уже не делалось.
За 85° начинался новый этап пути –местность стала принимать несколько иной характер. Огромные волнистыеобразования на Ледяном барьере заметно вырастали. Надо было ожидать,что экспедиция скоро войдет в опасную зону трещин – Ледянойбарьер здесь был сильно зажат.
Санная партия находилась теперь усамого под’ема на антарктическое плоскогорье; Ледяной барьер осталсяпозади. Расстояние от этого места до полюса и обратно равнялось 1 100километрам. Здесь нужно было пересмотреть все запасы провианта иотобрать в дорогу только самое необходимое. Экспедицию ждал долгий,трудный и, может быть, опасный под’ем и затем поход черезвысокогорную область. Амундсену предстояло пережить, но только вбольшем масштабе, такие же трудности, которые он преодолевал юношейпятнадцать лет назад, когда блуждал с товарищем по Хардангерскомуплоскогорью.
Было решено взять с собой провиант иснаряжение на шестьдесят дней, а остаток – еще на тридцать дней– сложить здесь. По мере того как запасы провианта и горючегорасходовались, вес саней уменьшался и потому для тяги их требовалосьвсе меньше собак. На основе уже приобретенного опыта можно былорассчитывать вернуться сюда, сохранив двенадцать собак. Стало быть,часть собак оказывалась лишней; к этому времени число их по разнымпричинам уменьшилось до сорока двух. По плану всеми ими рассчитывалипользоваться до под’ема на плоскогорье. Только там Амундсенпредполагал убить двадцать четыре собаки и продолжать путь с тремясанями и восемнадцатью собаками.
Затем должен был наступить такоймомент, когда окажутся лишними и третьи сани, и тогда будет убито еще6 собак, а лишние сани оставлены. На обратном пути предполагалосьвернуться к этому месту на двух санях с двенадцатью собаками. Все таки произошло в полном согласии с предварительным расчетом, но норвежцысэкономили на сроке восемь дней.
После тщательной разведки партиядвинулась дальше, медленно пробираясь среди трещин в опасной ледянойзоне и постепенно поднимаясь все выше и выше. 21 ноября – черезмесяц после оставления Фрамхейма– был достигнут, как думалАмундсен, наивысший пункт под’ема – 3 тысячи метров над уровнемморя; на эту часть пути было потрачено вместо намеченных десяти днейвсего четыре. Значит, собак можно было убить на шесть суток раньше,что давало значительную экономию в расходовании корма.
На последнем переходе, перед темлагерем, которому Амундсен дал вполне заслуженное название „Бойни“,собаки пробежали тридцать один километр с под’емом в 1 600 метров.Это показывает, в какой хорошей „форме“ были собаки, какони натренировались за месяц похода и как они были свежи и сильны.
Экспедиция очутилась на высоком горномплато, с которого сползали огромные ледники, по всем направлениямпрорезанные бездонными трещинами и пропастями. Плато это замыкалосьграндиозной горной цепью, отдельные вершины которой достигали 4 тысячметров в высоту.
Здесь расстались с жизнью двадцатьчетыре собаки. Нельзя было оставлять собак, кормить их из бережносохраняемых запасов, когда эти собаки уже закончили возложенное наних задание и были теперь не нужны. Нет, неверно! Они были нужны идаже очень нужны, но только в виде замороженных туш свежего мяса.
На месте „Бойни“экспедиция, задержанная пургой, провела несколько дней. Вначалесобачина не особенно соблазняла путешественников, хотя они уже давноне ели свежего мяса. Но время шло, аппетит увеличивался, и скоро всесентиментальные соображения были забыты. Амундсен пишет, что он личнос’ел в первый раз пять котлет и не отказался бы от прибавки, но ее небыло.
Хотя предполагалось, что лагерь у„Бойни“ лежит на высшей точке под’ема – широта егобыла 85° 36, но в действительности оказалось, что горизонт всееще загораживает горная цепь, тянущаяся с запада на восток. Несмотряна мороз и пургу, решено было сняться с лагеря и двинуться в путь.
Отчаянно смелое решение! Едва ликто-нибудь, кроме этих закаленных спортсменов-лыжников, могосмелиться итти в пургу по такой опасной местности, изобиловавшейбездонными трещинами, встречавшимися на каждом шагу. Но недаром жеАмундсен взял с собой в поход не ученых, а физически выносливых исильных людей, крепышей, отлично справлявшихся с собаками и с детстваумевших бегать на лыжах в гористой местности. Медленно продвигаясьвперед при сильнейшем метре, когда снег резал лица и слепил глаза,норвежцы заметили, к своему удивлению, что они опять спускаются.
Так это и продолжалось. То под’ем, тоснова спуск, на котором теряется все, что было только-что выиграно напод’еме. Повсюду страшные пропасти, зияющие бездны, едва прикрытыеснежным покровом, который обрушивается при каждом неосторожном шаге.
На протяжении нескольких днейпутешественники продвигались, ничего не видя перед собой из-затумана. За две недели ясная погода выдавалась раза два и то не навесь день. Во многих местах дорога была совершенно непроходима:крутые склоны, отвесные обрывы, внизу разверстые пропасти, за ниминеприступные обледеневшие горы. Только глухой грохот обвалов нарушаетсуровое безмолвие унылых, затянутых пеленой тумана горных вершин,занесенных снегом уже с незапамятных времен. И надо всем этим –мутное сияние дня, полярного дня, который тянется здесь месяцами, безперерыва, угнетая человека, доводя его до одури своим страшнымоднообразием…
Путешественникам не раз приходилосьоставлять свои сани и, перевязавшись альпийской веревкой, пускатьсяна разведку в поисках хоть сколько-нибудь проходимой местности. Сбольшим трудом вышли путешественники на сносную поверхность, ипоразительней всего, что и на обратном пути им удалось пройти весьэтот лабиринт благополучно.
Названия, данные Амундсеном разнымместностям на участке пути от 86° до 87° – „Чортовледник“, „Ворота ада“, „Чортов танцевальныйзал“—показывают, какие воспоминания связаны упутешественников с этой областью.
Наконец, 3 декабря на 87° 51 былдостигнут наивысший пункт плато – 3 275 метров. Отсюда путь наюг к полюсу пролегал по ровной, слегка пологой местности. Здесьскорость продвижения опять повысилась, дойдя до сорока километров задневной переход.
Еще через пять дней была пройдена самаяюжная точка, достигнутая в январе 1909 года Шеклтоном—88°23 ю. ш. Это событие было отмечено под’емом на санях норвежскогофлага. Путешественники остановились здесь и обменялись крепкимирукопожатиями и взаимными поздравлениями. Минута была торжественная –теперь норвежцам предстояло проникнуть в область, где еще не ступаланога человека. Правда, это было до некоторой степени метафорой, таккак Шеклтон шел значительно западнее и не проходил той областью, вкоторой норвежцы так боролись с препятствиями. Их путь былдевственным и до 88° 23 ю. ш.
Амундсен не в силах был справиться сохватившим его волнением, слезы струились по его щекам. Теперь онбесспорно шел к победе! Он был первым, проникшим так далеко на юг.Справедливость требует заметить, что имена Эрнеста Шеклтона и егославных спутников не были забыты норвежцами в этот миг, и Амундсен незамедлил отметить достижения англичан, помянув их добрым словом.
На 88° 25 был оставлен последнийсклад. На другой день была отличная солнечная погода, и экспедициялегко прошла сорок пять километров. Амундсен быстро приближался ксвоей цели. Если не встретится никаких новых препятствий, то 15декабря в полдень Южный полюс будет достигнут! Норвежцы немногонервничали: что увидят они там? Бесконечную ледяную пустыню, снежныйпокров, белизны которого еще не пятнала ничья нога? Или же…или? Нет, при той быстроте, с которой они продвигались вперед, былоневероятно, чтобы кто-нибудь мог обогнать их и притти к полюсураньше!
Однако, когда собаки почему-тообеспокоились и стали лаять, всех охватила тревога.
– Отчего это залаяла „Уруа“?
– Почему она лает в сторонуюга? Уж не случилось ли чего…
Остальные собаки тоже проявляликакой-то подозрительный интерес и лаяли в южном направлении !Что они нашли там замечательного?
Но никаких причин к беспокойству небыло. 12 декабря наблюдение дало 89° 15 ю. ш. 13 декабря –89° 30. Погода была отличная, тихая, светило яркое солнце. Настне оставлял желать ничего лучшего. 14 декабря полуденное наблюдениепоказало, что экспедиция находится на 89° 45. До полюсаоставалось всего пятнадцать миль или двадцать восемь километров.
В этот вечер в палатке царилоприподнятое настроение: завтра должно было произойти великое событие!
Карта похода Амундсена к Южномуполюсу
Ночью Амундсен просыпался несколько раз„с тем чувством, какое у меня бывало в детстве—в ночьперед сочельником – пишет он, – взволнованноеожидание того, что должно случиться“.
Утром 15 декабря 1911 года1былавеликолепнейшая погода. К полудню экспедиция дошла до 89° 53.Оставшееся расстояние решено было пройти „одним махом“. Втри часа дня все каюры, внимательно отсчитывавшие пройденноерасстояние по одометрам, одновременно крикнули:
– Стоп!..
Цель была достигнута. Норвежцы стоялина Южном полюсе земли! Все собрались около начальника экспедиции ипоздравили друг друга. Чувства Амундсена, переживаемые им в этуминуту, трудно описать. С юных лет он стремился в Арктику, кСеверному полюсу, и очутился… на полюсе Южном.
– Пожалуй, никогда никто излюдей не стоял, как я в данном случае, на месте… диаметральнопротивоположном цели своих желаний! – восклицает Амундсен.
Но местоположение полюса былоопределено только „по счислению“, т. е. попоказаниям счетчика, с учетом изменений курса от последнего пунктаастрономической обсервации, а не на основе астрономических наблюденийвысоты солнца. К таким наблюдениям Амундсен предполагал приступитьпозднее, а пока путешественники перешли к самому важному иторжественному действию: надо было водрузить на полюсе норвежскийфлаг.
Амундсен справедливо решил, что честьдостижения полюса должна принадлежать не одному ему, а всем егоотважным спутникам. Поэтому пять мозолистых помороженных рукодновременно взялись за древко, подняли развевающийся флаг иводрузили его на самой южной точке земли. Впрочем позднее былоопределено, что полюс должен находиться на десять километров дальше.
На этом торжественная часть программы изакончилась. Жизнь вступила в свои права, надо было ставить палатку,убивать очередную собаку, готовить обед, заносить нужные сведения впутевой журнал и т. д. Конечно обед на полюсе был праздничным,хотя пробки из бутылок с шампанским не вылетали, и меню не отличалосьособым разнообразием. Зато могли удовлетворить свою страстькурильщики – до сих пор курением не занимался никто, но сегоднябыло так приятно разрешить себе трубочку!
Погода, одно время испортившаяся ипомешавшая произвести полуденное наблюдение, теперь опятьразгулялась. В полночь снова было солнечно и ясно; произведенноенаблюдение дало 89° 56 ю. ш. Для проверки полученных данных надругой день было произведено двенадцать наблюдений через каждый час.Такие же наблюдения, но уже в течение полных суток и тоже черезкаждый час, были сделаны и на третий день. После этого Амундсен и егоспутники прошли по прежнему курсу еще десять километров.
Теперь уже можно было с большейопределенностью считать, что географический Южный полюс достигнут.Здесь была поставлена небольшая палатка, на ней поднят норвежскийфлаг и вымпел „Фрама“. В палатке Амундсен оставилдонесение на имя норвежского короля и письмо Роберту Скотту, спросьбой передать королю известие об открытии экспедицией Южногополюса – на случай, если норвежцы на обратном пути погибнут.
В ночь на 18 декабря Амундсен покинулместо своей лагерной стоянки на полюсе и с двумя санями ишестнадцатью собаками двинулся в обратный путь, который протекалзначительно быстрее и легче. Дневной переход сначала был установлен вдвадцать восемь километров, чтобы не переутомить собак. Но на неготратилось всего пять-шесть часов, и слишком продолжительные отдыхирасслабляли путешественников. Поэтому, как только экспедиция вышла наЛедяной барьер, скорость продвижения была повышена. В среднемнорвежцы делали в день тридцать шесть километров на обратном пути идвадцать пять километров на пути к полюсу.
Двадцать шестого января 1912 года, вчетыре часа утра, на двух санях и одиннадцати собаках норвежцыприбыли к дверям Фрамхейма. Кругом все было тихо и мирно, все ещеспали.
– Где „Фрам“? –был первый вопрос Амундсена, когда партия шумно и весело ввалилась вдом, разбудив зимовщиков, с трудом соображавших, что такое случилось.
Начались взаимные распросы; оживленныйгомон голосов нарушил безмолвие раннего полярного летнего утра.
Все оказалось в полном порядке. „Фрам“прибыл в Китовую бухту еще 9 января. И на корабле, и во Фрамхейме всеобстояло благополучно, все были живы и здоровы.
Но зимовщики долго не решались задатьвопрос, который волновал и мучил их всех. Наконец, кто-то спросил:
– А как дело с полюсом? Быливы там?
Страница из записной книжкиАмундсена с записями наблюдений, произведенных на Южном полюсе.Подписано: Р. Амундсен, О. Вистинг, X. Хансен, Хассель
– Конечно, были! Иначе быедва ли увидели бы нас!
Поход Амундсена к Южному полюсупродолжался 99 суток. За это время было пройдено в труднейшихусловиях около 3 тысяч километров. Был выполнен план, заключительнаяфраза которого, написанная за 30 тысяч километров от Китовой бухты,гласила:
– Таким образом, мы вернемсяиз похода к Южному полюсу 25 января 1912 года.
Через четыре дня „Фрам“ совсеми зимовщиками покинул Китовую бухту и направился в порт Хобарт(Тасмания), куда прибыл седьмого марта. Амундсен немедленно послал вНорвегию краткую, но весьма многозначительную телеграмму:
„Полюс достигнут четырнадцатогосемнадцатого декабря тысяча девятьсот одиннадцатого Руал Амундсен“.
Следующая, более подробная, телеграммасостояла из 3 тысяч слов и обошлась в 4 400 рублей золотом! Весть,которую сообщал Амундсен всему миру из Хобарта, была уже трехмесячнойдавности. Но чудесное изобретение человеческого гения –радиотелеграф – не создавало еще тогда тесной связи междублизкими и далекими частями нашей планеты. Спустя семнадцать лет, вовремя антарктической экспедиции Р. Бэрда, у той же Китовой бухтыбудут работать двадцать два радиопередатчика и тридцать четырерадиоприемника, и на каждом складе будет установлена своярадиостанция!

Английский историк исследованияАнтарктики, подражая Маколею, говорит, что „совершеннонеобходимо полностью разобрать промахи Амундсена – иначе мыбудем ослеплены блеском его успеха!“ Действительно, болеезамечательного по замыслу, организации и выполнениюисследовательского путешествия еще не знает история человечества.Амундсен, использовав опыт и уроки походов Нансена и Пири, полностьюовладел труднейшей техникой санных экспедиций и гениальноскомбинировал три условия, единственные и важнейшие три условия,которые только и могут привести полярного исследователя к победе:пользование упряжными собаками, питание свежим мясом и уменье ходитьна лыжах. В обстановке арктического, а тем более антарктическогопутешествия (высокогорная, сильно пересеченная местность, болеесуровые климатические условия) эти три условия приобретают силузакона и „наказанием за нарушение этого закона являетсясмерть“.
Весь его поход к Южному полюсу был нечем иным, как быстрым продвижением немногочисленного отряда,прекрасно организованного, отлично снабженного и великолепнонатренированного. Недаром же Амундсен не взял с собой в экспедицию ни одного ученого! Единственной научной работой во время зимовки наЛедяном барьере были метеорологические наблюдения, но и они непроизводились в ночные часы, чтобы не утомлять зимовщиков. СпутникамиАмундсена были люди „привычные к работам на морозе“,„опытные в управлении собачьими упряжками“.
Сосредоточив на своих заранееподготовленных складах значительные запасы провианта и горючего, взявдостаточное количество пищи и топлива с собой на санях, отобравлучших собак, Амундсен сконцентрировал все силы и средства длянанесения скорейшего и решительного „удара“ и достигблестящих результатов.
Подробный анализ его похода к Южномуполюсу показывает, что с теми силами и средствами, которые были в егораспоряжении, он мог бы сделать гораздо больше в областигеографического исследования, а при включении в состав экспедицииученых (например, геолога, геофизика, метеоролога) мог бы собрать иценнейший научный материал. Но ученые, если бы они не были людьми,„привычными к работе на морозе“ или „опытными вуправлении собачьими упряжками“, конечно, только помешали быего стремительному бегу к полюсу.
В сущности, во время пути к своей целиАмундсен думал лишь об одном: как бы его не опередили англичане!Характерно беспокойство, овладевшее Амундсеном, когда собаки сталипринюхиваться и лаять „в южном направлении“ у 89° ю.ш. На обратном же пути Амундсен до такой степени не торопился, что надневные переходы тратилось только пять-шесть часов при отличномсостоянии оставшихся собак.
При изучении похода к Южному полюсунадо обратить внимание на тот факт, что Амундсен и его спутникипостоянно бывали более чем достаточно снабжены пищей.
В отчете Амундсена не раз указываетсяна обилие еды и для людей и для собак, что позволило на обратном путиувеличить суточные пайки. При возвращении с полюса у экспедиции почтинеизменно бывало больше провианта, чем его требовалось для достиженияследующего склада. Правда, Амундсен сначала рассчитывал на большееколичество участников своего похода, поэтому на всех складахприходилось оставлять более значительные запасы. Кроме того, он шелпо совершенно неизвестной местности, где путешественников могли ждатьвсякие неожиданности.
Но когда полюс был достигнут идальнейшее существование санной партии было более чем обеспечено,Амундсен мог бы потратить свое время более продуктивно.
Блестящая, изумительно организованная ипроведенная экспедиция Амундсена, которой нельзя не восхищаться,оказалась для науки малоценной. Развивая эту мысль до конца, можнодаже сказать, что поход к Южному полюсу был тяжелым и опасным, нонепроизводительным трудом. Если когда-либо какая-нибудьнаучно-исследовательская экспедиция снова направится в эту область,то всю научную работу, вплоть до картографических работ, ей придется,пожалуй, проделывать заново.
В этом кроется серьезнейший недостатокэкспедиции Амундсена и за это его можно упрекнуть. Правда, им былисделаны важные географические открытия, но все они сделаны „наспех“,„начерно“. То, что Амундсен первым достиг Южногогеографического полюса (последующая проверка наблюдений Амундсенапоказала, что определенная Амундсеном точка находится на 89° 5830» ю. ш., стало быть, полюс расположен на полторы мили южнее),само по себе не имеет научного значения, хотя, конечно, описание –даже и поверхностное – ближайшей к полюсу области и вообщевсего антарктического плато, как и Ледяного барьера, дало многонового для характеристики Антарктики «в первом приближении».
Как попытка ознакомления с южнойполярной областью, как стремительный натиск на полюс с единственнойцелью его достичь (и то не в кратчайший срок), путешествие Амундсеназаслуживает величайшего внимания; в этом смысле поход Амундсена былбезупречен во всех отношениях и может служить образцом. Это былдоблестный и отважный подвиг! Но назвать «разведочноепутешествие» Амундсена научно-исследовательской экспедициейочень трудно, это не удается доказать даже наиболее благожелательнымкритикам – соотечественникам Амундсена, хотя они и стараютсяподчеркнуть «многие и особо важные научные результаты»,якобы достигнутые ею.
Однако для норвежцев, для их молодогогосударства, занимающего свое место среди европейскихкапиталистических держав, важнее всего не научные результатыэкспедиции Амундсена, а то, что она была национальным норвежскимпредприятием. Норвежские критики наибольшее значение придают именноэтому обстоятельству, охотно оттесняя на второй план все остальное.
Весь мир справедливо восхищается тем,что совершили Амундсен и его спутники во время своего похода к Южномуполюсу. Но для норвежцев экспедиция Амундсена – непревзойденныйобразец, поход его – исключительный подвиг не только потому,что Амундсен с гениальной проницательностью задумал и составил свойплан и с несокрушимой настойчивостью и энергией осуществил его,восхитив весь мир, а потому, что это путешествие задумано былонорвежцем, выполнено норвежцем и основано на опыте и практикенорвежского полярного исследования. Норвежская полярная техника,норвежские полярные методы, научно-созданные и усовершенствованныеНансеном, подверглись дальнейшему усовершенствованию Амундсеном ипобедили…
Есть еще одна причина для восхваленияАмундсена норвежцами. Тяготение Норвегии в далекую Антарктикуначалось гораздо раньше экспедиции Амундсена: интересы развивающейсяпромышленности погнали в южные полярные льды норвежских китобоев.Теперь открытие Амундсена подвело некий «юридический фундамент»под претензии богатых промышленников и привело к своеобразномунорвежскому империализму в Антарктике. Характерным представителем егоявляется миллионер Ларс Кристенсен, ежегодно посылающий вантарктические воды за китами целый флот.
СУДЬБА СКОТТА

А какова же была судьба Скотта и егоспутников? Когда «Терра Нова» посетила Китовую бухту,Амундсен, по законам исследовательской этики, не мог критиковатьметодов и намерений Скотта, хотя бы в той их части, которая была емуизвестна. Но все же позволил себе посоветовать англичанам непользоваться во время похода ни лошадьми, ни моторными санями, неоправдавшими своего назначения уже в экспедицию Шеклтона в 1907–1909годах, и предложил Скотту половину своих собак. Ни советами его, нипредложением англичане не воспользовались. Скотт питал какое-тонеоб’яснимое пренебрежение к собакам. Впрочем многие из егосотоварищей не разделяли мнения своего начальника. Скотт взял с собойсобак, и некоторые из участников английской экспедиции ими не разпользовались очень успешно, даже достигая ранее невиданной быстротыпередвижения по ледяной поверхности.
Что же касается моторных саней, то ихвремя тогда еще не пришло. Только с появлением аэросаней, а затемвездеходов, этот род транспорта начинает более или менее успешноприменяться в полярных странах. Так, уже в наши дни аэросанямипользовались в Гренландии экспедиция Вегенера (в 1930-31 годах) и унас на Новой Земле экспедиция М. М. Ермолаева (1932-33 годы), но безособенно блестящих результатов. Более пригодными оказались вездеходы,применяемые теперь в некоторых областях Советской Арктики.
И по своей тяжести, и по неуклюжести, ипо своему техническому несовершенству моторные сани Скотта оказалисьмало пригодными для работы уже на поверхности антарктическогоморского льда. Тем труднее было ожидать, чтобы они успешно работалина Ледяном барьере или на ледниках, особенно в тех областях, гдебездонные трещины перекрыты хрупкими ледяными или снежными мостами,иногда не выдерживающими тяжести даже сравнительно легких собак!
Когда Скотт вышел в свой поход к Южномуполюсу – на 10 дней позднее норвежцев – с ним былопятнадцать человек, двое моторных саней, две собачьих упряжки идесять пони. Продвижение экспедиции напоминало пеструю речнуюфлотилию из разнокалиберных судов весьма различной скорости. Моторныесани были посланы вперед для заброски части груза, а собачьи упряжкии две вспомогательных партии сопровождали главную партию, состоявшую,как и отряд Амундсена, из пяти человек.
Скотт не был так предусмотрителен, какАмундсен, и потому не устроил заранее цепи вспомогательных складов подороге, кроме одного на 79°29 ю. ш., где была оставлена тоннапровианта. После выхода с базы Скотт не мог рассчитывать больше ни накакое пополнение своих путевых запасов – нигде, «кромеснега для получения воды», не было ничего. Поэтому частьпровианта везли на собаках и на санях двух вспомогательных партий,заданием которых было устройство складов продовольствия по мерепродвижения экспедиции на юг. Такие склады были оставлены на 80°,81° 35, 82° 47 и немного южнее, на 84° 30, 85 °7, 86°56,88° 29, 89° 27; последние два склада оставлялись самойглавной партией, шедшей к тому времени уже без всякого сопровождения.
Вспомогательные партии должны былипокидать «полюсный отряд» с таким расчетом, чтобы иммогло хватить продовольствия на обратный путь – после того как«излишки» будут оставлены на складах.
Моторные сани сдали очень быстро. Онишли довольно хорошо только по глубокому снегу, но, в общем, будучисовершенно неприспособлены к такому суровому климату, работалинеудовлетворительно. Карбюраторы моторов слишком охлаждались.Очевидно, при постройке саней это не было принято во внимание, или жетехники того времени еще не умели с этим бороться.
Но моторные сани в программе Скотта неиграли основной роли. Вскоре они были оставлены обслуживающимперсоналом, который, по инструкции, продолжал свой путь пешком, тащаза собой сани с грузом. 24 ноября моторная команда покинула главнуюпартию и повернула обратно.
Каюры обеих собачьих упряжексопровождали экспедицию до склада на нижней части большого ледника ирасстались со Скоттом 11 декабря между 83° и 84° ю. ш.Работали собаки великолепно и были очень полезны. Но, к сожалению,Скотт не использовал всех возможностей собачьего транспорта и даже невзял с собой в поход всех упряжек (их было у него пять).
С 11 декабря, т. е. через шестьнедель после ухода с базы (норвежцы за такой же срок прошли на триградуса южнее), экспедиция продвигалась на юг в составе трех саней, вкоторые впрягалось по четыре человека. Никакой иной «упряжной»силы у англичан к тому времени уже не было. Все десять пони давновышли из строя, были перестреляны и обращены в пищу.
Через десять дней одна вспомогательнаяпартия в составе четырех человек повернула обратно с 85 7 ю. ш. Ещечерез две недели – 4 января 1912 г. Скотта покинула ивторая вспомогательная партии в составе трех человек. Скотт и егочетверо спутников остались теперь одни. До полюса надо было итти еще150 миль или 278 километров. Это расстояние было пройдено в двенедели.
Любопытно отметить, что между 30 и 31декабря англичане и норвежцы (последние в то время уже возвращались сполюса), находились приблизительно на одной широте—86° 50,и их отделяли друг от друга каких-нибудь сто миль, или 185километров.
Уже в эту пору участники похода шли сбольшим трудом, потому что им самим приходилось тащить сани, а такаяработа – вообще очень тяжелая при плохом насте – быстровыматывает силы в высокогорной области, где более разреженный воздухпред’являет к человеческому организму повышенные требования.
«Мы находимся в целом море острыхмерзлых волн… Сняли лыжи и поплелись пешком. Местами ужаснотяжело, в довершение всего каждая заструга покрыта щетиной острых,разветвляющихся кристаллов… Высота 3 тысячи метров,температура – 32°», заносит в свой дневник Скотт 6января.
Для облегчения саней партия дваждысгружает часть провианта, оставляя его на складах, и от последнегосклада идет к полюсу всего с семидневным запасом. Амундсен от своегопоследнего склада, правда, расположенного на целый градус севернее,шел к полюсу с месячным запасом, кроме того, все его путевые складыбыли более богато снабжены, не говоря уже о том, что у него былапостоянная возможность подкармливать и людей, и животных свежимсобачьим мясом. Свое снаряжение и продовольствие Амундсен вез от«Бойни» на трех санях, запряженных восемнадцатьюсобаками, тогда как у Скотта все его имущество помещалось на однихсанях, которые везли на себе люди. Десятого января Скотт пишет:
«Всего 85 миль до полюса, но, каквидно, и туда, и оттуда потребуется отчаянное напряжение сил; все жемы подвигаемся и это уже хорошо».
В этих словах слышится трагическаянота. Экспедиция еще не дошла до цели своих стремлений, а между темсилы ее участников, повидимому, уже падают. Надо как следует кормитьлюдей, надо кормить их как можно лучше и сытнее – ведьколичество пищи, вполне достаточное для людей, идущих рядом ссанями, а тем более бегущих за ними на лыжах, прицепившись кзадку саней, недостаточно для людей, волокущих за собою попромерзшему насту большие тяжести. А где же взять излишки еды, еслиее только в обрез?
Двадцать семь миль до полюса…Теперь уже должны дойти! Остаются всего каких-нибудь два перехода.«Дело, можно сказать – верное, и единственная грознаявозможность, это – если опередил нас норвежский флаг!», –записывает Скотт 15 января свои опасения.
Читаешь записи начальника экспедиции заэти дни января и чувствуешь, что люди напрягают все свои последниесилы… С таким невероятным трудом продвигаются они вперед, аведь надо будет еще возвращаться ! Впрочем, может быть,блестящий успех, сознание, что они пришли к цели первыми ,вольет в них новую энергию, даст новую силу измученному и иззябшемутелу?.. Скотт не раз заносит в свой дневник, что люди зябнут, что ониначинают плохо переносить холод. Сказываются результаты недоедания,плохого питания, недостатка жиров. Конечно, тут ничем не помочь, еслиувеличить паек и улучшить его не из чего! Но ведь важно еще душевноесостояние, какой-то нервный под’ем, как бы краток он ни был…
Однако будущее не сулило англичанамничего хорошего. Суждено было сбыться их наихудшим опасениям. 16января днем партия увидела впереди какую-то черную точку. Когдаангличане подошли ближе, точка превратилась в черный флаг,привязанный в санному полозу. Кругом были следы саней, лыж имногочисленных собачьих лап.
«Вся история, как на ладони:норвежцы нас опередили и первые достигли полюса. Ужасноеразочарование, и мне больно за моих верных товарищей. Завтра надоитти дальше к полюсу, а затем спешить домой с максимальной скоростью.Конец всем нашим мечтам, печальное будет возвращение. Очевидно, мыидем под гору и очевидно также, что норвежцы нашли более легкийпуть», в отчаянии пишет Скотт 16 января.
Взволнованный неудачей, он дажезабывает собственные слова. В октябре 1911 года он писал в одном изписем в Англию:
«Если Амундсену суждено добратьсядо полюса, то он должен дойти туда раньше нас, потому что будетдвигаться быстро с собаками и непременно выступит рано. Поэтому ядавно решил поступать совершенно так, как будто его нет на свете. Бегс ним вперегонки расстроил бы весь мой план; к тому же не за тем какбудто мы сюда пришли».
Теперь досада, горечь, сознаниечрезвычайно тяжелого положения, в котором оказались Скотт и егоспутники, ослепляют его, мешают ему воздать должное своему сопернику.Тщательный анализ пути Амундсена и пути Скотта и условий, в которыхпротекали их походы, со всей очевидностью показывает, что путьнорвежцев был гораздо труднее и опаснее, а под’ем на плоскогорьекруче, чем у англичан. Правда, путь Амундсена был на 11 % корочепути Скотта, зато Скотт шел по уже известной и нанесенной на картудороге, тогда как норвежцы продвигались вперед по совершенноневедомой области. Кроме того, условия местности, по которой шлиангличане, были более благоприятными.
Существует очень распространенноемнение, что погода все время благоприятствовала Амундсену и былаочень неблагосклонна к Скотту. Быть может, оно основывается назаписях в дневнике английского исследователя, который неизменно, вособенности на обратном пути, указывает на различные помехи,задерживающие продвижение партии: мороз, пургу, сильные ветры…Но это мнение не подтверждается фактами. Не будем останавливаться наанализе метеорологических условий, сопровождавших походы Амундсена иСкотта, скажем лишь, что значительный перевес дней хорошей погодыотмечается именно у Скотта. Жалобы же его на постоянное ненастье иссылки на дурную погоду об’ясняются очень просто. То, что незамечалось упитанными, свежими людьми, не истощившими своих сил, былоочень заметно для людей измученных, тащивших тяжелые грузы на себе,недоедавших и недосыпавших, постоянно зябнувших и потому болезненнопереносивших всякое резкое ухудшение погоды.
Достижение желанной цели не только невдохнуло новой энергии в измученных исследователей, но, казалось,лишило их всякой уверенности в благополучном возвращении.
«Великий боже! –восклицает Скотт. – Что это за ужасное место и каково длянас сознание, что мы за все наши труды даже не вознагражденыожидаемым торжеством! Конечно, много значит и то, что мы вообще сюдадошли… Побежим домой; отчаянная будет борьба. Спрашивается,удастся ли?…»
Проведя на полюсе полтора дня,англичане 18 января двинулись в обратный путь.
«Итак, мы повернулись спиной кцели своих честолюбивых стремлений, и перед нами 800 миль (1300 км)неустанного пешего хождения с грузом. Прощайте, золотые грезы»… –такими словами заканчивает Скотт описание своего пребывания наполюсе.
Начинается страшный обратный путь. Всетруднее тащить на себе сани, но англичане еще справляются с ними иделают довольно большие переходы: помогает парус, поставленный насанях. Запасов пищи еле хватает на путь от склада до склада. Никакихизлишков провианта в распоряжении Скотта нет. Стоит только пройтимимо какого-нибудь очередного склада, и положение экспедиции будетотчаянным. В первых числах февраля вблизи 85 параллели из пятерыхисследователей трое уже начинают сдавать: у одного сильно отмороженыруки, у другого—ноги. Скотт, разбил себе плечо, и оно жестокоболит.
Первым выбывает из строя самый крепкийи сильный участник похода – унтер-офицер Эванс. Результатыпереутомления и недоедания сказываются прежде всего на нем. «Мыстановимся все голоднее», – пишет Скотт. Эванс едватащится за санями. Повидимому, он начал слабеть еще по дороге кполюсу; теперь его состояние стало быстро ухудшаться. Еще несколькодней – и Эванс погибает.
«Страшное дело так потерятьтоварища, – записывает 17 февраля Скотт это событие в свойдневник. – Но если спокойно обдумать, нельзя несогласиться, что это – лучший конец всем тревогам прошлойнедели».
За месяц партия продвинулась за 84-юпараллель. Пройдена половина пути. За такой же срок норвежцы достигли81° 30, хотя и делали ежедневно продолжительные остановки; ноангличане не знали отдыха: голод безжалостно гнал их все вперед ивперед. Быстро надвигается осень, а итти еще далеко. Скотт по своемупрежнему опыту знает, что условия погоды на Ледяном барьере скороухудшатся и будут очень мешать продвижению партии. Он спрашивает себяне без тревоги, что-то им предстоит дальше… Пока погода ещехорошая, ясная, полное безветрие, но очень холодно – 36–40градусов мороза.
Второго марта Скотт доходит до складана 81 ° 35. Здесь он находит «скудный запас горючего».Его едва может хватить – и то при строжайшей бережливости –на 115 километров пути до следующего склада. Между тем оказалось, чтоу одного из участников похода – капитана Отса – сильноотморожены пальцы ног. К тому же температура упала ниже – 40°.Скотт понимает, что при таком положении вещей партия не сможетсовершать больших переходов.
«В своем кружке мы бесконечнободры и веселы, но что каждый чувствует про себя, о том могу толькодогадываться… Впереди очень, очень мрачно», описываетСкотт овладевающие им теперь настроение.
С каждым днем «дела идут все хужеи хуже». При такой тяжелой изнурительной работе, при постояннойборьбе организма с лютыми морозами нужно усиленное питание, нуженотдых в тепле. Но топливо совсем уж на исходе, а продовольствие…5 марта исследователи ложатся спать, поужинав чашкой какао изамороженным, едва подогретым пеммиканом ! Хуже всего несчастномуОтсу – товарищи ничем не могут ему помочь. Его силы могла быеще поддержать горячая пища, но откуда ее взять?
Силы людей быстро падают. Все мёрзнутуже находу и вообще чувствуют себя отвратительно, стараясь вместе стем сохранять внешнее спокойствие. 9 марта экспедиция доходит досклада, оставленного за 81-й параллелью. Провизии и топлива мало издесь. Отс близок к концу. Он «мужественный человек и понимаетположение», но все же просит у товарищей совета, как ему быть.Товарищи уговаривают Отса итти, пока у него хватает сил. Скоттприказывает участнику экспедиции, доктору Уилсону, «вручитьвсем средство покончить со страданиями», т. е. выдать изаптеки яду.
«Жизнь наша – чистаятрагедия», с горечью пишет Скотт 16 или 17 марта («потерялсчет числам», – об’ясняет он свою неточность). Отс,в течение нескольких недель без жалоб переносивший жесточайшиестрадания, решил сам положить им конец. Проснувшись утром, он сказалтоварищам:
– Пойду пройдусь. Можетбыть, не скоро вернусь…
Он вышел. За тонкими стенками палаткинеистовствовала пурга… Через несколько времени трое последнихучастников экспедиции снялись с лагеря.
До склада остается двадцать одна миля(тридцать четыре километра), но Скотт сознает, что им едва ли удастсядойти. «До конца несомненно недалеко». «Мы теперьмерзнем на-ходу и во всякое время»… «Подвигаемсяужасно медленно». «Дневники и прочее найдут при нас илина санях». Такие записи вносит он теперь в свой дневник.
Еле-еле дотащились англичане доодиннадцатой мили от склада, но здесь их на трое суток задержаласильнейшая пурга.
Страшно читать последние строкидневника Скотта. Они просты, кратки, сухи, но это один из тех«человеческих документов», которым суждено пережить века.
«… пищи осталось на разили два – должно быть, конец близок. Решили дождаться его,пойдем до склада, с вещами или без них, и умрем по дороге».
Но 29 марта, на восьмой день после тогокак партия была задержана пургой, англичане были еще живы. Скоттпишет в этот день:
«Двадцатого у нас было горючегона две чашки чая на каждого и сухой пищи на два дня. Каждый день мыбыли готовы итти, а до склада всего 11 миль – но нетвозможности выйти из палатки: так снег несет и крутит. Не думаю,чтобы мы теперь могли еще на что-либо надеяться. Выдержим до конца,но мы, понятно, все слабеем, и наконец не может быть далек».
Последняя страница из дневникаСкотта
Как могли они протянуть так долго в томужасном положении, в котором они находились?
Дневник капитана Скотта лежит теперь водном из зал Британского музея в Лондоне под зеркальным стекломвитрины, рядом с другими молчаливыми свидетелями прошлого. Он раскрытна той странице, где умирающий полярный исследователь пишет, держакарандаш в обмороженных пальцах:
«Жаль, но я не думаю, чтобы я былв состоянии еще писать. Последняя запись – ради бога, неоставьте наших близких…»
Так погибли и последние трое участникованглийской экспедиции Скотта. Погибли в одиннадцати милях от склада,где их ждала пища, топливо – спасение…
Спустя восемь месяцев трупы их былинайдены спасательной экспедицией на 79° 50 южной широты.
Причины катастрофы сам Скотт пыталсяоб’яснить в своем «Послании к обществу», которое былонаписано им в последние дни. Не будем останавливаться на этом. Изтого, что было уже сказано, с достаточной очевидностью вытекает, чтоглавной и, пожалуй, единственной причиной гибели Скотта и его четырехспутников является организационная ошибка: странное пренебрежение ксобачьему транспорту и неправильное и неполное использование его.
Гибель Скотта и его товарищей былавстречена в Англии очень бурно.
Она не расценивалась бы как «поражениена-голову», дойди англичане до полюса раньше норвежцев. Теперьже надо было искать виновника разгрома и потому вполне естественно,что многие в Англии обрушились на Амундсена. Это он «загнал»своего соперника! Правда, сам Скотт видит причину несчастья в другом– «в невезении во всех рисках» и громко заявляет впоследние, самые страшные минуты своей угасающей жизни, что все унего «было продумано в совершенстве».
Нигде и ни в чем Скотт не упрекаетнорвежцев, нигде он не осуждает Амундсена и не называет еговиновником своей гибели.
Ясно одно: Скотт не мог ни завезти напромежуточные склады, ни взять с собой больше продовольствия, чем этопозволяли сделать транспортные возможности экспедиции. Никакиеизлишки провианта, никакое изобилие пищи на вспомогательных складахне могли бы спасти измученных людей, тащивших тяжести на себе. Чембольше было бы у них снаряжения и продовольствия, тем скорее всеучастники похода выбились бы из сил. Ошибкой было превратить собачьиупряжки во вспомогательное средство, а людей – во вьючныхживотных.
Понадобилось, однако, много времени,чтобы беспристрастный критик мог подвернуть спокойному ихладнокровному анализу события, происшедшие столько лет назад вмрачных ледяных пустынях Антарктики. Слишком остро переживалась ещегибель Скотта в Англии, слишком долго еще хмель победы опьянял умынорвежцев.
На обеде, данном в Лондоне КоролевскимГеографическим обществом в честь Руала Амундсена, президент общества,небезызвестный лорд Керзон, в своей речи отметил все то значение,которое Амундсен приписывал собакам в смысле влияния их наблагополучный исход норвежской экспедиции, и закончил:
– Позволяю себе поэтомупредложить прокричать троекратное «ура» в честь собак!
Это было явной дерзостью, но Амундсенсохранил полное спокойствие, справедливо считая, что он стоит вышевсяких нападок и оскорблений.
Теперь даже английский критик находит всебе достаточно беспристрастия, чтобы воздать Амундсену должное заего подвиг – «одно из самых совершенных проявленийпревосходства человека над силами природы», хотя для науки былипотеряны огромные возможности, не использованные Амундсеном. Тот жекритик трезво указывает на организационные ошибки Скотта, приведшие ккатастрофе.
Норвежские критики, и прежде всего самАмундсен, преклоняются перед мужеством Скотта и его спутников, передпроявленными ими величием духа и силой воли, и вполне признаютзаслуги английских исследователей Антарктики. Ведь Амундсен считал,что если бы Шеклтон еще в 1908 году разгадал природу Китовой бухты ивыбрал Ледяной барьер местом своей зимовки, то Южный полюс был быоткрыт за два года до норвежской экспедиции.
ПОИСКИ ДЕНЕГ

Едва успев прибыть в Тасманию иизвестить мир о благополучном окончании своей замечательнойэкспедиции, Амундсен уже с головой уходит в новые планы. Лучшесказать, он возвращается к тому прежнему плану, который ему пришлосьтак неожиданно и решительно изменить, когда пришла весть об открытииСеверного полюса Робертом Пири.
Южный полюс достигнут, Амундсен сталмировой известностью и, конечно, на родине, в маленькой Норвегии, имяего сейчас превозносится. Почему бы этим не воспользоваться и неприступить сразу же к осуществлению старого замысла, перенеся полесвоей деятельности из Антарктики в Арктику? Одним ударом можноразрубить гордиев узел многих затруднений и недоразумений, вособенности денежного характера. Когда-то что будет, но сейчас нужноковать железо, пока оно горячо. «Нет большего мученья, как…»добывать нужные для экспедиции деньги! По собственному печальномуопыту Амундсен знал, что очень часто это бывает делом совершеннобезнадежным.
Мало того, Амундсен давно уже понял,что широкую публику как в Норвегии, так и во всей Западной Европе и вАмерике научные исследования интересуют мало. Публике нужна сенсация,ее волнует борьба конкурентов в погоне за рекордами.
Скрывая свои честолюбивые мечты одостижении первым Северного полюса, Амундсен делал вид для широкойпублики, что у «Третьей экспедиции „Фрама“исключительно научные задания и что начальник ее даже в мыслях нелелеет никаких намерений „гоняться за рекордами“».А «широкая публика» в свою очередь делала вид, что онаискренно верит этому.
– Я был настолько прост, –пишет сам о себе Амундсен, – что поверил, будто людидостаточно просвещены, чтобы понять и оценить это (т. е.научно-исследовательскую работу в Арктике). Но я ошибся—постыдноошибся! Я сделал печальное открытие, что людям нужны именно рекорды.Наука для них пустой звук.
Поэтому Амундсен решает продолжатьплавание «Фрама». Но предварительно нужно подготовиться кэкспедиции. Время года было уже позднее и потому нельзя былорассчитывать, что «Фраму» удастся пройти через Беринговпролив в том же году. И вот Амундсен отправляет «Фрам» вБуэнос-Айрес на зимовку, а сам едет сначала в Австралию, а потом вНовую Зеландию, где выступает с докладами о своем походе к Южномуполюсу. По окончании поездки он уезжает в Аргентину и прибывает вБуэнос-Айрес за день до прихода туда «Фрама».
Крупный аргентинский капиталист донПедро Кристоферсен, о котором мы уже упоминали, приходит здесьАмундсену на помощь и буквально спасает его от разорения. Вместе сКристоферсеном Амундсен обсуждает план своей арктической экспедиции,причем оба приходят к выводу, что этот план надо изменить в смыслевыбора нового направления.
Вместо того, чтобы еще раз огибать мысГорн и затем пересекать весь Тихий океан, «Фрам» долженитти через Атлантический океан к Европе и, обогнув ее северныеберега, итти на восток к Берингову проливу северо-восточным морскимпутем. Правда, при этом варианте экспедиции наверное придетсязазимовать в пути еще до того, как начнется дрейф «Фрама»со льдами. Но лишняя зимовка будет только полезна для углублениянаучной работы и не повлияет на изменение плана…
Однако в осуществлении этого вариантачто-то помешало Амундсену. Что именно, выяснить нам не удалось.Амундсен пишет, что Кристоферсен дал ему какой-то «правильный имудрый» совет, но об’яснить, в чем он состоял, Амундсен «неимеет никакого права».
– Достаточно будет сказать,что результат снова заставил меня столкнуться с засовом и огромнымвисячим замком. Этот путь (т. е. плавание северовосточнымпроходом) был закрыт; единственно открытым оставался путь вокругАмерики.
Повидимому, Амундсена ожидали какие-токрупные неприятности в Норвегии, в связи с его запутанным финансовымположением, в которое он попал при резком и внезапном изменениисвоего плана первоначальной экспедиции. Этим об’ясняется и горечь егослов о людях, для которых «наука пустой звук», ивынужденное бездействие команды «Фрама», стоявшего наприколе в Буэнос-Айресе.
Конечно, Амундсен стал в Норвегиинациональным героем. Но деньги любят счет, и его норвежскихкредиторов могла удовлетворить расплата только звонкой монетой, а незвонкими словами о славе национального флага и т. п. Один изнорвежских биографов Амундсена, постоянный сотрудник крупнейшейстоличной буржуазной газеты, плоть от плоти своего класса, –невольно высказывает очень горькую правду, повествуя об отношениинорвежцев к своему знаменитому земляку:
– У нас в Норвегии всегдатак бывало. Каждый раз, когда Амундсен возвращался домой победителемиз того иди иного похода, богатого подвигами, мы наперебой спешилидруг перед другом превозносить его – на нашу долю тоже выпадалачастица славы и почестей. Но когда дело у него не ладилось…тут мы сразу же выступали со своей язвительной критикой.
Итак «Фрам» пока остался вБуэнос-Айресе; для сокращения расходов Амундсен списал с суднабольшую часть команды, отослав ее в Норвегию, куда и сам уехал летом1912 года, закончив свою книгу о Южном полюсе. Немедленно повозвращении домой он приступил к чтению докладов о своей экспедиции кЮжному полюсу, об’ездил всю Европу, а затем Северную Америку. ВАмерике он пробыл полгода, прочтя только в Соединенных Штатах 160докладов, не считая бесчисленных дополнительных лекций в разныхуниверситетах и школах. Это был тяжелый труд. Нередко, проведя впоезде бессонную ночь, Амундсен должен был выступать с докладами иднем и вечером, иногда приезжая в лекционный зал прямо с вокзала.Непрерывные официальные приемы, банкеты, празднества, речи,столкновения с агентами антрепренера, шумная американская реклама,визиты членов «комитета по приему», визиты к губернаторам– бывшему, нынешнему и будущему, – бургомистру,членам городского совета и другим влиятельным лицам… Шумныепоездки по городу в автомобилях с развевающимися флагами и духовыморкестром – для возбуждения у публики интереса к предстоящемувечернему докладу… Иной раз размеры и приемы американскойрекламы превосходили всякие границы! Так, в одном городе созначительным процентом населения из скандинавских выходцев «комитетпо приему» потребовал от Амундсена, чтобы тот взобрался верхомна какого-то битюга, разукрашенного лентами и бантами, и проехал поулицам во главе процессии из молодежи. Амундсен наотрез отказался оттакого способа укреплять в Америке свою известность. Произошла бурнаясцена.
– До драки дело не дошло, ноуверяю вас, до нее было недалеко! – пишет Амундсен,рассказывая об этом.
Герою Южного полюса пришлось испытатьнемало унижений при собирании денег на покрытие своих расходов.Недаром он говорит: – Только не обладающий состояниемисследователь может понять те ужасные препятствия, которые возникаютпочти перед всеми исследователями, когда им приходится тратить своевремя и труд на попытки собрать достаточный капитал для экспедиции.Бесконечные помехи и удары, наносимые гордости и самоуважению, –вот что сопутствует попыткам найти деньги, и это – трагедия вжизни исследователя.
Во время своей поездки по СоединеннымШтатам Амундсен узнал, что вскоре будет открыт Панамский канал, иесли «Фрам» прибудет в Колон к 1 октября 1913 года, тоего судно будет пропущено первым. Немедленно отдается распоряжениепривести «Фрам» в Колон, куда он и прибыл 4 октября. Нооткрытие канала все откладывалось, и судно бесцельно провело два споловиной месяца в тропических водах. За это время подводная частькорабля заросла морской травой и ракушками.
Не дождавшись открытия канала, Амундсенотдал приказ итти старым путем на юг и затем через Магелланов проливвыйти в Тихий океан и подняться до Сан-Франциско с таким расчетом,чтобы прибыть туда не позднее мая 1914 года. Тогда экспедиция моглабы отплыть из Сан-Франциско в июне и еще летом войти в полярные льды.Для ускорения дела Амундсен зафрахтовал буксир, который и должен былдовести «Фрам» от Пунта Аренас в Магеллановом проливе доместа назначения.
Однако бессмысленное плавание «Фрама»в Колон и стоянка его там обошлись Амундсену дорого. «Фрам»,вышедший из Колона 16 декабря, с большим трудом дополз к концу мартатолько до Монтевидео и вынужден был войти в док для очистки подводнойчасти. Всякую надежду начать экспедицию летом 1914 года приходилосьоставить. Такое большое опоздание привело к тому, что Амундсенприказал капитану отвести «Фрам» после очистки егоподводной части в Норвегию. Попытка пройти в Берингов пролив черезТихий океан отпадала, оставался только один путь – черезсеверо-восточный проход. Этим путем «Фрам» мог бы ещепройти в 1914 году.
Шестого апреля «Фрам» вчетвертый раз покинул Буэнос-Айрес, куда он прошел из Монтевидео, инаправился в Норвегию. И на этот раз дон Педро Кристоферсен оказалАмундсену значительную денежную поддержку.
– Без его влияния и помощи«Фрам», по всей вероятности, до сих пор стоял бы еще вАргентине, – писал Амундсен в 1921 году.
Шестнадцатого июля 1914 года «Фрам»прибыл в норвежский военный порт Хортен в Кристианиа-фьорде. ЗдесьАмундсен предполагал поставить свое судно в ремонт. Вся команда быласписана и раз’ехалась по домам. Можно было надеяться, что поокончании ремонтных работ удастся еще в том же году выйти в плаваниена север, чтобы, обогнув Европу, войти в воды северо-восточногоморского пути. Конечно, и при таком варианте Амундсен едва лирассчитывал покрыть все расстояние до Берингова пролива за однунавигацию. Таких случаев история тогда еще не знала. Эта честьдосталась только в 1932 году советскому ледокольному пароходу«Сибиряков». Но Амундсен мог надеяться пройтисеверо-восточным путем с одной зимовкой, как «Вега».Тогда он оказался бы осенью 1915 года в дрейфующих льдах к северу отБерингова пролива, т. е. к тому самому времени, к которому могбы попасть туда и через Тихий океан via Сан-Франциско. Значит,плавание «Фрама» из Америки в Норвегию никакого выигрышаво времени Амундсену не давало. Очевидно, дело было не в этом. Повсей вероятности, нельзя было больше ждать: общественное мнениетребовало от Амундсена действий, и разгуливание «Фрама» втечение двух лет вдоль восточных берегов Южной Америки никто не могсебе об’яснить. Кто мог знать, что здесь скрывалась тяжелая драма иупорная, хотя и безнадежная борьба?

Тщательный осмотр «Фрама»показал, что корабль находится в худшем состоянии, чем это казалось спервого взгляда. Судно было сильно тронуто гнилью, следы которой былизамечены во многих местах еще во время перехода «Фрама»от Аргентины. Ремонт одного только корпуса должен был обойтись покрайней мере в 150 тысяч крон золотом. Новое препятствие, которого,казалось, никак не преодолеть! Но помощь Амундсену пришла совершеннонеожиданно и с такой стороны, о которой еще месяц тому назад вшироких другах Европы никто не мог и подумать.
Вспыхнула империалистическая война.Никто не мог предполагать тогда, как она обернется для Скандинавии,каковы будут ее последствия для Норвегии. А пока Амундсен счел себявынужденным отказаться от правительственной субсидии в 200 тысячкрон, предоставленной в его распоряжение постановлением стуртинга.Государственная казна с началом европейской войны сразу сильноопустела, и 200 тысяч крон были для норвежского министерства финансовбольшими деньгами. Однако вскоре это положение радикально изменилось.Пока одни страны воевали, заливая землю кровью трудящихся, выбрасываякаждый день миллионы рублей, сжигая их в огне ураганныхбомбардировок, уничтожая под развалинами недавно цветущих городов,топя в морских волнах в виде военных и торговых кораблей, топча подногами в виде неснятых жатв, страны нейтральные богатели, ихкапиталисты засыпались деньгами, не зная, куда их девать.Одновременно росли цены, и голод начал стучаться в окна домовбедняков.
И вот наступило такое время, когданорвежское министерство финансов было радо, что у него берут деньги;и тогда Амундсен снова пришел за своей ассигновкой на 200 тысяч. Ноэто случилось много позднее, а пока Амундсен сидел у себя дома наберегу Буннефьорда, ломая голову над тем, где бы раздобыть денег наремонт «Фрама» и как покрыть расходы по организацииэкспедиции.
Увы, ни ремонтом «Фрама»,ни экспедицией на Северный полюс в Норвегии больше никто неинтересовался. После первых недель, последовавших за началом мировойвойны, когда в нейтральных странах прошел период общего смятения,ужаса, переполоха, закрытия фондовых бирж, мораториума, банкротств,крахов, – все более или менее предприимчивые люди –те, у кого были хоть какие-нибудь деньги, и те, у кого никаких денегне было, но было жадное стремление их получить, ринулись, обгоняядруг друга, к одной цели: к скорейшему обогащению! В первый раз всвоей жизни Амундсен – человек не деловой и до сих пор чуждыйвсякого рода стремлений к наживе, человек, никогда не умевшийустраивать и вести даже собственные свои финансовые дела, в первыйраз в своей жизни Амундсен тоже занялся различными финансовымикомбинациями. Он вложил все свое маленькое состояние в акциипароходных обществ, и в короткий срок нажил путем спекуляций околомиллиона крон. Но и на этот раз, и кажется впервые в буржуазном мире,человек спекулировал не ради наживы, а для того, чтобы собратьнеобходимые средства на исследовательскую экспедицию. Пожалуй, этоможет до некоторой степени об’яснить образ действий Амундсена. Крометого, будущее покажет, что простаку вообще не по дороге с прожженнымидельцами. От амундсеновского миллиона скоро не останется ничего, асамого его опутают по рукам и по ногам темные пройдохи и чуть ли непо миру пустит родной брат!
Но обо всем этом будет еще сказано.Пока же вернемся несколько назад, к довоенному времени, к мирному итихому 1909 году.
Амундсен никогда не был консерватором виспользовании средств полярной техники. Если он стоял за собачийтранспорт, то лишь потому, что этот способ передвижения до сих порявляется непревзойденным в полярных странах при проведенииуглубленной научной работы. Нынешние воздушные экспедиции вАнтарктике, как и отдельные полеты в Арктике, дают очень много всмысле разведки с воздуха, аэрофотос’емки, нанесения местности накарту, проверки и исправления существующих карт, но посадка и под’емлетающих машин з полярных странах до сих пор еще сопряжены созначительным риском. Поэтому вполне естественно, что Амундсен,сторонник коротких, решительных ударов – цель достигнута иможно считать дело законченным, – не мог незаинтересоваться теми широчайшими возможностями, которые способнадать исследованию авиация. В то время, когда велась подготовительнаяработа по организации экспедиции «Фрама», авиация ещепереживала свое детство. Можно было лишь мечтать о том, что дастлетательная машина «тяжелее воздуха» в будущем, ноникаких практических выводов из этого не решался еще делать дажесамый смелый фантазер.
Однако Амундсен еще в 1909 годуинтересуется опытами со змейковыми аппаратами и заказывает себезме?к, который мог бы поднимать на воздух человека. Предполагалосьпроизводить при помощи такого аппарата воздушные разведки вдрейфующих льдах, когда «Фрам» пройдет к северу отБерингова пролива.
Змеек был сделан и на нем совершалисьудачные под’емы на высоту до 600 метров. Поднимался на воздух и самАмундсен. Во время опытов со змейковыми аппаратами был убит молниейкапитан Уле Энгельста, заместитель начальника экспедиции на «Фраме».На этом и закончились эксперименты Амундсена, тем более, что план егопохода на «Фраме» уже изменился.
Вернувшись в Норвегию из Антарктики,Амундсен увидел, что за время его отсутствия авиация сделала оченьбольшие успехи. В 1913 году, совершая поездку по Германии с докладамиоб экспедиции к Южному полюсу, Амундсен впервые увидел, как аэропланоторвался от земли и начал парить в воздухе, плавно описывая круги. Внеописуемом восторге Амундсен не мог отвести глаз от летающей машины,волнение овладело им.
– Я стоял, глядя на машину,летавшую по воздуху, а в памяти моей еще свежо было воспоминание одолгих санных поездках в Антарктике. За какой-нибудь час аэропланпокрыл расстояние, которое при путешествиях в полярных областяхзаняло бы много дней и стоило бы тяжелой работы, –рассказывал он об этом.
Конечно, для надобностей полярногоисследования требуется, чтобы аэроплан мог продержаться в воздухе безпосадки значительное время. И Амундсен понимал, что перед аэропланомлежит еще очень долгий путь. Но все же, все же…
Когда-то Амундсен решил сам научитьсяискусству навигации, чтобы быть независимым от капитанаэкспедиционного судна. Теперь он ревностно принимается за изучениелетного искусства. Ведь для того, чтобы использовать все возможности,предоставляемые летающей машиной, нужно научиться летать самому! ИАмундсен совершает несколько полетов в Германии и во Франции. Один изпервых деятелей норвежской авиации капитан Сем-Якобсен дает ему урокитеории летного дела, и в конце 1914 года Амундсен покупает у своегоучителя аэроплан системы Фармана. Уже тогда у него возникает мысль обиспользовании этого аппарата во время предстоящего плавания «Фрама»северовосточным путем.
Летом 1914 года Амундсен сдает экзаменна гражданского летчика. Первый полет он совершает в качествепассажира, причем происходит катастрофа – аппарат падает свысоты десяти-двадцати метров и разбивается вдребезги. Нужновспомнить, что ранние Фарманы походили на летающую этажерку,положенную плашмя. Пилот и пассажир сидели между натянутых проволочеки тоненьких стоек, прямо под ногами людей разверзалась бездна.
И пилот, и Амундсен отделались толькоиспугом. Но испуг этот прошел, очевидно, очень скоро, потому чтоАмундсен пожелал продолжать экзамен, указав на вторую машину,стоявшую на аэродроме. На этот раз все обошлось благополучно.Амундсен летал и как пассажир, и сам вел машину, элегантноприземлившись с высоты 150 метров. Ему был выдан аттестат за № 1,так как Амундсен был первым, кто выдержал в Норвегии испытание название гражданского летчика.
В списке норвежских сухопутных летчиковзначится такая запись:
«Амундсен Руал, родился в 1872году, местожительство: Кристиания, род занятий: полярныйисследователь, летная школа: Военного ведомства, Международныйсертификат : № 1; число летных часов: 20».
Но не только сам Амундсен обучилсялетному делу; еще будучи в Буэнос-Айресе, он предложил помощникукапитана «Фрама» лейтенанту Доксруду, который должен былпринять участие в намеченной арктической экспедиции, использоватьсвое пребывание в Аргентине, чтобы научиться летать. При денежнойподдержке дона Педро Кристоферсена Доксруд успешно сдал испытания иполучил диплом летчика. Не удовлетворившись этим, Амундсен выражалжелание, чтобы еще кто-нибудь из состава участников будущейэкспедиции научился летному искусству.
Когда разразилась мировая война,Амундсен подарил свой Фарман государству для использования его длянужд военного ведомства. Ни о каких экспедициях – ни морских,ни воздушных, ни комбинированных – не могло быть больше и речи.Собственных средств у Амундсена не было, а мысль о частной поддержкеон считал теперь безнадежной.
Итак, во время войны Амундсенпоследовал примеру многих своих сограждан и составил себе капитал. Ноуже в 1916 году он прекратил свои финансовые операции, решив, что имуже накоплено достаточно денег для покрытия всех расходов поорганизации совершенно новой экспедиции. Главной статьей расходадолжен был явиться капитальный ремонт «Фрама». Однако зате два года, что «Фрам» простоял в Норвегии, состояниесудна значительно ухудшилось и выгоднее было построить новый корабль.На этом решении Амундсен и остановился. Весной 1916 года им былзаключен контракт с судостроителем Кр. Йенсеном, который взялсяпостроить корабль за 300 тысяч крон. Чертежи и расчеты для постройкинового судна были основаны на опыте «Фрама» – онодолжно было быть яйцевидной формы, т. е. днище судна делалосьокруглым, чтобы прямому напору льдов не подставлялось никакойповерхности. Давление льда только содействовало бы выпиранию суднавверх. Такая форма подводной части обеспечивала наибольшеесопротивление при наименьшей поверхности.
Одновременно с заказом корабля Амундсензанялся закупкой провианта и снаряжения для экспедиции. На этот разему пришлось отступить от обычного порядка: все закупки были сделаныим в Америке. Цены в Норвегии сильно поднялись и продолжалиподниматься; к тому же норвежские коммерсанты оказалисьнедобросовестными. Патриотизм патриотизмом, но дела остаются делами!В 1912 году при подготовке экспедиции в Арктику Амундсен заказал всеконсервы в Норвегии, но получил такой товар, что пришлось выбрасыватьза борт ящик за ящиком! Во избежание повторения подобной историиАмундсен решил на этот раз произвести свои закупки за границей.Единственным свободным рынком тогда была Америка, и осенью 1916 годаон отправился в Соединенные Штаты. Вопрос о снабжении экспедициипервоклассным провиантом был настолько важен, что Амундсен счелнужным возложить обязанности приемщика товара на самого себя. Задачабыла нелегкая. Пришлось об’ездить бесчисленное количество фабрик,перепробовать сотни сортов различных произведений американскойпищевой промышленности. Один из друзей Амундсена, помогавший ему вработе, надолго приобрел отвращение ко всякой пище и на несколькодней слег в постель. Зато труды оказались не напрасными. Всепродовольствие экспедиции было действительно превосходным.
В марте 1917 года Амундсен вернулся вНорвегию и посвятил все свое время подготовке к экспедиции, считая,что главные трудности остались уже позади. Но вскоре СоединенныеШтаты вступили в мировую войну и вывоз всякого продовольствия изАмерики был запрещен. Опять новое препятствие, которое моглозадержать отплытие экспедиции на неопределенный срок. Однако,благодаря энергичной помощи Фритьофа Нансена, находившегося тогда вСоединенных Штатах, Амундсену была выдана экспортная лицензия, причемон дал обязательство пользоваться американским привозным провиантомтолько во время экспедиции. Впоследствии, когда все грузы прибыли изСоединенных Штатов в Норвегию, Амундсену пришлось пережить немалонеприятных минут в связи с введением продовольственных карточек иполной невозможностью для населения достать многие продукты питаниядаже за огромные деньги. Амундсена осаждали толпы добрых знакомых идрузей, надоедавших ему просьбами поделиться с ними тем или другим.Ведь в то время белую муку продавали только в аптеках по рецептамврачей! Амундсен твердо отклонял все просьбы, хотя, по его же словам,экспедиционных запасов продовольствия, рассчитанных на пять летплавания, могло свободно хватить по меньшей мере на восемь. Но он далобязательство и отступать от него не считал себя в праве.
Пока шли все эти подготовительныеработы, Амундсен получил от правительства Соединенных Штатов Америкиприглашение посетить боевые позиции американских войск во Франции иБельгии Вероятно, основанием для этого приглашения был «разрывдипломатических отношений» Амундсена с Германией. Когда немцыначали неограниченную подводную войну и стали топить, часто безпредупреждения, суда и нейтральных государств, заподозренные ввоенной контрабанде, Амундсен выразил свое негодование и протестединственным доступным ему способом: явившись к германскому послу вОсло, он не принял протянутой ему руки, прочел вслух письмо об отказеот всех немецких орденов и иных знаков и вручил послу пакет с ними.
Нужно заметить, что, вообще говоря,Амундсен никогда не критиковал немцев за пользование подводнымилодками для нанесения ущерба коммерческим судам вражеских и даженейтральных стран, когда на этих судах перевозилась военнаяконтрабанда. По его мнению, единственная надежда Германии на победузаключалась именно в подводной войне.
Пока Германия пускала ко дну чужиекорабли, Амундсен еще терпел, но когда в октябре 1917 года быловзорвано без всякого предупреждения норвежское судно и немецкаяподводная лодка обстреляла спасательные лодки, в которые в паникеспускался экипаж, Амундсен, возмущенный столь явным нарушением всехзаконов «морской этики», счел необходимым выступить спротестом.
Немецкая буржуазия надолго запомнилаэтот поступок Амундсена. И даже теперь некоторые норвежские биографыАмундсена стараются несколько замять эту «неловкость»,допущенную знаменитым полярным исследователем, и стараются об’яснить,что «резкий протест Амундсена следует рассматривать совершенноизолированно, как не имеющий ничего общего с его взглядом на весьнемецкий народ в целом».
Протест Амундсена мог иметь для негоочень неприятные последствия, так как экспедиция на своем пути вдольсеверных берегов Европы должна была проходить через ту зону, которуюнемцы об’явили запретной и где они топили все суда. Но Амундсенподдался первому порыву – хотя и обдумывал свой шаг целыесутки, «чтобы еще раз взвесить свое решение»; кроме того,он не ожидал от немцев акта прямой мести. Все же, когда емупредставился благоприятный случай, он принял все мерыпредосторожности.
НА «МОД» ВДОЛЬ БЕРЕГОВ СЕВЕРНОЙ АЗИИ

В день национального праздника –7 июня 1917 года—судно Амундсена было спущено на воду иполучило название «Мод», в честь норвежской королевы.Рассказывают, что Амундсен несколько видоизменил обычный церемониал,неуклонно соблюдаемый в буржуазных странах при спуске корабля состапеля. Вместо того, чтобы разбить о форштевень «Мод»бутылку шампанского, он разбил о него кусок льда со словами:
– Я не намерен выказыватьпренебрежения к благородной виноградной лозе. Но ты уже сейчас должначувствовать себя в своей настоящей стихии! Для льдов ты построена иво льду будешь проводить свое лучшее время и там разрешишь своюзадачу!
Это было сказано – оченьэффектно, и произвело большое впечатление на публику, собравшуюся наверфи. Американские рекламные уроки не прошли даром, и как нивозмущался Амундсен методами своих американских антрепренеров, все жекое-что от них он перенял. Он крепко-накрепко запомнил, что громкиеслова очень доходчивы до публики и прекрасно ею воспринимаются.
Для сокращения своих расходов, которыевсе росли вместе с ростом цен на материалы, Амундсен исхлопоталразрешение правительства использовать некоторые предметы корабельногоимущества «Фрама»: мачты, снасти и т. п. Поднялсяшум. Возникли разные «комитеты охраны „Фрама“».Раздавались голоса, что Амундсен совершает чуть ли не святотатство,грабя «старый доблестный „Фрам“». Нашлись«специалисты», ратовавшие за применение какой-тожидкости, якобы останавливающей начавшееся гниение древесины.Опрыскивая этой жидкостью поврежденные части корпуса судна, можно ещесласти судно от гибели и т. д. Новое препятствие, новые задержкиподготовительных работ. Пока «Фрам» спокойно гнил вХортене, никто не интересовался судьбой славного корабля, но стоилотолько заговорить о снятии с него никому ненужного имущества, каксамые превыспренные чувства обуяли норвежских пламенных патриотов.Амундсен всю жизнь сам был патриотом, однако того, что происходилосейчас, он не понимал! С горьким чувством вспоминает он об этих днях,когда против него была начата целая кампания. Амундсен был так занятснаряжением экспедиции, что ему некогда было высказать свое искреннеемнение о «деятельности» комитета охраны «Фрама».
Вскоре «Мод» была приведенав Кристианию; началась работа по установке 240-сильного мотора, пооснастке судна, устройству и отделке внутренних помещений и т. д.Стали прибывать и участники будущей экспедиции. Первым явился старыйсоратник и друг Амундсена, спутник его по походам «Йоа» и«Фрама», Хельмер Хансен. Сначала предполагалось, чтоХансен пойдет в плавание первым штурманом, но в воздаяние многих егозаслуг Амундсен решил назначить его капитаном «Мод».Затем в состав команды вошли: Вистинг – первый штурман, КарлСундбек – машинист и Рейне – парусник. Все троеучаствовали в плавании «Фрама» в Антарктику, а ХельмерХансен и Вистинг и в походе к Южному полюсу. Таким образом, Амундсензаручился помощью четверых своих старых товарищей. Остальнымиучастниками экспедиции были: молодой ученый Харальд Свердруп, теперьодин из крупных зарубежных полярников, Кнудсен, Тессем и Тоннесен Всостав экспедиции входило всего девять человек вместе с Амундсеном.Он всегда устанавливал очень жесткие штаты! Зато участники егоэкспедиции бывали всегда загружены работой и должны были уметь делатьвсе. Единственный научный сотрудник экспедиции на «Мод»X. Свердруп занимался не только научно-исследовательской работой, нои исполнял обязанности повара, отдаваясь этому делу со всем пылом ирвением. Правда, произведения его поварского искусства далеко ненапоминали те кушанья, которые выходят из умелых ручек норвежскихдам, на-зубок выучивших какой-нибудь «Подарок молодымхозяйкам».
Весной 1918 года Амундсен снова побывалв Америке, где выступал с докладами о своей поездке на фронт, и лишьза несколько недель до отплытия «Мод» вернулся вНорвегию. Еще перед этим он виделся в Лондоне с командующимамериканскими военно-морскими силами адмиралом Симсом, которыйознакомил его с методами, применяемыми союзниками при борьбе снемецкими подводными лодками. Накануне выхода «Мод» вморе норвежский посол в Германии посоветовал Амундсену испросить угерманских военных властей разрешение на плавание у северных береговЕвропы, иначе какая-нибудь подводная лодка может пустить «Мод»ко дну. Амундсен поблагодарил за добрый совет, но твердо заявил, чтоон не будет обращаться к германскому правительству ни с какимипросьбами. Получив от адмирала Симса сведения о наиболееблагоприятном времени для прохода опасной зоной (когда немецкиеподводные лодки уходят домой для возобновления своих запасов),Амундсен решил попытаться пройти и без разрешения.
Двадцать четвертого июня 1918 года«Мод» покинула Кристианию. Наконец-то начиналась таэкспедиция, к которой Амундсен готовился так давно и котораяпотребовала от него шести лет упорнейшей работы! Сколько былопреодолено препятствий, сколько трудностей, подчас совершеннонеожиданных, возникало со всех сторон! План 1908 года становилсяреальностью, хотя осуществлялся он несколько иначе. Вернее, с другойстороны. Вместо того, чтобы войти в воды Ледовитого океана черезБерингов пролив Амундсен теперь собирался войти в них с запада,пройдя туда северо-восточным проходом.
«Мод» была по своимразмерам меньше «Фрама»– всего 292 тонны (вместо407 тонн «Фрама»), но шире. Считают, что качествами своейпостройки она превосходила «Фрам». Из-за долгойпроволочки научное оборудование экспедиции устарело, теперь этопослужило ей только на пользу – все инструменты былиприобретены заново.
Четырнадцатого июля Амундсенприсоединился к экспедиции в Тромсо. Оттуда «Мод» прошлав последнюю норвежскую гавань Вардо, а затем вышла в море. Кончиласьподготовительная стадия, начиналась серьезная часть пути: впередибыла опасная зона, где повсюду шныряли немецкие подводные лодки, гдекаждая минута могла грозить гибелью. Эту часть пути Амундсенсправедливо считал самой страшной. Были приняты все мерыпредосторожности: спасательные лодки подготовили к спуску в любуюминуту, в них погрузили провиант на две недели. Спасательные пояса,теплая одежда и т. п. держались наготове.
Впрочем опасения его были напрасны:немцы нигде не показывались и никто не угрожал «Мод».
Обогнув северную оконечность Европы,«Мод» направилась дальше к востоку вдоль берегов СевернойРоссии и через месяц после выхода из Кристиании достигла ЮгорскогоШара. Здесь в состав экспедиции вошел один из русских радистовГеннадий Олонкин. Амундсен счел очень полезным его участие в плавании«Мод», так как многие радиосообщения передавались нарусском языке; кроме того, Олонкин мог послужить переводчиком присношениях с разными народностями севера и северо-востока Азии.
Состояние льдов в том году былодовольно неблагоприятным для плавания в этих водах, и весь август былпотрачен на проход через льды Карского моря. 9 сентября «Мод»обогнула крайний северный пункт Азии – мыс Челюскина. За всюисторию человечества она была лишь седьмым судном, прошедшим мимоэтого мыса (первыми были «Вега» Норденшельда с «Леной»,затем «Фрам» Нансена, потом «Заря» «Таймыр»и «Вайгач» Вилькицкого и Толля). Со свойственнойАмундсену внимательностью и уважением к трудам своихпредшественников, он потом во время зимовки поставил на мысеЧелюскина знак: на медном шаре был выгравирован путь «Веги»и сделана надпись: «В память покорителей северо-восточногопрохода Адольфа Эрика Норденшельда и его славной команды. Экспедиция„Мод“ 1918–1919 г.».
За мысом Челюскина «Мод»встречала все более непроходимые льды и 13 сентября вынуждена былаостановиться на зимовку у восточного берега Таймырского полуострова.Здесь в «Гавани Мод», как было названо это место,экспедиция провела ровно год. Зимовка была не особенно приятна дляАмундсена, но он считался с ее вероятностью и потому решилиспользовать время стоянки в «Гавани Мод» как можнопродуктивнее. Были построены метеорологическая и магнитнаяобсерватории, где велись непрерывные наблюдения; кроме того,подвергнута научному изучению северная часть Таймырского полуострова,не обследованная предшествовавшими экспедициями. Амундсен намечалтакже исследование островов Северной Земли, за несколько лет передтем открытых русской экспедицией Вилькицкого. Но тяжелое состояниельдов помешало осуществлению этого плана; пришлось удовольствоватьсятолько санной поездкой на остров Малый Таймыр.
Таким образом, севернее этого островаэкспедицией Амундсена не было сделано ничего, и честь подробногоизучения и исследования островов Северной Земли целиком досталасьсоветским полярникам. Г. А. Ушаков – первый начальникпостоянной радио-метеорологической станции на острове Домашнем вгруппе островов Сергея Каменева (у западных берегов Северной Земли) иего ближайший помощник геолог Н. Н. Урванцев во время своих санныхпоездок нанесли на карту всю группу островов Северной Земли и,благодаря этой блестящей работе, заняли место в первых рядахисследователей Арктики.
Долго и томительно тянулось времязимовки. Ледовые условия были крайне неблагоприятны и даже в летниемесяцы «Мод» не освободилась от тяжелых об’ятий полярныхльдов. Пришлось взрывать лед, и только 12 сентября 1919 года –ровно через год от начала зимовки – «Мод» опятьоказалась на чистой воде. Но уже через одиннадцать дней льды сновастиснули судно со всех сторон, и экспедиция застряла вторично –на этот раз у острова Айона в Чаунской бухте у северо-западныхберегов Чукотского полуострова.
В день окончания зимовки двое изкоманды «Мод»—Кнудсен и Тессем – покинуликорабль. Оба ушедших погибли, и трупы их были найдены через нескольколет, в разное время розыскными экспедициями, организованнымисоветским правительством по просьбе норвежского правительства. Околотрупа Тессема был найден пакет из прорезиненной материи с донесениямиАмундсена и некоторыми научными материалами.
В описании их ухода, вернее, уходаТессема, потому что Кнудсен был послан сопровождать его, –описании, сделанном Амундсеном в разное время, есть что-тонедосказанное. Очень может быть, что у него были с Тессемом какие-тотрения и он воспользовался случаем избавиться от неприятногоспутника. Возможно, что неудачное развитие экспедиции «Мод»с первых же ее шагов, тяжелая зимовка и т. д. заставили Тессемапожалеть, что он пошел в плавание и устрашиться перспективы просидетьво льдах еще несколько лет. Так или иначе, но он ушел с ведомаАмундсена и последний принял все меры, чтобы путешествие Тессемапрошло по возможности гладко и закончилось благополучно, и дал емунадежного и опытного спутника. Гибель Тессема и Кнудсена –единственный случай катастрофы с людьми за все экспедиции Амундсена.Как уже упоминалось раньше, его спутник по плаванию на «Йоа»Густав Юль Вик умер от болезни. От болезни же умер в Колоне участникплавания «Фрама» – Бек.
Первая зимовка была чревата дляАмундсена всякими неприятностями. В конце сентября, спускаясь полесенке на лед с беременной собакой в руках, он был сшиблен другойсобакой, в недоумении остановившейся на ступеньках, а потомстремительно кинувшейся обратно на палубу. Амундсен упал с высотытрех метров, ударившись правым плечом прямо о гладкий и твердый, каккамень, лед. От боли он почти потерял сознание и только с помощьюВистинга мог вернуться на «Мод». Вистинг проходил вНорвегии краткий курс подачи первой помощи и потому исполнял вэкспедиции обязанности врача. Он осмотрел Амундсена и нашел у негосложный перелом плеча. При малейшем прикосновении к перелому мускулыплеча сокращались и начинались сильнейшие судороги. Боясь, что приналожении гипсовой повязки рука срастется как-нибудь неправильно иплечевой сустав потеряет свою подвижность, Вистинг положил руку влубок. Первые дни Амундсен очень страдал от непрекращающихся болей,вызываемых судорогами, и даже вынужден был слечь в постель. Затемпосле нового осмотра Вистинг прибинтовал ему руку к телу и в такомвиде Амундсен проходил пять недель; через три недели стали замечатьсяпризнаки некоторого улучшения.
Накануне того дня, когда повязка должнабыла быть снята, Амундсен вышел утром в сопровождении собакипрогуляться и неожиданно очутился носом к носу с медведем. Пришлосьотступать или, вернее, обратиться в самое позорное бегство. Со всехног помчался Амундсен к сходням, проложенным со льда на палубукорабля, а медведь погнался за ним по пятам.
– Нужно хорошо бегать, чтобыугнаться за медведем, но еще лучше, чтобы убежать от него, –шутит Амундсен, вспоминая об этом событии.
У самых поручней, через которыеАмундсен собирался уже перевалиться на палубу, медведь настиг его иодним ударом огромной лапы свалил на сходни. Амундсен упал ничком насломанную руку и ждал, что сейчас все будет кончено. Но нет, час егоеще не пробил! Собака, которая приманила медведя к «Мод»и, как потом оказалось, раздразнила его, снова появилась в полезрения разоренного зверя и отвлекла его внимание от лежавшего насходнях человека. Амундсен мгновенно вскочил на ноги и взбежал напалубу, крича во все горло: медведь! На шум, собачий лай, медвежийрев и крики Амундсена выскочили люди, и медведь был застрелен.
Товарищи осмотрели Амундсена, но ненашли у него никаких серьезных повреждений. Лубки, в которых лежаласломанная рука, при падении Амундсена свалились, однако с рукойничего плохого не произошло. Наоборот, Амундсен мог даже шевелить ею,не испытывая боли. Немного побаливало плечо, да сильно опух суставкисти. Вот и все – в общем Амундсен при встрече с медведемотделался очень дешево.
Впрочем, позднее, при более тщательномосмотре пострадавшего, были найдены некоторые ранения, ускользнувшиесперва от внимания доктора Вистинга. Штаны Амундсена из оленьего мехаи анорак из собачьего меха оказались сзади разорванными, а на«восточной половине центра тяжести тела» красовалисьчетыре глубокие кровавые полосы от медвежьих когтей!
К концу декабря Амундсен поправилсясовершенно, и рука его стала функционировать почти нормально. Но этодалось ему нелегко. Помимо обычного лечения массажем, он прибег клечебной гимнастике, курс которой прописал себе сам. Вначале рукабыла до того неподвижна и так плохо сгибалась в суставах, чтоАмундсен не мог поднимать ее хотя бы настолько, чтобы держать впальцах карандаш. Поэтому он ежедневно по нескольку раз проделывалтакое упражнение: садился на стул, опираясь на его спинку всемтуловищем, а потом, взяв правую руку левой, изо всех сил старалсязаставить ее подниматься. Это мучительнейшее упражнение он повторял втечение ряда недель. К концу 1918 года Амундсен мог уже доставатьрукою до лица, однако понадобилось много месяцев, чтобы она пришла вполный порядок. Спустя три года, будучи в Сиэтле на Аляске, Амундсенобратился к врачу-рентгенологу, и тот сделал несколько снимков сбольной руки. Оказалось нечто изумительное! Судя по рентгеновскомуснимку, перелом был таким тяжелым, что Амундсен вообще должен быллишиться способности двигать рукой.
Вскоре после этого случая с Амундсеномпроизошла новая неприятная история. Работая в магнитной обсерваториипри свете большой керосиновой лампы, он внезапно почувствовал себяплохо, с огромным трудом выбрался наружу и еле-еле доплелся до «Мод».Обсерватория была выстроена очень основательно и сверху заваленаснегом. Таким образом, стенки ее почти не пропускали воздуха ивентилировалась она скверно. А большая керосиновая лампа, подвешеннаяк потолку, поглощала очень много кислорода. То ли получаласьнеправильная газовая смесь, и потому лампа выделяла при горениикакие-то ядовитые газы, то ли слишком много сгорело кислородавоздуха, но только организм Амундсена подвергся сильному отравлению,и сердце у него сдало.
Сильнейшее сердцебиение продолжалось уАмундсена несколько недель, и прошли месяцы, прежде чем он оправилсянастолько, чтобы как следует приняться за обычную работу. В общем,такое болезненное состояние продолжалось у него целый год. Вероятно,нормальная деятельность сердца так и не восстановилась, потому что в1922 году, когда Амундсен показывался врачам, они посоветовали емуотказаться от продолжения своей исследовательской работы, если онхочет еще пожить. Но это не помешало ему совершить в ноябре 1922 годабольшой поход на лыжах от Уэнрайта до Коцебу на Аляске, когда им былопройдено за десять дней свыше 750 километров.

Все эти несчастья и неприятности,свалившиеся на Амундсена, привели к тому, что он лишен был всякойвозможности принимать участие в санных поездках, которые совершалипоздней осенью, весной и летом его сотоварищи, занимавшиесяисследованием области, где зимовала экспедиция. Еще в феврале 1919года Амундсен был так слаб, что небольшая прогулка с под’емом на горув пятнадцать метров высоты совершенно истощала его силы.
Как уже упоминалось раньше, «Мод»покинула место своей первой зимовки 12 сентября 1919 года. Черезодиннадцать дней, пройдя устье Лены и миновав Ново-Сибирские острова,она достигла западного берега острова Айон, где и осталась на вторуюзиму. Амундсену положительно не везло! Мало того, что на подготовку кэкспедиции было потрачено целых шесть лет – теперь к этим шестигодам прибавилось еще два, а «Мод» даже и не начиналасвоего полярного дрейфа со льдами. Но делать было нечего. Приходилосьвооружиться терпением, а путешествия в полярных странах учатискусству ждать и терпеть. Однако следовало как-то известить мир оходе экспедиции «Мод», и Амундсен пытается прежде всегоналадить какую-нибудь связь с внешним миром. Хотя на «Мод»была радиостанция, но она не действовала как следует, и во времязимовки у Таймыра не поддерживала переговоров даже со станцией наДиксоне. Поэтому Амундсен послал трех человек в Нижне-Колымск, нотелеграфа там не оказалось. В Средне-Колымске радиостанция недействовала. Оставалось только попробовать послать депеши в Анадырь,куда 1 декабря и отправилась санная партия. Сдав там депеши идождавшись ответных телеграмм, участники поездки вернулись на «Мод»,потратив на это путешествие больше полугода.
В течение всей второй зимовки Амундсенни разу не покидал корабля, и исследование ближайших областейпроизводилось его спутниками. В частности Свердруп с октября 1919 помай 1920 года занимался изучением местности между рекой Колымой иЧаунской бухтой и собрал очень ценный материал по этнографии чукчей.Все это время велись также постоянные метеорологические игеофизические наблюдения.
В начале июля 1920 года лед вскрылся, иАмундсен решил итти прямо в Ном на Аляске, на что у него было многоважных причин. Во-первых, надо было пополнить снаряжение и произвестикое-какой ремонт, во-вторых, опыт двух прошедших лет показал, что длятого, чтобы войти в дрейфующие льды, следует подняться довольнодалеко на север от Берингова пролива. И, наконец, в-третьих, уАмундсена еще пошаливало сердце, и он счел необходимым показатьсякакому-нибудь специалисту. Он не хотел оставаться на корабле, еслисостояние его здоровья не позволит ему принимать участие вповседневной работе экспедиции. И еще больше не хотел быть в тягостьсвоим товарищам. Мало ли что может случиться во время полярногодрейфа? Быть может, придется оставить «Мод» и спасатьсяпо льдам пешком?
Но без борьбы он не желал сдаваться.Поэтому он с непоколебимой энергией взялся сам за свое лечение, решивзаставить сердце работать нормально, и регулярно совершал прогулки –по палубе судна, если было ненастно, или на берегу, если погодастояла хорошая.
Седьмого июля «Мод»двинулась дальше на восток и, борясь со сплоченными льдами, сталамедленно продвигаться к Берингову проливу. Через две недели онаобогнула мыс Дежнева. Северо-восточный проход был пройден! Дальнейшийпуть не представлял особых трудностей, и 27 июля «Мод»прибыла в Ном.
«Северо-восточный путь пройден навсем его протяжении, – пишет Амундсен в своем дневнике 23июля, – мне посчастливилось соединить его с моим плаваниемсеверо-западным проходом в 1906 году и таким образом впервыесовершить кругосветное плавание в арктическом океане. В наше времярекордов это имеет свое значение».
В Номе еще четверо участниковэкспедиции оставили «Мод». Команда корабля состоялатеперь только из четырех человек: Амундсена в качестве начальника,Свердрупа в качестве научного сотрудника, Вистинга и Олонкина.Продолжать плавание при такой ничтожной команде было чрезвычайноопасно. Однако. Амундсен не остановился перед этим препятствием, иосенью 1920 года «Мод» снова выходит в море.
«Возможно, что мы подвергалисьочень большому риску, выходя в море на судне таких размеров, как„Мод“, и имея всего лишь четырех человек для управлениясудном в случае бурной погоды. Но мы все были людьми испытанными,никто из нас ничуть не опасался, как пойдет дело», пишетАмундсен, рассказывая о принятом им решении продолжать экспедицию.
Неизвестно, какая судьба постигла бы«Мод» и ее отважную команду, если бы судно вошло вдрейфующие льды. История полярных исследований не знает такогопримера, когда ответственнейшая и опасная экспедиция предпринималасьбы при столь ничтожном числе участников. Но, быть может, к счастьюдля Амундсена и его спутников, плавание «Мод» закончилосьочень скоро. К северу от Берингова пролива состояние льдов оказалосьочень неблагоприятным; огибая мыс Сердце-Камень, «Мод»сломала винт, льды прижали ее к берегу, и экспедиции пришлось втретий раз остаться на зимовку в 110 километрах от Берингова проливау северо-восточных берегов Чукотского полуострова. Несчастье –а, может быть, в данном случае и счастье, – преследовалоАмундсена.
Несмотря на острый недостаток рабочихрук, и эта зима прошла в усиленной работе. Производились ценныенаучные наблюдения, собирались этнографические коллекции, совершалисьсанные поездки. Вистинг и Свердруп за два месяца об’ехали всеЧукотское побережье от мыса Сердце-Камень до залива Креста и обратно.
Всю зиму по соседству с норвежцамистояли три чукотские яранги. Амундсен поддерживал с чукчами самыедружеские отношения и охотно делился с ними провиантом: в том годупромысел на побережье Чукотки был плохой. Когда наступила весенняяоттепель, первой заботой Амундсена было отвести «Мод» вСиэтл на Аляске и поставить ее в ремонт. Для пополнения своегоэкипажа он надумал нанять пятерых чукчей. Те охотно приняли егопредложение, глубоко растрогав Амундсена такими словами:
– Куда бы ты ни пошел, тудаи мы пойдем с тобой. О чем бы ты нас ни попросил, мы выполним, крометолько того случая, когда ты прикажешь нам покончить самим с®своей жизнью. Тут мы попросим тебя повторить твое приказание!
Конечно, это – ораторскиеприкрасы, пышная и высокопарная речь, которой, возможно, Амундсендаже и не понял как следует. Неоспоримо все же, что он всегда умелустанавливать добрые отношения с племенами арктического побережьяСтарого и Нового света и неизменно пользовался с их стороны большимуважением.
В конце августа 1921 года «Мод»прибыла в Сиэтл. Экспедиция на корабле заканчивалась для Амундсена,уже увлеченного новыми планами. Остальные его спутники в 1922 годуснова предприняли попытку войти в дрейфующие льды к северу отБерингова пролива, вошли в них и провели среди льдов еще три года. Вплавании этом принимали участие восемь человек под командой капитанаВистинг а; научную работу по-прежнему вел X. Свердруп с помощьюмолодого шведского геофизика Ф. Мальмгрена, позднее участвовавшего вполетах Нобиле 1928 года и погибшего во льдах у северовосточныхберегов Шпицбергена.
ТЯЖЕЛЫЕ ВРЕМЕНА

Пока «Мод» стояла в Сиэтле,ремонтируясь и принимая снаряжение и провиант на семь лет. Амундсенуехал через Америку домой в Норвегию раздобывать денег. Он узнал, чтонорвежский стуртинг ассигновал ему на продолжение экспедиции 500тысяч крон. Это было очень важным известием и тем более приятным, чтоденьги отпускались без всяких просьб со стороны Амундсена! Пока самыемогущественные державы оружием разрешали свои экономическиепротиворечия, норвежские капиталисты сколотили себе огромныесостояния. Норвежская государственная казна не знала, что ей делать сизлишками средств, которые уже начинали ее стеснять. Расплата заспекуляцию на чужих страданиях была еще далеко: кризис 1923 года,последствия которого тяжело почувствует на себе Норвегия, еще ненаступил. Можно было поделиться частицей военных сверхприбылей и сполярным исследователем, сделавшим кое-что для прославления маленькойНорвегии. Ведь он, как и в первые два раза, ушел в свое плавание на«Мод» с тяжелой думой о долгах, которых у него стало ещебольше!
Но ассигнованных экспедиции 500 тысячкрон оказалось уже недостаточно к тому времени, когда Амундсен явилсяза их получением. Стоимость норвежской кроны сильно упала ипродолжала падать, покупательная способность отпущенной Амундсенусуммы уменьшилась вдвое; приходилось доставать необходимые средстваеще где-то и как-то.
В связи с этим интересно ознакомитьсясо списком тех учреждений и лиц, которые оказали Амундсену денежнуюпомощь перед его отплытием из Норвегии на «Мод». Напервом месте стоит государственная субсидия – 200 тысяч крон.На втором—взнос судовладельца и банкира А. Клавенесса –50 тысяч. Затем идут 49 500 крон, собранных главным образом в Бергенечерез… зубного врача профессора Кристиансена. Средижертвователей—семь судовладельцев, давших от семнадцати до двухс половиной тысяч крон. Далее: 20 тысяч крон перевел по телеграфу вНом по приходе туда «Мод» в 1920 году друг и благодетельАмундсена дон Педро Кристоферсен. Всего было получено денежныхсредств около 322 тысяч крон, причем отдельных средних, а тем болеемелких взносов не поступало вовсе. Таким образом, финансоваяподдержка была оказана Амундсену только государством и крупнымикапиталистами. Народ безмолствовал…
Если обратиться к списку торговых фирм,снабдивших экспедицию своей продукцией бесплатно, то и здесь мыувидим исключительно солиднейшие норвежские торгово-промышленныепредприятия. Нет никакого сомнения, что они поддерживали Амундсенапреимущественно в целях рекламы и притом рекламы, рассчитанной надолгий срок. Эти фирмы до сих пор помещают в норвежских изданиях«полярные» об’явления, как это видно из прилагаемыхиллюстраций. Еще в сентябре 1921 года Амундсен в письме к своемуверному другу аптекарю Цапфе, писал из Сиэтла: «С нашим новымснаряжением: аэропланом, искусными летчиками, радио-телеграфом ит. п. мы будем в состоянии провести гораздо лучшую работу, чеммогли это сделать до сих пор…»
Теперь все его внимание поглощает мысльоб использовании в Арктике аэроплана. Авиация, выросшая и окрепшая загоды войны, достигла уже значительных успехов. Аэропланы совершаютдлительные полеты без посадки и летают при всякой погоде. Вполнеестественно, что Амундсен возвращается к тому плану, который занималего уже двенадцать лет тому назад, когда он привлекал к участию всвоей экспедиции на «Фраме» летчика, и который в 1914году побудил его купить аэроплан. По возвращении в Норвегию онуслышал об аэропланах Юнкерса нового типа, только-что поставившихмировой рекорд на продолжительность полета и продержавшихся в воздухедвадцать семь часов без спуска. И вот у Амундсена возникает мысльпредпринять трансполярный перелет от материка до материка черезЛедовитый океан. Он решил начать этот перелет от мыса Барроу насеверном берегу Аляски и лететь через океан до Шпицбергена (такойполет был осуществлен через шесть лет – в 1928 году –американцами Уилкинсом и Эйельсоном, норвежцем по происхождению, помаршруту Амундсена, но минуя полюс).
Конечно, под этот – в то времяпочти фантастический план – Амундсен тотчас же подвел научнуюбазу. Та часть Ледовитого океана, которая простирается от северныхберегов Аляски до северных берегов Европы, т. е. так называемыйПолярный бассейн, еще никем не исследован. В этой области не былоникогда ни единой экспедиции, ни единого судна и ни единой собачьейупряжки. Изучение ее имеет величайшее научное значение: полюса –это «определители климата» умеренных зон. Знаниегеофизических условий у Северного полюса—огромный вклад внауку. И потому «мой интерес к трансполярному перелету былпродиктован не исключительно только жаждой приключений, но был такжеинтересом географа и ученого», – пишет об этом самАмундсен.
Мы уже видели, каким географом и ученымбыл Амундсен. Едва ли только эти интересы побуждали его заниматьсяразработкой новых планов. К тому же он не мог не понимать, что пристремительном однократном полете аэроплана над полярным бассейном,когда более чем вероятна не слишком блестящая погода и уж наверноебудет плохая видимость, почти никаких наблюдений исследователюпроизводить не придется. В лучшем случае он соберет кое-какие данныео температуре, атмосферном давлении и состоянии льдов (последнее свесьма сомнительной точностью из-за искажения перспективы иизменчивости светотени на льду). Пожалуй, можно будет – тоже ссомнительной точностью – решить вопрос о нахождении в полярномбассейне неизвестных еще земель. Открытие Пири показало, чтособственно полярная область занята дрейфующими льдами; большиеглубины, найденные там, между прочим, и Нансеном, свидетельствуют отом, что значительных пространств суши, а тем более какого-либоконтинента, там быть не может.
Вот и все научные достижения, которыемог бы извлечь из своей воздушной экспедиции через полюс Амундсен.Позднее полет Уилкинса и Эйельсона, длившийся, между прочим, 20 споловиной часов, не дал ровно никаких научных результатов.
Пробыв в Норвегии очень недолго, онприехал туда инкогнито, стараясь не привлекать к себе ничьеговнимания, под фамилией «мистера Джонсона из Нью-Йорка» идаже, как говорят, отпустил большую седую бороду и оседлал свойхарактерный орлиный нос большими роговыми очками с темнымистеклами. – Амундсен снова отправился в Америку,сопутствуемый летчиком Омдалем, впоследствии своим верным спутником ввоздушных экспедициях 1925–1926 годов. В Нью-Йорке он приобрелаэроплан Юнкерса для отправки его в Сиэтл на «Мод» иобсуждал план полярного перелета с Директорами аэропланного завода«Кэртис», получив от них еще аэроплан Кертиса «Ориоль»как вспомогательную машину для небольших разведочных полетов.
Чтобы скорей добраться до Сиэтла, азаодно лучше ознакомиться с машиной, Амундсен решил лететь черезАмерику. Время было дорого. Носились слухи, что у Амундсена появилиськонкуренты, которые тоже разрабатывают планы трансполярного перелета.Надо было спешить. Эта спешка едва не повела к катастрофе. Околокакого-то городка в штате Пенсильвания аэроплан пошел на вынужденнуюпосадку, налетел на пень и перевернулся. Пассажиры были выброшены изкабины, но, к счастью, все уцелели, отделавшись небольшими ушибами ицарапинами.
В тот же день Амундсен писал одному изсвоих друзей: «Мотор перегрелся и остановился. Спланировали с 6тысяч футов и встали на голову у какого-то старого пня. Со всеми намивсе обошлось благополучно».
По прибытии в Сиэтл, куда спешно былдоставлен по железной дороге новый аэроплан, Амундсен срочно закончилвсе приготовления и 1 июня 1922 года вышел в плавание. У мыса Хоуп,на западном берегу Аляски, Амундсен и Омдаль покинули «Мод»,которая продолжала свой путь и уже 8 августа вмерзла, наконец, вдрейфующие льды около острова Геральда, к востоку от островаВрангеля, начав свой трехлетний дрейф со льдами у берегов Азии.
Еще до ухода «Мод» Амундсенснесся с капитаном одной американской шхуны, шедшей из залива Коцебук мысу Барроу, перегрузил на нее с «Мод» свой аэропланЮнкерса, оставив самолет Кэртиса на судне, где в числе команды быллетчик, и сам с Омдалем перешел на шхуну. Затем шхуна направилась кместу назначения, но, не дойдя до него, высадила своих пассажиров наберег у Уэнрайта. Кроме Омдаля, Амундсена сопровождал ещекинооператор. Все трое сейчас же приступили к постройке зимовочногодома из привезенного с собой леса. Этот дом был расположен в часеходьбы от эскимосского поселка.
Летом 1922 года газеты разнесли повсему миру весть, что в конце июня норвежский полярный исследовательАмундсен намерен совершить полет через полярный бассейн от береговсеверо-западной Америки до Гренландии или Шпицбергена. У Амундсена небыло с собой радиостанции, как не было никакой телеграфной станции ив ближайших окрестностях его зимовки – Модхейма. Но еще доот’езда из Норвегии он оставил письмо брату с просьбой в такое-товремя опубликовать его содержание. Это показывает, что Амундсен давноуже оставил мысль о продолжении опасного плавания на «Мод»и всецело переключился на новый, еще более опасный план.
В письме Амундсена было указано, что онпредполагает лететь до мыса Колумбия на Земле Гранта, где его спутникпо плаванию на «Йоа» Готфред Хансен оставил в 1919 годудля экспедиции «Мод» склад продовольствия. Полет долженбыл занять около пятнадцати часов, а Юнкере мог продержаться ввоздухе тридцать два часа. На случай вынужденной посадки Амундсенбрал с собой необходимое снаряжение и провиант. При благополучномокончании перелета он намеревался вернуться на «Мод».Каким образом предполагалось осуществить это – неизвестно.Правда, на «Мод» была теперь прекрасная радиостанция, такчто местонахождение судна можно было определить в любой момент, нодальше?.. Между прочим, веру Амундсена в возможность возвращения на«Мод» разделяли все его сотоварищи, даже такой опытный итрезвый человек, как X. Свердруп. Правда, он сознавался потом, что уних в то время не было достаточного знакомства с условиями полетов вполярных странах и навигации с воздуха над дрейфующими льдами.
В июле до Норвегии дошло известие, чтоАмундсен вынужден был отложить полет из-за позднего времени года.Если к плану перелета через полюс многие вообще отнеслись крайнескептически, то теперь, когда полет не состоялся, стали раздаватьсяголоса, обвинявшие Амундсена в нерешительности. Так уж устроенбуржуазный мир! Одновременно появились претенденты на первенство ввыработке плана трансполярного перелета. Американец Эдвин Ноотиобвинил Амундсена в краже у него идеи полета через полюс, с которойон выступил в 1921 году. Такое обвинение было, конечно, вздорным. Мыуже видели, что планы Амундсена восходят к более давнему времени.Кроме того, он еще в 1916–1918 годах обсуждал с американскимаэроклубом мысль об использовании аэропланов для арктическогоисследования и набрасывал план полета от Эта на северо-западнойоконечности Гренландии через полюс до мыса Челюскина. Собственноговоря, Амундсен даже претендовал на звание первого, кто решилприбегнуть к летательным машинам в качестве транспортного средства вполярных странах. В своей книге «Моя жизнь» онподчеркивает это дважды, проводя аналогию с методами Нансена,революционизировавшими технику полярного исследования.
«Будущее полярного исследованиялежит в воздухе, – пишет он, – и я дерзаюпотребовать для себя того отличия, что я был первым серьезнымполярным исследователем, который понял это, и первым, кто показал напрактике будущие возможности этого метода».
Заслуги Амундсена в этом отношенииогромны, неисчислимы, однако справедливость требует заметить, что всеже швед С. Андрэ был первым, кто увидел, где лежит будущее полярногоисследования, а русский военный летчик Нагурский был первым, ктопредпринял на аэроплане длительные полеты в Арктике. В августе 1914года Нагурский в поисках полярной экспедиции Г. Я. Седова совершил узападных берегов Новой Земли пять полетов, причем один Из них былсделан над открытым морем на расстоянии 100 километров отновоземельского побережья.
Зиму 1922–1923 года Амундсенпровел в Номе, куда в декабре 1922 года он пришел на лыжах изМодхейма. Лишь за несколько месяцев до того лондонские врачипосоветовали ему «избегать всяких физических усилий»,если он хочет пожить еще «сверх тех немногих лет»,которые ему остались. Несмотря на такие предупреждения специалистовпо сердечным болезням, он прошел за десять дней 750 километров отУэнрайта до Коцебу, затем еще 180 километров от Коцебу до Диринга и,наконец, 400 километров от Диринга до Нома, отдыхая всего лишьнесколько часов по ночам и делая в среднем по семьдесят пятькилометров в сутки по снегу и льду.
Это было одно из самых утомительныхпутешествий, когда-либо совершенных Амундсеном. Тем не менее ононисколько не отразилось на состоянии его здоровья. Так, во всякомслучае, думал и говорил он сам, не желая этим «хвастаться, ачтобы обратить внимание на изумительные целительные силы, заложенныев теле человека, когда он (как я, например) всю свою жизнь, с раннейюности работает над сохранением своего тела в том первоначальномсостоянии, в каком природе хочется его видеть!»
Весна 1923 года застает Амундсена опятьв Уэнрайте за лихорадочной работой по подготовке к полету. Судьбапопрежнему немилостива к неутомимому исследователю, не желающемусдаваться без борьбы и проводящему на севере уже четвертую зиму. Вмае аэроплан был готов к старту. Однако при первом же пробном полете,когда летчик Омдаль стал садиться на лед, у машины лопнула леваялыжа. Починить ее не было никаких средств и вообще игра не стоиласвеч, потому что обнаружились неправильности в самой конструкцииаппарата. Правда, Амундсен привез с собой поплавки для аэроплана, илыжи можно было бы заменить, но тогда исключалась всякая возможностьспуска на льды, а, стало быть, и под’ема с них.
Итак, пять лет прожито, хотя и небезрезультатно, но к решению главной задачи, теперь еще болееусложненной, даже не приступлено. Есть от чего притти в отчаяние, ноотчаянию нет места в сердце Амундсена. Он решает остаться в Уэнрайтеи послать Омдаля в Сиэтл за новым шасси. А путь неблизкий, средствасообщения самые примитивные. До ближайшей телеграфной станции 600километров. Все это. конечно, не останавливает Амундсена –лишняя непредвиденная задержка, новое препятствие, но оно будетпреодолено.
Тем временем в Норвегии, до которой вапреле 1923 года дошла весть о том. что Амундсен в июне намереваетсясовершить трансполярный перелет, принимались меры для оказания помощиотважному исследователю. Морское ведомство направило на Шпицбергенвспомогательную экспедицию в составе трех самолетов под командойЛейфа Дитриксона, впоследствии участника обеих славных воздушныхэкспедиций Амундсена и его спутника в трагическом полете на спасениеНобиле в 1928 году. Норвежские аэропланы совершили ряд полетов укромки льдов в ожидании прилета Амундсена, но никто не появлялся.
Наконец, в Европе было полученоследующее сообщение из Модхейма: «Пробный полет был предпринят11 мая. Результат очень неудовлетворительный. Сожалею, что мнеприходится отказаться от полета».
Это известие было встречено в Норвегииочень недоброжелательно. Амундсен предвидел, что к его планамотнесутся с подозрением и что общественное мнение обвинит его внерешительности. Поэтому сейчас же после аварии самолета он составилоб этом акт, засвидетельствованный одним из трех европейцев, живших вУэнрайте. Такая предосторожность оказалась не лишней.
Ближайший соратник Амундсена, научныйсотрудник экспедиции «Мод» X. Свердруп в своемпослесловии к полному посмертному собранию сочинений Амундсенарассказывает о всех переживаниях, огорчениях и разочарованиях,которые достались на долю Амундсена.
«Деньги играли ничтожную роль дляАмундсена, – пишет он, – они были необходимымисредствами, без всякой внутренней ценности. Многие из егоэкономических затруднений об’яснялись, конечно, тем, что он не питалинтереса и вкуса к подробностям денежных вопросов».
Победа не давалась Амундсену даром. Ноплатой за них, по мнению Свердрупа, были не деньги (хотя Амундсен избогатого человека превратился в банкрота), не многие годы жизни,проведенные в борьбе со стихиями в Арктике или Антарктике, не тратафизических сил и энергии. Все это Амундсен считал вполне естественнойставкой в своей борьбе. Нет, за свои победы он заплатил утратой«светлой веры» в людей. Когда он вырабатывал какой-нибудьотважный план, ему приходилось вымаливать денежные средства, какнищему, встречая повсюду или холодный отказ, или презрительноепожимание плечами. Но когда он возвращался из своих экспедицийпобедителем, на него изливались почести и деньги, и люди считалиособой честью показаться в его обществе.
Пишущий эти строки был свидетелемодного из триумфов Амундсена. Торжественная встреча. Весь город вофлагах. Разукрашенная почетная пристань, к которой пристал герой сосвоими спутниками. Триумфальный в’езд в город среди многотысячныхтолп. Ликующие крики. Гром пушек с крепости, салюты норвежских ииностранных военных судов. Вечером «факельцуг», музыка,восторженные восклицания… Но прошло несколько дней и всезабыто…
Узнав об аварии амундсеновскогосамолета, многие в Норвегии пересмеивались: Амундсен и Омдаль нарочносломали аэроплан, они и не думали серьезно о трансполярном полете,они боялись, не посмели лететь. Теперь они сами рады такому исходудела…
Таково было положение вещей в Норвегии,когда Амундсен решил послать Омдаля в Сиэтл. Но в это время вУэнрайте было получено сообщение от некоего Хаммера, рекомендованногоАмундсену норвежским консулом в Сиэтле, что у него есть для Амундсенатри новых самолета. Амундсен немедленно выехал в Сиэтл.
Здесь начинается мрачнейшая итруднейшая полоса жизни Амундсена, испортившая ему много крови исильно подточившая его здоровье.
При встрече с Хаммером Амундсен узнал,что тот побывал в Берлине и на свою ответственность заказал там дляАмундсена новый Юнкерс улучшенного типа. Амундсен был невероятнорастроган такой заботливостью совершенно незнакомого ему человека исразу же отнесся к нему с необычайным доверием. Заказ обыкновенногоаэроплана Амундсена не устраивал. Попытки, произведенные в Уэнрайте,а также радиограмма с «Мод» о трех неудачных полетах ОддаДаля и Вистинга на самолете Кэртиса, привели Амундсена к выводу, чтодля полетов в Арктике годится только гидроаэроплан, вернее, двагидроаэроплана специальной конструкции для посадки и под’ема с моря,со снежной или ледяной поверхности. Но где взять денег дляприобретения таких машин?
Тут Хаммер изложил перед изумленнымАмундсеном гениальный план: денежные средства можно собрать путемпродажи специальных открытых писем, отпечатанных на тончайшей бумаге,и «полярных» марок, которые должно выпустить норвежскоеправительство. Амундсен возьмет в свой полет эти открытки снаклеенными на них марками, и потом всякий в Америке или Европезаплатит сумасшедшие деньги за марку с почтовым штемпелем: «Северныйполюс»! Амундсен поверил в этот гениальный план, зная, что насвете есть много любителей, собирающих марки, и коллекционеров,охотно покупающих редкие вещи.
И вот, выдав Хаммеру полнуюдоверенность на ведение всех дел от имени Амундсена и на заключениеза его счет всяких сделок, Амундсен выехал в Европу. Действительно,норвежское почтовое ведомство согласилось выпустить особую «полярную»марку. Продажа таких марок должна была дать крупный доход, так как дотого времени Норвегия никаких спекулятивных марок не выпускала. А тутколичество «полярных» марок было ограничено и продавалисьони в Норвегии только в течение одного дня. Конечно, эти маркинемедленно вызвали у филателистов большой интерес и приобрелизначительную ценность. Вскоре у Хаммера набралось около десятка тысячдолларов.1
Вместе с Хаммером Амундсен побывал вКопенгагене на совещании с представителем немецких аэропланныхзаводов Дорнье, работавших тогда в Италии, ибо по Версальскомудоговору Германии запрещено было строить аэропланы. Убедив Амундсена,что денег хватит, Хаммер заказал заводу целых три самолета,обязавшись уплатить за них по 130 тысяч крон. Завод немедленноприступил к выполнению заказа, не требуя никакого обеспечения.
Весной 1924 года Амундсен ездил вИталию, чтобы присутствовать при пробных полетах машин; здесь до негодошли очень тревожные слухи, о деятельности Хаммера. Хаммер делалбезответственные заявления, заключая от имени Амундсена сделки, и,между прочим, сильно хвастался своими достижениями в области полярныхисследований. По его словам, он уже совершил 21 полет со Шпицбергенаи будет управлять одним из гидроаэропланов в предстоящей экспедицииАмундсена.
В конце июня 1924 года наступал срокплатежа за самолеты, но денег у Хаммера не оказалось. Амундсеннемедленно опубликовал о своем разрыве с Хаммером; тот, моментальносообразив, что на свет дневной выплывут различные его делишки невполне чистоплотного свойства, быстро «улетел» в Японию.
Порвать с Хаммером и об’явить обаннулировании выданной ему доверенности было легко; гораздо труднеебыло ликвидировать все денежные претензии по обязательствам Хаммера,заключенным от имени Амундсена. Мало того: Хаммер заключалобязательства в суммах, значительно превышавших те средства, накоторые Амундсен мог рассчитывать. Таким образом вторгово-промышленных кругах Амундсен оказывался в роли афериста.
Для Амундсена, столь щепетильноотносившегося к обязательствам всякого рода, это было сильнейшимударом. Но судьба приготовила для него еще удар, болеечувствительный. Родной брат Амундсена – Леон Амундсен, ведавшийдо этих пор всеми делами исследователя, неожиданно испугался, решив,что комбинации Хаммера гибельно отразятся и на его делах. Леон вел досих пор все приходо-расходные книги брата. Руал никогда неинтересовался бухгалтерией брата, слепо ему доверяя. Теперь Леон,опасаясь, что Руал будет об’явлен банкротом, решил, что прикатастрофе брат не уплатит ему тех денег, которые был должен –что-то около 100 тысяч крон. Конечно, при нормальном ходе дел этотдолг был бы покрыт поступлениями от продажи книг Руала и от егопубличных докладов.
Но со всех сторон поступали денежныетребования по обязательствам, заключенным Хаммером. Обязательства этибыли оформлены по всем требованиям закона. Значит, претензии Леонаотступали на задний план. Для спасения своих денег Леон состряпалкомбинацию: Руал еще до выступления других кредиторов продаст своеимение на берегу Буннефьорда и полностью покроет свой долг Леону.
Для читателей, незнакомых с тонкостямибуржуазных процедур, поясним, в чем тут дело. Амундсену былопред’явлено больше денежных претензий, чем У него было денег. В такихслучаях в капиталистических странах об’является «конкурс надделами несостоятельного должника». Управление конкурсаопределяет размеры «пассива», т. е. сумму долговдолжника, и «актива», т. е. сумму, которую можнополучить от продажи его имущества, товаров, недвижимости, от из’ятияего вкладов и текущих счетов в банках и т. д. Активпропорционально распределяется между кредиторами. Таким образом, еслиу должника долгов на 100 тысяч, а имущества на 50, то каждомукредитору будет выдано по полтиннику за рубль. Если бы по деламАмундсена было учреждено конкурсное управление, то расчет с Леономбыл бы произведен тоже неполным рублем. Но Леон хотел получить сбрата все деньги и потому обратился к нему с требованием продатьимение и немедленно уплатить всю сумму задолженности. Потом уже Руалмог об’явить себя несостоятельным должником и ходатайствовать обучреждении конкурса.
Прямому и честному характеру Руалатакая комбинация претила. Он готов был поступиться всем своимдостоянием, чтобы расплатиться с кредиторами, но не питал никакогожелания стать соучастником брата в его грязной комбинации–уплатить долг полностью только ему «по знакомству», «изродственных чувств», за счет других кредиторов. План Леона мограссматриваться только как уголовно наказуемая попытка сокрытьимущество и обмануть кредиторов.
Амундсен потребовал от брата своиприходо-расходные книги, чтобы точно установить сумму долга. Леонотказал. Можно было пред’явить к Леону иск и потребовать сдачи книгчерез суд. Или же просить суд об’явить Амундсена несостоятельнымдолжником; тогда само конкурсное управление потребует, от Леонакниги.
Так Амундсен и сделал, хотя перспективуоб’явления себя несостоятельным должником рассматривал с неописуемымстыдом.
И вот знаменитейший в мире полярныйисследователь, герой, не раз прославлявший свою родину, оказался безвсяких средств к существованию и только милостью суда у него быласохранена кровля над головой. Поистине страшное и унизительноеположение. И никто не протянул ему руку помощи, никто не бросил влицо норвежскому буржуазному обществу упрека, никто не заклеймилпрезренного поведения богачей, жадно цеплявшихся за жалкие крохиамундсеновского достояния, лишь бы вернуть свои деньги. Герой «Йоа»,«Фрама», «Мод»… Но «Йоа»стоит на чужбине в Сан-Франциско в парке Золотых Ворот и доживаетсвой век, «Фрам» гниет в двух шагах от Осло, в Хортене,охраняемый «комитетами», а «Мод»?.. На «Мод»накладывают арест, когда она в 1925 году возвращается в Сиэтл.Своеобразное поздравление с благополучным окончанием многолетнегодрейфа во льдах!
Но это еще не все. Соотечественникиобрушились на Амундсена с обвинениями не только денежного свойства.Стали распускать слухи, что Амундсен нарочно придумал всю историю сЛеоном, чтобы, стакнувшись с ним, обмануть кредиторов. В самом деле:при наличии претензий Леона сумма долга повышалась, и Амундсенвыплачивал кредиторам меньше, чем им следовало бы, не будь претензийЛеона. Еще более злостные сплетники поспешили сообщить, будто двеэскимосских девочки пяти и девяти лет, привезенные Амундсеном в 1920году в Норвегию, его собственные незаконные дети. О, ужас! И будто онприжил их с эскимосками во время своих научно-исследовательскихпутешествий в полярные страны.
Вспоминаются обвинения, пред’явленныедоктором Куком в его споре с Р. Пири. Узнав, что честь открытияСеверного полюса признана за Пири, Кук телеграфировал президентуСоединенных Штатов свой протест, заявляя, что Пири человекбезнравственный, что он за восемнадцать лет своего пребывания всеверной Гренландии увеличил вдвое население этой области.
Такие же обвинения теперь сводилина-нет все достижения, все славные открытия норвежскогоисследователя. Пусть он герой Южного полюса, покорительсеверо-западного и северо-восточного морских путей! Но он прижилнезаконных детей, да еще от эскимосок! Долой его! Никто даже не хочетсообразить, что плавание Амундсена на «Йоа» совершалось в1903–1906 годах, а в плавании на «Мод» он провел1918–1920 годы и затем часть 1921–1922. Эскимосским жедевочкам было пять и девять лет в 1924 году. Кроме того, позаверениям всех спутников Амундсена, он всегда относился особеннострого к вопросам морали и во время своих экспедиций запрещал своимподчиненным вступать в связи с туземными женщинами. Все равно, этипоказания не помогали. Значит, подчиненным запрещал, а себе разрешал!Вот он каков!
Нет ничего удивительного в том, чтоизмученный травлей, оставшийся без всяких средств, Амундсен переживалтягчайшие минуты. Впоследствии, вспоминая об этих днях, он говорил:«У меня нехватает слов для описания всей трагичности моегоположения всего лишь три коротких года тому назад. После тридцати летупорных, направленных к достижению одной цели трудов, и после жизни,прожитой в строжайших понятиях о чести, мое имя начали трепать итоптать в грязи только потому, что я доверился недостойному человеку!Это было невыносимым унижением!»
Нужен был очень стойкий характер,железная решимость, непреклонная воля, чтобы человек, прижатый кстене, не сломился и смог отбиться от врагов, яростно наседавших нанего со всех сторон. Чего только не говорилось о прославленномпутешественнике! Он шарлатан, авантюрист, прожектер… Забытыбыли и северо-западный путь и Южный полюс! О северо-восточном путинечего и говорить – это была, по мнению общества, неудавшаясяэкспедиция. Конечно, третье большое полярное путешествие Амундсена неотличалось таким ослепительным внешним блеском, каким отмеченыплавание «Йоа» или поход к Южному полюсу. Зато научныематериалы, собранные во время плавания «Мод», особенно втечение трех лет ее дрейфа со льдами, представляют совершенноисключительную ценность и по своему количеству и по качеству. Еще ниодна полярная экспедиция не проводила такой обширной и разнообразнойнаучной работы, как экспедиция «Мод» в 1918–1925годах. Разумеется так называемая «большая» европейскаяпублика не могла это оценить. Амундсен пережил все невзгоды и несломился. «Псы сорвались с цепей, – говорил он, –пусть себе воют, меня им не напугать». Он старался не обращатьвнимания на газетные нападки; но все же его самолюбию был нанесенужасный удар. Вот как благодарят соотечественники того, кто своимипутешествиями прославил родину, сделал ее имя известным всему миру!Амундсен не был бы живым и страстным человеком, если бы его незадевала больно вся эта грязная шумиха, поднятая жадными до сенсацийбуржуазными газетами. С этих пор он стал более подозрительным иугрюмым, начал избегать разных официальных встреч, чествований ипразднеств, окончательно утратив «светлую веру в людей» иузнав настоящую цену чувствам и восторгам буржуазного общества.
Еще так недавно его волноваличестолюбивые планы организации большой воздушной экспедиции. Морскоеи почтовое ведомства Соединенных Штатов Америки обещали ему своюподдержку, продажа «полярных» марок и открыток, казалось,сулила крупные поступления денежных средств… Заказанныесамолеты дали отличные результаты на испытаниях: высота под’ема 3 200метров с грузом в две тонны, нужная длительность полета без посадки…Теперь все это разлеталось в прах. Правда, итальянское правительствопредлагает Амундсену обеспечить его всеми нужными средствами, если онсогласится на то, чтобы экспедиция прошла под итальянским флагом ипримет должность помощника ее начальника. Но Амундсен твердоотклоняет предложение:
– Я летаю только поднорвежским флагом!
Немного позже одна итальянская газетапредлагает Амундсену субсидию в два миллиона лир. Но мосты ужесожжены: все снаряжение и провиант, отправленные на север,затребованы обратно. Летом 1924 года в Тромсо стали приходитьразличные грузы, очевидно, предназначенные для какой-то полярнойэкспедиции. Тогда же было зафрахтовано по поручению Амундсенамоторное судно «Хобби». Тромсенский друг Амундсенааптекарь Цапфе ломал себе голову в ожидании подробных инструкций.Вместо них пришло письмо: «Будьте добры отослать все прибывшиегрузы отправителям и прислать мне счет на расходы. Удастся мнесправиться с этим двойным кризисом—экспедиция „Мод“– полет к полюсу – таким образом, что я не окажусьприжатым к стене, и я еще вернусь к этому».
Тучи сгущаются все больше. Мало того,что нет денег, что газеты треплют доброе имя Амундсена, что все егозамыслы рушатся. На горизонте появляются все новые и новыеконкуренты, которые тоже разрабатывают планы арктических полетов.
Для расплаты с заводом Дорнье надо былодостать 14 тысяч фунтов стерлингов (около 140 тысяч рублей золотом) –большие деньги… Где их взять?
Запутанность собственных денежных дел итень, наброшенная на его доброе имя и славу, до чрезвычайностизатрудняли получение Амундсеном помощи и поддержки для организациизадуманной им полярной экспедиции. А ведь эта экспедиция должна былабыть только пробной – чисто разведочной. Уже тогда Амундсенясно видел, что для более подробного и глубокого изучения полярныхстран с воздуха нужен не аэроплан, а дирижабль, как более надежноесредство передвижения. Но о покупке дирижабля нечего было и думать.
Поездка Амундсена осенью 1924 года поАмерике с докладами потерпела полнейшую неудачу. Звезда его,очевидно, закатилась и за океаном. Газетные статьи тоже почти неприносили никакого дохода. Вернувшись в Нью-Йорк, Амундсен мрачносидел у себя в номере гостиницы, погрузившись в тяжелые размышления иподсчитывая, сколько лет ему понадобится, чтобы покрыть выручкой отчтения докладов расходы по содержанию «Мод» и ее командыи полету к полюсу. Получалось что-то вроде трехзначного числа.Очевидно, перед Амундсеном «закрылись все проливы и его карьереполярного исследователя приходит конец, и притом довольнобесславный!»
В это время зазвонил телефон. Амундсеннеохотно снял трубку в полной уверенности, что предстоит какое-нибудьскучное и бесцельное газетное интервью или, еще того хуже, неприятныйразговор с кем-нибудь из потерпевших от комбинаций Хаммера.
Начало разговора не предвещало ничегоинтересного:
– Я встречался с вами многолет тому назад во Франции, во время войны…
Сотни людей представлялись Амундсену вразное время и по разному поводу… Что же дальше?
Но следующие слова, произнесенныемужским незнакомым голосом, заставили Амундсена встрепенуться и совниманием прислушаться:
– У меня есть средства. Ядилетант в области полярных исследований, но очень ими интересуюсь имог бы предоставить известную сумму для новой экспедиции, если мнебудет дана возможность участвовать в ней.
Пять минут спустя незнакомец уже сиделу Амундсена. Это был американский инженер Линкольн Элсворт, сынмиллионера.
С этого момента началась большая иискренняя дружба между прославленным полярным исследователем, ксожалению, не имевшим никаких капиталов, и энергичным американцем.Единственный сын богатейших родителей предпочел трудный и тернистыйпуть географа-исследователя (тем более полярных стран) комфортуделовых контор или пышной роскоши светских салонов и фешенебельныхклубов.
В американском справочнике мы читаем:«Элсворт, Линкольн. Исследователь, авиатор, родился в Чикаго,Иллинойс, 12 мая 1880 г., холост. Инженер-изыскатель ВеликойТихоокеанской железной дороги при изучении трассы через Канаду1902–1907 гг., затем инженер-строитель на постройкежелезной дороги к западу от Монреаля, Канадской Тихоокеанскойжелезной дороги; золотоискатель 1909 г.; инженер на золотыхприисках на Аляске 1910 г.; организатор геологическойэкспедиции, производившей разрез через Анды от Тихого океана доверховьев реки Амазонки 1924 г.».
Таким образом, в день встречи вНью-Йорке с Амундсеном Элсворту было уже сорок четыре года. Но он всееще зависел от отца, крупного капиталиста; собственных денег у негобыло в то время не больше 10 тысяч долларов.
Элсворт-старший принял Амундсена неособенно любезно.
– А что вы станете делать,если я приду к решению не оказывать вам помощи?
– То же, что всегда –буду искать помощи в другом месте, – так, якобы, ответилему Амундсен. – Где есть воля, там всегда найдется выход.
ПО ВОЗДУХУ ДО 88 °CЕВЕРНОЙ ШИРОТЫ

Элсворт-отец дал Амундсену наличными 85тысяч долларов, или по курсу того времени около 1 70 тысяч рублейзолотом, на покупку двух гидроаэропланов и на покрытие части другихрасходов. Единственное условие, которое выговорил для себяЭлсворт-сын, – руководство экспедицией будет принадлежатьв равной мере как Амундсену, так и Элсворту, причем она будетназываться по имени обоих исследователей.
Конечно, силы были неравны –Элсворт, хотя и руководивший уже исследовательскими экспедициями, былсущим младенцем в полярных путешествиях и, собственно говоря, не имелникакого права претендовать на руководство воздушной экспедицией,задуманной Амундсеном. Но это право давали ему деньги. Правда, он велсебя достаточно корректно, скромно держался в тени, не настаивал натом, чтобы экспедиция проводилась под американским флагом и относилсяк Амундсену с неизменным почтением ученика к строгому и любимомуучителю. И Амундсен по достоинству оценил такое поведение Элсворта.
Итак все тучи как будто рассеялись.Можно было приступить к подготовке экспедиции, которая могласостояться весной 1925 года. Базой ее был выбран Шпицберген –классический пункт отправления воздушных экспедиций со времен Андрэ,О своем соглашении с Элсвортом Амундсен сообщал своим друзьям вНорвегии так:
«Кстати, несколько слов оЛинкольне Элсворте, который дал около 100 тысяч долларов на новыйполет. Он хочет сам принять участие, но предоставляет мнеруководство. Надеюсь, наши замечательные летчики поддержат.Премьер-лейтенант Я, Рисер-Ларсен будет заместителем начальникаэкспедиции. Флаг остается норвежским».

С огромной энергией и жаром принялсяАмундсен за работу. Заказанные им гидроаэропланы Дорнье-Валь «N-24»и «N-25» были сданы фирмой в Кингсбэе на Шпицбергеневесной 1925 года. К началу мая там собрались все участники воздушнойэкспедиции: сам Амундсен, Элсворт, два пилота морского ведомства –Рисер-Ларсен и Дитриксон и два механика – Омдаль и немец Фойхт.
Перед своим от’ездом из АмерикиАмундсен и Элсворт составили, заявление, датированное 30 декабря 1924года, и сдали его на хранение норвежскому консулу в Нью-Йорке.Содержание этого документа было таково: не имея возможностиприобрести три машины для перелета от Шпицбергена до Аляски и потомуудовольствовавшись покупкой лишь двух самолетов, организаторыэкспедиции решают предпринять пока только рекогносцировку длябудущего большого полета через весь полярный бассейн. Эта мерапредосторожности была принята на тот случай, если впоследствииподнимутся разговоры, что Амундсена опять постигла неудача, и он дополюса не долетел.
Такие разговоры и толки потом, конечно,были. Вот почему в отчете о полете 1925 года Амундсен неоднократноупоминает о своей главной цели, давно задуманном и заботливовыношенном плане полета через полюс от Шпицбергена до Аляски. И онзаявляет, что в 1925 году у него было очень мало надежды проникнутьдо самого полюса из-за, якобы, незначительного радиуса действиягидроаэропланов.
Отлет экспедиции из Кингсбэя должен былпроизойти как только установится хорошая погода. Амундсен надеялсявоспользоваться первым же благоприятным днем, и потому уже к 19 маявсе подготовительные работы были закончены и машины отведены на местостарта.
Никто из участников экспедиции, кромеАмундсена, не имел знакомства с полярными льдами, и все шестеро былисовершенными новичками в вопросах полярной авиации. Все сведения,которыми располагал Амундсен, относились к пяти полетам Нагурского ик трем пробным полетам летчика Одда Даля, летавшего с «Мод»и разбившего машину при посадке. Никто не мог сказать с уверенностью,окажутся ли в полярной области годные для спуска места и вообще будетли у аэропланов возможность произвести посадку на лед или на воду.Амундсен надеялся, что такие места найдутся и посадку совершитьудастся. Но это было мнение полярного исследователя, а не авиатора.Состояние полярных льдов никогда еще не рассматривалось с точкизрения пилота и потому возможность спуска во льдах или на льды быласамым неопределенным и сомнительным пунктом амундсеновской программы.
Правда, можно было надеяться насовершение беспосадочного полета до полюса и обратно – радиусдействия самолетов допускал такую возможность. Но нельзя былоосновывать весь полет только на этой возможности. Приходилосьрассчитывать и на посадку на воду среди льдов или же на самые льды.Как она произойдет, никто не представлял себе точно – ниначальник экспедиции, ни оба летчика. Поэтому благополучный исходполета зависел от многих случайностей, и элемент риска в этом новомпредприятии Амундсена был огромен.
Еще во время работ по подготовке котлету Рисер-Ларсен сообщил Амундсену, что итальянское правительствоготово продать сравнительно за недорогую цену – всего за 400тысяч крон—свой военный дирижабль «М-1». И Амундсени Элсворт нашли эту цену приемлемой, и оба тотчас же набросали вчернеплан организации большой научно-исследовательской трансполярнойэкспедиции на этом дирижабле. Новый план не только не отменял ужеорганизованной экспедиции к полюсу на гидроаэропланах, но, напротив,придавал ей вес и увеличивал ее значение. Теперь, имея в запасебольшую экспедицию с использованием более мощного и менеерискованного средства передвижения в полярных странах, можнопредпринять нынешний полет с целью изучения геофизических условий,существующих в области около полюса, и состояния там ледовойповерхности. Поскольку Амундсен видывал полярные льды, он был вполнеуверен в том, что там всегда найдется достаточно много ровных мест,годных для под’ема на воздух и посадки аэроплана. Однако, будущеепоказало, что судить об условиях спуска аэроплана на полярный леддолжен не арктический исследователь, а летчик. Что первому кажетсяровной поверхностью, то второй будет считать совершенно непригоднымдля своей цели.
Никогда еще за все свои прежниеэкспедиции Амундсен не предоставлял такого большого места случаю приосуществлении своих планов. Никогда еще он не вносил в программусвоих действий такого значительного элемента риска. На этот раз егознаменитое рассуждение об «удаче» и «неудаче»,«победе» и «поражении» не выдерживает никакойкритики. План полета на аэропланах к полюсу без предварительной, бытьможет, многолетней работы по испытанию самолетов в Арктике, безизучения всего комплекса климатических, метеорологических, ледовыхусловий был, разумеется, отважен до дерзости, но, право, мало чемотличался от безумной попытки Андрэ в 1897 году перелететь отШпицбергена до Аляски через полюс на воздушном шаре.
Но Амундсен зашел так далеко, что ужене мог остановиться на полдороге. Труднейшая и мрачнейшая, хотя уже ипережитая им, полоса жизни принудила его к такому предприятию. Можетбыть, на «Мод» он удовлетворился бы только короткимиразведочными полетами над льдами с возвращением к своему кораблю.Теперь даже разведочный полет принимал форму серьезнейшей иопаснейшей воздушной экспедиции. Амундсен и пятеро его спутниковначинали полет, в котором все строилось на одних предположениях.
Чудесная, совершенно летняя погоданастала 21 мая, и Амундсен решил лететь. Машины, хотя и сильноперегруженные, благополучно стартовали со льда и направились ксеверу. Впрочем «благополучие» было иллюзорным (об этомучастники экспедиции узнали позднее) – при старте у одногоиз аэропланов сорвало на днище несколько заклепок и разошелся шов.Услышав сквозь шум моторов какой-то подозрительный звук, летчикДитриксон понял, в чем дело. Еще можно было прекратить полет, но,боясь новых задержек, Дитриксон решил лететь. Ко всем многочисленнымнеизвестным величинам в труднейшем уравнении, за разрешение котороговзялся Амундсен, прибавилась еще одна: как-то сядет на водуповрежденный самолет? Ведь в корпусе его обязательно откроется течь!
Первые часы полета прошли вполнеблагополучно. Некоторая перестраховка экспедиции заключалась в том,что в полете участвовали две машины. Если что-нибудь случится содной, на помощь придет другая. Поэтому оба самолета все времястарались не терять друг друга из вида, что было не легко из-заплохой видимости и постоянных туманов.
Сидя на носу самолета в кабине длянаблюдателя, Амундсен переживал минуты сильнейшего волнения и вместес тем радостного торжества! Страшное бремя, наконец, спало с егоплеч: насмешливое презрение соотечественников, которое столько разприходилось ему чувствовать за два последних года при его постоянныхнеудачах, исчезло. Чувство глубокой, искренней благодарности к своимпятерым сотоварищам охватило старого исследователя. Ведь онидобровольно бросают свою жизнь на чашу весов, помогая ему стереть сосвоего имени грязное пятно, уничтожить тень того подозрения внерешительности, в трусости, которое с 1923 года тяготело надАмундсеном. И тут ему в голову приходит мысль: «Даже если мырухнем вниз, то все же печать серьезности уже нельзя будет сорвать!»Иными словами, прославленный на весь мир полярный исследователь дажев такую минуту думает только о том, как ему спастись от сплетен ипересудов толпы! И если спасение – в смерти, он готов и насмерть – ведь она запечатлеет его планы «печатьюсерьезности!» Бедный, замученный старик! Какой трагическийобраз для писателя, который хотел бы изобразить жизнь выдающегосяисследователя в буржуазном мире!
Два часа машины летели над сплошнойпеленой тумана; сквозь редкие просветы виден был океан, покрытыйльдом—огромная сверкающая поверхность, бесконечная белаяпустыня. В час пятнадцать минут утра в ночь на 22 мая самолетыдолетели до первого свободного от льдов пространства. Это была неполынья, а целое озеро. Появилась первая возможность для спуска наводу. До тех пор ледяная поверхность даже при обманчивом освещенииказалась очень неровной – нигде не было ни малейших признаковсколько-нибудь удобного места для посадки машин. Повсюду лед былразделен торосами и трещинами на небольшие участки крайненеправильной формы, не видно было ни одной, хотя бы маленькой, ровнойльдины.
К этому времени экспедиция находиласьпо счислению приблизительно на 88° с. ш., хотя производить нужныевыкладки было очень трудно. Половина всего запаса бензина была ужеизрасходована – нужно было либо возвращаться, либо итти напосадку. Для обследования местности передовой самолет началспускаться, описывая большие круги. Во время этого маневра задниймотор стал давать сильные перебои, что изменило все положение.Никакого другого выбора не оставалось, и Рисер-Ларсен сразу же повелаппарат на посадку. Сесть на «озеро» не удалось из-занезначительной высоты, и потому гидроаэроплан был посажен на воду водном из рукавов полыньи, переполненном мелкими льдинами.
Спуск прошел благополучно, хотя машинаедва не разбилась о торосы.
– Мы еще живы! –записал об этом спуске Амундсен в своем дневнике.
От Шпицбергена экспедицию отделялорасстояние в 1 ООО километров. Полынья, в которую сел гидроаэроплан,была первым довольно значительным водным пространством, замеченнымэкспедицией за все восемь часов ее полета.
Положительно, счастье начало улыбатьсяАмундсену. Мало того, на гидроаэроплане «N-24», которымуправлял Дитриксон, уже в первые часы полета обнаружилисьнеполадки—тоже в заднем моторе. Пришлось уменьшить числооборотов и продолжать полет, ожидая ужасной катастрофы каждую минуту.Поэтому Дитриксон с чувством огромного облегчения увидел, что «N-25»начинает понемногу спускаться, и сам последовал за ним. Неизвестно,какая судьба ожидала бы команду «N-24», не случисьостановки заднего мотора у «N-25». Задний мотор на «N-24»остановился в тот самый момент, когда пилот пошел на посадку, ноаппарат благополучно спустился на небольшое озеро.
Обе машины оказались на расстоянии10–12 километров одна от другой, и поэтому первые два днякоманды их оставались в полнейшей неизвестности о судьбе товарищей.Произведенные Амундсеном наблюдения дали 87° 43 с. ш. и 10°20 з. д. от Гринича.
Уже на другой день команда «N-25»занялась подготовкой к походу по льдам до мыса Колумбия. Впредвидении такого похода на самолет были взяты сани, лыжи,необходимое снаряжение и провиант на месяц, из расчета одногокилограмма в день на человека. Впрочем Амундсен почти сейчас жеустановил размеры пайка в 300 граммов, и на таком пайке участникиполета жили до самого возвращения на Шпицберген.
Через несколько дней команда «N-24»,увидевшая еще 23 мая другую машину и и свою очередь замеченнаятоварищами, снеслась с ними при помощи сигналов и, бросив свойаппарат, пришла к месту спуска «N-25». По дороге Омдаль иДитриксон провалились сквозь лед и наверное погибли бы, не окажи имЭлсворт помощи в самую последнюю минуту.
Когда все шестеро оказались вместе ибыла выяснена картина полета до 88° и спуска обеих машин, а такжесостояние гидроаэропланов, Амундсен отказался от мысли итти к мысуКолумбия. Он решил попробовать поскорее привести в порядоксоединенными усилиями обеих команд «N-25» и подняться насамолете со льда, чтобы вернуться на Шпицберген.
Положение экспедиции, обосновавшейся надрейфующих льдах, было в высшей степени серьезным. Участники еенаходились на расстоянии 1 ООО километров от ближайших обитаемыхместностей, причем одна машина вышла из строя, а провианта было всегона один месяц. Единственная надежда на спасение заключалась вскорейшей подготовке площадки для старта и в под’еме гидроаэроплана«N-25» в воздух. Задача, представившаяся теперьучастникам экспедиции, казалась необычайно трудной. Из всех шестичеловек только один Амундсен ясно представлял себе, что поход к мысуКолумбия по летнему рыхлому льду, перерезанному по всем направлениямТысячами трещин, да еще при этом дрейфующему, т. е. постояннопередвигающемуся в разные стороны по воле ветров и течений, являетсяделом почти невозможным. Кроме того, рассчитывать на сохранностьсклада провианта, оставленного там за шесть лет до того ГотфредомХансеном, можно было лишь с большой осторожностью. Однако другоговыхода не представлялось. Если не удастся построить площадку длястарта, если «N-25» не поднимется на воздух с шестьюлюдьми, придется двинуться в санный поход, таща за собой сани, попримеру Р. Скотта.
Разумеется, Амундсен не делился стоварищами своими сомнениями и опасениями. К чему волновать итревожить людей? Поэтому, когда Элсворт как-то спросил Амундсена:
– Как вы думаете, намудастся дойти до мыса Колумбия? – тот ответил:
– Поход будет тяжелым, ноего сделать можно. И прибавил:
– Со мною всегда бывает вжизни так: когда положение вещей кажется темнее темного, откуда-тоначинает пробиваться свет.
Двадцать четыре дня продолжалась борьбане на жизнь, а на смерть. Это был бег взапуски со смертью, –говорит Амундсен. Голодная смерть ожидала всех и прихода ее нельзябыло ни задержать, ни отсрочить. Последние дни участники экспедициижили уже на 225 граммов пищи в сутки! На завтрак выдавался кусокшоколада, растворенного в горячей воде, и три овсяных галеты, на обед– чашка супа из пеммикана; на ужин– еще кусок шоколада итри галеты.
Все шестеро исследователей жили на«N-25». Рисер-Ларсен – человек гигантского роста,ладно скроенный и крепко сшитый, занял хвостовое помещение. Дитриксони оба механика ночевали в «кают-компании»– подмотором; Элсворт и Амундсен – в кабинке пилота.
– Из-за того, что ваэроплане было мало места, – рассказывает Амундсен, –нам всегда приходилось выступать в «концентрированном виде»,т. е. сложившись по всем направлениям. Следствием этого былабесконечная серия судорог – то в икрах, то в бедрах, то вживоте, то в спине. Они случались в самые неожиданные моменты, ижертвы их неизменно становились предметом всеобщего ликования.
Рабочий день был строгорегламентирован, как обычно в экспедициях Амундсена. Спокойствие,хладнокровие, невозмутимость начальника поддерживали хорошеенастроение и у его подчиненных. В сущности говоря, положение былоотчаянным, но Амундсен не допускал и тени уныния в рядах своейотважной команды.
На двадцать четвертый день стартоваяплощадка была, наконец, закончена. Всем читавшим о героическойэкспедиции на «Челюскине» отлично известно, что значитстроить «аэродром» в полярных областях! Льды тосжимаются, то расходятся, а уже подготовленные площадки то смещаются,то дают трещины по всем направлениям.
Сотни тонн льда и снега были убраны заэти дни при помощи самых примитивных орудий. В распоряженииэкспедиции были только финские ножи, топорик, ледовой якорь,выполнявший роль кирки, одна большая и одна маленькая лопаты. С этимисредствами надо было расчистить и приготовить площадку для разбега покрайней мере в 500 метров длины и 12 метров ширины в метровом пластемокрого снега.
Шесть или семь раз команда «N-25»пробовала подняться на воздух, но все попытки оставались тщетными.Только 15 июня самолет развил при разбеге достаточную скорость, чтобывзлететь. Для этого пришлось оставить на льдине почти все снаряжениеи провиант. Амундсен правильно пишет, что пока они летели обратно кШпицбергену, их «ближайшим соседом была смерть!» Если быРисер-Ларсен был вынужден пойти на посадку, то, даже в случае вполнеблагополучного спуска, участников экспедиции все равно ожидала бынеминуемая голодная смерть.
Вспоминая об этих днях, Амундсенрассказывает, что 15 июня было намечено им, как самый крайний срокдля попыток взлета. Пока еще оставался кое-какой провиант, пора былобросать самолет и итти уже не к мысу Колумбия, а на юг. Благодарястрожайшей экономии, введенной Амундсеном, месячный запас провизии,взятый с собою со Шпицбергена, теперь, после двадцатичетырехдневногопребывания во льдах, равнялся шестинедельному. Таким образом можнобыло продержаться до 1 августа.
Тщательно взвешивая все «за»и «против», Амундсен приходил к выводу, что план санногопохода на юг более разумен и выполним. Но сейчас же «какой-тоголос начинал шептать мне на ухо: „Да что ты, обалдел? Хочешьбросить целую, хорошую машину с полным запасом бензина и отправитьсяв путь по ледяным глыбам, где ты можешь погибнуть самым печальнымобразом? Может быть, завтра же здесь вскроется полынья, и ты черезвосемь часов будешь дома“».
Хорошо, что Амундсен в конце концовпослушался этого голоса. Можно сказать с уверенностью, что участникиэкспедиции, очень ослабевшие от недостаточного питания, никогда недобрались бы до берегов Шпицбергена за шесть недель. Им не удалось быподдерживать свои силы охотой, так как в высоких северных широтахживотная жизнь чрезвычайно бедна, и, кроме того, постоянный дрейфльдов создавал бы почти непреодолимые препятствия для абсолютногопродвижения на юг. Вот данные о дрейфе льдины, где был лагерьАмундсена, за время с 22 мая по 12 июня:
широта от 87° 43 до 87° 33,3,долгота от 10° 54,6 до 8° 3,9 зап.
Таким образом, льдина перемещалась надесять миль к югу и почти на три градуса к востоку. Это былоблагоприятное направление для Амундсена, однако дрейф такой же силымог отнести экспедицию и на северо-запад. Амундсен не знал тогда осудьбе Андрэ и его спутников, которые шли на юг по дрейфующим льдамприблизительно в этой же области, причем поход их продолжался нешесть недель, а два с половиной месяца, и пункт, где опустился на ледвоздушный шар Андрэ, лежал на пять градусов южнее места посадки«N-25».
Полет, по своей беспримерной смелостидостойный занять одно из первых мест в истории авиации, продолжалсяоколо семи часов. Время тянулось бесконечно. Внизу был только лед –сперва мелкие плоские льдины, ряды торосов по всем направлениям,небольшие разводья, а затем мелко-битый лед с прослойками воды. Привынужденном спуске здесь аэроплан мгновенно разбился бы илинемедленно пошел бы ко дну. Каждую минуту участникам полета грозилагибель. Больших пространств открытой воды не было видно нигде, как небыло видно и крупных ровных льдин, вроде той, с которой послеподготовки поднялся на воздух «N-25». Полынья, гдеспустились гидроаэропланы Амундсена, была единственной значительнойполыньей на всем протяжении полета от берегов Шпицбергена и вобратном направлении.
Все ниже и ниже опускался уровеньбензина в контрольной трубке. И вот горючего осталось всего лишь наполчаса полета. Но в этот миг на юге показались высокие сверкающиегорные вершины. Шпицберген! Вскоре впереди стала видна открытая вода– широкий океан и полное отсутствие льда. Можно было вздохнутьсвободно. Однако испытания еще не кончились. Руль стабилизациинеожиданно перестал слушаться пилота, и Рисер-Ларсену пришлось иттина вынужденную посадку. К счастью, самолет уже летел над морем.Посадка прошла благополучно, и гидроаэроплан превратился в моторнуюлодку. Час спустя участники экспедиции высадились на берег у северныхберегов Шпицбергена. К тому времени в баке оставалось всего 90 литровбензина.
В эту экспедицию счастье положительноне покидало Амундсена! Вскоре кто-то из команды «N-25»заметил идущее невдалеке промысловое судно. Все опять заняли места вмашине, и пилот пустился догонять судно. Капитан его охотно взялсяотбуксировать гидроаэроплан до Кингсбэя. Впрочем из-за дурной погодыпришлось на следующий же день оставить «N-25» в одной изближайших бухт с тем, чтобы вернуться за ним после. Участники полетапродолжали свой путь на судне, которое и доставило их поздно вечером17 июня в Кингсбэй, где уже собрались спасательные экспедиции, чтобыприступить к поискам Амундсена.
Так закончился первый многочасовойполет над Ледовитым океаном до 88° с. ш.
Те дни, которые Амундсен и его спутникипровели во льдах, переживались в Норвегии очень тревожно. Пишущий этистраницы помнит, какое огромное внимание уделялось норвежскимигазетами полету Амундсена, вернее, как норвежская буржуазная печатьиспользовала этот полет в качестве источника сенсационнейшего изанимательнейшего материала. В эти дни имя Амундсена было у всех наустах, и все, от мала до велика, от школьника до премьер-министра, сбольшим волнением ждали вестей с севера о судьбе экспедиции. Конечно,газеты печатали экстренные выпуски, конечно, телефоны звонили вредакции газет день и ночь, конечно, повсюду на улицах, на рыночныхплощадях, в общественных учреждениях, в магазинах, в школах, напристанях, в фешенебельных ресторанах и в скромных пивных, назагородных виллах богачей и в тесных темных жилищах рабочих, ввагонах трамвая и в парках все говорили только об Амундсене. Спорили,обсуждали, взвешивали каждый шанс на спасение смелых летчиков. Уже вначале июня общее настроение в столице Норвегии стало угнетенным –большинство высказывало мнение, что Амундсен и его спутники погибли…Вспоминали Андрэ, называли план Амундсена «сумасшедшей затеей».К середине июня, когда норвежское правительство уже отправило наШпицберген спасательные экспедиции – два военных самолета ивоенное судно «Хеймдал», – в гибели Амундсенане сомневался почти никто. Правда, оптимисты говорили, что Амундсен,наверное, пробирается по льдам к мысу Колумбия или к берегамШпицбергена, но едва ли кто в это верил. Все считали, что аэропланыразбились при посадке. Самые неисправимые оптимисты говорили: «Покау Амундсена есть в кармане хотя бы коробка спичек—он непропадет!»
Популярность Амундсена в эти дни была вНорвегии огромна. Большинство населения не знало об его финансовыхзатруднениях, не имело никакого понятия о закулисных дрязгах исплетнях—имя Амундсена для них не было ничем загрязнено. Ведьобливали Амундсена помоями люди его же собственного класса!Трудящиеся Норвегии никогда не принимали участия в травле Амундсена,и теперь они с большим волнением ждали известий со Шпицбергена.
И вот в несколько минут по всему городупронеслась весть: Амундсен и его спутники прибыли благополучно вКингсбэй. Военное судно «Хеймдал» телеграфировало об этомправительству ночью 18 июня. Мигом весь город разукрасился флагами.Не осталось ни одного дома в Осло, где не был бы поднят национальныйфлаг. Радость и ликование были всеобщими. И потому понятно, что когдаАмундсен возвращался со Шпицбергена на грузовом пароходе и плыл вдользападных берегов Норвегии, то все встречные рыбачьи суда поднималифлаги, у всех домов прибрежного рыбачьего населения толпились люди,махавшие платками и шапками, все портовые города, как и каждыйотдельный домик на берегах фьордов, расцвечивались флагами. В этииюньские дни Амундсен стал народным героем. Так и встретили его встолице Норвегии 5 июля 1925 года, когда Амундсен прилетел туда насвоем самолете «N-25» под грохот пушечных салютов.
ЦЕЛИ ДОСТИГНУТЫ

Когда грузовой пароход «Альб. В.Сельмер» шел вдоль берегов Норвегии в ясный, удивительно жаркийсолнечный июльский день, кто-то из журналистов спросил Амундсена:
– Ну, как, вы думаетесложить теперь весла, капитан?
– О, нет! Мы отправляемсяопять на будущий год, но уже на воздушном корабле.
– Что-то говорилось оцеппелинах доктора Эккенера.1Выбудете участвовать в его полете?
– Нет. Всю жизнь моимвеличайшим желанием было пронести норвежский флаг повсюду. Я не летаюпод флагом других стран.
Немедленно по возвращении домой, вНорвегию, Амундсен приступил к работе над книгой: «По воздухудо 88° сев. широты», которая должна была выйти,одновременно с норвежским оригиналом, в переводах на двенадцатиразных языках, в том числе и на русском. Книга писалась при участииближайших соратников Амундсена, причем элемент соревнования и тутиграл роль. Амундсен дал своим соавторам очень жесткие сроки инемилосердно подгонял их. Затем начались поездки с докладами –по Европе и по Америке, было прочитано свыше ста докладов. В Берлинедокладчика охраняла полиция: немецкие верхи еще не забыли Амундсенустарой обиды, а тут прибавился еще отказ лететь с Эккенером. Докладыпроходили с большим материальным успехом. Доход от книги, докладов,демонстрирования кинофильм дал около 500 тысяч крон. Амундсен начиналчувствовать твердую почву под ногами. Почести сыпались на него совсех сторон.
Какие результаты дал полет Амундсена?Прежде всего—очень дорого купленный опыт, знание ледовыхусловий с точки зрения авиатора, убеждение в том, что при современномразвитии авиационной техники аэроплан еще не годится дляисследовательской работы в полярных странах, если имеется в видусравнительно некратковременный полет надо льдами. Посадка надрейфующий лед и под’ем с него являются пока только делом случая.Конечно, всегда можно рискнуть, но нельзя делать никаких расчетов.Для географов воздушная экспедиция Амундсена кое-что раз’яснила, таккак во время полета было бегло осмотрено около 160 тысяч квадратныхкилометров ледяной поверхности между 25° з. д. и 30° в. д. и77° с. ш. и 88° с. ш.
Тяжелая работа по расчистке площадкидля старта поглощала все время и силы участников экспедиции, поэтомуникакой научной работой все эти дни никто не занимался. Былопроизведено лишь два промера, давших глубину океана в этом месте в 3750 метров, что еще раз подтвердило мнение Нансена и Пири оботсутствии в области Северного полюса значительных пространств земли.
Заразившись от Амундсена «полярныммикробом», Элсворт решил оказать финансовую поддержку и новойвоздушной экспедиции Амундсена с тем, чтобы принять в ней участие. Ктому времени Элсворт-старший умер, и Линкольн превратился вмиллионера, свободно распоряжающегося своими деньгами. Основываясь насловах Рисер-Ларсена, Амундсен телеграфировал в Рим полковнику Нобилеи просил его приехать для переговоров в Осло. Элсворт давал напокупку корабля 100 тысяч долларов; кроме того, финансовое положениеАмундсена упрочилось настолько, что можно было рассчитывать напоступление крупных сумм от запродажи будущих газетных статей идемонстрации будущих кинофильмов. На этот раз ведать делами Амундсенавыразил желание норвежский Аэроклуб.
Казалось, горизонт был совершеннобезоблачен, и Амундсену не угрожало никаких неприятностей. Однако егоожидали такие сюрпризы, которых он не мог и представить себе! Насцене появились новые силы и влияния, новые аппетиты и интересы,новые симпатии и новые честолюбивые замыслы; и появление их засталоАмундсена врасплох.
Полковник Нобиле был конструктором истроителем продававшегося дирижабля; кроме того, он уже много разсовершал на нем полеты и потому отлично знал все свойства корабля ивообще был единственным человеком, который мог дать Амундсенуисчерпывающие ответы на все вопросы. Амундсен решил привлечь Нобиле кучастию в экспедиции, если дирижабль будет куплен.
Прибыв в Норвегию, Нобиле поуполномочию итальянского правительства сделал Амундсену следующеепредложение: воздушный корабль «N-1» будет предоставленАмундсену бесплатно, если экспедиция состоится под итальянскимфлагом. Это предложение Амундсен тотчас же отклонил. Мы уже видели,что он раз навсегда отказался от всякой мысли руководить чьей-нибудь«чужой» экспедицией.
Итальянский дар был «даромданайцев»:1заним скрывались весьма широкие (и коварные!) планы, чего Амундсен,разумеется, никак не мог тогда предвидеть. Он счел, что итальянцыпросто хотят присвоить себе его идею о трансполярном перелете и потомприписать себе же всю честь совершения этого подвига. На самом жеделе замыслы итальянского правительства, вернее, его главы Муссолини,шли гораздо глубже – молодому фашистскому правительству,только-что пришедшему к власти, нужен был какой-то эффектный шаг,нужно было чем-то привлечь к себе внимание мира, удивить, поразитьего, как-то показать, на какие замечательные дела способен новыйполитический режим. Полет на воздушном корабле к полюсу был бы своегорода рекламой для фашистского правительства, свидетельством того, чтотакие экспедиции возможны только в Италии и только под руководствомМуссолини.
Свою воздушную экспедицию на дирижабле«N-1», переименованном в «Норге» (что значит«Норвегия»), Амундсен описал дважды: в своей книге «Denf?rste flukt over Polhavet» (в русском переводе: «Перелетчерез Ледовитый океан») и автобиографии «Моя жизнь».
Общий тон и характер обоих описанийсовершенно различен. В «Перелете» Амундсен описывает всесобытия бесстрастно, со свойственным ему большим юмором, пересыпаярассказ бесчисленными выражениями благодарности по адресу всех своихспутников, в том числе и Нобиле, и всех, кто помогал ему ворганизации экспедиции. «Мы воспользовались ценнымсотрудничеством норвежского Аэроклуба – пишет он, например, –и считаю нужным принести ему здесь горячую признательность заревностную работу и интерес к делу». Одним словом, все прошлопрекрасно, благодаря изумительному и превосходному отношению ивниманию всех и т. д. Все были такие милые, хорошие изамечательные люди!
В книге «Моя жизнь» звучитсовсем иная нота. Оказывается, события происходили совсем не так, каких описывал раньше сам Амундсен. Экспедиция организовывалась иобслуживалась не так уж гладко, во время полета были тревожнейшиемоменты, когда из-за нервности или легкомыслия капитана дирижаблюгрозила гибель, люди были не такие уж милые, хорошие и замечательные,а норвежский Аэроклуб проявил «слабость и нерешительность»,причем руководитель его, редактор газеты «Тиденс Тейн»Томмессен, «совершенно утратил свои умственные способности».
И вместо спокойного, ровного,благодушного тона повествования, столь обычного для книг Амундсена,суетливый, нервный, взволнованный, сбивчивый рассказ о том, чтопроисходило «за кулисами», с перечислением всех пережитыхобид, с постоянными указаниями на свои заслуги и т. д. и т. д.Ясно – на этот раз произошло что-то необычайное, что заставилоАмундсена отступить от прежнего порядка и внести в свое изложениестрастность, иной раз излишнюю, а иной раз просто странную в устахтакого человека.
Амундсен, так щепетильно относившийся кчистоте своего имени, должен был бы и теперь отнестись с презрением кновым толкам и сплетням. Однако, очертя голову, он ринулсяопровергать их и защищать себя и свою позицию. Чем же об’ясняетсятакой крутой поворот в его поведении и отношении к людям? Ведь он ужедавно утратил свою «светлую веру» в них?
Весь секрет в том, что на этот раз тутоказалась замешанной кухня буржуазной политики! И если раньшеАмундсен после каждой своей экспедиции писал книгу, сохраняя всетрадиции буржуазного об’ективизма, то теперь он решил рассказать всюправду об экспедиции на «Норге». «Злостныеизмышления», потоком лившиеся «из итальянских источниковв целях пропаганды», заставили его выступить перед обществом с«правдивым отчетом».
Однако изложим все обстоятельства попорядку.
Отвергнув предложение принять дирижабльв подарок, Амундсен спросил Нобиле, за какую цену можно будет купитьу итальянского правительства «N-1». Нобиле назначил 15тысяч фунтов, обещая сдать дирижабль за эту цену в Риме в полномпорядке. Такая цена устраивала руководителей экспедиции (Элсвортопять разделял вместе с Амундсеном руководство перелетом), потому чтоЭлсворт давал 100 тысяч долларов, т. е. на 25 тыс. большестоимости дирижабля. Предложение Нобиле было принято. Тогда жеАмундсен спросил Нобиле, не пожелает ли он принять участие вэкспедиции в качестве капитана; Нобиле ответил согласием.
Месяц спустя, уже в Риме, куда приехалиАмундсен с Элсвортом, Нобиле заявил, что вся команда дирижабля должнабыть итальянской. Амундсен не счел возможным согласиться на это.Экспедиция 1926 года должна была быть норвежско-американской, как иполет 1925 года. Элсворт своей щедрой денежной помощью вполнезаслужил право на участие в экспедиции Амундсена на равных с нимправах, но такая честь не могла быть предоставлена итальянцам. ИмАмундсен был обязан только тем, что купил у них за свои деньги старыйвоенный дирижабль, уже ненужный военному ведомству. Амундсен готовбыл пригласить к себе на службу за определенное жалованье (и довольновысокое – 40 тысяч лир золотом) итальянского офицера, но итолько.

Кроме того, Амундсен хотел, чтобы иРисер-Ларсен и Омдаль приняли участие в полете через полюс. Они быливерными спутниками Амундсена в 1925 году, и ему было бы приятноразделить вместе с ними будущие почести и славу. Наконец, им был ужеприглашен участвовать в экспедиции старый друг и соратник –капитан Вистинг. Таким образом, для итальянцев все равно нехватило бынескольких мест.
Тогда Нобиле попросил Амундсенавсе-таки разрешить взять нескольких механиков-итальянцев из команды«N-1». Это – люди, прекрасно знакомые с кораблем, сего моторами, газовым клапаном, баллонами и т. д. Нобиле будетгораздо удобнее иметь дело со своими бывшими подчиненными и вдобавокотдавать приказания на итальянском языке. Доводы были вполнеразумные, и Амундсен согласился с ними. Таким образом, из составакоманды дирижабля в 16 человек шестеро были итальянцами.
Во время пребывания Амундсена иЭлсворта в Риме был окончательно оформлен договор на покупкудирижабля; итальянцы обязались несколько изменить его конструкцию исделать носовую часть жесткой, чтобы корабль мог приставать к особойпричальной мачте. Путь из Рима до Шпицбергена (того же Кингсбэя)проходил через Францию, Англию, затем Северное море, Норвегию,Швецию, Балтийское море, СССР до ангара в Гатчине под Ленинградом.Далее от Ленинграда на север до норвежского порта Вадсо, где должнабыла быть поставлена причальная мачта и, наконец, через Баренцевоморе к Шпицбергену, где в Кингсбэе строился ангар. Дирижабль былполужесткого типа, об’ем его равнялся 18 500 куб. метрам. Приводилсяон в Движение тремя моторами по 250 л. с. каждый.
Пожалуй, этих кратких данных будетДостаточно, чтобы читатель мог представить себе тот воздушныйкорабль, на котором Амундсен собирался лететь от берегов СтарогоСвета к берегам Нового через Северный полюс.
Пока в Италии шла работа по подготовкедирижабля, Амундсен с’ездил в Америку (в который уже раз?) и провелтам осень и зиму, выступая с докладами. У него все еще оставалисьневыплаченные долги, и его личными делами попрежнему ведалоконкурсное управление. Но долги так и тяготели на Амундсене до концаего жизни! Летом 1928 года, уже перед от’ездом из Осло в последнююроковую экспедицию, Амундсен, спешно приводя в порядок денежные дела,завещал своему поверенному «сделать его свободным человеком».И незадолго до этого продал фабриканту Конраду Лангорду за 1 5 тысячкрон все свои медали и знаки отличий, всего около 50 штук, полученныхим от разных ученых обществ мира. Лангорд подарил эту коллекциюуниверситету в Осло. А накануне от’езда Амундсен внес в банк дляликвидации долга последние 7 500 крон, вырученные от продажи книги«Моя жизнь». Только после этого долги Амундсена былипокрыты на все сто процентов, и кредиторы его вернули свои деньги!
Элсворт (его отец умер летом 1925 года)занялся в Америке оформлением своих наследственных дел. Естественно,что на время отсутствия обоих руководителей экспедиции нужно былопоручить кому-то разрешение на месте всяких неотложных вопросов. Этими занимался президент норвежского Аэроклуба. Многое из того, чтосовершалось в эти месяцы и что произошло потом, об’ясняетсяполитическими симпатиями лиц, входивших в президиум Аэроклуба.
Председатель его – журналистТоммессен, руководитель и в значительной мере владелец крупнейшейнорвежской газеты «Тиденс Тейн», самого архибуржуазного иконсервативного органа печати в Норвегии, продал Амундсена и егоинтересы Муссолини за итальянский орден, полученный им впоследствии.
Томмессен лично проехал в Рим и там,совершенно ослепленный всем, что он увидел в «высших сферах»,обласканный членами правительства и преисполненный мещанскоговосторга перед могуществом Муссолини, «совершенно утратил своиумственные способности» и «перестал пониматьпроисходившее», – как пишет Амундсен. В переговорахс Нобиле Томмессен пошел на ряд уступок, больно затрагивавшихинтересы Амундсена и Элсворта. Прежде всего, Нобиле было обещанодополнительное вознаграждение в 15 тысяч лир золотом. Во-вторых, вдоговор Нобиле было внесено условие о том, что он «примет насебя авторство и проработку части (общей) книги, касающейсяприготовлений, маневрирования и навигации дирижабля», ограничивсвою работу лишь «технической стороной» дела. В текстэтого условия Нобиле дополнительно внес слова: «ивоздухоплавательной». Эта небольшая поправка фактически делалаНобиле соавтором будущей книги о перелете, написать которую должныбыли только Амундсен с Элсвортом. Нобиле – наемный сотрудник, к тому же очень высоко оплачиваемый, повышался в чине, приобретаяправа, присвоенные только руководителям экспедиции.
Мало того, кроме морального ущерба, этообстоятельство причиняло Амундсену и Элсворту также и крупныематериальные убытки. В качестве «соавтора» Нобиле могпретендовать на соответствующую долю дохода От продажи будущей книги,описывающей экспедицию, за которую Амундсен и Элсворт платили своимиденьгами, включая и расходы по оплате жалованья Нобиле. Изыскиваявсевозможные источники получения денежных средств, Амундсен преждевсего заключил договор с одной из крупнейших американских газет напредоставление ей монопольного права печатать все сведения о ходеэкспедиции. За это право газета уплачивала Амундсену ни много ни малокак 55 тысяч долларов! Из этой суммы 19 тысяч вносились сейчас жеавансом. В свою очередь Амундсен и Элсворт давали обязательство, что«никто из членов экспедиции, ни участники полета, ни членысухопутной партии, не будут издавать никакой книги, относящейся кэкспедиции или к ее истории частью или полностью и т. д.».Весь газетный материал: подробный отчет об экспедиции и четыреописательных статьи, а также фотографии – мог быть предоставленгазете только Амундсеном и Элсвортом. Имя Нобиле в контракте сгазетой не упоминалось нигде.
Через месяц после опубликованияпоследней статьи о полете Амундсен и Элсворт получали право выпуститьв свет описание экспедиции и отдельной книгой. Все иностранныеиздательства, на основании международной конвенции об охранеавторских прав, обязаны были уплатить авторам за право перевода ихкниг на соответствующий язык, одновременно приобретая монопольноеправо на издание этой книги в своей стране. Из уважения кзамечательным достижениям Амундсена и оценивая по заслугам егодеятельность, Государственное издательство РСФСР тоже уплатилоавторам гонорар в валюте, хотя СССР и не связан постановлениямимеждународной конвенции. Этим были засвидетельствованы огромнаяпопулярность знаменитого норвежца в стране Советов, восхищение егобесстрашием и непреклонным мужеством.
Уступки Аэроклуба Нобиле (или, вернеесказать, итальянскому правительству, которым Нобиле был инспирирован)привели к тому, что по окончании экспедиции он начал писать статьи иотчеты для различных органов американской и итальянской прессы и дажеотправился в турне по Америке с докладами. В результате у Амундсена иЭлсворта возникли крупнейшие неприятности со своим контрагентом,обвинявшим их в нарушении договора.
Вообще норвежский Аэроклуб обслуживалскорее Нобиле, чем Амундсена и Элсворта, и энергично защищал интересыитальянского фашизма. Насколько был корректен в исполнении принятыхна себя обязательств Амундсен и как мало заботился он, чтобы книга ополете «Норге» вышла только из под его пера, видно изтого, что на титульном листе ее названы два автора – РуалАмундсен и Линкольн Элсворт, хотя Элсворт не написал для норвежского(оригинального) издания ни единого слова. Но экспедиция была для него«экспедицией Амундсена и Элсворта», и Амундсен счел себяморально обязанным поместить на титульном листе имя своего друга итоварища.
Впрочем, Аэроклуб приложил все своистарания, чтобы переименовать экспедицию, причинив и тут огромнуюнеприятность Амундсену.
Еще в Риме Томмессен попросил уАмундсена позволения упоминать имя Нобиле в связи с экспедицией, нотолько в Италии и лишь пока дирижабль передается норвежцамитальянским правительством.
Очевидно, председатель Аэроклуба всвоем лакейском усердии поторопился пообещать это итальянцам.Амундсен очень неохотно согласился на такое дополнение к названиюэкспедиции. Каково же было изумление и Элсворта, когда уже в Номе,после перелета, он получил от Аэроклуба телеграмму, в которойсообщалось, что переименование экспедиции стало официальным фактом ина это получено было в свое время согласие… Элсворта! Наосновании этого председатель Аэроклуба, горячо благодаря мистераЭлсворта за эту личную большую жертву, решил в честь итальянскогогосударства и конструктора дирижабля назвать экспедицию«Трансполярным полетом Амундсена—Элсворта—Нобиле».
Равным образом было решено сбросить надСеверным полюсом не только норвежский флаг, но и американский иитальянский, с тем, однако, что норвежский флаг будет сброшен первым.
Но довольно об этом. Промахов излостных ошибок Аэроклубом было сделано много, и мы не имеемвозможности все их здесь перечислить. Да это и ненужно. Самое главноеуже сказано – Аэроклуб больше всего виновен в неправильнойлинии своего поведения. Он не столько защищал и обслуживал интересыАмундсена и Элсворта – и тем самым Норвегии, –сколько плясал на задних лапках перед итальянским фашизмом.
Поздно, очень поздно понял Амундсен,что его отважное предприятие было окутано сетью политической лжи иобмана, что итальянское правительство не останавливалось ни передчем, чтобы поставить выстраданную им идею на службу фашистскомурежиму.
Недаром передача «N-1»норвежцам превратилась в грандиозную демонстрацию итальянскихнациональных чувств в присутствии самого Муссолини. Поэтому излишнеперечислять все неприятности и обиды, причиненные АэроклубомАмундсену и Элсворту. Дело вовсе не в этом. Руководители клубанисколько не утратили своих умственных способностей, как это думалАмундсен. Наоборот, они сохранили всю силу ума. Но в президиумеАэроклуба сидели представители самых махровых норвежскихконсерваторов, будущие норвежские фашисты, и, конечно, их классовыеинтересы отлично уживались с интересами итальянского фашистскогоправительства.
Десятого апреля 1926 года «Норге»покинула ангар около Рима и направилась на север. Амундсен и Элсвортуехали в Норвегию по железной дороге. Перед отлетом дирижабля Нобилепотребовал, чтобы его жизнь была застрахована в 6 тысяч фунтовстерлингов. Это требование было выполнено. В немного меньшей суммезастраховали и жизнь остальных итальянцев, участников полета. ЗатемНобиле пожелал застраховаться от «отмораживания пальцев».Все это стоило экспедиции порядочных денег, так как страховые ставкибыли очень высоки. Все остальные участники полета не страховались;средства экспедиции были весьма ограничены, да никто об этом и непросил.
До Гатчины, куда воздушный корабльприбыл 15 апреля поздно вечером, были сделаны две остановки: в Англиина аэродроме в Пулхэме и в Осло. Тем временем на Шпицбергене день иночь шла кипучая работа по постройке ангара и причальной мачты. Онибыли готовы ко 2 мая. Кроме того, строилась, как уже упоминалось,причальная мачта в Вадсо, законченная к 26 апреля. С 16 апреля до 5мая «Норге» простояла в гатчинском ангаре сперва вожидании, когда в Вадсо и на Шпицбергене все будет готово для приемакорабля, а потом, когда установится хорошая летная пагода.
А надо было спешить. У Амундсенапоявились конкуренты – со всех сторон приходили известия оновых и новых планах воздушных экспедиций через полюс. И конкурентывесьма серьезные: австралийский летчик и исследователь ГубертУилкинс, впоследствии совершивший перелет от Аляски до Шпицбергена(1928 г.) и плававший в высоких северных широтах на подводнойлодке «Наутилус» (1931 г.); летчики Уэд и Огден,совершившие полет вокруг света; немецкий летчик Лернер, якобысобиравшийся лететь через полюс с мыса Челюскина; наконец, американецРичард Бэрд. Говорили еще о проекте посылки в полярные страныогромного американского дирижабля «Шенандоа».
Самым опасным конкурентом для Амундсенабыл Уилкинс, уже побывавший в Норвегии с намерением купитьгидроаэроплан «N-25». Он собирался лететь по маршрутуАмундсена, но только в обратном направлении. Бэрд, совещавшийся сАмундсеном осенью 1925 года, ознакомил его со своим намерением лететьот Шпицбергена до северной оконечности Гренландии, где он предполагалоставить вспомогательные склады, и уж оттуда совершить полет наСеверный полюс.
С обычной корректностью Амундсен неотказывал своим конкурентам в советах. Нужно думать, что в душе онпитал к ним не очень дружеские чувства – слишком сильно былиразвиты в нем дух соперничества и уверенность в том, что его планывсегда являются некоторым «откровением», новым словом эобласти полярного исследования. Правда, он пишет: «Я ведь непринадлежу к тому разряду исследователей, которые думают, чтоЛедовитый океан сотворен только для них… Ничто не подогреваеттак, как соревнование, ничто не содействует исследованию в лучшеймере».
В другом месте, отметая от себяобвинение в завистливости, он говорит, что, будь он завистлив, он невзял бы с собой в поход на Южный полюс четырех спутников, как не взялбы и Вистинга на «Норге», чтобы потом иметь возможностьпохвастаться тем, что он, Амундсен, единственный человек в мире,побывавший на обоих полюсах земли.
Но все-таки экспедиция Бэрда,происходившая одновременно с полетом «Норге», не моглаособенно порадовать Амундсена. Ему было бы гораздо приятнее, если быБэрд совершил свой смелый полет на Северный полюс после окончанияамундсеновской экспедиции. Однако помешать Бэрду было нельзя:Ледовитый океан действительно принадлежит всем!
Пятого мая утром «Норвегия»покинула ангар в Гатчине. С разрешения Амундсена корабль сопровождалдо Шпицбергена один советский журналист. Через сутки экспедицияприбыла благополучно в Вадсо и после короткой остановки и отдыханаправилась прямым курсом на Шпицберген. В семь часов утра седьмогомая эта часть перелета закончилась – дирижабль был введен вангар в Кингсбэе.
Тем временем Бэрд, уже прибывший вКингсбэй на пароходе «Чантир» за несколько дней доприлета туда «Норвегии», лихорадочно работал круглыесутки – на Шпицбергене уже настал полярный многосуточныйдень, – чтобы поскорей подготовиться к полету. Амундсен,прибывший в Кингсбэй морским путем еще 21 апреля, поручил метеорологуэкспедиции Финну Мальмгрену оказывать всяческое содействиеамериканцам и давать Бэрду метеорологическую сводку.
Планы Бэрда больше всего тревожилиНобиле. Хотя один из моторов «Норге» выбыл из строя вовремя перелета до Шпицбергена и, кроме того, нужно было пополнитьзапасы газа и бензина, однако Нобиле сообщил Амундсену, что об’емработ можно сократить и приготовить корабль к полету в самый краткийсрок, если только Амундсен хочет обогнать Бэрда и совершить полет –скажем, до полюса и обратно – раньше американцев.
Амундсен отклонил это предложение.
– Мы вовсе не стремимсяпрежде всего и раньше всего к полюсу. Наша задача гораздо важнее иразмах ее шире, – сказал он. Его целью было обследование«недоступной области» между Северным полюсом и Аляской,которой еще не видел никто. Умудренный опытом тридцатилетней работы вАрктике и Антарктике он знал, какой риск влечет за собойпреждевременное начало полярной экспедиции, еще не готовой ко всемтрудностям и не располагающей всеми средствами для борьбы спрепятствиями. Как он был прав… Два года спустя Нобиле показалвсему миру, к чему приводит такая ничем неоправданная спешка!
Бэрд стартовал в 2 часа утра 9 мая, надругой день после прибытия «Норге». В сопровождениитолько одного летчика – Флойда Беннета, норвежца попроисхождению, без больших запасов снаряжения и провианта он запятнадцать с половиной часов совершил отважнейший полет до Северногополюса и обратно без посадки. Впрочем, так только он и мог лететь –всякая посадка, тем более вынужденная, означала бы для него гибель.
Не без волнения провел Амундсен этичасы. А что если Бэрд не вернется? Ответ на это был бы один: тогдапридется отправляться на розыски Бэрда на «Норге», и,значит, откладывать собственную экспедицию. Разумеется, Амундсен нина минуту не сомневался, что именно так он и поступит! Однакопомогать американцам, а тем более спасать их, не пришлось.
В пять часов дня послышался гул мотораи через несколько минут «фоккер» Бэрда – «ДжозефинаФорд» показался высоко над горами в северной части горизонта.Еще несколько минут, и машина плавно пошла на спуск и остановилась натом самом месте, которое покинула в это же утро. Амундсен был однимиз первых, кто прибежал к месту посадки аэроплана и заключил в своиоб’ятия Бэрда, а потом Беннета, в радостном волнении выскакивавших изкабинки на лед.
Вечером 10 мая все было готово дляотлета «Норге», и на другой день утром Амундсенотправился в свое замечательное воздушное путешествие, котороепродолжалось 72 часа. Дирижаблю предстояло пролететь от Шпицбергенадо мыса Барроу около 3 500 километров (по прямой линии). Все эторасстояние было покрыто благополучно, как и добавочные 1 600километров от мыса Барроу до местечка Теллер на Аляске, гдеприземлилась «Норге». Северный полюс остался позади в1 час 25 минут (по Гриничу) в ночь на 12 мая. Разумеется, точноопределить его с воздуха было немыслимо. Пришлось удовлетворитьсяприблизительным вычислением.
И вот те самые руки, которые 14 леттому назад водрузили норвежский флаг на Южном полюсе, теперь сбросилитакой же флаг на полюс Северный!
Все честолюбивые мечты Амундсена теперьсбылись! Еще несколько часов, и впереди показались темные в пятнахснега отлогие берега мыса Барроу. Вот и Уэнрайт, где Амундсен провелстолько месяцев с Омдалем. Вот Модхейм… Воспоминания сменялисьвоспоминаниями. Амундсен мысленно пробегал свою жизнь: да, сделаномного! Он первым совершил сквозное плавание северо-западным морскимпутем. Он обогнул – впервые за всю историю человечества –все побережье Северного Ледовитого океана вдоль берегов Америки иАзии. Он совершил кругосветное плавание и в Антарктике. Он первымдостиг Южного полюса. Он первым совершил длительный полет в Арктикена аэроплане и первым пролетел на управляемом воздушном корабле надСеверным полюсом и пересек всю область полярного бассейна от береговЕвропы до берегов Америки. Он участвовал в первой зимовке вантарктических водах и первым зимовал на Ледяном барьере Росса. Ондевять раз зимовал в полярных странах, причем три его зимовки былидобровольными. Он – единственный в мире человек, которыйсовершил плавания и северо-западным и северо-восточным проходами ипобывал и на Южном и на Северном полюсах.
Да, замечательный трудовой список!Каждого из этих достижений было бы вполне достаточно для любогополярного деятеля, чтобы прославить его навеки. Но исчерпывались лиэтим списком все задачи, которые может поставить перед собойисследователь Арктики или Антарктики? Конечно, нет! И Амундсен в этиминуты, когда он стоял рядом с Вистингом, всматриваясь вразвертывающиеся под гондолой дирижабля узоры трещин и разводий вдрейфующих льдах, был далек от мысли, что экспедиция «Норге»– «последнее великое предприятие его жизни». Стояплечом к плечу с ним в этой же гондоле, управляет рулемвзволнованный, нервничающий человек, которому суждено через два годастать косвенной причиной его гибели…
Четырнадцатого мая около семи часовутра по гриничскому времени «Норге» опустилась в Теллере.Первый перелет от континента до континента через Северный полюс былзавершен!
Мы не можем останавливаться здесь наподробностях этого перелета. Для рассказа о том, как он протекал, какНобиле нервничал и своими странными распоряжениями и маневрами не разедва не вызывал ужасной катастрофы, как Рисер-Ларсен выводил корабльиз опасного положения, как потом Нобиле хвастался своим мужеством ихладнокровием и приписывал всю честь успешного проведения экспедициисебе, как обвинял норвежцев в том, что они только и делали, чтоспали, тогда как он был всегда на посту во всеоружии своих опыта изнаний – для рассказа обо всем этом нужна не одна страница.Удовлетворимся пока тем, что полет закончился благополучно, иАмундсен честно сделал попытку забыть о неизбежных недоразумениях истолкновениях, сопровождающих каждую экспедицию и всякое дело.«Прекрасная и привлекательная черта человеческого характера, –пишет он, – пытаться забыть обо всем этом, когда старанияи труды привели к счастливому результату, и похоронить все в приятномзабвении, даваемом общим счастием».
Однако забыть об этом ему не удалось.
Нет никакого сомнения в том, чтоблагополучный исход трансполярного полета на «Норге»зависел главным образом от трех условий: прекрасного управлениядирижаблем, безупречной аэронавигации и уверенности всех в своемруководителе. Управлением дирижабля ведал Нобиле—он былкапитаном судна, ибо на этот раз Амундсен не обладал нужнымикачествами для об’единения в одном лице функций начальника экспедициии командира корабля. То, чего он боялся еще в юные годы, когда решилсдать экзамен на судоводителя, чтобы во время своих будущих полярныхэкспедиций не зависеть от шкипера, теперь произошло: впервые в жизниАмундсен должен был прибегнуть к помощи «сведущего лица».Нобиле, конструктор и строитель корабля, совершивший сотни полетов надирижаблях, не мог не знать своего дела, и заявление Рисер-Ларсена отом, что «у Нобиле небольшой опыт судоводителя дирижаблейтакого типа» кажется нам сделанным в пылу полемического задора.Воздушный корабль «Норге» бесспорно обладал превосходнымикачествами, и этим об’ясняется успех экспедиции. Нобиле нервничал иошибался во время полета, но это не могло умалить его знаний иуменья, которые делали из него, по словам того же Амундсена, «самогоподходящего» для экспедиции человека.
Навигатором экспедиции былРисер-Ларсен. На его обязанности было указывать наиболее подходящийпри данных условиях погоды курс корабля; разумеется, анализ этихусловий давался метеорологом. Навигатор делал все нужные расчеты ивыкладки и отдавал приказания рулевым. Только в поисках лучшихусловий погоды Рисер-Ларсен предлагал Нобиле изменять высоту полета.Свои функции Рисер-Ларсен выполнял безукоризненно и привел «Норге»к мысу Барроу с отклонением от цели всего на пятнадцать километровпри общем расстоянии в 3 500 километров. Но вскоре началась наиболееопасная фаза экспедиции, собственно говоря, почти уже закончившейся.С севера поднялся сильный ветер, и навигатор сбился с курса, так какдирижабль летел то поверх тумана, то в тумане. Поясним, что приуправлении кораблем, как плавающим по морю, так и носящимся повоздушному океану, пользуются двумя методами определения своегоместонахождения: по счислению и при помощи астрономическихнаблюдений. Второй метод – наиболее совершенный, но им можнопользоваться только в ясную погоду, когда наблюдатель в состояниивычислить высоту солнца над горизонтом в полдень (а в полярныхстранах и в полночь в летнее время) или высоту над горизонтом жеопределенной звезды. При определении своего местонахождения «посчислению» необходимо учитывать скорость судна за данныйотрезок времени, снос или дрейф судна ветром и течением, величинусклонения и девиации компаса и т. п. Производить все этивычисления аэронавигатору на борту аэроплана или дирижабля,несущегося с огромной скоростью, чрезвычайно трудно. Поэтому нетничего удивительного, что во время полета «Норге» втумане при сильнейшем ветре Рисер-Ларсен сбился с курса.
Перелет от Кингсбэя до мыса Барроузанял только 46 часов 45 минут, а от мыса Барроу до Теллера –около суток, хотя это расстояние составляет меньше трети всейдистанции.
Пребывание на борту корабля Амундсенаявлялось для всех участников экспедиции гарантией того, что в случаевынужденной посадки на дрейфующие льды, во главе экспедиции окажетсялучший в мире руководитель, который, благодаря своему огромнейшемуопыту, специальным знаниям, твердости характера, непреклонной воле,уменью мгновенно принимать нужные решения, выведет участников полетаиз самых опасных и почти безнадежных положений. И это рождало у всехчувство радостной уверенности, а начальник экспедиции знал, чтокаждый из его спутников сделает все, что будет в его силах.
При возвращении в Норвегию Амундсена иего спутников опять встречают восторженно и оказывают им такиепочести, какие редко выпадают на долю смертных. Правда, точно так же– нет, даже еще пышнее и торжественнее! – в эти днив Риме встречают Нобиле и его итальянских помощников. Сотни тысячлюдей, десятки аэропланов, грохот артиллерийской пальбы, простертые вфашистском жесте руки, черные рубашки, сам «дуче», цветы,звуки музыки… В Норвегии все это было гораздо скромнее.
Стоя на почетной пристани, Амундсен вответ на приветствия произнес речь. «Случайно» (мы неможем поверить в эту случайность. – М. Д.) при нем былнациональный флаг, реявший в воздухе во время всего перелета «Норге».И дойдя до слов:
– Многие задавали мневопрос, что именно так влекло меня всегда к этим путешествиям, –Амундсен развернул флаг и, подняв его высоко над толпой, воскликнул:
– Вот что! Вот, кто увлекалменя всегда!.. Громом аплодисментов и оглушительными криками «ура»многочисленная толпа выразила свой восторг.

Честь и слава родины действительноочень много значили для Амундсена, и он гордился своей маленькойстраной, которая дала миру так много великих людей и в областилитературы, и музыки, и науки, и полярных исследований. Но всегда лиоказывала ему честь его родина?
Когда все расходы по экспедиции былиподсчитаны, оказалось что Амундсену и Элсворту нужно будет ещедоплатить около 75 тысяч долларов! Не все было основано на законныхпретензиях, не все морально обязывало руководителей экспедиции, ноАмундсен, человек щепетильный и в денежных делах (хотя и не умевшийих вести), решил уплатить всю ту сумму, которую считал для себяобязательной.
В результате—ставшая ужепривычной поездка в Америку осенью 1926 года для чтения докладов. Заэтой поездкой последовала еще одна весной 1927 года и, наконец,последняя в 1928 году все с той же целью.
Уже вскоре после возвращения участниковэкспедиции «Норге» на родину в американской и итальянскойпрессе начинают появляться статьи Нобиле; всему перелету придаетсятакой вид, будто эта экспедиция была итальянским предприятием, иуспех ее об’ясняется исключительно участием в ней Нобиле. ДляАмундсена наступают тяжелые дни: еле сдерживая негодование ивозмущение, он пытается урезонить своего бывшего «наемногосотрудника», вразумить его, втолковать, что он не имеет никакихправ ни на самостоятельные выступления в печати, ни на присвоение непринадлежащих ему прав. Но формально Нобиле прав – норвежскийАэроклуб развязал ему руки. Амундсен злится, беснуется, заявляетАэроклубу о своем выходе из состава его членов, вспоминает, чем былАэроклуб до него, чем он стал теперь и каков был бы он без него,Амундсена! Аэроклуб довольно спокойно сносит все нападки: ему не дотого, его руководители продолжают усердно расшаркиваться передМуссолини, превратившись в «орудие для раздувшегосяитальянского чванства за счет чести и славы своей собственнойродины!» – как с горечью и злобой восклицает Амундсен.
Прибыв в Америку, Амундсен был сразу жеошеломлен «невероятным» известием, что Нобиле тожераз’езжает по Америке и читает доклады, не ограничиваясь одной«технической стороной дела», а описывая всю экспедицию ине ставя себе никаких препон. Мало того, он всюду громко заявляет,что идея полета «Норге» принадлежит Муссолини!
Такого удара Амундсен положительно немог ожидать. Тридцать лет провел он в исследовании полярных областей,свыше 15 лет вынашивал свой план перелета через полярный бассейн, атеперь на весь мир кричат о том, что план этот принадлежит Муссолини.
И «во имя правды» Амундсенспешит оспорить это наглое утверждение. План экспедиции принадлежалему, и только ему! Но тут же Амундсена охватывает подозрение –не является ли Нобиле орудием рекламы в руках Муссолини? Конечно, такэто и было! Нобиле воспевал гениальность Муссолини и егопредприимчивость, прославлял существующий в Италии фашистский режим иего вдохновителя. Да, тридцать лет проработал Амундсен и еще ни разуне имел дела с политикой, ни разу не встречался с буржуазнымиполитическими деятелями! Недаром и его собственные политическиеубеждения были крайне смутны и неопределенны. Его идеалом был покой имир полярных стран, потому что «там никто не вмешивается в твоюдеятельность, никто не предписывает тебе чего-то, никто ничего оттебя не требует». В одном только отношении убеждения и мыслиАмундсена ясны и прозрачны: будучи сам предприимчивым и подвижнымчеловеком, врагом безделья и тружеником, умея делать многое, нестрашась никакого физического труда, с уважением относясь к каждому,кто хорошо знает свое ремесло, он был первым среди равных и могзаменить во время своих экспедиций кого угодно из своих подчиненных –матроса, повара, прачку, хлебопека, столяра, плотника, кузнеца. Можетбыть, он плохо понимал обязанности руководителя экспедиции, когдазанимался штопкой чулок и носков, не стыдясь даже такой «бабьей»работы, варил обед для своих товарищей или с молотком в руках лежалгде-нибудь на верфи под днищем своего корабля. Зато этим он снискалсебе и любовь и уважение не только своих товарищей по экспедициям, нои всех трудящихся Норвегии.
И потому в 1906 году, когда он вернулсядомой после плавания на «Йоа», рабочие Осло встретили егона пристани со знаменами и флагами. А в 1925 году он был приглашен нарабочий митинг в окрестностях города и явился туда, скромный иулыбающийся, во всем похожий на каждого из тех тысяч трудящихся,которые с женами и детьми расположились на открытой площадке, чтобыпослушать полярного героя. И Амундсен, вскочив на стол, рассказалрабочим о днях, проведенных им и его смелыми товарищами на льдине под88° с. ш. Когда он кончил, сильные мозолистые руки подхватили егои понесли. Это было тем триумфом, на который не мог рассчитывать ниодин герой фашизма!
Последние зиму и весну, проведенныеАмундсеном в Норвегии, он жил буквально как отшельник. Сам убиралдом, варил себе обед, стирал белье, не устраивая никаких приемов,разрешая приезжать только самым близким друзьям. Пока Нобилераз’езжал по Америке, читая Доклады и собирай деньги в свою пользу,Амундсен выступал с докладами и писал книги, чтобы расплатиться сдолгами, возникшими из-за угодливости Аэроклуба.
Так в одиночестве проводил свои дниодин из величайших полярных деятелей в истории человечества. Всепережитые им за два года неприятности заставляли его искреннесожалеть о том, что экспедиция на «Норге» состоялась.Было бы гораздо лучше, не будь ее вовсе…
ГИБЕЛЬ «ИТАЛИИ»

Амундсену трудно было успокоитьсяокончательно, ему все не сиделось на месте, его манила к себе великаятишина ледяных пустынь. И он начинает обдумывать планы новойэкспедиции – для изучения связи старых культур Северной Азии иСеверной Америки. Теперь это будет археологическая экспедиция вобласти, примыкающие к Берингову проливу. Амундсен сносится самериканскими этнографами, профессором Францем Боэзом, которыйвызывается собрать необходимые средства, если Амундсен возьметруководство на себя. Амундсен надеется привлечь к участию взадуманной экспедиции Элсворта и Вистинга.
Но не этой экспедиции суждено былостать действительно «последним великим предприятием»Амундсена. Наступила весна 1928 года и принесла известие о большойитальянской воздушной экспедиции в Арктику на дирижабле «Италия»под начальством генерала Нобиле.
Итальянское Географическое обществоприняло на себя ответственность за экспедицию, а город Милан обязалсяпредоставить Нобиле нужные средства. Правительство оказало Нобилесодействие, предоставив в его распоряжение пароход «Читта диМилано» с командой из военных моряков.
Новый воздушный корабль был таких жеразмеров и того же типа, что и «Норге», но в конструкциюего были внесены некоторые изменения, подсказанные опытом перелета1926 года. В ночь с 14 на 15 апреля 1928 года «Италия»покинула Рим и 6 мая прибыла на Шпицберген в тот же Кингсбэй. Полетее протекал не гладко, так что один из участников экспедиции,чехословацкий профессор Бегунек, писал потом:
– Положительно какой-то роктяготел над нами, и вся экспедиция, от самого ее начала вплоть до еетрагического конца, была сплошной цепью несчастных случаев изатруднений.
В мае в Осло прибыли два полярныхлетчика – Уилкинс и Эйельсон, которые в 1926 году собиралисьсоперничать с Амундсеном, а теперь совершили блестящий перелет черезЛедовитый океан от мыса Барроу до одного из мелких островков узападных берегов Шпицбергена. Амундсен, бывший в это времяпрезидентом норвежского Аэроклуба, устроил летчикам прием у себя домаи произнес в их честь яркую речь, назвав обоих американцев лучшимилетчиками мира. Вечером Уилкинс и Эйельсон выступили с докладом освоем перелете в самом большом из столичных кинотеатров. Амундсенпредставил публике своих именитых гостей и, между прочим, отметил,что американские летчики побили, можно сказать, четыре рекорда:первый – чисто спортивный – перелет от Аляски доШпицбергена; второй – они пролетели над большим неисследованнымпространством, чем любой авиатор до них; третий – ониисследовали столь обширные пространства Северного Ледовитого океана,что теперь можно с уверенностью сказать, что суши у полюса нет.
– И, наконец, четвертыйрекорд, правда, отрицательного характера, – закончилАмундсен под дружный смех собрания, – они не полетели кполюсу. У них хватило мужества не полететь туда!
Это было последнее публичноевыступление Амундсена. После доклада в честь летчиков был устроенбанкет, на котором присутствовали почти все виднейшие норвежскиеполярные исследователи. Вдруг подали какую-то телеграмму. Конечно,кто-нибудь шлет свое поздравление Уилкинсу и Эйельсону. Нет, втелеграмме сообщалось о вероятной катастрофе, постигшей «Италию»!
Перед тем, как «Италия»покинула Рим, Нобиле выступил в Милане с докладом, изложив планы ицели своей экспедиции. «Италия» должна была совершитьнесколько полетов: первый—к Северной Земле, где предполагалосьпроизвести фотос’емку берегов, нанести их очертания на карту, а такжевысадить двух-трех научных сотрудников. Затем в следующий раз«Италия» намеревалась пролететь к Северному полюсу, гдетоже намечалась высадка научных сотрудников. Наконец, третий ипоследний полет предполагался к северным берегам Гренландии. Нобилеуказывал, что им предусмотрено все, предусмотрена и возможностьполного неуспеха, даже катастрофы и гибели экспедиции. Но экспедициясостоится во что бы то ни стало – именно потому, что онарискованна, что она чрезвычайно опасна.
– Ведь если бы ее легко былопровести, – говорил Нобиле, – то за нее давнобы уже взялись другие и отняли у нас пальму первенства. Но еслиближайшее будущее покажет, что задуманное нами предприятие неувенчается успехом, что нас постигнет несчастье, хотя все сделано,чтобы этого не произошло… то найдется достаточно людей,уроженцев северных стран , которые скажут:
«Ну, вот, теперь вы сами видите!Мы это давно предсказывали! Вы не принадлежите к той расе, котораясоздает полярных исследователей!» Вот, по моему мнению,величайшая опасность, навстречу которой мы идем!
Так ложно понятое чувство национальногосамолюбия, точнее, расистские принципы, делающие идеологию фашизмавраждебной всему человечеству, заставили Нобиле рискнуть и своейжизнью, и жизнью своих спутников, а потом обречь на гибель рядучастников спасательных экспедиций.
Первый – очень краткий –полет «Италии» состоялся 11 мая. Он прошел благополучно,хотя никаких результатов не дал. Дирижабль не только не достиг, каксобирался Нобиле, Северной Земли (не опередил в ее исследованиисоветских полярников), но даже и не пытался отойти от береговШпицбергена и вскоре вернулся на свою базу, где и был введен в ангар.12 и 13 мая был сильный снегопад, и дирижабль едва не был раздавлентяжестью снега, потому что ангар не был покрыт крышей. Во время работпо уборке снега в верхней части «Италии» оболочка корабляво многих местах была повреждена лопатами и сапогами работавших наней людей.
Пятнадцатого мая «Италия»совершила свой второй полет к востоку от Земли Франца-Иосифа, хотянорвежский Геофизический институт в Тромсо предупредил Нобиле онеблагоприятных условиях погоды в этой области. Тем не менее Нобилерешил лететь именно в эту область, а, достигнув ее и встретив тамхорошую погоду, послал институту насмешливый привет. Полетпродолжался, однако вскоре оказалось, что институт, продолжавшийпредостерегать Нобиле, прав. Условия погоды резко ухудшились, и«Италии» пришлось обратиться вспять по тому пути, которыйтак настойчиво указывался институтом. Таким образом Нобиле подвергсвой корабль совершенно ненужному риску и не использовалблагоприятных условий погоды для исследования области междуШпицбергеном и полюсом, что так усиленно рекомендовали итальянцамнорвежские метеорологи.
Следующий полет – к полюсу –был назначен на 22 мая, как и советовал институт, рекомендовавшийНобиле произвести полет от Кингсбэя к северной Гренландии, затем кполюсу и оттуда обратно в Кингсбэй. Вместе с тем норвежскиеметеорологи настоятельно советовали Нобиле не летать в области ксеверу от Шпицбергена, особенно не заходить за 10-й восточныймеридиан. Это предостережение было повторено Нобиле несколько раз,уже когда «Италия» начала свой полет. «Италия»пустилась в путь утром 23 мая и, в точном соответствии с указаниямиинститута, направилась сначала на запад к Гренландии, а оттуда кполюсу.
Хотя метеорологические сводки не давалиполной уверенности в благополучном исходе полета, но, говорят, Нобилевыразил желание быть на полюсе 24 мая, в годовщину того дня, когдаИталия вступила в мировую войну. Мальмгрен относился оченьпессимистически к полету, отмена которого, впрочем, от него независела. Поэтому он удовольствовался философским замечанием:
– Погода не из блестящих, новсе равно, ведь не пойдешь обратно, когда уже надел на себяавиационный костюм?
Полюс был благополучно достигнут вскорепосле полуночи в ночь на 24 мая. Никакой попытки к спуску из-заусловий погоды, к счастью, не предпринималось, и дирижабль,покружившись около двух часов над полюсом, лег на обратный путь.Предварительно на полюс были сброшены итальянский флаг, крест,освященный римским папой, и флаг города Милана. Граммофон игралфашистский марш, и все участники экспедиции – итальянцы стояли,вытянув вперед правые руки.
Между тем погода все ухудшалась.Спустился густой туман, начал задувать сильный западный ветер, вскореперешедший в шторм, пошел снег, и быстрое образование льда наметаллических частях дирижабля стало грозить серьезными повреждениямии каждую минуту могло привести к катастрофе. Во время полета «Норге»куски такого льда иногда попадали в пропеллеры и, отскакивая от них,ударялись об оболочку и пробивали ее. Густая пелена туманаобволакивала все кругом, и «Италия» летела вслепую. Вдовершение всех бед лед, осаждаясь на металлических частях корабля,сильно увеличивал его вес. Обледенела и антенна, что грозилоперерывом радиосвязи с внешним миром.
В три часа утра в ночь с 24 на 25 мая,после 24 – часовой борьбы с ветром и непогодой, «Италия»находилась в 120 милях от северного побережья Шпицбергена. Буряпродолжала свирепствовать и со страшной яростью гнала дирижабль навосток. Все три мотора работали при наивысшем числе оборотов, носкорость все падала, и под конец «Италия» летела вдвоемедленнее своего обычного хода, делая не больше 50 километров в час.На борту все участники полета сохраняли хладнокровие и спокойствие,будучи уверены, что дирижабль справится и благополучно достигнетКингсбэя.
Около 10 ч. 30 м. утра впятницу 25 мая радиотелеграфист экспедиции Биаджи сообщил, что«Италия» находится приблизительно на 80° с. ш. и 15°в. д. Позиция была указана неверно—дирижабль находился в этовремя на 81° 15 с. ш. и 25° в. д., т. е. на 15 градусовдальше к востоку, чем советовали итти норвежские метеорологи. Втелеграмме говорилось далее, что «Италия» будет на месте,вероятно, в конце дня и указывалось, что дальнейшие сведения будутданы через два часа. Это было последним сообщением с «Италии».
Понадобилось ровно две недели, чтобывновь была налажена радиосвязь между внешним миром и экспедицией,которая к тому времени уже перестала быть ею и распалась на триотдельных партии.
Еще за час перед тем дирижабль началбыло стремительно падать; были выключены моторы, оказалось, чтоиспортился руль высоты. Но дефект был быстро устранен, моторы сновапущены в ход, и «Италия» опять поднялась на значительнуювысоту. Однако через час приблизительно вскоре после отсылкипоследней радиотелеграммы дирижабль внезапно начал опускаться кормойвниз и спустя некоторое время ударился об лед. События развивались стакой быстротой, что отдельные участники экспедиции не успели дажесообразить, что «Италии» грозит ужасная, неотвратимаягибель. Между тем моментом, когда корабль стал падать со всеувеличивавшейся скоростью, и тем, когда девять человек, бывших вгондоле управления, очутились в снегу, покрывавшем льдину, прошло неболее двух минут…
В последний момент моторы былиостановлены, и команда принялась выбрасывать на лед все, что толькопопадалось под руку. Этим и об’ясняется, почему у потерпевшихкрушение оказалось впоследствии разное снаряжение и даже оружие,фотоаппараты и т. п. Гондолу управления прижало к снежнойповерхности и проволочило так на расстоянии пятидесяти метров. Дногондолы быстро провалилось, гондолу заполнило снегом, и в этом снегуи остались лежать участники полета, когда дирижабль, освободившись оттяжести гондолы со всеми бывшими в ней людьми и предметами, опятьвзлетел ввысь и скрылся в густом тумане, уже никем неуправляемый, ввосточном-юго-восточном направлении…
Кормовая моторная гондола тоже сильноударилась об лед, отчего вывалился весь мотор, придавивший под собоймоториста, выпавшего при ударе из гондолы и убитого на месте. Трупего был найден позднее при собирании различных предметов, выброшенныхиз гондолы и корпуса дирижабля.
Из шестнадцати человек экипажа на льдуочутились: начальник экспедиции Нобиле, морские офицеры Мариано,Цаппи, Вильери, профессор Бегунек, метеоролог Мальмгрен, инженерТрояни, механик Чечиони и радиотелеграфист Биаджи. Нобиле пострадалбольше всех—у него были сложные переломы правой руки и ноги,сильные ушибы всего тела и рана в голову. У Чечиони оказаласьсломанной нога, у Мальмгрена вывих руки. Шесть человек, в том числежурналист Лаго и профессор Понтремоли, остались в корпусе дирижабля.Шестнадцатый участник экспедиции, как уже сказано, был убит.
Произведенные астрономическиенаблюдения показали, что место крушения «Италии»находится на 81° 14 с. ш. и 25° 25 в. д., в пятидесятисеми километрах от острова Карла XII, в группе островов уСеверо-Восточной Земли в Шпицбергенском архипелаге. Немедленно былаустановлена спасенная радиостанция, которая действовала все времяВеликолепно, но вначале работал только приемник. Потерпевшие крушениев течение долгого времени слышали, как по всему миру разносилисьвести о гибели «Италии», как шла работа по организациимногочисленных спасательных экспедиций, как эфир переполняли разныетолки, слухи и предположения, но не могли связаться с внешним миром.Отчасти это об’яснялось тем, что база экспедиции «Читта диМилано» постоянно была занята срочной передачей многочисленных«пресс-телеграмм» и частных сообщений, и радисты пароходане слушали Биаджи с должным вниманием.
Началась сорокавосьмидневная эпопеясидения на льдине в обстановке страшной душевной подавленности, ибоочень скоро всем стало ясно, что спасти их может только немедленная ирешительная помощь. Один день сменялся другим, не принося с собойникаких надежд. Радиоприемник действовал прекрасно при великолепнойслышимости, но полная невозможность сообщить что-нибудь о себеставила «группу Нобиле» в трагическое положение!
Но вот удалось наладить ирадиопередатчик – работа его была проверена приемом сигналов наприемник, устанавливаемый на значительном расстоянии от лагеряНобиле. Однако сигналы все-таки не достигали внешнего мира. Тогдадвое участников экспедиции – Мариано и Цаппи выступили спредложением оставить пострадавших на льду, чтобы потом оказать импомощь, а всем здоровым немедленно итти пешком до ближайшего берега,пока еще есть запасы провианта. Радиостанцию, очевидно, так и неудастся наладить.
Фактически это предложение сводилось кстарой буржуазной формуле: «спасайся, кто может».Неизвестно, каким образом можно было бы потом вернуться кпострадавшим с помощью! Искать их среди хаоса льдин, находящихся впостоянном дрейфе, было задачей бессмысленной. Даже поиски лагеряНобиле при корректировании их радиосигналами со льдины продолжалисьнесколько недель, причем в этой работе принимало участие множествосамолетов.
План Мариано и Цаппи был отвергнут,хотя Нобиле почему-то не возражал, чтобы они уходили одни. К ним былприсоединен, в качестве полярного эксперта, легко раненый Мальмгрен,и все трое 30 мая вышли в свой ледовый поход, взяв с собой пятьдесятпять килограммов провианта, которого могло хватить с большой натяжкойна месяц. Мальмгрен пошел совсем больным: кроме вывихнутой руки, унего было что-то неладное с сердцем, но этого никто не знал.
Оставшиеся на льдине продолжали упорнои регулярно посылать в эфир сигналы бедствия…
ПОСЛЕДНИЙ ПУТЬ…

Двадцать шестого мая итальянский посолв Норвегии обратился к норвежскому правительству с просьбой о помощи.Правительство выразило полную готовность оказать итальянцамвсевозможное содействие, но обратило внимание посла, что враспоряжении норвежского военного ведомства есть только небольшиесамолеты с очень ограниченным радиусом действия, и потому они могутпроизвести поиски лишь у кромки льдов, не удаляясь от открытыхпространств воды.
Тогда же военным министром было созваносовещание, в котором участвовал Руал Амундсен, капитан О. Свердруп,Рисер-Ларсен и другие. Рисер-Ларсен, как наибольший специалист повопросам авиации в полярных областях, выступил с таким планом: надонемедленно приобрести в Германии два аппарата Дорнье-Валь и отправитьих на Шпицберген, где они в сотрудничестве с промысловымизверобойными судами и ледоколами и примутся за поиски участниковполета «Италии». Из ледоколов лучше всего было быпривлечь к работе советский ледокол «Красин», который ужепринимал участие в полярной спасательной экспедиции в Карском морепод руководством Свердрупа в 1920 году.
Выводы совещания были доведены досведения итальянского правительства, причем Норвегия выразила желаниеорганизовать большую спасательную экспедицию под руководством, скореевсего, Руала Амундсена и взять на себя всю ответственность за еепроведение, при условии, что Италия возместит все расходы. Если жеитальянское правительство пожелает принять руководство экспедицией иответственность за нее на себя, то Норвегия и в этом случае готоваоказать итальянцам полное содействие. Однако вечером 27 мая отитальянского правительства поступил ответ, что оно очень благодаритнорвежцев, но в данный момент не видит особой необходимостибеспокоить их просьбой о помощи. Все же норвежское правительстворешило немедленно отправить на Шпицберген два военных гидроаэропланас летчиками Лютцов-Хольмом и Рисер-Ларсеном.
Итак участие уполномоченныхправительством лиц в поисковой и спасательной работе силой разныхобстоятельств сводилось к очень узким пределам. По всей вероятности,итальянскому правительству не очень хотелось обращаться за помощью к«уроженцам северных стран», о которых упоминал Нобиле всвоем миланском докладе. Но никто не мог помешать любому частномулицу или учреждению заняться спасанием погибавших итальянцев за свойсобственный риск и страх. Этим и решил заняться Амундсен.
Не откладывая дела в долгий ящик,Амундсен приступил к знакомой, хотя и малоприятной процедуре –сбору необходимых денежных средств для приобретения большогогидроаэроплана типа Дорнье-Валь, уже известного ему по полету 1925года. Летчиком Амундсен пригласил Дитриксона, участника своейэкспедиции до 88° с. ш. и пилота гидроаэроплана «N-24».Пока Амундсен занимался изысканием необходимых средств, Дитриксонпоехал в Германию покупать аэроплан. Организация экспедиции, каквсегда, оказалась делом нелегким, и терпение Амундсена подвергалосьбольшому испытанию.
Интересно заметить, что почти в то жевремя сам Нобиле возвращается мыслью к Амундсену. Если кто и спасетитальянцев, так это он! И как только радиосвязь с «группойНобиле» была восстановлена, Нобиле телеграфирует: «Небольшая,быстро передвигающаяся партия под начальством опытных норвежцев моглабы, дойдя до нас, помочь нам добраться до земли».
А в своей книге об экспедиции «Италии»он пишет: «Сам я возлагал свои надежды только на большую,хорошо снаряженную экспедицию, подготовленную сведущими людьми ипроводимую при поддержке самолетов. Поэтому я с волнением ждалприбытия Амундсена в Кингсбэй, ибо он без сомнения был самымподходящим человеком для такого дела. Но, к сожалению, судьбараспорядилась иначе и прервала жизнь старого, уважаемого норвежскогоисследователя уже в самом начале его высоко благородногопредприятия».
И когда Амундсен исчез, но все ещепродолжали питать надежды, что он появится, Нобиле послалРисер-Ларсену такую прочувствованную телеграмму: «Всего лишьодно слово вам, но оно идет из глубины моего сердца: благодарю! Всеголишь одно желание… поскорее обнять Руала Амундсена и выразитьему свое восхищение им и преданность ему».
Амундсен возлагал большие надежды наЭлсворта, который телеграфно предложил ему свою материальнуюподдержку и хотел сам принять участие в предстоящей экспедиции.Однако на этот раз Элсворт ограничился ассигнованием всего лишьнескольких тысяч долларов, что для целей Амундсена было совершеннонедостаточно. Не удалось Амундсену раздобыть и в Норвегии те 200тысяч крон, которые надо было заплатить за покупку и снаряжениегидросамолета Дорнье-Валь. С тяжелым сердцем должен он был отказатьсяот плана организации своей экспедиции и отойти в сторону. Казалось,сама судьба посылала ему предостережение и воздвигала на путиАмундсена все новые и новые неожиданные препятствия, чтобы помешатьего замыслам…
Тем временем оставшиеся с Нобилеуслышали по радио сообщение итальянской станции около Рима, что одинрусский радиолюбитель-коротковолновик в Северной области принялтретьего июня по радио какие-то непонятные сигналы на иностранномязыке. Очевидно, передача маленькой станции «группы Нобиле»все-таки доходит до внешнего мира! Эта весть наполнила надеждойизмученные души потерпевших крушение. Оставалось лишь ожидать болееблагоприятных условий для радиопередачи.
Долгожданное событие произошло,наконец, 7 июня. В этот день база экспедиции – «Читта диМилано» – приняла от «группы Нобиле»сообщение с указанием местоположения льдины. Отныне постоянная связьс погибающими была установлена.
Теперь можно было сосредоточить ицелесообразно использовать об’единенные усилия многих спасательныхэкспедиций, спешивших на помощь итальянцам. К середине июня вспасении погибавших уже принимало участие четырнадцать судовразличных наций, в том числе советские ледоколы «Красин»,«Малыгин», и «Седов», и двадцать двааэроплана Италии, Швеции, Норвегии, Финляндии и СССР. Наша авиациябыла представлена самолетами Чухновского и Бабушкина.
В наши задачи не входит описаниеразличных стадий спасательной работы, в результате которой 24 июняНобиле был снят со льдины шведским летчиком Лундборгом, а героическаякоманда советского ледокола «Красин», руководимая Р. Л.Самойловичем и П. Ю. Орасом, после замечательной воздушной разведки,проведенной Чухновским, 12 июля сняла со льдины сперва так называемую«группу Мальмгрена» (в которой не оказалось самогоМальмгрена, погибшего за месяц до того), а потом и «группуВильери», как назывался остаток команды «Италии»после спасения Нобиле.1Поэтомумы касаемся всех этих событий весьма поверхностно и лишь в той связис ними, которая нужна для уяснения всех обстоятельств гибелиАмундсена и его спутников.
Амундсен так, вероятно, и не принял быникакого участия в спасении итальянцев, «не будь у Норвегиидобрых сынов, раскиданных по всему миру», по замечанию одногоиз норвежских авторов. В числе этих «сынов» оказалсяпредседатель норвежско-французской торговой палаты коммерсант ФредрикПеттерсон.
Узнав 13 июня из французских газет онеудачном исходе попыток Амундсена организовать собственноюэкспедицию, предприимчивый коммерсант поспешил к директоруаэропланного завода Бреге и вступил с ним в переговоры о покупкесамолета. Завод мог предложить только сухопутную машину, о чем и былонемедленно сообщено Амундсену по телефону. Амундсен заявил, что емунужен обязательно гидросамолет.
Петтерсон кинулся тогда к французскомуминистру торговли Бокановскому, в ведении которого была в то времягражданская авиация, и через его посредство уже к вечеру добился отморского министерства обещания, что Амундсену будет предоставленвоенный гидроаэроплан «Латам 47». Обо всем этомнемедленно было сообщено по телеграфу Амундсену.
В девять часов утра Петтерсон приступилк выполнению своего плана и еще в тот же день все оформил. Поистинезамечательная энергия и поразительная быстрота и решимость, которыеможно было бы только приветствовать, не будь все эти приготовленияпогребальными…
Чтобы рассеять множество необоснованныхслухов, ходивших после гибели Амундсена, о плохом состоянии самолета,о перегрузке его и т. п., мы считаем необходимым привести здесьхотя бы краткие сведения о «Латаме 47», почерпнутые намииз полуофициальных источников.2
«Латам 47», выбранный дляполета Амундсена французскими специалистами, был признан ими наиболееподходящим для целей экспедиции. Он был необычайно солидно построенза счет уменьшения радиуса действия, который был, однако, достаточнобольшим. Корпус самолета был из дерева и стали, в чем он уступалдюр-алюминиевому Дорнье-Валь, зато имелась большая возможностьпроизводить, в случае необходимости, на месте кое-какую починку. Дляспуска на полярные льды аппарат не годился, но был вполне пригодендля спуска на воду в любом шпицбергенском фьорде, более или менеесвободном от льдов. Об этом Амундсен был поставлен в известность ещедо отлета из Норвегии, из чего можно заключить, что он едва лирешился бы по пути изменить свой первоначальный маршрут, вылетая изТромсо в Кингсбэй, как это утверждали потом некоторые. «Латамом»можно было пользоваться для поисков итальянцев во льдах, длясбрасывания им провианта и т. д., но для того, чтобы с егопомощью можно было снять людей со льда, требовалось наличиепоблизости довольно значительных пространств открытой воды: самолетмог садиться только на воду и подниматься только с воды.
«Латам» был недавнейпостройки, выдержал с честью все испытания и обнаружил прекрасныелетные качества. На нем летал пилот Гильбо при наблюдателе деКювервиле, механике Брази и радисте Валетте. Эта же команда ипоступила в распоряжение Амундсена, хотя за несколько дней до полетаде Кювервиль потерял при каком-то несчастном случае три пальца наруке. Самолет был снабжен двумя моторами Фармана по 500 л. с. и нанем была поставлена радиостанция (на длинной волне) с радиусомдействия в 900 километров в воздухе и в 300 километров, когда самолетнаходился на воде. Таким образом, слухи о том, что у Амундсена былкоротковолновый передатчик и потому сигналы с «Латама» непринимались ближайшими станциями, тоже являются необоснованными.
Все четыре летчика были людьмииспытанными, смелыми и опытными и не раз принимали участие вдлительных полетах. Гильбо в 1926 году водил эскадру самолетов изФранции на Мадагаскар. И он, и его заместитель и друг де Кювервиль,не пожелавший оставить товарища и командира и списаться с самолета вгоспиталь для лечения руки, участвовали в империалистической войне с1916 года.
Пятнадцатого июня Амундсен обратился кфранцузским властям с настоятельной просьбой взять в полет Дитриксонав качестве запасного пилота и наблюдателя, особенно необходимого приполетах в полярных областях. Но и Гильбо и де Кювервильзапротестовали, тем более, что уже и так предполагалось оставитьодного из летчиков во Франции, чтобы самолет мог взять большеполезного груза. В результате было решено, что де Кювервиль будетсопровождать «Латам» до Бергена, где уже сам Амундсен,посоветовавшись с Гильбо, определит, кто полетит на «Латаме»,а кто отправится на Шпицберген пароходом и присоединится к экспедицииуже там.
Шестнадцатого июня утром всеподготовительные работы были закончены, и «Латам»направился к берегам Норвегии. В тот же день около десяти часоввечера он прилетел в Берген. 16 же июня, поздно вечером, в двадцатьпятую годовщину своего отплытия на «Йоа», Амундсен выехализ Осло в Берген вместе с Дитриксоном и капитаном Вистингом. ВБергене оказалось, что на «Латам» можно будет взятьтолько одного лишнего человека. Тогда Амундсен решил оставитьВистияга и приказал ему немедленно следовать с первым же угольщикомна Шпицберген. (Пассажирское движение со Шпицбергеном неподдерживается, но туда регулярно ходят за углем грузовые пароходы).
Перед отлетом французская команда быласнабжена меховой полярной одеждой, привезенной с собой Амундсеном изОсло. Кроме того, было погружено 20 килограммов пеммикана, 20килограммов шоколада, большая коробка овсяных галет, ружье с сотнейпатронов и 100 коробок сухого спирта.
В десять часов «Латам»прекрасно стартовал и пошел на север к Тромсо, куда и прибыл в шестьчасов утра 18 июня. Настал последний день жизни Амундсена…
Об этом дне сохранились воспоминаниядруга Амундсена Цапфе, у которого Амундсен и Дитриксоностанавливались и провели несколько часов до отлета.
Ко времени прибытия «Латама»в Тромсо здесь уже находились два больших самолета – шведский ифинский, готовившиеся к полету на Шпицберген. Кроме того, наШпицберген же летел большой итальянский гидроаэроплан, и его прибытияежечасно ожидали в Тромсо. Наконец, на крайнем севере Норвегии, вВадсо находился второй итальянский гидроаэроплан «Савойя»,тоже готовившийся к отлету на Шпицберген.
Таким образом, спасательная работаэкспедиций разных наций приобретала характер некоторого соревнованияи притом нездорового. Нет ничего удивительного, что Амундсеном и егоспутниками тоже овладела лихорадка соперничества. Амундсен сталторопить Гильбо с отлетом. На самолет было взято 1224 килограммабензина, 90 литров масла, 10 килограммов глицерина, несколько бутылокпитьевой воды, да пакет с бутербродами. Вот и все! Всякие толки отом, что Амундсен предполагал потом во время полета изменить своймаршрут и лететь прямо к «группе Нобиле», чтобы явитьсятуда первым, и для этого взял с собой доски и динамит, совершенновздорны. Как мы уже упоминали, он знал о неспособности «Латама»садиться на льды, а кроме того, точный список взятого на самолетгруза со всей очевидностью доказывает, что у Амундсена и в мыслях небыло изменять свой курс. Однако и тогда и долго еще потом во времяпоисков Амундсена в Норвегии многие утверждали, что «Амундсен,конечно, опять изменил свой план, как тогда с Южным полюсом, и потомуон не погиб. Он еще где-нибудь вынырнет!»
Прибыв в Тромсо на «Латаме»,Амундсен и Дитриксон отправились к Цапфе, где позавтракали, выкурилипо трубочке, приняли ванну и улеглись спать. Французские летчики тожелегли отдохнуть в гостинице, где им было отведено помещение. Зазавтраком Цапфе угостил друзей копченой лососиной, и Амундсенпопросил дать им ее с собой. Жена Цапфе сделала сейчас же массубутербродов и уложила их в коробку.
Уже в 11 часов утра Дитриксонотправился в гавань помогать при погрузке бензина на «Латам».Амундсен остался у Цапфе.
Для благополучного совершения полета отТромсо до Шпицбергена, конечно, было чрезвычайно важно получитьточные и надежные сведения о состоянии погоды в этой области океана.Поэтому Амундсен несколько раз связывается по телефону сГеофизическим институтом и узнает, что между Шпицбергеном и Норвегиейпогода неспокойная – дует свежий ветер. Однако позднеенаступает значительное улучшение, хотя около Медвежьего островатуман. В общем, лететь можно. На всякий случай Институт обещает датьеще раз сведения в 14 часов.
Тем временем Амундсен получаетсведения, что итальянский самолет стартовал в Вадсо в 12 часов 15минут и пошел прямым рейсом на Шпицберген. Поэтому, когда Институт,выполняя свое обещание, звонит в 14 часов и сообщает, что условияпогоды имеют тенденцию к улучшению, а у Медвежьего острова туманрасходится, Амундсен решает немедленно стартовать. В Тромсо погодабыла замечательная – тихая и ясная.
«Когда мы кончили обедать, –рассказывает Цапфе, – Дитриксон пошел на совещание сГильбо. Через полчаса он вернулся и сообщил, что французы чувствуютсебя совершенно отдохнувшими и готовыми к полету.
– Ну, так летим, –сказал Амундсен.
Тщетно я пытался еще раз убедить их внеобходимости обождать, чтобы побольше отдохнуть, к тому жебезветрие, может быть, сменится ветром. Финский самолет незадолгоперед этим пытался было подняться, но вынужден был опять сесть наводу. Говорили, что это из-за чересчур тихой погоды».
Моторная лодка доставила всехучастников полета и провожающих к самолету, и ровно в 4 часа дня«Латам», с трудом оторвавшись от воды, пошел прямо на юг,чтобы, очевидно, воспользоваться более благоприятным воздушнымтечением.
Вопреки всем сведениям,распространявшимся потом, надо отметить здесь, что «Латам»стартовал не в перегруженном состоянии – иначе он не оторвалсябы от воды при той безветренной погоде, которая стояла в Тромсо, ивынужден был бы ждать до следующего дня, как его шведский и финскийсотоварищи.
Еще в тот же вечер – 18 июня –итальянский летчик Маддалена благополучно прибыл в Кингсоэй. Нотщетно ждали там и 18, и 19, и 20 числа Амундсена. Он не подавал осебе никаких вестей и вскоре по всему миру стали распространятьсясамые разнообразные слухи и толки о судьбе «Латама 47» иего отважной команды.
Как ни странно, но сперва отсутствиесведений об Амундсене никого особенно не встревожило. Все знали, чтоон уже не раз с честью выпутывался из самых опасных положений. Крометого, высказывались предположения, что он опять одурачил всех иполетел не в Кингсбэй и не к «группе Нобиле», а к темшестерым несчастным, которые остались в корпусе дирижабля и не моглиподать о себе миру весть из-за отсутствия радиостанции. Спустя тричаса после отлета «Латама» в Тромсо слышали чей-торадиосигнал. Как будто кто-то, может быть, и «Латам»,вызывал радиостанцию в Кингсбэе. Затем шедший на Шпицберген угольщик«Марита» слышал 18 июня к вечеру слабые сигналы бедствия«SOS». Можно было надеяться, что «Латам»все-таки долетел до Шпицбергена или во всяком случае сел на водугде-нибудь за Медвежьим островом и теперь дрейфует В сторонуГренландии.
Но суждено было сбыться худшимпредположениям. «Латам» не долетел до Шпицбергена, как недолетел, повидимому, даже и до Медвежьего острова. Амундсен, такнастоятельно требовавший «спаренного» полета аэропланов вполярных областях, на этот раз пустился в опаснейшее предприятие, неприняв им же самим рекомендованных мер безопасности. Человеческаясуетность, ложно понятые чувства национального самолюбия заставиликоманду «Латама» убегать от своих конкурентов –шведов, финнов, итальянцев, вместо того, чтобы, об’единив усилия,отправиться в полет одной эскадрильей.
Два с половиной месяца весь миртрепетно ждал известий о судьбе отважного исследователя и егоспутников. Два с половиной месяца все питали надежду, что он жив, чтоон спустился где-нибудь у пустынных берегов Шпицбергена илисоединился с третьей, еще не найденной группой итальянцев. Такхотелось всем верить, что судьба, до сих пор баловавшая Амундсенасовершенно феерическими успехами, создавшая легенды вокруг его имени,будет к нему милостива и на этот раз. Но счастливая звезда Амундсена,начавшая уже меркнуть после его похода к Южному полюсу и толькоиногда озарявшая яркими вспышками жизненный путь этого замечательногочеловека, потухла…
Одна из фальшивок, циркулировавших вНорвегии в связи с исчезновением Амундсена. Записка, якобыподписанная Амундсеном и извлеченная из бутылки, принесенной течением
Первого сентября по всем странамСтарого и Нового Света пронеслась весть, сообщавшая о находке в мореу берегов Птичьего острова, недалеко от Тромсо, поплавка отгидроаэроплана. Как показал тщательный осмотр, поплавок – одиниз балансовых поплавков под нижними несущими поверхностями самолета –безусловно принадлежал «Латаму». За последние годы небыло ни одного случая гибели или пропажи без вести гидроаэропланов,снабженных поплавками такого типа. Значит, с самолетом произошлонесчастье. Где же и когда?
Поздней осенью 1928 года в 400 милях кюгу от Тромсо был найден бензиновый бак. На нем была медная дощечка снадписью «Латам». Бак помещался в корпусе самолета и,вероятно, его выбросило из глубины после того, как «Латам»пошел ко дну. Однако есть и такое предположение, что самолет привынужденной посадке на воду потерял один из поплавков, и командапыталась заменить его пустым баком из-под бензина. Значит, в этомслучае спуск произошел довольно благополучно. Но при большом волнении«Латам» все равно не мог бы продержаться долго на воде,даже если он и превратился в моторную лодку или просто в ладью «безруля и без ветрил» и дрейфовал по воле течения к западу, т. е.к берегам Гренландии.
Так или иначе, у Амундсена и егоспутников не могло быть особенно больших шансов просуществоватьдолго.
Обстоятельства гибели «Латама»неизвестны и не будут никогда известны, если катастрофа произошлавнезапно. Если же «Латам» сел на воду более или менееблагополучно, а смерть не была жалостлива к смелым летчикам, и онимедленно умирали от голода и холода один за другим, то, может быть,мир когда-нибудь еще узнает, как, почему и когда погиб «Латам47» со своим экипажем. Может быть, через Десятки леткакой-нибудь исландский рыбак или гренландский эскимос найдут буекили металлический сосуд с запиской Амундсена…
А может быть, «Латам 47»вскоре после своего отлета из Тромсо рухнул с высоты в волны океана,как подбитая птица?..
Целая комиссия изучала и тщательноосматривала найденные поплавок и бак, анализируя каждую царапинку,каждую трещинку на них и стараясь восстановить ту обстановку, прикоторой поплавок оторвался от своих креплений, а бак очутился в воде.
К сожалению, мы лишены возможностипривести здесь результаты этого осмотра и анализа, равно как иповторить более или менее осторожные предположения или остроумныесоображения экспертов. Быть может, когда-нибудь гибели Амундсенабудет посвящена у нас целая книга.
Но что нам сейчас до того, где и какпоцарапан поплавок или бак и кто мог их повредить! Все равно фактостается фактом: Амундсен и его спутники погибли! Но своей смертьюАмундсен только снискал себе ореол новой славы, придал новый блесксвоему ослепительно яркому имени. Сотни крупнейших исследователейсочли бы себя счастливыми, если бы им удалось благополучно завершитьхотя бы один из великих замыслов Амундсена. Он совершил все, чтопоставил себе жизненной целью. И скрылся из глаз людей в туманнойдали, исчез навеки на пути в Арктику, где провел столько лет вупорной тяжелой работе, где ему так хотелось найти свой вечный покой.
Геройская смерть закончила егозамечательную жизнь…
БИБЛИОГРАФИЯ

Для своей книги автор использовалпрежде всего норвежские источники: полное собрание сочинений Р.Амундсена, отдельные монографии, газетные и журнальные статьи. Приописании антарктических путешествий Амундсена автор базировался такжеи на работах английских историков полярного исследования.
Цитаты из книг, имеющихся в русскихпереводах, взяты по изданным текстам. Во всех остальных случаях онипереведены автором.
Для читателей, желающих ознакомитьсяподробнее с теми или иными вопросами, в связи с прочитанным,рекомендуются следующие работы на русском языке:
Амундсен, Руал. Моя жизнь. Перев. снорвежского М. А. Дьяконова. «Прибой», 1930.
Амундсен, Руал. ПлаваниеСеверо-западным проходом на судне «Йоа». Перев. снорвежского М. П. Дьяконовой. Изд-во Главсевморпути. Лгр. 1935.
Амундсен, Руал. Южный полюс. Перевод снорвежского М. П. Дьяконовой. Изд-во «Молодая Гвардия».Лгр. 1937.
Амундсен, Руал. На корабле «Мод».Сокр. перев. с норвежского Л. Г. Кондратьевой. Гиз. М. Лгр. 1929.
Амундсен, Руал. По воздуху до 88°сев. ш. Перев. с норвежского, с рукописи М. А. и М. М. Дьяконовых.Гиз. М. Лгр. 1926.
Амундсен, Руал, и Элсворт, Линкольн.Перелет через Ледовитый океан. Авторизованный перевод с норвежского,с рукописи М. А. и М. М. Дьяконовых. Гиз. М. Лгр. 1927.
Андрэ, С. Гибель экспедиции Андрэ.Перев. с норвежского, М. А. и М. П. Дьяконовых. Перевод шведскихматериалов К. М. Жихаревой. Гхл. Лгр. 1931.
Бэрд, Ричард. Над Южным полюсом. Перев.с английского, В. Л. Дуговской. Изд. Главсевморпути. Лгр. 1935.
Визе, В. Ю. Моря советской Арктики.Изд-во Главсевморпути. Лгр. 1936.
Гельвальд, Фр. В области вечного льда.История путешествий к Северному полюсу. Изд. 2-е. СПБ. 1884.
Дьяконов, М. А. Путешествия в полярныестраны. Под ред. проф. В. Визе. 3-е дополн. изд. Изд-во ВсесоюзногоАрктического института. Лгр. 1933.
Есипов, В. К. и Пинегин, Н. В. ОстроваСоветской Арктики. Северное краевое изд-во. Архангельск. 1933.
Норденшельд, А. Э. Плавание на «Веге».Перевод с шведского Анны Бонди. Изд-во Главсевморпути. Лгр. 1936. т.1–2.
Пинегин, Н. В. В ледяных просторах.Изд-во писателей. Лгр. 1933.
Пири, Р. Северный полюс. Перевод санглийского В. Л. Дуговской. Изд-во Главсевморпути. 1935.
Самойлович, Р. Л. Во льдах Арктики.Поход «Красина» 1928 г. Изд-во ВсесоюзногоАрктического института. Лгр. 1934.
Самойлович, Р. Л. История полетов вАрктике и Антарктике. Статья в сборнике «Воздушные путиСевера», изд-во «Советская Азия». Москва. 1933.
Свердруп, Г. У. Плавание на судне «Мод»в водах морей Лаптевых и Восточно-Сибирского. Материалы комиссии поизучению Якутской АССР, вып. 30. Лгр. 1930.
Скотта, Р. капитана. Дневник. Дополн. ипересм. перевод 3. А. Рагозиной. Изд-во Всесоюзного Арктическогоинститута. 1934.
Урванцев, Н. Н. Два года на СевернойЗемле. Изд-во Главсевморпути. Лгр. 1936.
Шеклтон, Э. В сердце Антарктики. Перев.с анг. О. Ю. Шмидта. Изд. Главсевморпути. Лгр. 1935.

Другие книги
ТЕХНИКИ СКРЫТОГО ГИПНОЗА И ВЛИЯНИЯ НА ЛЮДЕЙ
Несколько слов о стрессе. Это слово сегодня стало весьма распространенным, даже по-своему модным. То и дело слышишь: ...

Читать | Скачать
ЛСД психотерапия. Часть 2
ГРОФ С.
«Надеюсь, в «ЛСД Психотерапия» мне удастся передать мое глубокое сожаление о том, что из-за сложного стечения обстоятельств ...

Читать | Скачать
Деловая психология
Каждый, кто стремится полноценно прожить жизнь, добиться успехов в обществе, а главное, ощущать радость жизни, должен уметь ...

Читать | Скачать
Джен Эйр
"Джейн Эйр" - великолепное, пронизанное подлинной трепетной страстью произведение. Именно с этого романа большинство читателей начинают свое ...

Читать | Скачать